Две подружки, жены двух друзей готовятся к ответственному мероприятию. Слева - Татьяна, справа - Валентина.
В начале июня наш корабль отбуксировали в Совгавань на судоремонтный завод, поставили в док, произвели заводской ремонт, поставили винты и в конце сентября мы уже своим ходом вернулись в Корсаков. В заводе я узнал, что 28 июня 1963 года я стал отцом, у меня в Ленинграде родился сын Виктор, названный так в честь деда - отца Валентины, погибшего в Великой Отечественной войне, и с этого дня я перестал платить налог за бездетность.
Возвратившись в Корсаков, мы включились в повседневную деятельность бригады. В один из вечеров, когда мы с женой смотрели кино в Доме офицеров, вдруг в темноте меня по фамилии вызвали на корабль. Прибежал, корабль уже экстренно был готов к выходу, все офицеры были на борту, с нами шел комдив капитан 3 ранга Аполлонов А.И. Мы выскочили из ковша и пошли на юг на Курилы. Оказалось, что один из наших мпк, находясь на Курилах, укрылся от непогоды севернее острова Кунашир, встал на якорь слишком близко к берегу и, стукнувшись кормой о дно во время отлива, потерял перо руля.
Погода была ужасная, море было баллов шесть, если не больше, хорошо было только то, что волна шла навстречу нашему курсу. Качало так, что даже комдив, который считался в бригаде самым выносливым к качке, не выдержал и выскочил на крыло мостика, чтобы облегчиться. Я же вообще плохо переносил качку, поэтому периодически выбирался на крыло мостика, что при сильном ветре и забрызгивании сделать было нелегко. Качка была килевая: корабль как бы медленно забирался на волну, а потом с уханьем падал вниз, ударяясь своим плоским дном о воду и стоная всем корпусом под завывание оголявшихся винтов. Я сменился с вахты, кое-как добрался до койки, но спать было практически невозможно: койка была расположена вдоль корпуса корабля, и во сне казалось, что я иду по дороге, становясь то на ноги, то на голову.
В такой обстановке мы шли всю ночь, а утром ветер и волнение стали стихать, и уже к обеду все стихло и мы подошли к Кунаширу при хорошей погоде. Аварийный мпк, как ни в чем не бывало, стоял на якоре, личный состав рыбачил. Стали обсуждать, что будем делать, будем ли мы его буксировать. Кстати, по радио из бригады передали, что там долго сомневались в количестве рулей у этого корабля, ведь главных двигателей и винтов у него было три, а вот рулей - вопрос. Командир был опытным и подтвердил, что руль у него был один, но он способен управляться и без него одними машинами. Комдив принял решение идти ему самостоятельно при нашем сопровождении, что и было блестяще выполнено: почти не виляя, мпк пр.122-бис прошел от Кунашира до Корсакова, вошел в ковш и ошвартовался к пирсу, управляясь только машинами.
В октябре во время флотских учений нас послали обеспечивать навигационную гидрографическую систему НГС-1, суть которой состояла в том, что корабль становился в определенную точку в океане и в строго определенное время производил серию из 2-х - 4-х подводных взрывов в строго определенной последовательности через строго определенные промежутки времени. Эхо этих взрывов по звуковым каналам распространялось под водой на большие расстояния, и по ним подводные лодки, находящиеся в океане, с достаточной точностью определяли свое место. Для этого я получил достаточно много подрывных патронов N 3 (масса ВВ 3 кг) и N 4 (масса ВВ 7,5 кг), штурман получил точнейший хронометр в карданной подвеске и таблицы с расписаниями взрывов. На корабле были подготовлены 4 поста на шкафуте из матросов по 2 человека для приготовления патронов на борту корабля, крепления их к проводу саперной вьюшки и опускания их в воду на глубину 100-150 м. Подрыв производил штурман из штурманской рубки при помощи специального пульта, к которому были подведены провода с постов. Мы на Курилах встали в точке юго-восточнее острова Щикотан, где производили взрывы, между взрывами лежали в дрейфе, отдавшись воле течения и ветра, где-то за полчаса до взрыва штурман уточнял наше место, мы подходили к точке и опять производили взрывы. Для меня это было очень утомительное занятие, ведь я должен был присутствовать на всех взрывах, контролируя приготовление патронов и соблюдение всех мер безопасности.
Один раз при значительном ухудшении погоды мы укрылись в буте Малокурильской на Щикотане, где заодно заправились продовольствием и водой, устроили банный день. Перерыв в проведении взрывов особого влияния на результаты работы не произвел, и в целом наша работа была признана очень хорошей, было отмечено и мое усердие.
В начале октября командир корабля И.В.Воробьев побеседовал со мной о службе и сообщил, что посылает представление на присвоение мне очередного воинского звания "старший лейтенант". Я, как выпускник высшего училища, имел право присвоения его через год. В то время представление посылали только по истечении срока пребывания в предыдущем звании и при хорошей характеристике по службе, а не как сейчас, когда представление посылают практически в любом случае заранее, чтобы к сроку выхода очередное звание было присвоено.
В начале ноября меня отпустили в отпуск, и здесь произошел курьезный случай. Передо мной моего соседа по каюте механика Пащу Кавтазеева отпустили в краткосрочный отпуск в Благовещенск, где он окончил речное училище, вроде бы как жениться, и он не придумал ничего лучшего, как одеть на себя мою повседневную тужурку (благо она была практически новой, ведь мы на службе и везде ходили в кителях), а в ней было мое удостоверение личности. Собираясь в отпуск, я обнаружил пропажу и был буквально ошеломлен: ладно, тужурку я мог одеть и парадную (в то время ехать в отпуск не по форме было как-то не принято), но удостоверение личности, тогда еще у нас паспортов не было. А на Сахалине был пограничный пропускной режим, хорошо еще на приобретение билета на самолет документы были не нужны. Командир сделал мне справку с фотографией и с печатью, удостоверяющую мою личность и с ней я полетел в отпуск. Тогда с Южно-Сахалинска до Москвы летали ТУ-104 или ИЛ-18, которые делали на этом пути 3-4 посадки для дозаправки. И вот при первой посадке в Хабаровске я болтаюсь по аэровокзалу и вдруг встречаю Пашу Кавтазеева: я готов был морду ему набить, но он раскаялся, отдал мне документы, слегка угостил, и мы мирно расстались.
Я благополучно долетел до Москвы и приехал в Ногинск накануне 7 ноября, Валентина с сыном была там. Дело в том, что в конце июля с месячным сыном, мамой и сестрой они приехали в Ногинск к моим родителям на свежий лесной воздух, овощи и фрукты со своего огорода, к 1 сентября теща со второй дочкой вернулась в Питер. Мои родители очень рады были первому внуку и здорово помогали Валентине в ее заботе о нем, пичкали его всеми видами натуральных соков, и он прибавлял в весе "не по дням, а по часам". Пару недель мы пожили в Ногинске, я познакомился с сыном, ему уже был пятый месяц, и я понял, что такое малыш в семье, хотя сын был достаточно спокойным ребенком.
В конце ноября мы втроем переехали в Ленинград, где кроме ухода за сыном занялись и хозяйственными делами. До своих родов Валентина сходила в училище и получила там воинские перевозочные документы на контейнер до Сахалина, которые я не получал при выпуске: она сумела и это пробить. Мы купили в комиссионном магазине старенький, но вместительный шкаф для одежды, и даже с зеркалом, детскую кроватку, теща отдала нам свой диван-кровать, сестра тещи дала несколько прочных старинных стульев. Все это и еще какую-то мелочь мы погрузили в контейнер и отправили в Корсаков по месту жительства. Впоследствии при наших переездах этот шкаф выполнял роль семейного контейнера, в него мы запихивали большую часть вещей, и он становился неподъемным, но десяток матросов справлялся и с этим.
Сами мы полетели на Сахалин в начале декабря, чтобы оставить немного отпуска для обжития с ребенком. Летели мы до Хабаровска прямым самолетов ТУ-114, а оттуда сразу самолетом ИЛ-2 до Южно-Сахалинска. С собой у нас было два чемодана с вещами и коляска для сына, Валины тетки напихали нам и в чемоданы, и в коляску всяких припасов, но в Пулково выяснился такой перевес, что им многое пришлось увозить обратно. Перед самой посадкой в Хабаровске сын выдал из себя все, что мог, и Валентине пришлось его полностью перепеленовывать, когда все уже выходили из самолета, и им пришлось нас ждать. В Хабаровске было очень холодно, пришлось завернуть сына потеплее, в аэропорту узнали, что рейс на Сахалин задерживается, пришлось сдавать чемоданы и коляску в камеру хранения. Сыну в помещении было жарко, и он начал шуметь, пошли в комнату матери и ребенка, только его развернули, и он начал довольно "гукать", по радио вдруг объявили, что посадка на Южно-Сахалинск началась. Я рванул получать вещи и регистрироваться, Валентина заворачивала сына и тоже бежала на регистрацию. На улице холодина, пока подходили к самолету на посадку замерзли, а самолет стоит с распахнутыми дверями, а ведь ИЛ-2 на стоянке не отапливался: в общем, у меня ноги отогрелись только перед самой посадкой в Южно-Сахалинске.
В Южно-Сахалинск мы прилетели где-то в два часа ночи, добираться до Корсакова было не на чем, сидеть в аэропорту с ребенком до утра было тоже невмоготу, поэтому мы уговорили какого-то водителя на "волге" отвезти нас чуть ли не за последние деньги. Вот с такими приключениями мы с Валентиной добрались до нашего места жительства на краю света, а сын в возрасте менее полугода совершил путешествие почти через половину земного шарика.
Наше прибытие в квартиру с сыном вызвало здоровый интерес у соседей, он им понравился, и в дальнейшем они старались оказать посильную помощь Валентине в ухаживании за ним, особенно во время моего отсутствия, что случалось довольно часто.
Выйдя на службу где-то в середине декабря, я узнал две неприятные новости: во-первых, мой корабль находится во Владивостоке в заливе Стрелок в бухте Чажма, где участвует в испытаниях нового трала ПДСТ-1, во-вторых, в мое отсутствие мой матрос-минер, до сих пор помню, старший матрос Вершинин, в увольнении в подпитии ударил офицера - начальника патруля и теперь сидит под следствием и ждет суда военного трибунала. Ведь и матрос-то был хороший, дисциплинированный, специалист, работящий, но что не сделает с людьми водка. Мне сказали, что я буду ждать этого суда, чтобы потом сопровождать этого матроса к месту наказания, а пока буду служить здесь и нести гарнизонные наряды.
В двадцатых числах декабря я стоял дежурным помощником военного коменданта Корсакова, и когда я пошел на обед на дивизион комдив мне объявил, что мне присвоено звание "старшего лейтенанта". Я сразу нацепил третью звездочку и пришел с ней в комендатуру, чем очень удивил коменданта, но он был доволен, так как я с ним был в хороших отношениях.
Новый 1964 год я встречал дома в семье, чем был очень доволен. После Нового года состоялся суд военного трибунала, и мой матрос был осужден на 1 год дисбата. Мне было предписано отвезти его во Владивосток на остров Русский в дисбат, а потом возвратиться на свой корабль в б.Чажма. Для меня все эти приключения были внове, по неопытности я недостаточно серьезно проверил готовность матроса к "передислокации", точнее не проверил наличие у него вещевого имущества по аттестату, за что потом и поплатился.
Из Корсакова мы опять шли до Владивостока на пароходе "Крильон", там нас встретил патруль и отвез в комендатуру, где мой осужденный просидел в камере до катера на о.Русский. Я хотя и был на стажировке на о.Русском, но это было летом, и я совершенно не представлял всех нюансов проезда по острову зимой, тем более не знал, где находится дисбат. Комендант Владивостока примерно объяснил мне маршрут, сам его хорошенько не зная, патруль посадил нас на буксир, ходящий зимой на остров только до мыса Поспелов, там мы с трудом втиснулись в небольшой автобус, который долго полз вокруг бухты Новик до Шигино. Куда двигаться дальше было непонятно, нам примерно показали направление, было уже темно, и мы двинули туда пешком. Через некоторое время дошли до какой-то части, это был учебный отряд, была полночь, и мы зашли узнать у дежурного дорогу. Дежурный офицер оказался хорошим человеком, сказал, что это еще далеко, и дал нам дежурную машину, которая и довезла нас до места. Приехали мы в дисбат где-то часа в два ночи, начальства, естественно, никого не было, матроса забрали до утра в камеру, а мне предложили переспать в кубрике охраны. Утром я стал сдавать матроса, и тут ему устроили такой шмон, что я просто удивился: проверили все до мелочи, оказалось, что не хватает каких-то мелочей, вроде пары носок, и принимать его отказались. Пришлось мне чуть ли не на коленях упрашивать, и только, видимо, наше Сахалинское местоположение, позволило уговорить начальство принять осужденного в дисбат. Эти свои злоключения я запомнил на всю жизнь.
Как я добирался обратно до Владивостока, я уже не помню, теперь предстояло добираться до б.Чажма, что я тоже представлял очень смутно. Не помню от кого, я узнал, что во Владивостоке на Дальзаводе на новом корабле находится Юра Левкович, и я решил его найти. Как мне это удалось, не помню, но я добрался до Дальзавода, каким-то образом дозвонился до Юры, он оформил мне пропуск, и я оказался в его тесной каюте на первом на ТОФе мпк пр.204. Мы расцеловались, он очень удивился, что я уже старший лейтенант. Он представил меня, как однокашника, командиру корабля и убедил его в необходимости написать на него представление на звание, а также договорился о том, что я переночую на корабле.
Вечером Юра пригласил меня к себе домой в гости. Оказывается, он уже во Владивостоке женился, усыновил имеющегося у жены сына, а жили они в доме прямо напротив проходной Дальзавода. Мы посидели, поболтали за рюмкой чая, потом я переночевал на его койке на корабле. Утром я уточнил у офицеров корабля дорогу в б.Чажма и попрощался с гостеприимными людьми.
Ехал я на рейсовом автобусе часа три с лишним до Промысловки, потом там на каком-то автобусе до п.Разбойник и, наконец-то, с горы увидел в бухте родную мачту с антенной "Линя" своего корабля: возвращение блудного сына состоялось.
Два наших сахалинских тральщика Т-750 Володи Линькова и мой Т-751 проводили испытания скомплектованного на складе ТОФ парного донного сетевого трала ПДСТ-1 и одновременно боевое траление южнее острова Аскольд. При тралении было вытралено порядка 10 боевых мин, оставшихся от войны с Японией 1945 года, и мы получали деньги за боевое траление: при работе в полные сутки получался дополнительно суточный оклад по должности. Но я приехал уже к концу работы, и таких суток у меня набралось совсем немного. Чего было много при этом тралении, так это крабов: при выборке трала они гроздьями висели на сети, мы набивали ими полный душ, где их потом варили в бочке с морской водой, и весь экипаж грыз вареных крабов буквально до изнеможения.
При тралении мы стояли в б.Чажма, откуда было совсем недалеко до района работы, там постоянно базировался тогда дивизион катерных тральщиков, в котором служил дивизионным артиллеристом-минером Коля Ковальчук. Мы встретились, близилось 18 января и он пригласил меня на День рождения. Он был холостым, жил в офицерской общаге здесь же в пос.Разбойник, холостяков там было довольно много и жили они очень весело. Вроде вокруг был сухой закон, но у них выпивки было завались, закуски значительно меньше (это уже много позднее я узнал, что рядом был поселок Темп и остров Путятина, где у рыбаков спиртного было навалом). Я был вместе с механиком Пашей Кавтазеевым, погуляли мы от души, но на вечерней проверке были как штык. Кстати, перед этим наш замполит Короленко Алексей Петрович получил "капитан-лейтенанта", и в этот же день где-то обмывал звание вместе с командиром, помощником и доктором. И как раз во время проверки перед строем появляется прилично пьяненький замполит, поддерживаемый под руки помощником и доктором: вот это была картина. Потом доктор возмущался, что на другой день, протрезвев, замполит стал просить оплатить его участие в этом мероприятии.
Простояли мы в б.Чажма еще немного, потом что-то у нас сломалось, и нас поставили во Владивосток где-то к 40 причалу. Там у нас случилось ЧП: в одну из ночей, когда командира на борту не было, а остальные офицеры спали, дежурный по кораблю старший матрос Дворников, точно помню, (кстати, мой тральный электрик, отличный специалист и даже кандидат в члены КПСС), организовал в кубрике БЧ-5 пьянку: пили водку, принесенную с его помощью из города. Потом ее не хватило, матросы вскрыли каюту командира и выкрали оттуда спирт. Все бы обошлось, но один пьяный матрос из БЧ-5 лег спать на спину, захлебнулся рвотными массами и умер. Утром это был шок для всех, доктор уже ничего не мог сделать, доложили вверх, сразу прилетела группа офицеров штаба из Политуправления флота, но довольно быстро уехала. Матрос оказался круглым сиротой, поэтому захоронили мы его на Морском кладбище во Владивостоке, при этом мне пришлось заниматься и рытьем могилы, что зимой оказалось очень непросто, и получением 30 холостых патронов для прощального салюта.
В конце февраля мы вернулись в наш Корсаков, и начали опять получать 1,5-ные оклады, ведь в то время в районе Владивостока нам платили только 15 % - ную надбавку к окладу. Что самое интересное: при переходе с Сахалина во Владивосток оклады сразу урезали, а при переходе на Курилы, где действовали 2-ные оклады, нам их не увеличивали, таким образом, государство действовало только в свою пользу.
Март, апрель и часть мая ушли у нас на плановую отработку боевой подготовки и сдачу курсовых задач, причем боевые упражнения в море, особенно тральные, мы выполняли в темпе, стараясь за один выход сразу выполнить постановки и выборки всех тралов в разных комплектациях и днем и ночью: так что сутки напролет только и делали, что ставили и выбирали тралы. Больше времени требовали отработки противолодочных боевых упражнений, хотя противолодочное оружие у нас было достаточно убогое: ГАС "Тамир-11" и 10 глубинных бомб ББ-1, но требования к выполнению этих задач были довольно жесткими. Работали мы обычно с одной подводной лодкой пр.613 из Совгавани. Кроме того, с этой лодкой мы в районе Курил проводили какие-то геологические подводные работы: мы взрывали на определенной глубине подрывные патроны N 4, а на лодке что-то там измеряли специальной аппаратурой. Довольно часто мы на бербазе отрабатывали поиск и уничтожение пл на учебно-тренировочном столе. Так что боевая подготовка шла полным ходом.
При этом мне, как я понял впоследствии, нравилась организация выхода кораблей в море в 13 дивизионе: в конце работы в море с кораблей по радио собирались заявки на потребное количество топлива, продовольствия, запчастей, и при возвращении корабли сразу вставали под топливо к топливному причалу, который находился рядом с центральным ковшом, а при швартовке к своему причалу на нем уже стояли машины с необходимым продовольствием и имуществом.
Где-то в апреле на корабль неожиданно привели порядка 8-ми переподготовщиков-комендоров, которые поступили под мое командование. Им была поставлена задача: за две недели ввести в строй законсервированную кормовую артиллерийскую установку СМ-21ЗИФ, отстрелять ее в море и снова законсервировать. Эти, в основном, люди в возрасте с достаточным рвением взялись за дело под моим руководством и с помощью моих комендоров. Работа осложнялась сложностью устройства самой пушки, а также тем, что она была в консервации уже довольно долго, и с нее, оказывается, были сняты некоторые детали, их приходилось или искать в ЗИПах или снимать с действующей носовой пушки. Первое происшествие произошло с переподготовщиками в субботу, когда после большой приборки и помывки личного состава они все сбежали с корабля: оказалось, что они все из Корсакова, и посчитали необходимым на выходные уйти домой. Пришлось мне весь субботний вечер до ночи по приказанию командира таскаться по городу и уговаривать их вернуться на корабль - кое-как я их собрал. Но поставленную задачу они выполнили в срок, неплохо отстрелялись и были с почетом выпровождены по домам.
Я на сигнальном мостике своего базового тральщика Т-751 в центральном ковше города Корсакова Сахалинской области.
26 апреля на юг Сахалина обрушился тайфун, который нанес урон и нашему кораблю: волна шла прямо на вход в ковш, корабли стояли носом к входу, и их стало тянуть назад к пирсу. В результате вода вышла прямо на пирс, а нашему кораблю здорово помяло корму об пирс, но пробоин не было. Я в этот вечер на корабле не был, мы с нашим механиком отмечали день рождения моей жены у нас дома, и даже не заметили буйства стихии. В этот день погиб замполит дивизиона ВТР, который бежал на корабли, стоящие у мола, закрывающего ковш, а волна перекатывала через мол и смыла его в воду. Кстати, вскоре мне дали новую комнату в соседнем доме на первом этаже, причем значительно большую по площади и квадратную, что было намного удобнее. В этой же квартире в маленькой комнате скоро оказался и Паша Кавтазеев, который сумел в этот год еще раз смотаться в Благовещенск и приехать с молодой женой.
Ускоренная боевая подготовка наших кораблей 13 дивизиона была связана еще и с тем, что летом частенько нам приходилось ходить на Курилы для выполнения различных обеспечивающих задач, а также в начале лета мы обеспечивали рыбоохрану лососевых рыб в северо-западной части Тихого океана. Дело в том, что, говоря по-простому, лососевые рыбы в этой части океана считались нашими, так как нерестились в наших реках. В это время они начинали собираться в большие косяки для перехода в реки, и на их поимку в океан выходили тучи японских шхун: нам этого делать было не надо - рыба сама к нам придет. И вот по совместной советско-японской конвенции о рыболовстве японцам разрешался лов рыбы в океане, но по лицензии, выдаваемой их правительством, в определенном объеме, рыбы определенных размеров, то есть сетями определенных размеров и с определенной шириной ячейки. Контроль за соблюдением этих правил в северной зоне А вели советские суда, а в южной зоне В - сами японцы (кстати, тоже довольно строго). У нас в Корсакове у рыбнадзора было всего 2 судна: это были переоборудованные СРТ с довольно большими запасами топлива, воды, продовольствия и с небольшим экипажем. Поэтому к выполнению этих задач обычно привлекали наши 2 тральщика, на которые сажали рыбоинспектора и переводчика с японского языка. Кроме того, обычно 1 мпк пр.122бис у острова Зеленый контролировал деятельность японцев, добывавших там морскую капусту.
Уходили мы где-то на 2-2,5 месяца в район южнее Курил (тогда еще корабли советского ВМФ на боевую службу не ходили, не было такого понятия "боевая служба"), и это было довольно утомительно, но интересно. С нами на корабле шел начальник штаба дивизиона капитан 3 ранга Годин для общего руководства и дивизионный связист для обеспечения связи в помощь штурману, который был на вахте практически бессменно весь период плавания, а также для увеличения количества вахтенных офицеров.
Обычно мы шли не торопясь каким-нибудь курсом длинным зигзагом и просматривали по РЛС обстановку вокруг. Обнаружив новую цель на экране, шли к ней, и если это была японская рыболовная шхуна, которая обычно стояла возле своих сетей, подходили к ней на голосовую связь, и переводчик объяснял необходимость их досмотра. Мы спускали шлюпку, кроме шлюпочной команды во главе с боцманом в нее садились рыбоинспектор с переводчиком, Годин, иногда кто-нибудь из офицеров корабля, чаще командир, мне сходить ни разу не довелось. Но с корабля было хорошо видно, как на японце сразу кто-то из рыбаков бежал на мостик шхуны с большой бутылью в руках, там в рубке была и каюта капитана.
Пока рыбоинспектор выполнял свою работу по досмотру офицеры и личный состав шлюпочной команды, стоящей у борта шхуны, общались с японцами, принимали мелочные подарки или обменивали что-нибудь на сувениры. Среди подарков были, в основном, зажигалки, пакетики с сушеными и маринованными кальмарами и другая мелочь, в обмен лучше всего шел наш черный хлеб. Там я впервые распробовал кальмаров, которых до этого времени практически не ел, боцман привез мне бензиновую зажигалку, которая потом хранилась у меня в серванте, наверное, лет сорок. Досмотр заканчивался составлением протокола, обычно нарушений рыбоинспектор не находил: японцы старались тщательно соблюдать правила ловли рыбы. Только однажды из более чем двух десятков проверенных шхун на борту одной из них были обнаружены кости морского котика: японцы утверждали, что он сам попал к ним в сеть, погиб, и они его съели, но все равно за это они были выпровожены домой с соответствующим протоколом.
![[]](/img/b/bandurin_e_n/kniga2/4.sahalin3japoncy.jpg)
Японская рыболовная шхуна на досмотре, среди японских рыбаков виден начальник штаба 13 дивизиона капитан 3 ранга Годин.
В перерывах между досмотрами мы занимались повседневными делами, а командир заставлял нас "ловить солнышко" и решать астрономические задачи.
![[]](/img/b/bandurin_e_n/kniga2/4.sahalin.naryboohrane.jpg)
На штурманском мостике штурман Витя Кириченко "ловит солнышко", левее его стою я, старшину не помню, самый слева - рыбоинспектор.
Иногда в районе мы встречали наше штатное судно рыбоохраны, там небольшая команда, имея хорошие запасы, практически безвылазно находилась в море. Эти встречи, обычно, состояли из взаимных визитов друг к другу в гости, но в тоже время мы получали возможность через их радиостанцию давать домой небольшие телеграммы, что значительно облегчало нашу разлуку с семьями. Давать личные телеграммы с нашего корабля мы не имели права.
При значительном ухудшении погоды мы укрывались в бухтах островов Щикотана или Итурупа. Однажды мы укрылись от ветра в бухте Китовой острова Итуруп, в которой располагался небольшой заводик по разделке китов, а также пограничная застава. Годин собрал всех офицеров корабля, кроме меня - я стоял на вахте, и на шлюпке повез всех в гости к пограничникам. Вернулись они все в приподнятом настроении: их хорошо принимали пограничники, а мне привезли кусок соленого сала, пытаясь выдать его за свиное. Но я, понимая, что в бухте Китовой и сало должно быть китовое, этому не поверил. И правда, сало оказалось почти как свиное, только на изгибе на нем появлялись как бы ворсинки, но в целом довольно вкусное. Потом оказалось, что Годин пообещал начальнику погранзаставы снять с берега грузовую баржу, которую перед этим выбросило штормом на песок. Он приказал идти к берегу, до которого шла очень длинная отмель глубиной 3-3,5 метра, осадка корабля была около 2,5 метров. Командир наш был очень осторожным человеком, идти к берегу опасался, но Годин все напрягал его: "давай, давай". Эхолот показывал всего 1-1,5 м до грунта, но мы все-таки подошли на длину буксира, шлюпкой завезли к барже проводник, потом подали буксир и стали тянуть. Где-то с час мы будоражили воду с илом и песком, но так и не смогли сместить баржу с места: слишком ее засосало в песок на берегу. Мы забрали обратно буксир, голосом попрощались с погранцами, вышли с отмели на глубину, и командир облегченно вздохнул.
![[]](/img/b/bandurin_e_n/kniga2/4.sahalin4kurily.jpg)
Остров Щикотан, бухта Малокурильская. Собрание на корабле по поводу Дня ВМФ. В центре видно моё лицо.
В другой раз, следуя небольшой скоростью в ожидании очередного досмотра, мы обнаружили поплавки японской сети, которые представляли собой стеклянные шары, оплетенные пеньковым концом (у рыбаков такие поплавки называют кухтылями). Обычно из таких стеклянных шаров было принято делать аквариумы путем проделывания в нем соответствующего отверстия и установки его на кольцевую опору. Но эти шары оказались раза в 1,5-2 больше диаметром, чем все ранее нам встречающиеся. Этим они нам и приглянулись, и мы решили часть из них экспроприировать. Вокруг ни зрительно, ни по РЛС никого не было видно, и мы приступили к работе, благо наличие тральной лебедки позволяло сделать выборку без всяких проблем. Буев оказалось десять, шесть из них мы конфисковали. Еще было отмечено отсутствие поверхностных буйков сети: значит, сеть была глубоководной. Нас это заинтересовало, и мы начали ее выбирать, предварительно определив глубину места: оказалось порядка 900 метров. С начала шло метров двести хорошего капронового троса диаметром 20 мм, потом пошел пеньковый трос, который казался бесконечным, командир даже стал беспокоиться, как бы нас не заметили. И вдруг показалась зеленая крупная капроновая сеть, а в ней эдоровенная морда морского глубоководного окуня. Мы повыбирали сеть еще немного, вытащили штук 15 окуней весом не менее 10 кг каждый. Потом мы сбросили сеть обратно, оставив себе 6 оплетенных стеклянных шаров и капроновый трос, который в будущем планировали использовать на швартовы, ведь наши швартовы были стальные. На другом конце сети мы обнаружили радиобуй, который тоже подняли на борт, и любознательные матросы БЧ-4-Р тут же раскурочили его начинку на радиодетали, а потом смайнали за борт: да простят нас японцы и потомки за нашу любознательность. Из 5 окуней мы сварили на обед много шикарного рыбного супа на всю команду, а остальных поместили в холодильник. При очередном заходе на Щикотан в б.Малокурильскую мы сдали оставшихся окуней на временное хранение на холодильник рыбокомбината, а при уходе домой забрали их и уже в Корсакове разделили между офицерами. Причем мне с механиком Пашей Кавтазеевым достался один окунь килограмм на 12, мы попросили кока разрезать его пополам вдоль спины, и когда я принес домой эту половинку, то произвел фурор во всей квартире.
Возвратились мы в Корсаков где-то в начале августа, причем все офицеры возвратившихся с рыбоохраны кораблей были отпущены домой на трое суток, а вместо них на корабли посадили офицеров, не ходивших на рыбоохрану. Дома я узнал, что жена, чтобы не бездельничать без работы, поступила на годичные курсы воспитателей детского сада, окончание которых давало ей удостоверение, дающее право на оплату работы воспитателем детского сада как имеющей среднее специальное образование. Трудность была в том, что занятия на курсах занимали весь день, и ей пришлось нанять какую-то бабулю, к которой она отводила сына на день. Сыну 28 июня исполнился год, но он был достаточно коммуникабельным и ходил к чужой бабке без капризов.
Во время учебы Валентина познакомилась и подружилась с сокурсницей Лидой Фоминой, которая оказалась женой командира ВТР старшего лейтенанта Фомина Анатолия. В то же время мы как-то сблизились и подружились с семьей нашего дивизионного минера Володей Локтионовым и его женой Раисой. У них также было по одному ребенку, правда, девочки, примерно одного с нашим сыном возраста. Жене стало веселее в периоды моего отсутствия, а при моем нахождении дома мы иногда ходили вечерами со знакомыми в ресторан, который также был рядом, и в периоды перекуров между танцами жена успевала сбегать домой и проверить спящего сына.
На корабле мы продолжили выполнение боевых упражнений по курсу боевой подготовки, и здесь у меня произошел еще один курьезный случай. Мы ставили цепной охранитель корабля ЦОК-2-40. Постановка шла на полубаке при помощи тральной лебедки на юте корабля, команды управления на ют на лебедку шли через мостик. Поставили нормально, опустили шпирон, ЦОК шел превосходно. Начали выборку, и тут, борясь за норматив, на мостике подали команду на выборку цепи, а шпирон до конца еще поднят не был. Произошел перекос и одна ветвь охранителя булькнула за борт. Пока я сообразил, что произошло, пока командир истошно скомандовал: "Штурман, место!", пока штурман, гревшийся на своем мостике на солнышке, бросился уточнять место, мы, конечно, отошли от места падения ЦОКа.
![[]](/img/b/bandurin_e_n/kniga2/4.nasahalinespodrugoj.jpg)
В обеденный перерыв я навещаю гуляющую с сыном жену (слева) в сквере города Корсаков.
Но все-таки место было обозначено, дивмин Володя Локтионов, которого за глаза звали "железный парень" за его "упертость", начал пугать нас колоссальным ущербом, нанесенным государству, и требовать принять меры к поиску утерянной ветви охранителя длиной 40 м. Кто бы знал, что через месяц- два охранитель будет снят с вооружения, но здесь командир принял решение: искать. В мастерской на берегу мы нашли какую-то самодельную кошку с 2-мя лапами, дивмин приказал приварить к ней третью лапу. Мы вышли в точку потери цепи, сбросили кошку с кормы на тралчасти, тормоз барабана на лебедке этой тралчасти поставили на минимальное торможение и пошли самым малым ходом. Буквально на первом галсе тралчасть начала травиться, мы ее выбрали - пусто. Пошли на второй галс, тралчасть начала опять травиться, мы ее выбираем и ... Вот это да - утерянная цепь висит на кошке, причем приваренная лапа намертво вошла между щеками цепи. Мало вероятно, но чудеса случаются: мы нашли всего лишь 40-метровый кусок цепи в довольно приличном районе моря. Скоро мы узнали, что ЦОК-2-40 снят с вооружения ВМФ, сдали его на склад, а при скором очередном доковании в заводе в Совгавани с большим удовольствием срезали шпирон, который несколько уродовал внешний вид корабля, а с верхней палубы срезали все направляющие и ролики, и палуба стала ровная и красивая.
Вскоре из Совгавани из ремонта пришел третий тральщик нашего дивизиона, а на нем пришла большая группа офицеров штаба СГВМБ, которая проверила результаты нашей подготовки. Выглядели мы неплохо, в частности, мои минеры на зачете поставили трал МТ-1 менее чем за 11 минут, чем здорово превзошли установленный норматив. По результатам проверки мы получили положительную оценку, а в газете СГВМБ скоро была напечатана большая положительная статья обо мне и Володе Линькове. Эту статью я хранил довольно долго, но все-таки где-то потерял.
В один из дней октября 1964 года, когда мы стояли у пирса в Корсакове, всех замполитов кораблей и дивизиона вызвали в политотдел бригады, и их не было целый день. Вечером после ужина, когда все офицеры ушли домой, а я оставался на корабле обеспечивающим, вдруг пришел наш замполит А.П.Короленко и приказал снимать с переборок корабля всю наглядную агитацию с именем Н.С.Хрущева. Я, конечно, удивился, но он рассказал об октябрьском Пленуме ЦК КПСС, на котором сместили Н.С.Хрущева, и мы пошли выполнять указание политотдела. Надо сказать, что этой агитации на корабле было натыкано по всем закоулкам, ведь по ее количеству оценивалась работа замполита, это было чуть ли не основной сферой его деятельности. После нашего рейда корабль стал казаться каким-то голым, так я узнал об очередном перевороте в центральных органах власти СССР.
Осенью зачетные учения СГВМБ проводились в районе острова Маннерон, где были собраны корабли и нашей 33 бковр и большая часть кораблей из Совгавани. Были проведены так называемые рейдовые сборы, на которых пришлось потрудиться, а вечерами мы стояли на рейде, погода в то время была прекрасная, мы много рыбачили и даже охотились на бакланов, которые были съедобны.
В отпуск я пять уходил в начале ноября. Перед самым отпуском кораблям нашему и Линькова была поставлена задача выполнить боевое упражнение с тралом ППТ-2. На складе, находящемся на окраине Корсакова, я получил трал на свой корабль, привез его на пирс, мы его намотали на оба корабля, сходили в море, благополучно его поставили и выбрали, пришли в базу и смотали трал на пирс. В это время поступила команда мне срочно уходить в отпуск, оформить сдачу трала я не успел, и дивмин Володя Локтионов твердо пообещал мне, что сам сдаст трал. Но слово свое он не сдержал, уже без меня погрузил трал кое-как на машину, и послал его сдавать какого-то офицера с мпк. На складе трал принимать отказались, ссылаясь на то, что он не смотан в бухты, не разобран по комплектации. Конечно, можно было бы настоять, но постороннему офицеру это было ни к чему, он просто скинул его на траву у ворот склада и уехал, считая свою задачу выполненной. Так трал и провалялся на траве, половину растащили, потом выпал снег.
Мы же с женой решили, предварительно списавшись с моими родителями, что на время учебы Валентины я отвезу сына в Ногинск, так как водить его к чужой бабке мы стали опасаться. "Добро" от моих родителей было получено, и я с сыном полетел в Москву. Когда мы садились в самолет, другие пассажиры удивлялись, как я смогу справиться с ребенком, но Витя был спокойным человеком, большую часть пути проспал в люльке на переборке самолета, даже на первой посадке я оставил его в люльке под присмотром стюардессы.
За все время полета он только раз заставил меня менять ему колготки и то потому, что, попросившись в туалет и войдя туда, он так испугался шума и тряски (мы летели на ИЛ-18, а у него туалеты были расположены в районе двигателей), что не смог ничего сделать, остальные разы мы нормально делали все во время посадок, которых было еще не менее двух. В Москве нас встречали дедушка с бабушкой, сын с ними с удовольствием познакомился, но когда я ушел за багажом, он поднял рев на весь аэровокзал и пошел меня искать, а с моим появлением мгновенно успокоился. Мы нормально добрались до Ногинска, и я прожил там где-то неделю, пока сын не привык к новым родным и полностью не освоился с обстановкой.
![[]](/img/b/bandurin_e_n/kniga2/4.mojasmxjawowremjasluzhbynasahaline.jpg)
Моя семья перед отъездом сына в Ногинск.
В конце ноября я вернулся в Корсаков, догулял отпуск, жена училась, вечерами мы были вместе. Потом вышел на службу, и служба продолжилась Наступил новый 1965 год, и все пошло по накатанной: отработка и сдача К-1, повседневна служба в зимних условиях и т.д. и т.п.
Вообще-то служба и жизнь в Корсакове нам стала нравиться, снабжение там было хорошее, все было рядом, мы там даже купили свою первую стиральную машину, причем они были тоже в дефиците, как во всей стране, но вдруг пришел пароход со стиралками, снабдили всех желающих, и они стали в свободной продаже. Платили нам 1,5 оклада, но и цены были где-то на 30 % больше, чем по стране. Выплата денежного довольствия один раз в месяц существенно затрудняла планирование расходов у жены, так что всегда жили от получки до получки, а ведь надо было еще и копить на отпуск: тогда проездные давали только на меня, а жена летела за свой счет. Правда на службу я всегда шел с некоторой напрягой в душе, так как не знал, чего ждать от начальства и от "любимого" личного состава, а и те и другие были способны на многое. Но в целом все было совсем неплохо, я заслужил определенный авторитет у командования.
Это и сыграло со мной определенно злую шутку: СГВМБ формировала экипаж новостроящегося мпк пр.204 МПК-20 и меня включили в него командиром БЧ-2-3. Об этом я узнал где-то в марте 1965 года, был, конечно, расстроен этим известием, пытался сопротивляться, но командование было непреклонно и отправило меня в отпуск.
Жена как раз закончила свои курсы, и мы полетели в Ногинск к сыну, который там уже так прижился, что звал бабушку "мамой", это жене страшно не понравилось, и она быстренько своей лаской приучила его к себе. Мы немного побыли в Ногинске, потом переехали в Ленинград, я догулял отпуск, и один полетел на Сахалин, оставив жену и сына в Питере на попечение тещи, так как обстановка со мной в ближайшее будущее была неясна. Кстати из-за малой жилплощади у тещи, Валю с сыном приняла одна из сестер тёщи, где они и прожили фактически до конца года.
Я же вернулся в Корсаков и стал сдавать дела на корабле опять же помощнику командира капитан-лейтенанту Любанскому В.В. Принимал-то я у него дела по неопытности быстро, а вот сдавать пришлось довольно долго. Во-первых, за кораблем числился трал ППТ-2, который официально так и не был принят складом. Пришлось мне самому печатать два инспекторских свидетельства на списание двух половин трала, хорощо хоть, что комбриг их утвердил, и трал был благополучно списан. Во-вторых, оказалось, что на мне числятся корабельные бинокли в количестве порядка 6 штук, и 2-х из них не хватает. Впоследствии, анализируя обстановку того времени, я понял, что к этому мог приложить руку и сам помощник, но в то время я об этом не подумал, и пришлось заплатить за них своими деньгами по тем временам довольно приличными. Других крупных долгов за мной не нашлось, я сдал дела командира БЧ-2-3 на базовом тральщике "Т-751" в 13 дивизионе пло и пмо 33 бригады кораблей ОВР и влился в новый экипаж мпк пр.204 "МПК-20", формирование которого шло в дивизионе.
10. 47 бригада кораблей ОВР (1965-1967 годы).
Командира новостроящегося "МПК-20", который должен был войти в состав 11 днкпло 47 брковр, капитан-лейтенанта Цыганкова Владимира Дмитриевича, командира БЧ-1 (он же стал и нештатным помощником командира) старшего лейтенанта Анцыферова Юрия Ивановича и командира БЧ-4-Р старшего лейтенанта Шухова Анатолия Васильевича назначили в Сов.гавани, и они прибыли в Корсаков формировать остальной экипаж из личного состава 13 дивизиона пло и пмо 33 бковр. Естественно, командование дивизиона и бригады постаралось включить в экипаж не самых лучших людей, но здесь надо отдать должное чутью В.Д.Цыганкова на людей: пользуясь правом командира новостроящегося корабля, он сумел где-то за 3-4 недели заменить порядка 80% личного состава на других людей и, надо отметить, нисколько в этом не ошибся.
Таким образом, я и командир БЧ-5 старший лейтенант Кошкин Анатолий попали в этот экипаж. Из офицеров В.Д.Цыганков, Ю.И.Анцыферов и я были кадровыми военными, а А.В.Шухов и А.Кошкин - из студентов. Из личного состава я, к большому сожалению, практически никого не помню, даже своих минеров и артиллеристов. Запомнились только баталер старший матрос Байрамгельдыев Амангельды, который умудрялся всегда снабжать корабль всем необходимым, особенно продовольствием и даже дефицитным, и кок старший матрос Барановский Саша, на борщи которого впоследствии старались попасть все офицеры 11 днкпло.
Где-то в мае 1965 года на пароходе "Крильон" наш экипаж прибыл из Корсакова во Владивосток и сразу был направлен в бухту Парис на корабли 11 днкпло на стажировку. Всех раскидали по разным кораблям дивизиона, куда я попал, не помню, но опять я попал на остров Русский, куда не очень хотел.
<
![[]](/img/b/bandurin_e_n/kniga2/4-1.sahalin5.jpg)
Вот таким "старлеем" я уходил из 33 брковр в 1965 году
Командиром дивизиона в то время был капитан 3 ранга В.Б.Степанов, которого все за глаза называли "Славой". Он располагался по очереди на разных кораблях, и постоянно, в том числе, и в каютах командиров кораблей находился со своей собакой - боксером, чем вызывал некоторое раздражение командиров. Начальником штаба дивизиона был капитан-лейтенант Генкен (имя и отчество не помню), человек довольно нудный и не очень любимый командирами и офицерами. Из наших в бригаде служили командир БЧ-2-3 МПК-169 Левкович Юра, на 146 днтщ - Дьяконов Юра. Кроме того, из знакомых на дивизионе служил дивизионный минер Харченко Вадим (выпуска на год позже нас), знакомые по стажировке капитан 2 ранга Г.П.Яровой был уже начальником штаба бригады, а капитан 3 ранга Н.Н.Трыков - флагманским минером бригады.
Прослужили на кораблях мы где-то пару месяцев, освоились с новой матчастью, и всем экипажем были переведены в бухту Житкова в казарму дивизиона консервации для отработки корабельной документации. Здесь же была сформирована партийная организация корабля, в которую вошли четыре члена КПСС: В.Д.Цыганков, Ю.И.Анцыферов, А.Кошкин и я, А.В.Шухов был беспартийным, поэтому на него были возложены все обеспечивающие обязанности типа накрытия стола и нарезания закуски в определенных обстоятельствах. Секретарем партийной организации был избран я, и с легкой руки командира в дальнейшем систематические посиделки офицеров корабля по тому или иному случаю оформлялись мной как партийные собрания.
В конце августа 1965 года нас отправили в Хабаровск. На судостроительном заводе нас разместили на уже известном речном пароходе, вместе с нами там был размещен экипаж скр пр.159. Наш корабль стоял уже на воде рядом и на нем во всю велись монтажные и настроечные работы, в которые мы активно включились. Жили мы довольно весело, офицеры утречком частенько лакировались пивком в заводской столовой: она стояла на берегу, открывалась только на обед, но нас пускали в закрытый зал, продавали пиво и на халяву угощали хребтами красной рыбы, филе с которых было срезано на приготовление закусок, а на костях было достаточно мяса под пиво. Личный состав в увольнение и офицеры в форме могли выходить с завода только через какие-то дальние железнодорожные ворота, это считалось маскировочными мероприятиями для обеспечения секретности завода. Хорошо запомнилась приемка корабельного ЗИПа, которую мы проводили на большом складе завода. Мы должны были его принять, опломбировать личными пломбирами и сдать на ответственное хранение заводу для отправки его во Владивосток на Дальзавод, где находилась достроечная база Хабаровского завода. Встал вопрос, что выгравировать на пломбирах: механик Толя Кошкин сразу предложил с одной стороны - бутылку, с другой - рюмку. По этическим соображениям предложение было отклонено, и были выгравированы первые буквы фамилий и имен командиров БЧ. На моем пломбире стояло БЕН, эти буквы я пронес всю службу, работу и несу сейчас.
В конце сентября мы переселились на корабль и начали готовиться к переходу во Владивосток, осваивали свою матчасть, искали недостатки в работе заводчан. Наш корабль шел 6-м корпусом на этом заводе (заказ 506), а первые 3-4 корпуса шли без иллюминаторов и с двумя торпедными аппаратами ОТА-40 (по одному с каждого борта). Однако, учитывая претензии личного состава, на следующих корпусах были прорезаны иллюминаторы в каютах офицеров и носовых кубриках личного состава. Одновременно на них было установлено уже четыре ОТА-40 (по два с каждого борта).
Между прочим, благодаря коммуникабельности нашего командира В.Д.Цыганкова наши отношения со строителями были очень хорошими, одного из них звали Дмитрием, мы с ним даже сдружились. Вспоминается один из комичных случаев "недостатков" в проекте корабля: для нажатия кнопки спуска воды у унитаза в туалете офицерского состава нужно было очень наклониться над унитазом, а струя воды была настолько сильной, что всегда была вероятность быть здорово забрызганным. Мы записали это замечание в специальный журнал, который просматривал каждый вечер главный строитель корабля Пётр Иванович Крячек, а он отверг его, утверждая, что все сделано в соответствии с "проектом корабля". На другой день он сам по большой нужде был вынужден посетить этот туалет и при спуске воды получил все содержимое унитаза на себя. Он тут же приказал рабочим принять меры, правда, кнопку они переносить не стали, а поставили в трубу шайбу, чем уменьшили давление в магистрали смыва.
Кроме того, командир попросил на ходовом мостике сделать два места для крепления малокалиберных винтовок. Дело в том, что один из военпредов завода был мастером спорта по стрельбе и имел личную малокалиберную винтовку ТОЗ-8, но в 1965 году вышло запрещение на личное нарезное оружие, и его надо было сдать в какую-нибудь воинскую часть. Вот он и сдал винтовку нам, командир дал ему соответствующую справку с печатью, а я оприходовал оружие установленным порядком. Крепления были сделаны. В общем, довольно многие замечания личного состава были учтены при доводке корабля. Там же с успехом были проведены заводские испытания корабля.
В конце октября корабль был готов к переходу во Владивосток: по Амуру до Японского моря и далее на юг, вела корабль в основном сдаточная бригада завода, личный состав был как бы дублерами. Меня на переходе не было, так как командир отпустил меня в Корсаков для отправки домашних вещей моих и механика Толи Кошкина во Владивосток.
За 1,5 - 2 недели я собрал вещи в 2-х квартирах, погрузил их в 2 контейнера и отправил их во Владивосток, и сам прибыл туда в Дальзавод на корабль. Вещи пришли во Владивосток где-то в середине ноября, к этому времени нам всем были выделены комнаты в поселке 47 бковр, куда мы их благополучно перевезли на катере и машине. Жили мы в 3-х этажных каменных домах (бывшие казармы), которые мы называли "дом-хохотун". Таких в поселке было два, был еще один 2-х этажный деревянный дом, но там жили, в основном руководство береговой базы, которая располагалась тоже в поселке. В наших домах офицеры жили на 2 и 3 этажах, а на первых этажах располагались, если смотреть со стороны б.Парис: в правом - небольшой госпиталь и шхиперский склад, в левом - два магазина (продовольственный и промтоварный) и их склады. Внутри каждого этажа шел длинный коридор, разделенный в середине пополам перегородкой с дверью, с обеих сторон ее находились кухни на 6-8 хозяев. В другом конце коридора у входного трапа находились гальюны, причем на каждую семью приходилось по своей кабинке, которая была заперта на замок, так что прежде чем идти по нужде, нужно было захватить ключик. Вдоль остальных коридоров по бокам находились комнаты, в которых мы и жили. У меня была комнатка 12-14 кв.метров, некоторые старожилы, в том числе и сверхсрочники, имели по 2 комнаты. Отопление в домах было центральное, вода на кухне из водопровода, а готовили на кухне на электроплитках, причем для увеличения теплоотдачи спирали для них делали самодельные из достаточно толстой нихромовой проволоки, запасы которой были на плавмастерской и почему-то легко доставались. Из этой же проволоки делалась спираль для кипятильника, которая наматывалась на керамическую трубку, с боков приделывались эбонитовые щечки-пластинки, прикреплялся провод к спирали, все это опускалось в воду, например, в стиральную машину, подсоединялось к сети, и вода в машине закипала через 5-7 минут. Как выдерживала сеть такие нагрузки, не представляю, но выдерживала. И так мы жили: дети гоняли по коридору, даже на велосипедах, родители судачили на кухнях, где иногда устраивали совместные обеды и ужины, спать уходили в свои комнаты. На улице была сплошная природа, рядом был конец залива Новик, где купались, ловили рыбу, креветок, трепангов и летом и зимой. Здесь же был матросский клуб, в котором смотрели кино и иногда матросскую самодеятельность.
Недалеко от нашего поселка через небольшую сопочку располагался также небольшой поселок учебного отряда связи, в котором были также 2 магазина, несколько домов, как наши, и даже несколько небольших 2-х этажных одно подъездных домов с отдельными квартирами. Один из таких домов принадлежал нашей 47 брковр, и в нем жил наш командир В.Д.Цыганков. В поселок летом три раза в сутки ходил платный рейсовый катер из Владивостока, шел он по бухте Новик через поселок Шигино. Магазинами поселка "Связи", как называли его в народе, и рейсовым катером мы также систематически пользовались.
Где-то в конце ноября - начале декабря во Владивосток прилетела моя семья, на буксире, исполняющем роль рейсового катера, мы перебрались на мыс Поспелова на острове Русском, потом на автобусе добрались до нашего поселка, где я и поселил жену с сыном в подготовленную комнату. Жена быстро обжилась на новом месте, а я отбыл на корабль.
На Дальзаводе на корабле были проведены доводочные работы после перехода, погрузка ЗИПов на корабль и государственные испытания корабля. В целом я не помню крупных замечаний по испытаниям, и 31 декабря 1965 года акт о сдаче корабля ВМФ был подписан.
В середине января 1966 года мы перешли к месту базирования 11 днплк в бухту Чажма залива Стрелок (поселок Разбойник). Дело в том, что зимой б.Парис замерзала, и дивизион переходил на базирование в б.Чажма, которая практически не замерзала, и дивизион был ближе к командованию ВМБ Стрелок, на которую замыкалась 47 брковр. В то время бухта была еще достаточно глубокой, чтобы наши корабли с приличной для этого класса осадкой могли в ней базироваться и даже там же заправляться у топливного пирса. В ту зиму в заливе Стрелок и б.Чажма также был небольшой лед, но мы нормально вошли в бухту вслед за небольшим танкером, а уже в бухте, пользуясь своим острым носом, кое-как пробились к пирсу. Таким образом, мы влились в состав дивизиона и, естественно бригады, и начали готовиться к сдаче задачи К-1.
Во время зимнего базирования в б.Чажма жизнь офицеров дивизиона была довольно однообразной, но на выходные половина офицеров отпускалась домой. При этом рано утром в пятницу отпущенные офицеры грузились в крытый грузовик, выделенный дивизиону на время базирования, и ехали на нем до станции Шимеуза. Там они садились на паровик, который шел от ст.Дунай до ст.Смоляниново, откуда уже на электричке добирались до Владивостока. Кто жил во Владивостоке, тому было легче, но основная масса офицеров жили на острове в поселке 47 бригады, поэтому им приходилось еще на обеденном катере (зимой его роль исполнял морской буксир с закрытой фанерой верхней палубой для пассажиров) переходить на мыс Поспелов, а оттуда на автобусе, идущем вокруг б.Новик в Шигино, добираться до своего поселка. В общем, весь путь занимал не менее 12 часов.
Обратно ехали в воскресенье поездом из Владивостока где-то в 15 часов и попадали в родной дивизион уже около часа ночи. Таким образом, офицеры дома были менее двух суток за две недели.
Задачу К-1 мы сдали там же в Чажме с первого захода на твердую четверку, причем все дивизионные специалисты с некоторым удивлением отметили хорошую подготовку личного состава корабля к исполнению своих обязанностей. Начало этому разбору положил в своем выступлении дивизионный штурман Виктор Гамага, который в своих оценках всегда был очень объективен и строг. Я считаю, что главная заслуга в этом была командира В.Д.Цыганкова, который вникал во все стороны подготовки личного состава и сам умел практически все, а уж корабль знал, как свои пять пальцев. Ну а ведение партийного хозяйства замполитом дивизиона капитан-лейтенантом А.И.Дадоновым было признано отличным. Я всегда считал ведение документации очень важным делом: лучше не сделать, но записать сделанным, чем сделать, но не записать.
После сдачи задачи К-1 мы приняли боезапас и стрелковое оружие, причем мне удалось получить вторую малокалиберную винтовку с диоптрическим прицелом и ящик патронов к ней, поэтому офицеры имели возможность отрабатывать "целкость" и на берегу и в море, что особенно любил наш командир В.Д.Цыганков. Еще он любил на выходах в море хорошо покушать, поэтому при выходе в море кок сразу тащил на мостик хорошую миску чего-нибудь вкусного.
Правда ледовая обстановка в тот год и в Чажме была довольно сложной, в море мы ходили редко, даже на отработку 2-й и 3-й задач, но в дежурстве по ПЛО стояли почти беспрерывно, что на загруженность не очень влияло, так как все равно от дома далеко, а на выход всегда находились офицеры на замену.
Где-то в конце марта - начале апреля 1966 года мы вернулись к месту постоянного базирования в б.Парис. Место базирования бригады в то время выглядело так: от берега шли три отсыпки шириной метров пять, в конце первой от КПП отсыпки был маленький причал для рейсового катера ПСК-1, который при отсутствии льда обеспечивал личный состав бригады и их семей связью с Владивостоком (36 причалом). В конце второй от КПП отсыпки было несколько соединенных между собой плавпричалов, у которых базировался 11 днплк, в составе которого в то время еще оставалось 2-3 мпк пр.122-бис и мпк пр.204, в торце причалов стояла плавмастерская. В конце третьей отсыпки было также несколько плавпричалов, у которых базировался 146 днтщ, а в торце причалов стоял старый списанный пассажирский пароход "Саратов", переоборудованный под размещение штаба 47 брковр, оперативного дежурного бригады и поста НИС.
Офицеры штаба дивизиона располагались на кораблях дивизиона, чем приносили некоторые неудобства офицерам кораблей. У нас на МПК-20 всегда старался стоять на довольствии дивизионный штурман Виктор Гамага, которому особенно нравилась наша кухня, да и командиру он симпатизировал, так как он тоже был из штурманов. Кстати, где-то осенью дивизион получил новый большой торпедолов пр.368, где была свободная 6-ти местная каюта, в ней впоследствии и разместились офицеры дивизиона, но столоваться они по-прежнему ходили на корабли.
Скоро мы узнали о повышении штатных званий командиров кораблей пр.204, и скоро они все, в том числе и наш командир, получили "капитанов 3 ранга", а комдив В.Б.Степанов - "капитана 2 ранга". Вот это был праздник на дивизионе, плохо было только одно: В.Б.Степанов был непьющим, и ему приходилось только ходить по пирсу, упреждая появление бригадного начальства, пока праздновали командиры разных степеней. По этому поводу особенно был специалистом один из командиров мпк пр.122-бис капитан-лейтенант Бузун, и на дивизионе ходила, чуть ли не с подачи штаба ВМБС, поговорка: "хотят ли русские вина спросите вы у Бузуна". Спирт (в то время слово "шило" еще не было в ходу) командиры кораблей получали строго по очереди, чтобы увеличить количество праздников на дивизионе. Кстати, одному из таких праздников пытался помешать начальник штаба дивизиона капитан - лейтенант Генкен, за что получил от командиров по физиономии и был срочно переведен в б.Чажма в 81 отдельный дивизион пло и пмо, а начальником штаба назначили капитан-лейтенанта Н.Г.Зуева.
Остров Русский, звездочка - место базирования 47 бковр.
В родной бухте жизнь пошла веселее, все-таки мы могли намного чаще быть дома, обычно на корабле оставался один обеспечивающий офицер, остальные отпускались. Система оповещения была отработана достаточно четко, так как дежурный по дивизиону имел телефонную связь с жилыми домами, где в коридоре каждого этажа имелся телефон. В море ходили достаточно часто, отрабатывали задачи боевой подготовки, плохо было то, что часто при возвращении нас загоняли в б.Чажма, поближе к штабу ВМБС, для получения всяких отчетов и постановки задач. Несколько раз нас ставили в б.Абрек к пирсу противолодочных кораблей (позднее сторожевых) пр.159, там я встречался с Володей Ивановым. Он прославился как приличный хулиган, видимо холостяцкая жизнь привела его к этому. Рассказывали, что однажды он с другом - боцманом с корабля - ночью, возвращаясь с гулянки из Промысловки, притащил на пирс тяжеленную мусорную урну, которую установил посреди пирса. Он и меня угощал в старшинской каюте своего корабля спиртиком с медом за дружеской болтовней.
Кроме того, мы часто стояли в дежурных силах ПЛО (дежурная ПУГ), что значительно ограничивало сход на берег офицеров: тех, кто жил во Владивостоке, не отпускали вообще, а живущих на острове отпускали с условием возвращения на корабль в течение 20 минут, что было вполне допустимо. А выскакивать в море приходилось довольно часто, особенно на вытеснение якобы ПЛ противника, обнаруженной авиацией. При этом я так надышался выхлопными газами главных дизелей, что до сих пор чувствую их в мельчайших количествах: ведь при съемке многих кораблей от холодных дизелей дым заволакивал все вокруг, а мне, как командиру ютовой команды, приходилось дышать этой гадостью, пока не снимутся все корабли, и мы в том числе.
Запомнился один случай, когда при возвращении с моря нас поставили под топливо на мыс Голдобина, вдруг позвонили, что к нам выезжает группа проверяющих из штаба флота. Мы быстренько убрали с верхней палубы кое-какие запасы типа картошки и прочего, спрятали все лишнее на берегу, а на корабле прибрались, как успели. Прибыли офицеры всех специальностей, проверили корабль, но существенных замечаний у них не было, и командир В.Д.Цыганков получил соответствующее поощрение. Нам часто политработники предлагали взять обязательство стать "отличным кораблем", но В.Д.Цыганков постоянно отказывался, объясняя нам это тем, что стать-то отличным не трудно, а вот потом удержать это звание значительно сложнее, да и ругают отличников значительно больнее.
Летом от нас ушел в ОСНАЗ флота наш любимый механик (командир БЧ-5) Кошкин Толя, а ему на замену пришел лейтенант Майоров Лев, который только что окончил Пушкинское училище и вместе с его однокашником Витей Яценко был назначен в 11 днплк. Служба у Льва Майорова сначала пошла неплохо, его назначили на корабль, когда мы стояли в Дальзаводе на замене главных дизелей, и он сразу мог включиться в интересную работу. Специалист он был хороший, и служба пошла, ему сразу дали комнату в поселке на острове, куда сразу приехала его жена Светлана. Но зимой случилось несчастье, он встретил во Владивостоке каких-то друзей, они крепко выпили и, возвращаясь на корабль, он уснул на улице и отморозил пальцы на руках. В результате ему ампутировали по 2-3 пальца на каждой руке, и в принципе подлежал увольнению в запас. Но ему очень хотелось служить, жена хотела того же, он приложил много сил и все свои связи, которые у него были, и остался служить на корабле.
Скоро и комдива В.Д.Степанова перевели, по-моему, в штаб флота, а на его место, опять же по моей памяти, назначили капитан-лейтенанта А.В.Прокопчика (почему-то эта фамилия запомнилась).
Запомнился еще один интересный случай в бригаде. Где-то в конце лета 1966 года окончательно списали остававшиеся в дивизионе 3 мпк пр.122-бис. С них сняли все оборудование, которое могло пригодиться, трубопроводы, а образовывающиеся дырки в корпусе забили аварийными деревянными чопами. Потом решили, что нужно оставить от них только металл, для чего вывели их на рейд где-то в правый дальний угол б.Парис (если смотреть с пирсов) и подожгли, забыв о деревянных чопах, которые тоже благополучно сгорели. Утром оперативный дежурный бригады обнаружил над водой только три конца мачт с антеннами РЛС. Было много шума и ругани, так как их все равно пришлось поднимать.
Помню также летом во Владивосток приезжал Л.И.Брежнев, и для него флот готовил в море большую "показуху". В частности, ПУГ в составе нашего МПК-20 и двух скр пр.159 должны были изобразить поиск подводной лодки и с использованием системы совместных атак "Тюльпан" атаковать ее полным залпом боевых реактивных глубинных бомб. Мы долго тренировались, при этом каждый раз выстреливали по одной практической бомбе, наш корабль стрелял исправно, а на скр все время что-то не ладилось. Пришлось расстрелять, наверно, штук 15 бомб, пока все отработали. В день "Ч" мы вышли в море, зарядили полные установки боевых бомб и встали в точке, но вдруг опустился такой туман, что видимость была всего метров десять. В таком состоянии мы простояли целый день, и получили команду идти в базу, так и не пришлось мне увидеть полный залп РГБ. Кстати, в то время мы всегда при выходе в море и проходе острова Скрыплева заряжали РБУ полным комплектом боевых бомб, а при подходе к базе их разряжали.
Наш же корабль МПК-20 первым на флоте провел торпедную стрельбу двумя торпедами с разных бортов. В этой стрельбе была некая тактическая особенность, но мы провели ее успешно, при этом обе торпеды навелись.
Здесь на острове мы с женой наконец-то купили наш первый телевизор, причем нашей покупке предшествовала большая подготовительная работа жены. Как-то летом она прибежала на КПП бригады, вызвала меня и попросила найти денег на телевизор, новейшую модель которого марки "Березка" привезли в промтоварный магазин поселка, где работала Людмила Дьяконова, а она обещала попридержать его для нас. Время было дня три до получки, поэтому я собрал у офицеров очень немного. Жена поблагодарила и за это и убежала домой. Вечером дома я уже смотрел телевизор, удивляясь, где жена достала остальные деньги. Оказалось, что она тоже обежала женщин поселка и даже матросов в матросском клубе, где шла репетиция самодеятельности, и собирала с них по 1-5 рублей под запись. С получки мы расплатились со всеми по списку и смотрели потом этот телевизор до конца моей службы на ТОФе.
В один из праздников моя жена и Людмила Дьяконова решили отпраздновать его вместе семьями, пригласили и нашего механика Льва Майорова с женой Светланой. Я по такому случаю нацедил бутылку черносмородинного сока из банки, в которой смородина была пересыпана сахаром, сок соединил с бутылкой спирта, довел смесь до кипения и остудил. Получился настоящий ликер: крепкий и сладкий, так женщины нам только по чуть-чуть попробовать дали и выпили его весь с большим удовольствием. В общем, праздник удался.
Еще запомнились рыбалки в заливе Новик у нашего поселка. Зимой хорошо ловилась корюшка, мой сын в возрасте 3,5 лет пытался рыбачить, а я старался делать это при любой возможности в свободное от службы время. Мой командир В.Д.Цыганков даже из золотого обручального кольца сделал две блесны для подледного лова корюшки, до чего это было увлекательное занятие.
Как-то у меня недели две был дублером офицер-переподготовшик, он был помощником капитана большого рыболовного траулера из Находки, и привез мне большой кусок хорошей капроновой сетки с мелкой ячеей. Мы с моим соседом по дому мичманом Бреусовым, который служил на плавмастерской, натянули сетку на обод корабельной койки, и получился отличный трал. Мы шли на пляж, один на лодке завозил трал на глубину, второй на берегу держал конец. Потом вдвоем тащили трал на берег и вытягивали кучу креветок. Три-четыре заброса и ведро было полно отборными креветками, попадалось и много трепангов, но готовить их было очень сложно и долго, поэтому мы их выбрасывали. Дома на нашей общей кухне мы креветок варили, высыпали кучей на стол, садились всеми семьями вокруг и за разговорами их с удовольствием съедали, а если еще было что выпить, то это уже было пиршество.
![[]](/img/b/bandurin_e_n/kniga2/5.narybalkunao.russkom.jpg)
Сын следует на рыбалку в зимний выходной день.
![[]](/img/b/bandurin_e_n/kniga2/5.zimnjajarybalkanao.russkom.jpg)
Ловись рыбка и большая и маленькая.
Жене летом удавалось 2-3 месяца подработать воспитательницей в детском саду в соседней бухте Аякс, где располагался учебный центр иностранных моряков (сначала при нас там доучивались индонезийцы, потом приехали индусы) и был детский садик. Жене удавалось замещать уходящих в отпуск воспитателей, и это было каким-то развлечением ей и приработком для семьи, ведь работы для жен офицеров в гарнизоне было очень мало. Туда ходили несколько детей из нашего поселка, их обычно возили туда и обратно на машине начальника политотдела бригады. Иногда машины не было, и тогда жена с сыном ходили на работу и обратно пешком: было тяжело, но вдвоем они справлялись, я же в этом им ничем помочь не мог.
К сожалению, фотографий о службе в 47 брковр у меня не сохранилось, хотя я сразу забрал из ЗИПа к артустановке фотоаппарат "Ленинград" (кстати, очень хороший аппарат), много фотографировал, но это были, в основном, семейные фотографии.
Службу в 11 днплк 47 брковр на МПК-20 я до сих пор вспоминаю с большим удовольствием. Командир корабля Владимир Дмитриевич Цыганков создал на корабле дружественную приятную обстановку, да и все офицеры дивизиона жили одной дружественной семьей. Это был период в моей корабельной службе, когда я с удовольствием бежал по деревянным мосткам из поселка на корабль, зная, что там я буду среди моих хороших друзей и сослуживцев, в том числе и командиров.
Служба у меня шла довольно хорошо, особенно я удивил комдива В.Б.Степанова своим несением службы вахтенным офицером на одном из выходов в море, так как эта служба на малых кораблях как-то подзабылась, а я прошел хорошую школу вахтенного офицера на тральщике 33 бковр в Корсакове. После этого в 47 брковр была выпущена листовка обо мне, которую мне торжественно вручил накануне Дня СА и ВМФ в 1967 году остававшийся за комдива начальник штаба дивизиона капитан-лейтенант Н.Г.Зуев (листовка и надпись на ее обороте прилагаются).
![[]](/img/b/bandurin_e_n/kniga2/4.147bkowrlistowka-oborot.jpg)
Листовка Политотдела 47 бковр и благодарстенная надпись на её обороте
Служба была службой, но к тому времени у меня уже выходило звание "капитан-лейтенанта", а получить его никаких перспектив не было, так как в то время принцип службы был такой: если хорошо служишь на этой должности, то и продолжай служить. В связи с этим я начал подумывать о переходе в политработники, у которых служба катилась как по маслу во всех отношениях. Я договорился об этом с зам.комдивом А.И.Дадоновым, доложили об этом начальнику политотдела бригады, и вопрос начал рещаться. Однако тут всполошилось командование бригады, доложили командованию ВМБ Стрелок, и летом командир ВМБС контр-адмирал Иванов предложил мне должность (кап-лейскую) командира тральщика пр.257Д в б.Чажма (п. Разбойник) в 81 отдельном дивизионе пло и пмо, которым командовал бывший начальник штаба 11 днплк уже капитан 3 ранга Генкен. Вообще-то меня совершенно не прельщала командирская карьера, мне больше хотелось пойти в службе по специальности, но здесь вроде бы как деваться было некуда, и я согласился, и где-то в июле 1967 года убыл с МПК-20 к новому месту службы.
11. 81 отдельный дивизион пло и пмо(1967-1968 годы).
Итак, наверное, самый неприятный период моей службы. Не знаю, чем отличился ранее этот дивизион, но он был отдельным, замыкался непосредственно на штаб ВМБС, а в составе имел в то время всего 4 или 5 противолодочных катеров пр.183 и 2 тральщика - искателя мин пр.257Д (чуть позднее они были переклассифицированы в базовые тральщики). Дивизион располагался в поселке Разбойник, корабли стояли в бухте Чажма под боком у штаба дивизиона. Штаб дивизиона имел полный штат дивизионных специалистов, из которых я помню только дивизионного минера-артиллериста старшего лейтенанта Шатаева Александра. Катера были объединены в звено, командиром которого был один из командиров катеров капитан-лейтенант Крупник Николай. Кстати, одним из командиров катера был старший лейтенант Иванов Красарм, имя его означало Красная Армия, очень хороший командир и человек, холостой и хулиганистый. В дивизион входил и пост рейдовой службы, который имел пару рейдовых катеров, начальником его был капитан-лейтенант Запорожченко. Кроме того, в состав дивизиона входила береговая база, руководил которой старший лейтенант Гармаш, а продовольственником у него был мичман Агеев. На довольствии у бербазы состоял дивизион, а также личный состав располагавшегося здесь же 2684 склада минно-торпедного оружия (его руководства, торпедной группы и боно-сетевой партии), так что большой объем довольствующихся предоставлял мичману обширное поле различных комбинаций. Кстати, у меня с ним сложились неплохие отношения.
Командиром дивизиона был, как я уже отмечал выше, капитан 3 ранга Генкен, у него был начальник штаба и замполит (кстати, снятый за любовь к "бахусу" комсомолец 47 брковр и благополучно назначенный сюда и получивший здесь кап-лея, добавив здесь к своей старой любви еще и любовь к женщинам поселка). Штаб дивизиона располагался в отдельном здании. Жили офицеры рядом в поселке Разбойник, в котором имелось три 4-х этажных дома ("хрущевок", два 4-х подъездных и один 2-х подъездный). 2-х этажное небольшое здание, на первом этаже которого располагалась почта, а на втором - общежитие холостых офицеров, которых было человек 4-5 в гарнизоне. Начальником гарнизона в поселке был комдив, кроме того, в поселке жили еще офицеры располагавшегося здесь же минно-торпедного склада и ракетного арсенала, который располагался недалеко в районе станции Шимеуза. Еще в поселке была небольшая начальная школа и два магазина Военторга на первых этажах больших жилых домов, а также пара частных домиков. Таким образом, жилищные условия в поселке были совсем неплохие, и как раз в это время начали строить еще один 4-х подъездный 4-х этажный дом.
Я принял бтщ БТ-247 (бывший тральщик-искатель мин ТМ-5), офицерами которого в то время являлись:
командир БЧ-2-3, он же помощник командира корабля старший лейтенант Колышкин Юра, окончивший наше училище на год позже нас;
командир БЧ-1-4-Р старший лейтенант Степанов Слава, разжалованный за пьянство из капитан-лейтенанта бывший командир корабля связи;
командир БЧ-5 старший лейтенант Богачев Алексей, окончивший какое-то речное училище и призванный из запаса, но решивший честно отслужить положенное время. Кстати, в то время корабль являлся отдельной воинской частью со своими номером войсковой части, гербовой печатью и другими атрибутами части. Позднее базовые тральщики, даже пр.1265, получали номер войсковой части соединения с соответствующей буквенной литерой, а печать и другие атрибуты были только в соединении.
Корабль стоял у пирса без выходов в море, так как имел по 1 часу моторесурса на главных дизелях (это было теоретически, что было на самом деле - неизвестно) и в строю 1 дизель-генератор из 2-х, но числился кораблем постоянной готовности для поддержания необходимого процента боеготовых кораблей в базе. Фактически я стал командиром корабля-инвалида, на котором нельзя было выполнять никаких задач в море. Продлять моторесурс ГД начальство не решалось, так как уже имело печальный опыт: на втором таком же корабле после продления моторесурса у ГД вылетел поршень, пробил две палубы и улетел, слава богу, никого не задел.
На борту корабля находилось 2 искателя мин: ИУ-1 и ИТ-3. Второй БТ-246 стоял во Владивостоке в заводе в ремонте. В целом обстановка на корабле была нормальная, в чем основная заслуга была Юры Колышкина, который вкладывал в корабль много энергии. Он был тогда холостым, почти все время проводил на корабле, только после получки брал дня 3-4 отгула, уезжал во Владивосток, отдыхал, а потом опять зависал на корабле. Механик Леша Богачев был хорошим специалистом, служил по принципу: "три года я должен отдать военной службе, вот и отдаю". Гораздо меньше было отдачи от Славы Степанова, у него все катилось как бы само собой, его главной задачей было, чтобы жена не узнала, что он разжалован, и ему это удавалось, так как она жила в Промысловке (будущий Тихоокеанск, он же "Техас"), а он ездил домой только по гражданке, что у нас было не очень принято.
Скоро на флоте начались какие-то учения, один из катеров дивизиона участвовал в учениях как корабль связи, и комдив посадил меня на него дублером командира. За трое суток пребывания на катере и беготни по морям я понял все прелести этой службы: отдохнуть в каюте было невозможно, так как за тоненькой переборкой ревели четыре главных дизеля; оправляться приходилось даже на ходу с кормы, держась за флагшток, ведь хотя на катере и был маленький гальюн, но он обычно использовался под кладовку, чтобы не отравлять атмосферу на катере. Единственной положительной особенностью службы на катерах являлся дополнительный паек, который выдавался всем членам экипажа через 3 часа после выхода в море и потом каждые 24 часа и состоял из пачки галет, 3-х маленьких баночек консервов: тушеное мясо, сыр и сгущенка, и большой 200-граммовой плитки шоколада, обычно "Аленки". Этот паек выдавался сверх нормального 4-х разового корабельного питания, приготовить которое на катере возможность была. Паек очень подходил в качестве хорошей закуски при необходимости, при этом шоколад я лично всегда собирал, чтобы потом отвезти его сыну: семья у меня оставалась на острове Русском, и мне ее очень не хватало.
Однажды даже жена с сыном с разрешения комдива приезжала ко мне дня на 4 и жила у меня на корабле в свободной каюте помощника, который в это время был откомандирован на о.Русский для руководства подготовкой к продаже за границу катерных тральщиков. Мы гуляли вечерами по поселку, жена знакомилась с новым местом предстоящей жизни, сын общался с моряками, и ему это очень нравилось. У меня на корабле был боцманом "старшина 2 статьи" срочной службы Альбрехт - грузин по национальности, который к тому же хорошо готовил, так вот он эти дни готовил для моих всякие вкусности и часто играл с сыном и занимал его. Это посещение семьи меня как-то развеяло, так как домой меня комдив отпускал очень редко.
Как я упоминал, мой помощник Юра Колышкин через некоторое время после моего прибытия на корабль был откомандирован на длительный срок, за него оставался Слава Степанов, который большой помощи (кроме выпивки) оказать мне не мог, но служить надо было продолжать. Правда скоро ко мне на корабль прибыли два офицера новостроящегося тральщика пр.257ДМ: командир капитан-лейтенант Копалин Геннадий и его механик (фамилии не помню). Копалин имел в п.Разбойник квартиру (он раньше здесь уже служил), но его жена жила во Владивостоке, и мы иногда отдыхали на его квартире здесь.
Ближе к осени в период очередного большого учения на флоте меня с одним часом официального остатка моторесурса на главных дизелях и с одним дизель-генератором поставили на брандвахту в восточном проходе залива Стрелок напротив бухты Павловского, причем время работы главных дизелей на переход в точку записывать в вахтенный журнал учета времени их работы запретили. Во время этой стоянки у меня "полетел" единственный дизель-генератор, и корабль полностью обесточился: ни связи, ни света, ни камбуза, вышедшей из строя детали в ЗИПе не оказалось. Попытки связаться с ближайшим постом связи в б.Павловского, где базировалась флотилия АПЛ, флажным семафором ни к чему не привели. Я спустил шлюпку и на ней пошел к берегу в бухту. Там меня уже поджидал патруль по борьбе с ПДСС, который и отвел меня к оперативному дежурному флотилии, где наконец-то установили мою личность и дали возможность связаться с командиром дивизиона. Он пообещал в ближайшее время подкинуть мне нужную запчасть, и я вернулся на корабль. Ужинали сухим пайком, но скоро подскочил наш сторожевой катер под командованием Красарма Иванова, запчасть привезли, и пока механики вводили в строй ДГ, с катера бросили к нам в кубрик личного состава кабель с питанием на телевизор, и мы смотрели очередную серию шедшего тогда сериала "Три танкиста и собака". ДГ ввели в строй, и остаток брандвахты прошел спокойно.
Осенью на пирс к борту корабля привезли 2 новых главных дизеля М875ФТК, и комдив вместе с замполитом уговорили меня с механиком взять социалистическое обязательство заменить старые дизеля на корабле на новые силами личного состава без постановки в завод. Мы на уговоры поддались и сделали это. Для этого пришлось вскрыть специальные большие люки в верхней палубе в коридоре и на рострах по центру корабля (люки крепились на большое количество гаек), сдернуть дизеля с насиженных мест, переместить их к центру, аккуратно поднять и вытащить, потом в обратном порядке загрузить новые дизеля. Операция была проведена успешно, нас поздравляли с успешным выполнением обязательства, оставалось только произвести центровку дизелей и можно давать ход. Но с центровкой оказались сплошные проблемы, ведь дизеля стояли на пневматических амортизаторах, и ни мой, ни дивизионный механики, ни представители техотдела тыла ВМБС не знали, как подойти к этой проблеме. Так что корабль оказался вообще выведенным из строя, хорошо хоть с нас не сняли морские.
![[]](/img/b/bandurin_e_n/kniga2/5.b.chazhma1.jpg)
Я, Гена Копалин и его механик на полубаке моего корабля на брандвахте.
![[]](/img/b/bandurin_e_n/kniga2/5.b.chazhma2.jpg)
Таких камбалешек мы набрали на брандвахте у рыбаков два целых лагуна.
В результате всю зиму и весну мы простояли у стенки, я почти все время находился на корабле, очень скучал по семье, только иногда ходил вечерами домой к Гене Копалину, где мы коротали время за бутылкой вина у телевизора. Спиртное нам в Разбойнике достать было не проблема, хотя в пределах залива Стрелок и существовал сухой закон, но у нас под боком был остров Путятина и поселок Темп на материке (перевалочная база острова), а в них этого добра было хоть залейся. За зиму мои отношения с комдивом в некотором роде испортились, складывалось впечатление, что моим кораблем командование дивизиона заниматься не хотело, хотя он был единственным на плаву, остальные катера стояли на берегу. Но командование занималось, в основном, бербазой, личный состав которой вообще-то приносил достаточно много хлопот, в чем и я убеждался, дежуря по дивизиону. В целом, я потихоньку варился в собственном соку, корабль в феврале успешно сдал задачу К-1, и мы стали готовиться к постановке в завод.
Весной, наконец-то, мне дали 2-х комнатную квартиру в поселке Разбойник на 4-м этаже хрущевки, по сравнению с "домом-хохотуном" на о. Русском это был почти рай: две комнаты, кухня где-то порядка 6 кв.м, совмещенные ванна и туалет, для нагрева воды на кухне стоял титан, топившийся дровами. Я сделал там косметический ремонт, поехал за семьей, а за вещами во Владивосток приехал один из мичманов дивизиона на машине. На острове мы с женой собрали вещи, перевезли их на катер, катером во Владивосток, а там уже на нашу машину. Мы с женой и сыном поехали в Разбойник на автобусе с вокзала Владивостока до Промысловки (позднее Тихоокеанск или в просторечии Техас), оттуда на автобусе Промысловка - Темп до Разбойника. Вечером пришла машина с вещами, и мы обосновались на новом месте: жена была довольна новыми условиями жизни, а мне это только помогало в службе.
Где-то в конце мая корабль отбуксировали во Владивосток к стенке судоремонтного завода в б.Диомид, где мы простояли порядка 1,5 - 2-х месяцев. За это время кораблю ввели в строй главные двигатели и оба дизель-генератора, сделали другой мелкий ремонт, провели плановое докование, восстановили нарушенную электроизоляцию корпуса и корабельных систем. При доковании производили сушку корпуса, для чего нижнюю его часть огородили деревянной выгородкой, в которой установили несколько воздухонагревательных пушек. Самое интересное то, что после сушки выгородку разобрали, а получившаяся куча досок оказалась никому не нужна, доски были уже списаны, поэтому я дал команду все их затащить на корабль в погреб шнуровых зарядов по левому борту надстройки. Погреб забили под завязку, и мне этих досок хватило дома в качестве дров для титана до следующего лета, еще и с комдивом поделился.
Кстати, при стоянке в заводе я в городе встретился с Колей Ковальчуком, который тогда был дивизионным минером торпедных катеров в 165 бррка в б.Улисс г.Владивостока. Мы с ним встречались несколько раз, он был у меня на корабле в заводе.
В конце июля я вернулся в Чажму уже полностью в строю, сдал задачу К-2, ну а К-3 выполнять было не с кем. В начале августа я участвовал в совместном учении с пограничниками в районе порта Находка по поимке нарушителей морской границы, мне даже подсунули персонального нарушителя, которого я благополучно задержал по наведению пограничников. Но в остальном я продолжал вариться в собственном соку, штаб дивизиона мной по-прежнему почти не занимался, о чем говорит следующий пример.
Рядом со мной в Чажме стоял торпедолов, по-моему, 47 бковр, команда на нем была где-то порядка 6 человек и командир мичман. В один из вечеров мичман ушел домой, а матросы где-то в ЗИПе нашли банку с антифризом и выпили ее как спиртное. 4 или 5 человек умерли сразу, оставшиеся потом в госпитале в Тихоокеанске. История получила сразу огласку до самого верха флота, и на торпедолов приехал аж сам командующий флотом адмирал Н.Н.Амелько. Он провел разбор происшествия, сходил лично на торпедолов, а заодно вдруг решил заглянуть и ко мне. Я представился, он спросил, есть ли у меня на корабле опасные для здоровья личного состава вещества. Я ответил, что нет, но начальник Техупра вдруг сказал, что есть две фреоновые установки для тушения пожара в машинном отделении. Я, конечно, знал о наличии этих установок, но не предполагал даже, что они относятся к ядовитым. Оказывается, совсем недавно был циркуляр по флоту, в котором эти установки были отнесены к ядовитым и на них должен быть нанесен "череп с костями". Я таких документов не получал, а штаб дивизиона их до меня не довел, дивизионный механик исполнение их на единственном корабле дивизиона не проконтролировал. Но Н.Н.Амелько, будучи не в самом лучшем настроении, тут же объявил мне "НСС", командование дивизиона сразу перевело все стрелки на меня, замполит организовал партсобрание, на котором мне впаяли "строгача с занесением", который и утвердила парткомиссия ВМБС.
При возвращении с завода жена мне рассказала, что в поселок прибыл на службу Коля Ковальчук и получил квартиру прямо под нами. Мы позвали его к себе, и тут я узнал, что он назначен начальником торпедного цеха на склад оружия, который располагался здесь же в Чажме на берегу. Этот цех был абсолютно новым, построен он был на северном берегу входа в б,Чажма на месте футбольного поля прямо напротив нового завода по ремонту атомных подводных лодок, он был полукруглым, собран из железобетонных конструкций и засыпан землей. Мы хорошо посидели у меня дома, и впоследствии периодически, когда я приходил домой, а жена готовила что-нибудь вкусненькое, я стучал в пол ногой или шваброй, и Коля быстро приходил с бутылочкой в руках (этого добра у него в цеху было навалом), и мы неплохо проводили вечер. Возвратившись в этом же году из очередного отпуска, Коля привез и подарил моему сыну Виктору большой черный автомат с электрическим приводом, который трещал при нажатом спусковом крючке, ствол его дергался, как при выстреле, а на конце ствола загоралась красная лампочка. Сын, да и мы были очень довольны.
Так и шло время, я, в основном, стоял у пирса, дежурил по дивизиону, изредка бывал дома, так как на корабле нас - офицеров было всего двое, в общем, сплошная рутина.
В это же время у меня произошел очередной конфликт с командиром дивизиона капитаном 3 ранга Генкеном. Здесь он придрался ко мне за нецелевое расходование спирта. Дело в том, что мне на корабль было положено на технические нужды порядка 3-х кг спирта в месяц, получить его на складе бербазы можно было только с резолюцией лично комдива. Я получал его раз пять, но при этом всегда составлял раздаточные ведомости на этот спирт под роспись старшин корабля, хотя, конечно, больше он расходовался, сами знаете куда. Я пошел на склад и обнаружил, что несколько раз спирт получался по накладным с поддельной моей подписью. Я все это переписал и пошел к комдиву с раздаточными ведомостями на спирт, полученный мною, и с перечнем поддельных накладных, на которых тоже стояла виза комдива. Комдив поник головой, обещал разобраться, но что-то в душе затаил.
Где-то в сентябре проходили большие флотские учения, все корабли ВМБС выгнали в море, а меня поставили на брандвахту на восточном входе в залив Стрелок. Где-то через неделю на корабле заканчивалась вода, и я в полночь получил разрешение подойти к хозяйственному пирсу б.Абрек для заправки водой. Был сильный ветер направлением прямо на угол пирса и нагонял приличную волну на пирс, которая разбивалась об угол пирса и уходила по его обе стороны. Принимать швартовы у меня вышел один гражданский матрос - вахтенный со стоящего кормой к пирсу водолея. Корабль у меня был полупустой, легкий как скорлупка, швартовы тогда были еще стальные и тяжелые. Я несколько раз подходил к свободному торцу пирса почти вплотную, подавал бросательный прямо в руки принимающему, но пока он вытаскивал швартов, пока тащил его до кнехта на пирсе, волна быстро относила корабль в сторону, и приходилось ему бросать швартов, который по длине уже кончался. Так я пытался ошвартоваться раз пять, подрабатывал и машинами враздрай, и рулями и машинами пытался подбросить корму ближе к кнехту, но волна все равно относила корабль быстрее. Тогда я решил подойти к пирсу между берегом и водолеем, надеясь, что водолей прикроет меня своим большим корпусом. Сначала вроде все пошло нормально: я отдал якорь, хорошо шел задним ходом вдоль борта водолея под его прикрытием, но у самого пирса из-под кормы водолея шла такая же волна, матрос также возился с моим швартовым, но теперь волна несла меня к берегу. Я скомандовал сбросить швартов в воду и начал выбирать якорь, а он пополз, и меня так нежненько волна вынесла на отмель берега. Все эти мои манипуляции наблюдал из своей будки в начале пирса дежурный диспетчер вспомогательного флота. Увидев, как меня вынесло на берег, диспетчер срочно выслал ко мне дежурный рейдовый буксир, который стоял в полной готовности с другой стороны пирса. Буксир быстренько подскочил к моему левому борту, сдернул меня с отмели и вывел на чистую воду на середину бухты Абрек, где я встал на якорь. Мы осмотрели все отсеки, течи нигде не было, только шахта ПОУ ГАСМ была заполнена водой до уровня воды за бортом, но это было безопасно для корабля.
Очень быстро на корабль прибыла группа офицеров штаба ВМБС во главе с заместителем начштаба капитаном 1 ранга Якимчиком, они быстро осмотрели корабль, убедились в его безопасности, вроде бы не усмотрели в моих действиях преступных действий и убыли с корабля, приказав диспетчеру отбуксировать меня в б.Чажма. Меньше чем через месяц меня опять отбуксировали в г.Владивосток на завод в б.Диомид, где подняли в док. Там мы увидели, что у корабля местами повреждена обклейка корпуса стеклопластиком, пробит пластмассовый обтекатель ГАСМ и погнуты винты. Обтекатель и винты быстро заменили, где-то более месяца заняла сушка корпуса и подклейка поврежденных мест стеклопластиком.
В конце ноября месяца я вернулся к месту базирования в б.Чажма. Конечно, такое происшествие безнаказанным быть не должно, и мне было приказано сдать дела болтающемуся без дела капитан-лейтенанту Г.Копалину. Я сдал ему дела и обязанности, а на некоторые его имущественные претензии отослал его к помощнику командира, который отвечал за имущество корабля, и хотя был откомандирован, но от должности освобожден не был. Сам я где-то в середине декабря убыл в отпуск без выезда для экономии проездных документов на жену на следующий год и в ожидании своего назначения. За это происшествие я также схлопотал очередной НСС и партийного "строгача с занесением в учетную карточку" (ничто не должно оставаться безнаказанным).
![[]](/img/b/bandurin_e_n/kniga2/6.wp.razbojnik2.jpg)
Зимой на прогулке встретили на территории дивизиона Вадима Харченко, я сфотографировал его с моими.
Перед самым Новым 1969 годом я узнал, что меня как бы переводом назначили на равнозначную должность командира минной группы 2684 склада минно-торпедного и противоминного оружия. Вот так мы с Колей Ковальчуком оказались в одной части.
12. 2684 склад минно-торпедного и противоминного оружия
2684 склад минно-торпедного и противоминного оружия (войсковая часть 20908) подчинялся Минно-торпедному отделению Тыла ВМБС и занимался минно-торпедным обеспечением кораблей ВМБС и других соединений, базирующихся в заливе Стрелок. Начальником отделения в то время был капитан 2 ранга Лацинников Иван Степанович, его заместителем - капитан 2 ранга Альберт Зубарев, и был там еще офицер капитан 3 ранга Евгений Хорошун.
Располагался склад в двух местах: в б.Чажма и на острове Путятина.
В б.Чажма вдоль причала 81 однпло и пмо было несколько цехов хранения и приготовления торпед, довольно примитивных шлакоблочных одноэтажных зданий барачного типа. Во второй половине 1967 года на берегу входа в бухту на месте футбольного поля, на которое иногда приходили с другого берега играть и экипажи ремонтирующихся атомных подводных лодок на судоремонтном заводе, начали строить новый железобетонный цех приготовления торпед. Построили его менее чем за год, засыпали землей, получилось почти подземное помещение, начальником его и был Коля Ковальчук. Рядом с поселком Разбойник на его пляже находилась площадка хранения и сборки боно-сетевых заграждений, которыми перекрывался восточный вход в залив Стрелок. На территории 81 однпло и пмо располагалось помещение казармы склада, в котором жил личный состав торпедной команды и боно-сетевой партии, а также располагалось управление складом.
На о.Путятина на берегу бухты Широкой располагалась большая техническая территория, на которой хранилось большое количество мин, тралов, в основном, контактных, шнуровых зарядов и глубинных бомб, обслуживал все это личный состав минной группы и отдельный взвод местной обороны, то есть караульный взвод, с соответствующим управленческим аппаратом.
Начальником склада был капитан 2 ранга Андрулайтис Александр Казимирович, который почему-то жил на острове и, в основном, командовал островными делами, а в Чажме жил и руководил всеми делами этой части склада его заместитель главный инженер склада майор Тучемский Борис Васильевич. Замполитом начальника склада был капитан 3 ранга Щеповских Евгений Петрович, который также жил на острове.
Остров расположен на расстоянии 50 км к юго-востоку от города Владивосток, в заливе Стрелок. Минимальное расстояние между островом от мыса Старцева до материка (мыс Стрелок) составляет около 1,5 км. Территория острова вытянута с севера на юг на 14 км при максимальной ширине 5 км и минимальной 1 км. Остров горист, самая высокая возвышенность - гора Старцева, достаточно крутая, находится в северной части острова, ее высота 354 метра. Берега острова изрезаны, возвышенности пересекают долины и овраги. Берега острова окаймлены рифами. Площадь острова 27,9 км' или 2790 га.
В середине острова в западной его части находилось довольно приличное озеро Гусиное, которое было мелководно, но его главной достопримечательностью были растущие на нем лотосы, а также водяной орех - чилим. Лотосы там росли почти на всей территории озера и цвели где-то в августе - сентябре большими розовыми цветками. Вообще-то чилимами в Приморье принято называть креветок, но чилим как водяной орех я узнал там впервые, он оказался очень вкусным. Озеро считалось заповедным, и рвать что-либо в нем запрещалось, но народ и, в частности, наши матросы и солдаты ухитрялись это делать.
Карта расположения острова Путятина в заливе Стрелок.
![[]](/img/b/bandurin_e_n/kniga2/ostrowputjatin.primorskijkraj.jpg)
Озеро Гусиное и лотосы на нем.
Население острова в то время было порядка 1,5 тысяч человек, оно было, в основном, сосредоточено в посёлке с одноимённым острову названием по берегу бухты Назимова на западном берегу. В поселке располагалось два предприятия: рыбокомбинат и зверосовхоз. Рыбокомбинат имел несколько малых рыболовных сейнеров (МРС), которые ловили в прибрежных водах, в основном, минтая, которого перерабатывали в муку (тук), она являлась очень хорошим удобрением. Ещё комбинат вырабатывал рыбный фарш, который шел на корм норкам, и имел небольшой цех, в котором выпускались консервы в масле из побочной при ловле рыбы, например, "камбала в масле". Зверосовхоз занимался разведением норок для получения пушнины и пятнистых оленей для получения пантов. Рыбокомбинат имел пассажирский катер и десантную баржу, зверосовхоз - только десантную баржу для перевозки людей, автомашин и грузов на остров с поселка Темп, в котором были их склады.
Кроме этого поселка был поселок в бухте Широкой на восточном берегу острова, в котором жили военнослужащие нашего и соседнего топливного складов. На топливном складе было 2 офицера (начальник и начальник хранения), человек 6 сверхсрочников и пожарная команда порядка 12 человек. Склад обеспечивал топливом, в основном мазутом, паросиловые корабли классом до эсминца, также имел небольшие запасы солярки и бензина А-66 для внутренних нужд своих и наших.
На самой южной точке острова располагался небольшой пост наблюдения и связи ВМФ, где было порядка 15-20 человек личного состава и один офицер.
Где-то в середине января 1969 года я вышел из отпуска, представился новому командованию майору Б.В.Тучемскому, и он повез меня на остров Путятина. Сначала на машине мы доехали до поселка Темп, оттуда на пассажирском катере ПСК путятинского рыбокомбината пошли на остров. Обычно катер шел прямо в бухту Назимова к причалу рыбокомбината, но в данный момент в ней оказалась тяжелая ледовая обстановка, и мои новые начальники дали "добро" катеру швартоваться в б.Широкой, то есть нас доставили прямо к пирсу нашей части. Здесь я представился начальнику склада А.К.Андрулайтису и его замполиту, а меня познакомили с и.о. командира минной группы мичманом (сверхсрочником) Чиркуновым Александром. Потом стали решать вопрос с моим жильем. Оказалось, что свободных квартир сейчас в части нет, но в ближайшее время мичман А.Чиркунов собирался увольняться, и мне отойдет его квартира. А.К.Андрулайтис по-холостяцки (его жена жила отдельно во Владивостоке) жил вместе с мичманом Мартюшевым, и он предложил мне подселиться к ним, но я почему-то отказался быть третьим, а предпочел быть поближе к личному составу. Мне была предложена старшинская комната в казарме, на что я и согласился, тем более там не надо было топить печку.
Склад на острове Путятина представлял себе довольно значительную территорию на берегу бухты Широкая на восточной части острова, уходящую вглубь острова километра на полтора, обнесенную двумя рядами колючей проволоки. У склада имелся хороший бетонный пирс, позволявший швартоваться кораблям водоизмещением до эсминца, от него на территорию склада была проложена минная дорожка для транспортировки мин по ней. На конце пирса стоял электрический подъемный кран, но он был давно сломан и стоял больше "для мебели". В ста метрах от пирса начиналась техническая территория, у входа на нее стоял КПП (примитивная деревянная будка с топчаном), где несли вахту матросы минной группы по одному в 2 смены. Сразу за воротами стоял цех по осмотру оружия, представляющий собой одноэтажное здание площадью порядка 100-120 кв.м, в котором было три небольших помещения по осмотру глубинных бомб, первичных и вторичных детонаторов или минных батарей, кабинет начальника цеха. На технической территории вдоль берега стояло 3-4 деревянных сарая, построенных еще пленными японцами в конце 40-х годов, в которых хранились минная аппаратура, подрывные патроны. Еще несколько подобных сараев стояло и внутри территории среди деревьев, было там и еще два больших крытых высоких хранилища из армированного железа (их называли, почему-то, американскими). В одном хранилище находилось порядка 250 мин АГСБ в степени готовности СГ-2, в другом минная аппаратура и небольшое количество оставшихся с прежних времен торпедных контейнеров. Первичные и вторичные детонаторы хранились в торпедных контейнерах, зарытых в землю. В основном же, мины, тралы, глубинные бомбы, шнуровые заряды хранились на открытых площадках на деревянных поленьях. Почва на территории была довольно болотистая, и многие поленья утонули в грунте, так что многие мины стояли, практически, на земле. Как раз перед моим прибытием на склад завезли 300 мин УКСМ, так их еле разместили не территории, а часть их оставили на минных рельсах почти до самых ворот.
На юге рядом с технической территорией сразу за колючей проволокой на берегу находился собачник, в котором содержалось порядка пятнадцати сторожевых собак, в основном, восточноевропейских и кавказских овчарок, которые охраняли большую часть ограждения технической территории. Ухаживали за ними солдаты отделения собаководов, входящего в состав караульного взвода.
От КПП вела дорожка вверх, где метрах в 150 разместилась казарма личного состава, представляющая собой помещение барачного типа из деревянных панелей (деревянные доски, между ними заполнитель типа шлака). В казарме жили личный состав караульного взвода в количестве 80 солдат и минной группы - 40 матросов в левой и правой части казармы соответственно. У каждого подразделения были свои спальные помещения, ленинские комнаты, старшинские комнаты, умывальники, одна общая комната для сушки обмундирования и общая оружейная комната. Весь личный состав был вооружен карабинами СКС. Солдаты спали на 2-хярусных койках, матросам хватало места на 1-оярусные койки. Отапливалась казарма централизованно из маленькой котельной в этом же здании с его тыльной стороны, в которой стоял маленький котелок, в котором уголь не горел, поэтому в нем жгли солярку довольно хитрым способом, придуманным нашими изобретательными матросами. Кочегарил в казарме один постоянный матрос из минной группы. Туалет личного состава находился рядом за казармой, он был типа "сортир" на десяток мест, и стоял на краю обрыва, так что чистить его не надо было: все летело куда-то вниз.
Недалеко метрах в 20 от казармы располагался гараж, представляющий собой навес для 4-х машин и пристроенный к нему небольшой закрытый бокс, собранный из непонятно чего, но вмещающий одну машину, в нем была печка и еще немного свободного места. Всего на острове в части было 5 автомашин, довольно уже старых: КрАЗ-торпедовоз, ЗИЛ-164, ЗИЛ-157, 6-титонный автокран на базе автомобиля МАЗ, и ГАЗ-63 - водовозка. В боксе обычно в холодное время стояла водовозка, которая всегда использовалась как дежурная машина. Рядом с гаражом стоял без хода большой трактор-бульдозер, до ремонта которого у всех все не доходили руки. Водителями обычно были матросы из минной группы.
Сзади гаража метрах в 10 на пригорке стоял небольшой сарайчик - склад противохимического снаряжения, в котором хранились химкомплекты и приборы радиационного и химического контроля. Под этим сараем была вырыта большая яма, которая гордо именовалась бомбоубежищем минной группы.
Напротив гаража была большая ровная площадка, которая использовалась для построения личного состава, а в нерабочее время как футбольное поле, для чего по ее краям стояли ворота.
На другой стороне поля метров на 5 повыше стоял штаб части. Это было такое же, как и казарма, здание, в котором в левой половине находился клуб, а в правой половине - управление части: кабинет начальника, замполита, комната дежурного по части и еще пара комнат для машинистки и работы содержателей, хранения документации. Помещения отапливались печками, которые топились ответственными лицами. Дежурными по части стояли офицеры и сверхсрочники-мичманы, у дежурного стоял сейф с пистолетами офицеров и сверхсрочников, и была единственная связь части с материком по оперативной системе связи через узел связи ВМБС "Спартак", наш позывной был "Путятин".
Клуб представлял собой большую комнату площадью 80-90 кв.метров, половина его была заставлена стульями и лавками для зрителей, был большой киноэкран и кинобудка. Другая половина предназначалась для танцев. Главной достопримечательностью клуба было то, что в кинобудке стояло два широкоформатных кинопроектора, что позволяло смотреть и широкоформатные кинофильмы без перерывов на смену пленки. Как удалось замполиту достать эту аппаратуру, не знаю, но просмотр кино был достаточно комфортным. Официальное увольнение личного состава из части на острове было запрещено, так как где-то в конце 1950-х - начале 1960-х годов произошла грандиозная драка между поселковыми и военнослужащими со смертельными случаями, что и послужило причиной этого запрета. Поэтому в часть на просмотр кино и на танцы под магнитофон с усилителем приглашались девчата из гражданских поселков острова. Девчат приходило достаточно много, ведь кино и танцы у нас были бесплатными, а нашему личному составу эти мероприятия были хорошим развлечением. Иногда эти встречи перерастали в серьезные отношения, и за мою службу на острове было несколько свадеб моряков и солдат с местными девчатами.
Чуть выше за штабом находилось прочное шлакозаливное помещение площадью порядка 150 кв.м, разделенное пополам: слева в нем был вещевой склад с запасами обмундирования личного и офицерско-мичманского состава, справа - продовольственный склад с запасами продовольствия, в том числе легкопортящегося, для хранения которого имелось порядка трех больших магазинных холодильников. На довольствии в части кроме своего личного состава стоял еще весь личный состав соседнего топливного склада и поста НИС с южной оконечности острова. С поста обычно раз в неделю приходил матрос с лошадью, получал продовольствие на неделю, навъючивал все на лошадь и увозил его на пост.
Между этим складом и штабом был еще маленький деревянный сарайчик-склад шхиперского имущества. Отвечал за него начальник цеха, так как в нем хранились материалы для обеспечения работы цеха по осмотру оружия: краска, растворители, ветошь и др.
Слева от штаба на значительном расстоянии метров в 200 ниже и ближе к технической территории находилось еще два помещения: электростанция и баня.
Электростанция представляла собой также здание типа "сарай" с отдельной комнаткой для дежурного электрика. В ней стояло три дизель-генератора: один 7Д6 мощностью 50 КВт, один типа 4Ч мощностью 20 КВт и один с тракторным двигателем мощностью 20 КВт. Топливо для дизелей находилось в цистерне емкостью где-то тонн пять рядом с электростанцией на возвышении, так что поступало самотеком, а вода рядом с дизелями в баках. Электричеством мы обеспечивали все помещения части и жилого сектора, а также соседний топливный склад, но здесь был большой нюанс.... Электричество включалось с 6 до 9 часов утром, с 12 до 14 часов в обед и с 18 до 23 часов вечером, в остальное время света в части не было. Обслуживали электростанцию внештатные электрики в количестве 2-х человек из минной группы.
Баня представляла собой саманное помещение типа "сарай" с четверкой окон, в котором размещались раздевалка, моечная, небольшая парная и котельная. Горячая и холодная вода в моечной находилась в 2-х больших торпедных контейнерах, воду или завозили водовозкой, или, что было значительно чаще, закачивали электронасосом из находящегося рядом небольшого естественного пруда. Грелась вода паром, который вырабатывался в маленьком котелке, топившимся дровами или минными батареями, в основном, элементами ЭРМ, которые в большом количестве выбраковывал цех, как из-за истекших сроков хранения, так и из-за механических повреждений, горели в топке они замечательно. Выработанного пара хватало и на нагрев воды, и на парную, правда пар в парной был влажный, но за неимением лучшего и это было хорошо. Банных дней в части было два: пятница и суббота, так как вместе с помывкой личного состава проводилась стирка постельного белья и обмундирования. В пятницу был банный день у караульного взвода, в субботу мылись матросы минной группы и гражданские, после них - женщины поселка части.
Правее штаба через дорогу метрах в 30 среди деревьев находился свинарник: небольшой сарай с загонами и с огороженной территорией, в котором на откорме находилось порядка двух десятков свиней и молодых, и старых во главе со здоровым хряком. За ними ухаживал солдат караульного взвода, кормил он их отходами с камбуза, которых было прилично, но все-таки, в основном, свиньи питались подножным кормом, бродили по всей территории части и поселка, подбирали все, что можно. При моем прибытии в часть за свиньями ухаживал интересный солдатик: до армии он родился и рос в Китае рядом с нашей границей, национальность у него была какая-то типа уйгур, эта национальность большей частью жила у нас в России. В 1968 году китайцы выгнали всех их в Россию, они были абсолютно неграмотны, но у нас его сразу забрали в армию: возраст подошел. Ничего не оставалось, как поставить его свинарем, не в караул же его ставить, но все-таки за два года его научили немного читать и писать, он потом все заборы в части исписал краской и мелом и хорошими словами, и не очень.
Выше штаба в метрах 50 находилось помещение столовой личного состава. Это было довольно большое одноэтажное деревянное строение, разделенное капитальной перегородкой на две части: с торца здания был вход в небольшой магазин Военторга, а сбоку - вход в столовую и камбуз. В столовой был довольно большой обеденный зал примерно на 80 посадочных мест (по 10 человек за столами), которого вполне хватало для всего свободного от вахты и караула личного состава, соседняя пожарная команда и вахта питались во вторую очередь. Тут же была небольшая комнатка с одним 4-хместным столом, гордо именуемая "кают-кампанией" для питания офицеров-холостяков, к которым на момент моего прибытия числились начальник, замполит, мичман Мартюшев, к ним присоединился и я. Была и маленькая выгородка - хлеборезка, в которой хозяйничал матрос минной группы - нештатный помощник начальника продовольственного обеспечения. Хлеб для личного состава и магазина мы ежедневно получали на хлебопекарне рыбокомбината, о чем была давнишняя договоренность с ними тыла ВМБС, который и оплачивал этот хлеб, кстати, очень вкусный и мягкий, особенно белый. Правда, иногда женщины на хлебопекарне уходили в "запой", и тогда день-два приходилось грызть сухари, но это было нечасто. Из столовой был проход на камбуз, где находилось четыре вмазанных в печку котла для варки пищи, плита для жарки, разделочные столы и прочее положенное оборудование. Ситуация осложнялась тем, что солдаты караульного взвода и пожарной команды, служившие 2 года, питались по солдатскому пайку, а матросы минной группы, служившие 3 года, питались по матросскому пайку. Это усложняло приготовление пищи, однако начальник продовольственного обеспечения старался так составить меню, чтобы свести к минимуму количество приготавливаемых блюд. Печка камбуза топилась снаружи также, в основном, постоянными внештатными кочегарами.
Левее столовой на одном с ней уровне метрах в 100 находилось овощехранилище, большая часть которого была врезана в сопку, обшита деревом, вход в него вел через небольшую деревянную пристройку, являющуюся и хранилищем, и рабочей комнатой начальника продовольственного обеспечения. В овощехранилище нормально сохранялись запасы свежих и консервированных овощей практически от осени до осени.
Еще выше столовой и магазина метрах в 50 стояли дома жилого поселка части. 4 жилых дома стояли в одну линию параллельно расположенным ниже зданиям склада. Дома были построены из шлаковых блоков, крыты шифером, и каждый вдоль и поперек были разделены пополам на 4 квартиры, то есть всего было 16 квартир. Каждая квартира состояла из кухни и комнаты, в которых было по одному нормальному окну. В кухне была сделана печка с плитой, труба от которой была устроена расширенной по стене между кухней и комнатой, таким образом нормально обогревалась вся квартира. Входы в квартиры были с торцов домов по два входа с каждого торца, у всех перед ними были приделаны небольшие деревянные прихожие или веранды. Только одна квартира моего старшины минной группы мичмана А.Чиркунова была с еще одной комнатой, которая была присоединена от соседней справа, таким образом, та оставалась из одной кухни, поэтому она практически всегда пустовала, но обычно летом в ней селили прикомандированных рабочих.
Ну и левее жилого городка через небольшую сопку метрах в 200 рядом с ограждением технической территории с западной стороны находилось караульное помещение, оборудованное в полном соответствии с Уставом караульной и гарнизонной службы ВС СССР. Караул несли солдаты караульного взвода в составе начальника, разводящего и 3-х круглосуточных постов. Постами охранялись западная, южная и восточная части (вдоль берега бухты Широкой) технической территории, часовые ходили между рядами проволочного заграждения, там же были вышки с будками для укрытия от непогоды и окопы для укрытия при нападении на пост. Северная часть технической территории и хранилища первичных детонаторов охранялись собаками, которые могли передвигаться по специально натянутым тросам вдоль всей линии охраны.
И еще на острове стояло две 37-мм зенитных артиллерийских установки 70-К, которые были установлены по урокам вьетнамской войны, где зенитные ракеты были малоэффективны против низколетящих воздушных целей. Наши пушки должны были своим огнем поднять самолеты выше для дальнейшей работы по ним ракетами. Установлены они были на вершинах сопок одна рядом с казармой, вторая - рядом с караульным помещением. Расчеты пушек комплектовались опять внештатно солдатами караульного взвода.
Для связи с материком имелось два катера: один старый-старый маленький торпедолов водоизмещением порядка 10 тонн и самоходный минный плотик СМП-5 пр.355 водоизмещением 60 тонн. Обслуживали эти катера по два нештатных матроса (старшина катера и моторист) из минной группы, мне приходилось контролировать их подготовку и содержание катеров. Движением катеров по акватории залива Стрелок руководил ПРС, который входил в состав 81 одн пло и пмо, в котором до этого я командовал бтщ. Оказалось, что скоро после моего ухода на Путятин мой бывший командир БЧ-2-4-Р Слава Степанов был назначен командиром этого ПРС. Это в дальнейшем здорово мне помогло, когда рейд закрывали по пустякам, а мне нужно было срочно куда-нибудь идти, например, в Разбойник, Слава лично давал мне "добро" на переход "осторожненько вдоль берега". Также частенько он выручал меня для переходов своими катерами, которых у него было два, и они пользовались правом "дежурных по рейду".
Описываю все это так подробно потому, что в скором времени мне пришлось самому заниматься всем этим хозяйством, а оно было и так непростым, да еще на острове.
Коротко об управленческом аппарате склада на острове:
начальника и его замполита я уже упоминал;
начальник хранения старший лейтенант Довыдов Василий;
начальник цеха капитан технической службы Степанов Федор;
командир караульного взвода старший лейтенант Зубков;
старшина минной группы мичман Чиркунов Александр;
начальник продовольственного обеспечения мичман Ермаков Александр;
начальник вещевого обеспечения мичман Андреев Федор;
начальник технического обеспечения мичман Мартюшев Павел Митрофанович;
из содержателей хранимого оружия помню мичмана Воробинского Александра, мичмана Козинкина, мичмана Гербста, мичмана Осипова Ивана. Было еще несколько содержателей сверхсрочников, которых я уже не помню.
Коротко о каждом из них.
Начальник склада (командир войсковой части 20908) капитан 2 ранга Андрулайтис Александр Казимирович, в принципе руководил всем складом и в Разбойнике и на Путятине, но жил на острове один, жена у него жила во Владивостоке, видимо берегла квартиру. Сам он был из прибалтов, как попал на ТОФ, я не знаю, увлекался морепродуктами и дамским полом, в отпуск всегда ездил один по всему Советскому Союзу.
Замполит капитан 3 ранга Щеповских Евгений Петрович был холостяком, занимал отдельную квартиру, где вел нормальное хозяйство. Воспитанием личного состава занимался неплохо, правда, в основном, на острове, женщинами не увлекался, втихаря любил и рюмочку пропустить.
Начальник хранения старший лейтенант Довыдов Василий (именно с буквой "о", чем меня здорово удивил) занимался технической территорией и хранением всего на ней, но, видимо не очень хорошо, что выяснится позднее. Жил здесь же с женой и сыном.
Начальник цеха капитан технической службы Степанов Федор был уже пенсионного возраста, имел доступ к шилу, хотя и в небольших количествах, но ему хватало, чтобы каждый вечер идти домой в подпитии. Жил здесь же с женой и дочкой.
Командир караульного взвода старший лейтенант Зубков неплохо руководил подготовкой личного состава, но мечтал поскорее сбежать с острова. Жил здесь же с женой и сыном.
Старшина минной группы мичман Чиркунов Александр до моего прибытия исполнял обязанности командира минной группы, Надо сказать, что в целом служба в минной группе была организована неплохо, текла уже по накатанной схеме, поэтому он в большей мере занимался личным хозяйством: корова, куры и пр. Надо сказать, что кур держало большинство населения поселка части, но корова была только у него, отсюда и множество хлопот. Жил с женой, дочкой и сыном.
Начальник продовольственного обеспечения мичман Ермаков Александр обеспечивал питанием на острове личный состав своей части, соседнего топливного склада и поста НИС, пайками всех офицеров и сверхсрочников всех этих подразделений. Я не исключаю, что он использовал свое положение не без пользы для себя, однако жалоб на питание со стороны личного состава никогда не было, к тому же он умудрялся ежедневно выделять дополнительное питание для личного состава караула. Что же значит завести продовольствие на всех на остров, я расскажу позднее. Жил в поселке рыбокомбината с женой, дочкой и сыном.
Начальник вещевого обеспечения мичман Андреев Фёдор обеспечивал обмундированием весь личный, офицерский и мичманский состав острова и Разбойника, в Разбойнике у него тоже был склад для той части личного состава. Он был чуваш по национальности. Имел образование, по-моему, начальное, но лихо щелкал на счетах и всё у него было всегда "тип-топ". Жил в поселке рыбокомбината с женой и сыном.
Начальник технического обеспечения мичман Мартюшев Павел Митрофанович обеспечивал работу всей техники на острове, основными из которых являлись автомашины и электростанция, но была еще куча дополнительных объектов и объектиков, которыми он занимался. Он имел среднее образование, но технически был подготовлен очень хорошо, к тому же был очень любознателен и всегда старался до конца вникнуть в любое старое и новое дело. При моем прибытии был холостяком, вместе с командиром занимал одну квартиру в нашем поселке. Впоследствии он стал фактически моей правой рукой по решению всех технических вопросов жизни и службы.
Содержатель мичман Воробинский Александр занимался учетом и хранением оружия по закрепленной за ним номенклатуре. Это был ветеран части, начинал службу здесь же в период японской войны 1945 года, здесь на острове охранял пленных японцев, когда они строили первые хранилища и оборудовали территорию склада. Жил здесь вместе с женой, дочерью и сыном.
Содержатель мичман Козинкин занимался учетом и хранением оружия по закрепленной за ним номенклатуре. Жил здесь вместе с женой и маленьким сыном.
Содержатель мичман Гербст занимался учетом и хранением оружия по закрепленной за ним номенклатуре. Поступил на сверхсрочную перед самым моим прибытием, до этого служил срочную здесь же командиром отделения собаководов в караульном взводе, по образованию был фельдшером. Здесь же в поселке занимал квартиру, женился позднее.
Содержатель мичман Осипов Иван занимался учетом и хранением оружия по закрепленной за ним номенклатуре. Мы его взяли на сверхсрочную службу чуть позднее из поселка рыбокомбината, где он проживал с женой.
![[]](/img/b/bandurin_e_n/kniga2/4.147bkowr1listowka.jpg)
