Аннотация: Автор статьи - Анатолий Добрович, поэт, литературный критик, член редколлегии журнала "22".
ПОСЛЕСЛОВИЕ К "ПОСЛЕСЛОВИЮ"
Стихи оказываются живыми, когда в них ощутим живой человек - телесный и духовный, ограниченный и непредсказуемый. Но это лишь часть истины. Сквозь открывающегося в стихах человека просвечивает опять-таки поэзия, словно она лежит в основе самой жизнедеятельности пишущего. Так, видимо, и есть в случае подлинного поэта. Думает он об этом или нет, но слово и бытие слиты для него воедино: нет существования вне слова и нет слова вне существования. Если отсутствует эта слитность, не выручат автора ни многозначительность говоримого, ни изыск примитивизма, ни ошеломляющая заумь.
Стихи Риты Бальминой - стихи в этом смысле на редкость живые. Ее отношение со словом похожи на отношения ее лирической героини со всем, что ей любо, и со всеми, кто ей люб. Она влюбчива и с радостью предается игре жизни - той самой, которую мы то и дело портим кислой миной. Рита Бальмина играет со словом, то бездумно покоряясь ему, то дразня его, то уверенно подчиняя его себе. И хотя не все ходы на поверку удачны, игра подкупает отсутствием экзальтации, естественностью иронии и стихийным, как бы нечаянным блеском. Вы можете отказать автору в чем угодно, но не в таланте. Можете брюзжать по поводу несовершенства стихов, но они читаются с удовольствием и без натуги - так, очевидно, и писались.
Теплота и непреодолимая нежность лирической героини к другим и к себе самой, ее бескорыстие, независтливость и бесстрашие позволяют ей оставаться счастливой даже в столкновениях с гнетущими и невыносимыми сторонами жизни. Мы, конечно, и без Риты Бальминой наслышаны о том, что жизнь - подарок, но почему тогда в наших глазах обида, неуверенность, настороженность? Стихи этого сборника окатывают нас, как высокая волна при входе в море: поневоле исчезает с лица мрачное выражение. Героиня стихов, что называется, от головы до пят женщина, и ей кажется нелепым стыдиться своей чувственности. Собственно, стыдиться-то и нечего, когда чувственность лишена цинизма, интересничанья, зазывной томности, жеманства или вызывающей похвальбы: ведь все перечисленное - свидетельства внутренней несвободы. Свобода делает эротику целомудренной. "Эрос меня снедает истомчивый", - писала Сафо. "Угрюмый, тусклый огнь желанья", - говорил Тютчев. Ни истомчивости, ни угрюмства нет в эротических строфах Риты Бальминой, ими унаследовано скорее пушкинское, нераскаянное: "...И распаляешься затем все боле, боле,/ И делишь наконец мой пламень поневоле". И все же это не стихи вакханки. Просто - живой человек.
Внутренняя свобода - вот, пожалуй, ключ к восприятию этого сборника. Как известно, изнанка внутренней свободы - одиночество. Нужен особый дар, чтобы нести его, подобно героине этих стихов: легко, без позы, без претензий к миру - так, словно его и нет, одиночества. Да и есть ли оно взаправду, коль скоро его оборотная сторона - внутренняя свобода?