Бакшеев Сергей Павлович: другие произведения.

Тайна точной красоты (Математик)

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Конкурсы романов на Author.Today
Творчество как воздух: VK, Telegram
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Издавался в "Подвиге" (10-2009). Серия "UNICUM". Главный герой каждого романа - человек с уникальными способностями или гений в определенном роде деятельности. "Тайна точной красоты (Математик)". Гениальный математик Константин Данин выглядит ненормальным. Убита его мать, все улики против Данина. Однако бывшая учительница убеждена, что кто-то охотится за трудами математика, имеющими отношение к Великой теореме Ферма. История теоремы полна загадок, интриг и крахов. За ее доказательство обещана огромная премия, и всегда существовали люди, готовые продать душу за разгадку многовековой тайны.
  Аннотация
  
  Серия "UNICUM". Главный герой каждого романа - человек с уникальными способностями или гений в определенном роде деятельности.
  "Математик". Детектив-триллер о гениальном математике.
  
  Серия: "UNICUM" состоит из 6 романов:
  1. КОМПОЗИТОР
  2. МАТЕМАТИК (Формула убийства)
  3. ПАРАЛИЗАТОР
  4. ГАЛАКТИКА МОЗГА
  5. ОПЕРЕДИ, ЕСЛИ УСПЕЕШЬ (Предвидящая-1)
  6. ВЕРНИ, ЕСЛИ УСПЕЕШЬ (Предвидящая-2)
  
  Тайна точной красоты []
  Это журнальный вариант романа "Формула убийства", изданного в 2018 издательством КСД.
  Тайна точной красоты (МАТЕМАТИК)
  Число - есть сущность всех вещей.
  Пифагор
  
  1
  
  Дверь в квартиру открылась легко, отмычка оказалась подобрана идеально. Старый ворсистый коврик в прихожей тоже порадовал - следов не останется. Да и денек сегодня в Петербурге, несмотря на середину октября, выдался сухим, с легким ветром. Золоченые шпили и кресты соборов блестели в лучах низкого северного солнца, и темные очки на лице, прикрытом капюшоном, выглядели вполне уместно. В такую погоду даже любопытные старушки-домоседки выползают из двора-колодца и не спешат вернуться обратно в промозглую серость. Оптимальный день для задуманного преступления. Да и не преступление это вообще, а благородный поступок, которому суждено войти в историю.
  Человек, проникший в квартиру, попытался унять нарастающее возбуждение, осмотрелся.
  Прямо по коридору кухня и ванная, справа - единственная комната. Неужели в этой обшарпанной неухоженной квартирке хранится разгадка Великой тайны, за которой сотни лет охотились лучшие умы человечества? Если это так - мир издевательски несправедлив. Хотя великолепные алмазы тоже находят среди грязной руды.
  А вдруг квартира пуста? От неприятной мысли заныло под сердцем. Нет, это исключено! Гениальное сокровище здесь! Опасный визит должен принести долгожданную награду.
  Худая немного сутулая фигура остановилась на пороге комнаты.
  Старый диван, рабочий стол с бумагами, книжный шкаф, забитый научной литературой, за ширмой виднеется узкая кровать, в углу старомодная этажерка с нелепыми безделушками и больше ничего. Нет даже телевизора или компьютера. Правильно говорят: сытость - сестра лени и подружка праздности. Гении во все времена жили бедно. А вот умные люди рядом с ними должны жить хорошо! Так повелось веками, и менять что-то совершенно ни к чему.
  Почувствовав сладостный озноб предвкушения, человек поправил перчатки и двинулся к столу. Глаза пожирали стопку бумаг и блокнотов. Желанный миг приближался.
  И в этот момент в замочной скважине заскрежетал ключ.
  Виски покрылись холодным потом, глазки забегали. Кого еще нелегкая принесла раньше времени?
  Фигура в синей куртке с капюшоном метнулась на кухню.
  Скорее всего, вернулся математик. Его абсурдные поступки не поддаются четкому прогнозу. Он наверняка потащится к рабочему столу, и на кухне будет безопаснее. Появится возможность осмыслить новую ситуацию.
  Однако из прихожей послышалось старческое сопение и шаркающие шаги.
  Старая карга вернулась! По всем расчетам, она должна была потратить на поход в магазин как минимум час. Но она вернулась сразу! Что ее принесло? А вот и причина. Потертый кошелек на кухонном столе. Проклятая тетка забыла деньги! Как трудно иметь дело с бестолковыми стариками.
  Шаги приближались. Застигнутый врасплох гость вытянулся вдоль стены между холодильником и распахнутой дверью. Это единственное место, где можно спрятаться.
  Если хозяйка возьмет кошелек и, глядя в пол, удалится, то ничего не потеряно. А если заметит? Дверь-то из матового стекла. Как много неприятных 'если'. Неужели из-за никчемной тетки сорвется хороший план? Отступать нельзя. Дело зашло слишком далеко. Величайшая ценность где-то рядом. На пути к ней жалкая бесполезная старуха. Справиться с ней легко. Достаточно толкнуть, и путь свободен. Но бежать сразу глупо. Тогда простого толчка будет мало. Надо, чтобы она на время отключилась. Нужно успеть найти то, ради чего всё это затеяно.
  Качнулась дверца. Грузная хозяйка вошла в кухню.
  Чем бы шарахнуть ее по голове?
  И как рассчитать силу удара?
  
  2
  
  Дежурный по району капитан милиции Рыжков дожевал бутерброд с колбасой, запил его остывшим чаем и только после этого неохотно поднял трубку давно дребезжащего телефонного аппарата. Хотя смена только началась, его голос был профессионально уставшим.
  - Дежурный слушает. - Пухлощекий капитан стряхнул с губ мягкую крошку, она попала на решетку микрофона, и ему пришлось сбить ее ногтем. - Да слушаю я вас, слушаю! Не тараторьте, излагайте по порядку. Фамилия? Я спрашиваю вашу фамилию!
  Капитан уныло выслушал сообщение врача скорой помощи о том, как та приехала на сердечный приступ и застала бездыханное тело пожилой женщины.
  - Ну а нам-то чего звоните? Разбирайтесь с ней сами.
  Рыжков хотел было положить трубку, но его остановил торопливый возглас врача:
  - Да труп-то по вашей части, криминальный!
  - С чего вы взяли? - болезненно поморщился капитан.
  - На голове заметен след от удара.
  - Кровь есть?
  - Немного. Ссадина с кровоподтеком.
  - Череп проломлен?
  - Нет.
  - Ну, вот видите! Старушке стало плохо с сердцем, она упала...
  - Послушайте, - возмутилась врач, - я не сопливая стажерка и достаточно насмотрелась на трупы! Сердце тут ни при чем! Можете игнорировать мой звонок, но в отчете я укажу, что сообщала вам.
  - Ладно, ладно, - пошел на попятную капитан милиции, прекрасно понимая, что опытный врач 'скорой' вряд ли ошибается в таких вопросах. - Как давно наступила смерть?
  - Не больше часа назад.
  - Кто вызвал 'скорую'?
  - Соседка или знакомая убитой. Она здесь.
  - Замечательно. Соседку не выпускайте. Всем оставаться на месте и ничего не трогать. Сейчас пришлю бригаду. Диктуйте точный адрес. - Капитан записал адрес квартиры и фамилию жертвы, жестом остановив шедшего мимо оперативника. Закончив разговор по телефону, он подмигнул через стойку перехваченному коллеге: - Долго дрыхнешь, Стрельников. Очередная подружка из постели не отпускала?
  - Если бы... Я с опроса по заданию следователя. Торчал на остановке, свидетелей вылавливал. - Подтянутый тридцатилетний оперативник расстегнул турецкую кожаную куртку не первой молодости, и в его пальцах невесть откуда оказалась сигарета.
  - Вот тебе, Виктор, новое задание. Бери адресок и дуй с ребятами на квартирку. Да не ерепенься ты раньше времени, тут рядом.
  - Чего там? - оперативник угрюмо взглянул на протянутую бумажку.
  - Старушка окочурилась. Некая Софья Евсеевна Данина. Думаю, ей помогли, а может - и несчастный случай.
  - Если мокруха, вызывай сразу прокурорских. У них эксперты...
  - А у нас Семеныч сегодня дежурит. Он у мухи отпечатки лапок на лету может снять. Давай, давай, мне твое недовольство видеть ни к чему. Там уже толкутся врач, свидетель. Это же не заказняк, а бытовуха - по горячему раскроете. Тебе чего, галочка в отчетности повредит?
  Стрельников сунул в рот сигарету, сжал узкие губы, пальцы ловко играли одноразовой зажигалкой. Досада на волевом красивом лице сменилось раздумьем. Чиркнуло колесико зажигалки, задрожал язычок голубого пламени.
  - А курить тут не надо, - остановил оперативника дежурный. - В своем кабинете можете дымить сколько угодно. А еще лучше, по пути покуришь. Бери людей, и дуй на место.
  - Машину даешь?
  - Бери, пока свободна. Только недолго там. Дело, чувствую, плевое.
  
  Спустя двенадцать минут трое сотрудников милиции поднимались на третий этаж старого питерского дома с проходным двором. Старший лейтенант Виктор Стрельников уверенно шел первым. За ним топал накаченный молодой опер Алексей Матыкин со сплюснутым боксерским носом и сбитыми костяшками пальцев. Последним мягко ступал эксперт Барабаш, сорокапятилетний темноглазый мужчина с тонкими усиками и несколько надменным выражением лица. В отделе его уважительно величали Семенычем. В руке эксперт бережно нес потрепанный за годы службы чемоданчик.
  Еще на подходе к парадному Стрельников профессионально отметил, что двор был пуст. Невзирая на ясную погоду, низкие солнечные лучи сюда не проникали, и надеяться на наблюдательных пенсионерок, греющихся на скамейке, не приходилось. В такие дни они предпочитают выходить на проспект или направляются к набережной.
  Врач 'скорой помощи', крупная женщина с прокуренным голосом, встретила милиционеров благородным негодованием.
  - Наконец-то! У меня, к вашему сведению, еще вызовы имеются. И никто мне их не отменит.
  - Старший оперуполномоченный Стрельников, - сухо представился милиционер. Он давно убедился, что официальный тон, развернутое удостоверение и рукоять пистолета, мелькнувшая под мышкой, лучше всего сбивают с обывателей ненужную спесь.
  - Маслова Вера Анатольевна, врач 'скорой', - сдержанно ответила женщина.
  Стрельников оставил Алексея при входе, а сам вместе с Семенычем прошел на кухню, откуда виднелись подошвы стоптанных туфель лежащей на полу женщины. Врач семенила за ними.
  - Расскажите, Вера Анатольевна, как вы нашли тело?
  - Мы приехали по вызову, предполагали инфаркт, а тут... Я с первого взгляда поняла, что опоздали. Вот, сами посмотрите.
  Пожилая полная женщина в расстегнутом пальто лежала лицом вверх. Ее глаза были закрыты, а на бледном лице застыла гримаса боли. Рядом валялись осколки разбитой стеклянной вазы и три поникших розы в лужице мутной воды. Оперативник прикинул, где могла располагаться ваза. Выходило, либо на кухонном столе, либо на невысоком холодильнике. Обратил он внимание и на нетронутый кошелек на краю стола, и на закрытую женскую сумочку на полу.
  - А вы продолжайте рассказ, Вера Анатольевна, - напомнил Стрельников. - Как вы установили причину смерти?
  - Сначала я расстегнула верхнюю одежду на груди женщины, хотела сделать укол, но пульс и дыхание полностью отсутствовали. Потом я подняла голову и заметила след от сильного удара в затылочной области. Для этого мне пришлось снять с нее берет. Он на табуретке.
  Виктор Стрельников кинул взгляд на тонкий коричневый берет. Такой головной убор не спасет от сильного удара.
  - Она не могла стукнуться при падении?
  - Нет. Ссадина со следами кровоподтека расположена в верхней части головы. Так не ударишься об пол. К тому же она падала вперед лицом.
  - Лицом?
  - Да. Левая кисть имеет характерный перелом. Пыталась опереться при падении, но возраст и вес...
  Невозмутимый Семеныч, осматривавший тело, энергично кивнул, подтверждая слова врача:
  - Ударили тупым предметом сзади. Предположительно разбитой вазой. Удар не сильный, но много ли старушке надо.
  - Выходит, стопроцентная мокруха. А тело уже ворочали да и наследили не мало, - констатировал старший лейтенант. Его бесцветный голос был лишен явно выраженных эмоций.
  - Я больше ни к чему не прикасалась, - поспешила оправдаться врач.
  - Кто первый обнаружил ... пострадавшую?
  Стрельников хотел сказать 'труп', но вовремя перестроился, чтобы не травмировать попусту чувства близких или соседей. Нет ничего хуже, опрашивать свидетелей, находящихся на грани нервного срыва.
  - Меня встретила пожилая дама. Она в комнате, - указала врач и спросила: - Я могу идти?
  - Сначала ваши показания запишет наш сотрудник. Потом, если у эксперта не возникнет дополнительных вопросов, вы будете свободны. - Стрельников позвал из коридора опера-боксера: - Алексей, займись врачом. Устройтесь где-нибудь. На кухню не входить, там Семеныч работает.
  - А где же нам? - Матыкин с готовностью доставал бумаги.
  - Да хоть в ванной. А я в комнату. Там главная свидетельница.
  Старший лейтенант вошел в жилую комнату. За столом, спиной ко входу сидела худенькая совершенно седая женщина в расстегнутом бежевом плаще с приподнятым воротником. Рядом лежала миниатюрная шляпка в тон плащу. Женщина увлеченно перелистывала книжку в мягкой обложке, держа ее на вытянутой руке, и обратила внимание на сотрудника милиции, только когда он крякнул в кулак и представился.
  - Вишневская. Пенсионерка, - с достоинством ответила дама, словно произносила дворянский титул.
  Она осталась сидеть, лишь повернулась на скрипучем вращающемся пластиковом кресле. Теперь Стрельников мог ее разглядеть лучше.
  Гордая осанка, атласные волосы, скрепленные сзади смелой заколкой, ухоженные брови, маленькие золотые серьги и чуть подкрашенные губы говорили о том, что хозяйке не безразличен ее внешний вид. Вытянутая шея была предусмотрительно укутана легким платком, но многочисленные морщины вокруг глаз выдавали ее возраст: хорошо за пятьдесят, и образ жизни: вечно занята чтением.
  - Кем вы приходитесь хозяйке квартиры?
  - Я ее знакомая... старая знакомая. Живу в соседнем доме, из арки направо.
  - Вы подтверждаете, что женщина на кухне - это Софья Евсеевна Данина?
  - Несомненно, это она.
  Оперуполномоченный был несколько удивлен спокойным рассудительным тоном собеседницы. Он больше привык к женским истерикам и нервным обморокам при виде трупа.
  - Когда вы видели хозяйку квартиры последний раз? Я имею в виду живой.
  - Сегодня. Не больше часа назад.
  - Даже так. Расскажите поподробнее об этом.
  - Два раза в неделю мы с Софьей Евсеевной ходим в магазин. Она старше меня, я помогаю ей покупать продукты. Сегодня мы созвонились и как обычно договорились встретиться около магазина. Знаете 'Продукты', угловой магазин на проспекте?
  Виктор кивнул, свой район он знал хорошо.
  - Но Софья обнаружила, что забыла кошелек. Я предложила дать ей в долг, но она ни в какую. Погода, говорит, хорошая, спешить некуда, прогуляемся. Мы вернулись к ее дому. Я осталась на улице, там солнышко, а она зашла во двор. Я ждала минут пятнадцать, потом стала беспокоиться. Думаю, не случилось ли чего?
  - Так вот сразу? - старший лейтенант намеренно округлил глаза.
  Женщина поспешила уточнить:
  - С возрастом здоровье, сами понимаете, лучше не становится. А Софья в последнее время на лекарствах жила. Излишний вес, давление, диабет.
  - И вы решили пойти за ней?
  - Да.
  - Во время ожидания и потом, когда вошли во двор, вы кого-нибудь заметили?
  - По улице естественно проходили люди. Но все мимо.
  - А из арки кто-нибудь появлялся?
  - Нет. - Женщина уверенно покачала головой. - Точно нет. Я ждала Софью с минуты на минуту, и всё время наблюдала за аркой. Но вы знаете, из этого двора можно выйти и на другую улицу. Если к метро, так короче.
  - А в парадном? Когда вы поднимались...
  - Никого не было. Я бы сразу вам об этом сообщила. Пока вы до нас добирались, товарищ милиционер, - с укоризной заметила Вишневская, - у меня было достаточно времени, чтобы всё как следует вспомнить.
  'Или придумать версию, как скрыть свою причастность к преступлению', - невольно подумалось старшему лейтенанту, глядя на невозмутимую женщину. Убита ее близкая подруга, а она сохраняет железное спокойствие, книжку листает.
  - Теперь расскажите, как вы зашли в квартиру?
  - Дверь была лишь прикрыта. Я позвонила и сразу толкнула ее. А потом заметила Софью. Ее ноги были видны с порога. Я решила, что ей стало плохо, и она упала. Я проковыляла на кухню, повернула ее, потрясла, брызнула водой, но тщетно. Она не приходила в сознание. И я сразу вызвала 'скорую'. Пока они приехали, я заметила разбитую вазу и ужасный след от удара на голове Софьи.
  - Хорошо. Допустим, это так.
  - Что значит, допустим? Вы мне не верите? - возмутилась седая женщина. Ее маленькие серые глазки требовательно впились в Стрельникова.
  Старший лейтенант проигнорировал недовольство. Пора ставить ее на место, решил он. Свидетель, первым обнаруживший тело, не редко оказывается убийцей.
  - Как вы могли заметить ссадину на голове, если Данина в тот момент была в берете? - ледяным голосом спросил оперативник.
  - Это хорошо, что вы очень внимательны, - спокойно отреагировала женщина, выдержав напористый взгляд милиционера. - На Софье действительно был одет берет. Я ощутила пальцами слипшиеся от крови волосы, когда перевернула ее на спину и поправила голову, чтобы ей удобнее было лежать.
  - Получается, в момент обнаружения, Софья Евсеевна лежала лицом вниз?
  - Да. Я готова показать, как это выглядело.
  - Чуть позже, - отрезал Стрельников, вновь поразившись спокойствию пожилой свидетельницы.
  Он осмотрел простенькое убранство квартиры.
  'А брать тут, похоже, нечего. На ограбление никак не тянет, даже кошелек на месте. Значит, бытовуха? - задумался старший лейтенант и сам себе ответил: - Скорее всего. Хотя следов пьяного застолья что-то не наблюдается. Но нынче времена такие, что убивают и с похмелья и просто от дури, как в прямом, так и в переносном смысле'.
  Стрельников обошел комнату и вновь обратился к Вишневской:
  - Скажите, кто еще проживает в этой квартире?
  - Сын Софьи Евсеевны, Константин.
  - Та-ак. И чем он занимается?
  Глаза седой женщины лукаво вспыхнули. Вместо ответа она неожиданно предложила:
  - Виктор Стрельников, вы же сыщик. Догадайтесь сами! - Слова прозвучали дерзко, как преднамеренный вызов.
  Старший лейтенант осекся. Он почувствовал себя словно на экзамене. Мысль, осадить странного свидетеля, даже не появилась. Он еще раз пробежал взглядом по комнате.
  Отовсюду веяло неухоженностью: покосившийся карниз над окном, замотанная скотчем треснувшая ножка этажерки, разболтанная настольная лампа, да и на кухне кран капал. Непохоже, чтобы здесь жил рукастый работяга. А вот многочисленные книги и научные журналы явно говорили о том, что в квартире обитает этакий ботаник в очках, которому даже телевизор не нужен. Он вечно погружен в бумаги, вон как вытерт паркет под креслом у письменного стола. Сейчас мы определим его профессию.
  Стрельников остановился у небольшого портрета бородатого мыслителя над этажеркой. Напоминает писателя или ученого. Но явно не Эйнштейн с высунутым языком, и на Хемингуэя не похож. Этих двоих старший лейтенант знал хорошо. Их обожала вешать на стены питерская интеллигенция времен молодости его родителей. Ученые и писатели, как эстрадные звезды и спортсмены тоже подвержены моде. Каждое поколение выбирало своих кумиров. Но сейчас наступило время всеобщего хаоса в мыслях и поступках. Властителями дум стали денежные мешки и вертлявые телезвезды свободных нравов.
  За спиной заскрипело кресло, пожилая свидетельница соизволила встать.
  - Не узнаете, Виктор Стрельников?
  Старший лейтенант удивленно обернулся. Женщина с нескрываемой иронией глядела на него. Что она хотела сказать своим вопросом? Кого он не узнает? Бородача на портрете? Профессию жильца? А может быть ее?
  - А я, как услышала стреляющую фамилию да посмотрела на вас, сразу узнала. Здравствуйте, Виктор.
  Женщина демонстративно прошлась по комнате, заметно припадая на левую ногу. И тотчас в памяти милиционера всплыл школьный урок.
  - Вишневская. Учительница по математике, - растерянно пролепетал он.
  - Как дважды два - четыре! Я та самая Валентина Ипполитовна Вишневская, - подтвердила догадку смелая женщина, никогда не стеснявшаяся своей хромоты и вызывающей седины. Она выждала паузу и снисходительно указала на портрет. - А это - Пифагор, величайший математик древнего мира. Я вам рассказывала о нем в школе. Вспоминаете?
  
  3
  
  510 год до рождества Христова. Кротон. Древняя Греция.
  Рев толпы под окнами становился всё более угрожающим. Пифагор окинул взором растерянные лица нескольких учеников, пригладил убеленную сединой бороду и, сохраняя достоинство, вышел на балкон. Внизу десятки факелов, дрожащих в нетвердых руках, боролись с темнотой сгущающейся ночи. Весь двор знаменитой математической школы был заполнен беснующейся толпой. Большой дом, в котором Пифагор жил со своими лучшими учениками, а также соседний дворец правителя города Кротон были окружены негодующим народом. Двери зданий были забаррикадированы изнутри, но вряд ли такая мера представляла серьезное препятствие для восставшего люда.
  Заметив на балконе влиятельнейшего гражданина страны, толпа на миг смолкла.
  - Чего вы хотите? - спросил математик.
  Из массы черни, дышащей винными парами, бесцеремонно выдвинулся приземистый человек в широком хитоне с серебряными пряжками на плечах. Под складками его одежды угадывался большой кинжал.
  - Справедливости! - выкрикнул предводитель. - Ты Пифагор и твои ученики живут в свое удовольствие, а мы работаем на вас. Вы нежитесь в роскоши, а наши дети умирают от голода. Вы не знаете, что такое труд, а мы об отдыхе только мечтаем.
  Голос оратора и его агрессивный вид показались смутно знакомыми Пифагору. Математик хотел возразить, но он привык оперировать точными цифрами и работать с четкими утверждениями, которые требовалось доказать или опровергнуть. Поэтому он только усмехнулся.
  - Ты несешь ахинею. Мы тоже работаем.
  - А-ха-ха! - грубо рассмеялась пьяная толпа. - Поглядите-ка, он работает! Покажи мозоли на своих руках!
  - Мы производим самое важное - знания! - запальчиво крикнул Пифагор.
  Слово перехватил предводитель простонародья. Факел отбрасывал резкие тени на его искаженное злобой лицо.
  - Ваши знания вы превращаете в тайну! Вы надменны и скрытны. Никто из нас не ведает, что творится за этими стенами. Ваше братство отгородилось от всего мира. Как вы используете добытые тайны? Какие обряды вы там совершаете? Каким богам поклоняетесь? Мы требуем ответа!
  - Ответа! Ответа! - загудела толпа.
  Сотни негодующих глаз буравили Пифагора. В их позах читалось алчное нетерпение, словно голодный люд смотрел на пир из-за решетки.
  - Числу, - выдохнул математик и, видя, что его не расслышали, бесстрашно выкрикнул: - Мы поклоняемся Числу!
  Он хотел объяснить величие и могущество самого точного божества, но толпа его опередила.
  - Нет такого Бога!
  - Он издевается над нами!
  - Он научился считать, чтобы обкрадывать нас!
  - Тихо! - взмахом руки остановил балаган предводитель. Чувствовалось, что из всех собравшихся он единственный четко знал, чего хотел. - В последнем походе наши воины собственной кровью одержали тяжелую победу. Горожане поддерживали их всем, чем могли. Армия вернулась с огромной добычей. И где сейчас это богатство?
  Вожак восставших с поднятой рукой развернулся к замершей толпе. Народ, не дыша, ждал ответа. Выждав паузу, оратор яростно ткнул указательным пальцем в направлении Пифагора.
  - Всё присвоили и разделили правитель города и пифагорейское братство! А простой народ опять оставили ни с чем! Это справедливо?
  - Нет! - разом взревели сотни глоток.
  - Кто в этом виноват?
  - Он!
  - Что за это полагается?
  - Смерть! Смерть!
  Народ, угрожающе размахивая факелами, придвинулся к стенам здания. Шум толпы не позволял им ответить. Пифагора одернул один из учеников.
  - Покиньте балкон, учитель. Вы только раздражаете их.
  Математик отступил вглубь комнаты. Человек в хитоне с серебряными застежками проводил его сверкающим взглядом триумфатора.
  - Кто управляет безумцами? - спросил Пифагор о предводителе разгневанной толпы.
  - Силон. Много лет назад вы не приняли его в священное братство математиков. Он затаил на вас злобу.
  - Черная зависть способна сделать из жалкого неудачника мстительного преступника, - скорбно покачал головой Пифагор. - Где правитель города? Почему он не приходит нам на помощь?
  - Он с охраной сбежал еще утром. Во дворце остались только слуги.
  Отдельные крики за стенами слились в яростный гул разбушевавшегося моря. На балкон упал горящий факел. Самый юный из учеников торопливо спихнул его вниз и вернулся к Пифагору. Его красивые глаза расширились от ужаса.
  - Они поджигают стены здания, - испуганно сообщил юноша.
  Математик поднял печальный взгляд и задумчиво произнес:
  - Как жаль, что я не успеваю.
  - Учитель, наш дом сейчас сгорит!
  Пифагор спокойно посмотрел на перепуганного молодого человека, ободряюще похлопал его по предплечью и сказал:
  - Паника плохой советчик, друг мой. Идем к братству.
  По широкой лестнице Пифагор спустился в просторный центральный зал, где его ждали более двух десятков встревоженных учеников. Среди них были как юные с невесомым пушком на подбородке, так и зрелые мужи с окладистой бородой. Долгие годы Пифагор отбирал самых способных к математике и посвящал их в волшебный и таинственный мир чисел. Они жили как братья и достигли выдающихся результатов, но не спешили выносить их за стены этого здания. Открывшаяся красота и безукоризненная грациозность математического мира сохранялась ими как бесценный сосуд в священном храме науки. С помощью добытых знаний они строили модель окружающего Мира и не хотели представить публике неоконченную работу.
  Однако сегодняшний день рушил эту систему.
  Математик остался стоять на предпоследней ступеньке лестницы. Отсюда он был лучше виден и слышен.
  - Братья, - обратился Пифагор к собравшимся, - мы много лет поклонялись его величеству Числу. В благодарность за наше упорство и терпение оно открыло нам немало удивительных тайн. Среди них есть поистине великие, способные улучшить окружающий мир. Мы бережно хранили их и передавали только друг другу. Нашим знаниям многие завидуют. Зависть гложет их маленькие души, они боятся нас и хотят уничтожить. Вы слышите, как разгораются стены этого доброго дома, служившего нам защитой. Здесь нас посещало озарение. Здесь мы создали атмосферу, где сам воздух был пропитан числами и формулами. Мы дышали и наслаждались ими. Но сегодня я призываю вас навсегда покинуть это здание. Попытайтесь спасти наши рукописи. Вы должны вырваться из огня и разъехаться во все уголки великой Греции. Пришло время поделиться нашими знаниями с обществом. Отныне вы не ученики, а учителя. Наши достижения в математике не должны быть уничтожены!
  Взволнованное братство загудело.
  - Учитель, с кем пойдете вы?
  - Я стар и останусь здесь.
  - Но, учитель...
  - У вас нет времени! Спешите! Расходитесь по дому и убегайте через разные окна. Кто-нибудь из вас обязательно вырвется. - Пифагор жестом остановил ропот. - И помните о моей последней великой проблеме. Те, кто останутся в живых, должны приложить максимум усилий для ее решения. Если у вас не получится, передайте проблему своим ученикам. Эта загадка должна быть решена.
  В дальнем углу зала вспыхнула занавеска, огонь прополз по стене и лизнул потолок.
  - Пора. Бегите! - махнул рукой Пифагор.
  Он дождался, пока ученики в смятении покинули зал, и направился в свою комнату в правом крыле здания. Старый математик плотно прикрыл дверь, подоткнул под нее одеяло и сел за стол. У него еще остаются минуты, чтобы заняться любимым делом.
  В последние дни на рабочем столе Пифагора неизменно лежала запись самой знаменитой его теоремы:
  
     ,
  
  в любом прямоугольном треугольнике сумма квадратов катетов равна квадрату гипотенузы. Ниже были начертаны тройки целых чисел, удовлетворяющих этой формуле, во главе с самой красивой из них: 3, 4, 5. Была здесь и ошеломляющая комбинация: 99, 4900, 4901. Такие числа ученики называли пифагоровыми тройками. Пифагор изобрел метод отыскания таких троек и доказал, что их существует бесконечно много.
  Но стоило в том же уравнении всего лишь заменить степень 2 на 3, как всё непостижимым образом менялось. Заурядная задача превращалась в архисложную. Вот уже год Пифагор не мог найти ни одной комбинации целых положительных чисел, удовлетворяющих новому уравнению третьей степени. С этой же проблемой не могли справиться и его энергичные ученики. Простое на первый взгляд уравнение не давалось никому.
  Великий математик погрузился в раздумья. Ему страстно хотелось отыскать эти загадочные сочетания цифр, чтобы завершить свою жизнь, наслаждаясь новой победой разума над тайнами мира чисел.
  В комнате становилось жарко, сквозь щели проникали тонкие струйки удушливого дыма, но увлеченный мудрец лишь прикрыл рот тонким платком, смоченным в вине. Он чувствовал, что блуждает где-то рядом с удивительной разгадкой. Под напором огня затрещала дверь, пламя ворвалось в маленькую комнату, охватывая желтыми щупальцами стол и стул под Пифагором. Математик вздрогнул. Но вздрогнул не от языков пламени, коснувшихся его одежды, а от замечательной идеи, как вспышка молнии озарившей его сознание.
  А вдруг он ищет то, чего не существует? Ведь в математике даже отрицательный результат - тоже полноценное достижение. Таких целых чисел нет вообще! И вот тому прекрасное доказательство!
  Пифагор быстро записал строгие математические выкладки, доказывающие его идею. И тут же схватил рукопись, намереваясь выбраться из комнаты. Новое достижение не должно погибнуть, он обязан его спасти!
  Математик рванулся к двери, проем дышал жарким пламенем. Он устремился к окну. Рука схватилась за подоконник, там - спасение! Но сверху упала горящая балка и ударила его по спине. Пифагор рухнул, попытался встать, однако почувствовал, что ноги не слушаются его.
  И тогда Пифагор успокоился. Он закрыл глаза, окунувшись в умопомрачительную Красоту гениального доказательства. Огонь полз по его одежде, но сила счастья, охватившая его дух, была выше боли бренного тела.
  Великий математик умер абсолютно счастливым.
  
  4
  
  Изумленный опер Виктор Стрельников нещадно корил себя. Где же его хваленая наблюдательность, которую так ценят коллеги? Как он сразу не узнал в этой принципиальной старушке с умным цепким взглядом ту строгую, но совершенно нестандартную учительницу математики из специализированной школы? А ее жизнерадостные присказки: 'дважды два - четыре' и 'дважды два - пять' - как их можно забыть? Первая, одобрительная, сопровождалась сдержанной улыбкой, а вторая - колючим ехидным взглядом.
  Вишневская еще в молодости дерзко игнорировала раннюю седину и совершенно не красила волосы. В те годы серебряная изморозь только начинала отвоевывать жизненное пространство в черных локонах молодой женщины, а сейчас одержала безоговорочную победу.
  Надо отдать должное, седина ее не портила. Модная одежда и современный макияж Валентины Ипполитовны всегда выделяли ее среди серых коллег, но сильная хромота в сочетании с незаурядным интеллектом и нетерпимостью к чужим ошибкам отпугивали потенциальных женихов. Она и раньше была одинокой, и сейчас Стрельников не заметил на ее безымянном пальце обручального кольца.
  Валентина Вишневская раздробила левую ногу в юности в результате жуткой автомобильной аварии. Вопрос стоял об ампутации, но нашелся хирург-кудесник, который по кусочкам собрал сломанные косточки и сохранил красивой девушке живую ножку, хотя она и получилась короче и уже не такой стройной и гладкой, как невредимая правая. Так пятнадцатилетняя озорная Валя Вишневская превратилась из расцветающей красавицы в жалкую хромоножку. Одноклассники от нее отвернулись.
  В студенческие годы развязные парни порой обращали на Валю внимание, но с одной единственной целью. Они считали, что девушка с дефектом более покладиста и не станет возражать, если они такие крепкие и полноценные завалят ее в постель. И бывало, что Валя верила наглецам и дарила им себя слепо и беззаветно. Но после каждого такого случая ее ждало горькое разочарование. Победитель не утруждал себя ухаживаниями и нежностями, потому что искренне верил, что облагодетельствовал калеку и имеет теперь право пользоваться ею когда угодно. Особо циничные рассказывали о ней сальные истории и называли хромой давалкой. Чаще всего так поступали невзрачные парни, которых отвергли красивые девушки. Вырвавшись из-под гнета собственной неполноценности, они превращались в безжалостных нравственных уродов.
  Сполна хлебнув подобного 'счастья', Валентина Вишневская после окончания педагогического института уже не верила ни одному мужчине и всячески сторонилась любых знаков внимания с их стороны. Сны о красивом принце, который нежным поцелуем снимет с нее оковы хромоты, остались в прошлом. Подушка больше не намокала от девичьих слез. Вишневская сосредоточилась на работе. Не на карьере и показных результатах, а на повседневном незаметном труде школьной учительницы математики.
  Она стремилась заинтересовать, удивить и увлечь учеников изучением своего любимого предмета. Свободное время она посвящала самообразованию, а сферой ее интересов являлось всё многообразие проявлений законов науки в повседневной жизни. Особенно увлекали ее неразгаданные научные тайны. Она щедро делилась полученными знаниями и часто отступала от дидактических рекомендаций школьной программы, за что ей неизменно доставались шишки на педсоветах и восторженные глаза учеников в классе.
  Трудно сказать, чем бы закончилось столь своенравное поведение молодой учительницы в советской школе, если бы не случай. Мама одного из учеников поделилась сомнениями со своей подругой. Та узнала подробности и поведала о странной учительнице своему отцу, директору лучшей в Ленинграде специализированной школы с математическим уклоном. Опытный руководитель навел справки, побывал на ее занятиях, и вскоре Валентина Ипполитовна Вишневская была переведена в его школу. Здесь приветствовались увлеченные преподаватели с нестандартным подходом и широкой эрудицией.
  Валентина Ипполитовна поправила яркий шифоновый платок на шее и подошла к Стрельникову, продолжавшему пребывать в растерянности рядом с портретом Пифагора.
  - Вы, Виктор, учились в нашей школе до седьмого класса, а потом перешли в обычную.
  - Да, Валентина Ипполитовна, у вас хорошая память.
  - Пока не жалуюсь. Я даже помню ваши ошибки в контрольных.
  - Они были так интересны?
  - Нет. Просто у других учеников они почти не встречались, а у вас их было много. Это запоминается. Вы правильно сделали, что сменили школу. - Бывшая учительница мягко улыбнулась.
  Стрельников смущенно крякнул, словно почувствовал себя на уроке.
  - Это не я. Вы посоветовали родителям, - напомнил он.
  - Разве? - женщина выразительно прищурилась, словно обращалась к ученику у доски. - Вы об этом жалеете?
  Старший лейтенант с улыбкой покачал головой. Его глаза торопливо пробежались по книжным полкам, вернулись к портрету Пифагора, оперуполномоченный выпрямил спину и бодро отрапортовал:
  - Возвращаясь к вашему вопросу, Валентина Ипполитовна, могу с уверенностью заявить, что проживающий здесь гражданин занимается математикой.
  - Как дважды два - четыре.
  Милиционер зарделся от давно забытой похвалы.
  - Его зовут Константин Данин, - продолжила Вишневская. - Он на пять лет старше вас и был одним из лучших учеников нашей школы. Вы понимаете, что это значит?
  - Догадываюсь. Ошибок в его контрольных вы уж точно не припомните.
  - Зато я помню его красивые решения.
  - Да-а, о каждом из нас остается своя память.
  - Это лучше, чем полное забвение. Белое и черное предпочтительнее грязно-серого, - успокоила опытный педагог. - Вы были очень непоседливым мальчиком, и вот теперь - старший лейтенант милиции, сыщик! Я, признаться, всегда завидовала этой профессии. Родись я мальчишкой, глядишь, была бы вашим начальником.
  Пожилая женщина вздохнула, и в этом жесте действительно чувствовалось сожаление. Оперуполномоченный вспомнил о своих прямых обязанностях и спросил:
  - Где сейчас работает Константин Данин?
  - В последнее время нигде. То есть работает, конечно, но дома.
  - Дома? - Стрельников явно заинтересовался услышанной информацией. - Неужели нигде не ценят гения?
  - Гением быть трудно, Виктор. - Учительница сделала вид, что не заметила иронии в словах милиционера. - У них несколько иные представления о том, что такое успех или счастье.
  - Это меня и пугает. Если Данин нигде не работает, значит, в момент убийства он мог находиться в квартире.
  Вишневская скептически посмотрела на старшего лейтенанта.
  - Я думаю, это неправильная версия. Как дважды два - пять!
  - Вы что-то знаете? - с плохо скрываемым неудовольствием спросил Стрельников. - Софья Евсеевна упоминала о сыне, когда возвращалась домой?
  - Нет, она ничего ни о ком не сказала. Спешила за кошельком.
  - А кошелек, между прочим, на месте, - сквозь зубы процедил оперативник. Профессиональная уверенность вновь вернулась к нему. - Так чаще всего и случается, когда убийство происходит на почве бытовой ссоры.
  - Да не ссорились они!
  Милиционер снисходительно взглянул на пожилую женщину. Уж он то мог бы поведать наивной учительнице о той грязи и мерзости, которая порой творится во внешне благополучных семьях и выползает наружу в виде вот таких бессмысленных убийств.
  Входная дверь отворилась, в прихожей зашуршала снимаемая верхняя одежда. Стрельников мгновенно напрягся, прижался к стене, рука потянулась к наплечной кобуре. Мысли просчитывали варианты: вернулась врач 'скорой', только что покинувшая квартиру, или пришел каяться главный подозреваемый. Бывшая учительница неодобрительно следила за рукой милиционера.
  В дверях комнаты появился худой взлохмаченный мужчина с высокими залысинами. На его вытянутом лице выделялись крупные пластмассовые очки с обмотанной изолентой дужкой. Неравномерная щетина на щеках говорила о том, что брился он дня три назад, причем совершенно неаккуратно. Свитер крупной вязки, вытянутый в вороте и локтях, и старые давно не глаженые брюки, украшенные снизу шрапнелью засохших брызг, дополняли портрет одинокого мужчины средних лет, лишенного женской заботы.
  Вошедший человек смотрел в пол, беззвучно шевелил губами и с изумлением заметил присутствующих после того, как Валентина Ипполитовна, всплеснув руки, шагнула к нему и обняла за плечи.
  - Костя, здравствуй. С твоей мамой произошла беда.
  Константин Данин застыл посреди комнаты и тревожно пялился большими карими глазами на незнакомого ему Стрельникова, вынырнувшего словно из ниоткуда с самым суровым выражением лица.
  - Разрешите ваши документы, - сухо потребовал старший лейтенант.
  - Паспорт там, в ящике, - Данин растерянно указал в сторону стола.
  - Это Константин Яковлевич Данин, математик, сын Софьи Евсеевны, - представила мужчину Вишневская. - А это старший лейтенант милиции Виктор Стрельников. Вот вы и познакомились.
  Милиционер не разделял дружеского тона пенсионерки. Он уже листал паспорт, не забывая поглядывать на странного математика. Данин заметил беспорядок на рабочем столе и импульсивно бросился к нему.
  - Что здесь творится? Я никому не разрешаю прикасаться к моим бумагам. Никому!
  - Теперь эти вопросы в моей компетенции, - отрезал старший лейтенант.
  - Константин, здесь всё так и было, - поспешила вмешаться Вишневская. - Милиционеры ничего не брали. А что-то не так?
  - Кто-то рылся в моих бумагах. Мама никогда это не делает. - Данин нервно перебирал разрозненные записи, будто что-то искал. Вскоре он истерически рассмеялся. Листы выпали из его рук и разлетелись по полу.
  - Что-нибудь пропало? - тревожно поинтересовалась Валентина Ипполитовна.
  - Да так, сущие пустяки, - лицо математика, искаженное сарказмом, повернулось к милиционеру. - Что здесь происходит? Зачем вы здесь?
  - В вашей квартире произошло печальное событие, Константин Яковлевич. А именно: убийство вашей матери.
  Старший лейтенант следил за выражением лица Данина. Первые эмоции многое могут сказать о подозреваемом. Тот, словно не расслышал оперативника и перевел непонимающий взгляд на бывшую учительницу.
  - Да, Константин, это так. Кто-то ударил Софью Евсеевну по голове. Она умерла.
  - Вы разве ничего не заметили, когда вошли в квартиру? - с подковыркой спросил милиционер.
  - Я? Нет, - покачал головой математик.
  - Странно.
  - Она на кухне, - подсказала Вишневская. Учительница знала, что в сосредоточенном состоянии многие ученые действительно всё делают машинально и ничего не замечают вокруг.
  Данин пробежал по коридору и натолкнулся на эксперта, деловито склонившегося над телом матери. Тот сделал строгий знак Алексею Матыкину:
  - Никого сюда не пускать! Хватит, уже натоптали.
  Молодой оперативник заслонил широкой грудью проход. Растерянный Данин приподнял очки, потер глаза и медленно вернулся в комнату. Худое тело беспомощно плюхнулось в видавшее виды кресло.
  - Как вы понимаете, я должен задать вам несколько вопросов, - продолжил разговор Стрельников, буравя пытливым взглядом математика. Подавленное состояние Данина его вполне устраивало. В этом случае заведомую ложь легко распознать. Милиционер с напором спросил: - Где вы были сегодня в последние полтора часа?
  - В Петербурге, - устало шепнул Данин.
  - Это и так понятно. Я спрашиваю, где вы находились в период, - Стрельников взглянул на часы, чтобы определить время преступления, - с одиннадцати тридцати до текущего момента?
  - Я гулял по улицам Петербурга.
  - Вы вышли из дома одновременно с Софьей Евсеевной?
  - Нет. Когда я уходил, она только собиралась в магазин.
  - Допустим. Куда вы пошли?
  - Домой.
  - У вас есть второй дом?
  - Нет. Я вышел из дома, чтобы вернуться в него.
  - А цель вашей прогулки?
  - Во время монотонного движения мысли упорядочиваются.
  - То есть, вы бродили бесцельно?
  - Я думал! Что тут непонятного?
  - Хорошо. Кто вас видел во время прогулки?
  - Люди, не страдающие слепотой, при условии, что я попадал в их поле зрения и их глаза были открыты.
  - Хм-м. Кто конкретно может подтвердить ваши слова?
  - Каждый, если они меня запомнили и умеют говорить.
  - Вы намерены издеваться над следствием? - разъярился Стрельников.
  - Я стараюсь отвечать на ваши вопросы максимально точно, - спокойно ответил Данин.
  В комнату заглянул Семеныч. Его тонкие усики, требовавшие кропотливого ухода, лучше всего отражали его натуру. Опытный эксперт свою работу выполнял осторожно и тщательно.
  Семеныч быстро оценил напряженную обстановку, поманил к себе Стрельникова и зашептал ему на ухо. Тот выслушал, медленно втянул носом воздух, что-то обдумывая, и решительно заявил:
  - Так. Сейчас мы снимем отпечатки пальцев. С вас и с вас, - старший лейтенант указал на Данина и Вишневскую.
  - Это необходимо? - поинтересовалась бывшая учительница.
  - Это позволит ответить на важный вопрос.
  - Тогда я не возражаю, - согласилась пенсионерка.
  Пока эксперт обрабатывал полученные отпечатки, старший лейтенант выдал новую команду.
  - А теперь, Валентина Ипполитовна, с вашей помощью мы должны воспроизвести точное положение тела в момент обнаружения.
  Женщина понимающе кивнула, отложила ватку, которой она протирала испачканные краской пальцы и с готовностью прошла на кухню. Там она без 'охов' и 'ахов' принялась руководить молодым опером с физиономией боксера.
  - Переверните ее, пожалуйста, лицом вниз. Да, вот так. Чуть-чуть сюда. Лицо было повернуто вправо. Левая рука согнута, прижата телом, а правая, наоборот, вытянута. Кисть лежала в луже среди рассыпавшихся цветов. Эти розы я ей подарила две недели назад, первого октября. Я только с лета на пенсии. Мне некоторые ученики до сих пор цветы дарят на день учителя. Вот я с ней и поделилась. Софья Евсеевна ведь тоже учителем была, преподавала математику в ПТУ. Но о ней все забыли.
  Валентина Ипполитовна укоризненно посмотрела на Стрельникова, будто он лично виноват в забвении погибшей учительницы.
  - Не отвлекайтесь, - вежливо одернул ее старший лейтенант. - Посмотрите внимательно. Теперь всё так, как вы застали?
  Пенсионерка повертела седой головой и утвердительно кивнула.
  - Да, именно так.
  - А где до момента преступления стояла ваза с цветами? - поинтересовался оперативник, перебегая взглядом от Вишневской к притихшему Данину.
  - На холодильнике. Вот здесь, - первой указала Валентина Ипполитовна.
  - Угу, высоко. Значит, случайно зацепить при падении жертва ее не могла. - Он крикнул в коридор. - Семеныч, ты закончил?
  - Готово, - подтвердил Барабаш.
  - Зафиксируй картинку.
  Эксперт попросил всех отойти и щелкнул несколько раз фотоаппаратом. Когда он закончил, старший лейтенант вопросительно посмотрел на него.
  - Семеныч, что у нас с пальчиками?
  - На вазе, которая послужила орудием убийства, есть свежие отпечатки правой руки вот этого человека. - Эксперт без эмоций указал на Константина Данина.
  Виктор Стрельников победоносно улыбнулся. Дело и впрямь оказалось не сложным. Его голос окрасился стальными нотками:
  - Константин Яковлевич, мы задерживаем вас по подозрению в убийстве Софьи Евсеевны Даниной.
  Старший лейтенант сделал знак оперу-боксеру. Матыкин мгновенно оказался рядом с математиком и железной хваткой сжал ему кисти рук.
  - Зачем? Это же бессмысленно! - возмутилась Вишневская. - Константин здесь проживает, и его отпечатки, естественно, могут быть где угодно.
  Милиционер поежился под сердитым взглядом бывшей учительницы, но проявил твердость.
  - Увести, - кивнул он коллеге. - Вези в отдел.
  Щелкнули наручники. Данин, молчавший всё это время и напряженно смотревший в пол, еле слышно произнес:
  - Теорема Ферма... из-за нее...
  Он хотел что-то показать, но молодой оперативник подтолкнул упирающегося Данина к выходу.
  - Пшел, - буркнул опер-боксер. - Следователю будешь про теоремы байки заливать.
  Константин с трудом удержал равновесие. Его качнувшаяся голова оказалась около учительницы. Тусклые глаза под толстыми стеклами неожиданно посветлели. Данин шепнул:
  - Там было не всё.
  - Да, пошел ты! - ругнулся Алексей Матыкин и толкнул задержанного еще раз.
  По коридору протопали две пары мужских ботинок. Эксперт Барабаш подхватил чемоданчик и хотел уйти вслед за ними, но около входной двери задержался и пригляделся к простенькому замку. В его руке появилась отвертка.
  Вишневская проводила растерянным взглядом сгорбленную фигуру лучшего ученика и повернулась к старшему лейтенанту.
  - Это невозможно! Я тридцать лет знаю Костю Данина. Он не способен на такое. Он безобиден. Константин думает только о математике.
  - В жизни чего только не бывает, Валентина Ипполитовна, - Стрельникову было жаль бывшую учительницу. Как и многие обыватели, она пребывала в святой уверенности, что убийцы и насильники существуют где-то отдельно от обычных людей. - Пройдемте в комнату. Сейчас приедут из прокуратуры, и еще раз понадобятся ваши показания. После этого мы опечатаем квартиру.
  - Вы совершаете ошибку. Костю нельзя арестовывать.
  - Я делаю свою работу. Дальнейшее будет решать следователь.
  Расположившись в комнате, старший лейтенант дождался, когда женщина чуть-чуть успокоится, и смущенно спросил:
  - А что за теорему он упомянул.
  Валентина Ипполитовна удивленно вскинула выщипанные брови.
  - Верно говорят: как корабль назовешь, так он и поплывет. Вам бы Стрельников только стрелять. Теорема Ферма - самая великая недоказанная теорема в математике! Ее более трех с половиной веков пытались доказать самые гениальные умы. Разве вы не помните, я рассказывала о ней в школе после изучения теоремы Пифагора?
  - Я помню, что если нет доказательства, то это только гипотеза, а не теорема.
  - Однако Пьер Ферма, который ее сформулировал, утверждал, что знает ее доказательство!
  
  5
  
  1637 год. Тулуза. Франция.
  - ... на основании вышеизложенных фактов я считаю, что вина подсудимого полностью доказана. - Старый прокурор закончил свою нудную речь и с равнодушной усталостью посмотрел на судью.
  Пьер де Ферма, Главный судья Суверенного суда парламента Тулузы, снисходительно усмехнулся. Но легкого движения его губ никто из присутствующих не заметил, Ферма уткнул подбородок в сцепленные ладони и почти прикрыл глаза. Со стороны казалось, что он анализирует слова прокурора и мучительно размышляет о судьбе подсудимого. Однако если бы кто-нибудь из публики услышал его внутренний голос, то наверняка ужаснулся.
  'И это доказательство? Разве твои бредни можно величать столь высоким словом? - мысленно издевался судья над словами прокурора. - Часом раньше те же доводы приводил защитник и делал из них совершенно иные выводы. Что вы, великосветские недоучки, знаете о доказательствах?! Только в математике однажды доказанную истину никто не сможет опровергнуть. Математическое доказательство абсолютно! Ему не грозит ни время, ни циничные рассуждения тупиц подобных вам. В математике законы не меняются с приходом новых правителей, а истина не зависит от воли судьи. Незыблемость математических доказательств достойна восхищения в отличие от вашего продажного словоблудия'.
  Пьер де Ферма опустил руки, приподнял голову. Все в зале напряженно следили за главным действующим лицом процесса и ждали приговора. А облеченный властью судья желал быстрее скинуть свою неудобную мантию и оказаться в доме за рабочим столом, где его поджидали увлекательные математические задачи.
  'Пора заканчивать эту волокиту', - решил Ферма, приосанился и зычным голосом объявил приговор: сожжение на эшафоте! Собрав бумаги, он быстро покинул зал. Реакция собравшихся его не интересовала. В конце концов, мир не станет хуже, лишившись еще одного преступника.
  Дома, наспех поужинав, Ферма уединился в своем кабинете. Азартный блеск глаз выдавал в нем возбуждение охотника, заметившего в кустах очертания вечно ускользающей вожделенной добычи. Домашние знали, что в таком состоянии главу семьи нельзя тревожить.
  Пьер де Ферма сел за стол и зажег свечи. Два огонька на подсвечнике осветили раскрытый том 'Арифметики' Диофанта Александрийского. Пальцы судьи любовно разгладили страницы толстой книги с полутора тысячелетней историей. Ровесница 'Нового завета', настоящая библия математиков, была написана греческим ученым Диофантом в древней Александрии.
  В те времена книги и рукописи для Александрийской библиотеки собирались по всему миру. Каждый прибывающий в город корабль обязан был сдать имеющиеся на его борту книги в городскую библиотеку. Текст переписывался, копия возвращалась владельцу, оригинал оставался в городе. Кропотливыми усилиями образованных греков на протяжении нескольких веков была сформирована самая большая библиотека античного мира.
  Блестящий математик Диофант, работавший в Александрийской библиотеке, не только собрал воедино все достижения того времени, но систематизировал их и дополнил общими правилами и условными обозначениями. Он создал тринадцатитомную математическую энциклопедию, которой суждено было возродить интерес к математике в средние века. Пожары и войны не пощадили его труд. Сохранилось лишь первые шесть томов, которые прошли долгий путь через арабские страны, Константинополь и Ватикан, чтобы в семнадцатом веке увидеть свет на латинском языке.
  Ферма узнал об именитом греке из занимательной задачки. Отдавая должное увлечению Диофанта, потомки выбили на его могиле следующую эпитафию.
  
  В гробнице покоится прах Диофанта.
  Лишь мудрый узнает усопшего прожитый век.
  По воле богов шестую часть жизни он прожил ребенком.
  И половину шестой встретил с пушком на щеках.
  Минула седьмая часть, с любимою он обручился.
  С нею, пять лет проведя, сына дождался мудрец;
  Только полжизни отцовской возлюбленный сын его прожил.
  Отнят он был у отца раннею смертью своей.
  Дважды два года родитель оплакивал тяжкое горе,
  Тут и увидел предел жизни великой своей.
  
  С удовольствием решив математическую головоломку, в которой была зашифрована продолжительность жизни греческого математика, Ферма поспешил заказать его труды. Тот, кому посвящено такое оригинальное надгробие, не мог писать скучные книги.
  Сейчас на столе Ферма лежал второй том легендарной 'Арифметики' Диофанта. Вот уже две недели он был раскрыт на занимательных задачах, связанных со знаменитой теоремой Пифагора. Их решение доставляло тулузскому судье подлинное удовольствие. За это время Ферма кропотливо и трепетно разобрался со всеми головоломными задачами кроме одной.
  Ему никак не удавалось решить простенькое уравнение, на которое указал еще Пифагор:
  
  3  3  3.
  
  Искомое решение требовалось найти среди натуральных чисел, то есть таких, которые возникают при естественном счете: 1, 2, 3 и так далее.
  Он трудился над ним уже неделю. Каждую минуту, чем бы он не занимался, в его голове, раз за разом, прокручивались различные идеи и методы по решению проблемы. Одни мгновенно отвергались, другие причудливо трансформировались и приводили к рождению новых вариантов, которые, впрочем, тоже заводили в тупик. Но Ферма не сдавался. Мучительный поиск разгадки тоже был по-своему приятен.
  Вчера поздно ночью к нему заглянула заспанная жена.
  - Ты спать собираешься?
  - Не мешай, я занят поисками, - отмахнулся Ферма, подставляя в уравнение очередную комбинацию чисел.
  - Трудно искать черную кошку в темной комнате, - пробурчала удаляющаяся женщина.
  - ...тем более, когда ее там нет, - эхом закончил пословицу муж.
  Он услышал собственный голос словно со стороны, и на его лице застыла маска потрясения. Открывшаяся истина поначалу выглядела парадоксальной и даже циничной. Но, присмотревшись к ней, осторожно ощупав с разных сторон, он полностью проникся ею и окончательно осознал, почему за два тысячелетия никто не смог найти решения этой задачи.
  'Такого решения не существует! Натуральных чисел, удовлетворяющих этому уравнению, нет и быть не может!' - чуть не вскричал ошеломленный Ферма.
  Но голословного утверждения мало. Математика приемлет только строгое доказательство, в котором нет спорных моментов или исключений. Перо сломалось под его рукой, пальцы ерошили волосы и терзали кружевной воротник, огонек свечи трепетал от частого дыхания. Всё стало с ног на голову. Вместо того чтобы искать решение, нужно было доказывать, что его не существует!
  Изменившаяся перспектива открыла новые просторы для буйства мысли. Пьер де Ферма почувствовал себя в ударе. Несколько часов размышлений не прошли даром. И с первыми лучами солнца, проникшими в окно, его осенило. То, что долгое время лишь манило и являлось в виде отдельных намеков, как зыбкие очертания абстрактной ускользающей красоты, обрело реальную форму сияющего изумруда истины. Он нашел доказательство!
  Он долго вертел его в голове, попробовал 'на вкус' с разных сторон, в поисках скрытого подвоха, пока окончательно не убедился, что доказательство безупречно.
  Находясь в эйфорическом состоянии, когда все чувства обострены, и каждая клеточка мозга сверхактивна и жаждет работы, Ферма быстро заменил в исходном уравнении степень 3 на 4. Поначалу он недоверчиво приглядывался к новому равенству. Можно ли решить его? Он сделал несколько заметок на полях книги и понял, что его доказательство подходит и для этого случая. Уравнение четвертой степени также не имеет решения в натуральных числах!
  Счастье в своем самом концентрированном виде водопадом обрушилось на Пьера де Ферма. Но это была лишь малая часть огромной победы. Новые строгие рассуждения привели его к еще более неожиданному выводу.
  Во всем бесконечном мире натуральных чисел не существует трех таких , , и , которые удовлетворяли бы уравнению:
  
  n  n  n , где n = 3, 4, 5,...
  
  'Да! Да! И еще раз да! - окрыленный успехом Ферма в восторге потирал руки, переживая сладостный миг открытия. - Я окончательно доказал, что при любом n больше двух данное уравнение не имеет решения в натуральных числах! Именно поэтому со времен великого Пифагора никто не смог найти его'.
  Влюбленный в математику провинциальный французский судья схватил перо и написал на полях книги уравнение и фразу, которую сотни лет будут повторять многие тысячи математиков, кто с восхищением, а кто и с сарказмом:
  'Я нашел поистине удивительное доказательство этого предложения,
   но поля слишком узки для того, чтобы вместить его'.
  Ферма закрыл глаза и распахнул душу снизошедшей на него подлинной Красоте. Ощущение было столь прекрасным, а незримый образ столь безукоризненным и выверенным, что Ферма подумал: 'Вот она - точная Красота нашего Мира. Теперь я знаю ее Великую тайну'.
  В это утро удивленная жена опять заметила неподдельное счастье на лице мужа. Он не спал всю ночь, а чувствовал себя так, будто обрел невиданное богатство. Она тайком заглянула в его комнату. Тот же стол с истлевшими свечками, тот же толстый фолиант на латинском языке с непонятными греческими знаками, только открыт он уже на новой странице с чистыми неисписанными полями.
  И никаких сокровищ!
  'Странный у меня муж, - печально подумала женщина. - Как ребенок радуется легкомысленным задачкам. Хорошо хоть об этих странностях никто из городских вельмож не догадывается. Все его чудачества начинаются и заканчиваются в этой комнате, в окружении пыльных книг на греческом и латыни'.
  
  6
  
  - Пьер де Ферма так и не опубликовал свое доказательство, - вздохнула Валентина Ипполитовна. - Тогда это не было принято даже среди математиков. Чего уж говорить про королевского судью, которому это могло стоить карьеры. Он был гениальным математиком-любителем. Ферма лишь коротко сообщал в письмах другим математикам о своих достижениях, как бы бросая им вызов: повторите мой результат, если сможете! Только в 1670 году его сын, отдавая должное памяти неординарного отца, опубликовал в Тулузе 'Арифметику Диофанта с примечаниями Ферма'. Ученым повезло, что поля в первой 'Арифметике' были достаточно широкими. В новую книгу вошли сорок восемь примечаний Ферма, содержащих целую серию оригинальных теорем с обрывками доказательств, а порой и без них.
  - А дальше? - спросил заинтригованный Стрельников.
  - А потом началось необъявленное состязание. Математики, получив новую информацию, наперегонки стремились восстановить доказательства Ферма. Теоремы падали одна за другой. За долгие годы были проверены и доказаны все его утверждения. Но только одна теорема никак не поддавалась. Та самая про натуральные числа, к которой подступался еще Пифагор. За неуступчивость ее стали называть Великой теоремой Ферма.
  - Вы увлекательно рассказываете, Валентина Ипполитовна.
  - Я это делала и в школьные годы, Виктор. Только вы, видимо, пропускали мои слова мимо ушей.
  - В отличие от Константина Данина?
  - Уж он то всё схватывал на лету.
  - И загадку о продолжительности жизни Диофанта он наверняка решил быстро.
  - Сходу. А для вас она представляет трудность?
  - В уме я плохо считаю.
  - Голову надо развивать в любом возрасте, Виктор. Я запишу формулировку головоломки, а вы подумайте в свободное время.
  Учительница стоя написала в блокноте текст эпитафии и вырвала страницу.
  - А подсказка будет? - удрученно спросил оперативник, принимая листок.
  - Для решения достаточно составить уравнение с одной неизвестной.
  - Да-а, - старший лейтенант почесал подбородок и убрал листок. - Наверное, мы с Даниным сильно отличаемся.
  - Вы один, он другой. Он был лучшим по математике. Его арест - непростительная ошибка.
  - Валентина Ипполитовна, не переживайте. Это не арест, а временное задержание. Я должен был отреагировать на факты. Убийство все-таки. Кстати, меня удивила ваша реакция на смерть близкой подруги.
  - Что конкретно вас удивило?
  - Невозмутимость.
  - Это подозрительно?
  - Я бы сказал - нетипично.
  - Вы считаете, что я бессердечная?
  Оперативник промолчал. Вишневская прихрамывая подошла к окну и осталась стоять спиной к Стрельникову.
  - Когда-то я долго не могла смириться с неизбежным - своей хромотой. И только спустя годы выработала правило: не терзать себя понапрасну. Если случилось непоправимое, нельзя зацикливаться на переживаниях, надо двигаться вперед.
  - Для оперов - это норма. И все нас считают черствыми.
  Учительница обернулась. Ее глаза вновь стали строгими.
  - Когда отпустят Данина?
  Стрельников хотел что-то сказать, но в квартире появились трое бесцеремонных сотрудников прокуратуры и громко поздоровались с ним:
  - Привет, Стрелец. Говорят, ты уже раскрыл дело?
  - Стараюсь, - развязно ответил старший лейтенант и шепнул пенсионерке: - Теперь всё будет решать следователь.
  Он поспешил к вошедшим.
  
  Домой, после нового обстоятельного допроса, Валентина Ипполитовна вернулась совершенно расстроенной. Она издавна приучала себя и своих учеников не переживать из-за того, что уже не исправишь, а думать о будущем. Поэтому и держалась Вишневская рядом с телом Софьи Евсеевны по обывательским меркам неприлично. Как бы не велика была утрата, но убитую подругу уже не воскресишь, а вот Константин может стать новой безвинной жертвой. Уж очень нахраписто вел себя следователь и задавал на редкость однобокие вопросы.
  Сейчас Валентина Ипполитовна тревожно размышляла лишь об одном: как защитить Константина Данина? Ему нельзя сидеть в камере. Константин - гениальный математик, он физически слаб и не приспособлен для тюрьмы. Стрельников не хочет брать на себя ответственность, ссылаясь на букву закона. К кому бы тогда обратиться? Кто сможет помочь? Татьяна Архангельская? Ну конечно, она! Таня знает Костю с детства. Ее нынешний муж, Феликс Базилевич, человек со связями, он сам многим обязан Данину и если захочет, то обязательно выручит его.
  Валентина Ипполитовна потянулась к телефону, вспоминая, как первый раз увидела за школьными партами Костю, Таню и Феликса.
  
  Это был ее первый день в новой специализированной школе. Ей должны были дать шестой класс, тот замечательный возраст, когда все главные математические открытия для учеников еще впереди, но с ними уже можно говорить на равных. Однако директор попросил ее подменить заболевшую учительницу у первоклашек.
  Когда Валентина вошла к ним, класс сразу притих. На новую учительницу-хромоножку смотрели настороженно. Вишневская не пыталась разом снять все барьеры, в конце концов, уже завтра она будет объяснять сложные формулы и задачи гораздо более подготовленным детям. А с малышей что взять?
  - Складывать числа, надеюсь, все умеют? - ласково спросила учительница.
  - Да, - ответили несколько голосов.
  - Тогда вот вам мое задание. Сложите все числа от 1 до 100. Кто первый справится, пусть поднимет руку.
  По расчетам Валентины Вишневской, для выполнения этого задания детишкам понадобится целый урок. И у нее будет время лучше подготовиться к завтрашней важной встрече со своим классом.
  Остроносая Таня Архангельская с двумя загнутыми на плечах косичками старательно сложила один плюс два и перевела взгляд с тетради в клеточку на Феликса Базилевича и Костю Данина, двух лучших учеников в классе. Кто из них быстрее решит трудную задачу? От этого зависело, с кем она будет дружить в первую очередь, а с кем во вторую.
  Русоволосый Феликс сразу догадался, что надо применить хитрость. Он выписал в столбик первые три десятка цифр и сразу заметил, что цифры от 1 до 9 повторяются в каждом десятке. Если их вычесть, то останутся только круглые числа. Теперь достаточно один раз сложить цифры от 1 до 9, умножить на 10, а потом быстренько прибавить оставшиеся круглые числа. Это не сложно! От радостного открытия Феликс прикусил губу и заерзал по парте. Он на верном пути и первым справится с заданием!
  Таня уловила его ликующий жест. Она знала, что это означает скорую победу. Ну что ж, после уроков надо будет намекнуть Феликсу, чтобы он помог ей донести домой портфель. Базилевич не только умный, но и симпатичный, думала девочка, мусоля во рту колпачок авторучки и искоса поглядывая на сосредоточенный профиль ее избранника.
  Но первым руку поднял тщедушный очкарик Костя. Он в нетерпении потряс ею и даже стукнул по парте локтем, чтобы учительница заметила его.
  - Тебе непонятно задание, мальчик? - спросила Валентина.
  - Я решил его, - скромно сообщил Данин.
  - Сейчас посмотрим, - снисходительно улыбнулась учительница и приструнила остальных: - Никто не отвлекается, все продолжают сложение! Лучшим будет тот, кто первым правильно решит задачу.
  Валентина подошла к мальчишке в сереньком пиджаке мышиного цвета с разболтанной пуговицей под худым горлом. Он просто не понял задание. Сейчас она укажет на его ошибку и вернется за свой стол. За две-три минуты первоклашка не мог справиться с такой трудной задачей.
  - Покажи мне результат, - попросила учительница.
  Мальчик указал на число: 5050.
  Вишневская была поражена. Ответ правильный! Но, вглядевшись в краткую запись решения, учительница изумилась еще больше. Семилетний ученик применил формулу Гаусса для сложения арифметической прогрессии! Она даже не пыталась скрыть удивления.
  - Откуда ты знаешь эту формулу?
  - Я ее только что вывел.
  - Как?
  - Я сложил первое число с последним, второе с предпоследним и обратил внимание, что 1+100, равно 2+99, 3+98 и так далее. Имеем пятьдесят пар по сто одному. Умножаем и получаем результат.
  - Хорошо. - Учительница не знала, как реагировать на удивительную логику. - Но у тебя записана формула для общего случая.
  - Я решил вместо 100 поставить переменную n. Вдруг вы сейчас попросите сложить все числа от единицы до тысячи. - Чернявый мальчик, стриженный под машинку, смотрел снизу вверх просто и бесхитростно. - А что, я ошибся?
  - Нет. Всё правильно, как дважды два - четыре. - Валентина беспомощно развела руки, в первый раз столкнувшись с подобным проявлением гениальности. - Как тебя зовут?
  - Костя Данин.
  - Пожалуй, Костя, я дам тебе еще одну задачу.
  В тот день Валентина Ипполитовна решила, что шестой класс может и подождать. Ей достаточно первого. Она будет добиваться права учить столь одаренного мальчика.
  А Таня Архангельская, успевшая честно сложить первых три числа из ста, взглянула на разочарованное лицо Феликса и поняла, что ее портфель сегодня несет не он, а Костя Данин. Она даже согласна вынуть оттуда самый толстый учебник, чтобы ему было легче.
  Так Валентина Вишневская стала школьным учителем Константина Данина, а затем и его классным руководителем. Ей пришлось усиленно заниматься самообразованием, чтобы соответствовать стремительному прогрессу ученика и не переставать удивлять его, открывая всё новые и новые двери в неизведанное. С каждым годом это становилось делать всё сложнее. В старших классах Валентина Ипполитовна уже не могла угнаться за его неуемной жаждой к знаниям. Но она нашла выход. Учительница старательно подыскивала интересные книжки по математике и дарила их ненасытному ученику.
  Мысли моложавой пенсионерки вернулись к сегодняшнему печальному дню. Константин Данин вел себя странно только в глазах людей, совершенно не знающих его. Даже в самом отчаянном положении он думал только о математике. Что он прошептал перед тем, как его увели?
  Теорема Ферма. Великая загадка всегда терзала Константина Данина.
  Валентина Ипполитовна хорошо помнила, как познакомила любимого ученика с этой ахиллесовой пятой математики.
  
  Урок алгебры в седьмом классе начался как обычно. У нее было важное сообщение, но она всячески сдерживала себя, приберегая радостную новость к концу занятия. Незачем отвлекать ребят, учебный процесс превыше всего, без упорного труда не будет и хороших результатов. Но вскоре после звонка в класс зашел директор школы, грузный мужчина с густыми бровями и добрым лицом. Он часто посещал занятия и всегда приносил с собой один из томов 'Большой Советской энциклопедии'. Директор обычно садился за последнюю парту, шелестел тонкими страницами энциклопедии и, казалось, совершенно не следил за ходом урока.
  В этот раз в его руке тоже была толстая книга, но проходить вглубь класса он не стал. Он расположился перед доской, лукаво прищурился, прощупал всех хитрым колким взглядом, давая время каждому ученику подумать, за какую пакость его сейчас будут публично отчитывать. Выждав многозначительную паузу, директор прочистил горло и торжественно объявил, что на городской математической олимпиаде ученик их класса Феликс Базилевич занял почетное третье место.
  Все захлопали. Валентина Ипполитовна заметила, как взметнулся пышный хвост Тани Архангельской. В этом году девочка вытянулась, похорошела, избавилась от ненавистных косичек и сейчас восхищенно смотрела на Базилевича. Третье место в огромном городе - это большой успех! Профессорская дочка Таня Архангельская, в отличие от других девочек, дружила только с умными мальчиками.
  Феликс был явно смущен. Он принял грамоту из рук директора и исподлобья взглянул на Данина. Он прекрасно помнил, что подсмотрел решение одной из задач олимпиады у Кости. Выходит, остальные он решил лучше его и впервые обошел друга. Сегодня он победитель!
  Феликс Базилевич расправил широкие плечи, приосанился. Стыдливый румянец исчез с его лица. Он гордо смотрел на одноклассников. Ему понравилось быть в центре внимания и принимать поздравления. Улыбающийся Феликс красовался перед классом до тех пор, пока директор не похлопал его по плечу и не предложил вернуться за парту.
  Чтобы унять неутихающий гул директор поднял вверх толстую растопыренную ладонь.
  - Ученики нашей школы не раз становились призерами городских олимпиад. Это хорошая традиция. Я рад, что вы ее продолжаете. Но первое место, к сожалению, наши ученики завоевывают не так часто, как хотелось бы.
  - Следующий раз Феликс будет первым! - выкрикнул кто-то из класса.
  Базилевич скромно потупился, но тут же решил, что так не подобает вести себя победителю, и гордо улыбнулся. Он даже убедительно кивнул, обещая будущие успехи.
  - К счастью нам незачем ждать следующего года, - продолжил речь директор. Его взгляд опять прошелся по всем и остановился на худом скромном мальчике в больших очках. - Единоличное первое место в городской олимпиаде по математике в этом году занял ученик нашей школы Константин Данин! Теперь ему предстоит защищать честь города на всесоюзной олимпиаде. Поздравляю, и давайте вместе пожелаем ему дальнейших успехов.
  Татьяна Архангельская, как и все, перевела взгляд на Данина. Ее рот приоткрылся от удивления, а в больших карих глазах замелькали искорки неподдельного восторга.
  Вместе с почетной грамотой директор вручил победителю олимпиады толстую математическую энциклопедию. Именно ее он принес сегодня в класс.
  А от себя Валентина Ипполитовна подарила обоим отличившимся ученикам небольшие книжечки об увлекательной истории доказательства таинственной теоремы Ферма.
  
  7
  
  Яркое солнце.
  А может дождь.
  Какая разница, если гармоничный мир формул заслоняет собой всё!
  Вернувшись домой из школы, семиклассник Костя Данин вытряхивает из раздутого портфеля на диван толстый том математической энциклопедии, учебники и красочную грамоту. Они его сейчас не интересуют. Из разномастной груды книг и тетрадей его рука нетерпеливо выхватывает книжицу о Великой теореме Ферма. Валентина Ипполитовна всегда умудряется отыскать нечто увлекательное и интересное.
  Ранее учительница дарила ему книги о Пифагоре и Архимеде. И тот и другой встретили смерть, увлеченно решая математические проблемы. Пифагор погиб в огне. Архимеда заколол римский воин, когда отрешенный от всего мира ученый чертил на песке новые формулы. Они погибли за любимым занятием, совершенно игнорируя опасность.
  Эти истории до глубины души потрясли Костю Данина. Насколько удивительна должна быть математика, если даже смерть не в силах напугать человека, увлеченного ею.
  Косте не терпится. В его руках новая занимательная книга с формулами и задачами. Он плотнее закрывает дверь в комнату, чтобы отгородиться от запахов и шума коммунальной квартиры. Мальчик с ногами гнездится на старом уютном диване, который по ночам служит ему постелью. Завораживающе шелестят первые страницы.
  А на общей кухне гремят кастрюли. Около ванной визгливо ругаются сварливые соседки. 'Кто устроил незапланированную стирку?' 'Ну, я. А что?' 'Твой день когда?' 'Во вторник'. 'А сейчас чё? Пятница!' 'Так я же не виновата, что Мишка облевался!' 'Виновата! Он водку больше чем тебя любит!' 'Ах, так! Сейчас вывешу его облеванные портки в коридор. До вторника! Пусть все нюхают!'
  Но эти звуки Константина Данина больше не трогают. Внешний мир уплывает за горизонт. Он погружается в загадочный и удивительный мир строгих чисел и элегантных формул. Он испытывает потрясающее чувство азарта, сродни поиску таинственного клада, только ему не требуется для этого плыть через бушующий океан и разыскивать тайник на необитаемом острове. Причудливые острова, наполненные загадками, сами собой рождаются в его сознании.
  Путешествовать через лабиринт математических открытий - это самое увлекательное занятие, которое можно только представить. Это лучше любых фильмов про войну или индейцев, лучше игры в футбол или подглядывания за переодеванием девочек. Он еще в младших классах осознал, что от решения интересной задачи, получаешь удовольствие гораздо большее, чем от пирожного с газировкой или новогоднего подарка. Сейчас кое-кто из сверстников уже целуется и обжимается с одноклассницами. Они уверяют, что это высший кайф. Глупости! Пробиться через хитросплетения математических формул и найти правильное решение сложной задачи - несравнимо прекраснее. Когда это происходит, всё вдруг выстраивается в такую феерическую картину, что ты понимаешь: перед тобой - истинная Красота!
  Достоевский сказал, что Красота спасет мир. Константин был полностью согласен с великим земляком. Ведь проницательный писатель имел в виду не зыбкую красоту заката, благолепие свежих цветов или очарование смазливой мордашки. Всё, чем так восхищаются художники, быстро теряет свое вожделение и назавтра уже кажется унылым и постаревшим. А фундаментальная Красота самых выдающихся математических решений сияет вечно!
  Данин не сомневался, что именно такую незыблемую и точную Красоту подразумевал Федор Михайлович Достоевский, окончивший Главное инженерное училище, где изучал точные науки. Великолепные математические открытия не потускнеют никогда. Они служат людям, ведь в основе всего на свете лежит Его величество Число. Оно могущественно и вездесуще, а математики его счастливые подданные, которые делают жизнь лучше, удобнее и красивее. В благодарность за преданность и усердие Число им дарит Озарение.
  Шуршат переворачиваемые листы. Константин захлебывается новой книгой. Вот перед ним теорема. Она сформулирована просто, и понятна даже пятикласснику. Но с наскоку к ней не подступиться. Щедрый и предусмотрительный Пьер де Ферма утаил ее доказательство. Он предложил остальным математикам самим отыскать потрясающий путь к истине. Он не хотел лишать их удовольствия самостоятельного открытия. За теорему брались самые великие умы.
  Константин жадно читает захватывающую историю, ожидая, что, вот-вот, на следующей странице ему предъявят красивейшее доказательство. Он спешит еще раз насладиться чистой неподдельной Красотой.
  
  8
  
  Втолкнув задержанного в отделение, Алексей Матыкин расстегнул ему наручники, велел снять часы, ремень, шнурки и вытряхнуть все из карманов. Константин Данин безропотно выполнил требование милиционера, хотя не понимал смысла в подобных действиях. Но жизнь уже давно приучила его к смирению. Есть множество людей, которые не в состоянии разобраться в его элементарных логических выкладках. Значит, существует и обратное: люди, действия которых и ему не дано понять.
  - Взяли преступника? - заинтересовался дежурный капитан Рыжков. - Я же говорил, что быстро раскроете. Он старушку шлепнул?
  - Подозреваемый, - буркнул Алексей.
  - Это дело поправимое. До суда в этом качестве посидит, а там пойдет со статьей. Будем закрывать?
  - В камеру пока. Стрельников вернется и решит, как оформить.
  - А что клиент? Колется? - небрежный взгляд капитана прошелся по сутулой фигуре Данина
  - Под умного косит. Математик.
  - Ну-ну, ученый. И не таких умников раскалывали.
  За спиной звучно хлопнула тяжелая металлическая дверь, лязгнул засов. Константин Данин оказался в маленькой полутемной комнате без окон. Он ожидал увидеть неприятных соседей и внутренне напрягся, но, оказавшись в камере один, пристроился на дощатом настиле и успокоился.
  Сегодня его мыслительный процесс, который так хорошо стимулировался монотонной утренней прогулкой, грубо оборвали. Его арестовали за убийство матери. Какая нелепость! В одном утверждении сразу две ошибки: он не виновен, и маму не убивали.
  Константин никогда не мог взять в толк, почему власть достается людям, которые не знают законов математики? Это не только милиционеры. Попросите любого чиновника написать общее решение квадратного уравнения. И что? А ничего. Самодовольная улыбка - и всё! А ведь это программа седьмого класса. Почему перед защитой кандидатской диссертации ему пришлось сдавать кандидатский минимум по иностранному языку и истории, а перед назначением на высокопоставленную должность математический минимум не требуется? Может отсюда все наши проблемы?
  А с мамой произошел несчастный случай, решил Константин. Он помнит, как она лежала. Мама неудачно упала и получила смертельный удар в голову. Наверное, потянулась за вазой на холодильнике, поскользнулась, и тяжелая стекляшка с массивным донышком грохнулась на нее.
  Что делала эта ваза на холодильнике? Он не раз объяснял маме, что любование цветочками - несусветная глупость. Это нерационально! Да и откуда цветы в их квартире? Опять ВИ поделилась своими букетами.
  Константин еще в младших классах сократил неудобное и ухабистое, как бег с барьерами, имя Валентина Ипполитовна до краткого и емкого ВИ. Зачем такие длинные имена людям? Вот у переменных в математике очень четкие и ясные обозначения. Они мгновенно запоминаются, с ними приятно общаться. А с людьми...
  У Константина всегда были трудности с запоминанием фамилий. Познакомившись, он тут же забывал произнесенное собеседником имя. Вот милиционер, арестовавший его, он ведь представился. А как его зовут? Данин не помнил. Требовалось несколько встреч, чтобы новая фамилия отвоевала крохотную ячейку памяти в его упорядоченных мозгах, и не было никакой гарантии ее долгой сохранности там. Зато сложнейшие формулы и извилистые доказательства впечатывались в его памяти раз и навсегда.
  К определенным датам ВИ традиционно дарили цветы. Так произошло и в этот год, когда она вышла на пенсию.
  Странный ритуал цветодарения рациональный мозг Константина отказывался понимать. Этот обряд, кормивший гигантскую индустрию, по количеству приверженцев уже давно превзошел любую мировую религию и мало чем отличался от них. Люди верили, что таким нехитрым способом они совершают добро и приносят радость другим. Для цветочной религии не нужны были помпезные храмы, древние книги и вальяжные иерархи в золотых одеждах. Достаточно было придумывать и культивировать в обществе ритуальные даты.
  Бывали особые дни, когда значительная часть человечества сходила с ума в поклонении цветодарению. Для школьных работников это были: первое сентября, день учителя, дни рождения, 8 марта, последний звонок, каждый экзамен и выпускной. Считалось, что охапки убитых в период цветения, по сути, на взлете своего жизненного цикла растений, особенно радуют учителей. Якобы им нравится наблюдать за медленной смертью живого организма.
  Но Константин знал, что настоящее удовольствие ВИ получала от нестандартных решений математических задач. Он видел, как пластиковое ведро из-под мусора, заполненное шуршащими букетами, небрежно сдвигается в сторону и трепетно разворачивается его тетрадь с оригинальным решением самой сложной задачи из последнего номера журнала 'Квант'. А вслед за этим дежурная растяжка губ ВИ сменялась радостной улыбкой.
  Махровые цветочки кровавого цвета в тяжелой вазе появились в их доме с неделю назад. В результате, матери нет, а он арестован. Как всё нелогично! Это еще одно доказательство, что всё в мире устроено неправильно. Всё - кроме законов математики. Числа невозможно обмануть. Они сразу показывают просчет или подтверждают истину. А в жизни люди совершают ошибку за ошибкой и даже не замечают этого. Многие надрываются в бесконечных усилиях, не понимая, правы они или нет. Критерии, по которым оцениваются поступки, различны в разных странах, меняются с приходом новых правителей и сменой эпох.
  Мир несовершенен. Кроме математики. Ее законы не подвержены времени и не зависят от воли диктаторов. Ее результаты невозможно подтасовать. Математическое доказательство либо истинно, либо ложно. Третьего не дано, и в этом ее сила и незыблемость.
  Константин Данин посмотрел на стену камеры со следами царапин. Кто-то из бывших узников пытался поведать о своей участи или написать пустое: Лена, я люблю тебя. Что есть любовь, если ее нельзя описать числами? Очередная игра, где каждый сам себе придумывает правила. Или все-таки любовь подвластна цифрам?
  Математик задумался. Цифрами можно описать секс: продолжительность, частоту, амплитуду, максимальную площадь соприкосновения, изменение дыхания и температуры тела в процессе конвульсивных движений. Это любопытно, но достойно ли математики? Пусть над этим думают социологи или врачи. У него есть гораздо более интересные задачи.
  Глаза пробежались по другим надписям. Исцарапанные стены, как это примитивно. Раньше он тоже стремился всё записывать. В школе его руки вечно хранили следы мела и чернил из вытекших стержней. Мысленно рассуждая, он повторял размышления на бумаге или школьной доске. Строки формул летели одна за другой, перечеркивались, объединялись, сокращались, чтобы, в конце концов, выдать изящный и точный результат. Но вскоре он убедился, что запись нужна, чтобы поведать ход рассуждения другим. Для себя ему достаточно наметок, которые мгновенно восстановят в голове стройную картину доказательства.
  И с годами его записи становились всё короче и короче. У него появились свои условные обозначения. Когда он излагал идею, то ставил восклицательный знак. Метод решения - два восклицательных знака. Логическую цепочку доказательства - три!
  Сегодня на своем столе он не обнаружил часть бумаг, относящихся к теореме Ферма. Это был длинный многоступенчатый трактат, в котором на полях попадались и одиночные восклицательные знаки и даже двойные. В нем на протяжении долгих лет он фиксировал различные идеи, связанные с теоремой Ферма. Одни приближали его к доказательству, другие заводили в тупик.
  Пропажа рукописи поначалу расстроила его, однако сейчас он о ней не жалел. Ведь он откопал ее в глубинах стола, чтобы оживить приятные воспоминания первооткрывателя, а затем выбросить, как ненужный хлам.
  А может быть, рукопись до сих пор пылится в столе. Бумагами очень сложно управлять. Они теряются и портятся, поэтому все математические достижения хранились в его голове. И лишь краткие выжимки, как указатели в лабиринте, Данин помещал в блокнот.
  Математик похлопал себя по карманам. Блокнот и ручку дотошные милиционеры изъяли вместе со шнурками перед тем, как отправить в камеру. Вот на его потертых страницах напротив мелко написанных формул часто встречались три восклицательных знака.
  Константин Данин вспомнил необычную цель сегодняшней утренней прогулки и неумело улыбнулся.
  
  9
  
  Пытливый семиклассник Костя Данин жадно дочитывал подаренную учительницей книжку о загадочной теореме Ферма. Десятки самых выдающихся математиков брались за ее доказательство. Некоторые продвигались вперед, получая важные промежуточные результаты. Но кому же их них достанется слава первооткрывателя? Кто сбросит завесу тайны и предъявит миру гармоничное и стройное доказательство? Оно должно быть безупречно красивым, не сомневался Костя.
  Он пролистывал страницу за страницей, в предвкушении встречи с прекрасным решением. Но в последней главе его ждало жестокое разочарование. Ожидание не оправдалось. Книга не содержала полного доказательства Великой теоремы. Более того, сообщалось, что за несколько веков никто так и не сумел отыскать то 'поистине удивительное доказательство', на которое намекал хитрый Ферма!
  Юношеский максимализм подростка с трудом переваривал парадоксальный факт. Как это так, за три с половиной столетия наука достигла невиданных высот, люди пересели с телег на реактивные самолеты, расщеплен атом, покорена Луне, а тут простое уравнение из трех слагаемых остается нерешенным? Это противоречит всеобщему прогрессу!
  Домашние задания были отброшены. С наивной смелостью и безграничным энтузиазмом Костя Данин тут же взялся за поиск доказательства. Уж он то, победитель городской математической олимпиады в конце двадцатого века владеет не меньшими знаниями, чем средневековый любитель математики из провинциального французского городка. Если решение загадки было подвластно дилетанту, то лучший ученик специализированной математической школы с ним наверняка справится!
  А опытные математики? Почему они не добились успеха? Они чего-то не заметили, решил семиклассник.
  Расчетливый Феликс Базилевич тоже просмотрел подаренную книгу. В отличие от Константина он бегло пролистал страницы, понял суть и сразу заглянул в конец. Теорема Ферма до сих пор не доказана! Ее величают самой великой загадкой математики. Первый, кто найдет доказательство, получит славу и денежную премию.
  Феликс задумался. Для него это означало ответ на вопрос: как поступить, по-умному или по-хитрому? Практичный подросток уже давно сводил почти все свои жизненные проблемы к данному выбору. По-умному, означало самостоятельный упорный поиск решения с применением всех своих знаний и умений, а по-хитрому - поиск обходного варианта, использование доступных знакомств и подвернувшихся обстоятельств. Именно так, по-хитрому, он поступил и на городской олимпиаде, когда списал решение самой сложной задачи у Данина и получил почетное третье место. Если о теорему Ферма сломали зубы поколения высоколобых ученых, рассудил Феликс, то тратить на ее решение собственные силы тоже нецелесообразно. А вот увлечь ею гениального Данина и всегда быть рядом с ним, чтобы в случае успеха примкнуть в соавторы, гораздо эффективнее. Буду действовать по-хитрому, решил Базилевич.
  Подталкивать Данина к теореме Ферма, однако не пришлось. Константин сам нырнул в водоворот формул как в живительный источник после изнурительного скитания. Он на добрых три недели зарылся в расчетах, часто пропускал уроки в школе, ему даже снились математические выкладки и, просыпаясь среди ночи, он хватался за бумагу, чтобы записать их. Но все решения оказывались с изъяном.
  После нескольких бессонных ночей расстроенный семиклассник вынужден был признать, что его постигла печальная участь сотен других выдающихся математиков. Великая теорема оказалась неприступной. ВИ дружелюбно подтрунивала: кто ищет, тот всегда найдет, у тебя еще вся жизнь впереди. Костя хмурился, но от цели не отступил. Он сменил безудержный пыл на планомерное изучение успехов и ошибок предшественников.
  Татьяна Архангельская, стремительно превращавщаяся из угловатой девчонки в кокетливую сочную девушку, почувствовала женской сущностью всплеск мужского интеллекта в вытянувшемся нескладном Константине. Это притягивало ее, и она использовала любой повод, чтобы быть рядом с ним. Когда по окончании восьмого класса прошло сообщение, что какой-то сумасшедший в Эрмитаже плеснул кислотой и изрезал картину Рембрандта, она потянула его в музей. 'Пока психи всё не уничтожили, мы должны насладиться великими творениями', - шутила она.
  Константин стоял в зале Рембрандта перед пустым местом на стене, под которым еще сохранилась табличка 'Даная', и внутренне усмехался. Как же легко можно уничтожить рукотворную красоту. Искусство беззащитно перед руками вандалов. Картины и скульптуры требуют строгой охраны. Их стоимость исчисляется миллионами, а точные копии считаются дешевыми подделками. Но если не варвары, то безжалостное время всё равно не щадит их. Да что картины, каменные храмы подвержены разрушению. Века и стихия уничтожают всё. Даже знаменитые семь чудес света человечество не в силах было сохранить. Красота произведений искусства хрупка и недолговечна.
  Иное дело изящные математические доказательства. Их красота не меркнет с годами, в них можно разбираться или не понимать, но их нельзя уничтожить. Даже если сжечь все до единой записи какого-нибудь решения, строгие логические выкладки останутся в умах математиков и легко могут быть восстановлены. Напыщенные умники, осуждающие то или иное направление искусства, не в силах опровергнуть истинность математического доказательства. Раз доказанное математическое утверждение никогда уже не исчезнет, никто его не извратит и не опровергнет. Бесследно сгинули шесть из семи чудес света, уничтожены или забыты десятки тысяч произведений искусства, считавшиеся некогда великими и неповторимыми, но теорема Пифагора две с половиной тысячи лет стоит незыблемо. Ее красота не тускнеет. Всё новые и новые варианты доказательства только украшают ее.
  Татьяна Архангельская удивлялась потрясению обычно равнодушного к искусству Данина. Он надолго застыл около утерянной картины. На его лице отражалась борьба темной грусти и светлой надежды.
  'Идем в другой зал. Там выставка золотых украшений, - настойчиво тянула его девушка. - Это безумно красиво'. Константин бегло взглянул на потемневшие от времени полотна и безропотно пошел за Татьяной. Его уверенность в превосходстве математики обрела новые доводы.
  Искусство противоречиво, думал он. Этого недостатка лишена царица наук математика. Когда хотят подчеркнуть необычайную ценность и красоту чего-либо, то сравнивают это с драгоценностями. Бриллианты, золото, изумруды - во все века их восхваляли и поклонялись им. Но драгоценности тоже не вечны. Их красоту можно уничтожить. Она однообразна и легко дублируется. Поэтому теорему Ферма глупо сравнивать с бриллиантом в короне математики. Скорее про самый огромный изумруд можно сказать, что он прекрасен, как доказательство теоремы Ферма. А с чем можно сравнить красоту математических выкладок? Только со светом солнца или сиянием вечных звезд.
  Но даже математическая красота имеет разные степени. Если он когда-нибудь докажет Великую теорему Ферма, то это доказательство должно стать эталоном красоты в математике.
  С таким убеждением Константин Данин покинул одну из самых выдающихся в мире коллекций произведений искусства.
  В старших классах и на первом курсе университета он вновь и вновь возвращался к теореме Ферма. Он изучил все методы и ошибки предшественников, постиг в совершенстве теорию чисел. Порой ему казалось, что он нащупал верное решение, но каждый раз оно коварным образом ускользало. Пьер де Ферма продолжал насмехаться над ним, как и над сотнями гениальных предшественников.
  Уже достаточно опытный математик Константин Данин стал склоняться к мысли, что имеющихся на сегодняшний день знаний недостаточно. Для доказательства Великой теоремы необходим качественный рывок. Надо разработать совершенно новый метод или целый раздел математики.
  
  10
  
  Валентина Ипполитовна с нетерпением поджидала в своей квартире бывшую ученицу Татьяну Архангельскую. Дважды выходя замуж, девушка так и не сменила фамилию. Пожилой женщине это обстоятельство было только на руку. Она, как и все учителя, навечно запоминала своих выпускников по прежним именам из классного журнала. Постаревшая учительница и повзрослевшая ученица поддерживали отношения уже на протяжении двадцати лет после окончания школы. Во многом благодаря помощи практичной пробивной Татьяны, Вишневская получила звание заслуженной учительницы и повышенную пенсию.
  Заметив припарковавшийся во дворе красный юркий автомобиль Архангельской, Валентина Ипполитовна поспешила на кухню заваривать чай. Под ногами вертелся кот Декарт, назойливо напоминая о себе. Но наглый обжора подождет. Учительница хотела, чтобы предстоящая беседа получилась долгой и обстоятельной. Они вместе должны помочь Константину.
  Нервно затрещал звонок. Архангельская ворвалась в открытую дверь, сбросила длинное вишневое пальто и по-родственному обняла хозяйку.
  - Валентина Ипполитовна, что произошло? Расскажите!
  Если не обращать внимания на встревоженный вид, выглядела Татьяна по-прежнему великолепно, гораздо моложе своих тридцати семи лет. Одета она была модно, но консервативно: деловой костюм нейтрального темного цвета в тонкую полоску, белая блузка и укороченные сапожки в тон сумочке. О благополучии эффектной шатенки говорили известные марки производителей одежды, со вкусом подобранные дорогие украшения и тонкий аромат изысканных духов. Вот только школьная сутулость добросовестной ученицы, сохранившаяся навеки, несколько портила ее тонкую фигуру.
  - Проходи, Танечка, проходи. Я и чай уже приготовила. Свой фирменный, с травами.
  - Не до чая сейчас, Валентина Ипполитовна. Данин арестован, его мама убита. Это ужасно! Что между ними случилось? Как это могло произойти?
  - В их отношениях, Танечка, всё было как обычно. Никаких штормов и, тем более, смертельных бурь.
  - Но милиция его арестовала!
  - Это задержание. Не разувайся, пройдем на кухню, я же не могу вечно стоять. И без чая, ты знаешь, я тебя не отпущу.
  Хромая учительница прошаркала в маленькую кухню, где обычно принимала гостью. Женщины уселись за крохотный столик, накрытый самодельной вязаной скатертью. Жасминовый чай был разлит в тонкие чашки некогда подаренного Архангельской сервиза, и после первого глотка Валентина Ипполитовна со всей обстоятельностью преподавателя точных наук поведала об утренних событиях в квартире Даниных.
  - Ужасно! - не раз покачивала головой во время рассказа Татьяна, а после окончания с тревогой спросила: - И как вы думаете, это он?
  - Ни в коем случае! - возмутилась учительница. - Ты же знаешь Костю.
  - Слишком хорошо знаю... Когда он погружен в свои мысли, то ничего не замечает. Может надеть чужую куртку, разбить что-то, а потом ничего не вспомнить. И с каждым годом это проявлялось у него всё острее.
  - Но он же не вспыльчив.
  - Если это не касается математики. Данин живет в абстрактном мире, где числа и формулы перевешивают человеческие отношения.
  - Это крест многих ученых.
  - Не скажите. Я уже пятнадцать лет работаю в математическом институте, и насмотрелась на докторов и академиков. Таких как Данин больше нет! Он погружен в океан математики, пропитан им, а они сидят на берегу и направляют на свои личные мельницы те волны, которые он создает.
  - Он там уже не работает.
  - Поэтому я и опасаюсь. Я не видела его два года. Как он хоть выглядит?
  - Всё такой же. Худой, за собой не следит, немножко не от мира сего.
  - Вот-вот! - Архангельская извлекла из сумочки тонкую сигаретку, просяще посмотрела на Вишневскую: - Я закурю?
  - Чего уж там, - вздохнула учительница и потянулась за керамической пепельницей, дежурившей для такого случая на подоконнике между горшочками с цветами.
  Энергичная молодая женщина закинула ногу на ногу, красиво втянула дым и элегантным ударом длинного ноготка стряхнула пепел в подставленную пепельницу.
  - У нас поговаривают, что Данин в последнее время стал несколько странным, - осторожно подбирая слова, начала она, но после очередной затяжки резко придвинулась к учительнице и рубанула: - А кое-кто заявляет прямо, что он окончательно свихнулся.
  - Что значит, свихнулся? - отшатнулась Валентина Ипполитовна. - Дважды два - пять! Если он мыслит не так, как все, это не означает, что он душевнобольной.
  - А кто же он, по-вашему? На его идеях десять докторских сделали, а Костя сто лет назад на кандидатской остановился. Так поступают только чокнутые!
  - В тебе говорит былая обида. Константин гениальный математик, и этим всё сказано.
  - Лучше бы был просто умным. И практичным.
  - Как твой муж, Феликс?
  - Хотя бы наполовину.
  - Что-то мы отвлеклись, Танечка. - Вишневская подлила в чашки чай, подвинула сушки.
  Архангельская посмотрела на пустующий стол, всплеснула руками.
  - Вы извините, Валентина Ипполитовна. После вашего звонка я так спешила, что совершенно забыла конфет прихватить или пирожных.
  - Я тебе сначала на рабочий звонила...
  - Вы лучше сразу на мобильный. Я же теперь главный бухгалтер, сама себе начальник. Вы знаете, из неудавшихся математиков получаются хорошие бухгалтеры. Да-да. Там те же цифры, но без интегралов и дифуров. Правда есть еще одно отличие, - Татьяна кисло улыбнулась. - Бухгалтерия не приносит удовольствия.
  - Новый дом обживаешь? - как бы невзначай поинтересовалась Вишневская, подразумевая недавно построенный загородный дом Архангельской.
  - По магазинам моталась. Квартальные отчеты сдали, можно и о себе родимой подумать. Я же работаю больше по привычке, чем по необходимости. Хочется на людях бывать. Если осяду дома, то закисну. У всех соседей заборы, как в Петропавловке. Киваем друг другу сквозь автомобильные стекла, и то больше машине. Кто там за тонировкой - не разглядишь.
  - Давай, Таня, думать, как Косте будем помогать? - перешла к главному вопросу учительница. - Он не виновен - для меня это очевидно. Поднять руку на мать, ты прости... К тому же она учитель математики, а ты знаешь, как он трепетно относится к числам и всем, что с ними связано.
  - Чересчур трепетно, я бы сказала, ненормально трепетно, - с нажимом произнесла Архангельская.
  - Танечка, ты говоришь, как плохой прокурор.
  - А нам нужен хороший адвокат. Нужно срочно найти адвоката.
  - Чтобы он за большие деньги переквалифицировал строгую статью на более мягкую? Убийство в состоянии аффекта! Как мило.
  - Что вы предлагаете? - начала раздражаться Архангельская. - Я хочу ему помочь. Искренне хочу. Ведь я же его любила.
  Она рывком отвернулась. Рука полезла в сумочку за косметичкой. В длинных пальцах появилось зеркальце и ватная подушечка. Валентина Ипполитовна не спешно поправила скатерть на столе, дав возможность Татьяне привести себя в порядок. 'Эх, Таня, Танечка. Ты всегда в душе была экономистом, высчитывала, с кем тебе будет выгоднее. Если это теперь называют любовью, то наш мир сильно изменился. Но помочь Косте ты действительно можешь'.
  - Я не упомянула еще об одной важной детали, - выразительно сообщила учительница и сделала многозначительную паузу. Таким нехитрым приемом, не раз отработанным на уроках, она, не повышая голоса, встряхивала самых сонных учеников.
  - Какой? - недоверчиво насупилась Татьяна, подцепила ноготками новую сигарету и щелкнула зажигалкой.
  - Ферма!
  Огонек дрогнул и застыл в руке на полпути к сигарете. Выщипанные брови вопросительно изогнулись.
  - Когда Константина уводили, он упомянул теорему Ферма.
  - Ферма?- Кончик сигареты побелел от яркого огня. Татьяна затянулась. Тонкая струйка дыма выпорхнула из накрашенных губ. Женщина задумчиво проследила за ней. - Ту самую, Великую теорему Ферма?
  - Да. Ты же знаешь, что Константин постоянно возвращался к ней.
  - Его мозг всегда был чем-то занят. Причем здесь теорема?
  - Пока не знаю. Но всем очевидно, что в квартире нет больших ценностей, которые бы привлекли вора. Поэтому следователь убежден, что это типичная бытовая ссора. По его словам, подобные убийства не редкость среди родственников, стесненных бытовыми условиями.
  - Чтобы в этом убедиться, достаточно включить хронику происшествий. Про Ферма там точно не упоминают, - усмехнулась Архангельская.
  - Я обратила внимание, что рабочий стол Константина был в беспорядке. Когда он вошел, то не обнаружил там чего-то и нервно рассмеялся.
  - По-другому смеяться он не умеет, Валентина Ипполитовна.
  - А позже он сказал про теорему Ферма. И я подумала...
  - Что Данин нашел доказательство, и подлый вор его выкрал!
  - А почему бы и нет? - в свою очередь удивилась Вишневская. - Танечка, ты хорошо должна представлять всю ценность этого достижения.
  - Премия, слава... Ни то, ни другое для Данина ничего не значат.
  - Я сейчас говорю не о нем. Всегда существовали математики, готовые продать душу за доказательство теоремы Ферма. Разве не так?
  - Данин не умеет извлекать выгоду из своих открытий. Он бы просто так всё рассказал первому встречному.
  - Но это особый случай, - настаивала учительница. - Да и не было у него в последнее время собеседников. Он отгородился ото всех.
  - Даже от женщин? - остро стрельнула глазами Архангельская.
  - Этого я не знаю.
  - Зато я помню, что ему иногда требовалась разрядка. Чисто механическая, но очень бурная.
  - Сейчас это к делу не относится. И еще...
  Валентина Ипполитовна засомневалась, говорить ли ей о последних словах Константина, прозвучавших только для нее: 'Там было не всё'. Она сама не полностью понимала их смысл, только чувствовала, что за ними кроется что-то важное. И если он сказал их шепотом, значит, не хотел, чтобы слышали остальные.
  - Что еще? - переспросила Архангельская.
  - На столе Данина я нашла книгу о теореме Ферма, которую подарила когда-то в школе. Все другие книги были в шкафу.
  - И что это значит?
  - Я подумала... Пока это всего лишь мои догадки ... Ну, в общем, в квартире был тот, кто хорошо представлял себе ценность доказательства Великой теоремы и был знаком с Софьей Евсеевной. Поэтому ее и убил. Любой другой мог бы оттолкнуть старую женщину и убежать.
  - Никто из преступников не любит свидетелей.
  - Нет, - убежденно возразила Валентина Ипполитовна. - Профессионал нашел бы способ уйти без убийства. Здесь действовал дилетант. Перепуганный дилетант.
  - А что говорит следствие? Ну, отпечатки там, улики?
  - Следствие... Они нашли отпечатки на вазе ... Константина. Его и увезли. Для них это, как дважды два - четыре.
  - Если вы правы, Данин сам объяснит им про теорему. И следователи будут копать.
  - Вот в этом я, как раз, и сомневаюсь. Во-первых, наши милиционеры вряд ли что-нибудь слышали о теореме Ферма. Во-вторых, Константин так отвечает на вопросы, что не все понимают его логику.
  - Это уж точно. - Глаза Татьяны игриво вздрогнули, словно вспомнила что-то веселое. - Тогда придется вам выступить в роли переводчика и всё им объяснить.
  - Для этого я и хотела предварительно сама во всем разобраться. Но мне нужна твоя помощь.
  - Валентина Ипполитовна, ну когда я вам отказывала?
  - Скажи. Кто из ваших коллег математиков был по настоящему увлечен теоремой Ферма?
  - Уверена, в свое время многие прошли через эту болезнь, - хмыкнула Татьяна, - а когда поняли, что она им не по зубам, то оставили.
  - Меня интересуют только те, кто хорошо знал Константина и его маму. И кто мог бы ради доказательства теоремы Ферма переступить через закон и совесть. Подумай, о ком ты могла бы сказать такое?
  - Как вы повернули-то.
  - А что, разве в среде ученых нет беспринципных людей?
  - Попадаются, - согласилась Архангельская и задумалась.
  - Нужны те, кто мог недавно пересекаться с Даниным или его мамой, - подсказала Вишневская.
  - Тогда, пожалуй, Левон Амбарцумов. Он еще учился вместе с нами в школе в параллельном классе.
  - Я помню Лёву. Он любил деньги и не очень любил решать сложные задачи.
  - Вот-вот. А доказательство теоремы Ферма в цепких руках может принести неплохие деньги. - Татьяна несколько раз задумчиво зажгла и потушила зажигалку. - Кстати, недавно Ефим Здановский упомянул, что встретил Данина. Он живет в этом районе, и мог пересечься.
  - Кто это? Я его знаю?
  - Вряд ли. Здановский всегда по-черному завидовал Данину. А в глаза льстил, причем, топорно, неуклюже. Одно время стремился подружиться и, я не исключаю, что бывал у него дома. Мне он не нравится: дерганный, ко всему цепляется.
  Татьяна встала, подошла к окну, потрогала пальцем распустившийся цветок.
  - У меня такой никогда не цвел.
  - Я тебе потом объясню, чем удобрять надо. Ты вспомнила только двоих. Это все?
  - Еще, наверное, Михаил Фищук. Мы с ним познакомились в университете. Он прекрасно понимал гениальность Данина, обожал его и всё время предлагал помощь, приносил какие-то работы. Если Данин находил в них ошибку, Фищук не обижался, а восторгался еще больше. Мне он сильно не нравился, одно время я даже к нему ревновала, такими влюбленными глазами он смотрел на Данина. Очень назойливый и скользкий тип. Но потом я с Даниным развелась и избавилась от присутствия Фищука. А он продолжал с ним общаться. Это точно.
  Валентина Ипполитовна, водрузив на нос очки, переписала фамилии на листочек и спросила:
  - Кто-нибудь еще?
  - Нет. Это все. - Татьяна тряхнула модельной стрижкой и закурила.
  - А Феликс? - осторожно намекнула учительница.
  - При чем тут Феликс! - Архангельская нервно дернула рукой, пепел свалился на подоконник. Она развернулась и свысока грозно взирала на маленькую учительницу. - Феликс уже давно забросил научную работу, у него в глазах теперь одни доллары стоят.
  - А он общался с Константином?
  - Пытался звонить иногда. Говорил, что школьные друзья не забываются. Но это всё без толку. Они стали разными людьми.
  - А у тебя с Феликсом как?
  - Нормально, - небрежно отмахнулась Татьяна. - Живем получше, чем другие. Сегодня он прилетел из Испании, обещал какой-то сюрприз. Я даже не успела с ним встретиться.
  - Ой, а я тебя задерживаю. - Пожилая учительница ткнула в листок с фамилиями: - Мне надо знать, где они живут?
  - Зачем?
  - Попробую навестить, пообщаться. Ведь мог Константин Данин поделиться великим открытием с любимой учительницей? Вот и обсужу теорему Ферма с ними, посмотрю на реакцию.
  Татьяна Архангельская с восхищением посмотрела на смелую учительницу.
  - Вы намерены провести самостоятельное расследование?
  - Ну, что ты говоришь. Куда мне с этим. - Вишневская опустила ироничный взгляд на хромую ногу. - Я только поговорю. Как с тобой. Может они что-то подскажут.
  - Где живет Ефим Аркадьевич Здановский, я знаю. Записывайте. - Архангельская продиктовала и направилась к выходу: - Извините, Валентина Ипполитовна, но мне пора. Адреса Амбарцумова и Фищука я подсмотрю в личных делах. И вы все-таки подумайте об адвокате. Сейчас без них никуда.
  
  11
  
  Валентина Ипполитовна сверила номер квартиры с адресом Здановского Ефима Аркадьевича и нажала кнопку звонка. Она решила не откладывать визит к подозрительному коллеге Данина, тем более, что и жил он действительно недалеко. Ей казалось, что убийце сложнее всего скрывать свои эмоции в первый день преступления.
  Дверь открыл мужчина лет сорока пяти среднего телосложения с круглой бородкой такого типа, какая образуется у детей, ткнувшихся ртом в шоколадный торт. Одет он был в бесформенный спортивный костюм, не встречающийся в продаже уже лет десять, на нежданную гостью смотрел брезгливо и подозрительно.
  - Ефим Аркадьевич? - поспешила улыбнуться учительница и представилась: - Я Вишневская Валентина Ипполитовна, бывшая учительница Константина Данина. С ним произошло несчастье. Я хотела бы с вами поговорить.
  - А я тут при чем?
  - Вы его хороший знакомый, вместе работали в одной лаборатории много лет.
  - Ну и что?
  - Ефим Аркадьевич, вы даже не спрашиваете, что случилось с Константином?
  Здановский явно смутился. Темные маленькие глазки, дерзко смотревшие в упор, на некоторое время заинтересовались обувью гостьи.
  - Ясно что. Спился или заболел. Требуются деньги на лечение, - пробурчал Здановский, дернул подбородком и с прежним вызовом, словно гордился сказанным, произнес: - Только денег у меня нет! Лучше к его бывшей женушке обратитесь.
  - С Татьяной Архангельской я только что встречалась. Но Данин не заболел, Ефим Аркадьевич. Он попал в тюрьму.
  - Что? - недоверчиво скривился Здановский. - Данин в тюрьме?
  Вишневская следила за его реакцией: играет или нет?
  - Вы разрешите пройти? - попросила она.
  Здановский нехотя подвинулся.
  - Только это... Гостей я не ждал.
  - Фима, это кто? - выкрикнул женский голос из кухни.
  - Ко мне это! По работе! - Ефим Аркадьевич указал учительнице на дверь в гостиную: - Давайте сюда. Не раздевайтесь. Вы же не надолго.
  Хозяин квартиры подхватил пиджак, висевший на стуле, торопливо одел его поверх спортивного костюма и предложил гостье сесть. Вишневская оказалась за круглым столом, стоявшим посредине комнаты, и заинтересованно прищурилась. Перед ней лежали рукописные листы с формулами. Спохватившийся Здановский второпях сгреб их и пихнул в переполненный книжный шкаф. Видимо гостиная использовалась в доме и в качестве кабинета. Ефим Аркадьевич смущенно пригладил за уши не в меру отросшие волосы, зачем-то застегнул пиджак на все пуговицы и сел напротив учительницы.
  - Валентина...
  - Ипполитовна, - подсказала Вишневская.
  - Да-да. Валентина Ипполитовна, так что там с Даниным?
  Теперь хозяин квартиры стремился создать хорошее впечатление. Он даже попытался улыбнуться, но, как у всех людей с подобной демонической бородкой, от его натянутого оскала веяло холодом. Гордая осанка напоминала о том, что в молодые годы он слыл красавцем, бесчувственным и надменным. Однако потертый пиджак поверх спортивного костюма ясно указывал, что лучшие годы Ефима Здановского уже позади.
  Валентина Ипполитовна выждала паузу, спокойно наблюдая за собеседником.
  - Произошел несчастный случай: погибла его мама. А Константина арестовали по подозрению в убийстве.
  - Данина обвиняют в убийстве? - Здановский дернулся, будто его укололи, повернулся боком и закинул ногу на ногу. Теперь Вишневская могла лицезреть его надменный орлиный профиль, но не видела выражения его глаз. - Ерунда. Нет. Данин слабак... В прочем, я его давно не видел.
  - А когда вы последний раз встречались с ним?
  - Я же говорю: давно!
  - А все-таки? Вы живете с ним в одном районе.
  - Ну, столкнулся как-то... Не помню когда. Даже о чем-то поговорили.
  - О чем?
  - Какая разница? О погоде, наверное. Меня его жизнь не интересует! - Здановский решительно повернулся. - А вы, собственно, зачем пришли?
  - Константина незаслуженно обвиняют в жутком преступлении. Но он, конечно же, не виновен. Мы: вы и я, все кто его знает, должны об этом прямо заявить следователю. Данин замечательный ученый, все его мысли - только о математике. Наша наука не должна его потерять.
  - Наша наука, - презрительно скривился Здановский и неожиданно взорвался: - Нет у нас никакой науки, и уже давно! Есть только интриганы и бюрократы, окопавшиеся в академических кабинетах. Какая наука, вы о чем? Научная мысль сейчас бьется только на Западе. У нас ее давно угробили! Посмотрите сколько нобелевских лауреатов из США и Западной Европы, а сколько у нас? Одна шестая часть суши способна рождать только бессовестных чиновников, безликую массу серой интеллигенции и великое количество пьяниц и проституток. Лишь горстка смелых людей, которых раньше называли диссидентами, способна открыто заявить об этом. Государственные чинуши и прикормленные депутаты бодаются с инакомыслящими, те придумывают иезуитские козни постылой родине, иносказательно язвят, воображая себя новыми Лафонтенами, вот и всё бурление мысли в огромной стране! А вы заявляете о науке.
  Во время своей бурной речи Здановский вскочил, ходил по комнате и размахивал руками. Чувствовалось, что Вишневская угодила на его самую больную мозоль. Это был один из тех научных пахарей, вечно бьющихся на одном и том же месте, мечтающих о недостижимой докторской диссертации и уверенных, что всё кругом плохо.
  Ефим Аркадьевич неожиданно наклонился к Валентине Ипполитовне и зашептал:
  - Только в ФСБ остались умные люди. Они и управляют страной. Если раньше они придумывали 'запрещенные' анекдоты для выпускания пара, то теперь поддерживают видимость многопартийности и разрешают иногда публиковать критические статейки, чтобы работяги думали, что живут в свободной стране. Вот такой бульончик у нас замешан, а вы говорите - наука! Где она? О ней все забыли. Наука перебралась на Запад! - Здановский плюхнулся на стул и горестно затряс головой. - Жаль, что я тоже вовремя не уехал. Читал бы сейчас лекции в каком-нибудь тихом американском университете. А по вечерам у камина за рюмкой чая, глубокомысленно рассуждал о преимуществах налоговой системы республиканцев пред демократами. Или наоборот, в зависимости от того, кто в данный момент у власти. И раз в восемь лет менял бы их местами. Демократия!
  - Не надо так обо всех. Данин - математик от Бога.
  - А что он такого сделал? Все его работы только в соавторстве. Он выскочка! Когда пришел к нам, перехватил мою идею, растрезвонил о ней, а Базилевич тиснул статейку. Я несколько лет работал над темой, а он украл мои результаты!
  - Константин не мог так поступить. У него своих идей - хоть отбавляй.
  - Ну, да. Чуть-чуть изменил для видимости, чтобы я не схватил его за руку.
  Здановский умолк, заново переживая старую обиду. Он много лет безуспешно бился над сложной проблемой, которая могла бы стать трамплином в его научной карьере, а вчерашний выпускник университета Данин играючи ее решил. От этого удара Ефим Аркадьевич, как математик, так и не оправился. За какую бы задачу он впредь не брался, ему казалось, что на финишной прямой какой-нибудь шустрик обязательно вырвет у него победу. И работа не шла. Тогда Ефим Здановский решил, что имеет моральное право стащить результаты исследований у безалаберного Данина. Он взял с его стола бумаги с расчетами, а тот, похоже, и не заметил пропажи!
  Спустя полгода Здановский выступил с докладом на семинаре. Он уже готовился принимать поздравления коллег, как встал Данин. Здановский встретил соперника холодным режущим взглядом. Он намеревался дать решительный отпор любому обвинению в плагиате. Однако Данин и не думал посягать на приоритет. Молодой ученый сообщил, что данную проблему можно решить значительно проще. И тут же на доске набросал эффектное решение. Математики бросились обсуждать новый метод. Забытый всеми Здановский вынужден был покинуть аудиторию с поникшей головой.
  Валентина Ипполитовна посчитала, что пришло время бросить наживку. Она извлекла из сумочки согнутую пачку бумаг с формулами, написанными рукой Данина. Пенсионерка нарочито шуршала и даже выронила один из листков. Когда-то давно Татьяна Архангельская пригласила ее на защиту кандидатских диссертаций Данина и Базилевича. Обе были назначены в один день, потому что взаимно дополняли и продолжали друг друга. Школьная учительница не хотела выглядеть невежей на заседании ученого совета и попросила ознакомить ее с темами работ. Татьяна принесла тезисы докладов. Эти бумаги сейчас и выложила на стол Вишневская.
  - Константин Данин часть своих рукописей хранил у меня, - таинственно поведала она. - Он говорил, если с ним что-то случится, я должна передать его работы умному надежному математику. Вы не могли бы мне подать листок?
  Глазки Здановского алчно заблестели. Он подхватил с пола выпавшую страницу. Валентине Ипполитовне пришлось силой выдернуть ее из скованных пальцев хозяина квартиры. Она вложила листок в стопку, хлопнула по ней ладошкой и сообщила:
  - Это лишь одна из его рукописей.
  - И вы выбрали меня? - Здановский выпрямил спину, поправил спортивный костюм под пиджаком и одобрительно взмахнул бровями. - Это правильно.
  - Не знаю, настал ли такой момент... Пока мы должны подумать, как помочь Данину. А если не получится... Кстати, вы на чем специализируетесь?
  - Э-э, ну я... Видите ли...
  - Дело в том, что Константин в последнее время вернулся к теории чисел. Он работал над поиском настоящего доказательства теоремы Ферма. Самого первого, о котором писал великий француз.
  - Он нашел оригинальное доказательство Ферма?
  - Возможно. Я только начала просматривать его бумаги и кое-что нашла. Мне кажется, он специально делил свои работы пополам. И заключительную часть доверял хранить мне.
  - Так давайте я их посмотрю. - Здановский потянулся за листками с формулами.
  - Это давнее. Я сегодня сортировала рукописи, и в последних обнаружила формулу Ферма. - Вишневская небрежно сунула бумаги в сумочку и сменила тему: - А что говорят об аресте Данина бывшие коллеги в институте?
  - Сегодня я на работе не был. Больничный, знаете ли. Но уже закрыл. Завтра выхожу. Коллективчик у нас такой, скажу я вам, как пауки в банке. Кое-кто обрадуется новостям о Данине.
  - А вы, Ефим Аркадьевич, готовы замолвить словечко перед следователем?
  - Конечно. О чем речь. Хорошие люди всегда должны выручать друг друга. Кстати, вы, где живете? Могу к вам зайти, помочь с рукописями. Я же математик.
  - Это было бы так любезно с вашей стороны, Ефим Аркадьевич. Я живу с Даниным в соседнем доме. Квартира двадцать один.
  - Светло-рыжий, с круглой аркой?
  - Когда-то был рыжим, сейчас - унылого цвета. Мы позже созвонимся, и я воспользуюсь вашей помощью. Запишите, пожалуйста, свой телефон.
  - Всенепременно! - сверкнул глазами Здановский. Его попытки выглядеть галантно в пиджаке поверх спортивного костюма могли бы с успехом позаимствовать комики. Он размашисто черкнул в блокноте, выдернул листок и протянул учительнице. - Вы ни в коем случае не затягивайте встречу. Математики на Западе не дремлют. А в науке ценят только первооткрывателя. Серебряные и бронзовые медали у нас не присуждают.
  - Я вам позвоню - пообещала Вишневская и направилась к выходу.
  Наблюдательная пенсионерка отметила повышенный интерес Ефима Аркадьевича к рукописям и то, как уклончиво он говорил о встрече с Даниным. Да и со стола он убрал какие-то бумаги излишне нервозно.
  Обратно она возвращалась пешком, решив засечь время. Дорога от квартиры Здановского до парадного Данина у пожилой хромой женщины заняла всего двадцать пять минут. Без сомнения нормальный мужчина, пусть даже на больничном, мог проделать этот путь вдвое быстрее.
  Валентина Ипполитовна невольно взглянула на окна квартиры Даниных. Надежда не оправдалась. Черные стеклянные глазницы смотрели в темный неосвещенный двор. Константин оставался за решеткой.
  Учительница направилась домой, как вдруг заметила, что во дворе она не одна. На дальней скамейке, скособочившись, притаился человек в куртке с капюшоном. По блеску затемненных очков можно было догадаться, что смотрит он вверх на парадное Даниных. Валентина Ипполитовна решила подойти ближе. Ей уже казалось, что она вот-вот разглядит черты лица странного наблюдателя, но его подбородок резко опустился, и сутулая фигура быстро скрылась во мраке арки.
  
  12
  
  1766 год. Санкт-Петербург. Российская империя.
  Молодая российская императрица Екатерина II слегка качнула ладонью, давая понять графу Воронцову, что аудиенция закончена. Однако Воронцов не спешил уходить.
  - У вас есть что-нибудь еще, граф? - удивленно поинтересовалась императрица, откинувшись на спинку высокого помпезного кресла вполне бы сошедшего за трон для любого из прижимистых немецких королей.
  Старый граф, стоявший навытяжку, многозначительно двинул седыми бровями.
  - Я получил ответ на наше предложение от Леонарда Эйлера.
  - Ах, да! Это важно. Так что же пишет нам достопочтенный ученый?
  - Он просит жалованье в три тысячи рублей в год против предложенных нами одной тысячи восьмисот, а также считает звание конференц-секретаря низким для себя и испрашивает пост вице-призидента Российской Академии наук.
  Екатерина победно улыбнулась. Прославленный европейский ученый клюнул на ее предложение вернуться в Россию. Став единственной полноправной властительницей огромной империи, Екатерина неустанно прилагала усилия, чтобы ее страна превратилась в Великую во всех отношениях державу. Всестороннее развитие наук и искусств занимало в ее планах особую роль. Знаменитые ученые, выдающиеся скульпторы и архитекторы должны были придать аристократический лоск богатой, но всё еще дикой стране. Для этого императрица непременно хотела переманить самого известного математика Европы Эйлера у заносчивого дальнего родственничка, короля Пруссии Фридриха.
  - А разве в нашей Академии наук существует такой пост? - спросила Екатерина.
  - Нет.
  - Вот и хорошо. Учредим и назначим на него Эйлера. Я нахожу его кандидатуру совершенно достойной желаемого звания.
  Воронцов понимающе кивнул, но решил уточнить.
  - Мы соглашаемся со всеми его просьбами? Господин Эйлер также хлопочет о должностях для трех своих сыновей.
  - Чем больше просвещенных мужей будут служить в Санкт-Петербурге, тем будет лучше для России, граф.
  - Полностью с вами согласен, ваше величество. Так я высылаю господину Эйлеру официальное приглашение?
  - Ну конечно. Причем сегодня же срочной депешей. Я уверена, что моя академия возродится из пепла от такого важного приобретения. - Екатерина встала и подошла к зеркалу. Приподнятое и несколько игривое настроение переполняло молодую энергичную женщину. Она ехидно прошептала: - Представляю физиономию милого Фридриха, когда он узнает, что Леонард Эйлер будет служить мне, - и она скорчила рожицу и высунула язык.
  - Не смею вас больше беспокоить, - граф Воронцов поклонился и направился к выходу.
  Екатерина II обернулась и остановила его повелительным жестом.
  - Постойте, граф! Я знаю, что Леонард Эйлер уже работал здесь во времена Анны Иоанновны. Вы общались с ним? - Воронцов сдержанно кивнул. Императрица спросила: - Так ли он умен, как рассказывают о нем в Европе?
  - Это великий ученый, ваше величество.
  - Что же он открыл?
  - О, очень многое. Каждый год из-под его пера выходят десятки статей на самые разные темы.
  - И о чем же они?
  - К примеру, я слышал, что он решил задачу, с которой никто не мог справиться более ста лет.
  - Сто лет? Разве существуют такие задачки?
  - О да! Некий француз Пьер де Ферма в прошлом веке сформулировал теорему, которую с тех пор никто не мог доказать.
  - Вот как. Весьма любопытно. И как же это удалось Эйлеру?
  - Ваше величество, лучше он сам вам об этом расскажет.
  - Непременно. Вот что, граф, посодействуйте семье Эйлера в переезде. Я хочу видеть его здесь как можно быстрее.
  - Слушаюсь, ваше величество.
  
  Весной 1766 года Леонард Эйлер прибыл в Санкт-Петербург и был представлен императрице. Екатерина II с нескрываемым любопытством рассматривала знаменитого одноглазого математика. Леонард Эйлер попробовал пошутить.
  - Благодаря своему маленькому дефекту, ваше величество, я имею большое преимущество перед коллегами. Где бы я не находился, правая половина мира меня совершенно не отвлекает от важных раздумий.
  Императрица по-доброму улыбнулась и предложила ученому присесть.
  - Тогда располагайтесь так, чтобы я находилась от вас слева.
  Екатерина припомнила разговор с графом Воронцовым и спросила:
  - Господин Эйлер, говорят, в математике есть задачки, над которыми самые великие умы бьются столетиями?
  - Я знаю только одну такую задачу, ваше величество. Это Великая теорема Ферма.
  - Но вы-то ее доказали?
  - К сожалению, только для двух частных случаев: для степеней три и четыре.
  - А сколько же всего таких степеней?
  - Бесконечное множество.
  Императрица удивленно вскинула брови.
  - Значит, вы продвинулись...
  - Только на два шага, ваше величество.
  - Как это странно. А что же другие математики?
  - Многие потратили годы на поиски доказательства Великой теоремы Ферма. Однако тщетно.
  - А разве в бумагах этого загадочного Ферма нет доказательства?
  - Он оставил только намеки, ваше величество. Благодаря некоторым из них мне и удалось подступиться к великой проблеме.
  - Кто же возьмет эту неприступную вершину?
  - Вы изволили сказать: вершину? - Леонард Эйлер бесхитростно улыбнулся. - Представьте себе, ваше величество, я достиг результата методом бесконечного спуска.
  Императрица рассмеялась.
  - Методом спуска? Как мило. Тогда эта теорема похожа на клад, спрятанный в пещере.
  - Скорее это огромный алмаз, который надо огранить изящным доказательством, чтобы он превратился в бриллиант и засиял во всем своем блеске.
  - И вам пока поддались только две грани.
  - Совершенно верно. Должен же я оставить мечту для будущих поколений математиков.
  Леонард Эйлер вновь улыбнулся, но на этот раз сквозь его улыбку проступала горечь разочарования. Упомянув ранее про годы тщетных поисков общего доказательства, он имел в виду и себя.
  
  13
  
  После неприятной встречи во дворе Валентину Ипполитовну пугали собственные шаги в гулком парадном. Поднявшись к своей квартире, она услышала изнутри телефонную трель. Как всегда при спешке ключ сначала прятался в глубинах сумочки, а потом упорно не хотел лезть в родную скважину. Телефонный аппарат зудел долго и раздраженно. Кто-то проявлял редкое терпение.
  Учительница все-таки успела.
  - Да, я слушаю, - схватила она трубку, сбросив по пути только шляпку.
  - Валентина Ипполитовна, я так волновалась за вас, - раздался на другом конце голос Татьяны Архангельской.
  - За меня? В чем дело, Танечка?
  - Ну, как же. У Даниных несчастье и вы к телефону не подходите. Я третий раз звоню! Вы что, по вечерам дома не сидите?
  - Уже пришла, со мной всё в порядке.
  - Я Феликсу про Данина рассказала. Он так переживал. Сказал, что завтра же будет искать хорошего адвоката.
  - И как ему Мадрид?
  - Мадрид? Причем тут Мадрид?
  - Он же был в Испании.
  - Феликс прилетел из Барселоны. Это красивый город, но он был там по делам.
  - Танечка, ты, наверное, хочешь продиктовать мне адреса Амбарцумова и Фищука?
  - Ой! Ужасное убийство буквально выбило меня из колеи. Я на работу только заскочила и сразу к Феликсу. Завтра утром всё вам сообщу. Валентина Ипполитовна, вы серьезно говорили, на счет теоремы Ферма?
  - В каком смысле?
  - Что Данин над ней работал и передал вам на хранение какие-то важные рукописи?
  - Константин всегда интересовался Великой теоремой, ты это и сама знаешь. - Вишневская говорила медленно, гадая, как лучше ответить на прямой вопрос. - А рукописи его у меня, конечно, есть. Пока, правда, не разбиралась.
  - Хотите, Феликс поможет.
  - Ты же говорила, что он отошел от науки.
  - Математикой он занимался гораздо дольше, чем бизнесом. Боюсь, что формулы в его голове поселились навсегда.
  - Значит, мой скромный труд не прошел даром. Но я все-таки дождусь Костю. Я верю, что его скоро выпустят.
  - А если не выпустят?
  - Что ты такое говоришь? Нельзя так думать! Константин не виновен!
  - Ох, Валентина Ипполитовна. А кто сказал, что у нас сажают только виноватых?
  - Таня, мы будем бороться за него. Вместе. Ведь так?
  - Хорошо, - после некоторой паузы ответила Татьяна Архангельская. Вишневской показалось, что она слышала приглушенные голоса сквозь закрытую трубку. - Только вы сообщайте мне обо всех новостях. Сразу же.
  Женщины распрощались. Валентина Ипполитовна сняла верхнюю одежду, прошла на кухню. Остановившись около холодильника, она задумалась. Рука, потянувшаяся к дверце, опустилась. Учительница прохромала в комнату, села за стол и нажала клавишу включения компьютера. Среди ее выпускников был и крутой IT-ишник, который почти каждый год менял 'железо' на суперсовременное, а устаревшую технику приносил ей. Недостатка в программном обеспечении Валентина Ипполитовна тоже не знала.
  Когда на ожившем экране появились ярлычки, она щелкнула по значку 'Opera' и вошла на сайт аэропорта Пулково. Ее интересовало сегодняшнее табло прибытия. Найдя утренний рейс из Барселоны, Вишневская посмотрела на точное время приземления самолета и сверила его со временем убийства в квартире Даниных.
  Вывод ее весьма озадачил.
  
  14
  
  На следующее утро после убийства в квартире Даниных в кабинет старшего лейтенанта Стрельникова вошла Валентина Ипполитовна Вишневская. Виктор Стрельников и Алексей Матыкин, склонившись над столом, о чем-то оживленно спорили и тыкали карандашами в листок бумаги.
  - Господи, да что ж это вы так дымите? Разве мы вас в школе этому учили? - возмутилась заслуженная учительница, брезгливо разгоняя ладошкой табачный дым.
  - Здравствуйте, Валентина Ипполитовна, - улыбнулся Стрельников, притушил сигарету и жестами показал молодому напарнику, чтобы тот проделал то же самое и приоткрыл окно. - Это тяжелая жизнь нас мордой об стол. Порой на такое наглядишься, что не только курево, но и выпивка не поможет прийти в себя.
  Оперативник с интересом разглядывал бывшую учительницу. Хотя на ней были одеты всё те же плащ и шляпка, однако шейный платок и сапожки уже были иными. Хромала женщина почти заметно, видимо вчерашняя кособокая походка была предназначена его уснувшей памяти.
  Вишневская, не спрашивая разрешения, уселась на шаткий стул напротив Стрельникова. Она без спешки стянула плотно сидящие перчатки и кивнула так же выразительно, как обычно делала при входе в класс:
  - Здравствуйте, Виктор.
  - Валентина Ипполитовна, поберегите себя. Если вы нам понадобитесь, мы сами к вам приедем.
  - Не рационально. Я теперь на пенсии, у вас служба, а мне всё равно необходимо двигаться. Или вы намекаете на мой возраст?
  - Ну, что вы. Я только хотел сказать, что мы вас пока не вызывали.
  - Знаю. Я здесь для того, Виктор, чтобы вы не наделали ошибок. - Она опустила взгляд и заметила перед оперативником листок с криво написанными алгебраическими уравнениями. - Чем вы заняты?
  - Определяем возраст Диофанта, - смутился старший лейтенант.
  - Покажите. - Учительница развернула листок к себе. - Что ж, вы на правильном пути. Только не поняли, что половина одной шестой - это одна двенадцатая часть. - Она внесла изменения и вернула листок. - Теперь решайте.
  Стрельников засопел, сокращая дроби, потом крикнул коллеге:
  - Лёха, дай калькулятор. - Пощелкав по клавишам, он с опаской изрек: - Восемьдесят четыре.
  - Правильно, - подтвердила пожилая учительница. - Есть еще порох в пороховницах.
  Милиционер зарделся. Он явно был доволен собой.
  - Восемьдесят четыре года прожил старичок Диофант. Нам бы столько.
  - Потому что думал головой. Умственная деятельность продлевает жизнь. А табака в те времена в Европе не было.
  - Учту, - пообещал Стрельников и отодвинул пепельницу на край стола. - Вы только за этим пришли?
  Старший лейтенант подавил счастливую улыбку и вопросительно уставился на учительницу. Валентина Ипполитовна тоже посерьезнела.
  - Я по поводу Константина Данина. Он не виновен в смерти матери.
  Милиционер откинулся на спинку стула, сцепил пальцы. Его снисходительный взгляд блуждал над женской шляпкой, словно следил за полетом мухи.
  - Я, конечно, понимаю, что Данин ваш лучший ученик, и вы хотите его защитить. Это естественно и даже благородно. Однако факты - упрямая вещь.
  - А где эти факты? Какими уликами вы располагаете, кроме ничего не значащих отпечатков пальцев на разбитой вазе? - голос опытной учительницы стал жестким.
  - Это тайна следствия, но я вам скажу. - Стрельников поднялся из-за стола, словно пытался уклониться от сердитого женского взгляда и зашагал по комнате, стараясь находиться за спиной учительницы. - Уже установлено, что именно стеклянная ваза является орудием убийства. Это раз! Место удара на голове говорит о том, что жертва видела убийцу, но не пыталась оказать сопротивление. Это два!
  - Или не успела! Продолжайте вашу версию.
  - Она не боялась убийцы. Он был для нее родным человеком. И что мы видим на вазе? Свеженькие отпечатки пальчиков гражданина Данина, оставленные не далее как утром. Всё остальное - старые замшелые следы. Теперь вернемся к личности подозреваемого. Алексей, расскажи, что ты узнал?
  От стены отделился лейтенант с лицом боксера, развел широкие ладони.
  - Я еще вчера побывал на бывшем месте работы Данина, а вечером пообщался с его соседями.
  - Какой же портрет они рисуют?
  - Все как один утверждают, что Константин Данин был очень замкнутым, малообщительным и несколько странным типом. Короче говоря, ненормальным.
  - А что в этом плохого? - возмутилась Вишневская. - Вы знаете, что понятие 'ненормальный' появилось, когда государство ввело понятие 'норма'! Стандартными людьми управлять легче. В Древней Греции, к примеру, сумасшедших не было. 'Они разговаривают с богами', говорили окружающие про таких людей. Это была цивилизация, где господствовали науки и искусство. Там врачевали болезни тела, а не души. И это правильно. Ели лечить каждого 'ненормального', мы потеряем гениев.
  - Да, уж. Грань между безумием и гениальностью очень тонка. У нас в милиции нет микроскопов, чтобы ее разглядеть.
  - Поэтому хотя бы кувалдой не размахивайте, пока не разберетесь.
  - Разбираемся. - Стрельников обратился к Матыкину: - Что еще у нас о Данине?
  - Два года назад он неожиданно уволился из математического института и с тех пор жил непонятно на что. Пенсия матери? Но это очень мало.
  - Константин непритязательный в быту человек, - поспешила пояснить учительница. - Он уединился, чтобы решить какую-то очень важную проблему. Он фанатик математики, но очень добрый человек.
  - Добрый? - придирчиво переспросил Стрельников. - А вот коллеги вспоминают его вспыльчивость. Как говорится, в тихом омуте черти водятся.
  - Так точно, - кивнул Алексей. - Несколько человек подтвердили, что Данин раздражался из-за чужих неточностей. Он мог вскочить во время научного доклада и буквально кинуться на коллегу.
  - Константин не терпел глупых ошибок и воинствующей серости, - уточнила Вишневская. - В этом мы с ним похожи. Он дорожил временем и считал, что не следует слушать докладчика, если изначально нарушена фундаментальная истина. Вы понимаете, о чем я говорю? Это дважды два - четыре!
  - Тем не менее, факты на лицо. Данин несдержанный человек. Без керосина заводится. - Старший лейтенант вновь сел за стол и даже потянулся за пачкой сигарет, но в последний момент отдернул руку. На строгую пенсионерку он уже глядел уверенно. - Я попробую восстановить картину преступления. Мать и сын повздорили. Поверьте, это бывает сплошь и рядом. Поводов сколько угодно. Ведь Софья Евсеевна, бывшая учительница, и не чужда математике. Она могла заявить что-нибудь такое, что сын счел фундаментальной глупостью, как вы тут упомянули. Она проявила упрямство, продолжила спор, он не выдержал и звезданул подвернувшейся под руку вазой. Потом от страха убежал, бродил неизвестно где, а когда успокоился, вернулся. Помните, он не очень-то и огорчился, увидев мертвую мать.
  - Поймите, Константин нетипичный человек. Его мозг устроен по-другому, он на редкость рационален. Если он сталкивается с утверждением, истинность которого доказана, он не пытается его оспорить или сожалеть. И не важно, хорошее это утверждение или плохое. Я сказала ему, что мама умерла. Он воспринял это как факт, который нельзя исправить, и успокоился.
  - Ишь ты! Нетипичный субъект. Зато преступление - типичная бытовуха. Вот увидите, посидит денек-другой, сам признается.
  - Я не верю в его причастность. А если это ограбление? - предположила Вишневская.
  - Что там брать, Валентина Ипполитовна?
  - Рукописи.
  - Чьи рукописи? Ломоносова? Менделеева?
  - Константина Данина! - твердо заявила упрямая учительница. - Возможно, кто-то очень хотел заполучить результаты его исследований?
  - Уважаемая Валентина Ипполитовна. Константин Яковлевич Данин действительно в молодости подавал большие надежды, но постепенно иссяк. Это не мои слова, это слова знающих его ученых. Он не выдал ни одного существенного результата за последние годы. Поэтому отчаялся, надломился и ушел из института. Люди с такой психической травмой способны сорваться в любой момент.
  - Виктор. Прошу вас, не останавливайтесь только на этой версии. Скажите, часто ли преступники оставляют отпечатки на орудиях убийства?
  - При бытовухе, почти всегда. Еще и одежду свою в крови изляпают.
  - Посмотрите на ситуацию шире. Допустим, имело место ограбление, и грабитель был в перчатках, когда схватил вазу.
  Стрельников драматично закатил глаза, словно беседовал с малым неразумным дитя.
  - Если вы намекаете на опытного преступника, то он не будет полагаться на такой ненадежный предмет, как заполненная водой ваза с цветами. Ею неудобно бить, сами попробуйте.
  Валентина Ипполитовна пропустила обидную реплику, ухватившись за другое слово.
  - Вода! В вазе была мутная старая вода. При ударе она выплеснулась и должна была оставить следы на одежде убийцы. Помните, Софьино пальто было забрызгано. Проверьте Костину одежду. Я требую, проверить одежду Константина Данина!
  Оперативники переглянулись, их лица посерьезнели. Стрельников бесцельно крутил между пальцами карандаш, пока не сломал его.
  - Вряд ли это поможет. Он мог переодеться, - хмуро предположил старший лейтенант.
  - Это не сходится с вашей версией о том, что Данин не контролировал себя. К тому же, прошло очень мало времени между тем, как Софья поднялась в квартиру, а я зашла туда. Он бы не успел переодеться. Или вы мне тоже не верите?
  Возникла тяжелая пауза. Женщина сердито смотрела то на одного, то на другого оперативника. Первым не выдержал опер-боксер.
  - Пусть Семеныч исследует одежду задержанного.
  - Если он не пошлет нас куда подальше с этой ерундой. Ну, ладно, попросим, - согласился Стрельников. - А нам не мешало бы еще раз посетить нехорошую квартиру.
  - Об этом я и хотела вас просить, - оживилась дама. - Только возьмите меня с собой, я все-таки там бывала и помню обстановку. Вчера всё как-то сумбурно прошло, я смотрела в основном на стол, и сейчас мне кажется, что чего-то недоглядела.
  В кабинет оперуполномоченных вошел эксперт Барабаш. Его усики растягивались в прямую тонкую линию, образуя загадочную улыбку, руки в матерчатых перчатках держали дверной замок.
  - А у меня для тебя сюрприз, - заявил Семеныч и брякнул железку под нос Стрельникову. Глаза эксперта вопросительно скосились на Вишневскую.
  - Легок на помине. Говори уж, - успокоил коллегу оперативник.
  - Замочек я не зря вчера забрал из квартирки, где убийство случилось. И вот, что я обнаружил. В последний раз его открывали не родным ключиком, а хорошенькой отмычкой.
  Стрельников недоверчиво повертел замок, попытался заглянуть в личинку.
  - Ты уверен, Семеныч?
  - А как же! Я и ключики задержанного посмотрел и бороздки внутри замка изучил. Там следы другого металла имеются и царапинка. Замочек простой, распространенный, у хороших специалистов для таких запоров универсальная отмычка имеется.
  - У хороших, говоришь?
  - У профессионалов.
  - Да-а, задал ты нам задачку.
  - Простите, - вмешалась в разговор Вишневская, обращаясь к эксперту. - Я на счет вазы. А могла смертельный удар нанести женщина?
  - Почему бы и нет. Для этого особой силы не требуется.
  На лбу Виктора Стрельникова прорезались морщины. Он вновь вспомнил мелькнувшую вчера мысль и искоса взглянул на шуструю пенсионерку. А что, это распространенный случай, когда убийца прикидывается главным свидетелем. Ходит тут, выпытывает, хочет быть в курсе всех нюансов.
  - Одно условие, - эксперт перехватил хмурый взгляд старшего лейтенанта, - Судя по характеру травмы, убийца должен быть выше жертвы.
  - Спасибо за уточнение, - вежливо поблагодарила невысокая Валентина Ипполитовна.
  Стул под смутившимся оперативником натужно заскрипел.
  - У меня к тебе просьба, Семеныч. Поколдуй с одеждой Данина на предмет пятен воды из вазы. Она ведь мутная была.
  - Неплохая мысль. Только мне образцы потребуются, а водичка-то, наверное, уже тю-тю, высохла.
  - Вы сравните с пятнами на одежде погибшей, - подсказала Валентина Ипполитовна.
  Барабаш удивленно посмотрел на пожилую женщину и перевел взгляд на Стрельникова.
  - Кто у нас следствие ведет? А?
  - Следствие ведет, следователь! А мы так, исправляем собственные недочеты, - пробурчал старший лейтенант, решительно встал, потянулся за курткой и скомандовал Матыкину: - Алексей, едем на место. Вишневская с нами.
  
  15
  
  Автомобиль милиционеров остановился во дворе Даниных. Прежде чем выйти Валентина Ипполитовна грустно произнесла:
  - В том, что произошло, часть моей вины. Софья поздно заметила убийцу, потому что была увлечена решением задачи.
  - О чем вы? - не понял Стрельников.
  - У нас была своеобразная игра. Я задавала ей головоломки, а она пыталась разгадать.
  - Странное развлечение для пенсионеров.
  - Напротив. Нагружать голову всегда полезно. Особенно в солидном возрасте. Лучше работают мозги - лучше общее здоровье. Так вот, перед тем как Софья вернулась домой за кошельком, я рассказала ей новую головоломку.
  - Какую?
  - Это имеет значение?
  - Если убийство совершено не на бытовой почве, то важна каждая деталь.
  - Тогда слушайте. Вы находитесь в комнате с тремя выключателями. Один из них включает лампочку в соседней комнате. Подсмотреть невозможно. Требуется определить нужный выключатель при условии, что в соседнюю комнату можно войти только один раз.
  - Три выключателя и одна лампочка, - задумался оперативник. - Щелкай любой, а посмотреть можно только один раз... Алексей, мысли есть?
  - Мы вроде приехали, - напомнил Матыкин.
  - Это точно. - Стрельников вышел из машины, уверенно пообещав учительнице: - А головоломку я разгадаю. Вот увидите. Вопреки своей стреляющей фамилии.
  Вскрыв опечатанную квартиру, старший лейтенант шустро проверил ее и только после этого пригласили учительницу:
  - Валентина Ипполитовна, сейчас мы вместе с вами еще раз всё осмотрим, а ты Алексей пройдись по соседям.
  - Да я уже заходил к ним.
  - Ты был вечером и болтал с теми, кто пришел с работы. Они тебе задавали больше вопросов, чем ты им. А сейчас время совпадает с моментом преступления. Чуешь разницу? Действуй!
  Матыкин ушел. Стрельников и Вишневская зашли в комнату.
  - Может, у Даниных был тайник, и они хранили в нем какие-нибудь ценности? - предположил оперативник.
  - Вряд ли. Они жили скромно. Даже когда Костя был научным сотрудником, им приходилось нелегко, а потом, когда он оставил работу, основным источником стала пенсия Софьи Евсеевны. Как-то раз я даже предложила Константину поделиться своими учениками. Я репетиторствую, готовлю старшеклассников к поступлению в ВУЗы, - пояснила учительница, - но он только молча покосился на меня.
  - Не терпит детей?
  - Раньше я бы ответила на это утвердительно. Но сейчас... Он стал меняться.
  - Итак, ни тайника, ни денег. Что же тогда могло заинтересовать грабителей в этой квартире?
  - Труды Константина Данина. - Вишневская подошла к рабочему столу: - Смотрите, здесь всё перерыто. И Костя, когда пришел, нервно отреагировал на беспорядок.
  - Валентина Ипполитовна, насколько помнится, я застал вас за этим столом.
  - Да, я присела. Мне стоять тяжело. И увидела на столе книжку, которую давно-давно подарила Косте. Вот она. Об истории доказательства теоремы Ферма. Вы помните, перед самым уходом, Константин очень мрачно упомянул теорему Ферма?
  - Вы хотите сказать, что питерские воры настолько продвинутые, что вместо золота и денег гоняются теперь за доказательствами теорем? Представляю, как они хвастаются на сходках крутизной украденных формул.
  - Не ерничайте. Теорема Ферма это особый случай. За долгие века она породила столько страстей...
  - Валентина Ипполитовна, вы меня простите, но я вчера залез в Интернет и поинтересовался Великой теоремой Ферма. Так вот, оказывается, она уже доказана.
  - Это так и в то же время не так. Великая тайна Ферма остается нераскрытой!
  - Подобные тонкости чересчур сложны для меня. Давайте лучше посмотрим, что еще пропало в квартире?
  - Я помню, зачем мы пришли. - Женщина, продолжая держать старую книжицу, медленно осмотрела комнату. - Вот! Вот здесь на этажерке стояли статуэтки, а сейчас их нет.
  - Какие статуэтки?
  - Фарфоровые, раскрашенные. На них изображены две сцены из народных танцев. На одной жизнерадостный танец, а на другой, по-моему, грустный.
  - Они представляют какую-либо ценность?
  - Не знаю. Статуэтки небольшие, но очень изящные, тонкой работы.
  - Они старинные?
  - Скорее всего. Софья как-то упоминала, что они достались ей еще от родителей.
  - Проверим, не переставила ли она их в другое место.
  Стрельников обыскал стол, шкаф, заглянул внутрь дивана, достал из-под кровати чемодан и переворошил его.
  - Пусто. Статуэток нет, - констатировал он.
  Вишневская просматривала семейный фотоальбом Даниных и, перевернув очередной лист, позвала милиционера:
  - Вот, взгляните.
  С пожелтевшей черно-белой фотографии улыбалась молодая Софья Данина. За ее спиной на полке виднелась одна из статуэток.
  - Не современный ширпотреб, - сделал вывод оперативник. - Возможно, дело не в рукописях. Убийце были нужны статуэтки.
  - Ну что вы! Из-за двух безделушек идти на такое преступление?
  - А из-за бумажек с формулами, значит, можно? Валентина Ипполитовна, вы даже представить не можете, какие безумные цены бывают на антиквариат. Старые питерские квартиры порой хранят такие ценности, о которых даже хозяева не подозревают.
  - Да что вы говорите. Мне надо провести ревизию своей утвари.
  - В любом случае по статуэткам надо проконсультироваться со специалистами. Фотографию я забираю.
  - А Константин? Теперь его отпустят?
  - А кто сказал, что он не причастен к краже статуэток? - резко обернулся Стрельников. - Унес, продал, деньги присвоил, а когда мать возмутилась...
  - Ну, знаете ли, Виктор! Умерьте свою фантазию.
  - С фантазией у меня туго. Я опираюсь на факты, а версии беру из материалов подобных уголовных дел. Вы лучше подумайте, больше ничего не пропало? Может, у них картина имелась или гравюры.
  - Нет, - уверенно покачала головой учительница.
  - А марки Данин не собирал? Старинные?
  - Ну что вы. Это не в его характере.
  - Тогда осмотрим прихожую и пройдем на кухню.
  При входе в кухню обоим бросился в глаза обведенный мелом силуэт убитой на полу. Оперативник привычно перешагнул через него и принялся за осмотр содержимого кухонных шкафчиков. Пенсионерка пугливо остановилась, словно натолкнулась на препятствие.
  - Смелее, - подзадорил пожилую женщину милиционер. - Вчера вы так не волновались.
  Он обернулся, не пытаясь скрыть снисходительную улыбку. На лице Вишневской застыло испуганное изумление.
  - Смотрите, - указала она в пол.
  Стрельников недоуменно проследил за направлением ее пальца. Силуэт, пятно от грязной воды и три увядших гвоздики.
  - В чем дело? - не понял он.
  - Зайдите с моей стороны.
  Старший лейтенант осторожно обошел женщину и выглянул из-за ее плеча.
  На высохших разводах лужицы, рядом с прорисованной правой кистью явственно просматривалась неровная буква 'Ф'. Вчера под тонким слоем воды ее не было видно. Но сегодня обоим стало ясно: крупную букву вывела рука Софьи Евсеевны.
  Это последнее, что она успела поведать миру перед смертью.
  
  16
  
  Татьяна Архангельская с напускной веселостью поболтала с девушками из отдела кадров, угостила их конфетами, порылась в документах, якобы в поисках давней университетской выписки, мимоходом переписав домашние адреса Амбарцумова и Фищука. Благодаря мужу она давно могла не работать, но неистребимая с детства тяга быть рядом с самыми умными людьми удерживала ее здесь в Санкт-Петербургском отделении Математического института Академии наук. Да и бухгалтерская работа, на которую она переквалифицировалась, давалась ей легко.
  Архангельская насилу покинула говорливых девушек отдела кадров, держа в руках совершенно ненужную ей копию университетского диплома. Положив ее перед собой на стол, она позволила себе расслабиться и мягко улыбнулась. В первый раз за сутки по-настоящему.
  Она вспомнила свое веселое, но рискованное поступление в университет на очень престижный в те годы математико-механический факультет. Константина Данина, как призера всесоюзной и международной олимпиады приняли в университет без экзаменов. Феликсу Базилевичу достаточно было сдать на отлично только алгебру. А вот ей, мечтавшей не отставать от самых умных мальчиков класса, необходимо было получить высокие оценки на четырех письменных экзаменах.
  Вряд ли бы она с этим справилась, если бы не случай и ее предусмотрительная ласковая дружба с обоими мальчиками. Влюбленный в нее Костя Данин узнал, что Лёва Амбарцумов из параллельного класса, тоже подавший документы на факультет, неожиданно слег в больницу. Тогда он предложил его маме сдать экзамены вместо Лёвы. Отчаявшаяся женщина ухватилась за соломинку, ведь выбора не было.
  И нахальная идея сработала!
  Дабы исключить списывание, соседям по парте на экзаменах давали разные варианты задач. Константин садился рядом с Татьяной и легко успевал решить оба варианта: за Амбарцумова и за нее. Перед последним экзаменом счастливая и встревоженная мать Амбарцумова взмолилась: не надо больше пятерок, это очень подозрительно, достаточно четверки. Данин выполнил просьбу. Архангельская и Амбарцумов поступили в университет. Феликс Базилевич прошел после первого экзамена.
  А как смешно ухаживал за нею Константин в те годы!
  Стесняясь собственной откровенности, он говорил: 'Ты также красива как числа 6 и 28!' Татьяна радостно смеялась. Она то знала, что это самые известные совершенные числа. Они равны сумме своих делителей и обладают многими удивительными свойствами. Не даром бог создал мир за шесть дней, а луна вращается вокруг земли за двадцать восемь суток. И если он подбрасывал ей записку: 'Т. А. = 496!', она прекрасно понимала, что ее сравнивают с третьим совершенным числом, найденным еще великим Пифагором. Для математика, каковым до мозга костей являлся Данин, это было равносильно признанию в любви.
  Поклонение самой точной науке выдавало его и в повседневной жизни. Его высказывания были на редкость четки и исключали неоднозначность толкования.
  Как-то в десятом классе они ездили на экскурсию в Таллинн. На подъезде к столице Эстонии за окном автобуса промелькнуло озеро, по которому с вальяжной грациозностью скользил черный лебедь. 'Смотрите! В Эстонии все лебеди черные', - радостно выкрикнула Татьяна. 'Нет, - возразил Феликс, - в Эстонии встречаются черные лебеди'. Костя Данин поправил очки и назидательно произнес: 'В Эстонии есть хотя бы одно озеро, в котором плавает хотя бы один лебедь, хотя бы один бок его - черного цвета'.
  Старинный почти игрушечный Таллинн понравился всем. На узких улочках старого города неугомонные школьники корчили друг другу рожицы, восхищались толщиной каменных стен, засыпали медлительного экскурсовода всевозможными вопросами.
  Одним из первых спросил Данин. 'Скажите, а кто из великих математиков жил в Таллинне?' Экскурсовод, высокий пожилой эстонец, не нашелся, что ответить. 'Может быть в Тарту, - подсказал Костя. - У вас там древний университет?' 'Нет, - покачал головой экскурсовод. - Математиков у нас не было. А вот оперный певец...' После такого ответа интерес к городу у Кости Данина пропал. Что это за край, который не родил ни одного известного математика?
  Как и все настоящие ученые Данин всегда был сосредоточен над решением очередной проблемы и не замечал окружающих мелочей. Обывателями такое поведение воспринималось как рассеянность. Татьяна вспомнила, как во время первой сессии в университете Феликс Базилевич решил подшутить над более успешным в учебе другом. Он направил его в соседнюю аудиторию, где сдавали экзамен студенты третьего курса. Экзамен принимал сухой и безжалостный доцент Павлов, который за свои оценки заслужил прозвище 'мистер Неуд'.
  Когда-то Павлов закончил МГУ по специальности астрономия. Ежегодно выпускалось двадцать пять астрономов, а огромной стране требовалось всего шесть. Павлов не попал в число счастливчиков, распределенных в обсерватории. Мечта его детства была растоптана, и характер его безнадежно испортился. Всесторонняя математическая подготовка позволяла ему вести любой раздел математики. Он никогда не готовился к лекциям и, заходя в аудиторию, обычно спрашивал: 'Какой у нас сегодня предмет?' 'На чем мы в прошлый раз остановились?' Смельчаки порой называли самые сложные предметы и темы. Павлов равнодушно брал мел, поворачивался к доске и монотонно исписывал ее многочисленными формулами. Услышав звонок, он отряхивал руки о полы пиджака и спешил выкурить пару сигарет, прежде чем отправиться читать следующую лекцию на тему, которую ему только предстояло услышать. Ошибок он не допускал. И строго карал за них на экзаменах.
  Константин Данин не заметил подвоха. Он вошел в аудиторию, куда его торопливо впихнул Феликс, и спокойно взял предложенный билет. Мистер Неуд, увидев незнакомого студента, несомненно, являющегося злостным прогульщиком, выбрал для него самую сложную тему. Однако Данина нисколько не удивили совершенно новые вопросы. Они его заинтересовали!
  Он с увлечением накинулся на поиск доказательства из незнакомого ему раздела математики. И вскоре это доказательство было найдено. Его подход несколько отличался от хрестоматийного метода и этим приятно удивил Павлова. Мистер Неуд открыл зачетку, собираясь вывести редкое сочетание букв: 'отл' - и не поверил своим глазам. Перед ним сидел студент первого курса!
  Доцент и студент непонимающе глядели друг на друга. Первым не выдержал Данин.
  - Вы считаете, я где-то допустил ошибку?
  - Допустили. Но не в доказательстве этой теоремы.
  - Тогда в чем же?
  - Константин Данин, какой экзамен вы пришли сдавать?
  - Мат анализ, - удивился студент.
  Мистер Неуд улыбнулся, что случилось с ним последний раз три года назад на вынужденной свадьбе заведующего кафедрой с беременной студенткой.
  - А я принимаю функциональный анализ! - лукаво погрозил Павлов. Однако улыбка не сползала с его лица. - Что же мне с вами делать?
  - Я пойду, - виновато встал Константин.
  - Подождите, - остановил доцент. - Матан принимает Денисенко. Это где-то рядом. Я скажу ему, чтобы он поставил вам 'отлично'.
  - Зачем? Еще есть время. Я успею сдать и матан.
  В коридоре все с нетерпением ждали грандиозного провала отличника Данина и прислушивались к происходящему в аудитории. 'Сейчас он появится с пунцовой физиономией', - предвкушал события Базилевич. Архангельская тревожно ломала пальцы, коря себя за то, что не остановила этот глупый розыгрыш.
  Дверь аудитории открылась. Ее распахнул сам Павлов. Он вручил зачетку Данину, ласково обещая будущие встречи, и еще долго кивал ему вслед.
  - Что? Что поставил? - налетели с вопросами студенты, когда дверь захлопнулась.
  Константин развернул зачетку.
  - Отлично.
  - Павлов не догадался о подмене?!
  - Он всё понял, но решил, что незачем попусту отнимать время у экзаменатора. Поставил оценку и обещал предупредить Денисенко.
  Под удивленные и завистливые взгляды студентов Данин направился в библиотеку. Его заинтересовал новый раздел математики, и ему не терпелось скорее познакомиться с ним глубже.
  Среди провожавших его взоров были и большие голубые глаза, которые излучали искреннее восхищение. Так смотрела на него профессорская дочка Татьяна Архангельская. В тот день она поняла, что непременно должна быть рядом с этим гениальным математиком.
  В начале второго курса у студентов университета был выезд на картошку. Вечерами у костра около перспективного ученого Кости Данина постоянно вились шустренькие девушки с других факультетов. Архангельская хмурила выщипанные бровки и думала, как сделать так, чтобы их свадьба состоялась этой же осенью? Невинной дружбы с многозначительными взглядами и вздрагиванием при случайном касании теперь было недостаточно. И Татьяна решилась.
  Закапал промозглый дождь. Студенты нехотя потянулись к баракам. Татьяна оказалась рядом с Константином.
  - Ты обещал мне рассказать о движении звезд, - напомнила девушка.
  - Но сейчас облачность.
  - Вон там проглядывает чистое небо.
  - Где? - вертел задранной головой наивный студент.
  - Идем, я покажу, - шепнула девушка.
  Ей удалось увести Данина на машинный двор. Там, в пропахшей соляркой кабине огромного трактора 'Кировец', всё и произошло. Лекция о взаимном притяжении и перемещении небесных светил оборвалась на полуслове. Жаркие губы девушки накрыли рот Константина, пальцы торопливо расстегивали одежду. Теория движения космических тел уступила место практическому занятию по сближению и взаимопроникновению тел человеческих. И еще долго настойчивые дождинки, бившиеся в стекло, наблюдали за вздрагивающей голой спиной юноши и вцепившимися в нее пальцами девушки.
  'Моя Фея', - шептал Константин при расставании.
  Он оказался неистовым любовником. Потоки крови, питавшие днем его ненасытный мозг, ночью смещались вниз и поддерживали огонь страсти совсем в других органах. Запираясь по вечерам в кабине трактора, Данин жадно накидывался на гибкое тело девушки, безудержно ласкал ее, а опустошившись, через некоторое время мог повторить натиск.
  По возвращению домой Татьяне предстояло объяснение с чопорной мамой.
  - Ну, он хоть любит тебя? - трясла за плечи дочь расстроенная Надежда Сергеевна, услышав о ее желании выйти замуж.
  - Конечно. Ты бы знала, мама, как он... обнимает меня.
  - Это всё шалости. Он сделал тебе предложение?
  - Нет. Пока нет.
  - Так откуда ты знаешь, что он готов на тебе жениться?
  - Вот! - Татьяна извлекла из-под блузки деревянный медальончик на капроновом шнурке.
  - Что это? - мать недоуменно смотрела на простую круглую деревяшку, наспех отпиленную от черенка лопаты.
  - Ты посмотри, что здесь выжжено. С одной стороны число 220, а с другой - 284! Это Данин подарил.
  - И что это значит? - мать с тревогой смотрела в радостные глаза дочери. 'Что сделала с бедной девочкой учеба? Не потребуется ли обращение к невропатологу?'
  - Ну, как же! Это великие дружественные числа! Символы любви и дружбы! Их обнаружил еще Пифагор. Данин обожает его. Ты посмотри, я тебе объясню. - Татьяна принялась что-то писать на бумаге. - Сумма делителей первого числа, равна второму числу. И наоборот! Это его признание в любви. Данин числам доверяет больше, чем словам. Мы с ним, как эти два числа: 220 и 284. Ты понимаешь?
  Опытная женщина с подозрением глядела на протянутый дочерью листок с цифрами.
  
  220: 1+2+4+5+10+11+20+22+44+55+110 = 284.
  284: 1+2+4+71+142 = 220.
  
  Надежда Сергеевна помнила, как учительница Вишневская горячо объясняла всем на родительском собрании. 'Голова подростка подобна пустому шкафу. Они стремятся запихнуть туда что угодно, порой совершеннейший мусор. Однако объем памяти ограничен. Пока есть возможность, я стремлюсь вложить им побольше математики. Поверьте, математика не самый худший вариант для ребенка'.
  'Вот и впихнула! Вот и результат! Кому показать дочь: Бронштейну или Гуревичу?' - испуганно решала Надежда Сергеевна.
  Но муж, профессор философии Евгений Кондратьевич Архангельский, посвященный вечером в существо проблемы, успокоил жену.
  - Надя, он же математик. Я таких знаю. У них мысли построены как галереи в классическом дворце. Всё чётко и правильно, одно следует из другого, большое вытекает из малого, сложное держится на простом. Для него написать эти числа, всё равно, что для Пушкина 'Я помню чудное мгновенье'.
  - Совершенно верно, папочка, - обрадованная Татьяна чмокнула отца в щеку. - Я бы никогда не смогла так объяснить.
  - Я справлялся о Данине у университетской профессуры. Все как один прочат ему большое научное будущее. Раз такое дело...
  Муж многозначительно посмотрел на жену, и вопрос с замужеством дочери был решен положительно.
  После шумной свадьбы Константин Данин поселился в просторной профессорской квартире Архангельских. Подготовленная дочерью теща подарила ему авторучку с золотым пером, на колпачке которой с противоположных сторон были выгравированы числа: 17296 и 18416.
  Это были следующие два дружественных числа, которые после Пифагора обнаружил неутомимый Ферма за год до формулировки своей Великой теоремы.
  
  17
  
  Виктор Стрельников неназойливо поддерживал прихрамывающую Валентину Ипполитовну под локоть, пока она спускалась по лестнице. Пенсионерка, озадаченная увиденным в квартире Даниных, выглядела рассеянно и держалась неуверенно. Во дворе раздосадованный оперативник достал долгожданную сигарету и закурил. Табачный дым вернул его в привычное состояние. А подумать было над чем. Входной замок, вскрытый отмычкой, пропавшие старинные статуэтки и таинственная буква Ф на полу осложняли простое на первый взгляд дело.
  - Жертва узнала убийцу и хотела написать его имя, - заявил милиционер после нескольких глубоких затяжек.
  - Возможно, - согласилась Вишневская.
  - Кто из тех, чье имя начинается на Ф, был вхож в семью Даниных?
  - В последние годы к ним мало кто заходил, а вот раньше... Феликс Базилевич, например. Это одноклассник и старый друг Константина. Его Софья Евсеевна знала очень хорошо.
  - Базилевич и Данин могли конфликтовать?
  - Нет. Они долгое время были самыми близкими друзьями. Но...
  - Договаривайте, - посоветовал оперативник и грубо изрек: - Убийство это такое преступление, после которого всё дерьмо вплывает наружу.
  - Феликс всегда немного завидовал таланту Данина. И пользовался им.
  - Использовал в корыстных целях? А сейчас Данин уединился с матерью и контакты прекратились. Вот вам и повод для убийства. Он хотел устранить мать, чтобы стать самым близким человеком для Данина.
  - Как легко вы рассуждаете о таких серьезных вещах.
  - Опыт. Мотив и возможность - две непременные составляющие умышленного преступления.
  - Необходимые условия, как говорят в математике.
  - Пусть будет так, - улыбнулся старший лейтенант. - Как мне найти Базилевича?
  - Я уже изучила его логистические возможности.
  - Чего? Какие возможности?
  - Логистические. Оказаться в нужном месте в нужное время. Дело в том, что Феликс Базилевич вчера утром прилетел из Барселоны. Я сверила время прибытия со временем преступления и выяснила, что теоретически он успевал доехать из аэропорта до квартиры.
  - Ого! Да вы неоценимый помощник.
  - Но данный расчет справедлив при отсутствии пробок на дорогах. После этого я изучила хронику вчерашних ДТП в городе и выяснила, что в половине одиннадцатого на пересечении Московского проспекта и Благодатной улицы произошло столкновение, в результате которого две полосы в центр были перекрыты. Образовалась жуткая пробка и на проспекте и на соседних улицах, которая рассосалась только к часу дня. Базилевич никак не успевал.
  - Где вы всё это узнали?
  - Виктор Стрельников, в наше время существует универсальная шпаргалка на все случаи жизни. Называется Интернет, - назидательно произнесла учительница. - Милиция в курсе научно-технического прогресса?
  - У нас на службе с этим туго.
  - Обращайтесь, помогу.
  - Базилевича мы проверим. Хотя скорее всего он отпадает, - расстроился старший лейтенант.
  - Я бы очень хотела, чтобы это было именно так. Оба мои ученики. Но есть два обстоятельства.
  - Какие же? - заинтересовался Стрельников.
  - О пробках я узнавала вчера. Базилевич теперь обеспеченный человек и пользуется личной машиной или такси. Но сегодня утром я взглянула на карту города. Если он пересел на метро на станции 'Московская' или 'Парк победы', то вполне успевал в квартиру Даниных к моменту убийства. Это прямая ветка.
  - Да вы, Валентина Ипполитовна, не помощник. В вас пропадает талант следователя! А в чем заключается второе обстоятельство?
  - Не знаю, как и сказать. Может это и не важно. Я вчера встречалась с Татьяной Архангельской. Это жена Базилевича. А раньше она была замужем за Даниным.
  - Интересный поворот. У подобных историй часто бывает второе дно.
  - Я намекнула ей, что Константин передал мне на хранение важные рукописи. Так вот, она мне звонила и настойчиво интересовалась, нет ли среди них, связанных с теоремой Ферма.
  - И что здесь странного?
  - Ну, как же. Данин упомянул теорему Ферма. Сказал: 'из-за нее', а потом шепнул мне: 'там было не всё'. Если он имел в виду, что убийца приходил за доказательством Великой теоремы и не смог получить ее полностью, то, узнав, что важные записи находятся у меня, он как-то себя проявит.
  - И многим вы рассказали об этом?
  - Нет. Только тем, кто хорошо знаком с семьей Данина и не чужд математике.
  - Валентина Ипполитовна. Я уверен, что мир вертится вокруг денег, а не вокруг математики. Тем более преступный мир. Но если вы хоть отчасти правы, то навлекаете большие неприятности на свою голову.
  - Приходится. Я должна найти убийцу, чтобы вы освободили гениального математика.
  - С этим не заржавеет. Решает следователь прокуратуры. Вновь открывшиеся обстоятельства в пользу Данина. Не думаю, что его продержат более трех суток.
  - Я хотела бы расспросить Константина о его последних словах.
  - Вас к нему не пустят. Но я сам попробую. И давайте-ка запишите мой мобильный, и звоните, если что. - Стрельников достал телефон. - Скажите ваш номер. Я наберу его, и у вас высветится мой.
  - У меня нет мобильного телефона.
  - Как же так? Пользуетесь Интернетом, а телефон...
  - Дважды два - пять, - небрежно махнула рукой Вишневская. - Я всегда дома и у меня мало знакомых. В основном, бывшие ученики. А они еще со школьных лет знают мой домашний.
  - Ну, хорошо. Вот моя визитка. Я допишу мобильный. И не рискуйте понапрасну. Вы не в том возрасте.
  - Ох, Стрельников. Всё самое худшее со мной уже случилось в пятнадцать лет во время автомобильной аварии. И не напоминайте женщине про ее возраст.
  Старший лейтенант обезаруживающе поднял руки.
  - Виноват. Готов искупить. Вас куда-нибудь подвезти?
  - Да я же здесь рядом живу. Хотя... Одолжите, пожалуйста, ваш телефон. Мне надо позвонить Татьяне Архангельской.
  Оперативник протянул трубку. После коротких приветствий Валентина Ипполитовна выслушала сообщение Архангельской о домашних адресах Амбарцумова и Фищука, но записывать их не стала, а неожиданно спросила:
  - Танечка, а меня пропустят сейчас в ваш институт?
  - Я устрою, - пообещала Архангельская. - Хотите встретиться с ними здесь?
  - Оба на месте?
  - Лёва - наверняка. А Фищук непредсказуем. Вечно мечется по семинарам, конференциям, и о библиотечных днях не забывает.
  - Я скоро приеду, - пообещала учительница, вернула телефон и обратилась к старшему лейтенанту милиции: - Вы, кажется, обещали меня подвезти? Мне надо в математический институт академии наук.
  - Там работал наш подозреваемый. Вы все-таки намерены продолжить расследование? - со снисходительной улыбкой поинтересовался Стрельников.
  - Я не разбираюсь в стоимости антиквариата, но ценность математических идей и безграничность человеческих амбиций представляю себе очень хорошо. А ваши слова, что мир вертится вокруг математики, не далеки от истины.
  - Я говорил, что вокруг денег, - возразил оперативник.
  - А с помощью чего считают деньги? Какие знаки на них изображены? Математика лежит в основе всего, что создано природой и человеком. Всё сущее есть Число! Вещи это копии Чисел, а Числа - управляющая миром божественная сила! Слышали такие слова Пифагора?
  - Валентина Ипполитовна, делайте, что душе угодно. Но помните, милиция не отлынивает от выполнения своей работы. Наш сотрудник еще вчера опросил бывших коллег Данина. Кстати, где он застрял?
  - Так мне идти к метро? - с вызовом спросила Вишневская.
  - Мы подвезем. Тем более это недалеко.
  Из парадного появился Алексей Матыкин. Стрельников воскликнул:
  - А вот и Лёха. Что новенького узнал?
  - Как печь пирожки с вареньем, чтобы оно не вытекало.
  - Тебя зачем посылали?
  - Пришлось входить в доверие. - На хмуром лице опера-боксера появилась непривычная улыбка. - Выслушал подробный отчет о достоинствах внучки-студентки, посмотрел ее фотографии и отведал чай с фирменными пирожками.
  - Ты не пропадешь. По делу что-нибудь есть?
  - Старушка, что этажом ниже, слышала звон разбитой вазы и еще кашель сразу вслед за ним.
  - Данин кашлял?
  - Не припомню.
  - Нет, - уверенно заявила Вишневская.
  - Кашель, - Стрельников задумался. - Может по лестнице кто спускался?
  - Она утверждает, что кашляли сверху. После звона она прислушалась.
  - А точное время?
  - Она не помнит. Говорит, в первой половине дня.
  - Что же ты вчера эту соседку не опросил?
  - Вчера, во время моего обхода она была в поликлинике. Там большие очереди.
  - А кашель был мужской или женский? - спросила Вишневская.
  - Разве по кашлю определишь? Тем более через стенку.
  - Да, верно, - Валентина Ипполитовна задумалась, что-то вспоминая.
  - Вы намекаете на...
  - Нет-нет-нет, - оборвала она невысказанный вопрос. - Так мы едем?
  - Помчались!
  Все трое подошли к служебной 'Ладе'. Стрельников распахнул перед Вишневской дверцу и скомандовал Матыкину:
  - Заверни сначала к институту математики, где ты был вчера.
  Хлопнула дверца. Валентина Ипполитовна угнездилась на заднем сиденье. Сквозь лобовое стекло она заметила, как во двор легкой походкой вошел человек в капюшоне. Плюхнувшийся на переднее кресло Стрельников перекрыл ей видимость. Учительница успела разглядеть лишь узкие темные очки. Похожие блеснули вчера вечером у наблюдателя на скамейке.
  - Я уже видела его здесь, - шепнула Вишневская.
  - Кого? - спросил оперативник, обернувшись.
  - Вот он, - указала учительница.
  Но вошедший во двор заметил милицейскую машину, попятился и исчез под аркой. Милиционеры переглянулись.
  - За ним! - скомандовал старший лейтенант.
  Топот двух пар ног эхом отдавался в кирпичном дворе без единого деревца.
  
  18
  
  1832 год. Париж. Франция.
  Утро 30 мая в Булонском лесу выдалось теплым, солнечным и необычайно звонким. 'Обидно, наверное, умирать в такую погоду, тем более в столь юном возрасте', - подумал опытный стрелок Эрбенвилль, с презрительной усмешкой оценивая своего молодого противника. Бывший студент-математик Эварист Галуа вел себя совершенно неправильно. Он прибыл на дуэль без секундантов, не глядя, взял протянутый пистолет, не стал спорить о дистанции, лишь обреченно спросил: 'Куда?'.
  Противники разошлись на двадцать пять шагов. Это оптимальное расстояние, чтобы лишить всяких шансов неискушенного стрелка и обеспечить комфорт умелому дуэлянту. Секундант отдал команду. Двадцатилетний Галуа торопливо вздернул руку и нажал на курок. Вскрикнули потревоженные птицы. Пуля прошла высоко над головой спокойного Эрбенвилля. 'Еще бы, - подумал тот. - Со сбитой мушкой точно не выстрелишь'.
  Настал любимый момент для одного из лучших стрелков Франции. Он чувствовал себя богом, играя на нервах беспомощной жертвы. Обещанные двести франков за голову математика-революционера грели его душу. Теперь можно будет раздать долги и вновь сесть за карточный стол.
  'А еще говорят, что Галуа гений, - скривил губы Эрбенвилль, медленно поднимая пистолет. - Каким же глупцом надо быть, чтобы поддаться на столь дешевую провокацию'.
  Два дня назад Галуа подпоили, втолкнули в объятья пышногрудой Стефании и, как только она стянула с юнца панталоны, появился разъяренный Эрбенвилль, которому не впервой было исполнять роль оскорбленного жениха.
  Пощечина. Брошенная перчатка. Вызов на дуэль. И вот, тщедушный силуэт беспокойного бунтаря, вечно раздражающего верховную власть, на мушке его пистолета.
  Сквозь черное дуло, готовое изрыгнуть смерть, Эварист Галуа увидел мгновения своей жизни.
  В лицей он поступил только в двенадцать лет. Жесткая дисциплина ему не понравилась, а скучные уроки наводили уныние. В шестнадцать лет Галуа впервые познакомился с математикой. Магия цифр и таинство формул очаровали его до такой степени, что других предметов для подростка не стало существовать. Блестящие оценки по математике перемежались неудовлетворительными баллами по всем остальным дисциплинам. Юношей овладело математическое безумие. Он проглатывал один раздел математики за другим, включая самые высшие. Прошло всего несколько месяцев, и лицейские учителя безнадежно отстали от вундеркинда.
  В семнадцать лет Галуа опубликовал первую работу в научном журнале. Перед ним открывался прямой и ясный путь к вершинам математики, сокрытым облаками неизвестного. Но поступить в самое престижное высшее учебное заведение Франции - Политехническую школу - ему не удалось. Юноша настолько быстро овладел всеми существующими достижениями математики, что беглость записи и пропуск очевидных для него банальностей стал его стилем. К тому же решения Галуа были столь оригинальны, что экзаменаторы их зачастую не понимали. Неаккуратный почерк и небрежность изложения их раздражали. А вспыльчивость молодого человека никак не способствовала разрешению ситуации.
  Через год Галуа повторил попытку. На устном экзамене он представил новое изящное решение, но объяснение его опять было сумбурным и поверхностным. Чувствуя, что твердолобые профессора его не понимают, Галуа в сердцах швырнул мокрую тряпку и угодил прямехонько в лоб председателя приемной комиссии. Путь в Политехническую школу ему был навсегда закрыт.
  В это же время Эварист Галуа послал два своих самых блестящих исследования в Академию наук. Его работы попали к маститому математику Огюсту Луи Коши. Тот оказался в восторге от работ молодого человека и заявил, что они заслуживают быть представленными на премию Академии наук по математике. По формальным условиям конкурса требовалось подать одну работу. Коши вернул рукописи Галуа и посоветовал объединить их. В этом случае яркая работа произвела бы неизгладимое впечатление на академиков.
  Галуа с энтузиазмом принялся за дело. Задолго до положенного срока он объединил исследования, дополнил новыми идеями и представил завершенный труд в Академию.
  Прежде чем поступающие работы попадали в конкурсную комиссию, их просматривал непременный секретарь Академии Жозеф Фурье. Самый известный математик Европы был поражен глубиной и новизной представленного решения уравнений пятой степени. Над этой проблемой долго работал Лагранж, но не сумел с ней справиться. Фурье не сомневался, что Эварист Галуа заслуживает первой премии. Однако беглость изложения, присущая Галуа, не позволила Фурье оценить сразу все нюансы статьи. Он взял ее домой.
  По пути пожилому математику стало плохо, он на улице потерял сознание. Фурье доставили домой, вызвали врача. На некоторое время великий математик пришел в себя. Его глаза озабоченно задвигались, он хотел что-то сказать, но силы оставили его. После нового скоротечного приступа Жозеф Фурье скончался.
  Еще на мостовой, в суматохе, никто не заметил, как тонкая папка выпала из ослабевшей руки математика, и порыв ветра разметал страницы с непонятными формулами по Парижской улице.
  В день, когда влиятельная комиссия Академии наук собралась на свое заседание, вдруг выяснилось, что работы Галуа нет среди представленных. Многие чувствовали, что вершится вопиющая несправедливость. Был объявлен перерыв. В доме Фурье двое математиков перебрали все бумаги покойного. Статьи Галуа среди них не оказалось. Премия была присуждена другому.
  Пылкий Эварист Галуа посчитал, что всё происходящее подстроено специально. Его преследуют за ярко выраженные антимонархические взгляды. Через год он лишь утвердился в этом мнении. Галуа представил в Академию решение еще одной математической проблемы. Ему вернули рукопись, посоветовав более аргументировано и последовательно изложить логические рассуждения. Галуа швырнул рукопись в лицо рецензенту.
  Отныне он превратился в самого ярого республиканца. Вся его энергия и страсть была направлена против власти и монархии. За язвительные статьи его отчислили из Нормальной школы - высшего учебного заведения, куда он поступил после двукратного провала в Политехнической школе. На одном из республиканских собраний он размахивал кинжалом и публично грозил королю Франции Луи-Филиппу.
  Галуа арестовали. Продержав в тюрьме месяц, суд принял во внимание его юный возраст и освободил. Это обстоятельство еще более укрепило его славу среди республиканцев. Разгневанный Эварист Галуа присутствовал на всех собраниях и манифестациях и всегда был на виду. Вскоре его вновь бросили в тюрьму.
  В тюремной камере талантливого математика попытались убить, но лишь по случайности погиб его сосед. Через полгода Галуа выпустили на свободу.
  И вот, самое идиотское событие его жизни - вызов на дуэль из-за продажной женщины.
  Галуа хорошо знал репутацию человека, с кем ему предстояло стреляться. Но врожденная гордость не позволила ему отступить. В ночь перед дуэлью Эварист сел за письма брату и друзьям. Он вспомнил свою короткую жизнь и понял, что всё самое ценное, чего он достиг, связано с математикой. Если завтра он погибнет, то его достижения будут утрачены навсегда.
  Всю ночь он лихорадочно восстанавливал на бумаге свои самые выдающиеся результаты. И без того торопливый стиль превратился в сочетание формул, напутствий друзьям и объяснение своих поступков. Галуа исписывал страницу за страницей, его мозг, оказавшись в любимой стихии, работал с утроенной энергией. Под утро у него появились новые замечательные идеи. Теорию групп, которую он разработал, можно было применить и к этой задаче, и к другой. Но...
  Время. Время.
  Наступил рассвет. Пора было ехать к месту дуэли.
  Сейчас, стоя под дулом безжалостного пистолета, Эварист Галуа понял, как применить, созданные им специальные группы, к доказательству неприступной теоремы Ферма. Нужно только правильно описать их свойства. Он мысленно пробежал по длинной цепочке рассуждений. Они вели к цели! Теперь для доказательства достаточно добавить...
  Эрбенвилль, чей пистолет был направлен в сердце противника, удивленно смотрел на юного математика-бунтаря. О чем он думает? Почему так живо светятся его глаза? Разве он не понимает, что сейчас произойдет? В какой-то момент ему стало жалко молодого глупца, которого так легко обвели вокруг пальца. Может, выстрелить ему в плечо?
  Нет. Это плохая мысль. За легкую рану можно лишиться обещанных денег.
  'Но я дам ему шанс', - с ухмылкой решил Эрбенвилль и сместил ствол пистолета вниз.
  Грянул выстрел. Галуа схватился за окровавленный живот и рухнул на землю.
  Один из секундантов Эрбенвилля побежал к раненому. Второй его остановил.
  - Это не по правилам. О враче должны были позаботиться его секунданты.
  - Но их нет.
  - Разве эта наша вина?
  - Поехали! - скомандовал Эрбенвилль. Ему не терпелось скорее получить деньги.
  Три господина поправили цилиндры и степенно удалились.
  Брат Галуа, получивший его письмо, нашел истекающего кровью Эвариста лишь через несколько часов. Раненого доставили в больницу. Но было уже поздно. Начался перитонит. На следующий день Эварист Галуа скончался.
  Один из самых гениальных математиков девятнадцатого века прожил двадцать лет, семь месяцев и семь дней. Его предсмертный труд был опубликован спустя четырнадцать лет и стал общепризнанным шедевром в математике.
  
  19
  
  Левона Амбарцумова бывшая учительница узнала с трудом. За двадцать лет после школы шустрый вертлявый Лёва располнел, обрюзг и находился в стадии стремительного облысения. Только выпуклые глазки, выглядывающие из-под густых почти сросшихся бровей, остались такими же хитрыми и оценивающими.
  - Здравствуйте, Валентина Ипполитовна, - радушно растянул пухлые губы Амбарцумов, принимая учительницу в маленьком кабинете зама по хозяйственной части. - Проходите, присаживайтесь. Таня Архангельская меня предупредила. Какими судьбами к нам? Опять из-за Данина. В прошлый раз вы, помнится, приходили на защиту его диссертации?
  - Вы правы, Лёва, из-за Данина. С Костей произошла беда. Его мама убита, а он под подозрением.
  - Знаю. - Лицо Амбарцумова сделалось официально-серьезным. - Признаться, я ожидал чего-нибудь этакого. Неадекватный человек наш Данин. Мнит себя гением, а гениальность и сумасшествие - две стороны одной медали. Теперь ему предстоит гораздо более серьезная защита.
  - Какое сумасшествие? О чем вы? У Кости светлая голова...
  - А вот про голову не надо, - оборвал пенсионерку на полуслове Левон. - Если бы его мозги были нормально устроены, давно бы защитил докторскую, получил профессора, а там, глядишь, и до член-кора дорос. Прямая дорожка перед ним лежала. А он сорил своими идеями направо и налево, ничего до конца не доводил. Даже статьи за него Базилевич писал. Гению, видишь ли, это не интересно. А как Базилевич ушел в бизнес, Данин и стух. Результаты не публиковал, над чем он там думал - никто не знает. А потом вообще на работе перестал появляться. Ему звонили, предупреждали, он - хоть бы что! Пришлось уволить, а он этого даже не заметил. Я сам ему документы домой отвозил. Он выслушал - и ноль эмоций. Спрашиваю, на что жить будешь, ты же кроме как решать уравнения ничего не умеешь? А он абсолютно серьезно заявляет: это самое интересное в жизни, мне этого достаточно. И снова формулки пишет, а мне рукой так махнул - не отвлекай. Разве нормальный человек так поступит? Идиот!
  - Лёва, как вы можете так о Косте говорить? Он же вас выручил, помог поступить в университет, - напомнила давнюю историю учительница.
  - Да он мне всю жизнь этим сломал! - неожиданно взвился Амбарцумов, нервно скомкал приказ на официальном бланке с печатью, лежавший перед ним, и швырнул в мусорную корзину. - Вот так он со мной поступил. Смял - и в мусор!
  Он насупился, переживая воспоминания, рыхлые щеки пошли багровыми пятнами. Учительница искренне недоумевала.
  - Левон, поступить в наш главный университет, это же мечта любого выпускника?
  - Только не на матмех! Это была мечта моих родителей, но не моя! Папа не смог поступить в свое время, мама тоже, а вот сыночек сможет! Вот какой он у нас умненький. Мать заставила отнести документы на этот факультет, а я назло ей специально симулировал болезнь. Я хотел учиться совсем другому, но она и слышать этого не хотела. А тут нашелся Данин, проявил благородство. И вот из-за него я вынужден тянуть ненавистную лямку всю жизнь. И что в итоге? Всё равно ученым не стал. Обеспечиваю математиков стульями, столами, ручками и уборщицами командую. Спасибо святому умнику Косте Данину.
  - Лёва, я впервые слышу об этом. Ты же всю жизнь учился в специализированной школе, показывал неплохие результаты?
  - В школу вашу мама меня пихнула. Я только и ждал, когда учеба закончится. А сам из Эрмитажа не вылезал, бегал по выставкам. Я хотел стать искусствоведом! И стал бы, если бы не проклятый Данин! Сейчас бы уже прославился и заведовал отделом в лучшем музее мира - Эрмитаже. А так... - Амбарцумов глубоко вздохнул, достал из корзины выброшенный документ и стал методично разглаживать его, - коллекционированием занимаюсь. На любительском уровне. Этим душу и отвожу. Вот только денег на серьезные вещи не хватает.
  Он посмотрел на мятый лист, поморщился и сунул его в кожаную папку. Темные глазки уткнулись в учительницу.
  Валентина Ипполитовна убедилась, что на рукописи, взятые ею из квартиры Данина и специально выложенные на стол, Амбарцумов не обращает никакого внимания. 'Или делает вид, что они ему не интересны? Он упомянул про деньги. Приторговывать Лёва повадился еще в школе. Как человек близкий к науке он понимает, что в наше время, когда торгуют даже готовыми диссертациями, большое научное открытие тоже может являться товаром. Если сам не хочешь им воспользоваться, то всегда найдутся те, кто готов душу продать ради славы и почестей'.
  Вишневская решила акцентировать внимание собеседника.
  - Недавно Константин принес мне несколько своих папок с рабочими записями, просил сохранить. Я поинтересовалась, как обстоят дела с его великой мечтой?
  - Теоремой Ферма? Он всё еще тешится надеждами найти утраченное доказательство?
  'Хоть и с ухмылкой, а сразу отреагировал. Напоминать не пришлось'.
  - Костя сказал, что это пройденный этап, - подлила масла в огонь любопытства опытная учительница.
  - Ишь ты! Данин докопался до сокровенной тайны Пьера Ферма?
  - Не знаю. Костя такой неразговорчивый.
  - Да уж. Если бы у него однажды отнялся язык, он бы не опечалился. Язык формул для него гораздо актуальнее.
  - Я вчера после случившегося пролистала его записи. Кое-что с собой прихватила. Тут встречается уравнение Ферма. Будет время, посмотрю поподробнее, - улыбнулась Валентина Ипполитовна и помахала пачкой листков, мелко исписанных формулами. - Как я поняла, Левон, слов в защиту Данина для следствия у вас нет.
  - Ну, какой из меня защитник, Валентина Ипполитовна, тем более при таком тяжком обвинении. Тут требуется профессионал.
  Вишневская сделала движение, намереваясь встать и попрощаться. Амбарцумов поднялся, опередив ее, и хотел, было проводить к двери, но учительница неожиданно села.
  - Левон, а что вы коллекционируете?
  - О, это громко сказано. Так, мелочевку. Предметы интерьера восемнадцатого-девятнадцатого веков.
  - Из квартиры Даниных пропали две статуэтки. Если я принесу фотографию, вы сможете их оценить?
  - А я их помню, - оживился Амбарцумов. - Обратил внимание, когда приносил Данину трудовую книжку. Интересная работа. Главное, парные, это очень важно.
  - Они представляют какую-нибудь ценность?
  - Точно не знаю, не было возможности разглядеть. Могу сказать, что это однозначно не новодел: не Дулёво, не Чудово, не Гжель. Скорее всего наши, дореволюционные, Императорского фарфорового завода. Состояние хорошее, и две-три тысячи долларов за них можно получить.
  - Для пенсионерки хорошие деньги.
  - А вот если это Мейсенская фарфоровая мануфактура, да еще восемнадцатого века, - поднял взор к потолку Амбарцумов, - тогда сумма возрастет на порядок.
  - Вот как. Надо сказать следователю.
  - Если бы увидеть клеймо.
  - Они пропали.
  - Да, конечно... Постойте, а костюмы танцоров на статуэтках напоминают тирольские или баварские?
  - Возможно.
  - На них была подглазурная роспись, золочение?
  - По-моему, да.
  - Точно Мейсенские! Если их украли во время ограбления, да еще пошли на убийство, то это наверняка восемнадцатый век, да еще первая половина! Как же я раньше не проявил расторопность. Всё из-за Данина. Так не хотелось с ним общаться.
  - Левон, вы уверен по поводу стоимости? Двадцать-тридцать тысяч долларов?
  - Ну конечно. Парные фарфоровые статуэтки - это тот случай, когда один плюс один равняется трем, а то и четырем. Восемнадцатый век в отличном состоянии - редкая вещь. Есть коллекционеры-фанатики, которые за ними охотятся. Как же я проглядел!
  Вишневская покинула кабинет бывшего ученика в сметенном состоянии. Ее версия о теореме Ферма потерпела крах. Профессиональный грабитель, вооруженный отмычкой, приходил за банальными материальными ценностями. В стол он залезал в поисках денег. А бедная Софья Евсеевна просто не вовремя вернулась домой.
  Виктор Стрельников оказался прав: кому теперь нужны бумажки с формулами? Научных выкладок, подобных тем, что она сжимает сейчас в руке, полным полно в каждом кабинете этого института. Кому понадобится лезть за ними в квартиру кандидата наук, которого два года назад выперли с работы за прогулы.
  Погоня за подозрительным человеком в темных очках и закрытой куртке тоже ничего не дала. Милиционеры, выбежавшие на улицу из-под арки, не увидели его. Один считал, что беглец скрылся на машине, другой - что ловко переоделся. Даже пол подозреваемого вызывал разногласия. Стрельников разглядел в гибкой фигуре женские черты, Матыкин сомневался.
  - Валентина Ипполитовна, - поспешила к расстроенной женщине Татьяна Архангельская. - Что узнали?
  - Стоимость статуэток.
  - Каких статуэток?
  - Которые украли из квартиры Даниных. Надо позвонить следователю. Похоже, Софья погибла из-за фарфоровых безделушек. Дай, пожалуйста, телефон.
  Татьяна расстегнула сумочку, вынула мешающий очешник и протянула учительнице мобильный телефон.
  - Ты пользуешься очками? - поинтересовалась Вишневская.
  - Это так, солнечные. Вы звоните, звоните.
  Валентина Ипполитовна набрала номер Стрельникова и сообщила ему о примерной стоимости пропавших статуэток. Услышав цифры, Архангельская удивленно вскинула брови.
  - Кто бы мог подумать.
  Вишневская вернула телефон. Самодовольный тон милиционера ее еще больше огорчил.
  - Так нужен Данину адвокат? Или его выпустят? Феликс уже нашел кого-то, - щебетала Архангельская.
  - Не знаю, ничего не знаю. Для следствия Данин лакомый кусочек. Статуэтки тоже могут на него повесить.
  - В обычной жизни он такой беспомощный. Феликс встречался с ним недавно. Предлагал похлопотать о восстановлении на работу. Но Данин отказался.
  - А когда они виделись?
  - С месяц назад. Он только вчера мне об этом сказал. - Татьяна вспомнила о просьбе бывшей учительницы. - Вас к Фищуку отвести? Он здесь, в институте.
  - Нет. Уже не надо. Пойду домой. Наверное, надо хлопотать о похоронах Софьи.
  - А вот и он, - указала Архангельская на шедшего по коридору болезненного вида молодого человека с узким осунувшимся лицом и большими глазами, которые едва прикрывали маленькие очки.
  Вишневская обернулась. Худую фигуру Михаила Фищука обтягивал серый свитер грубой вязки с высоким воротом. Над узкими затемненными очками болтались неопрятные черные волосы. Невзрачный вид математика напомнил ей тех неудачников любовного фронта, кто цинично стремился воспользоваться ее доверчивостью в студенческие годы.
  И Валентина Ипполитовна сорвалась. В ее педагогическом арсенале всегда присутствовал метод провокации. Порой она сознательно выводила учеников из равновесия, чтобы всколыхнуть их нервную системы и заставить работать спящую часть мозга.
  - А я вас видела вчера у дома Даниных, - заявила Вишневская, когда молодой человек поравнялся с женщинами. - Вы зачем к ним приходили: за статуэтками или за теоремой Ферма?
  Озадаченный Фищук отпрянул от разгневанной старушки и вопросительно взглянул на Архангельскую. Та попыталась замять неловкость.
  - Это бывшая учительница Данина. Она...
  Но Валентину Ипполитовну невозможно было остановить.
  - Нет, пусть ответит. Я хочу знать, во что теперь оценивают жизнь человека?
  Михаил Фищук невольно взглянул на листы, агрессивно сжатые в руке пожилой женщины. Вместо страха в его глазах появился интерес. Он с неподдельным любопытством вглядывался в почерк. Ему показалось, что он узнал характерные торопливые завитки математических формул.
  И его сердце возбужденно заколотилось.
  
  20
  
  Виктор Стрельников наскоро заполнил обязательные строки протокола и посмотрел на сидящего перед ним Константина Данина. Ночь в камере мало изменила математика. Те же взъерошенные волосы, та же щетина и неопрятная одежда.
  - Константин Яковлевич, вам известна стоимость двух фарфоровых статуэток, хранившихся у вас дома?
  Карие глаза математика печально посмотрели на оперуполномоченного сквозь загрязненные стекла очков. Данин молчал.
  - Вы поняли мой вопрос? - переспросил милиционер.
  - Он некорректен.
  - Почему? Я спрашиваю, сколько стоят статуэтки, принадлежавшие вашей матери? Те самые, со сценами народных танцев?
  - На него не существует истинного ответа. Как впрочем, и ложного.
  - Что вы хотите этим сказать?
  - Цена не является предметом вычислений. Это предмет торга или волевого решения.
  - Однако вы могли предполагать, что старинные статуэтки стоят достаточно дорого?
  - Меня не интересуют неточные вопросы.
  - Ах, вот как! Мои вопросы, значит неточные? - начал раздражаться оперативник. Математик спокойно кивнул. - Тогда я сам на него отвечу! Статуэтки стоят в двадцать раз больше, чем годовая пенсия вашей матери. И они пропали. Кто знал о них, интересовался ими?
  - Конъюнкция или дизъюнкция? - неожиданно оживился Данин и даже придвинулся к милиционеру.
  - Что? - не понял ошарашенный Стрельников.
  - 'И' или 'Или'?
  - Не морочьте мне голову! Отвечайте на вопрос!
  - Два ваших утверждения ничем не связаны. Сами посудите. Кто знал и интересовался? Кто знал или интересовался? Получаем совершенно разные логические задачи. В одном случае имеем пересечение множеств, в другом объединение.
  - Это вам не абстрактная математика, это конкретная жизнь!
  - Не вижу разницы. Правильно поставленный вопрос наполовину решает задачу. А ваше утверждение можно трактовать двояко. Следовательно, оно запутывает дело.
  - Это не утверждение! Это вопрос!
  - Не согласен. Утверждениями называется любая фраза, которую требуется доказать или опровергнуть.
  - Хорошо! Пусть будет по-вашему, - сдерживая ярость, согласился Стрельников и с расстановкой продиктовал: - Я утверждаю, что вы виновны в убийстве родной матери!
  Константин Данин заинтересованно прищурился. Не дождавшись продолжения пламенной речи, он откинулся на спинку стула, поправил очки и предложил:
  - Доказывайте.
  - Докажем, докажем, - пообещал раздраженный старший лейтенант, закуривая сигарету.
  - Только учтите, что данной фразой, вы усложнили свою задачу. По сути, вы сделали два утверждения. Первое, вам придется доказать, что Софья Данина моя родная мать. И второе, что я виновен в ее смерти.
  - На что вы намекаете? Софья Евсеевна не является вашей родной мамой?
  - Это не я, это вы намекаете. Если бы вы сказали: Константин Данин виновен в убийстве Софьи Евсеевны Даниной - это не имело бы значения. А так, вам придется дополнительно доказывать утверждение о родстве. Я всего лишь призываю к точности формулировок.
  Оперуполномоченный с удивлением и некоторым испугом изучал задержанного. Кто перед ним? Циничный монстр или бездушный ученый, ничего не видящий дальше цифр и математических знаков? Убита его мать, он под подозрением, но это не мешает ему спокойно рассуждать об абстрактных понятиях, подменяя сущность произошедшего утонченными издевательскими формулировками. Вызывая к себе Данина, Стрельников намеревался зафиксировать показания о пропаже статуэток и ходатайствовать перед следователем прокуратуры об освобождении задержанного. Но, натолкнувшись на дерзкое поведение и завуалированное умными словечками высокомерное хамство, изменил свое решение. Пусть Данин еще посидит, помается. Пусть в нем перегорит напускная бравада, и через денек-другой гениального математика прорвет на откровенность. Тюрьма и не таких обламывала.
  С позабытой меж пальцами тлеющей сигареты на стол обвалился столбик пепла. Стрельников шумно дунул. Пепельные снежинки осели на рукаве Данина. Тот стряхнул их и невозмутимо поинтересовался:
  - Так вы готовы доказать свое двойное утверждение?
  - Всему свое время, - сдержал раздражение старший лейтенант. - Даже в математике некоторые доказательства ищут годами. Например, пресловутая теорема Ферма. Говорят, вы бросили работу ради нее.- Стрельников захотелось побольнее уколоть неуступчивого математика, и он язвительно спросил: - Вы конечно доказали это средневековое утверждение?
  Данин загадочно молчал.
  - К чему такая скромность, Константин Яковлевич. Явите миру чудо своего гения.
  Математик смотрел на свои сцепленные руки.
  - Вас ждет всемирная слава! - подзадоривал милиционер. - Неужели вы не мечтаете о ней? Она сулит счастье и достаток.
  - Счастье не в славе, - неожиданно обронил математик. На мгновение на его лице проявилось беззащитное детское выражение. Чувствовалось, что произнесенная фраза была далеко не случайной.
  - А в чем же? Деньги, я гляжу, вас тоже не интересуют. - Старший лейтенант проникновенно заглядывал в карие глаза математика. - Что заставляет вас зарываться в расчеты и тратить на них лучшие годы жизни? Ради чего? Ведь вы даже с женщинами не встречаетесь.
  При упоминании женщины по губам математика проскользнула светлая улыбка. Но только на миг. Затем его лицо вновь окаменело.
  Стрельников поймал себя на мысли, что постоянно думает о головоломке про лампочку и три выключателя. Он поделился задачей с некоторыми коллегами, но самое умное, что услышал в ответ: 'А ты в стенке дырочку просверли'. Сейчас перед ним сидел ненормальный хлюпик, прикидывающийся гением. Милиционер решил уколоть его.
  - Данин, если вы такой умный математик, решите быстро детскую задачу. Лампочка. В соседней комнате три выключателя, один из которых соединен с ней. Как определить, какой именно, если можно посмотреть на результат своих действий только один раз?
  В глазах Данина мелькнула искорка оживления.
  - А зайти в комнату с лампочкой можно?
  - Я же сказал.
  - Вы сказали - посмотреть.
  - Конечно можно!
  - Тогда эта задача к математике не имеет отношения. Она из области физики.
  - Это отговорка? Вы не знаете ответ?
  - Знаю.
  - Так скажите! Прославьтесь хоть здесь, перед глупыми ментами!
  - Вы опять о славе? Слава - ничто, по сравнению с ликованием души в момент озарения. Решите сами эту головоломку, и вы поймете меня.
  - А кто вам сказал, что я не знаю ответа? - набычился Стрельников.
  - Я вам достаточно подсказал, - отрезал математик и повернулся к окну.
  Уязвленный милиционер исподлобья смотрел на гордый профиль Константина Данина, пытаясь вывести его из равновесия долгим угрюмым молчанием. Но математик даже не повернулся.
  - Хорошо! - с особым нажимом произнес старший лейтенант, имея в виду прямо противоположное значение этого слова. - Любите четкость, перейдем к конкретным вопросам! Ваша мать Софья Евсеевна перед смертью успела написать букву Ф. В луже. Прямо на полу. Несомненно, она хотела сообщить что-то важное. Скорее всего, имя убийцы. Чье имя она не закончила?
  Данин равнодушно пожал плечами. Милиционер попробовал подсказать:
  - Может быть, Феликс? Феликс Базилевич? Он интересовался антиквариатом или вашими исследованиями? Или она хотела написать фамилию? Я тут посмотрел список ваших бывших коллег и знакомых. Есть Феофанов и Фищук. Что вы скажете о них?
  Данин отстраненно глядел куда-то вниз и в сторону. Казалось, он погрузился в раздумья и не замечал присутствия в комнате назойливого оперативника.
  - Феофанов во время убийства был в командировке. Мы проверили. Остаются Феликс Базилевич и Михаил Фищук. У каждого из них сомнительное алиби. Но и улик против них нет. Кто же этот Ф?
  - Ферма не гнался за славой, - почти беззвучно прошептал математик, думая о чем-то своем.
  - Вы назвали Ферма? Тот самый Ферма? Его дух вернулся с того света и укокошил бедную старушку за ваши многолетние измывательства над его теоремой?
  Математик молчал. Стрельников ждал, пока его терпение не иссякло.
  - Да что же вы не хотите нам помочь! - выкрикнул он. - Ну, всё! С меня хватит! При всем уважении к просьбе вашей учительницы Вишневской, я не могу вас выпустить. Факты пока против вас. Теперь общаться с вами будет следователь прокуратуры. Я устраняюсь.
  'Слава. Наивные люди придают ей слишком большое значение, - думал Константин по пути в камеру. - Слава - это не мягкий диван, а острая пика. Она возносит над толпой, придает жгучие ощущения, но в любой момент может и проткнуть. Я уже побывал на ее острие и не горю желанием оказаться там вновь. Сладкая радость открытия, красота удивительного решения - вот ради чего стоит жить'.
  Со школьных лет Костя Данин любил решать задачи, его тянуло к ним. Он с самозабвенным упоением погружался в математические проблемы, переносясь в другое измерение, недоступное окружающим. Чем мудренее и заковыристее была задача, тем слаще будет победа над ней. Поиск сокровенного доказательства для него сродни путешествию по заколдованному дворцу в кромешной темноте. Вот он проникает в него, наощупь исследует ускользающие детали. Они разрозненны и мало о чем говорят. Полная картина никак не складывается. На помощь приходит упорство и воображение.
  Хороший математик - это трудяга, обладающий безграничным воображением. Он должен зрительно представить то, что невозможно изобразить никакими средствами кроме чисел и условных обозначений. Шаг за шагом он начинает разбираться в расположении комнат невидимого дворца, осязает предметы интерьера и, наконец, находит выключатель. Свет вспыхивает, и перед ним разом предстает всё великолепие таинственного помещения.
  Ради таких потрясающих 'вспышек' он и живет. Впечатления от них не сравнимы ни с одной банальной людской радостью или всеобщей славой. И чем сложнее поставленная проблема, тем грандиознее открывающийся дворец. Маленькая задачка похожа на избушку, средняя - на дворянскую усадьбу, большая - на царские хоромы. Старинные нерешенные задачи представлялись Константину запущенными средневековыми замками.
  Такой явилась для него и Великая теорема Ферма. Это неприступный рыцарский замок на высокой скале. Тысячи математиков, вооруженных острейшими знаниями, пытались проникнуть в него. Большинство падали в ров, расшибались о стены и отступали, поверженные и побитые. Единицам удавалось проникнуть внутрь. Для этого они использовали десятки уловок. Настойчиво подбирали ключи к парадной двери, лезли в окна, искали потайную дверь, рыли долгий изнуряющий подкоп. Однако, войдя в замок, они попадали в туманное облако, которое сгущалось при каждом движении. Счастливчикам удавалось сделать лишь несколько шагов, изучить интерьер маленькой комнаты, но постигнуть всё величие дворца не удавалось никому.
  Иногда кто-то заявлял, что нашел полное доказательство - расколдовал таинственный замок. Сотни математиков бросались в распахнутую дверь, таращились на причудливые лепнины, хрустальные люстры, изысканный паркет, но на поверку открывшееся великолепие оказывалось призрачным. Стоило придирчивому ученому тронуть одну из неловко выступающих деталей интерьера, как вся конструкция рушилась, погребая под собой очередного незадачливого первооткрывателя. Пыль и смрад после крушения еще долго отбивали охоту к подвигам самым бесстрашным исследователям.
  Решая всё новые и новые задачи, пробираясь сквозь неизведанное к ярчайшим вспышкам озарения, Константин получал ни с чем несравнимое удовольствие, когда в итоге находил изящное доказательство. Открывшаяся Красота дарила ему такое физическое наслаждение, которое нельзя было сравнить ни с изысканной пищей, ни с созерцанием величайших произведений искусства, ни с умопомрачительным сексом. Понимая это, математик всё дальше удалялся от мирской жизни. Он не обращал внимания на свой внешний вид, его не интересовали бытовые удобства, он игнорировал общение с близкими и коллегами. Он вечно парил в бездонном мире математики в поисках удивительных и красивых решений. Успех означал счастье.
  Однако, со временем, даже это состояние безудержной эйфории притуплялось. Для новых впечатлений, ему, как наркоману, требовалось решать всё более трудные задачи. Только тогда он испытывал настоящее блаженство. А что могло быть труднее и желаннее, чем заколдованная теорема Ферма? Его организм сроднился с ней. Великая теорема долгие годы владела его сознанием, временем, здоровьем и жизненными силами.
  
  21
  
  1847 год. Париж. Франция.
  1 марта 1847 года в зале заседаний Французской Академии наук было на удивление многолюдно. Помимо членов Академии и ученых мужей здесь присутствовала и светская публика. Встречались даже дамы, одетые в изысканные наряды, словно для выхода на премьеру в театр. Слишком велик был интерес публики к событию, которое должно было сегодня произойти.
  Лощеный господин лет тридцати с ухоженными усами и длинными бакенбардами указал юному франту на два свободных места в дальнем ряду.
  - Садимся, пока не заняли.
  - Зачем ты притащил меня сюда? - поправляя хитро скрученный шейный платок, спросил напыщенный франт.
  - Разве ты не слышал про премию, которую учредила Французская Академия?
  - Три тысячи франков и большая золотая медаль за решение какой-то задачки?
  - Зада-ачки, - передразнил господин с бакенбардами и снял шляпу. - Премия назначена за разгадку тайны Великой теоремы Ферма!
  - Во всех салонах Парижа только и говорят об этом, но я, признаться, не силен в науках.
  - Нашей Академии стало стыдно, что в век расцвета математики не решена проблема, которой уже более двух веков. Они намерены положить конец этому позору. К делу подошли серьезно. Назначили внушительную премию и разослали сообщения во все страны Европы. Сегодня двухсотлетняя неприступная крепость может пасть. Я хочу присутствовать на этом событии. О нем можно будет рассказывать не только барышням за обедом, но и потомкам.
  - Двести лет! Ты не преувеличиваешь?
  - Нисколько! Наши математики говорят, что проблему обозначил еще Пифагор. А это было во времена Древней Греции.
  - Однако Ферма - французская фамилия.
  - О, да! Ферма - наш соотечественник. Он слыл большим оригиналом. После его смерти на полях книг нашли формулировки двадцати восьми изящных теорем. Подробной записью доказательств он не утруждался. Он бросил вызов другим математикам: я сделал это, кто еще сможет повторить?
  - И что?
  - За двести лет все теоремы Ферма доказаны. Все, кроме одной единственной! Ее уже давно называют Великой теоремой Ферма. Но скоро и она падет.
  - Еще бы. За такие деньги!
  На сцене настойчиво задребезжал колокольчик. Когда зал утих, слово взял президент Академии наук.
  - Господа, вы все конечно знаете, ради чего мы сегодня здесь собрались. Я лишь напомню глубокоуважаемой публике, что за последние десятилетия наши математики значительно продвинулись в доказательстве Великой теоремы Ферма. Она доказана для многих частных случаев. Получено несколько выдающихся результатов. Однако общего решения мы до сих пор не имеем. Если говорить коротко, то для окончательной победы над самой великой загадкой математики достаточно доказать, что теорема справедлива для всех степеней n, равных простым числам. - Президент обвел зал торжествующим взглядом. - Я вижу вопрос на вашем лице, мадам. Что такое простое число? Это такие числа, которые делятся только на себя или на единицу. Я вам открою тайну, мадам, на монете в пять франков вы можете увидеть одно из таких чисел.
  По залу прокатился сдержанный смех.
  - А теперь перейдем к делу. Сегодня записались двое докладчиков, и я готов предоставить слово первому из них, господину Габриелю Ламе. Как вы помните, несколькими годами ранее он доказал Великую теорему Ферма для степени n равной семи. Это был грандиозный шаг вперед. Прошу вас, господин Ламе.
  На сцену поднялся худой мужчина в строгом сюртуке и тонких очках. Он исчертил большую доску множеством формул, торопливо повествуя о том методе, который он применяет для доказательства. Маститые математики понимающе кивали и сдержанно комментировали друг другу. Простая публика следила за выражением их лиц, стараясь угадать смысл перешептывания. Есть доказательство или нет?
  Но Габриель Ламе сам ответил на будоражащий всех вопрос. Он растерянно взглянул на исписанную доску и беспомощно развел испачканные мелом руки.
  - Я нашел поистине удивительный подход к доказательству этой теоремы, но доска слишком мала, чтобы вместить его.
  После удачной шутки, которую прекрасно понял каждый из присутствующих, Ламе перешел на серьезный тон и признался, что хотя полного доказательства он пока не имеет, но со всей уверенностью обещает через месяц опубликовать его в журнале, издаваемом Академией. Публика разочарованно вздохнула, но все-таки зааплодировала.
  Следующим на сцену уверенно взошел Огюстен Луи Коши, общепризнанная звезда парижских математиков. Его многочисленными достижениями восхищались все европейские ученые. Коши не стал ничего писать на доске, обвел публику надменным взглядом и с легкой небрежностью в голосе сообщил:
  - Я давно работаю над доказательством Великой теоремы Ферма. Меня не интересуют частные случаи, как бы ни были они заманчивы и красивы. Я намерен доказать теорему полностью. Не буду утомлять вас своими выкладками, скажу только, что я исходил приблизительно из тех же идей, что и господин Ламе. Но, смею заверить, что продвинулся в изысканиях много дальше его. Грандиозное доказательство буквально висит на кончике моего пера!
  Все, кто находился в зале заседаний, затаили дыхание в предчувствие решающих слов оратора. Коши выждал паузу и скромно произнес:
  - На данный момент мне осталось доработать некоторые детали. Они мелкие, но требуют времени. Тем не менее, я твердо обещаю предоставить совершенное, во всех смыслах, доказательство Великой теоремы в ближайшие недели.
  Публика нервно заерзала в креслах. Пытаясь остановить нарастающий шум, президент Академии наук затрезвонил в колокольчик и взял слово.
  - Господа, проявите терпение. Мы ждали этого события двести лет, подождем еще немного. Итак, на сегодня мы имеем двух явных претендентов на главный приз. Но премия достанется только одному! Тот, кто первый сбросит покров тайны с Великой теоремы Ферма, получит премию, золотую медаль Академии и вечную славу в сердцах потомков. Согласно регламенту каждый из претендентов должен предоставить в секретариат Академии запечатанный конверт с доказательством и с указанием даты. На следующем заседании, которое состоится через два месяца, мы вскроем полученные конверты, выслушаем доказательство и определим победителя. А пока я предлагаю наградить аплодисментами наших выдающихся ученых.
  Великосветские салоны Парижа полнились слухами. О том, кому достанутся премия и слава, рассуждали и стар и млад. Каждый, кто имел отношение к математике, стали излюбленными гостями изысканных обществ. Коши и Ламе уединились, проводя дни и ночи за поисками доказательства. Публика заключала пари на победу того или иного кандидата. Преобладали болельщики Габриеля Ламе. Светский Париж недолюбливал Коши за извечную напыщенность и религиозный фанатизм.
  Спустя три недели по столице Франции вихрем прокатился слух, что оба претендента в один и тот же день отнесли в Академию запечатанные конверты с полными доказательствами Великой теоремы. Кому из них отдаст предпочтение Академия? Неужели в счет пойдут часы и минуты? С учетом двухвековой истории теоремы это казалось невероятным.
  В оставшееся до нового заседания время ажиотаж подогрели публикации претендентов в научном журнале Академии. И Коши и Ламе не раскрывали в статьях всех своих секретов, обоснованно рассчитывая на триумф, который их ждет при публичном выступлении.
  И вот решающий день настал.
  На заседание Французской Академии съехались самые знаменитые математики со всей Европы. Каждый понимал, что присутствует на историческом событии, равным которому в научном обществе еще не было. Возбуждение буквально витало в воздухе. Зал благоговейно стих, когда на сцене появился президент Академии. Сотни глаз следили за двумя большими конвертами в его руках. Кто выйдет победителем? Кому достанутся лавры лучшего математика столетия? Оба претендента сидели в первом ряду в разных концах зала. На их неприступных лицах блуждало плохо скрываемое предвкушение победы. Уже с утра каждый из них заранее принимал поздравления наиболее нетерпеливых коллег.
  Сев за стол, президент Академии отложил большие пакеты в сторону и вместо них достал из внутреннего кармана маленький конверт. В наступившей тишине тревожно зашелестела разворачиваемая бумага. Президент откашлялся, поправил пенсне и решительно заявил:
  - Уважаемые господа, сегодня я получил письмо от немецкого математика Эрнста Куммера. Прежде чем приступить к рассмотрению нашего главного вопроса, позволю себе зачесть его.
  То, что прозвучало далее, повергло академическую аудиторию в глубокий шок. Куммер сообщал, что ознакомился со статьями претендентов в журнале и заявлял, что они допустили в своих доказательствах одну и ту же роковую ошибку. Единственность разложения на простые множители действует для всех натуральных чисел, но для мнимых чисел, которые использовали математики в своих доказательствах, оно не выполняется! В письме немецкого математика приводился убийственный пример сказанного.
  - Что вы на это можете возразить, господа? - грустно обратился президент к Коши и Ламе.
  Претенденты на премию повели себя по-разному. Габриель Ламе стиснул ладони и сгорбился в кресле. Его тело монотонно раскачивалось. В какой-то момент он радостно взметнул руку вверх, но тут же сник и еле слышно прошептал:
  - Я отзываю доказательство.
  Математик корил себя за то, что упустил из виду элементарное свойство мнимых чисел. Его тихие слова волнами разнесли по залу сидевшие рядом. 'Ламе сдается!' 'Ламе отказывается от конкурса!' 'Ламе признал свою ошибку'. На прославленного математика, испытывающего самое горькое публичное унижение в жизни, тяжело было смотреть.
  Взоры присутствующих обратились к Огюстену Коши. Тот уже успел вбежать на сцену, выхватил письмо из рук президента и жадно просматривал его. Он прочел послание Куммера дважды или трижды, затем злобно рассмеялся и выкрикнул в зал:
  - Я обойду эту проблему! Это мелочь по сравнению с теми результатами, которых я уже достиг!
  Зрители загудели в предвкушении чуда. Научный праздник приобретал особую пикантность, достойную пера драматурга. Многие хлопали и кричали: 'Браво Коши!'.
  Президент Академии наук старался быть невозмутимым. Он громко обратился к математику:
  - Господин Коши, вы готовы сейчас в этом зале представить уважаемой публике полное доказательство Великой теоремы Ферма?
  - Несомненно! Но сначала я должен проверить выводы Куммера. Я чувствую в них подвох!
  - Господин Коши, я вскрываю ваш конверт, и вы приступаете к доказательству?
  Коши растеряно смотрел на пакет со своим именем, который держал в руке президент Академии.
  - Нет, не сегодня, - стиснув зубы, произнес он.
  - А когда же?
  - Через неделю.
  Огюстен Луи Коши много раз переносил этот срок. Окончательно свое поражение великий математик девятнадцатого века признал только спустя десять лет. Ввиду того, что за это время ни в одной из представленных работ не содержалось полного доказательства теоремы Ферма, он предложил Академии наградить премией Эрнста Куммера. Того самого немецкого ученого, кто нашел ошибку в его доказательстве и похоронил надежду на скорый успех у целого поколения математиков.
  
  22
  
  Над дверью благородно звякнул бронзовый колокольчик. Левон Амбарцумов схлопнул автоматический зонт и с удовольствием зашел в теплое помещение. Погода в Питере вернулась к своему обычному осеннему состоянию. Небосвод затянулся свинцовыми облаками, моросил нудный косой дождь.
  Левон стряхнул мокрый плащ и глубоко вздохнул. Это был уже четвертый антикварный магазин, который он посетил сегодня. После загазованной сырой улицы неповторимый аромат старинных холстов, ценного дерева, благородных металлов и векового фарфора вернул ему привычное душевное равновесие. Абарцумов с детства любил тесные антикварные лавки. Он мог часами рассматривать старинные поделки в надежде отыскать что-нибудь недорогое, но действительно ценное. Однако сейчас он пришел не за этим.
  В течение дня Левон обзвонил всех знакомых антикваров, не брезгающих краденым, осторожно выспрашивая о танцующих статуэтках. Предварительно он изучил каталоги и уже знал, что ищет. Пару Мейсенских статуэток восемнадцатого века с изображением крестьянских танцев. С хозяином этого магазина, Владимиром Петровским, он уже разговаривал. Всё в пустую. Но магазин находился по пути домой, работал допоздна, а холодный дождь являлся лучшим зазывалой для любого уютного места.
  Выпуклые глазки из-под сросшихся бровей быстро изучили содержимое знакомых витрин и надолго остановились на оригинальной инкрустированной шкатулке, выполненной из ценных пород камня.
  - Что вас интересует? - вежливо поинтересовался продавец.
  Разглядев ценник рядом со шкатулкой, Амбарцумов нахмурился. Его раздосадованный взгляд уперся в продавца.
  - Владимир Алексеевич здесь? - спросил посетитель.
  Продавец узнал постоянного клиента, молча кивнул и указал на дверь в служебное помещение.
  Лысый хозяин магазина с густой бородкой на все щеки встретил посетителя с прохладцей. Из-за стола он не встал, а лишь приветственно поднял руку:
  - А, Левон. Заходи, раз пришел. Что-нибудь высмотрел? Хочешь попросить скидку?
  - Пока приглядываюсь, - уклончиво ответил Амбарцумов и присел в высокое кресло.
  - Ты, кстати, зачем интересовался сегодня статуэтками? Купить хочешь?
  - Может быть, может быть,
  - А мне, как раз, приносили сегодня пару. В очень приличном состоянии. Мейсенские, как ты и хотел.
  - Кто?
  - Странный вопрос для коллекционера. Надо спрашивать: почем? - антиквар назидательно поднял вверх указательный палец. На безымянном блеснул громоздкий перстень с рубином.
  - Как они выглядели?
  - А зачем зря языком болтать. Вот одна из них.
  Антиквар потянулся к стеллажу за своей спиной, вынул из коробки статуэтку и водрузил ее на стол.
  - Она, - после недолгого разглядывания решительно выдохнул Амбарцумов.
  - Ты ее знаешь?
  - Ее украли у одного моего знакомого.
  - Ах, вот какое дело. Я, признаться, так и подумал, уж больно скользкий тип ее приносил.
  - Кто? - снова задал неподходящий вопрос Левон.
  На это раз Владимир Петровский ответил:
  - Обычный урка. Вор среднего калибра, лучшие годы которого уже позади. Пальчики подрагивают.
  - Точно уголовник? Может, кто-то из ученых. Неудачник.
  Антиквар усмехнулся.
  - О чем ты говоришь. После семи лет в лагерях я бывших зеков за сто метров чую. Думаешь, спившегося интеллигента от вора-рецидивиста не отличу? Не-ет. Володя Петровский в людях пока еще разбирается.
  - А где вторая статуэтка?
  - Пока не стал брать. Прибеднялся, чтобы цену сбить. Дал аванс за первую, договорились через два дня встретиться для окончательного расчета.
  - Что будешь делать с ними? Они же краденные.
  - Хорошо, что предупредил. Но сам знаешь, в нашем деле без этого никак. Придется переправить в Стокгольм или Хельсинки, там у меня связи. Лучше, конечно, в Лондон, но туда паромы не ходят. А что, твоего знакомого крупно обнесли? Для него кража этих статуэток критична?
  - Не в статуэтках дело. Во время ограбления убили женщину.
  - Вот это номер! - Антиквар выразительно всплеснул руками. - Мне сразу не понравился этот тип! Зря только аванс дал. Теперь денежки тю-тю. Ну что за урки пошли! Работать чисто не умеют.
  Он успокоился, исподлобья взглянул на Амбарцумова.
  - Сам ментам капнешь, или мне звонить?
  - Почему я должен делать их работу?
  - Тоже верно. Зачем же искал статуэтки?
  - Была одна мыслишка... - Левон сам себе доказывал, что его интересует только судьба статуэток. Однако подспудно в нем ворочалась тяжелая мысль. Если в квартиру Даниных залез кто-то из завистливых ученых, как предположила Вишневская, тогда на эту тему можно будет покумекать.
  - Чего замолк?
  Амбарцумов спохватился.
  - Не обращай внимания. Раз это рецидивист, то и я связываться не буду. От греха подальше. - Он небрежно махнул рукой.
  Абсолютно лысая голова хозяина магазина доверительно приблизилась к лысеющему лбу гостя.
  - Ты понимаешь, Левон, мне сдавать клиентов не с руки. Слух нехороший пойдет, то да сё. В общем, для моего бизнеса это плохо. Молчать - тоже не выход. Убийство. Рано или поздно менты заявятся. А мне надо дружить и с ними, и с братками. В данной ситуации ты мог бы мне помочь.
  - Как?
  - Тип, который статуэтку сдал - синюшник. Алкаш конченный! Он был здесь около часа назад. Такой получит деньги и сразу захочет отметить это дело. Я думаю, он далеко не ушел, облюбовал одну из местных забегаловок.
  - И что?
  - Как что! При нем осталась вторая статуэтка. Ты его находишь, звонишь ментам. Они его цапают, и я не при делах!
  - А я?
  - Тебе-то чего? Позвонишь из автомата. Прикинешься пьяным, скажешь, что собутыльник хвастается краденой статуэткой. Обрисуешь ее. Если на ней кровь числится, менты сразу приедут. Никаких хлопот. Звякнул - и линяй!
  - Это как-то...
  - Левон, люди, понимающие искусство, должны помогать друг другу. Ты не только мне, ты приятелю ограбленному поможешь. Статуэтки же к нему вернутся. А я тебе уступлю что-нибудь по-свойски. Сам в магазине выберешь. О скидке договоримся.
  Амбарцумов вспомнил интересную шкатулку, которую заметил на витрине. Надо бы ее разглядеть как следует. Давненько он ничего стоящего не приобретал.
  - Не тяни, Левон. Время уходит.
  - Как хоть выглядел этот урка? - решился Амбарцумов.
  - Это другой разговор! - и Петровский поведал гостю, в чем был одет и как выглядел человек с украденными статуэтками.
  Опытный антиквар оказался хорошим психологом. В первой же рюмочной в двухстах метрах от магазина Амбарцумов узнал вора-убийцу. Худой человек с искривленным носом в темно-синей куртке с капюшоном неуверенно стоял около высокого круглого столика. Его мутный взор был направлен в пустую рюмку. Алкаш сжал пальцы с татуировками и хлопнул кулаком по столу.
  - Давай еще выпьем! - крикнул он кому-то. - Душа просит.
  Оттопыренный карман расстегнутой куртки тяжело трепыхался. Амбарцумов пригляделся. Статуэтка была у вора. Дельце и впрямь оказалось легким. Он уже собирался искать ближайший телефон-автомат, но вдруг заметил еще одного посетителя рюмочной, к которому обращался вор.
  И вздрогнул!
  Левону показалось, что он узнал походку этого человека.
  Не может быть!
  На миг из-под глубокого капюшона показался профиль знакомого лица.
  Теперь сомнений быть не могло.
  От стойки к столику шел хорошо знакомый Амбарцумову человек и нес на подносе напитки. Левон поспешно отвернулся, чтобы его не заметили, и в смятении покинул рюмочную.
  
  23
  
  Привычно щелкнул выключатель настольной лампы. Валентина Ипполитовна устало присела за письменный стол в своей родной уютной комнатке. Здесь долгие годы она проверяла школьные тетради, исправляла ошибки, сжимая от неудовольствия губы, или со сдержанной улыбкой выводила размашистые пятерки. Вот несколько авторучек с красными стержнями до сих пор торчат из керамического стакана. Сейчас стол почти пуст. Многочисленные ученики, которым требуется хороший репетитор, появятся весной, ближе к выпускным и вступительным экзаменам.
  Вишневская вытащила из сумочки листки с записями Данина и положила их к тем, которые сохранились у нее со времени защиты его диссертации. Этой своеобразной наживкой она пыталась спровоцировать неведомого преступника на отчаянный поступок. Не даром же Константин обронил: там было не всё. Но ничего не вышло. Знакомые Данина вели себя сдержано. Ефим Здановский спокойно подал ей специально забытую в комнате сумочку, из которой торчала нетронутая рукопись. Левон Амбарцумов был больше увлечен пропавшими статуэтками, чем теоремой Ферма, а Михаила Фищука ей не удалось вывести из равновесия. Метод провокации не сработал. Пришлось даже извиниться перед ним за резкие слова. Вот и весь результат ее неумелых следственных действий.
  Тонкая ладонь вновь просунулась в сумочку. Поверх рукописей легла потертая книжка в мягкой обложке о теореме Ферма. Когда-то она подарила ее победителю олимпиады семикласснику Косте Данину, а сегодня невольно прихватила памятный экземпляр из его квартиры. Слишком много надежд было связано у нее с этим незаурядным учеником. Многие оправдались, особенно в школьные и студенческие годы, но, как каждому педагогу с амбициями, ей хотелось большего.
  Учительница раскрыла книгу и быстро пролистала ее. По всему было видно, что история Великой теоремы произвела на школьника неизгладимое впечатление. На полях попадались его записи, потускневшие от времени. На лице пожилой женщины появилась добрая улыбка. Оставляя беглые пометки, юный Константин подражал гениальному Ферма.
  На одной из страниц мелькнула более яркая запись. Учительница водрузила на переносицу очки для чтения. Смоченный слюной указательный палец перевернул обратно несколько листов.
  Вот она!
  Два коротких слова с тремя восклицательными знаками явно были написаны недавно. Они были крупнее остальных, и синие чернила, особенно если глядеть под углом к настольной лампе, сохраняли свежий блеск. Валентина Ипполитовна взглянула на текст книги, напротив которой была сделана запись, и обомлела. Кончики пальцев похолодели от нервного возбуждения. Она облизнула пересохшие губы и прочла вслух:
  - Я нашел поистине удивительное доказательство этого предложения... - Это была знаменитая фраза Пьера де Ферма. А рядом красовались слова, написанные рукой Данина: - Я тоже!!!
  'Три восклицательных знака. Значит, ему удалось. На этот раз он не мог ошибиться. Уж очень долгий путь он прошел к этому, - взволнованно подумала Вишневская. - Но где же текст доказательства?'
  Она внимательно перелистала книжку, просмотрела все имевшиеся у нее записи Данина. Ничего похожего. 'Константин нашел краткое оригинально доказательство знаменитого утверждения, но так же, как и великий Ферма не счел нужным его опубликовывать? - терялась в догадках учительница. - Это очень похоже на него нынешнего. Он стремится к цели ради собственного внутреннего состояния. Внешний успех ему безразличен. Но Данин мог упомянуть о доказательстве при встрече с бывшими коллегами. И тогда за гениальными математическими выкладками пришел убийца! Он охотился за бессмертными формулами, а не за старыми статуэтками. Они могли пропасть и раньше. Ведь Константин произнес имя Ферма. На что он намекал? Почему нервно смеялся?'
  От запутанных мыслей отвлек голодный кот Декарт. Он урчал и терся о ноги. Валентина Ипполитовна погладила своего любимца, прошла с ним на кухню и дала еду. Пока кот ел, она вернулась за стол, нашла визитку Виктора Стрельникова и набрала номер его мобильного телефона.
  - Виктор, добрый вечер. Вишневская беспокоит.
  - Да, - кисло ответил оперативник. Учительнице показалось, что кто-то хихикнул за его спиной. Послышались босые шаги, брякнула дверь, и милиционер сказал громче: - Слушаю.
  - Извините, что беспокою. Я быстро, - затараторила Валентина Ипполитовна. - Вы беседовали сегодня с Константином Даниным?
  - Допросил.
  - Вы спрашивали о теореме Ферма?
  - Спрашивал.
  - И что он ответил? Он доказал теорему?
  Из трубки послышалось вжиканье зажигалки. Оперуполномоченный закурил и после глубокой затяжки ответил:
  - Поймешь его разве? Данин математик, а не человек.
  - Как же так! Это очень важный вопрос. Я обнаружила свидетельство, что Данин доказал теорему Ферма. Он упоминает об этом в книжке. А самого доказательства нигде нет. Вы понимаете, что это означает?
  - Нет.
  - Его украли!
  - Вы опять за свое, - тяжело вздохнул оперуполномоченный.
  - Я говорю серьезно! Пропали бумаги Данина.
  - Как с вами, математиками, тяжело. Такое впечатление, что кроме заумных формул и завернутых доказательств ничего ценного в нашем грешном мире не существует.
  - К чему вы клоните, Виктор?
  - Доказал Данин или не доказал - теперь это по барабану. Не имеет значения.
  - Почему? - оторопела женщина.
  - Потому что вор и убийца нам известен, - уверенно заявил оперативник.
  Валентина Ипполитовна затаила дыхание. Стрельников пренебрежительно говорил о математике и Данине, но слова 'вор и убийца' прозвучали весомо и жестко. Напрашивалась неприятная параллель.
  - Кто он? - робко спросила учительница, сжавшись в кресле.
  
  24
  
  1907 год. Дармштадт. Германия.
  Немецкий промышленник Пауль Вольфскель закончил диктовать завещание. Нотариус оторвал взгляд от прилежно написанного текста и удивленно посмотрел на престарелого богача, лежащего в постели. За свою долгую практику ему не раз попадались клиенты со странностями, однако столь оригинальное требование он включал в завещание впервые.
  - Вы отдаете себе отчет, что это огромная сумма? - уточнил, как того требовал закон, опытный нотариус.
  - Если бы у меня было больше денег, я бы отдал ради этого и их.
  - Что скажут ваши родные?
  - Я думаю, первое время у них не найдется слов.
  С последним утверждением нотариус был согласен. Глубокий шок родственникам обеспечен.
  ?Пайль Вольфскель устало прикрыл глаза. Он вспомнил самое первое свое завещание, которое писал в далекой молодости. Тогда его пылкие ухаживания грубо отвергла красивая девушка, в которую он был безумно влюблен, и жизнь для Пауля потеряла всякий смысл. Он заперся в своей комнате и достал револьвер. Пуля, пущенная в висок, должна была навсегда избавить его от безмерного отчаянья. Но прежде надо было привести в порядок дела. Пауль с немецкой педантичностью составил завещание и написал несколько писем родственникам и близким друзьям. В них он указал, что уйдет из жизни ровно в полночь с последним ударом фамильных часов. Как ему казалось, роковое время между концом старого дня и началом нового придаст его трагедии подлинный романтизм. И та неприступная красавица, из-за которой он уходит, проронит в его память горючие слезы.
  Когда все дела были сделаны, до полуночи оставалось более четырех часов. Пауль сложил важные письма на один край стола, а все ненужные бумаги сгреб в другую сторону. Под руку попался новый математический журнал, еще не просмотренный им. Раскрыв его, он наткнулся на знаменитую статью немецкого математика Куммера, в которой тот объяснял, почему Коши и Ламе потерпели неудачу в доказательстве теоремы Ферма. Пауль Вольфскель, всерьез увлекавшийся математикой, но по воле семьи ставший промышленником, углубился в чтение. Ему импонировало то, что в преддверии своей кончины судьба преподнесла ему свидетельство глубочайшей трагедии двух великих ученых. Что еще более грустное можно читать математику накануне гибельного выстрела?
  Вольфскель полностью окунулся в разбор статьи Куммера. Он внимательно следил за ходом рассуждения автора и самостоятельно проверял все приведенные формулы. В какой-то момент ему показалось, что он наткнулся на слабое место в выкладках Куммера. Автор делал предположение, которое не удосужился доказать. А что если это предположение неверно? Тогда вся стройная работа Куммера рушится! И Великую теорему Ферма можно будет доказать, усовершенствовав метод Коши!
  Пауль накинулся на вычисления. Рука выписывала одну формулу за другой, исчерканный листок сменялся следующим, ладонь терла взъерошенную голову, призывая все силы разума для доказательства ошибки в рассуждениях Куммера.
  Под утро Вольсфкель закончил свои выкладки. Он строго доказал истинность допущения автора статьи. Логика Куммера устояла. Теорема Ферма осталась неприступной. Но Пауль Вольсфкель был горд проделанной работой. Он сумел дополнить знаменитую работу Куммера, так, чтобы она не вызывала впредь сомнений.
  Вместе с остатками ночной мглы исчезла и печаль молодого человека. Магическое притяжение Великой теоремы Ферма спасло ему жизнь. Помимо женских капризов есть в мире и другие ценности. Жизнь продолжалась! Он разорвал письма, наспех составленное завещание и с радостным сердцем разрядил пистолет в открытое окно.
  Воспоминания молодости согрели душу промышленника. Однако с последним завещанием, которое он продиктовал на предсмертном одре, он так поступать не будет. Пауль Вольсфкель открыл глаза. Нотариус с печальным удивлением продолжал наблюдать за ним.
  - Вы еще здесь? - выразил недовольство Вольфкель. - Повторяю, что находясь в здравом уме и твердой памяти, я завещаю сто тысяч марок тому, кто первый сумеет доказать Великую теорему Ферма. Для этого все мои наличные средства переводятся в специальный фонд. Распорядителем указанного фонда я назначаю Королевское научное общество Гёттингена.
  - Господин Вольсфкель, какой срок указать? - спросил аккуратный нотариус и пояснил: - Срок действия данного пункта завещания.
  - Срок? - промышленник задумался. - Двести семьдесят лет никто не может доказать теорему. Хм-м... Пожалуй, я дам на размышления еще сто лет.
  - Сто лет?! - нотариус явно был ошарашен услышанным.
  - Ну, хорошо, пусть поторопятся. Запишите - девяносто девять лет.
  - Да что же это за теорема такая?
  Промышленник почтительно улыбнулся. На его посветлевшем лице читалось глубокое уважение к чему-то значительному и недосягаемому.
  - Это удивительная тайна, которая будоражит умы многих поколений математиков. Эйлер сравнивал ее с величественным алмазом, который надо огранить бесконечным числом граней. Сейчас многие грани уже сияют неповторимым блеском, но алмаз всё еще ждет своего самого искусного огранщика.
  - Вряд ли даже у русского императора найдется алмаз, за который дают такие огромные деньги.
  - Человеческий гений должен цениться выше блестящей стекляшки. Я всегда представлял Великую теорему Ферма в виде неприступной крепости. Тысячи математиков шли в поход на нее. Некоторые бросались в лобовую атаку и гибли от отчаяния. Другие строили хитроумные приспособления, чтобы разом прыгнуть через стену. Иные долго рыли подземные ходы в надежде из глубины попасть на закрытую территорию. А многие годами бродили вдоль стен в поисках тайной калитки. И только счастливцам удавалось оторвать от стены булыжник или расширить щель в нерушимой кладке. Их имена навеки отпечатаны на неприступных стенах.
  - В нашем двадцатом веке для взятия крепостей используют тяжелую артиллерию, господин Вольсфкель.
  - Согласен. В математике появляются новые методы, которые можно сравнить с бронебойными пушками. Однако смею заметить, что Пьер Ферма в семнадцатом веке их не имел, но обладал 'поистине удивительным' решением, позволившим ему взять неприступную крепость. Мне даже трудно представить всю Красоту его доказательства.
  Старый человек благоговейно умолк. Нотариус не стал более спорить с выжившим из ума, по его убеждению, промышленником, попросил расписаться на завещании и раскланялся.
  
  В 1908 году после кончины Пауля Вольсфкеля Королевское научное общество города Гётенген опубликовало условия конкурса на получение премии в сто тысяч марок. Объявление было размещено во всех научных журналах и многих газетах. С тех пор Великая теорема Ферма стала самой популярной математической проблемой в мире.
  Тысячи людей, считавших, что разбираются в математике, принялись за ее решение. Широкие массы вдруг осознали неслыханную доселе истину: оказывается, разбогатеть можно одной лишь силой мысли. Не нужно искать клады на затерянных островах, отправляться на поиски алмазов в Южную Африку или десятилетиями упорно трудиться. Достаточно привести внятное рассуждение, объясняющее простенькую формулу, и ты - богач!
  На Гётингенский университет обрушилась лавина писем. Писали энтузиасты со всех концов света, от домохозяек до высоколобых ученых. Каждый стремился опередить соперников в погоне за главным призом. И мало кто обращал внимание, что последней датой приема заявок неспроста было указано далекое 13 сентября 2007 года. Столь долгий срок являлся не безумной блажью Пауля Вольсфкеля, а его глубоким пониманием всей сложности заявленной проблемы.
  Декан математического факультета Гётингенского университета, на которого была возложена обязанность проверки присланных работы, вскоре попросил изготовить несколько сотен листков следующего содержания:
  
   'Уважаемый(ая) ...................................
  Благодарю Вас за присланную Вами рукопись с доказательством Великой теоремы Ферма. Первая ошибка находится на стр. ... в строке ... Из-за нее все доказательство утрачивает силу.
  Профессор Э.М. Ландау'.
  
  По условиям завещания университет должен был ежегодно публиковать объявление о конкурсе. Но уже через несколько лет мало находилось журналов, соглашавшихся на это. Многочисленная армия любителей математики буквально завалила своими доказательствами не только организаторов конкурса, но и редакции научных журналов, публиковавших объявления, все известные университеты и академии наук. Трудно было найти кафедру математики, где под присланные рукописи не отводились бы целые шкафы, а то и комнаты.
  Теорема Ферма породила всемирный интерес к числовым загадкам и головоломкам. На страницах газет и журналов наряду с кроссвордами впервые появились числовые головоломки и математические курьезы. Промышленность стала выпускать логические игры миллионными тиражами. Ими увлекались во всех странах Европы и Северной Америки.
  Прошли десятилетия, пока ажиотаж дилетантов от математики схлынул.
  Великая теорема Ферма опять устояла.
  
  25
  
  Левон Амбарцумов топтался под маркизой парфюмерного магазина напротив выхода из рюмочной и не знал, что предпринять. Телефон-автомат виднелся в ста метрах от него. Звонить по 02 или не звонить? То, что рядом с безвестным вором оказалась хорошо знакомая ему особа, да еще математик по образованию, в корне меняло существо дела.
  Почему они вместе? Это не может быть случайностью!
  Сквозь пелену дождя Амбарцумов пытался рассмотреть, что происходит за стеклом маленькой витрины на противоположной стороне улицы. Но таинственные собеседники заняли место в плохо освещенном углу забегаловки. Левон наблюдал лишь спину вора. По характерным запрокидываниям макушки можно было узнать, сколько рюмок тот осушил. Их было не мало. Его собутыльник никак себя не проявлял. Он словно затаился и не скидывал глубокий капюшон даже в помещении.
  Амбарцумов решил выждать.
  Вскоре нетвердой походкой на улицу вышел вор. Он был совершенно пьяный и с трудом ворочал языком. Его по-дружески поддерживал человек в глубоком капюшоне. Неразлучная парочка двинулась вниз по неосвещенной улице. Амбарцумов, не долго думая, направился вслед за ними. Большой зонт и поднятый воротник помогали ему сохранять конспирацию.
  На перекрестке собутыльники, не сбавляя хода, смело шагнули на проезжую часть. Здесь узкая улочка пересекалась с оживленной трассой. Для пешеходов горел красный свет. На какой-то момент более трезвый партнер отпустил вора вперед. Пьянчуга бездумно топал через дорогу. Левон с ужасом понял, что сейчас произойдет.
  Завизжали тормоза. Небольшой фургон с заблокированными колесами юзом скользил по мокрому асфальту. Пьяный что-то почувствовал и вскинул голову. Но было поздно. Он стоял на пути движения неуправляемого автомобиля. Затормозить фургон уже не успевал. Удивленные глаза пьяницы жмурились от света приближающихся фар.
  В последний момент его спутник, скрывавший лицо под глубоким капюшоном, с силой рванул вора на себя. Автофургон обдал брызгами качающуюся парочку, наискось проскочил перекресток и ткнулся в бордюр. Остановились другие машины. Из кабины фургона раздалась жуткая ругань водителя. Пьяная парочка быстро ретировалась.
  Левон Амбарцумов перевел дух. Он уже думал, что стал свидетелем расчетливого несчастного случая. Но нет, его знакомый почему-то решил спасти жизнь никчемного вора с украденной статуэткой в кармане. Левон уже жалел, что сразу не позвонил в милицию. Теперь эта затея теряла всякий смысл.
  Тем временем парочка скрылась в темной подворотне. Амбарцумов решил продолжить наблюдение. Возможно, удастся узнать адрес вора, думал он. Но собутыльники миновали один проходной двор, пересекли улицу, свернули в следующий. И так, несколько раз. Создавалось впечатление, что более трезвый спутник целенаправленно тащит куда-то пьяного компаньона, выбирая наиболее короткий маршрут. В гулких дворах Амбарцумов держался подальше, ориентируясь на звуки шагов и редкие мычания вора.
  Наконец, парочка выбралась на набережную Невы. Здесь человек в капюшоне огляделся. Амбарцумову пришлось припасть к стене, чтобы не быть замеченным. Когда через минуту-другую он осторожно выглянул из-за угла, на набережной никого не было.
  Амбарцумов быстро пересек проезжую часть, тротуар и уперся в ограду набережной. И слева и справа было пусто. Внизу текли холодные воды Невы. Он прислушался.
  В стороне раздался пьяный возглас вора:
  - Ого, пузырь! Зачем же было прятать! Дай сюда, я сам открою.
  Послышалось причмокивание и бульканье. Звуки раздавались в стороне и снизу, там, где к водной глади спускались каменные ступени.
  Амбарцумов хотел подойти поближе, но тут до его слуха донесся шумный всплеск, затем неразборчивый вскрик и вялые шлепки по воде. Вскоре всё стихло.
  Испуганный Амбарцумов спрятался за ствол широкого дерева. И вовремя!
  На набережной показалась сутулая фигура в глубоком капюшоне, осмотрелась и бесшумно исчезла в ближайшей арке.
  Левон ждал. Больше на набережной никто не появился. Он осторожно подошел к спуску к воде и глянул вниз. Темные воды Невы равнодушно плескалась у пустых ступеней. Амбарцумов поспешил уйти от опасного места.
  
  26
  
  - Так кто же убийца? - повторила вопрос учительница.
  - Наш эксперт Барабаш провел дополнительное исследование, - многозначительно сообщил по телефону Стрельников.
  Вишневская с тревогой вспомнила, как сама просила проверить одежду Данина на предмет наличия пятен от мутной воды из злополучной вазы с увядшими цветами. Убийца, нанося смертельный удар, не мог не обрызгаться. А что, если милиция обнаружила пятна на одежде Константина? Тогда, если учесть еще и отпечатки пальцев...
  - Семеныч хороший эксперт, кропотливый. Он часто делает такие вещи, о которых мы сначала забываем. А в последствии это оказывается очень важным. Если бы не он, расследование убийства могло затянуться. Признаться, вы сбили нас с толку с этой теоремой. Но всё в прошлом. Математика не является мотивом преступления.
  Стрельников смачно затянулся, давая возможность собеседнице осознать превосходство профессионала.
  'Неужели опять всё свалят на бытовую ссору и обвинят Константина', - подумала учительница. Под сердцем неприятно засосало.
  - Вы нашли пятна на одежде? - с волнением спросила учительница.
  - Одежда ни при чем, - отмахнулся оперативник.
  - Тогда что же?
  - Помните, Семеныч замочек показывал, который отмычкой вскрыли? Не знаю, чего он там наколдовал, но заключение такое. Отмычка принадлежит вору-домушнику Виталию Коршунову, по кличке Коршун. Он объявлен в розыск. Не сегодня-завтра возьмем. И дело, считай, закрыто.
  - Так это он... убийца?
  - Конечно.
  - А что будет с Даниным?
  - Да выпустят вашего Данина! Утром. Пусть задачки решает.
  - Спасибо. Это его стихия.
  - С вашей легкой руки я тоже в нее окунулся. Не дают покоя проклятые выключатели и лампочка. Даже с Даниным о них поговорил.
  - А он?
  - Ответ зажал. Но утверждает, что дал подсказку.
  - Какую?
  - Взглянуть на лампочку недостаточно, надо войти в комнату.
  - Уже горячее. Теперь вы догадались?
  - Пока думаю, - помялся старший лейтенант.
  - Вы мыслите - значит, вы существуете! Это слова Декарта, в честь которого я назвала своего кота.
  - Декарту, наверное, приятно.
  Вишневская услышала, как Стрельникова окликнул настойчивый женский голос.
  - Не буду вас больше задерживать, - поспешила попрощаться учительница. - Спасибо, Виктор.
  Валентина Ипполитовна положила трубку, несколько раз задумчиво щелкнула выключателем настольной лампы, и некоторое время сидела в темноте. Как всё просто у милиции: нашли отпечатки - схватили одного, определили отмычку - ищут другого. А непонятная теорема - это ребячья забава, которую надо сбросить со счетов.
  После долгого дня уставшей женщине захотелось принять душ. Она прошаркала в ванную, разделась и подставила лицо под теплые колющие струи. Глаза блаженно зажмурились. И сразу вспомнилась зловещая картина. Она увидела букву 'Ф' на грязном полу под рукой погибшей Софьи Евсеевны.
  Ф! Если в квартиру пробрался некто Коршун, то причем здесь Ф? Почему умирающая женщина пишет эту букву? Что она хотела сказать? Эта деталь никак не вяжется с версией следствия.
  Теплые струи успокаивали. Равномерный шум воды приводил мысли в порядок.
  Допустим, Ф - первая буква имени убийцы. Тогда кто? Феликс Базилевич? Это самый старый и, по сути, единственный друг Константина. И в школе, и в университете, и в первые годы научной работы они всегда были рядом. Инициатива шла от Феликса. Константин бы мог обойтись без него, а Феликс - нет. Конечно, Базилевич использовал гениальные способности друга, но и помогал ему во многих практических вопросах. Он публиковал совместные статьи, подсуетился на счет ускоренной защиты диссертаций. Испытывал ли он зависть к гениальным решениям Данина? Валентина Ипполитовна помнила болезненный взгляд юного Феликса, когда Костя опережал одноклассника на школьных олимпиадах. Но этим всё и ограничивалось. Никаких внешних проявлений или несдержанных выходок Базилевич себе не позволял.
  А ревность? Могла ли она послужить причиной трагедии? Базилевич со школьных лет навязчиво ухаживал за Татьяной Архангельской, но она выбрала Данина. Возможно, он затаил обиду. Хотя несколько лет назад он сполна отыгрался. Феликс увел жену Константина, но это не сильно изменило их отношения. Татьяна сама сделала сложный выбор и женской хитростью, помноженной на обаяние, сумела сохранить приятельские отношения всей троицы. Феликс всегда был вхож в дом Даниных. Его хорошо знала Софья Евсеевна и конечно не опасалась школьного друга своего сына. Она могла сама впустить его в квартиру. Хотя нет. Дверь открыли отмычкой. Эта деталь как-то не вяжется с Базилевичем.
  Кто еще на Ф? Михаил Фищук? Он на несколько лет моложе Данина, сошелся с Константином в университете. Влюбленный в математику Фищук обожал Данина, носился с его работами, готов был во всём помогать своему кумиру. Они подружились, когда после неудачной попытки доказательства теоремы Ферма Фищук с энтузиазмом бросился исправлять просчет Данина. Ему это не удалось, но Константин оценил поддержку молодого человека. Фищук не раз бывал в его квартире, особенно часто после ухода Базилевича из института. Софья Евсеевна должна была его запомнить.
  Валентина Ипполитовна пожалела, что толком не побеседовала с Фищуком сегодня. А всё из-за Лёвы Амбарцумова. Он заявил о большой стоимости статуэток, сбив ее тем самым с первоначальной версии.
  Густая пена ароматного геля, подгоняемая горячей душевой водой, нехотя сползала по телу женщины. В какой-то момент Валентине Ипполитовне послышался одиночный стук в дверь, словно кто-то задел тонкую перегородку чем-то твердым. Она отвела шипящие пучок струй в сторону. Нет, этого не может быть. Она одна в запертой квартире. Ей показалось.
  Мысли вернулись к Лёве Амбарцумову. Как хорошо он разбирается в антиквариате: цены, заводы, клейма. А ведь и в школу он приносил какие-то дефицитные диски, кассеты, плэйеры и продавал их одноклассникам. Его даже шутливо звали - наш Фарцовщик.
  На бывшую учительницу нахлынуло волнение. Фарцовщик! Тоже на Ф!
  Софья Евсеевна вполне могла запомнить Лёву под таким прозвищем, школьные клички очень живучи. Амбарцумов приходил к ним на квартиру два года назад, и она знает, как он выглядит сейчас. А что, если статуэтки - только хитрая уловка, возможность сбить следствие на ложный путь? Или маленький довесок к основной ценности? Да и стоимость их известна лишь со слов Амбарцумова.
  Валентина Ипполитовна отключила душ, ступила на мягкий коврик и потянулась за широким полотенцем. В наступившей тишине она отчетливо услышала в глубине квартиры легкое покашливание. Женщина вздрогнула, судорожно прижала полотенце к груди. Она глядела в запотевшее зеркало и видела там размытый силуэт. Ей показалось, что фон в мутном зеркале темнеет. Холод пробежал по ее спине. На мокром теле мгновенно проявились гусиные пупырышки. Кто-то открывает дверь в ванную!
  Она обернулась и обеими руками схватилась за дверную ручку. Полотенце свалилось на пол. Женщина тянула ручку на себя, боясь, что дверь откроется. Многоликий страх, как осьминог, накинулся на нее. Она испугалась за свою жизнь, ужаснулась факту присутствия незнакомца в своей квартире, и боялась оказаться перед ним голой. Через минуту последнее обстоятельство пересилило.
  Валентина Ипполитовна накинула халат, туго завязала ремешок, сжала похолодевшими пальцами фен с ручкой, выставив его перед собой словно фантастический пистолет. Что делать? Отсидеться в ванной или подсмотреть, что творится в квартире?
  Она прислушалась. Тишина. Шагов и кашля больше не слышно. Лишь капает по эмалированной ванне не полностью закрытый кран. Валентина Ипполитовна осторожно надавила на рукоять дверной защелки. Но дверь не поддалась! Это по-настоящему рассердило женщину.
  Страх был отброшен. Она с силой затрясла рукоять и заколошматила в дверь. В квартире раздался звон разбитого стекла и торопливые шаги. Валентина Ипполитовна от возмущения, что кто-то хозяйничает в ее квартире, выкрикнула 'Ах, так!' и затормошила хлипкую дверцу с такой силой, что казалось, она вот-вот вывалится вместе с коробкой. От безудержной тряски за дверцей что-то шлепнулось, и она открылась. На полу валялся стул, подпиравший ручку.
  Валентина Ипполитовна оказалась в коридоре. И вновь страх парализовал ее тело. Темная квартира показалась неведомым опасным хищником. Учительница собралась с силами, чтобы сделать несколько шагов к выключателю, как вдруг из ее комнаты выскочил человек в капюшоне.
  На секунду он замер и повернулся к ней.
  
  27
  
  1963 год. Стэнфорд - Принстон. США.
  Молодой преподаватель Стэнфордского университета Пол Коэн ощущал крайнюю степень возбуждения. Его покалывало изнутри, мышцы нервно сжимались, глаза искрили, он не мог усидеть на месте. И тому была весомая причина. Пол первым в мире доказал то, что долгие годы не удавалось никому.
  Более тридцати лет назад корифей математической логики Курт Гёдель предсказал, что существуют утверждения, которые невозможно ни доказать, ни опровергнуть. И вот это мрачное для всех ученых пророчество сбылось. До сегодняшнего дня теорема о неполноте Гёделя оставалась изысканной логической абстракцией, но теперь перед Коэном лежало строгое доказательство, что одну из кардинальных проблем математики, которые великий Гильберт сформулировал на рубеже двадцатого века, невозможно решить.
  Это результат являлся новой вехой в истории науки. Однако не слишком радостной. Отныне человечеству придется признать, что в мире есть неразрешимые проблемы. Неразрешимые ни сейчас, ни когда-либо в будущем!
  Первым, с кем Пол Коэн решил поделиться своим открытием, был, конечно же, Курт Гёдель. Тот, кто вдохновил молодого математика на кропотливое исследование, должен был получить подтверждение своего гениального предвидения из первых рук.
  Пол Коэн поспешил в аэропорт Сан-Франциско. Винтокрылый 'Боинг' за несколько часов перенес его с Западного побережья США на Восточное. И вскоре сигарообразное оранжевое такси въехало в известный на весь мир университетский городок Принстон.
  Дверь профессорского домика открыла озабоченная жена Гёделя Адель, с которой Пол созвонился из аэропорта. Она предупреждала, что Курт нездоров, но только сейчас Коэн услышал страшный диагноз: паранойя. Курт Гёдель, сохранивший ясный математический ум, маниакально опасался отравления. Он доверял только своей жене.
  Долгожданная для Пола Коэна встреча началась и завершилась в одно мгновение. Скрипучая дверь профессорского кабинета приоткрылась, оттуда высунулась сухая ладонь, выхватила рукопись Коэна и тут же исчезла. Ошеломленный Пол не успел даже разглядеть Гёделя. Дверь с шумом захлопнулась. Адель смущенно пожала плечами, давая понять гостю, что на сегодня аудиенция закончилась.
  Весь следующий день Пол Коэн пребывал в неведении: поймет пожилой Гёдель его статью или нет? Вечерний звонок Адель развеял его сомнения. Гёдель любезно приглашал Коэна на чаепитие. Учитывая манию профессора, это был совершенно удивительный жест доверия.
  Беседа между двумя математиками началась неожиданно.
  - А что, если теорема Ферма тоже недоказуема? - задал вопрос Гёдель и тут же рассмеялся сухим смехом, больше похожим на мелкий кашель. - Это многое бы объяснило в ее трехсотлетней истории. Не так ли?
  - Я знаю, что с помощью современных электронно-вычислительных машин...
  - Сколько месяцев потратили Эйлер и Гаусс впустую! - продолжал смеяться Гёдель. - А Коши? Как бедняга старался. Десять лет - и безрезультатно!
  - Благодаря электронно-вычислительным машинам теорему Ферма доказали для всех степеней вплоть до пятисот, - поспешил высказаться Коэн.
  - Да хоть до миллиона! - Гёдель оборвал смех и неприязненно спросил: - Разве вы не знаете, что бесконечность всегда больше любого целого числа?
  - Конечно, профессор, - кивнул Коэн.
  Однако ответ Гёделя не убедил. Он с пугливым недоверием смотрел, как собеседник протягивает руку за чаем, ведь рядом стояла его личная чашка! Дальнейшая беседа не заладилась. Гёдель подозрительно следил за каждым движением Коэна и всё дальше отодвигался от общего столика. К продуктам он больше не притронулся.
  - Как вы находите мою работу, профессор? - попытался разрядить гнетущую обстановку Пол Коэн. - Она блестяще подтверждает вашу знаменитую теорему о неполноте.
  - Да, - хмуро ответил Гёдель, не поднимая взгляда от стола.
  - Не всё в математике можно доказать.
  - Не только в математике, - пробурчал пожилой ученый и удалился в свой кабинет.
  Хлопнула дверь, со скрежетом провернулся ключ в замке. Подоспевшая Адель постаралась сгладить неловкость.
  - Вы ему очень понравились, Пол.
  Коэн растерянно улыбался.
  Слова маститого ученого о теореме Ферма надолго врезались в память молодого Пола Коэна. А вдруг, эта теорема действительно недоказуема, и тысячи математиков сотни лет напрасно бьются над ее решением? А если гениальный Ферма это знал? Тогда Великая теорема превращается в самый грандиозный розыгрыш тысячелетия! Ученые, не покладая сил, стремятся достичь невозможного. Они спешат к оазису, который неизменно оказывается миражом! И конца этой драме не видно.
  Годы спустя, когда с помощью быстродействующих ЭВМ было показано, что теорема Ферма справедлива для всех степеней вплоть до миллиона, Коэн продолжал убеждать коллег, что это нисколько не приблизило ученый мир к полному доказательству. В миллионе всего шесть нулей, а в числе гугол - сто. Гугол превосходит количество всех микрочастиц в известной нам части вселенной. А число гуголоплекс, десять в степени гугол, невозможно записать, если всю материю вселенной превратить в бумагу и чернила. Но даже гуголоплекс ничто по сравнению с бесконечностью. Всегда существует вероятность, что есть некое еще большее число, при котором Великая теорема неверна.
  С ним, конечно, соглашались. Скептики искали неуловимый контрпример, опровергающий утверждение Ферма. А математики-оптимисты вступали в битву за полное доказательство, не допуская мысли, что Великая теорема Ферма, возможно, попадает в категорию неразрешимых проблем человечества, предсказанных Гёделем.
  Сам Курт Гёдель, принимавший пищу только из рук жены, скончался вскоре после ее смерти от недоедания.
  
  28
  
  Зловещий вид грабителя в собственной квартире заставил женщину окаменеть. Она даже не могла крикнуть, чтобы позвать на помощь.
  Но встреча продлилась лишь мгновение. Незнакомец метнулся к входной двери, распахнул ее и с топотом ссыпался вниз по лестнице.
  Валентина Ипполитовна привалилась к стене и некоторое время с трудом переводила дух. Через пару минут она осторожно заглянула в свою комнату и включила верхний свет. На полу среди бумаг валялась настольная лампа. Осколки разбитого плафона разлетелись по углам комнаты. Все ящики стола были выдвинуты, их содержимое переворошено.
  Закрыв входную дверь на цепочку, чего никогда ранее не делала, Валентина Ипполитовна вернулась в комнату и навела порядок. Вскоре ей стало ясно, что непрошенный гость похитил все рукописи Данина и старую книжку о теореме Ферма.
  Учительница задумчиво опустилась в кресло и прошептала:
  - Все-таки дело в Великой теореме.
  Она подумала, что предсмертная буква Ф перевешивает какую-то сомнительную отмычку. Не зря она беседовала с бывшими коллегами Данина и демонстрировала им его рукописи. Кто-то клюнул на ее приманку. И этот кто-то виновен в убийстве матери Константина. Теперь она знает, что его зовут на букву Ф, и он кашляет.
  Она вспомнила сутулую фигуру Фищука. По комплекции он похож на того, кто промелькнул в коридоре. И свитер на нем был с высоким воротом. Фищук стремился прикрыть горло от простуды!
  Валентина Ипполитовна схватилась за телефонную трубку. Первым ее желанием было позвонить Виктору Стрельникову и попросить срочно навестить Михаила Фищука. Но, вспомнив самоуверенный тон старшего лейтенанта, его нежелание продолжать беспочвенные разговоры о теореме Ферма, учительница набрала домашний номер Татьяны Архангельской.
  - Танечка, добрый вечер. Я не поздно?
  - Ну, что вы, Валентина Ипполитовна.
  - Мне нужен домашний телефон Михаила Фищука.
  - А что случилось? - уловив тревогу в голосе учительницы, поинтересовалась Татьяна.
  - Потом расскажу. Мне нужно срочно проверить, дома он или нет.
  - Я не знаю его домашний. Мы с ним почти не общаемся.
  - Спроси, пожалуйста, Феликса.
  - А его еще нет. Бизнесмен - самая вредная профессия. У них совершенно ненормированный рабочий день. Может явиться за полночь, а чуть свет уже умотать, - горько пошутила Татьяна. - Мне кажется, у меня где-то лежал список мобильных телефонов сотрудников института. Я поищу?
  - Да, я подожду.
  'Как же узнать, где он? - терялась в догадках Валентина Ипполитовна. - Если он дома, то у него стопроцентное алиби. Ох уж эти современные электронные штучки. Они только помогают преступникам'.
  - Нашла! - появился в трубке радостный голос Архангельской. - Диктую.
  Валентина Ипполитовна записала номер, однако попросила:
  - Таня, будет лучше, если ты сама ему позвонишь.
  - А что я ему скажу?
  - Скажи, пусть срочно переключит телевизор на пятый канал. Там про ваш институт показывают.
  - Да? Я сейчас тоже включу.
  - Нет. Танечка, ты сначала позвони, а трубку городского не клади. Я тебя очень прошу.
  В динамике отчетливо брякнуло - трубку опустили на столешницу. В отдалении, словно из-за стены, послышался голос Татьяны. Потом она вернулась к телефону и потерянно сообщила:
  - Я дозвонилась и сказала всё, что вы просили.
  - И что он?
  - Ответил, что ему это не интересно и отключился.
  - А ты слышала какой-нибудь фон?
  - По-моему нет.
  - Может, он шел по улице или ехал в машине?
  - Я не прислушивалась. Мы очень коротко поговорили. Но голос его звучал четко. Что случилось, Валентина Ипполитовна? Зачем мы ему звонили?
  - Это мои старческие причуды, - раздосадовано ответила Вишневская. - Не обращай внимания.
  - По какому каналу передача о нашем институте? По пятому?
  - Уже закончилась. Это был короткий репортаж.
  Вишневская распрощалась с бывшей ученицей и задумалась. Михаила Фищука проверить не удалось, но она теперь знает, что Феликс Базилевич отсутствовал дома. А как у него со здоровьем? Валентина Ипполитовна нажала кнопку повтора номера на телефонном аппарате.
  - Это опять я, Танечка. Забыла посоветоваться, чем лучше лечить простуду? Если мучает кашель.
  - Ой, да зайдите в аптеку, там порекомендуют. Сейчас много разных таблеток.
  - А ты, что покупаешь?
  - Мне помогает 'Коделак'. Недавно принимала.
  - И Феликсу он подходит?
  - Он предпочитает чай с медом и коньяком. Причем чай и коньяк в одинаковых пропорциях. Сегодня специально для него свежий мед купила.
  - Неужели в теплой Испании простудился?
  - Это летом там тепло. А сейчас октябрь. Сунулся в море, вот и покашливает.
  - Сильно?
  - Да так, слегка. Вот сегодня выпьет ударную дозу, глядишь, к утру и пройдет.
  - Мне такой способ вряд ли осилить. Попробую 'Коделак'. Спокойной ночи, Танечка. Извини за беспокойство.
  Учительница медленно опустила трубку. Итак, Феликса не только нет дома, у него еще и кашель.
  Ей вспомнилось вчерашнее посещение больного Ефима Здановского. Кашлял ли он во время встречи, она не помнит. А вот что жена назвала его Фимой - это точно! Тоже на букву Ф! Как же она об этом сразу не догадалась.
  Валентина Ипполитовна откопала в сумочке листок с телефоном Здановского. Он вчера его записал и просил звонить в случае необходимости. Учительница математики, чувствуя себя заправским сыщиком, уверенно набрала домашний телефон Здановского.
  - Алло. Ефим Аркадьевич? - спросила Вишневская в ответ на неразборчивое бурчание.
  - Да. Это я. Добрый вечер, Валентина Ипполитовна.
  - Ой! Узнали. А я нашла вашу записку с телефоном, хотела переписать в записную книжку, а потом засомневалась. Вы это или не вы. Такой почерк неразборчивый.
  - Это я, Валентина Ипполитовна. Вы хотели попросить меня помочь разобраться с рукописями?
  - Пока рано. Я сначала сама всё рассортирую. Да и Константина завтра отпустят.
  - Данина выпускают?
  - Он же не виновен. Там какого-то вора-домушника нашли. Говорят, он - убийца.
  - Я так и думал. Данин все-таки математик.
  'Вчера вы говорили о нем совершенно иначе', - припомнила Вишневская и решила уточнить важный момент.
  - Константин переживет этот ужасный стресс, а вот его маму уже не вернуть. Вы ее знали?
  - Немного, - коротко ответил Здановский и замолчал.
  - Извините за беспокойство, Ефим Аркадьевич. Теперь я навела порядок в записной книжке. Вы, кстати, выздоровели?
  - На работу вышел.
  - А у меня кашель вчера объявился. Не от вас ли заразилась?
  - Я вас к себе не звал. Да и не кашляю я уже.
  'Действительно, ни разу не кашлянул. И находится дома'.
  - Я пошутила. - Вишневская кашлянула и попрощалась.
  Положив трубку, она взглянула на часы.
  'А ведь он мог успеть дойти до своей квартиры, пока я прибиралась в комнате и разговаривала с Татьяной. Проживает-то Здановский рядом', - подумала Валентина Ипполитовна и пригорюнилась.
  Однозначный вывод о загадочной букве Ф сделать не получалось.
  
  29
  
  Наутро после дерзкого визита грабителя Валентина Ипполитовна Вишневская все же решила позвонить Стрельникову. В течение практически бессонной ночи у нее было достаточно времени, чтобы как следует всё обдумать. И вот к каким выводам она пришла.
  Проникновение в ее квартиру не могло быть случайным. Оно не походило на обычное ограбление, которое совершается в отсутствии хозяев. В ванной комнате ее дореволюционной квартиры имелось окошко. Квадратный дворик позволял из противоположного парадного разглядеть сквозь занавеску силуэт хозяйки. Кто-то подкараулил удобный момент и заметил, что она зашла в ванную и начала мыться. Шум воды заглушал все звуки из комнаты. Преступник посчитал, что у него достаточно времени на осуществление своего плана.
  Какого?
  Раз он зашел в кабинет и рылся в бумагах - материальные ценности его не интересовали. Древних карт с обозначением зарытых кладов у нее нет. Остается одно. Кому-то срочно понадобились рукописи Данина, о которых она специально трезвонила весь предыдущий день!
  Ее план сработал! Преступник клюнул на приманку!
  Но как же она опростоволосилась. Ведь можно было установить обычную видеокамеру в комнате. Договориться с милицией об обработке бумаг несмывающейся краской. А если к этому прибавить профессиональную засаду, то убийство уже было бы раскрыто!
  Валентина Ипполитовна не сомневалась, что убийство Софьи Даниной и ограбление ее квартиры - звенья одной цепи. Убийца не получил всего, на что рассчитывал, в бумагах Данина. Прослышал, что часть рукописей Константин передал бывшей учительнице, и пожаловал к ней. Он не хотел ждать. Константина Данина вот-вот выпустят. Зная его характер, от него можно ожидать чего угодно. Он может сжечь свои рукописи или зашифровать их так, что их никто не разгадает.
  Преступник проник в ее квартиру без взлома. Значит, как и в первом случае, у него были отмычки. На этом основании в милиции сделали вывод, что действовал профессионал. И даже вычислили какого-то Коршуна. Но вор-рецидивист вряд ли знает особенности характера Данина и тем более не разбирается в математике.
  У Валентины Ипполитовны окрепла уверенность, что к ней пожаловал один из бывших коллег Данина, с которыми она встречалась вчера.
  Но кто из них?
  Женщина по очереди перебирала в памяти каждого, взвешивая имеющиеся против них подозрения.
  Ефим Здановский. Явно обижен на Данина и проявил несомненный интерес к сообщению о его рукописях. Накануне болел, а значит, может кашлять. Погибшая Софья Евсеевна могла знать его, как Фиму. Отсюда предсмертная буква Ф. На время убийства у него нет алиби. Всю первую половину дня он потратил на закрытие больничного листа. Районная поликлиника неподалеку. Даже если его там видели, то вряд ли вспомнят точное время, и он сможет утверждать то, что ему выгодно. Здановский вчера оказался дома во время ее звонка, но позвонила она ему в последнюю очередь, хотя живет он рядом. И еще одно обстоятельство не в его пользу. Здановский проживает в этом районе с детских лет и хорошо знает местные дома. Он легко мог вычислить расположение окна в ее ванной комнате по адресу квартиры.
  Левон Амбарцумов. Уверен, что Константин своей ненужной добродетелью исковеркал его судьбу. До сих пор не простил за это. В школьные годы Лёву звали Фарцовщик. Мать Данина это знала. В математике разбирается, хотя вчера во время встречи демонстрировал полное равнодушие к теореме Ферма. Ему Вишневская даже не стала звонить. Грабитель в капюшоне показалось ей худощавого телосложения. Левон все-таки полный. Да и с работы во время убийства, говорят, он не отлучался.
  Михаил Фищук. Одно время, после ухода Феликса из Института математики, он зачастил в квартиру Даниных. Во время убийства мог отсутствовать в институте. Худой, в теплом свитере, прикрывающем горло. Имел болезненный вид, следовательно, мог кашлять. Не до конца ясно, где он был вчера вечером. Ответил грубо. Но есть существенное обстоятельство в его пользу. Он обожал Данина и боготворил его гениальность. Он всегда самозабвенно стремился помогать Константину и находил в этом болезненное удовольствие.
  И, наконец, Феликс Базилевич. Самый старый друг Данина. Со школьных лет завидовал ему, но тщательно скрывал это. Лишь изредка, когда он терял контроль над собой, его выдавали глаза. Целеустремленный, практичный. Его никогда не пугали трудности или риск. Ушел в бизнес, хотя, конечно, мечтал многого добиться в математике. Где был вчера вечером - неизвестно. Вишневская припомнила, что Татьяна весьма настойчиво спрашивала ее, какие именно рукописи передал ей Данин. Возможно, это был вопрос Феликса. А ведь он успевал доехать из аэропорта до квартиры Даниных к моменту убийства, если воспользовался метро.
  Метро!
  Валентину Ипполитовну осенило. На всех станциях установлены камеры видеонаблюдения! Их информация записывается. Допустим, что Феликс приезжал к Даниным в то утро. Тогда его должны были зафиксировать камеры на выходе из ближайшей станции метрополитена. Достаточно проверить получасовой интервал в день убийства, начиная с десяти утра! Если Базилевича на записях нет, тогда можно будет снять с него подозрения. Но если он там присутствует, ему придется ответить на ряд нелегких вопросов.
  Вишневская дождалась часа, когда Виктор Стрельников должен был наверняка появиться на службе, и набрала номер его рабочего телефона.
  - А-а, опять вы, - ответил оперативник, узнав голос бывшей учительницы. - Здравствуйте, Валентина Ипполитовна.
  - Доброе утро, Виктор.
  - Хотите поблагодарить за Данина? Так это не я, а следователь прокуратуры подписал бумаги на его освобождение.
  - Костю отпустили? - обрадовалась Вишневская.
  - Я же обещал. Сейчас подвезут документы, и вашего лучшего ученика выпустят на свободу.
  - Это хорошая новость. Но я вынуждена вам рассказать плохую.
  - Что случилось?
  - Вчера поздно вечером в мою квартиру проник убийца!
  - Так сразу и убийца? - удивился милиционер.
  - Конечно! Тот же самый, что и в квартиру Даниных.
  - Расскажите поподробнее.
  - Я была в ванной, принимала душ. Вдруг слышу, кто-то кашляет. Прямо за стенкой! Я перепугалась, решила затаиться. Потом разбилась моя настольная лампа. Для меня это реликвия! Она прошла со мной все годы учебы и работы в школе. Этого я не могла стерпеть. Выскочила из ванной и заметила человека, выбегающего из квартиры. Лица я не разглядела, он был в капюшоне. А в комнате - осколки плафона и разбросанные бумаги!
  - Вы вызывали милицию?
  - Нет. Не хотела вас беспокоить, а остальным пришлось бы многое объяснять. У меня были подозрения, и я решила их проверить.
  - Погодите. Входная дверь была вскрыта?
  - Замок был защелкнут. Наверное, его открыли отмычкой.
  - Значит, никаких повреждений замка вы не заметили?
  - Нет. Он был исправен.
  - Так. А животных в квартире вы держите? Кошка, собака?
  - У меня кот, Декарт.
  - И где он был в это время?
  - Я его с трудом выманила из-под дивана. Наверное, испугался преступника. А перед этим сидел в кресле.
  - Конечно испугался. Только не преступника, а вашего гнева.
  - Виктор, о чем вы говорите?
  - Ах, Валентина Ипполитовна. Несмотря на внешнее спокойствие, убийство близкой подруги сказалось на вашей психике.
  - Что вы имеете в виду? - с вызовом спросила учительница.
  - Только не надо волноваться! Это нормальная реакция организма. Я объясню, как было дело. Вы находитесь в ванной и постоянно вспоминаете убийство. Вдруг, кашель! А вы помните, что, по словам нашего сотрудника, убийца кашлял. Естественно вы перепуганы.
  - Я ведь женщина.
  - А между тем, вы слышали кашель не из-за двери, а через вентиляционное отверстие. Знаете, в туалетах отлично слышно всё, что происходит у соседей сверху и снизу. Потом ваш кот Декарт, играясь на вашем столе, зацепил настольную лампу. Она грохнулась, он испугался и забился под диван.
  - Ну, а фигура преступника?
  - В квартире было темно?
  - Да. Но я его видела!
  - Сколько? Секунду? Пол секунды?
  - Он быстро промелькнул к двери.
  - Вот именно. Промелькнул, да еще в темноте! Это сработало ваше воображение. Вы предчувствовали, что увидите нечто подобное, настроили себя на эту картинку, и ваше взвинченное страхом сознание любезно преподнесло ее вам. Доля секунды - и видения нет. Ведь так?
  - Это было не видение. Это был убийца.
  - Допустим. Припомните время, когда это произошло.
  - В десять тридцать вечера.
  - Ну, вот. Значит, я прав. В это время убийца Софьи Даниной уже находился в реке Неве.
  - Вы о ком? - опешила Валентина Ипполитовна.
  - Всё о нем же. О воре-рецидивисте Виталии Коршунове. Его труп выловили ночью из реки. В кармане его куртки найдена статуэтка, по описанию совпадающая с похищенной из квартиры Даниных. Уже проведены оперативные следственные действия. Его сожительница показала, что у Коршуна было две статуэтки. Одну он видимо сбыл, получил деньги и напился. В последнее время он систематически гробил себя спиртным. В его крови обнаружено большое содержание алкоголя. Никаких травм или следов насилия на теле нет. По всей видимости, Коршун спустился к реке, чтобы помочиться. Его ширинка была расстегнута. Не удержал равновесия и грохнулся в воду. Сил, чтобы самостоятельно выбраться, у него не осталось. А вода в Неве сейчас холодная. Вот и результат.
  - Так просто?
  - А чего вы хотели. Кстати, его легкие поражены туберкулезом. Годы тюрем оставили след. Отсюда и кашель. Так что, соседка Даниных оказалась права.
  - А как же буква Ф?
  - Ее очертания столь размыты. Фотография практически ничего не зафиксировала. К тому же данная улика была обнаружена на следующий день после осмотра. Я думаю, следователь даже к делу приобщать ее не будет.
  - А украденные бумаги с результатами математических исследований?
  - Это скорее ваши домыслы. Данин официально не заявлял о краже. Валентина Ипполитовна, забудьте об этой ерунде. Всё очевидно. Вор Коршун промышлял в нашем районе. Это известный факт, в его квартире нашли другие украденные вещи. Он искал замки попроще. На серьезные дела он уже не годился. В то утро Коршун забрался в квартиру Даниных, пошуровал в столе, в надежде найти деньги или драгоценности. И тут на беду вернулась хозяйка. Он ее стукнул первым, что попалось под руку, схватил стоявшие на виду статуэтки, и деру.
  - Получается, всё из-за статуэток.
  - Вы чем-то расстроены? Бросьте! Константин Данин на свободе. Дело раскрыто. Убийца найден и уже наказан Богом. Он получил гораздо более суровое наказание, чем дал бы суд.
  - И все-таки... Я бы хотела проверить одну версию.
  - Валентина Ипполитовна, отдыхайте, вы уже на пенсии.
  Но учительница не унималась.
  - Помните, я говорила про Феликса Базилевича. Если он пересел на метро, то время сходится. Он мог быть в квартире Даниных.
  - Мы спрашивали его. Базилевич утверждает, что торчал в это время в автомобильной пробке. Как вы и предполагали. С учетом всех обстоятельств, оснований не верить ему нет.
  - А можно посмотреть запись с видеокамеры, которая фиксирует пассажиров выходящих из метро?
  - Какого еще метро?
  - Ближайшего к дому Даниных.
  - У меня нет времени на эту...
  - Я понимаю! - прервала Стрельникова учительница. - Разрешите это сделать мне.
  - Вам?
  - А почему бы и нет? Я хорошо знаю Феликса. Если он говорит правду, я буду только рада.
  Старший лейтенант задумался. Затем умерил пыл и заговорил вежливо:
  - Так и быть, организую. Только для вас... У меня племянник растет. Тринадцать лет балбесу. Сестра жалуется на оценки... Поможете по математике натаскать?
  - Конечно. Главное, чтобы мальчик сам этого хотел.
  - Заставим! - уверенно пообещал милиционер и сообщил, куда надо подъехать, и что сказать для просмотра записи камер видеонаблюдения. - Я позвоню им и предупрежу. Вы когда поедете?
  Вишневская решала: дождаться Данина, чтобы поговорить с ним, или сначала посетить центральную диспетчерскую метрополитена? Пока Константин пройдет все формальности и прибудет домой, пожалуй, она успеет посмотреть запись. А на обратном пути надо купить ему что-нибудь из продуктов. Ведь Софья Евсеевна так и не смогла это сделать.
  - Я буду там через два часа, - заявила учительница математики.
  - Договорились. Захватите паспорт, у них пропускной режим.
  Но прежде чем выйти из дома Валентина Ипполитовна решила ввязаться еще в одну очень рискованную авантюру.
  
  30
  
  1988 год. Ленинград. СССР.
  8 марта 1988 года Константина Данина ожидал сильнейший удар по самолюбию.
  Это был тот самый праздник, когда все мужчины, исповедавшие религию цветодарения, вспоминали о незыблемом святом ритуале и приносили самый большой дар к ногам невидимых богов цветочного бизнеса.
  В Международный женский день Константин с утра поспешил к метро. Там традиционно присутствовал наибольший выбор умирающих растений и, как принято на любых похоронах, их тела можно было приукрасить, обернув в блестящие саваны и пышные ленточки любых форм и расцветок в зависимости от толщины кошелька и высоты амбиций. Данин не понимал фанатиков глупого ритуала, но, проживая в профессорской квартире, обещал тестю взять на себя хлопоты по обмену дензнаков на увядающие пестрые веники.
  Быстро вооружившись двумя одинаковыми букетами, для жены и тещи, он невольно задержался у газетного киоска. Что-то остановило его здесь. Взгляд словно якорем зацепился за какое-то слово. Константин пробежался глазами по свежим газетам. Вот оно. Ферма!
  Он увидел большой заголовок на первой странице одной из газет. 'Великая теорема Ферма доказана!'
  Сердце сжалось. Грудь сковала щемящая боль. Яркие цветы выпали из ослабевших рук на черный асфальт. Отдышавшись, Константин приобрел газету и несколько раз жадно прочел статью.
  Математик Иочи Мияка из Токио публично сообщил, что нашел доказательство самой неприступной и таинственной теоремы в мире. Он выступил на семинаре в Институте Макса Планка в Бонне. Доказательство еще не опубликовано, но присутствовавшие во время доклада ученые в восторге от оригинального и совершенно нового подхода к решению загадки тысячелетия. Все верят, что на этот раз таинственный покров с Великой теоремы Ферма падет.
  Кулак сжимал газетные страницы, ноги шлепали по грязной снежной каше. Константин бесцельно брел по улицам родного города. Его жизнь отныне не имеет смысла. Сегодня он потерял возвышенную мечту.
  Нет, это произошло не сейчас! Он отвернулся от нее раньше. Он вечно отвлекался на мелкие задачи и пустые споры с однокурсниками!
  Женившись полгода назад на Татьяне, он предался плотским радостям, украв время и силы от высокого полета мысли. Он отдал предпочтение однообразным сексуальным утехам с податливым телом девушки, вместо того чтобы искать трудную дорогу к неприступной сияющей вершине. Секс доступен всем, взлететь над границей непознанного суждено единицам. Он сам обрезал свои крылья и вместо орла, парящего в горах, стал похож на курицу, несущую стандартные яйца. Да, его порой хвалили преподаватели и выделяли среди остальных студентов. Так верно хвалят доярки своих коров, дающих молоко чуть более высокой жирности. Он стал подобен тупым животным! Думая о теплом теле Татьяны, сжимая ее в своих объятиях, он изменяет ее Величеству Математике. И вот - закономерная расплата!
  Константин Данин взглянул на режущий сердце заголовок и отшвырнул газету.
  Домой он вернулся спустя несколько часов. Без цветов, замерзший, с насквозь промокшими ногами. Ни жена, ни теща не могли понять, что случилось с их милым Костей? Почему он так опечален и молчалив? Он заболел, решили они. Градусник подтвердил наличие жара, и Константину был обеспечен постельный режим. Профессор Архангельский пожурил нерадивого зятя, но, видя, как кудахчут вокруг него озабоченные женщины, сокрушенно вздохнул и сам поплелся за цветами. Обряд цветодарения должен быть завершен при любых обстоятельствах.
  Последующие две недели Данин тяжело болел, почти ничего не ел и был очень слаб. Опытный врач, вызванный хваткой тещей, сваливал всё на новую разновидность гриппа.
  Проведать Константина явился Феликс Базилевич. Он естественно принес заметки о доказательстве теоремы Ферма, восторженно вращал руками и пытался их обсуждать с больным. Но Константин лишь мельком проглядел ворох журналистского словоблудия и отбросил газеты. В них с восхищением сообщалось, что японский математик работал над неразрешимой проблемой около двадцати лет. Наиболее продвинутые приводили общие фразы об алгебро-геометрическом подходе, но математические выкладки нигде не публиковались.
  - Я хочу видеть это доказательство, - с обреченностью смертельно больного пациента, требующего от врача точный диагноз, попросил Константин.
  Феликс понял состояние школьного друга, но не одобрил его. Помимо недостижимых горных пиков в науке существуют вполне комфортные перевалы с протоптанными дорожками. Порой достаточно поставить на них новые указатели, и ты - признанный ученый.
  Однако друга требовалось срочно вылечить. Для этой цели подойдет и самое горькое лекарство. Как только статья Иочи Мияки была опубликована в научном журнале, Базилевич примчался с ней к Данину. Утешений он не принес. Пятистраничная статья содержала строгое доказательство Великой теоремы Ферма.
  - Ознакомься. И забудь, - посоветовал Базилевич Данину.
  Константин накинулся на текст с формулами и алчно проглотил его. Затем задумался, сел за стол и начал строчку за строчкой изучать все нюансы доказательства. Феликс пытался комментировать, но Константин не обращал на него внимания. Он просидел за столом с утра и до вечера, несколько раз бросался к учебникам, исчеркал десятки листов, но к ужину неожиданно вышел из комнаты совершенно здоровым. Аппетит вернулся к нему. Татьяна радостно наблюдала на лице мужа смущенную улыбку.
  Встретившись на следующий день с Феликсом, Константин вернул ему статью со словами:
  - Опять мимо. Доказательство содержит противоречие, которое невозможно устранить.
  - Где? - не поверил Феликс.
  - Я подчеркнул.
  Базилевич с сомнением посмотрел сначала в статью из английского журнала потом на Константина Данина. Шумиха по поводу решения Великой загадки математики охватила всю мировую прессу. Не было издания, которое бы не упомянуло о ней. Мияки уже принимал заслуженные поздравления от прославленных ученых. А безвестный студент второго курса утверждает, что всё напрасно. Даже не смешно.
  Феликс дипломатично пожал плечами, не желая расстраивать приятеля. Хорошие отношения с Даниным, его светлая голова, ему еще пригодятся как для учебы, так и для последующей научной карьеры. Доказательство теоремы Ферма являлось заветной мечтой Данина, поэтому он так болезненно отнесся к чужому успеху. Но время лечит всё. Расстраивать его сейчас ни к чему. И Феликс не стал спорить об очевидном.
  Прошло две недели. В научной прессе появилось тревожное сообщение, что доказательство теоремы Ферма, предложенное японцем содержит прореху. Есть маленькое несоответствие, которое необходимо устранить. Армия математиков ринулась в бой, чтобы залатать, казалось бы, микроскопическую дырочку. Но чем больше прикладывалось усилий, тем сильнее дыра разрасталась. Маленькая щель превратилась в зияющую пропасть!
  Еще через два месяца математический мир пришел к единодушному мнению, что доказательство Иочи Мияки провалилось.
  Феликс Базилевич быстро перестроился. Он постоянно подчеркивал, что Данин заметил ошибку первым. Желая полностью вернуть расположение друга, Феликс приготовил для него шутливый сюрприз. Спустившись в метро, он подвел его к одной из дверей, отгораживающих платформу от поезда.
  На ней было наспех выведено мелом: 'Уравнение xn  yn  zn не имеет решения. Я нашел поистине удивительное доказательство, но не успеваю его записать, так как пришел мой поезд'.
  
  31
  
  Опытная учительница математики верила, что буква Ф появилась на полу в квартире убитой подруги не просто так. Ее в последние секунды жизни вывела рука Софьи Евсеевны. Еще больше Вишневская верила собственным глазам. Человек, проникший в ее квартиру, не является плодом ее испуганного воображения. Упитанный неповоротливый кот Декарт, конечно, мог обронить настольную лампу. Но пропали книга о теореме Ферма и рукописи Данина. Бесследно проглотить их даже Декарту было не по силам.
  А раз так, к убийству причастен кто-то из математиков. Один из тех, кого однажды она уже смогла обмануть и заманить в квартиру несуществующим доказательством. Значит, она на верном пути!
  Подозреваемых осталось всего трое. Здановский, Фищук и Базилевич. Кто из них убийца? Нужно вновь заставить его сделать опрометчивый поступок. Раз милиция не хочет ничего предпринимать, придется рисковать ей. Вызвать огонь на себя.
  Задача с тремя неизвестными напомнила учительнице головоломку о лампочке и трех выключателях. По какому из них ударить, чтобы лампочка загорелась? Как и в логической задаче, попытка у нее всего одна. Преступник 'вспыхнет', чтобы избавиться от нее.
  Сегодня суббота, все подозреваемые свободны. Надо действовать немедленно.
  Валентина Ипполитовна собралась с духом и позвонила Ефиму Здановскому. Услышав его голос, она скороговоркой выпалила:
  - Зачем вы вчера вломились ко мне? Я узнала вашу куртку, не отнекивайтесь! Я видела ее на вешалке, когда приходила к вам. На этот раз вы попались. Я иду в милицию!
  Учительница положила трубку, прислушалась к учащенному сердцебиению. 'По-моему, получилось неплохо, - мысленно похвалила она себя. - Один выключатель включен'.
  Второй звонок, на мобильный Михаила Фищука, дался ей легче.
  - Эх, Миша, Миша. На что вы рассчитывали, явившись ко мне? Вашу крюкообразную фигуру ни с кем не спутаешь. На этот раз вы ошиблись, оставив свидетельницу живой.
  Итак, активирован и второй выключатель. В правильном решении задачи о лампочке третий выключатель не надо трогать. 'Что ж, так и поступим. Но мне нужна помощница', - решила Валентина Ипполитовна.
  Она позвонила по хорошо знакомому телефону.
  - Доброе утро, Танечка. Представляешь, следователь дал мне поручение. И попросил, чтобы я еще кого-нибудь привлекла. Из числа знакомых Константина Данина.
  - Что-то я не понимаю. О чем вы? - сонно спросила Архангельская.
  - Есть версия, что убийство Софьи Евсеевны совершил кто-то из окружения Данина. Этот человек мог приехать к ним на метро. В этом случае его должна зафиксировать камера видеонаблюдения метрополитена.
  - Так. И что? - Архангельская уже говорила четко, словно по ходу разговора успела умыться холодной водой.
  - Нам надо вместе посмотреть запись последнего часа перед убийством. Я бы и одна справилась, но ты знаешь многих коллег Данина лучше, чем я. Поможешь? Надо выявить тех знакомых семьи Даниных, кто неожиданно появился в то утро около их дома.
  Вишневская не стала уточнять, что, прежде всего, ее интересует муж Архангельской, Феликс. Учительница подумала, что она не видела Базилевича два года и может не узнать его в толпе на маленьком экране. А вот реакция Татьяны от нее не ускользнет.
  - И что это даст? - осторожно поинтересовалась Архангельская.
  - Новую информацию для размышления. Если мы кого-то узнаем, следователь сопоставит факты с предыдущими заявлениями этих людей. Возможно, кто-то обманывал. Тогда надо разобраться: зачем он это делал? Понимаешь, расследование серьезных преступлений состоит из таких вот мелких шагов.
  - Понимаю... Я постараюсь... Может, отложить на понедельник?
  - Если ты занята, то я одна справлюсь.
  - Нет-нет. Куда надо приехать?
  - Давай встретимся прямо в метро. На 'Садовой'.
  - Хорошо, приеду. Часа через полтора.
  - Замечательно. Встретимся внутри станции. - Вишневская собралась положить трубку, но решила уточнить еще один момент. - Танечка, мне, как вашей учительнице, весьма любопытно, насколько сильно мне удалось привить ученикам любовь к математике. Вот, твой Феликс. Став бизнесменом, он совсем забросил математику?
  - Ну, почему же. Он спрашивает меня о том, что творится в институте. Иногда встречается с бывшими коллегами. Данину позванивал. Ваша прививка имеет пожизненное действие. - Татьяна неожиданно перешла на шепот. - Представляете, Феликс пришел вчера поздно и сейчас еще спит. Я на цыпочках вышла из спальни. И знаете, что увидела на его тумбочке? Книгу о теореме Ферма! Он до сих пор интересуется математикой.
  - Надо же, - Валентина Ипполитовна на миг растерялась. Вчера из ее квартиры пропала подобная вещь. - Это старая книга? Из серии 'Занимательная математика'?
  - По-моему, да. В мягкой потертой обложке.
  - Я рада, что мои ученики, так любят мой предмет, - грустно произнесла старая учительница.
  - Это благодаря вам!
  - Конечно, конечно.
  - До встречи.
  Вишневская потерянно кивнула и нажала отбой. Неужели, благодаря ее труду, ученики способны пойти на убийство? Они до такой степени влюблены в математику, что не останавливаются ни перед чем. Учительница опустилась в кресло, тонкие ладони беспомощно легли на колени. А разве великая математика менее значима, чем яркая красотка? Ради любви к женщине греки пошли войной на Трою, чего уж говорить про обычные убийства на почве безумной любви. Их невозможно сосчитать.
  Настойчивый звонок в дверь заставил ее вздрогнуть. Валентина Ипполитовна подошла к двери, закрытой на цепочку, посмотрела в глазок.
  Вот это да! Ее метод сработал. Один из 'выключателей' привел к мгновенной 'вспышке'!
  Однако радость от собственного предвидения сменилась страхом. Лицо человека, стоящего за дверью, пылало злобой.
  
  32
  
  1992 год. Снакт-Петербург. Россия.
  Учеба в университете давалась Константину Данину легко. Изучению основных предметов он уделял минимум времени, часто пропускал лекции, однако всегда блестяще отвечал на экзаменах. Константин слыл замкнутым и нелюдимым, студенческие компании он игнорировал, но стремился побывать на каждой математической конференции, проходящей в городе. Только жена Татьяна да близкий друг Феликс Базилевич знали, что все свои силы он тратит на поиск доказательства теоремы Ферма.
  Константин проштудировал горы книг и научных статей, имеющих хоть какое-то отношение к великой проблеме. Но этим он не ограничился. В поисках свежей идеи, он изучил все новейшие достижения из самых разных разделов математики. Он знал, что гениальные открытия чаще всего рождаются на стыке знаний из смежных областей науки. Если крупнейшие специалисты по теории чисел за долгие годы не смогли отыскать доказательство теоремы, то надо двигаться не вглубь, а вширь, решил Данин.
  Стремясь к горизонтам научных свершений, Константин обнаружил, что математика состоит из островков знания в океане неизведанного. Разрозненные острова под названиями: геометрия, алгебра, теория вероятностей, комбинаторика, теория управления, функциональный анализ, дифференциальные уравнения, теория графов и многие другие, отделены друг от друга. На них трудятся узкие специалисты, которые разрабатывают свои методы, почти неизвестные на соседних островах. И только самым решительным математикам с широким кругозором удается перебросить мостик с одного острова знаний на другой и объединить лучшие достижения соседей, чтобы получить новый выдающийся результат.
  Так поступил и он. И этот подход принес долгожданный прорыв.
  К окончанию матмеха Данин нащупал оригинальный многоступенчатый путь к решению самой неуступчивой проблемы математики и два летних месяца между учебой и работой посвятил кропотливой записи сложнейшего доказательства. Татьяна негодовала. Муж, который и так почти не замечал ее, категорически отказался от запланированной поездки к Черному морю и даже на уютную дачу, на берег Финского залива, ни разу не выехал. Забыв обо всех простых радостях, он как одержимый исписывал малопонятными уравнениями страницу за страницей, порой перечеркивал их, рвал, выбрасывал, а затем кропотливо выводил новые громоздкие формулы.
  К сентябрю сто восемьдесят страниц убористого текста, испещренного всеми возможными математическими знаками, были сложены в толстую папку, на которой, по укоренившейся привычке давать всему условные обозначения, появились две крупные буквы: ТФ.
  Великая теорема Ферма обрела, наконец, достойное ее грандиозное доказательство.
  Константин Данину удалось построить громоздкое здание из многоуровневых конструкций, позаимствованных из теории чисел, функционального анализа, геометрии, теории множеств и эллиптических кривых. Совершенно разные разделы математики неожиданным образом переплетались в его работе, поддерживали и дополняли друг друга. Извилистый путь логических выводов вел ученого с одного этажа рассуждений на другой через сложные лабиринты отдельных подзадач. Требовались широкие познания в математике и недюжинный труд, чтобы продраться сквозь хитросплетение формул на самый верхний этаж монументального строения и воскликнуть: теорема Ферма полностью доказана!
  Простое утверждение, записанное в одну строчку гениальным французом, потребовало шесть тысяч строк сложнейшего доказательства.
  Как лучшие выпускники факультета, Данин и Базилевич получили распределение в Институт математики академии наук. Туда же попала и Татьяна Архангельская, но для ее трудоустройства в знаменитое научное учреждение отцу пришлось задействовать свои связи и приложить немалые усилия.
  В первый день выхода на работу с молодыми специалистами по традиции беседовал директор института академик Александр Александрович Марков.
  Пожилой добродушный ученый с крупными чертами лица, которого все именовали Сан Санычем, игриво подмигнул принарядившейся Татьяне:
  - О! В кои веки нам дали красивую девушку. Вас часом не Софья Ковалевская зовут?
  - К сожалению, нет, - подыграла директору молодая женщина. - Я Архангельская Татьяна Игоревна.
  - Знаю, - махнул ладошкой академик. - Бывает, пересекаюсь с вашим батюшкой в скучных президиумах. - Он пошелестел анкетными данными и поднял седые брови на молодых людей. - А вы, значит, господа Базилевич и Данин. Молодая кровь на алтарь науки. Рекомендации отличные, в глазах вижу блеск. Ну что ж, добро пожаловать в наш коллектив. Однако предупреждаю, задачки с известными решениями остались за стенами нашего института. Здесь вас ждет неизведанное. А времени у вас мало.
  Друзья озабоченно переглянулись. Сан Саныч помолчал, хитро прищурившись, и пояснил:
  - Век математика короток. Большинство великих математических открытий совершаются до тридцати лет, посему надо спешить. Нобелевку нам не дают, а высшая награда в математике, Филдсовская премия, как вы знаете, вручается ученым до сорока лет. И это не спроста. После этого срока мозг человека уже не такой прыткий. По себе знаю. - Академик крякнул и величественно развел руки, - приходится становиться руководителем или преподавателем. Как говорится, не умеешь работать сам, учи других. Это про нас, про математиков.
  На толстом лице Сан Саныча застыла добродушная улыбка.
  - Почему молчите? - неожиданно спросил он.
  - Интересно вас слушать, - первой нашлась Архангельская.
  - Что? - недослышал академик и даже подставил за ухом ладонь. Его внимание было сосредоточено на двух молодых людях, сидевших по правую руку от него, а Татьяна расположилась слева. - Впрочем, говорить не обязательно. Математик может быть немым, глухим, и даже слепым, как Эйлер в старости. За математика говорят его руки. Это про нас сказано: то, что написано пером - не вырубишь топором!
  Татьяна выпученными глазами делала настойчивые знаки Константину. Утром она убедила его взять с собой рукопись доказательства. Толстая картонная папка с веревочными завязками нехотя прошуршала по поверхности стола. Данин деликатно подвинул академику свой труд.
  - Что это? - поинтересовался Марков.
  - Это его руки доказали теорему Ферма, - выпалил Базилевич.
  Сан Саныч недоверчиво выпятил губы
  - Во как! В первый же день - Великая теорема Ферма. - Он пощелкал пальцами по папке, оценивая ее толщину. - Кто ясно мыслит, тот ясно излагает.
  По интонации трудно было понять, одобрительно или иронично говорит академик. Вместо папки он еще раз раскрыл личные дела молодых специалистов.
  - Я смотрю, молодые люди, у вас уже есть публикации, доклады на студенческих конференциях. Хорошо. Пользуясь исконным помещичьим правом на первую ночь, назначаю вашим научным руководителем себя. - И Сан Саныч простосердечно засмеялся. - А девушке мы, пожалуй, подберем кого-нибудь помоложе. Есть возражения?
  Круглая голова академика как перископ медленно повернулась на толстой шее, изучая реакцию присутствующих.
  - Спасибо! - за всех ответил обрадованный Базилевич.
  Опытный директор института поймал угрюмый взгляд Данина, упертый в папку, и заверил его:
  - А это оставьте. Я посмотрю. Признаться, давно не ворошил память великого француза. А в молодости, бывало, увлекался. Но чтобы выдать такое... - Он покачал тяжелую папку на ладони и решительно кивнул: - Пока все свободны.
  
  На третий рабочий день под вечер Данина вызвал к себе академик Марков. На директорском столе лежала раскрытая папка Константина.
  - Я прочел ваше доказательство, - пожав руку молодому ученому, сообщил академик. - Сразу скажу: не ожидал. Уж столько вы тут навертели. Ваше обращение к эллиптическим кривым меня просто потрясло. Гениальная мысль. Но во времена Ферма этого раздела математики даже не существовало. Вас не смущает это обстоятельство?
  - У Ферма было свое доказательство. У меня свое.
  - Согласен. Возможно. Хотелось бы конечно чуть больше изящества в таком великом деле. Но...
  - Вы нашли ошибку?
  - Нет. Явных ошибок я не выявил. Есть два-три момента, которые меня смущают. Вот здесь, в самом начале, - академик ткнул пальцем в лежавший перед ним лист, - и ближе к концу доказательства.
  - Я могу пояснить.
  - Сейчас не надо. Кто-нибудь еще читал рукопись?
  - Нет. Я закончил работу непосредственно накануне нашей встречи.
  - Тогда вот как мы поступим. На следующей неделе у нас конференция по численным методам. Это конечно несколько не та тематика, да и график выступлений уже утвержден, но я внесу в него изменения. Вам предоставят время в день открытия. Подготовьте емкий удобоваримый доклад. Он будет последним. Это удобно, если возникнет дискуссия. К нам съедутся сильные математики, я специально кое-кого приглашу. Вот тогда и посмотрим. Вы согласны?
  - Конечно, - нетерпеливо выдохнул Константин.
  - Только попрошу изложить всё четко и коротко.
  - Я запомнил ваши слова: кто ясно мыслит, тот ясно излагает.
  - Вот этого и придерживайтесь. А пока... Пока я хочу вас поздравить. Давно не читал столь глубокий и объемный труд.
  
  33
  
  Перед квартирой Валентины Ипполитовны нервно топтался Фима Здановский!
  Сработал первый 'выключатель'. Убийца не стал выжидать удобного момента для расправы и сразу явился к ней. Судя по лицу, он разъярен.
  Незваный гость то с силой давил на кнопку звонка, то дергал за дверь.
  - Откройте! Я знаю, что вы дома, - громко вещал он. - Нам надо поговорить.
  Вишневская поддерживала дрожащую цепочку. Она помнила, что накануне дверной замок не послужил преградой для наглого грабителя.
  'Пусть покричит. Надо тянуть время. Если его заметят соседи, он не отважится на убийство. Хотя в таком взвинченном состоянии, преступник вряд ли способен себя контролировать'.
  - Что вам нужно? - стараясь сдерживать волнение, спросила Вишневская.
  - Это что вам надо от меня?
  - Мне, ничего. Уйдите!
  - Почему вы звонили мне с какими-то странными фразами? Причем тут моя куртка?
  'Ага. Переоделся. Ишь, как тебя взволновало упоминание улики'.
  - Вы ее выбросили? Если на ближайшую помойку, то милиция куртку обязательно найдет.
  - Какая помойка! Откройте!
  'А про вчерашний визит ничего не отрицает'.
  - И не подумаю! Учтите, на этот раз отмычка вам не поможет.
  - Какая, к черту, отмычка!
  Вопреки прозвучавшей фразе, учительнице показалось, что она слышит звон связки ключей в руках Здановского.
  - Я заперлась на цепочку и немедленно вызываю милицию! - предупредила она.
  - О, господи. Не звоните! Давайте спокойно поговорим.
  Но до спокойствия было далеко. Напротив глазка тряслась гнусная черная бородка. Она заслоняла Вишневской почти весь обзор.
  Бородка!
  Вчерашнее видение неожиданно всплыло в памяти Валентины Ипполитовны. Она вспомнила, как мелькнул под капюшоном подбородок грабителя-убийцы. Она успела его разглядеть!
  
  34
  
  1992 год. Снакт-Петербург. Россия.
  Слух о том, что выпускник университета замахнулся на доказательство Великой теоремы Ферма, мгновенно разнесся в математических кругах города. В день открытия конференции главный зал Института математики был переполнен. Все ждали заключительного доклада на заявленную тему: 'Геометро-функциональный подход к доказательству теоремы Ферма'. Слово 'подход' оставляло открытым вопрос о полноте доказательства, но порожденные общим нетерпением, искры сенсационности тут и там будоражили зал.
  Ученым, выступавшим первыми, вопросов почти не задавали. Все торопились перейти к главному событию намеченной программы. Многие, кто знал способности Данина, верили, что сегодня неприступная крепость обязательно падет. Но были и скептики. Некоторые математики уже раздобыли тезисы доклада и в кулуарах обсуждали предложенный метод. В ожидании сенсации пришло несколько ушлых журналистов.
  И вот, наконец, слово предоставили Константину Данину. Докладчика объявил сам академик Марков. Зал стих. Константин излагал метод с помощью слайдов. Ему помогал Базилевич, всячески демонстрируя свою сопричастность к важному докладу. Слайдов было много. Слушатели подались вперед, прижав к переносицам очки.
  Татьяна Архангельская, одетая в лучшее платье, нервно елозила у дальней стенки конференц-зала. Она не следила за формулами, мелькавшими на экране, а мучительно решала: будет ли уместно после доклада ей поцеловать мужа и скромно прижаться к нему сбоку. В этом случае фотограф наверняка запечатлеет ее рядом с новоявленным гением. Ее тоже заметят. Потом будут вопросы, интервью и участие в многочисленных ток-шоу, расплодившихся на современном телевидении. Ради такой жизни она и вышла замуж за Данина и стойко терпела его странности.
  
  Константин, например, предпочитал закрыться вечером в комнате и сидеть там часами в полной темноте. Когда вся семья смотрела телевизор, он просил его не трогать и говорил, что работает. Тёща негодовала:
  - Какая работа может быть в темноте, объясните мне!
  - Он думает, мама, - неловко оправдывалась Татьяна.
  - Думать - это не работа! Вот твой папа. Если он садится за стол, то пишет книги и статьи в журнал. За это ему платят деньги. Чем толще книга, тем больше гонорар. Ведь так, Женя?
  - Надя, у меня общественные науки, у него точные... - выглянул из-за газеты глава семейства.
  - Вот-вот, точные! Он свихнулся на точности. Я вчера прочитала замечательный гороскоп, а там написано, что знак Зодиака Константина совсем не подходит для нашей Танечки. Я ему об этом так прямо и сказала.
  - Ну, мама, хватит... - взмолилась дочь.
  - А он мне вот что сует. Нет, Женя, ты посмотри! - Надежда Сергеевна достала из халата листок бумаги. - Написал и отдал молча. Вот, длиннющее число: 3,141592653589793. Я спрашиваю, что это такое?
  - Это число Пи, мама.
  - И он мне так ответил. Я продолжаю настаивать: разве ты не веришь в астрологию? Это тоже наука! Верю, говорит он. Согласен, расположение звезд влияет на человека. Я чуть было не улыбнулась ему. А он мне холодно: вот, глядите - и начинает подчеркивать цифры на бумажке.
  - Данин сказал, что верит в астрологию? - удивилась Татьяна. Она и после замужества называла его только по фамилии.
  - Да. Но потом уточнил. Каждого человека, говорит, можно представить в виде подобного бесконечного числа. На первый знак после запятой влияют гены. На второй - воспитание, на третий - окружающее общество, на четвертый - образование, на пятый - питание, на шестой - экология, на седьмой - друзья и так далее, так далее. А вот на этот, пятнадцатый знак - и тычет так ручкой - влияет расположение звезд в момент рождения. И ехидно спрашивает: вам, Надежда Сергеевна, не всё ли равно, что там будет: тройка или двойка? Каково, а?
  - Мама, он всё на свете объясняет с помощью цифр, - улыбнулась Татьяна, представив, как Данин совершенно серьезно растолковывает теще свою очередную теорию.
  - Оригинально, - промычал Евгений Кондратьевич, привыкший к нападкам жены на зятя.
  Но теща завелась не на шутку.
  - Очень мало, говорит, существует задач, где требуется такая точность. Как правило, достаточно нескольких знаков. В нашем случае это - наследственность, воспитание, общество и образование. Квалификация акушера в момент рождения гораздо важнее, чем расположение звезд на небе.
  - Он и про акушера упомянул? - Евгений Кондратьевич так заинтересовался, что даже отложил газету.
  - Да. Поставил его на десятое или одиннадцатое место.
  - Глубоко копает. В этом что-то есть. Как ты думаешь, Таня, если я черкану об этой теории в популярном журнале, он не обидится.
  - Данин, будет только рад, папа.
  - Ну, вот опять, - всплеснула руками Надежда Сергеевна. - Я ему про судьбу дочери, а он про статейки.
  
  Татьяна Архангельская стряхнула недавние воспоминания, когда в конференц-зале раздались разрозненные аплодисменты. Константин закончил доклад и начал отвечать на вопросы. Нападок почти не было, мало кто из присутствующих сумел разобраться в хитросплетениях сложнейшего доказательства.
  В заключении слово вновь взял академик Марков:
  - Если коротко сформулировать мое впечатление - я потрясен! Сегодня я увидел совершенно оригинальный и необычный подход к решению самой великой математической загадки тысячелетия. Ввиду его абсолютной новизны и непохожести на другие, он имеет все шансы на успех. То, что вы услышали, это краткое изложение доказательства. Полный текст представляет собой цепочку из сотен взаимосвязанных и весьма хитроумных математических вычислений, соединенных друг с другом логическими связями. Чтобы его досконально проверить понадобится много часов упорного труда даже таким корифеям математики, которые собрались здесь. Поэтому принято решение изготовить копии полного доказательства и раздать его компетентным специалистам для проверки.
  - Позвольте вопрос, - подняла руку самая нетерпеливая журналистка. - Теорема Ферма доказана или нет?
  - Конечно доказана.
  - Так почему же вы упоминаете шансы, говорите о проверке?
  - Я просто завидую, - академик широко улыбнулся, подошел к Данину и двумя руками, с поклоном головы пожал ему руку.
  Константин равнодушно подал вялую ладонь. Душевный подъем, окрылявший его в первые минуты выступления, сменился унынием. Под конец доклада он заметил одну из формул, которая показалась ему 'больной'. Он еще не поставил ей точный диагноз, но был уверен, что формула слаба и может подвести весь организм доказательства. Его мысли путались. Он представил публике сырую работу и уже не был уверен в ее безукоризненности. Сейчас он увидел свое доказательство новыми глазами и понял, что в нем нет самого главного - Красоты! Нагромождение математических выкладок представилось вдруг не замечательным дворцом, а уродливой постройкой, от которой хотелось бежать. Его ставосьмидесятистраничный чертополох формул Пьер де Ферма никогда не назвал бы 'поистине удивительным доказательством'.
  Данин поднял ладонь и прекратил зародившиеся аплодисменты. Превозмогая стыд, он произнес:
  - Прошу меня извинить, но я снимаю свой доклад.
  - Как? Почему? - послышались удивленные вопросы.
  - Мне надо его проверить.
  - Но академик Марков подтвердил...
  - Ты что, - шикал на ухо Базилевич. - Всё идет замечательно.
  - Я не хочу, не хочу, - тряс понурой головой Данин.
  - Постойте! - прерывая нарождающийся шум, на сцену поднялся мужчина с окладистой рыжей бородкой. - Разрешите представиться, доктор физико-математических наук Артемьев из Новосибирского Академгородка. Мне Александр Александрович любезно передал текст доказательства несколько дней назад. Прошу, отмотайте назад несколько слайдов. Так, так. Вот этот!
  На экране вновь появились длинные строки математических символов. Артемьев вытянул указку. Тонкая тень обвела выражение внизу кадра.
  - Обратите внимание на эту логическую связку. Автор делает вывод, что из первого следует второе, и идет дальше. Это справедливо почти всегда. Почти! - Выступающий сделал многозначительную паузу. - Существует особая комбинация переменных, при которых утверждение допускает еще одно решение. На этот факт обращается внимание в одной из моих ранних статей, которые я покажу автору доклада. И вот это побочное решение вступает в противоречие с дальнейшим ходом доказательства. Стройная логическая цепочка рушится. Что вы на это скажете?
  Артемьев опустил руку и посмотрел на Данина. Константин мгновенно понял свою ошибку. У громоздкого здания, выстроенного им, выбили одну из подпорок. Доказательство Великой теоремы зашаталось. Но это не расстроило его, а даже успокоило. Уродливый дворец рушился, а душа Константина наполнялась гармонией. 'Математика должна быть красивой, - думал он. - Великие решения должны быть безупречны'.
  Собравшиеся наблюдали за странными метаморфозами на лице докладчика и ждали ответа.
  - Математика должна быть красивой, - вслух повторил Данин, улыбнулся и сошел со сцены.
  Татьяна, пробившаяся во время аплодисментов в первый ряд, печально опустила глаза. Она хорошо поняла смысл фразы, которую не раз слышала из уст мужа. Ее хрупкая мечта приобщиться к славе рассыпалась быстрее, чем тяжеловесное доказательство. Утром она объяснила маме всю значимость сегодняшнего выступления Константина. И Надежда Сергеевна мгновенно подобрела. Она обещала испечь праздничный пирог со свежими ягодами и назойливо просила мужа узнать, какая премия полагается за доказательство теоремы Ферма: миллион долларов или миллион фунтов стерлингов?
  - Ошибку можно исправить! - выкрикнул кто-то из зала.
  Татьяна узнала в поднявшемся взъерошенном очкарике студента их факультета Михаила Фищука. Он учился на три курса младше, уже несколько лет искренне восхищался работами Константина и стремился к дружбе с ним. Фищук не раз пытался советоваться с Даниным, показывал ему свои труды, но тот, как правило, безжалостно разбивал их в пух и прах. Татьяна вынуждена была сглаживать негативное впечатление от мужа и зачастую дружески подбадривала юного поклонника математики.
  Данин лишь мельком взглянул на вскочившего Фищука и, не прерывая поступь, покинул конференц-зал.
  - Как? - вынужден был спросить Артемьев, оставшись в одиночестве на сцене.
  Фищук говорил сбивчиво:
  - Общий ход доказательства блистателен. Он... он ведет к цели. А ошибка... она не значительна. Ее надо исправить.
  - Как?- жестко повторил вопрос доктор из Новосибирска.
  - Или обойти, - умерил бойкий пыл Фищук.
  - Ваше предложение?
  - Я не знаю. Пока не знаю, - промямлил студент. - Но если подумать... Можно что-нибудь придумать.
  Некоторые из математиков прыснули от смеха. Один-два человека картинно захлопали.
  - Замечательная фраза. Думать никогда не помещает, - согласился Артемьев. - Особенно перед тем, как брать слово.
  Покрасневший студент опустился на стул под нескрываемый смех присутствующих и съежился, пытаясь стать незаметным.
  - Коллеги! Попрошу минуточку внимания! - перекрикивая гул, выступил академик Марков. Зал постепенно стих. - Сегодня мы стали свидетелями нескольких очень интересных докладов. Последнее сообщение меня обрадовало более всех. Оно содержит удивительные идеи и направлено на покорение великой цели. И если сегодня у Константина Данина не получилось, то унывать, право слово, не стоит. Побольше нам всем такой же смелости и таких же глобальных амбиций.
  
  35
  
  Ночью Левону Амбарцумову не спалось. Как только его глаза слипались, а дыхание выравнивалось, его подсознание рисовало одну и ту же жуткую картину. Темная масса холодной воды медленно подбиралась к его ногам. Она дышала, плескалась и поднималась всё выше. Под воду уходили ступни, лодыжки, колени, клокочущая живая масса жадным зевом подбиралась к его паху. Левон судорожно дергался, пытаясь вырвать из кошмарного плена скованные ноги. Но вода вдруг поднималась на дыбы и опрокидывалась на него ледяной стеной. Он барахтался в одеяле и просыпался. Лицо дергалось. Ему мерещился по углам человек в капюшоне.
  На рассвете Левон встал, принял душ и долго тянул кофе, щедро сдабривая его коньяком. Разрозненные мысли постепенно приняли желаемое направление.
  Статуэтки. Их похитили из квартиры Даниных. Там же произошло убийство. Сделал это, скорее всего, вор-рецидивист. Но теперь он тоже мертв. А это значит, что человек в капюшоне избавился от вора как от ненужного соучастника. Знакомый Амбарцумова теперь виновен в двух тяжких преступлениях!
  Это главное. Теперь о деталях. Раз ценные статуэтки сдавал антиквару некомпетентный вор, то не они являлись основной целью ограбления.
  Тогда что? Что еще можно вынести из квартиры нищего математика?
  Вишневская болтала о каких-то рукописях и теореме Ферма. Они представляют ценность только для хорошо образованного специалиста. А человек в капюшоне отнюдь не профан в математике.
  Впрочем, первопричина ограбления не важна. Два убийства ее перевешивают. А значит, на этом можно сыграть. Во сколько бесцеремонный человек в капюшоне готов оценить свою свободу?
  Приняв решение, Левон полистал записную книжку, нашел старую запись и набрал номер мобильного телефона. После пятого гудка ему ответили. Хорошо, что его собеседник не склонен менять SIM-карту, подумал Амбарцумов.
  - Я вчера вечером гулял вдоль набережной, - осторожно начал разговор любитель антиквариата. Он назвал точное место и продолжил: - В девять часов пятнадцать минут я наблюдал странную картину. Два человека спустились к реке. Один из них был сильно пьян. Потом я услышал плеск воды, будто кто-то упал в реку. Затем на набережную поднялся только один человек.
  Последовал недоуменный вопрос. Левон пояснил:
  - Я спрятался за деревом и хорошо разглядел лицо под капюшоном.
  Амбарцумов выслушал невнятный комментарий и добавил:
  - В куртке утопленника была статуэтка... Украденная накануне из квартиры Даниных. - В ответ на нервный смех собеседника в голосе Левона появилась жесткость. - Может, кто-то забыл, так я напомню! При ограблении была убита пожилая женщина. И люди просто так в воду не падают! Перед этим их специально спаивают. В рюмочной. И про статуэтку я знаю точно! Я уверен, что данные сведения очень заинтересуют милицию.
  Возникла тяжелая пауза, после которой последовал мрачный, но конкретный вопрос. Левон с облегчением понял, что победил. Главные козыри в этой опасной игре у него.
  - Сколько я хочу? - живо переспросил он и твердо назвал сумму. - По-моему, это небольшая плата в сложившихся обстоятельствах. Со своей стороны обещаю мгновенно всё забыть. Я человек слова... Нет, ждать я не намерен... Сегодня... Хорошо, меня устроит это место. Только пораньше, в пять, пока будет светло. Темнота, знаете ли, мне навевает мрачное настроение.
  Нелегкий разговор был окончен. Левон остался доволен своей непреклонностью. Он вел беседу и диктовал условия. Встреча была назначена сегодня вечером в той самой рюмочной, где Амбарцумов увидел вора. Уже можно планировать, как лучше потратить будущие деньги.
  Левон Амбарцумов окинул взглядом победителя свою коллекцию антиквариата. Вскоре ее ждет существенное пополнение.
  Но прошло не более получаса, как Амбарцумов заволновался. Все-таки его оппонент убийца! В пять часов вечера, конечно, еще светло и не так страшно встречаться с преступником. Но место выбрано не самое лучшее. Узкая улочка, мало прохожих, такси не поймаешь, да и контингент к рюмочной стягивается еще тот. Даже если встреча пройдет удачно, то потом неизвестно что может произойти. Получишь деньги, а к метро топать дворами. Мало ли кто увяжется. Тюкнут по голове, и поминай, как звали! Сам клиент может дать наводочку. Формально он будет чист - расплатился. Но денежки-то к нему вернутся!
  Поразмыслив, Левон Амбарцумов решил опередить события.
  Собеседник заявил, что ему требуется время, чтобы собрать всю сумму. Пусть собирает. А Левон проследит за ним. Если почувствует, что готовится нечто неладное, позвонит и предупредит, что идет в милицию.
  А как только деньги будут собраны, он неожиданно подойдет и потребует провести сделку безотлагательно. Так он вернее добьется успеха. Любые коварные планы убийцы лопнут как мыльный пузырь.
  
  
  
  
  Книгу целиком (в романе 57 глав) можно приобрести на Litres.ru или на Amazon:
   Книги Бакшеева на Litres
   Книги Бакшеева на Amazon
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"