- Разрыв трубопровода. Провозились до отбоя, так что теперь...
- ...скучаю. Думаешь, с ними всё хорошо?
А вот и шлюз. Охрана вскидывает ладони, светясь улыбками. Хорошая охрана, красивые комбинезоны. И выправка ничего.
- Рады приветствовать, господин старший координатор!
- Как служба, Си?
- Отлично. Спасибо, Вальтер. Вы позволите?..
- Разумеется. Надо вставить карту в приёмник, а руки положить в этот сканер. Простая формальность.
Это уже в другую сторону, но всё с той же улыбкой. Пожалуй, лицо координатора слишком пухлое. Пожалуй, лучше такое лицо, чем никакого вообще.
Что ж, руки так руки. Где-то внутри пляшут бодрые чёртики. Сегодня! Почти сейчас!
Створки шлюза приглашающе раскрываются.
***
- Давление - в норме.
- Психофизиологические реакции - в норме.
- Активность головного мозга стабильная.
- Прочие параметры... В пределах нормы.
- Приступайте к предстартовым процедурам!
Голоса плывут, становятся низкими, исчезают. Прозрачный купол над головой, потолок с плафонами, чьи-то лица - всё сливается, закручиваясь в спираль. Похоже на сон. Точно, это ведь сон! Завтра суббота, и...
- Антоний, вы меня слышите?
Слова звучат очень чётко. Вернее... Нет, не звучат. Транслируются в слуховой нерв. Отвечать следует точно так же, не раскрывая рта. Рта, которого всё равно сейчас нет.
- Слышу.
- Вы хорошо себя чувствуете?
- Я себя не чувствую. В остальном - хорошо.
- Отлично. Мы начинаем выводить вас во внешнюю среду. Пожалуйста, ничего не предпринимайте без разрешения.
- Понял.
Сейчас. Почти. В такие моменты сердцу полагается учащённо биться, животу - холодеть, но... Теперь вместо этого жадный интерес с примесью безликого страха. Что он увидит? Что ощутит при этом?
Изменения. Будто исчез неосязаемый и незримый кокон. Вроде бы то же самое, кругом тьма, лишённая ощущений, и всё же... Что-то внутри подаёт сигнал. Трубит в горн, играет тревогу, только тревога эта доносится сквозь вату изменённого восприятия. Равнодушно.
- Антоний?
- Слушаю.
- Попытайтесь открыть глаза. Вы снаружи.
- Открыть?..
- Просто подумайте об этом. Вспомните инструктаж.
Вспомнить, вспомнить... "Желания будут интерпретированы в действия." Надо лишь вспомнить, как это - открывать глаза.
- Нееееееееееет!!!
***
-...стабилизировались.
- ...да, господин старший координатор. Результат скромнее, чем мы ожидали, но первую вылазку можно считать успешной.
Боль. Больно, больно, больно. Тело вывернули наизнанку и пропустили сквозь мясорубку. Что-то пульсирует - там, внутри, не даёт сосредоточиться даже на простых мыслях. Что... Аххх. Кажется, это зубы сжались. Стоило вспомнить, лишь только вспомнить... Он был снаружи.
- Антоний, вы пришли в себя? Нет-нет, не отвечайте, я знаю, вам сейчас тяжело. Хочу лишь сказать - поздравляю. Вы были нашим первопроходцем, ваше имя на устах у всей базы. Спасибо. От лица всего человечества - спасибо за этот труд. Отдыхайте.
Нет. Нет, нет, нет! Только не сон!
Поздно. Врачи что-то вкололи, сознание затягивает вниз, где уже ждут, ждут... Кошмары.
***
Тот же самый коридор. Те же лица. Только меньше света. Только лица слишком уж посерели. Да. И координатор больше не улыбается.
- Вы уверены? У нас есть запасная смена, так что ещё несколько часов вы могли бы...
- Всё в порядке.
Слова даются с трудом, на выдохе. При одной мысли об этом зале, о потолке с плафонами, о прозрачном куполе, отрезающем звуки - при одной только мысли организм скручивает фантомной болью и отвращением. Хочется лечь прямо на пол, распластаться, прижаться щекой к ворсистому покрытию и представить, что всё закончилось. Стать бесформенным слизняком, спрятаться в глубине самого себя, укрыться одеялом воспоминаний... Воспоминаний. Там больше не скрыться. Хех. В желудке кирпич. И правый бок почему-то колет. И голова сжата обручем. А в остальном - всё хорошо. Всё отлично.
- Антоний! Антоний, мы пришли!
- Что?.. Ах да. Мои руки...
- Позвольте, я вставлю вашу карту. С вами точно всё хорошо?
- Я задумался. Извините.
Хочется убежать. Но стыдно. И бежать некуда.
***
- Можете открыть глаза.
- Да. Я знаю.
Миг промедления - последняя поблажка своему страху.
Глаза открыты.
Дрожь, хотя дрожать нечему.
Внешняя среда. Мир. Поверхность.
Дымка - повсюду, размывая детали, клубится дымка. На самом деле это обман. Никакой дымки нет, само пространство поменяло свойства, искажая оптический диапазон электромагнитных волн. Как и остальные диапазоны, впрочем.
Так даже лучше - если забыть о тех, кто без сна и отдыха решал проблему наружной связи. Лучше, потому что разглядывать ад в подробностях не под силу и самым стойким.
Здесь всё ещё осталась тень прошлого. Остатки былой славы, остатки жизни. Остатки - потому назвать это жизнью теперь не повернётся язык. Потому что живые глаза ослепнут, если узрят невыразимый кошмар её бытия.
Они готовились ко всему. К царству смерти. К тому, что они - последние. Оптимисты надеялись, что снаружи уцелело хоть что-то.
Как оно уцелело - не мог представить никто.
Надо смотреть. Смотреть, пытаясь удержать разум в ладонях. Он представлял эти ладони - надёжные, тёплые, сжимающие хрупкое сознание, не давая ему распасться на части. Смотреть, иначе всё будет зря.
Внешняя среда - так называлось ЭТО. Мир, где человек не мог более опереться на твердь законов.
Шлюзовой купол базы вырастал из сухой, каменистой почвы. Тусклый, покрытый пылью. Одинокий и человечный. Вокруг него, на несколько сотен метров, простирался круг обычной земли - безжизненной, если не считать десятка засохших пучков травы. Вот и все владения самозваных богов, вот и вся цена вековой гордыне. А дальше...
Антоний с усилием поднял взгляд.
То, что раньше было Землёй, колебалось, ветвилось, сходило с ума, прорастая само в себя. Прежние черты всё ещё жили в этом царстве безумия, всё ещё напоминали о том, кто владел когда-то планетой, словно издеваясь над жестокой тоской по ушедшему без возврата. Небеса свернулись бурым водоворотом, светлея в центре и темнея вдали. Больше не было будущего и прошлого. Одномоментное существование конца и начала изувечило реальность, потерявшую стабильность и форму. Разум отказывался воспринимать то, что видел, пытался увернуться от невозможного, но хуже было иное. Там всё ещё жили люди. Антоний не знал, как они могли уцелеть. Не знал, как лишённые трёхмерной гармонии тела ощущают свой новый мир. Не знал, как должен страдать человек, для которого больше нет внутри и снаружи, сейчас и потом; он не знал даже того, как описать увиденное - потому что увиденное выходило за рамки рационального, отвергая логику.
Иногда ему казалось, что там, снаружи, кто-то смотрит на него. Этот взгляд возвращался снова и снова - стоило только закрыть глаза.
- Приступаю к процедуре стабилизации.
- Принято. Открываем канал.
Отчаянная попытка удержать ад от броска на последнюю цитадель.
***
Антоний потянулся за кружкой. Тело едва слушалось, полное не болью уже - перманентной слабостью, будто сделанное из мягкого силикона. Он сделал глоток, радуясь прохладе чистой воды. В последнее время он перестал чувствовать вкус еды и питья, зато взгляды теперь казались осязаемыми, как скользящие по коже прикосновения.
Он повернулся, встретившись глазами с женщиной, сидящей на соседней кровати. Никто уже не расходился по личным отсекам - на это не было сил, да и вымотанному, поредевшему медперсоналу легче было приглядывать за бесценными пилотами ныряющей в ад машины.
- Привет, - Антоний попытался улыбнуться, провёл рукой по ломким волосам и тихонько засмеялся нелепости своего жеста.
Она казалась ещё крепкой, почти живой. Бледная кожа не приобрела ещё желтовато-серого оттенка, волнистые волосы красиво ниспадали на плечи, и лишь глаза выдавали усталость человека, переставшего различать грань между смертью и бытием.
Антоний не сразу понял, что слышит её голос - тихий, без интонаций. Голос не человека, но призрака.
- Здесь идут грибные дождики, светят радуги цветные...
- Что?..
- И рассыпались по рощице земляничные веснушки, - прошептала она.
- Это... песня?
Он почувствовал вдруг, как по щеке скатилась слеза. Чей-то острый нож разрезал плотный покров равнодушия, впервые за долгое время снова заставив чувствовать.
- Песня... В последний раз хотела спеть... Не получается. Жаль... Больше никто её не споёт.
Антония пробила крупная дрожь.
- Почему никто? Я могу. Если тяжело - говори медленно, я запомню с первого раза. А потом спою.
Это прозвучало жалко, но Антонию хотелось сказать хоть что-то - на его глазах угасала жизнь.
- Спасибо. Не нужно... Довольно... Желания.
Она взглянула на него особенно остро. Не взгляд - серый скальпель, холодный, печальный... добрый.
- Ты ещё посмотришь ему в лицо... Напоследок. Я - уже нет.
- Кому?..
- Не скучай, ладно? Умирать последним - грустно, но ты не скучай...
Она отвернулась, сбросила простыню, надевая комбинезон. Антоний с ужасом смотрел на худую спину с выпирающими лопатками.
- Зачем?.. Зачем думать о смерти?! Мы ведь всё ещё держимся, держимся против целой вселенной, мы можем...
- Не надо, - спокойно возразила она. - Нет нужды... За последнюю неделю мы потеряли почти сто метров. И системы ломаются одна за другой. И люди умирают. Исследования остановились. А мы... Видишь - тоже умираем. Живьём. Лучше уж там...
К ней подошёл врач, сделал инъекцию, дал таблетку. Она взмахнула рукой и вышла, слегка покачиваясь. Врач смотрел ей вслед. Антоний тоже смотрел.
***
Что-то мешало. Что-то давило, не давая снова погрузиться в полуобморочный покой. Звук? Антоний пошевелился. В памяти была дыра, хотелось лишь одного - снова обнять подушку и забыться, забыться... Звук. Ритмичный, ритмичный звук. Звук вызывал тревогу, но Антоний не мог связать его с реальностью, не мог вспомнить, почему этот звук так важен.
Тревога.
Вот оно что - выплыло из глубин сознания. Это звук боевой тревоги. Надо идти.
Он разлепил глаза и свесил ноги с кровати. Попробовал опереться на них и тут же упал обратно - ноги не хотели держать.
- Ноги! - Антоний разозлился и захотел прикрикнуть, но не сумел издать даже писка.
"Докатился" - мелькнула мысль. Он вспомнил, как давным-давно слушалось его тело, полное энергии, ничуть не похожее на иссохший труп. Когда это было?.. И было ли?.. Здоровое тело превратилось в легенду, как превратились в неё голубое небо и солнце над головой.
- Ничего, - прохрипел он. - Зато назад идти не придётся.
***
Коридор всё также вился бесконечной трубой. Пустой коридор, в котором больше не слышно человеческих голосов. Теперь здесь мигают оранжевые лампы аварийного освещения и звенит тревожный сигнал.
Почему никто не додумался сделать поручни вдоль стены?.. А если качка, вот как сейчас? Нет... Нет, неправильно. Соберись, Антоний, ты же солдат... Нет никакой качки, ты под землёй, это всего лишь ноги, предательские ноги подгибаются и не держат. Ничего. Осталось совсем немного. Вот и шлюз, только охраны почему-то не видно... А как же сканер? И карта... Карта, где она?
Он провёл рукой по карманам комбинезона. Идентификационной карты в них не было. Антоний почувствовал замешанную на отчаянии злость. Он так стремился сюда, он одолел коридор, и вот!.. Как же он войдёт внутрь?
Неужели придётся ждать конца, упав на пол перед порогом операционного зала?
Он доковылял до створок, намереваясь ударить в них кулаком, и едва не повалился, когда те разъехались в стороны.
- Антоний?
Старший координатор больше не выглядел пухлым. Увы, это не прибавило ему красоты.
- Я. Моя... смена. Где персонал?
- Их больше нет.
Голос Вальтера напоминал карканье, да и сам он, потемневший, с чёрными кругами вокруг глаз и выдающимся на фоне худого лица носом, походил на старого ворона, облезшего и голодного.
- Я их съел... Ха-ха... Он их съел.
- Вальтер, ты сошёл с ума?
Это казалось вполне обыденным. В самом деле - что ещё делать людям, пережившим армагеддон?
- Нет. Нет, ещё не совсем!..
- Тогда готовь меня к выходу!
- Для чего?.. Мы и так умрём, наслаждайся тем, что имеешь! Жизнью! Светом! Формой! Мы счастливы!
Отсутствие тела, этого непослушного груза, прояснило сознание. С мыслей сдёрнули тяжёлое покрывало и они снова текли свободно, легко выстраиваясь в логические цепочки.
- Хотя бы ради этого стоило выйти в ад.
Он ощутил знакомую беззащитность - "квантовый линкор" был снаружи. Осталось открыть глаза.
Круг нормальной земли вокруг базы сжался до жалкого пятачка. Стена хаоса бушевала прямо перед Антонием, скалясь тысячами безумных видений. Оттуда, из отвратительной, чуждой человеку реальности, на него смотрели глаза, но этот взор больше не вызывал страха.
Насмешливо глядя в лицо Бога, Антоний запел:
- Здесь идут грибные дождики, светят радуги цветные...