Гора, покрытая кудрявым лесом, невысока, но тянется на много миль к западу и востоку, разделяя горизонт на две неравные части. Мир перед горой немного известен, в нем нет ничего примечательного — цепочка небольших городков и поселков, нанизанных на скоростные дороги. Местность, скрытая за горой совершенно неизучена. У большинства жителей вообще есть сомнения в том, что за горой что-то есть. Достаточно взглянуть на ровные пологие склоны, раскидистые купы деревьев и аккуратные песчаные тропинки, весело петляющие меж беленьких сельских домов — и непременно возникнет подозрение, что это подделка, искусно выполненная декорация, задник, фон... Вот уже пять лет, с тех самых пор, как перебрался сюда, господин Джеральд. С. Ридман каждую неделю давал себе слово в воскресенье подняться на гору и проверить, существует ли она на самом деле. Однако время шло, а живописные окрестности городка были все так же скрыты от его глаз — по утрам он уезжал в большой город на службу, и возвращался в свое обиталище после заката, словно вампир наоборот. А к воскресенью набиралось столько отложенных дел, что становилось не до прогулок.
Воздух в тот вечер был мягок и прозрачен, трава особенно свежа, и солнце сытым оранжевым шаром неспешно заваливалось за гору. Уходящий день был для господина Ридмана счастливым: в этот день он получил повышение, заключил несколько очень выгодных сделок, сумел выбраться домой пораньше, и в довершение — женщина с рыжими волосами ответила ему «да». Собственное тело было легким, молодым и послушным, мысли - стройными и упорядоченными. Неудивительно, что ему хотелось продлить удачный день, не позволить солнцу уйти, отвести неизбежное окончание. Ридман вышел из дома и пошел вслед вслед за солнцем, постепенно поднимаясь все выше и выше по склону горы. Идти было легко. Заросли ежевики не цеплялись за его одежду, перед ним не разверзались пропасти, не встретилось даже ни единой лужи. Асфальтовая дорожка превратилась в песчаную, по берегам ее вместо опрятных светлых домиков появились лужайки, выгнутые, словно спинка большой зеленой кошки, в отдалении замаячил сизый лес. Ридман спешил, но солнце уходило быстрее. С разочарованием и болью он следил, как исчезает за вершиной сначала краешек, потом осьмушка, потом половинка сверкающего шара. Особенно огорчало его то, что он не мог бежать за солнцем напрямик, поскольку дорога все время петляла, уводя в сторону от вершины. Через несколько минут неравной борьбы, взмыленный и донельзя огорченный, господин Р. остановился, взглядом поймав последний луч. День кончился, и ему бы следовало примириться с неизбежным.
В наступившем сумраке Ридман огляделся. Неожиданно для себя он оказался в совершенно незнакомой местности, и вершина горы была совсем близко. Что ж, - подумал он, - раз день не остановишь, по крайней мере посмотрим, куда он ушел... Им овладело странное безразличие. Рассеянно размышляя о мимолетности земных радостей, Ридман стал карабкаться вверх по крутому склону.
С вершины холма открывался вид на обе стороны перевала. Оглянувшись, он увидел крошечные светлые дома, гладкие изгибы шоссе, опутавших городок, серебряную полоску залива, соседний городок, отдаленные горы. По мере того, как становилось все темнее, зажигались фонари, витрины, лампы в домах, и господину Ридману очень захотелось домой. Правда, в его доме вовсе не было настольной лампы, но он мог бы зажечь свечу, или даже растопить печь. Как славно было бы сейчас накрыться пледом, взять кружку горячего вина и сидеть, щурясь на огонь.
С большим трудом он заставил себя посмотреть вперед, за перевал. В открывшейся долине не было ни домов, ни огней - только темные деревья, нагромождения камней, синие в наступающем мраке склоны, стекающие к зеркальной глади озера, лежащего в распадке.
Господин Ридман начал медленно спускаться на другую сторону холма, его желание вернуться домой пропало. По сторонам он не глядел, а покорно следил за темной дорогой и пинал носком ботинка мелкие камешки, а они отлетали в стороны, беззвучно зарываясь в траву. Один из камешков гулко стукнулся бо что-то деревянное. Ридман поднял голову и обнаружил, что стоит перед небольшой калиткой. Дорога привела его к дому - собственно за этим и устроены дороги. Дом был деревянный, крашен белой краской, слегка потрескавшейся от времени, и окружен невысокой деревянной оградой. Перед домом была разбита пушистая лезеная лужайка с маргаритками, посреди нее - забытое венское кресло-качалка со слегка продавленной спинкой. Кусты мелких роз окружали белое резное крыльцо, а на крыльце спал очень старый пес. Дверь дома была открыта, но завешена легкой тканью, и ткань эта колыхалась, словно хозяин только что прошел в дом, и сейчас зажжет огни. Господин Ридман почувствовал страшную жажду, ведь он много часов бежал по пыльной дороге, преследуя солнце, без отдыха. Дом, несмотря на темные окна, манил. Хотелось войти в него — словно отдаться рукам женщины с рыжими волосами, той, что положит прохладные пальцы на глаза и проведет легонько рукой, повторяя его профиль, от макушки до подбородка, а потом поцелует сухими губами в ямку в основании шеи, в беззащитную впадинку, которую мужчины скрывают щитом галстука. Господин Р. постучал по столбику калитки, но никто не ответил. Он тихо отворил калитку и прошел к дому. Поднялся на крыльцо, постучал снова, и снова никто не ответил. Вероятно, хозяева на минуту вышли. Ридман очень устал, идти ему никуда не хотелось. Кроме того, он начал тревожиться - отчего, в самом деле, в доме нет огня. Тревога усилилась, когда он заметил, что розы у крыльца немного увяли, словно их позабыли полить. Собака, лежавшая на крыльце, тяжело поднялась, стукнув когтями по дощатому полу и ткнулась ему в руку мокрым носом, принюхиваясь к карману его куртки, где валялось забытое печенье. Пес был явно голоден.
Меж тем никто не шел, а возле крыльца стояла большая садовая лейка, полная нагретой солнцем дождевой воды. Розы необходимо было полить, и нарциссы вдоль ограды тоже. Около часа ушло на поливку. Когда лейка опустела, он обнаружил рядом с домом бак с зеленоватой и теплой водой - точно такой, как был на даче у его бабушки (теперь он вспомнил, что он не всегда был господином Ридманом, а напротив, совсем недавно был просто Джеком, и бабушка заставляла его поливать грядки с огурцами). Ридман зачерпывал воду, расплескивая на костюмные брюки (он позабыл переодеться, придя с работы), с удовольствием нес тяжелую лейку, наклонял ее, и наблюдал, как широким веером выливается вода. Время остановилось и двинулось по кругу. Никто не шел. Дверь тихонько скрипела от ветра. Ридман, осененный жуткой догадкой, вбежал на крыльцо, откинул занавеску. А вдруг хозяину стало плохо? Вдруг он прямо сейчас лежит за нетолстой деревянной стенкой веранды, и чуть слышно стонет, моля о помощи?! В доме было пусто. Плед, свисающий с плетеного кресла на веранде, на ощупь казался теплым, словно сидевший здесь человек только что вышел. На столике между двух кресел был сервирован чай - круглый заварочный чайник, тонкие чашки, сливки, мед, печенье в вазочке. Ридман в рассеянности потрогал чайник и отдернул палец, обжегшись.
Он прошел вглубь дома. В полутемной гостиной слегка раскачивалось кресло-качалка, в камине были приготовлены дрова, аккуратно прикрытые берестой - чтобы быстрее разгорались. Ридман прошел на кухню, где пахло корицей и свежей выпечкой, и обнаружил на скобленом, сбитом из досок столе раскрытую коробку собачьего корма. Прихватив ее, он обошел остальные комнаты. В доме было пусто. Скверное предположение не подвердилось.
Господин Ридман вышел на крыльцо и высыпал полпачки корма в собачью миску. Старый сенбернар, услышав характерное шуршание, оживился, резво подбежал к миске и самозабвенно зачавкал. Ридман поменял собаке воду, потом сел на крыльцо и закурил.
Дом, несомненно, обитаем, размышлял он, и исчезновение хозяина в такой поздний час действительно странно. Разумно подождать немного, не объявится ли кто, а потом пройти в дом и вызвать полицию - мало ли что может произойти в таком уединенном месте...
Стрелки неспешно двигались по кругу, и никто не появлялся. Ридман зашел в дом и начал разыскивать телефон, однако в доме его не оказалось. Не было и телевизора, и даже радио. Внезапно он сообразил, что совершенно не представляет себе, в какой стороне город. Р. сел на крыльцо, прислонился к косяку и прикрыл глаза.
Сквозь полуприкрытые веки Ридман поглядывал на дорогу - не покажется ли хозяин. Временами ему чудилось какое-то движение на дороге, и сердце его трепетало от радости и страха. А что, если хозяин будет недоволен, тем, что Джеральд С. Ридман охранял его дом? Или он, Боже упаси, подумает, что он делал это небескорыстно и захочет заплатить за беспокойство? Иногда Ридман пытался представить себе хозяев дома, и они приходили в разных обличьях - пожилая пара в сельских соломенных шляпах, пышная женщина с сыном-подростком, юноша и девушка с одинаково бессмысленными лицами, какие бывают только у влюбленных - перед ним прошла целая череда возможных обладателей хранимой драгоценности.
Каждому из хозяев он объяснял, что зашел на минутку, и единственно, о чем, он просит - это дать ему напиться. Приходила и рыжая, единственная, нагло перекидывала ногу через резные перильца, искушала - Джек, говорила рыжая, я совершенно одна, а мне нельзя быть одной, это неестественно, почему ты не бросишь этот дом к такой-то матери, и не переедешь ко мне жить, и у нас родится рыжий сынок, с такими же зелеными глазами, как у тебя, Джек. И Ридман снова вспоминал, что его действительно зовут Джеком и смотрел на свое отражение в баке с дождевой водой, и у этого отражения в самом деле были зеленые глаза, но как это смогла разглядеть рыжая женщина в ночи - осталось загадкой. Ридман неодобрительно качал головой, насыпал полпачки корма в собачью миску и шел поливать розы и нарциссы у ограды. Сенбернар, которому он даже в мыслях стеснялся дать имя, чтобы хозяева, упаси Господи, не подумали, что он в какой-то мере претендует на их имущество, с хрустом приканчивал корм, и ждал, когда он вернется. Он клал тяжкую голову Ридману на колени, и глядел снизу вверх слезящимися огромными глазами в красноватых прожилках. Дорога была пуста — смотри, не смотри. Стрелки неспешно вращались вокруг неподвижной горы, случайно попавшей в центр невидимого циферблата.
Бацилла времени, которую Ридман принес в себе с поднножий, медленно разрушала мир вокруг него. Все менее четкими становились силуэты деревьев на фоне темного, беззвездного неба. Лейка постепенно тяжелела, даже спички в руках становились непослушными и норовили выскочить из пальцев. Дорожка, по которой он проходил, чтобы полить цветы, превратилась в магнит, и тянула его к себе, не давая ускорить шаг. Ступени стали неимоверно высокими, и требовалось немало усилий, чтобы одолеть их. Лакированные листья между столбиками перил заблестели, покрывшись каплями росы, и предутренний холод сковал тело, делая любое движение немыслимым и никчемным. Небо на востоке начало светлеть...
Когда оранжевые утренние лучи отразились от стекол веранды. Ридман тяжело поднялся и посмотрел на свое отражение в окне, потрогал темную, сморщенную, словно печеное яблоко, кожу, провел рукой по редким серебряным волосам...Солнце разгоралось ярче. Мягкий оранжевый луч скользнул по стене веранды, украсил рыжими бликами фотографии, небрежно приколотые к деревянной стене.
Негнущимися пальцами Ридман дотронулся до ближайшей. С фотографии на него глянула очень старая женщина и ее лицо показалось Ридману странно знакомым. Он перевел взгляд на другое фото — на нем была та же старушка, сидящая в кресле на лужайке перед домом, а на траве, у ее ног, сидели две девочки, сестры. Фотографии висели в беспорядке, и Ридман внимательно изучал их одну за другой — вот младшая сестра (только постарше, чем на фото с бабушкой, и коротко остриженная) держит руки на плечах молодцеватого мужчины средних лет, видимо ее отца, А вот еще фотография, она совсем пожелтела, на ней другая пара, немолодая, они стоят, обнявшись на фоне очень большой ажурной металлической конструкции. Вот какой-то мальчик, играющий в мяч с толстым пятнистым щенком...Лица на фото были странно знакомы В тени, на комоде, в рамке стояла самая старая фотография. Ридман, шаркая, медленно подошел к комоду, чтобы разглядеть и ее. С любительской черно-белой фотографии счастливо улыбалась ему женшина с длинными, прямыми волосами и озорным взглядом, рядом с ней стоял маленький мальчик, а молодой смеющийся мужчина обнимал их сзади, словно очень большой букет цветов.
Солнце было уже высоко. Лесистые склоны, белая песчаная дорога, сочная трава на лужайке у дома, розы, белые ступени, занавеска, колышаящаяся у входной двери - все было залито беспощадным полуденным золотом.
На залитом солнцем крыльце неподвижно лежала собака, распластав бархатные уши по доскам крыльца. Джек опустился на колени и закрыл глаза. У него оставалось мало времени — по дороге к дому шел путник. Но он был еще далеко, почти у подножия, Джек вдруг вспомнил, что у женщины на том портрете были рыжие волосы, а Джимми все никак не хотел уезжать тогда с пляжа, и пришлось ему пообещать мороженое. Путник неумолимо приближался к его дому, одиноко и неспешно, как и положено смерти. А Джек все сидел с закрытыми глазами, надеясь вспомнить хоть что-то еще... Хоть что-то. Запах детских волос. Цветущие каштаны. Шелест шелковой нижней рубашки. Шершавость ручки теннисной ракетки. Но как он ни силился, он смог припомнить лишь два слова из всей своей небывшей жизни: Эйфелева башня...