![[]](/img/b/bandurin_e_n/kniga3/dsc02053.jpg)
Мои вторые диплом и значок, полученные за окончание
Военно-Морской академии.
Я был назначен старшим офицером минно-трального отдела Управления противолодочного вооружения ВМФ в город Москву. Потом С.М.Лобов зачитал приказ о присвоении очередных воинских званий, мне было присвоено звание "инженер капитан 3 ранга", таким образом, я получил его через 13 лет после окончания училища, то есть с задержкой как минимум на 5 лет. Например, мой земляк Алик Алешин еще во время моего обучения в академии на втором курсе уже получил "капитана 2 ранга", но что поделаешь, такова жизнь, я не завидовал, а просто радовался этой самой жизни.
Вечером состоялся выпускной вечер, на котором присутствовали все слушатели с женами и начальство академии, факультетов и кафедр, было прилично выпито, хотя в то время это не особенно разрешалось, но в таких случаях допускалось. Кто-то, как я с моей Валентиной, радовался назначению (ведь я ехал фактически на родину), другие огорчались возвращению на флот, как, например, мой друг Вадим Харченко, который был назначен начальником Минно-торпедного отделения тыла ВМБС ТОФ. Слушатели нашего класса были назначены: Толя Гринин и Андрей Голубцов - старшими офицерами 28 НИИ ВМФ (тогда институты были еще ВМФ), Слава Серебряков - старшим офицером 24 НИИ ВМФ, Гена Александров куда-то на арсенал на ТОФ, а Гена Уханов в штаб СГВМБ ТОФ. Перед этим выпускным вечером мы всем классом устроили в ресторане небольшой "сабантуйчик" для преподавателей своей 24 кафедры, где мы поблагодарили их за наше обучение и пожелали друг другу успехов в дальнейшей службе и здоровья.
На другой день мы получили все необходимые документы для убытия к новому месту службы, распрощались друг с другом и со всеми, и я с Валентиной поехал на Московский вокзал оформлять контейнер для отправки вещей в Ногинск, где мы планировали жить до получения квартиры в Москве. Здесь нас ждал в некотором смысле удар ниже пояса: в это время в Питере закончили различные академии множество офицеров, и все они разъезжались по всему Союзу. Когда я, отстояв громадную очередь, попал на оформление контейнера, мне предложили его где-то на начало августа, когда я должен быть уже на службе в Москве. Одновременно я узнал, что мои ВПД на контейнер стоят всего порядка 10-15 рублей, то есть они оплачивают только перевоз контейнера по ж/д, остальные расходы по доставке, загрузке, погрузке и пр. я оплачиваю из своего кармана. Я плюнул на это дело, и мы поехали к квартирной хозяйке расплачиваться и посоветоваться, как нам быть с вещами. У хозяйки муж был водитель - дальнобойщик, и он дал нам прекрасный совет. На следующий день мы поехали в район совхоза Шушары, там была неофициальная "ленинградская" стоянка дальнобойщиков, там нашли водителя из Московской области, который завтра должен был везти груз в Мытищи, и у него половина кузова - контейнера должна была остаться пустой. Он за 80 рублей согласился довести меня с Валентиной и наши вещи, которых было не так уж и много, до Ногинска, сына мы отправили туда заранее сразу после окончания учебного года.
На другой или второй день я с утра поехал в Шушары, нашел там "нашего" водителя, мы поехали на какой-то склад, он загрузил пылесосы, как раз полкузова, потом мы подъехали к нашему дому. У дома мы загрузили наши домашние вещи, замаскировали их пылесосами снаружи, мы с женой уселись рядом с шофером и где-то в 15 часов отбыли из Ленинграда в направлении Москвы. Я по просьбе водителя поехал в форме, милиция меньше придирается. Ехали мы всю ночь, жалко было то, что кабина не была оборудована спальным местом, поэтому нам было тяжеловато сидеть эту ночь, особенно Валентине, но мы преодолели и эту трудность. Где-то часов в 6 утра водитель заскочил в свою контору в Мытищах, а уже часам к 8-9 мы подъехали к дому моих родителей в Ногинске. Мы разгрузились, родители выделили нам комнатку, в которой мы планировали прожить до получения жилья в Москве. Здесь мы провели весь отпуск, несколько раз съездили в Москву погулять, но, в основном, я изучил место своей новой службы, ведь до этого об УПВ я ничего не знал, и пути подъезда к нему от Курского вокзала. Так начинался новый период моей службы, о котором я не имел практически никакого понятия.
14. Управление противолодочного вооружения
Военно-Морского флота (1975- 1986 годы).
14.1. Начало московской службы.
В первых числах августа 1975 года в понедельник я первый раз прибыл на новое место службы в Москве. Для этого мне пришлось встать утром в 4.30 утра, жену я, естественно, по старой флотской привычке будить не стал, сам позавтракал и пошел где-то 1,5 км до электрички. Там я встретил Сашу Козлова, своего старого однокашника по школе и товарища по обучению в Ленинграде, который уже достаточно давно обосновался в Ногинске и тоже работал в Москве. Электричка шла до Курского вокзала Москвы 1 час 20-30 минут, а там уже от вокзала минут 15 я ехал до Б.Комсомольского переулка, где в доме N 6 располагалось УПВ ВМФ совместно с другими техническими заказывающими управлениями ВМФ: Главным управлением кораблестроения ВМФ, Управлением ракетно-артиллерийского вооружения ВМФ, 5 управлением или позднее Радиотехническим управлением ВМФ, Главным техническим управлением ВМФ, 6 управлением ВМФ, Главным управлением судоремонтных заводов ВМФ, Государственной приемкой кораблей ВМФ, Отделом материальных фондов ВМФ, Бюро изобретательства и рационализации ВМФ.
Этот дом назывался служебным домом N 2 ВМФ, в нем также располагались два заместителя Главнокомандующего ВМФ (ГК ВМФ): заместитель ГК ВМФ по кораблестроению и вооружению - начальник кораблестроения и вооружения ВМФ инженер - адмирал Котов Павел Григорьевич и заместитель ГК ВМФ по эксплуатации - начальник ГТУ ВМФ инженер - адмирал Новиков Василий Григорьевич. Эти подробности я, конечно, узнал значительно позднее, так как по прибытии на службу практически ничего не знал. Служебным домом N 1 ВМФ был Главный штаб ВМФ в Б.Козловском переулке, N 3 - Тыл ВМФ на Спартаковской улице, N 4 - Авиация ВМФ на Скаковой улице.
Когда я прибыл в УПВ ВМФ, оказалось, что начальник 3 отдела капитан 1 ранга С.Д.Могильный в отпуске, его обязанности исполняет его заместитель капитан 1 ранга Курляндцев Георгий Сергеевич. Я ему представился, и он сразу пошел представлять меня начальнику управления. Начальник УПВ ВМФ контр-адмирал Пухов Александр Григорьевич был в отпуске, я представился его заместителю капитану 1 ранга Бутову Сергею Алексеевичу, который побеседовал со мной об ответственности московской службы, совместно с финансистом определил мне оклад по нижней вилке (170 рублей) и рекомендовал сразу написать рапорт на получение жилплощади, что я и сделал, став 2-м в очереди на квартиру в управлении после кадровика Андрея Мареева.
Потом Г.С.Курляндцев повел меня в отдел знакомить с личным составом, в составе которого тогда были:
капитан 1 ранга Шипов Лев Владимирович, который был уже уволен, и я пришел на его место;
капитан 2 ранга Артюгин Владимир Николаевич. Оба эти офицера вели противоминное оружие, а значит, и я буду вести его;
капитан 2 ранга Дашков Юлиан Николаевич. Он выпускался на 3 года раньше меня еще из ВВМУИО, был у меня командиром отделения в училище, был в училище в дружеских отношениях с Вадимом Кирилловым, сейчас он принимал в отделе дела по ведению минного оружия вместе с Г.С.Курляндцевым;
капитан 1 ранга в отставке Разумовский Евгений Яковлевич, который вел в основном тему "Модуль" по оборудованию в Феодосии минно-измерительного комплекса и давал советы и рекомендации и молодежи и начальству по всем интересующим их вопросам;
подполковник запаса Волков Александр Акимович, который вел учет наличия, получения и списания в ВМФ минного и противоминного оружия;
вольнонаемная Бородина Лидия Михайловна, которая помогала А.А.Волкову в учете оружия.
Кроме того, к отделу был прикомандирован военпред одного из московских ВП капитан 3 ранга Басанец Валерий, который вел элементы питания минного и противоминного оружия. Весь отдел сидел в 2-х служебных помещениях управления: в комнате 521А сидели С.Д.Могильный и Г.С.Курляндцев, в комнате 501 - все остальные.
Потом Л.В.Шипов повел меня по отделам знакомить со всем составом управления, а заодно показать им меня. В то время в УПВ ВМФ были следующие отделы:
1 отдел - организационно-плановый, начальник отдела капитан 1 ранга Гусаров Валентин Кузьмич, его зам. - капитан 2 ранга Потапов Владимир;
2 отдел - торпедного оружия, начальник отдела капитан 1 ранга Акопов Грант Мигранович, его зам. - капитан 1 ранга Николаев Людомир Владимирович;
3 отдел - минного и противоминного оружия;
4 отдел - ракетного противолодочного оружия, начальник отдела Дербенев Борис Петрович, его зам. - капитан 2 ранга Кондратьев Игорь Петрович;
5 отдел - боевой подготовки, начальник отдела капитан 1 ранга Бушуев Владимир Иванович;
финансовое отделение - начальник отделения полковник Смирнов Николай Николаевич, его зам. - вольнонаемный Объедков Николай Андреевич;
секретное отделение - начальник отделения подполковник Вежеватов Николай Данилович;
кадровая группа - начальник группы капитан 2 ранга Мареев Андрей;
экспортная группа - ее начальник Ю.Н.Дашков как раз сдавал дела и принимал их в нашем отделе, группой оставался временно руководить капитан 1 ранга запаса Мироненко Иван Ерофеевич.
При знакомстве я с удовольствием обнаружил во 2-м отделе еще 2-х знакомых офицеров - Никиту Павлова и Колю Зуйкова, которые выпустились из ВВМУИО на два года раньше нас, а Коля Зуйков был у нас старшиной роты на 3-м курсе.
Г.С.Курляндцев в присутствии Володи Артюгина довел до меня мои функциональные обязанности, которые заключались, в основном, в обеспечении разработок, производства и эксплуатации на флотах неконтактных (электромагнитных и акустических) тралов, шнуровых зарядов, акустических искателей мин, а также вопросы вертолетного траления, остальная номенклатура возлагалась на Артюгина. Таким образом, я отвечал за проведение НИР и ОКР по разработке образцов своей номенклатуры ПМО, принятие их на вооружение, заказ в промышленности и серийное производство, эксплуатацию их на всех флотах. Кроме того, на меня возлагалось непосредственное курирование взаимоотношений с 2-мя предприятиями промышленности, выпускающими ПМО: Уральским машиностроительным заводом им.К.Е.Ворошилова МСП в г.Уральск Казахской ССР, головным в стране по выпуску ПМО, и заводом "Азовкабель" МЭТП в г.Бердянск на Азовском море. Также на меня были возложены все вопросы нового тогда в ВМФ направления - вертолетного траления. Для меня все эти вопросы были абсолютно новыми, не очень понятными, но я исходил из принципа, что "не боги горшки обжигают", а потому надеялся в ближайшее время освоить свои новые обязанности.
При возвращении в первый день службы в Ногинск вечером на вокзале меня встречала моя Валентина, которая рассказала, что она здорово разругалась с моими родителями, особенно с моим отцом, который начал выговаривать ей претензии за то, что она утром не встала вместе со мной и не проводила меня на службу. Я дома поговорил с отцом, объяснил ему, что моя служба и мои долгие отсутствия приучили меня к самостоятельности, а главной задачей жены у нас в семье является забота о сыне и поддержание порядка в доме. Отец этого не хотел понять, но жена уже решила все сама: она утром во вторник поехала вместе со мной в Москву, совершенно не зная города, самостоятельно нашла Банный переулок, где совершались все сделки по съему жилья, и сняла комнату на севере Москвы в Гольянове и договорилась о переезде в субботу. Вечером в среду она в Ногинске нашла транспортную контору дальнобойщиков и договорилась с одним из водителей, ехавшим в субботу в Ленинград о "заброске" нас с вещами в Москву. Таким образом, в понедельник я первый раз пошел на службу из Ногинска, а уже в субботу мы обосновались жить в Москве в небольшой съемной комнате в квартире с хозяйкой. Жена, уже привычная к нашим переездам, сразу занялась обустройством жилья и устройством сына в школу в 6-й класс недалеко от дома. Кстати, через неделю на субботу мы поехали в Ногинск к родителям, они приняли нас с распростертыми объятьями, отец сразу забил пару кроликов, одним мы закусили сразу за обедом, другого взяли с собой. Опять же это подтвердило истину, что жить-то все-таки лучше всего отдельно от родителей, тем более, за 13 лет самостоятельной семейной жизни мы с Валентиной к этому привыкли.
Уже во второй день моей службы Г.С.Курляндцев расписал мне несколько входящих бумаг, которые я прочитал и "одурел", совершенно не понимая, что с ними делать. Помню, что одна из бумаг была из ВПК о разрешении выплаты первой части премии военнослужащим ВМФ за создание комплексного искателя-уничтожителя мин КИУ-1, принятого на вооружение в январе 1975 года, вторая - из 28 НИИ ВМФ пришел проект директивы на испытания по какой-то моей теме, и еще с пяток бумаг пониже значением. Все эти бумаги повергли меня в некоторое смятение своим уровнем, ведь до этого я с таким не встречался. Л.В.Шипов, который еще продолжал рассчитываться перед увольнением, быстренько просмотрел эти бумаги, сказал, что ничего сложного, только по решению ВПК нужно делать приказ МО СССР о премировании. Для меня все это был сплошной "темный лес", но я начал изучать дела с предыдущими документами, обращался ко всем с вопросами и за советами, никто мне не отказывал, и дело потихоньку начало двигаться. В один из первых дней моей службы мне пришлось выйти на проходную за документом, привезенным офицером Авиации ВМФ Толей Кононцом, и там я вдруг встретил моего первого командира тральщика на Сахалине Ивана Васильевича Воробьева, который приехал, оказывается, в Москву отчитываться за заграничную командировку, Увидев меня, он очень обрадовался за меня, мы поболтали немного, но оба торопились и расстались, больше нам встречаться не пришлось.
Скоро вышел из отпуска С.Д.Могильный, я бы сказал - "мой главный учитель", с ним стало значительно легче решать возникающие вопросы, ведь он очень многое знал и в специальных технических вопросах и в вопросах взаимоотношений начальников и подчиненных, то есть в "дипломатии" этих взаимоотношений. К тому же после смерти его первой жены вторая его жена Лаврова Калерия Борисовна оказалась моей землячкой, мои родители знали ее маму, и она их, таким образом, С.Д. как бы взял надо мной шефство.
Через пару дней прибыл на службу в УПВ и мой однокурсник по академии Боря Смирнов, который все-таки добился назначения в Москву на вновь введенную должность метролога, он также сразу встал на очередь на получение жилплощади уже за мной, так как отпуск у него был на пару дней побольше по причине проведения его где-то дальше.
Через пару недель уволенный в запас мой предшественник Л.В.Шипов давал отвальную и пригласил на это мероприятие и меня. Узнав, что на нем будут и С.А.Бутов, и С.Д.Могильный, я пытался отказаться по этическим соображениям, мол, негоже начинать службу с выпивки с начальниками, но и Л.В.Шипов и другие убедили меня, что здесь так принято и это не является чем-то зазорным, а только укрепляет коллектив. Отвальная проводилась на даче за городом недалеко от Москвы, на природе мы прилично посидели, и здесь я понял, что в нерабочее время все желают "расслабиться", даже большие начальники. Правда Л.В.Шипов оставил у меня не очень приятное впечатление тем, что на отвальной он убедил нас в своей прекрасной семье - жене и сыне, а через неделю мы узнали, что с женой он развелся.
Скоро вышел из отпуска и начальник управления контр-адмирал А.Г.Пухов, который, оказывается, увольнялся в запас по не совсем своей воле. Дело в том, что до этого в нашем отделе служил офицер Б.А.Даньшин, который был ответственным за изобретательскую работу в Управлении. Он осуществлял ее так, что пропускал дальше присылаемые из института и предприятий промышленности на заключение изобретения только при условии включения в состав авторов изобретения офицеров Управления, и даже начальника Управления. Таким образом, офицеры Управления вместе с его начальником становились соавторами многочисленных изобретений, получали соответствующие вознаграждения за изобретения, но партийные взносы с этих вознаграждений не платили. Политотдел Главного штаба и управлений Главнокомандующего ВМФ провел расследование и предъявил к А.Г.Пухову соответствующие претензии, которые и послужили одной из главных причин его увольнения в запас. При этом произошел интересный случай: при расследовании этого дела в Политотдел был вызван уже при мне Юлиан Дашков, который был секретарем партбюро управления, с ведомостями уплаты членских взносов коммунистами. Обычно в Главный штаб ВМФ офицеры ходили пешком по переулочкам, сокращая путь, так как на транспорте туда добираться очень неудобно. Так пошел и Юлиан и в Кривоколенном переулке умудрился попасть под машину, но так, что существенных повреждений не получил, но ведомости пропали, видимо, этим он хотел помочь своему начальнику.
Переход на этот высокий уровень деятельности и, видимо, мои переживания за выполнение этой работы некоторым образом сказались на моем здоровье, и где-то в октябре месяце у меня стала очень сильно болеть голова от этих забот. В нашем служебном доме на первом этаже находилась санчасть, где находилось порядка 3-х терапевтов, на которых были распределены все управления дома. Еще в санчасти был стоматологический кабинет, кабинет лечебной физкультуры и ординаторская. Все остальные врачи располагались в 39 Центральной поликлинике ВМФ, куда больные направлялись терапевтами дома. Врач освободил меня от службы недели на две, лечил горчичниками на затылок, пилюлями, свежим воздухом и велел после рабочего дня расслабляться, то есть скидывать напряжение работы. Старшие товарищи по службе одобрили идею "расслабления", что мы иногда и делали, благо в районе нашего служебного дома было достаточно мест для этого, например, кафе - пельменная "Маросейка", куда можно было прийти со своей бутылочкой, купленной в магазине рядом, и закусить пельмешками, стаканы выдавались тетечками - уборщицами по первой просьбе. Кроме этого, рядом было несколько точек, где можно было побаловаться винцом на разлив.
Потом вдруг меня прихватил тромбофлебит на ноге, хирург мазал ногу чем-то вонючим, но я все равно ходил на работу, чтобы не прослыть "сачком", да и дела звали к работе. Во время лечения этого недуга в ожидании приема к хирургу я познакомился со страдающим тем же самым майором юристом Ждановичем Александром Флориановичем, который оказался только что назначенным начальником Юридической группы ГШ ВМФ, и это знакомство и единый недуг в дальнейшем пригодились мне, не в смысле поблажек по составлению документов, а в смысле беспрепятственного и внеочередного приема моих документов на экспертизу.
Вскоре А.Г.Пухова уволили, и в течение довольно долгого времени решался вопрос о назначении нового начальника УПВ ВМФ. Все офицеры управления хотели, конечно, назначения С.А.Бутова, имеющего опыт работы, и наши ожидания были вознаграждены, капитан 1 ранга Бутов Сергей Алексеевич был где-то в октябре 1975 года назначен начальником УПВ ВМФ. Все были довольны, встал вопрос о назначении заместителя начальника, офицеры надеялись на назначение опытных офицеров управления, таких как Г.М.Акопов или С.Д.Могильный, остальные начальники отделов были моложе и менее опытны. Но здесь, видимо, перетянула "мохнатость" руки у заместителя начальника МТУ ТОФ капитана 1 ранга Петрова Станислава Павловича, и заместителем начальника УПВ ВМФ был назначен он. Эта история подробно изложена в книге Р.А.Гусева "Такова торпедная жизнь". Прибыл С.П.Петров в Москву с молодой женой Валентиной Александровной и двумя малолетними детьми: девочкой лет пяти и чуть ли не с годовалым мальчиком. Поселились они где-то на даче даже с телефоном и, честно говоря, было немного жалко смотреть по утрам на Станислава Павловича с запавшими невыспавшимися глазами, видимо после бессонных ночей с малыми детьми.
Кстати, через некоторое время после вступления в должность начальника управления у С.А.Бутова произошел довольно неприятный казус по вине нашего отдела. Он пошел на первый доклад к ГК ВМФ в этой должности, доложил ему об обстановке в управлении и начал докладывать документы на подпись. Главком подписывал документы т вдруг, уже начав подписывать где-то 5-ое письмо, резко смахнул все документы со стола на пол и сказал: "Я всегда был Сергеем, но никогда не был "Г"!". С.А.Бутов собрал все документы, быстро вышел из кабинета и, всмотревшись в это письмо, увидел, что там вместо подписи "С.Горшков" стояло "Г.Горшков". Письмо исполнял наш Володя Артюгин, а ошибку машинально совершила при печатании наша старшая машинистка В.В.Васильева. Вот уж шума было, больше всего досталось Г.С.Курляндцеву, который был в это время ВРИО начальника отдела, С.А.Бутов долго на него кричал и топал ногами. В.Н.Артюгину досталось значительно меньше, так как Г.С.Курляндцев патологически не мог ругаться и только пожурил подчиненного. Самое главное то, что документ, прежде чем лечь на стол к Главкому, прошел несколько начальников и был завизирован и тем же С.А.Бутовым и П.Г.Котовым, и никто описки не заметил. Конечно, это немного испортило впечатление от первого доклада С.А.Бутова Главкому, но вскоре это забылось, и все пошло своим чередом.
К приезду С.П.Петрова в управление наш кадровик А.Мареев получил квартиру, и я стал в очереди на жильё первым. Однако приехавший С.П.Петров, как зам.начальника управления стал, естественно, в очереди первым, а я - опять вторым. Но это, в некотором роде, мне и помогло, так как С.П.Петров стал более активно заниматься жилищным вопросом, к тому же имея весомую "мохнатую" поддержку.
Как я уже отмечал, через неделю после моего выхода на службу мы сняли комнату в 3-х комнатной квартире с хозяйкой в районе Гольяново на севере Москвы. Прожили мы в этой комнате месяца три, и хозяйка начала намекать, что она уже не хочет больше сдавать комнату. Жена попросила ее подождать до окончания полугодия в школе, а за это время сумела найти комнату недалеко от этой, чтобы сыну не менять школу. В эту комнату мы даже переезжали без машины, я и мои школьные друзья Саша Козлов и Саша Александров перенесли наше нехитрое имущество на руках.
В этой квартире нам удалось дожить до конца учебного года, и нас тоже из нее попросили. Здесь уже жене удалось найти отдельную однокомнатную квартиру в хрущевке на первом этаже в Медведково. Для переезда мне удалось заказать машину в АХУ МО, и она обошлась мне довольно дешево. Загрузить и выгрузить вещи мне опять помогали мои школьные друзья. Нужно отметить, что при всех моих переездах всегда присутствовал мой отец, который приезжал из Ногинска, помогал чем мог помочь 63-х летний человек, но при этом он всегда привозил с собой продуктовый набор с обязательным жареным кроликом. Поэтому всегда после обоснования на новом месте мы накрывали хороший стол и обмывали новое место жительство.
26 апреля 1976 года умер Министр обороны СССР маршал Советского Союза Гречко Андрей Антонович, который, надо сказать, абсолютно запустил вопрос выделения жилплощади военнослужащим в Москве. Пришедший ему на смену Министром обороны Устинов Дмитрий Федорович взялся за этот вопрос довольно основательно. Говорят, будто бы ему власти Москвы доложили, что слишком много офицеров в Москве живет без прописки, нарушая городские правила, на что он ответил: "Давайте дадим им всем квартиры, и все пропишутся!". И он твердо начал требовать от властей Москвы выделения положенной части строящейся жилплощади для военнослужащих вместе с возмещением старых задолженностей по этому вопросу, в результате этой деятельности нового Министра обороны жилье стало выделяться довольно активно.
Как я уже отмечал, с прибытием в УПВ С.П.Петрова я стал в управлении вторым в очереди на жилье, а он - первым, в то время жилье выделялось на управления, в которых были свои очереди. И вот, где-то в марте 1977 года вызывает меня С.П.Петров и объявляет, что на УПВ выделено 2 квартиры в микрорайоне Ясенево: 3-х и 2-х комнатные, как раз для него и меня. Я, конечно, обрадовался, тем более, что это оказался юго-запад Москвы рядом с микрорайоном Теплый Стан в Новых Черемушках, этот район считался одним из лучших в городе. Мы с женой и сыном в ближайший выходной поехали туда, за 3 рубля сторожу попали в "нашу" квартиру, и, хотя вокруг была сплошная стройка, а наш дом был крайним и третьим среди построенных, но квартира нам очень понравилась. На следующий день я дал свое согласие, но вдруг С.П.Петров вызвал меня и спросил, а не уступлю ли я свою очередь Б.И.Смирнову , стоящему за мной, мол у него двое детей, они часто болеют и вообще... Я человек совестливый и ответил, что при согласии Б.И.Смирнова я мог бы и согласиться. После этого прибегает ко мне Боря Смирнов посоветоваться, как ему быть. Я предложил ему подумать и поступить по совести, имея при этом в виду, что эта квартира, очевидно, наша последняя в жизни, то есть ему долго придется ютиться в 2-х комнатной квартире с двумя детьми (что, кстати, получилось у Володи Старова, нашего бывшего старшего курса в Академии, назначенного в 6 управление ВМФ. Он с 2-мя разнополыми детьми взял такую же квартиру в этом же доме, а потом здорово мучился, особенно когда дети подросли). После этого Боря от этой квартиры отказался, кстати, довольно скоро он получил нормальную 3-х комнатную квартиру, правда, в другом районе.
В апреле месяце я получил ордер на квартиру, при этом у меня потребовали справку по форме 1 о том, что я сдал предыдущую квартиру. Этой справки у меня не было, так как на острове Путятин никто не думал об этой справке, а в Академии я квартир не получал, а снимал их. Пришлось мне срочно звонить на ТОФ в Разбойник, хорошо хоть из Москвы это оказалось не сложно, я попал прямо на Б.В.Тучемского, объяснил ему обстановку, и он прислал мне заверенную телеграмму о сдаче мной жилья. Жена в это время поехала в Ленинград, при помощи Юры Стекольникова и Юры Дьяконова взяла в Академии справку о том, что мне жилье не предоставлялось, заодно выписала себя и сына от матери. Таким образом, все формальности были соблюдены. Сразу после получения ордера я с Володей Старовым поехали на Черемушкинский районный телефонный узел и встали на очередь на телефон, который нам обещали поставить только в 1979 году, что, кстати, и было выполнено.
Заселение в дом немного затягивалось, но в начале июля мы поехали получать ключи. У нашего подъезда собрались новоселы, и оказалось, что в доме, кроме меня и С.П.Петрова, очень много военных, так у меня на этаже две 2-х комнатные квартиры занимали я и майор медик из Медуправления МО, а две 3-х комнатные - двое летунов из ГШ ВВС. Квартира С.П.Петрова оказалась практически подо моей этажом ниже. В нашем же подъезде оказался офицер из Авиации ВМФ Толя Кононец, с которым я уже контактировал по вопросам вертолетного траления. С.П.Петров был на служебной машине, пока мы ждали жен, получавших ключи, мы сорганизовались, водитель съездил в ближайший магазин, и мы отметили это знаменательное для каждого из нас событие. Первым делом тогда при получении квартиры было врезать новый замок во входную дверь, для этого я захватил и замок и инструменты, при этом я так усердствовал в результате всеобщего "волнения", что сломал стамеску, хорошо, что была вторая, и все окончилось тип-топ.
После получения ключей от новой квартиры жена с сыном недели две ежедневно ездили туда с парой чемоданов, в которых потихоньку перевозили всякие домашние мелочи и мягкую рухлядь, а жена еще до конца дня там все мыла и скребла, уничтожая следы от строителей. Квартира была по тем временам построена очень даже неплохо с большой кухней более 9 кв.м., отдельными санузлом и ванной комнатой. При этом можно было сразу жить, так как все было сделано окончательно: в туалете стены и потолок были оклеены пластиком, в задней его части проходили стояки холодной и горячей воды и сливной системы, при этом они были закрыты декоративной стенкой из ДСП с большой дверцей, стоял неплохой унитаз; в ванной стены на 1,5 м от пола были кафельные, остальные стены и потолок оклеены пластиком, пол в ней и туалете выложен мелкой плиткой, стояла большая чугунная ванна, хоть сразу мойся; на кухне мойка была установлена на специальной тумбочке с дверцей; пол во всей квартире был покрыт светлым линолеумом с запаянными промежутками между листами.
Основной переезд решили провести в субботу перед Днем ВМФ, я начал искать машину для перевозки вещей, и тут помог С.П.Петров. В это время ко Дню ВМФ в ЦПКО им.Горького была устроена для народа выставка оружия и вооружения ВМФ, и туда привезли из Б.Ижоры с нашего Арсенала некоторые образцы на машинах, расставили их по территории парка, а машины стояли без дела. С.П.Петров через меня передал старшему этой группы указание выделить мне машину, мне дали КРАЗ-торпедовоз, и я на нем пересек Москву из центра на север, а потом с севера на юго-запад. Вещей у меня было немного: шкаф, тахта, главная ценность - цветной телевизор и еще что-то по мелочи, так что машина была полупустая. Помогали мне переезжать опять мои школьные друзья и отец, который опять обеспечил нас закуской. Мы с друзьями посидели, справили наше новоселье, потом они уехали, жена съездила к хозяйке последней съемной квартиры, рассчиталась с ней. Мы переночевали в своей уже квартире, а рано утром поездом всей семьей уехали в Крым отдыхать в пансионат ВМФ в Песчаном.
Через 25 дней, вернувшись из Крыма, мы начали обосновываться в квартире и ухнули на мебель и обстановку всю заначку, которую привезли с ТОФ после 11-ти летней службы там. На последние 200 рублей от этой заначки мы купили сыну переносную магнитолу "Томь-12", которую он "мучил" целых три года обучения в новой последней для него школе N 790 микрорайона Ясенево в Москве. Очень знаменательным для меня событием стало следующее: я вынес на улицу большой из толстой фанеры ящик из-под радиоаппаратуры, который я приобрел еще при службе на острове Русском и который ездил со мной все это время, в него я упаковывал свои вещи. Последний раз я сложил в этот ящик все газеты, в которые упаковывал бьющуюся посуду, 3 или 4 фибровых чемодана, отслуживших свой срок, и все это поджег. Глядя на этот приличный костер, я с женой и сыном прощались со своей кочевой жизнью, и надеялись на окончательное обоснование на постоянном месте, да еще в Москве.
Мы тогда не предполагали, что через 30 лет опять будем паковать вещи для переезда в Санкт-Петербург (более привычный как Ленинград), но это событие было уже позднее и довольно-таки приятным.
Довольно быстро мы прописались в Москве постоянно, в 1979 году, как и было обещано, нам поставили телефон, жена устроилась на работу в гостиницу АНХ сначала дежурной по этажу, впоследствии в связи с сокращением числа дежурных - диспетчером по лифтам, сын сразу пошел в 8-й класс новой школы рядом с домом, а через 5-6 лет в Ясенево провели метро, вход на станцию "Ясенево" которого оказался в 150 м от нашего подъезда. Так мы прожили до ноября 2007 года.
14.3. Мои первые документы на службе в Москве.
Как я уже упоминал выше, первые полученные мною документы вызвали у меня полное недоуменение, так как я не знал, что с ними делать. Но с помощью Володи Артюгина и Валеры Басанца, изучив похожие документы в делах по моему кругу ведения, я подготовил проекты директивы НГШ о проведении испытаний и приказа Министра обороны СССР о премировании офицеров за разработку КИУ-1.
С проектом директивы на испытания необходимо было после визирования ее у начальника УПВ идти в ГШ ВМФ и согласовать с УЗГТ (тогда еще 8 отдел) и ОУ ГШ ВМФ. С УЗГТ согласовывался список участников испытаний от промышленности с номерами их допусков, а с ОУ - текст директивы, соответствие испытаний приказу ГК ВМФ о годовом плане испытаний и сроки их проведения. Согласовывалась эта директива на уровне не ниже зам.начальника управления, потом передавалась на подпись НГШ, которым в то время был адмирал флота Сергеев Николай Дмитриевич. Директиву на подпись принимал офицер по поручениям, по нашему по простому - адъютант НГШ, он докладывал ее начальнику, после подписания звонил нам и просил забрать документ. Вход в коридор ГК ВМФ и НГШ ВМФ охранялся дополнительным часовым, и сначала мне приходилось созваниваться с адъютантом, и он давал команду часовому на пропуск. Подписанная директива высылалась на флот и в 28 НИИ за номером УПВ - 715/3/..., где 715 был номер, присвоенный УПВ ВМФ. 3 означала номер нашего отдела, далее шел исходящий номер по журналу учета исходящих документов УПВ.
Все эти пути я прошел первый раз при помощи вышеупомянутых товарищей, понял суть всех необходимых действий, далее пришлось осваивать все пути согласований самостоятельно. Кстати, таких испытаний только по моей номенклатуре проводилось не менее 3-4-х десятков на разных флотах, но в основном на ЧФ. НГШ подписывал их не глядя, так как они уже были проверены и завизированы его подчиненными. В 1977 году новый НГШ адмирал флота Егоров Георгий Михайлович также быстро самостоятельно рассматривал и подписывал такие директивы, но пришедший ему на смену в 1981 году адмирал Чернавин Владимир Николаевич, помню, первые мои директивы завернул с резолюцией: "Начальник УПВ. Доложите, какие проводите испытания?". Пришлось готовить С.А.Бутова к докладу, прикалывать к каждой директиве клапанки с названием темы испытания и перечнем выделяемого корабельного обеспечения. Это сильно затягивало процесс, так как на прием к НГШ надо было еще записаться. Однако, учитывая, что УПВ в ВМФ не одно заказывающее управление, и у каждого куча своих испытаний, В.Н.Чернавин довольно скоро понял абсурдность этих докладов и стал также подписывать директивы на испытания все подряд не глядя и не вникая в суть.
С приказом МО пришлось походить значительно больше и дольше. Во-первых, надо было согласовать его на уровне ВМФ с НТК, ОУ, ФЭУ и другими заказывающими управлениями и, хотя включенные в приказ кандидаты на премию были выбраны по предложениям института, полигона, флота и других, то теперь все согласующие управления хотели бы видеть среди них и своих офицеров. А денег-то было всего где-то 3000 рублей и надо было еще оставить Главкому ВМФ для его приказа. Во-вторых, после согласования с ВМФ нужно было пройти по некоторым управлениям Министерства обороны, в частности, 11 управлению МО и ГФЭУ МО, где также жаждали видеть своих представителей. Мои начальники уже знали эту кухню, поэтому заранее включили в приказ таких людей, как капитан 1 ранга Козлов Федор Иванович, курировавший УПВ в НТК, и полковник запаса Миловский Павел Данилович, курировавший нас в 11 управлении МО. Таким образом, каждому премируемому досталось где-то порядка 50-100 рублей, деньги хотя и небольшие, но по тем временам позволявшие накрыть небольшую поляну, да и сам факт попадания в поощрительный приказ МО многого стоил.
Я все-таки добил этот приказ и в развитие его приказ ГК ВМФ, и это дало мне прекрасную школу согласования различных документов в различных инстанциях и, что очень было важно, я узнавал нужных людей в различных организациях центра ВМФ и МО, да и меня самого узнавали эти нужные люди. В дальнейшем это мне здорово помогало в работе, ведь все задумки и решения начальства начинали воплощаться в жизнь в самом низу, у исполнителей, которые любой вопрос могли доложить своему начальнику так или эдак, а от этого зависело получение подписи (визы) этого начальника. В общем, здесь еще раз подтверждалась старая русская истина: чтобы научить человека плавать, бросай его в воду, пусть сам выплывает.
Кроме этих документов одновременно приходилось делать кучу других текущих, разных писем, телеграмм и других, которые наваливались ежедневно чуть ли не десятками. В то время большая часть документов проходила секретным порядком, а это требовало серьезного подхода к получению документов, их учету, хранению, печатанию, размножению, отправке адресатам и сдаче в секретную часть для подшивки в дела. Много шло и открытой несекретной почты, которую приходилось всю прочитывать, выделять срочные и неотложные, и также исполнять. Печатали документы нам машинистки в машинописном бюро, где в то время было от 2-х до 4-х машинисток в разное время, при мне ими бессменно руководила прекрасная, добрая и улыбчивая женщина Васильева Валентина Васильевна, которая имела большой опыт и пыталась всем угодить. Общее руководство всем делопроизводством в управлении осуществлял начальник секретного отделения Коля Вежеватов, участник войны, бывший разведчик, вся грудь в орденах, получивший за это звание "подполковника" на майорской должности. Мы с ним даже подружились, особенно после одного случая со мной. У меня в сейфе хранились на контроле два экземпляра сов.секретного решения ВМФ, ВВС и МАП о создании в Авиации ВМФ на флотах по эскадрилье противоминных вертолетов. Два экземпляра было потому, что решение исходило от нас, поэтому последний экземпляр оставался у нас, а первый, пройдя наше руководство от ГК через ЗГК по КиВ, также скатился ко мне. У нас было строгое правило: никогда не работать одновременно с секретными и несекретными документами, но я эти пренебрег, поработал с первым экземпляром этого решения, потом на нем начал разбирать простые бумаги и рвать часть их, ненужных. Не заметив, я вместе с простыми бумагами разорвал и это решение и отправил разорванное в мусорную корзину. Очистив стол, я хватился решения и, обнаружив его в корзине, здорово испугался, но старшие товарищи посоветовали посоветоваться с Н.Д.Вежеватовым. Я пошел к Даниловичу, рассказал ему все как есть. Он велел склеить листы (хорошо хоть порваны были всего на 4 части), перенести все резолюции с этого экземпляра на оставшийся у меня, а склеенный экземпляр сдать ему на уничтожение как лишний. Он быстренько уничтожил его по акту установленным порядком, и никто, кроме него и старших товарищей, даже С.Д.Могильный и Г.С.Курляндцев, об этом так и не узнали, за то для меня это происшествие стало еще одним уроком.
Также в самом начале моей службы С.Д.Могильный поставил мне задачу закрыть ОКР по теме "Призма" - модернизация соленоидного электромагнитного трала СЭМТ-1. Оказывается, до моего прихода ОКР была закончена, проведены сдаточные испытания, принято решение ВМФ и МСП о производстве трала, но тема в ВМФ закрыта не была и деньги, израсходованные по теме до сих пор не списаны. Списание денег по ОКР происходило только после принятия образца на вооружение. Главком ВМФ в то время мог закрыть только тему, на которую израсходовано не более 50 тыс.рублей, это намного позже, где-то в середине 80-х годов, ВПК ежегодно стала выпускать списки тем, которые разрешалось закрывать различным инстанциям независимо от расходов на тему, а по значимости работы для МО СССР. На эту работу НИИ "Гидроприбор", естественно, затратил намного больше денег, пришлось принимать трал СЭМТ-1М приказом МО СССР. Трал отличался от СЭМТ-1 тем, что вместо сплошной обмотки на соленоиде, она выполнялась на отдельных пластмассовых катушках, которые одевались на соленоид, таким образом, облегчалось обслуживание трала, ведь появилась возможность его разбирать на отдельные грузоподъемные части, старый трал был практически негрузоподъемным. Я достаточно легко прошел с приказом по всем инстанциям ВМФ и МО, познакомился с нашими кураторами в 14 управлении МО, ГОМУ и ГОУ ГШ ВС, и трал СЭМТ-1М был принят на вооружение.
В середине декабря 1975 года в управление нагрянули представители НПО "Уран", как в то время называлось объединение, в которое головным входил НИИ "Гидроприбор". Оказывается, они закончили выполнение нескольких НИР, которые и прибыли сдавать и защищать. Это были НИР по темам:
"Канат" - исследование возможности создания универсального контактного трала;
"Палтус" - исследование возможности создания гидролокационного искателя-уничтожителя мин для мтщ;
"Свет" - исследование возможности создания гидролокационного искателя-уничтожителя мин для бтщ;
"Гюрза" - исследование возможности создания самоходного противоминного снаряда для нк;
"Кобра" - исследование возможности создания самоходного противоминного снаряда для пл.
Была большая суматоха по проносу в управление секретных документов, кучи чертежей, проходу участников. Заслушивание проводилось в кабинете С.Д.Могильного, потом корректировались решения УПВ и 4-го главка МСП по принятию работ, эти решения согласовывались с финансистом, что оказалось самым трудным. В результате работы были приняты, а ОКР по этим темам уже были включены в проект постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР, который Минсудпром начал согласовывать со всеми соисполнителями этих работ.
В 4-м главке МСП, который занимался разработкой и производством минно-торпедного оружия, был и отдел минного, противоминного и ППДО, в котором было всего 4 человека. Начальником отдела был Приказчиков Михаил Сергеевич, минное оружие вел Монаков Юра, ППДО - Коровин Игорь, а мое противоминное - уже почти пенсионер (фамилию, к сожалению, не помню), которого довольно скоро сменил Ориничев Павел Константинович, инженер с Уральского машиностроительного завода им.К.Е.Ворошилова. С ним я в тесном контакте проработал все остальное время моей службы в УПВ.
Вот так, на исполнении достаточно крупных документов я где-то за полгода освоился в их разработке и согласовании, а главное усвоил, что любой документ не может быть подписан начальником, пока он не будет рассмотрен всеми должностными лицами, от низшего до высшего, всех заинтересованных и задеваемых в нем военных и промышленных организаций.
14.4. Личный состав 3 отдела УПВ ВМФ.
Чтобы было легче ориентироваться в действующих лицах дальнейшего повествования сразу определимся по переменам в личном составе нашего отдела в течении всей моей службы в УПВ.
Итак, я прибыл в отдел в начале августа 1975 года, о составе отдела на это время я рассказал в начале этой главы. В середине 1976 года начальник управления решил отправить Юлиана Дашкова на полигон на озеро Иссык-Куль в Киргизии на должность "капитана 1 ранга", здесь сыграл, конечно, свою роль и отец Юлиана - Дашков Николай Петрович, который был в не очень далеком прошлом также начальником нашего отдела. На смену Юлиану из академии был назначен капитан 3 ранга Ильин Владимир Николаевич, который принял от него дела и стал вести минное оружие вместе с Г.С.Курляндцевым.
4 марта 1977 года исполнялось 70 лет аксакалу отдела Разумовскому Евгению Яковлевичу. Мы организовали ему торжественное поздравление в кабинете начальника управления, были представители других управлений ВМФ и промышленности, было много подарков. Вечером Евгений Яковлевич накрыл стол в ресторане гостиницы "Киевская" у Киевского вокзала. Присутствовали весь наш отдел, С.А.Бутов, С.П.Петров, от 4 главка МСП М.С.Приказчиков, а также контр-адмирал, друг Е.Я.Разумовского и советник Председателя Совмина СССР А.Н.Косыгина. Хорошо посидели, выпили, кстати, в этот день в Москве прошло небольшое землетрясение - отголосок землетрясения где-то в Карпатах. На другой день 5 марта работы в отделе фактически не было, хорошо, что это была пятница и рабочий день короткий.
В 1977 году увольнялись в запас Г.С.Курляндцев и В.Н.Артюгин по выслуге лет, их увольнение произошло во второй половине года, и они дождались своей замены.
Взамен Г.С.Курляндцева С.А.Бутов нашел капитана 2 ранга Костюченко Алексея Тимофеевича, военпреда из НИИ в г.Балашихе, откуда он был родом и где курировал темы по разработке изделий для наших подводных диверсантов. Оказалось, что С.А.Бутов его хорошо знал, так как еще в 1957 году А.Т.Костюченко окончил наше ВВМУИО и был назначен на ЧФ, где С.А.Бутов был начальником МТО. Узнав, что А.Т.Костюченко был в училище старшиной роты на своем курсе и держал своих однокурсников в ежовых рукавицах, С.А.Бутов назначил его командиром минной партии на минном арсенале флота и следил за его дальнейшей службой. А.Т.Костюченко где-то пару недель постажировался у Г.С.Курляндцева, немного освоился в делах и стал заместителем С.Д.Могильного и ведущим минное оружие совместно с Володей Ильиным. Отличительной особенностью у А.Т.Костюченко был страшно неразборчивый почерк, и когда он первый раз принес на подпись С.А.Бутову шифртелеграмму, которая писалась от руки, тот накричал на него и приказал больше никогда не представлять таких документов. После этого при необходимости написать шифртелеграмму Алексей писал текст, а потом упрашивал одного из нас переписать его на бланк. В то же время, у него был какой-то необыкновенный нюх на людей, и в будущем он всегда очень удачно подбирал людей на различные должности в подчиненных отделу подразделениях. В назначении подобранных людей большую помощь ему оказывал его друг, земляк и однокашник по школе сначала старший офицер, а потом начальник направления в УК ВМФ капитан 1 ранга Корженков Сергей Иванович, с которым вскоре сдружился и я.
На место Володи Артюгина был назначен также из академии капитан-лейтенант Галискаров Фатих Абдрахманович, который при знакомстве обычно представлялся: "Фатих! Можно Федя!". Он оказался спокойным, исполнительным человеком, неплохо рисующим, и впоследствии частенько выручал нас необходимыми для дела рисунками. Мы с ним разделили ведение противоминного оружия, правда, часто приходилось заменять друг друга, особенно на первых порах. К тому же мне, уже постарше их всех по пребыванию в отделе, приходилось частенько помогать в организационных и деловых вопросах. Где-то уже в это время меня избрали партгрупоргом отдела, так как все, естественно, были коммунистами.
Таким образом, заменив практически весь личный состав отдела, С.Д.Могильный продлил себе срок службы почти до 60 лет, ссылаясь на то, что все молодые, и пока отдел оставить не на кого. Но и обстановка в отделе стала значительно легче, дружнее, и сам Сергей Дмитриевич уже частенько перед праздниками или по какому-то другому вызывал меня и со словами: "Помни, что ты не только партийный агитатор, но и организатор!" вносил свой денежный вклад и просил организовать где-нибудь вечернюю встречу личного состава отдела. Чаще всего эти встречи состоялись в расположенном рядом со служебным домом кафе "Маросейка" или других кафушках, которых в окрестности было предостаточно. Там мы слегка выпивали, беседовали о жизни и ближе узнавали друг друга. В целом отдел стал значительно дружнее того, что был до этого.
Летом 1979 у меня выходило звание "капитана 2 ранга", его присвоение мне взял в свои руки А.Т.Костюченко. Он написал на меня представление заранее, подписал его у начальников, отправил в УК ВМФ и поставил задачу своему другу С.И.Корженкову следить за его прохождением. После этого Сергей Иванович докладывал ему о всех перемещениях моего представления, о подписании приказа ГК доложил сразу, еще без номера, а потом через полчаса и номер приказа. Обмыть присвоение мне звания "2 ранга" я не сумел, так как это случилось в пятницу, я еле успел записать новое звание в удостоверение личности и переделать отпускной билет, а в субботу утром я уезжал с женой в санаторий на юг. Поэтому я отдал А.Т.Костюченко необходимую сумму, чтобы он с мужиками отметил мой праздник, а сам поспешил домой готовиться к отъезду. Главное в этом было то, что я впервые за 17 лет службы получил очередное звание практически день в день, что в те времена было большой редкостью.
В конце 1979 года на отчетно-выборном партийном собрании парторганизации УПВ меня избрали в состав партийного бюро организации, а на нем - заместителем секретаря партбюро управления. На меня была возложена основная почетная обязанность по сбору членских взносов с коммунистов парторганизации. В то время в состав парторганизации управления входили и коммунисты всех военных представительств, находившихся в Москве, поэтому парторганизация насчитывала более 100 членов. Секретарем партбюро обычно избирали кого-то из руководителей ВП, как менее нагруженного, чем офицеры управления, в то время это был руководитель нашего ВП в Балашихе капитан 1 ранга Володя Галкин. Я добросовестно собирал взносы со всех коммунистов обычно в день получки, сдавал раз в месяц деньги в кассу АХУ ВМФ и отчитывался перед Политотделом ГШ и управлений ГК ВМФ. Так как часть коммунистов при сборе взносов практически всегда отсутствовала из-за командировок, болезней, отпусков и других причин, то они сдавали взносы в другие дни, поэтому в моей кассе в продолжении месяца всегда были деньги. Этим пользовались все члены управления, прося у меня в долг небольшие суммы. Я никогда не отказывал, вел учет должников, ставя перед ними одно условие - все отдать в получку. Заместителем секретаря партбюро меня избирали 7 лет, и я ни разу не имел замечаний по вопросам сбора и сдачи членских взносов. Году в 1980 или 1981 на меня также были возложены на один год обязанности раздатчика получки личному составу управления, пришлось мне в дни получки одновременно раздавать деньги и собирать партвзносы. В результате однажды у меня случилась недостача где-то в 10-20 рублей, и когда С.А.Бутов при уплате взносов узнал об этом, то он сразу приказал финансисту компенсировать мне эту недостачу премией.
Где-то году в 1982-83 все партийные дела ВП передавались в ведение Политотдела частей центрального подчинения, наша парторганизация уменьшилась до размера только коммунистов управления, первым секретарем партбюро был избран Володя Кастрюлин: старший офицер, скоро заместитель начальника 4 отдела, лучший друг Володи Ильина и мой тоже. А я так и избирался заместителем секретаря вплоть до конца 1986 года. Вообще-то это тоже доставляло немало дополнительных хлопот, в отсутствие секретаря, который был то в командировках, то в отпуске, то болел, приходилось быть на разных совещаниях у секретаря Парткома органов КиВ, у самого Зам.ГК ВМФ по КиВ, обеспечивать различные мероприятия, типа присутствия коммунистов на всяких торжественных собраниях, от которых все пытались улизнуть. В общем, времени эта "почетная должность" занимала много, толку от этого не было никакого, только отнимала время от основных дел.
В 1981 году в порядке усиления нашего отдела в него было введено три дополнительные должности: две - старших офицеров и одна - гражданского специалиста. На должность ведущего минного оружия пришел капитан 3 ранга Денисков Борис Дмитриевич, который до этого года за два пришел из академии в УПВ на должность начальника экспортной группы, видимо считая, что на этой должности не будет вылезать из-за границы. Но получив в подчинение старого, все знающего специалиста капитана 1 ранга в отставке Мироненко Ивана Ерофеевича и пару нештатных женщин, и утонув в заявках всех стран, куда мы поставляли наше минно-торпедное оружие, на различные запасные части, он скоро потерял интерес к этому направлению и с удовольствием перешел к нам в помощники к Володе Ильину и А.Т.Костюченко. Больше всего он боялся каждую неделю, что нас заставят работать в субботу, а ему надо на дачу к отцу в Тульскую область, а еще, что А.Т.Костюченко не даст ему "2 ранга".
На место гражданского специалиста был взят капитан 3 ранга запаса Сорокин Геннадий, который недавно демобилизовался с должности командира мпк на БФ и имел жилье в Москве. Ему было поручено вести все источники питания оружия нашего отдела.
На должность ведущего противоминного оружия в одном из ВП Москвы мы нашли капитана 3 ранга Баукова Андрея, который ранее служил на тральщиках и имел какое-то понятие об этом оружии. Но служба в управлении оказалась значительно сложнее, чем в ВП, и скоро у Андрея начало резко ухудшаться зрение от напряжения, и он довольно быстро уволился в запас по здоровью, успев получить "2 ранга". На это место В.И.Бушуев предложил кандидатуру офицера из МТУ ТОФ капитана 3 ранга Чернявского Евгения, который недавно закончил академию, попал на ТОФ, но имел жилплощадь в Москве. Мне было поручено написать на него представление, потом А.Т.Костюченко дал ему зеленую дорогу, и скоро Евгений предстал перед нами. Он был любознательным, старательным человеком, но все-таки технические вопросы давались ему с большим трудом, поэтому мне с Фатихом Галискаровым приходилось постоянно приходить к нему на помощь.
Тогда же в 1981 или 1982 году группа сотрудников НИИ "Гидроприбор" за совокупность созданных противолодочных мин получили Государственную премию СССР. От ВМФ в эту группу был включен наш С.Д.Могильный. Сама премия была небольшая что-то порядка 5000 рублей на всю группу, в которую входило чуть ли не 12 человек, но это был большой престиж и золотая медаль лауреата на груди многого стоили. Как потом рассказывал Сергей Дмитриевич, он на обмывку "лауреатства" истратил значительно большую сумму, чем получил, но все-таки для нас всех этот факт был приятен.
В 1983 году все-таки наступила очередь ухода в запас нашего С.Д.Могильного, которому в этом году исполнялось 59 лет. Уволился он в последних числах марта, во всяком случае, обмывали мы это 5 апреля 1983 года, запомнил потому, что на другой день исполнялось 70 лет моему отцу, и я прямо там отпросился у А.Т.Костюченко на следующий день в Ногинск. Обмывали у С.Д.Могильного дома всем отделом с его женой Лавровой Калерией Борисовной, прекрасной дамой и отличной хозяйкой. Дружить с этой семьей мы продолжали и потом, периодически отмечая у них дома дни рождения Сергея Дмитриевича. Кстати, Калерия Борисовна была второй женой нашего начальника после смерти его жены, от которой у него оставалось 2 сына, у Калерии Борисовны также первый муж умер, у нее был сын Лавров Сергей Викторович, который был усыновлен С.Д.Могильным и впоследствии стал Министром иностранных дел РФ.
Начальником отдела стал А.Т.Костюченко, а вот на место его заместителя, вроде бы, я был первым претендентом. Но тут я узнал, что Володя Ильин тоже претендует на это место, заручившись поддержкой своего друга секретаря партбюро управления Володи Кастрюлина. С.А.Бутов, видя такую обстановку в отделе, поступил совершенно по-другому: он назначил заместителем к А.Т.Костюченко капитана 2 ранга Баданина Илью Васильевича, старшего офицера из 5 отдела УПВ, недавно назначенного туда после академии, а туда назначил нашего Женю Чернявского. Все это произошло не без участия В.И.Бушуева, который оказался настойчивее А.Т.Костюченко. Предвидя возможность некоторой травли И.В.Баданина в отделе, С.А.Бутов вызвал к себе в кабинет меня, Володю Ильина и Фатиха Галискарова и в присутствии А.Т.Костюченко и нашего начфина Н.Н.Смирнова объявил нам, что назначение в отдел И.В.Баданина является его решением, что он не потерпит никакого игнорирования этого решения. В качестве компенсации нам морального ущерба тут же приказал начфину назначить прибавку к нашим окладам: мне - 10 руб., Ильину - 10 руб., Галискарову - 5 руб. Честно говоря, я смирился с этим назначением И.В.Баданина практически сразу, понимая, что плетью обуха не перебьешь, а Володя Ильин еще некоторое время взбрыкивал, получая его указания, но скоро тоже прекратил свои выступления, ведь надо было работать, а Илья вовсю старался войти в курс всех дел. Ему это давалось достаточно трудно в части решения всех технических вопросов, пришлось мне активно помогать ему, ведь он также стал вести противоминное оружие.
В начале 1984 года я писал доклад Главкому о состоянии противоминного оружия ВМФ, С.А.Бутов занимался этим докладом сам напрямую со мной, частенько мне попадало от него за какую-то непонравившуюся ему фразу, он начинал кричать, я уходил, он быстро остывал, снова вызывал меня, и мы продолжали шлифовать текст доклада. Тогда же он спросил меня, что я думаю о дальнейшей своей перспективе. Я ответил, что в начальники особенно не рвусь, мне уже 44-й год, в звании "2 ранга" я через 1-1,5 года имею право на увольнение в запас. Тогда он мне твердо пообещал дать мне "1 ранга", я засомневался, он же еще раз подтвердил свое обещание. В середине года А.Т.Костюченко принимал на вооружение ВМФ новую мину торпеду по теме "Лоцман-Д", которая стала МТПК-1. Принимал он ее Постановлением Совмина СССР, то есть документы прошли через аппарат МО СССР. Постановление предусматривало ряд поощрений для промышленности и военных, и С.А.Бутов решил под эту марку провернуть еще одно поощрение, а точнее присвоить трем офицерам воинские звания "капитан 1 ранга" сверх должностной категории. Он вызвал из московского ВП капитана 2 ранга Петелина Андрея и приказал ему писать доклад Министру обороны о присвоении воинских званий сверх должностных: от УПВ - мне, от института - по-моему, Фролову и от ВП - А.Петелину. Фролов и А.Петелин все-таки вели торпеду МПТ-1, входящую в комплекс, к тому же и сама торпеда принималась на вооружение этим же постановлением в составе комплекса, а меня притянули сюда некоторым образом за уши, записав мне участие в разработке противотральной стойкости комплекса. Где-то месяц Андрей почти ежедневно докладывал С.А.Бутову очередной вариант доклада, тот что-то правил, снова перепечатывали и снова правили. Перед самым уходом в отпуск С.А.Бутов одобренный доклад передал А.Т.Костюченко, приказал перепечатать его, исключив оттуда А. Петелина (не знаю, чем он ему не угодил), подписал доклад в пятницу вечером и ушел в отпуск. Дальше доклад двигал А.Т.Костюченко, пользуясь своими связями, и вскоре документ ушел в ГУК МО.
Где-то в октябре ко мне зашел наш кадровик Андрей Мареев и сказал, что в ГУКе требуют более развернутую характеристику на меня. Я на 2-х листах расписал свои "подвиги", в том числе и на партийной ниве, А.Мареев отвез это в ГУК. Числа 12 декабря А.Мареев заглянул к нам в отдел и по секрету сообщил мне, что Министр обороны Маршал Советского Союза Устинов Дмитрий Федорович подписал приказ о присвоении мне звания "капитан 1 ранга", а ведь в это время он был сильно болен, и ему возили документы не подпись в госпиталь. Сейчас Андрей ехал в ГУК забирать мою справку, которая была закрытой, я быстренько побежал в гастроном, купил пару бутылок самого дорогого коньяка, попросил передать их нашему куратору в ГУКе. Скоро пришел сам приказ, С.А.Бутов вручил мне погоны, и я побежал заказывать ресторан. На пятницу 21 декабря в ближайших ресторанах все было занято, оказывается, этим приказом было присвоено много званий, и все торопились их обмыть. Пришлось мне заказать банкетный зал на четверг 20 декабря в ресторане гостиницы "Урал", основном "военно-морском" ресторане Москвы недалеко от ГШ ВМФ. С.А.Бутов сразу согласился участвовать в мероприятии, он никогда не игнорировал такие мероприятия у подчиненных, а С.П.Петров сначала сослался на занятость, но узнав, что С.А.Бутов будет, согласился тоже. Всего на банкете было около 25 человек, весь наш отдел и представители других отделов. Мы хорошо посидели, а утром, с тяжелыми головами прибыв на службу, узнали, что вчера 20 декабря 1984 года, то есть во время нашего банкета. Д.Ф.Устинов скончался, и по всему аппарату МО, и в частности ВМФ, было запрещено проведение всяких "обмывок". Я побежал скорее к вещевикам получать "шапку с ручкой", предчувствуя, что именно мне придется завтра-послезавтра принимать участие в его похоронах, что и случилось. Вот так С.А.Бутов выполнил свое данное мне обещание.
В 1985 году увольнялся в запас С.А.Бутов, на смену ему был назначен начальник МТУ СФ контр-адмирал Емелин Геннадий Валентинович, а С.П.Петров так и остался заместителем, его "мохнатой руки" уже не было в живых. Я с Г.В.Емелиным раньше близко не встречался, поэтому при прибытии его в УПВ мне он не очень понравился: какой-то надменный, грубоватый, видимо, высоко себя оценивающий. Как всякий вновь назначенный человек, он уже был убежден, что все до сих пор в УПВ делалось не так и это надо ломать. Он и начал это делать, в первую очередь, изменил ответственность офицеров за разработку и производство оружия. В частности, в нашем отделе мы стали отвечать не за определенные образцы оружия, а кто-то только за разработку, а кто-то - за серийное производство. Так Фатих Галискаров стал вести только разработку противоминного оружия, я - его серийное производство, а Илья Баданин - общее руководство всем. В общем, мне перестало нравиться служить в УПВ ВМФ.
В июле 1986 года я попал в 32 ЦВМКГ в Купавне с кистой верхней челюсти, меня там 2 недели готовили к операции, подготовка заключалась в том, что мне каждые 4 часа делали укол пенициллина, остальное время я был свободен. Здесь же в госпитале оказался капитан 1 ранга Яровой Геннадий Петрович, бывший командир 486 днтщ и начальник штаба 47 бковр, ныне старший офицер БП ВМФ, он проходил медкомиссию перед увольнением в запас. Мы были уже хорошо знакомы по совместной работе над ТР ТрК-79, он уже знал, что я тоже служил в 47 бковр. Мы много времени проводили вместе, тем более, что погода стояла отличная, мы загорали и гуляли по лесу на территории госпиталя. Здесь я и закинул удочку на счет моего назначения на его место, он дал принципиальное согласие на это и пообещал доложить начальству.
В сентябре я был в командировке в Лиепае, где был затор с госиспытаниями тральщика пр.1265 из-за КИУ-1, откуда, еще не закончив работу полностью, был срочно отозван А.Т.Костюченко в Москву, где он уточнил мое желание уйти из УПВ. Узнав с сожалением, что это так, он дал ход моему преставлению, в БП ВМФ моему назначению стал помогать Боря Черных, который недавно тоже был туда назначен, и в конце декабря 1986 года приказ о моем переводе был подписан.
За 11,5 лет моей службы в УПВ ВМФ было так много событий в моей деятельности, что попробую дальнейшее повествование вести отдельно по каждому направлению этой деятельности. Это будет иметь и некоторый познавательный смысл деятельности старшего офицера в центральном управлении ВМФ, а, главное, покажет объем направлений и работ в этой деятельности.
При этом хочется подчеркнуть, что когда я пишу "мы" ("мы обратились", "мы заказали" и т.д.), то это означает: я пишу по своей или начальства инициативе бумагу, потом начальники отдела и управления правят ее, я исправляю и перепечатываю, потом начальник управления подписывает, я отправляю, то есть вся черновая и исполнительная часть работы лежит на мне.
14.5. Вертолетное траление.
В 1974-75 годах, в связи с работами по разминирования зоны Суэцкого канала и применением там ВМС США вертолетов для траления мин, в нашем ВМФ очень активно развернулись работы по созданию системы вертолетного траления. Надо отметить, что в руководстве ВМФ и во всех его структурах утвердилось мнение, что все вопросы, в которых упоминаются слова "мина" или "трал" и производные от них, должны решаться только в УПВ ВМФ. Поэтому и в этом направлении считалось, что здесь все вопросы должно генерировать и решать УПВ, что и приходилось делать нашему отделу. При этом ГК ВМФ постоянно требовал по ним с ЗГК ВМФ по КиВ, тот - с начальника УПВ, ну уж тот - с нас.
Кое-какие работы в этом направлении уже проводились в нашем ВМФ где-то в конце 1950-х - начале 1960-х годов, но я о них до сего времени ничего не знал. Здесь же я узнал, что еще в 1961 году был принят на вооружение вертолетный контактный трал ВКТ-1, который буксировали 2-мя специально подготовленными вертолетами Ми-4, потом к буксировке привлекали и вертолет Ми-8. Позднее создали и приняли на вооружение вертолетный трал ВКТ-2, режущими элементами на нем были специальные зазубренные шарошки с профилем крыла, одеваемые на тралчасть, что позволяло значительно снизить сопротивление трала и повысить скорость траления. Однако далее экспериментальных работ дело не пошло и скоро потихоньку заглохло.
Эти работы были резко возобновлены после масштабного противоминного учения "Прилив-74", проведенного на Балтийском флоте под личным наблюдением ГК ВМФ Адмирала Флота Советского Союза Горшкова Сергея Георгиевича, а также после поступления развединформации о действиях противоминных вертолетов ВМС США во Вьетнаме и на Суэцком канале.
По результатам этого учения была выпущена директива ГК ВМФ по созданию вертолетных противоминных эскадрилий на флотах, по разработке вертолетных противоминных средств траления мин, по созданию на флотах специальных бригад тральщиков, которые до этого входили только в бригады Овра, а также по разработке нового руководства по боевым действиям противоминных кораблей.
Если в ВМС США был создан специальный противоминный вертолет RH-53D, который мог базироваться на специальных кораблях-вертолетоносцах и нести на внешней подвеске в район траления контактный и неконтактный тралы, там их ставить, использовать и возвращать на корабль, то в нашем ВМФ таких вертолетов и кораблей не было. МАП долго отказывался проектировать такой вертолет и предложил Авиации ВМФ приспосабливать в качестве буксировщиков тралов имеющиеся у нее транспортные и спасательные вертолеты МИ-8 и КА-25. Авиация ВМФ с помощью 3 управления Начальника вооружения ВВС, которое занималось разработкой и поставкой летательных аппаратов для ВМФ, проводило такое переоборудование и такие вертолеты получили индексы МИ-8БТ и КА-25БТ. Кроме того, был еще вертолет КА-25БШЗ, который предназначался для буксировки, постановки и подрыва буксируемого шнурового заряда БШЗ-600 (600 - длина шнурового заряда в метрах). На этих вертолетах монтировалось буксировочное устройство, которое позволяло принимать поставленный тральщиком трал, буксировать его в район траления и там тралить, по окончании траления буксировать его к тральщику и или передавать буксир трала на корабль, или аварийно сбрасывать буксир в воду. Буксир вертолетных тралов ставился дополнительно к основному буксиру трала, имел плавучесть, которая позволяла тральщику выбрать его при аварийном сбросе трала вертолетом. Буксир этот был разработан специально ЦНИИ "Гидроприбор", имел технический шифр бб4.417..... (остальные цифры не помню) и заказывался нами в промышленности отдельно. Вертолет КА-25БШЗ также имел на борту шифратор, при помощи которого давалась команда на постановку и подрыв БШЗ-600.
Из этих 3-х типов вертолетов только КА-25БШЗ прошел полный курс всех испытаний, положенных в ВВС, и был официально принят на вооружение Авиации ВМФ. Вертолеты МИ-8БТ и КА-25БТ также проходили испытания, но до конца они проведены не были, и вертолеты официально на вооружение не принимались, но использовались до поступления на вооружение вертолета МИ-14БТ (в разработке В-14БТ). Этот вертолет официально был создан МАПом из вертолета МИ-14ПЛ, прошел весь положенный в ВВС комплекс испытаний и был официально принят на вооружение где-то в 1980 году, хотя в принципе был одной из модификаций вертолетов МИ-14. Таким образом, специального, как в ВМС США, противоминного вертолета наш ВМФ так и не получил.
В качестве вертолетных тралов все это время использовались обычные корабельные тралы рейдовых тральщиков: контактный ГКТ-3В и электромагнитный СЭМТ-1В с акустическим АТ-2, питание которых осуществлялось от аккумуляторных батарей, установленных на соленоиде. На Балтике чаще использовали контактный трал МТ-3У, хотя официально это было не совсем корректно, ведь испытания проводились только с тралом ГКТ-3В (буква В означала приспособление трала к буксировке вертолетом и снабжение его дополнительным вертолетным буксиром). Кроме того, вертолеты могли буксировать несамоходный буксируемый шнуроукладчик проекта 103, на вьюшку которого можно было намотать до 1000 м шнурового заряда ШЗ-1 или ШЗ-2, постановку которых обеспечивала команда порядка 4-х человек, на время постановки посаженная на шнуроукладчик. Буксировка этих тралов представлялась для летчиков как "адская" работа, вертолет тащил трал по воде, напрягаясь изо всех сил, а КА-25 вообще шел практически винтами вперед, а носом - в воду, со скоростью где-то 10-15 км/час. Все это практически не давало каких-либо преимуществ в тралении, и применялось только для протраливания первой тральной полосы для обеспечения безопасности тральщиков при их дальнейшей работе. При постановке шнурового заряда со шнуроукладчика пр.103 команде приходилось раскручивать вьюшку, так как у вертолета не всегда хватало силенок для дальнейшей постановки при заборе якоря шнурового заряда.
В августе 1975 года было принято решение ВМФ, ВВС и МАП о создании на БФ, СФ, ЧФ и ТОФ по одной эскадрилье противоминных вертолетов в составе 10 вертолетов каждая, из них 4 вертолета МИ-14БТ и 6 вертолетов КА-25БТ (БШЗ). Сразу после этого мы стали включать в Оргуказания ГК ВМФ по подготовке ВМФ на каждый год требование об отработке всеми тральщиками флотов действий с вертолетами. Но где-то в 1976 или 1977 году на Балтике вертолет КА-25БШЗ при обратной передаче буксира трала на ртщ пр.1258 накренился, задел винтами мачту корабля и упал в море, оба летчика погибли. Оказалось, что ртщ настолько мал, что летчик вертолета его практически не видит при приеме - передаче трала, поэтому после этого работа ртщ с вертолетами была запрещена.
Где-то в 1974 году ЦНИИ "Гидроприбор" начал разработку специального вертолетного неконтактного трала по теме "Подъем-Т", но эта работа была рассчитана где-то на 4-5 лет. В том же году начинались работы по разминированию Суэцкого залива и привлечению к этой работе вертолетов-тральщиков, поэтому возникла необходимость быстрого создания какого-то облегченного вертолетного неконтактного трала. Эта задача была возложена на 28 НИИ, там на 75 отдел, которым руководил Кондратович Александр Алексеевич, его замом был Зарин Владимир Бертольдович. Они предложили по типу американского трала МК-106 на платформе расположить генератор, ток от которого подавался в разомкнутый контур облегченного плавучего кабеля, в качестве акустического трала использовать трубку Вентури, прикрепленную к этой платформе. Вертолет должен был только буксировать трал вертолетным буксиром и через шифратор, взятый из комплектации БШЗ, выдавать команды на включение и выключение тока в плавкабеле. В качестве платформы был выбран корпус катера на подводных крыльях "Волга", который в то время использовался в качестве прогулочного на реках и озерах и в качестве служебного милицейского там же. Строился этот катер на Батумском судостроительном заводе, спроектирован он был ЦКБ по СПК (г. Горький, ныне - Нижний Новгород). В связи с этим в рабочем порядке эти предприятия через МСП были привлечены к работам. Строили трал буквально на коленке, в качестве генератора тока использовали авиационный турбогенератор со всеми необходимыми комплектующими для его работы в корпусе катера, сначала устанавливали их на подходящее место, потом зарисовывали эскизы установки. Топливные баки для авиационного керосина использовали штатные на катере, а в качестве плавкабеля - кабель ПК-5А, доработанный и изготовленный заводом "Азовкабель" (г.Бердянск), основным и единственным заводом по изготовлению плавкабелей для ВМФ. Акустический трал изготовили на БССЗ вместе с вертушкой, которая от набегающего потока воды вращала заслонку внутри трубки Вентури.
Так было изготовлено два комплекта трала, А.А.Кондратович и В.Б.Зарин почти постоянно находились то в Батуми, то в Феодосии на испытаниях трала, но все-таки к работам в Суэцком заливе не успели, так как все мероприятия с тралом закончили только где-то к августу 1975 года, то есть к моему назначению в Москву. Как раз в начале моей службы в УПВ А.А.Кондратович приехал по делам в УПВ, увидел меня, рассказал мне всю эпопею с тралом, и пообещал мне привезти из своего стола мою тетрадь, которую я отдавал ему для засекречивания при моей академической практике у него, а он этого так и не сделал. Тралы были переданы в Севастополь в бухту Стрелецкую, где корабли 92 бртщ и 68 бковр начали отработку его использования в процессе боевой подготовки. Мтщ пр.266 и 266М свободно брали комплект трала на борт, а бтщ пр.1265 также брали его на борт, но для удобства размещения платформы пришлось по правому борту вырезать набольшую часть фальшборта на юте по правому борту, что нетрудно было сделать на деревянном корабле. В общем мтщ и бтщ могли применять трал для передачи его вертолетам и обратно, а керосином его заправляли из бочек у борта тральщиков. Таким образом, планировалось оставить эти два комплекта трала для опытной эксплуатации на ЧФ до поступления тралов, разрабатываемых по теме "Подъем-Т".
В 1976 году Главком ВМФ С.Г.Горшков, проверяя ЧФ, заехал в бухту Стрелецкую, увидел там стоящие на берегу два красивых красных катера "Волга", спросил, зачем они здесь стоят. Ему объяснили, что это вертолетные неконтактные тралы, которые проходят опытную эксплуатацию на флоте. Он тут же приказал изготовить еще десяток таких тралов для использования их и на других флотах. Его порученец записал эти слова, и через недельку это поручение уже в официальной письменной форме свалилось в УПВ ВМФ, то есть ко мне. Наши начальники схватились за голову, но делать было нечего, приказ есть приказ, нужно было его выполнять.
Во-первых, чтобы снабжать флот каким-то изделием, необходимо было иметь это изделие на вооружении флота. Мне было приказано подготовить и согласовать приказ ГК ВМФ о принятии трала на вооружение. Я напечатал проект приказа и начал ходить с ним по заинтересованным организациям. Авиация ВМФ и ОУ ГШ ВМФ, учитывая приказание ГК ВМФ, мне его согласовали, а вот ГУК ВМФ отказался категорически. В то время отделом в ГУКе, который вел проектирование и строительство тральщиков руководил капитан 1 ранга Тарасов Виталий Александрович, заместителем его был капитан 2 ранга Исаченков Виктор, а ведущим офицером по тральщикам - капитан 1 ранга Алексеев Вячеслав, которого вскоре заменил Сагоян Олег, хорошие все, в принципе, мужики. Но они мне популярно объяснили, что трал официально не разрабатывался, размещение его на тральщиках не прорабатывалось, а потому завизировать приказ они не могут. Я через С.Д.Могильного уговорил С.А.Бутова сходить к начальнику ГУК по этому вопросу. Тогда еще контр-адмирал Филонович Ростислав Дмитриевич, только что заступивший на эту должность взамен вице-адмирала Фоминых, также не поддался на уговоры С.А.Бутова. Без визы ГУКа я не мог завизировать приказ в Юридической группе, а без этой визы отдавать приказ на подпись Главкому было нельзя. Через несколько дней С.А.Бутов шел на очередной доклад к ГК ВМФ, заодно прихватил и мой проект приказа. Там он доложил обстановку С.Г.Горшкову, и тот, не задумываясь, подписал приказ. Я отправил подписанный приказ в Приказное отделение за номером и для рассылки, и тут на меня по телефону набросился юрист за нарушение порядка согласования приказа ГК ВМФ. Когда я ему объяснил, что это была личная воля Главкома, он сник, и, таким образом, наш доморощенный трал был принят на вооружение ВМФ под названием вертолетный неконтактный трал ВНТ-1.
Теперь необходимо было решать вопрос о производстве трала, для чего меня командировали в Батуми на БССЗ. Я прилетел в Батуми на самолете, добрался до завода, который располагался на берегу моря рядом с морвокзалом. Директором завода в то время был Рухадзе Вахтанг, истинный грузин, а главным инженером - Беляевский Георгий Иванович, сын русского из города Горького и грузинки из Батуми. Во время войны Георгий жил с матерью где-то в грузинской деревне и обрел все повадки, и даже акцент настоящего грузина. Меня принял директор завода, позвонил в местную гостиницу "Интурист" насчет моего устройства, а по вопросу производства трала отослал к главному инженеру. И вообще, наблюдая впоследствии работу завода, я понял, что все грузинские руководители на нем: начальники подразделений и производств играли чисто номинальную представительскую роль, фактически всем заправлял главный инженер Г.И.Беляевский с его неутомимой энергией, хваткой и умом, ведь он окончил ЛКИ, нашу питерскую "корабелку", как и его отец. Г.И.Беляевский ухватился за идею производства трала ВНТ-1, это давало дополнительную прибыль заводу, но сразу огорошил меня, в принципе, невозможностью этого производства, так как не было никакой официальной рабочей документации и совершенно не были согласованы ни с кем поставки авиационных комплектующих, устанавливаемых в катер. Он пообещал в ближайшее время подъехать во 2-й главк МСП, которому он подчинялся, и там помочь нам решить все возникшие проблемы. Я оставил ему на всякий случай наш типовой бланк договора на поставку военной продукции для изучения бухгалтерией и прочими службами завода, а также познакомился с военпредом, находящемся на заводе. Оказалось, что кроме катеров на воздушной подушке "Волга" завод еще делает небольшие катера для монтажа понтонных мостов на реках в интересах Инженерных войск МО СССР, принимает эти катера военпред от этих войск в чине майора (жаль фамилию не помню). Мы с ним обговорили возможность приемки нашего трала, он тоже согласился, так как это давало возможность получения второго военпреда, хотя бы гражданского, я пообещал ему провернуть это все официально через его руководство. Таким образом, я вернулся в Москву не с полной победой, но все-таки с надеждой на лучшее.
Вскоре Г.И.Беляевский приехал в Москву, мы с ним встретились во 2-м главке МСП, составили проект совместного решения главка и УПВ об организации производства платформы трала ВНТ-1. По этому решению ЦКБ по СПК поручалось в квартальный срок выпустить рабочую документацию на платформу по имеющимся у него эскизам, а БССЗ после освоения этой документации начать производство платформы до 10 комплектов в год, УПВ обеспечивает поставку авиационных комплектующих заводу и оплату всех выполняемых ЦКБ и БССЗ работ. Учитывая заинтересованность завода в этой работе, главк подписал это решение, ну а уж С.А.Бутов тем более, не смотря на некоторое сопротивление финансиста управления Н.Н.Смирнова из-за нарушения установленного порядка разработки и производства изделий, но приказ Главкома нужно было выполнять. После этого ход работ резко ускорился, и уже в конце 1977 года я получил с БССЗ проект договора на поставку в 1978 году 10-ти комплектов платформ трала ВНТ-1, при этом в дополнительных условиях поставки в договоре была оговорена поставка нами авиационных комплектующих для платформ. Договор С.А.Бутов подписал, а я сразу написал письмо Командующему Авиацией ВМФ с просьбой выделить на завод 10 комплектов авиационных комплектующих трала ВНТ-1 из наличия Авиации ВМФ для обеспечения указания Главкома об их производстве. Естественно письмо подписал С.А.Бутов, Командующий согласился с этим выделением, и производство трала началось. Вертолетный буксир для трала мы отдельно заказывали на УМЗ, головном производителе противоминного оружия, ведение договоров с которым было моей непосредственной обязанностью, плавучий кабель - на заводе "Азовкабель", договора с которым вел также я. Мне приходилось курировать все вопросы договорной работы, изготовления всех изделий и поставки их на флоты на этих заводах, а также вопросы контроля этой работы военными представительствами МО на них. На УМЗ это было 992 ВП МО, руководил которым в то время капитан 2 ранга Доценко Эдуард, также выпускник ВВМУИО. Номер ВП на заводе "Азовкабель" уже не помню, но где-то году в 1977-1978 с подачи С.Д.Могильного руководителем этого ВП был назначен капитан 1 ранга Бородин Юрий Александрович, начальник минно-трального отдела МТУ ТОФ, по его настоятельной просьбе уйти куда-нибудь в европейскую часть Союза. Опять судьба сыграла со мной интересную шутку, мой бывший большой для меня начальник на флоте стал фактически моим подчиненным.
Необходимо еще подчеркнуть, что главный инженер БССЗ Г.И.Беляевский не меньше нас вложил сил и энергии в производство тралов ВНТ-1, он частенько сам мотался по авиационным частям и аэродромам, выменивая у них на краску, спирт и другое комплектующие к тралу, чем ускорял этот процесс. Довольно скоро он стал директором завода после неожиданной смерти В.Рухадзе, но продолжал уделять нашему тралу очень большое внимание, очень жаль, что после отделения Грузии его фактически "выдавили" с завода, и я не знаю, где он закончил свою деятельность. Где-то году в 1983 пограничники дали на завод заказ на строительство сторожевых катеров, Г.И.Беляевский этим очень гордился, ведь он строил настоящие боевые корабли с пушкой, и даже построил 3-4 единицы этих катеров, которые были фактически утоплены потом грузинскими моряками из-за неграмотной их эксплуатации.
Таким образом, нам удалось где-то за 6-7 лет поставить на флоты порядка 50-60 тралов ВНТ-1 и обеспечить боевую подготовку тральных сил по вертолетному тралению. Несмотря на некоторые недостатки трала: разомкнутый электромагнитный трал, не очень большое время работы генератора из-за ограниченного запаса топлива на катере, трудности с заправкой его топливом с корабля из бочек, все-таки для подготовки тральщиков и вертолетов-тральщиков всех флотов он позволил проводить отработку противоминных действий и боевую подготовку.
Кстати, где-то в году 1979-1980 при плановом посещении С.Г.Горшковым Феодосии мы ему устроили "показуху" с этим тралом. На нашем полигоне была установлена боевая мина АМД-2-500, которая была вытралена вертолетом с тралом ВНТ-1 на втором галсе с очень эффектным взрывом. И хотя в укромном месте на шлюпке притаился Г.С.Курляндцев с подрывной машинкой, но ее использовать не пришлось. Так, вроде бы, мы подтвердили эффективность трала.
Году в 1980 НИИ "Гидроприбор" закончил проектирование вертолетного неконтактного трала по теме "Подъем-Т", который оказался настолько громоздким, что его не мог взять на борт ни один тральщик. Он представлял собой платформу - катамаран, на котором располагался авиационный генератор, поворачивающиеся крылья с механизмом их опускания-подъема, электромагнитный разомкнутый контур и акустический трал также типа трубки Вентури. По суше трал мог передвигаться на колесах с поднятыми крыльями, проектант даже предлагал включить в комплект трала набор металлических пластин, которыми выстилались взлетно-посадочные полосы грунтовых аэродромов, для выстилки ими определенных отрезков берега для спуска трала в воду и обратно. В общем, получилось довольно неудобное сооружение весом где-то под 4 тонны, вертолет также не мог взять его даже на внешней подвеске, предполагалось буксировать его с берега тральщиком в район траления, а там передавать вертолету.
После окончания государственных испытаний трала, возникли проблемы с принятием совместного решения о производстве трала опять же в вопросе поставки авиационного оборудования для трала. Пришлось вызывать в Москву В.Б.Зарина, он помогал мне согласовывать это решение в МСП и МАП. Если в МСП мы кое-как довольно быстро согласовали решение, то в МАП дело застопорилось. Пришлось опять же ехать в Калугу на Калужский турбинный завод и целый день уговаривать его руководство о поставке 2-х комплектов турбины УМЗ для установки их на тралах, больше 2-х комплектов в год УМЗ потянуть не мог. Но, в конце концов, решение было подписано, и в 1981 году я оформил, согласовал и подписал у ГК ВМФ приказ о принятии на вооружение ВМФ вертолетного неконтактного трала ВНТ-2, разработанного по теме "Подъем-Т". Однако начало производства трала очень затянулось, УМЗ никак не мог его начать, первый экземпляр появился только где-то году в 1985, сколько их было сделано всего и что с ними делали на флоте, я просто упустил из виду и не знаю.
Еще в 1976 году в УПВ появился профессор ФИАН доктор физико-технических наук Карасик Владимир Романович, который предложил использовать в нашем оружии явление сверхпроводимости. Этим предложением заинтересовался С.А.Бутов, направил его в наш отдел, а тут в него вцепились С.Д.Могильный и Г.С.Курляндцев. После долгих переговоров было решено открывать НИР по исследованию возможности создания облегченного электромагнитного трала со сверхпроводящим соленоидом с магнитным моментом не менее, чем у соленоида СЭМТ-1, и буксируемом вертолетом. В 1977 году Володя Артюгин начал согласовывать карточку на открытие этой НИР, утверждать ее должна была ВПК. Поскольку скоро Артюгин начал готовиться к увольнению в запас, то мне пришлось заканчивать согласование этой карточки в министерствах на уровне заместителей министров. Согласование шло неплохо, так как в этой работе оказались заинтересованными академик Вул Бенцион Моисеевич, а также Секция прикладных проблем АН СССР, которые оказывали своё влияние на ход согласования. Во время согласования мне приходилось неоднократно вносить исправления в текст карточки, делать подтирки целых предложений и печатать новый текст, так что под конец согласований карточка выглядела не ахти. Когда я все согласовал, то по поручению С.Д.Могильного пошел в Кремль, где тогда сидела ВПК, к её члену Побережскому Александру Григорьевичу, который до этого служил в УПВ начальником 4 отдела, а теперь курировал наше управление. Я показал ему согласованную перетертую карточку и сказал, что, видимо, придется её перепечатать начисто и заново согласовать. Он велел ничего не перепечатывать, а срочно высылать ему материал, все остальное он сделает сам. Таким образом, была открыта НИР "Пластрон" по созданию сверхпроводящего соленоида.
Кстати, о словах, которыми называли темы новых работ. Во многих писательских работах особенно представители проектантов посмеивались над названиями, которые давали военные новым темам работ. Но здесь тоже было организующее начало. Дело в том, что 11 управление МО СССР, ведущее все НИР и ОКР в МО СССР, методом "тыка" (тогда еще не было компьютеров), выбирало из Большой советской энциклопедии для каждого заказывающего управления перечень слов, которыми и должны там называться темы. Эти слова в УПВ держал у себя в рабочей тетради Железняков Николай Васильевич, капитан 1 ранга в отставке, работавший вольнонаемным в 1 отделе и занимавшийся планированием и всей отчетностью по НИОКР. Поэтому все мы после окончательного согласования новой темы шли к нему, выбирали из его перечня понравившееся слово и окончательно называли им тему. Я в то время не знал, что такое "Пластрон", но слово понравилось, и работа пошла под этим именем.
НИР прошла успешно, потом она перешла в ОКР, а ее уже стал вести Фатих Галискаров, а головным проектантом стал НИИ "Гидроприбор", как головной проектант противоминного оружия. Так как я с Фатихом были напарниками, то и мне приходилось решать некоторые вопросы по теме, особенно, при отсутствии его. Сверхпроводящий электромагнит получался весом около 3-х тонн, но все-таки это было значительно меньше 14-ти тонн СЭМТ-1. Соленоид был поставлен на катер на подводных крыльях немного побольше, чем катер "Волга", а вот название забыл. Обмотка соленоида была выполнена из очень тонкого изолированного медно-ниобиевого провода, витков которого на сердечнике было очень много, что позволяло при небольшом токе в проводе получать достаточно большое количество ампер-витков магнитного момента. Мне удалось наблюдать на предприятии процесс изготовления этого провода: в большом медном цилиндре диаметром порядка 150 мм и длиной где-то более 1 м просверливалось порядка 10-15 продольных отверстий, в эти отверстия заливался ниобий, а потом эта чушка прокатывалась до толщины тонкого провода. И, конечно, главным составляющим элементом в этом соленоиде был жидкий гелий, температура которого была почти -267 градусов по Цельсию. При этой температуре провод становился сверхпроводящим и позволял пропускать довольно приличный ток. Главная трудность состояла в том, что транспортировка, хранение и заливка гелия были очень трудными: жидкий гелий очень летучий, при малейшей негерметичности сосудов он быстро испарялся, что требовало специальных дополнительных мероприятий при работах с ним. Так, например, жидкий гелий при испытаниях трала в Феодосии получали в Москве в ФИАН, потом в специальном сосуде везли автомобилем в Феодосию, пару раз обнаруживалась какая-то негерметичность в сосуде, и машина привозила пустой сосуд, приходилось все начинать сначала. Кроме того, чтобы получить необходимые характеристики создаваемого тралом электромагнитного поля пришлось соленоид на катере располагать вертикально, что создавало дополнительные трудности в получении достаточной остойчивости буксируемого трала.
Несмотря на все трудности, работа шла, кстати, активнейшее участие в создании трала принимал наш бывший зам.начальника отдела Г.С.Курляндцев, который после демобилизации в 1977 году устроился работать в ФИАН к В.Р.Карасику и вел эту работу. Году в 1984-1985 прошли государственные испытания трала, Фатих оформил приказ о принятии на вооружение трала, разработанного по теме "Пластрон", под наименованием вертолетного неконтактного трала ВНТ-3. Было принято решение ВМФ, МСП и АН СССР о производстве трала, но встал вопрос о производстве жидкого гелия для него. Опытный образец трала был оставлен для опытной эксплуатации на ЧФ, поэтому решили первое гелиевое производство организовывать там. Было выбрано место в районе Донузлава, куда стали потихоньку поставлять довольно сложное и дорогое оборудование для этого производства. Необходимо отдать должное в этой работе Фатиху Галискарову, который отдал этому делу много сил и времени, но дело шло довольно медленно, дотянули до начала 1990-х, а там полный развал, уже не до гелия и вообще ни до чего. В результате вся работа с использованием сверхпроводимости полетела в тартарары, однако за тральщиками остался приоритет ее первого использования в конкретном образце оружия.
Большая работа была проведена по установке на вертолетах-тральщиках аппаратуры координирования траления, то есть определения точного места вертолета над морем. Эта точность требовалась буквально в пределах 1-2 м, ведь величина перекрыша тральных полос по руководящим документам должна быть 5 ошибок определения места, что при небольшой ширине тральной полосы вертолетных тралов выливалось в ползании вертолета по одному месту. Сначала пытались на вертолет ставить корабельную часть аппаратуры "Брас-Грас", однако в ней были применены стрелочные указатели приборов, показания которых при вертолетной вибрации считывать было невозможно. Приходилось координировать действия вертолета-тральщика по радиосвязи с корабля, идущего недалеко от него. И хотя координирование траления находилось в компетенции ГУНИО МО, но оно категорически отказалось заниматься вертолетной аппаратурой, считая это компетенцией МАП. МАП же говорил, что мы даем вам крюк, а вы цепляйте на него все, что сочтете нужным, лишь бы вертолет не падал. Учитывая важность развития вертолетного траления, наше начальство решило и эти вопросы брать в свои руки. Мы связались с руководством НПО "Ленинец", которое занималось разработкой аппаратуры для летательных аппаратов и располагалось в Ленинграде в здании, где я проучился первые два года в ВВМУИО, и которое они у нас отобрали в 1959 году. Я даже вместе с начальником минно-трального управления 28 НИИ полковником Белявским Игорем Никифоровичем пробился к заместителю начальника НПО по науке и предложил ему принять участие к разработке необходимой для нас аппаратуру. Узнав наши требования к необходимой точности определения места вертолета 1-2 м на удалении до 50 км от берега, он только рассмеялся и сказал, что это для них нереально и исполнено быть не может. Таким образом, официальный ход работы стал невозможным.
В это время заместитель начальника 75 отдела 28 НИИ полковник Смирнов Владимир Александрович, страстный поклонник и пропагандист лазерной техники, совместно со специалистами 9 НИИ, подчинявшегося ГУНИО МО, создали лазерную систему навигации, в которой капитан судна или летчик летательного аппарата должны были удерживать свой объект на линии, создаваемой лазером на земле в нужном направлении. И хотя лазеры в то время были еще довольно примитивными, но они сумели протестировать аппаратуру на военном истребители где-то на аэродроме под Ленинградом и получили очень хорошие отзывы. Впоследствии ГУНИО МО, руководил которым в то время адмирал А.И.Россохо, даже принял на вооружение ВМФ телевизионную навигационную систему ТНС-1, но приняли ее только для вооружения кораблей, летательные аппараты для них были "табу". Впоследствии, я участвовал в совещании с представителями Авиации ВМФ и 9 НИИ, на котором приняли решение неофициально устанавливать на действующих вертолетах-тральщиках Ми-14БТ эту аппаратуру в качестве ее опытной эксплуатации. Дело в том, что все официальные вооружения летательных аппаратов и все работы по проектированию их для ВМФ проводились МАП по заказу 3-го управления НВ ВВС, а это потребовало бы длительного проведения всех положенных испытаний. Руководство УПВ, Авиации ВМФ и 9 НИИ согласились с нашим решением, но ГУНИО МО долго не могло наладить выпуск этой аппаратуры, поэтому это решение так и осталось на бумаге.
Одновременно полковник В.А.Смирнов вел большую и активную работу по исследованию возможности обнаружения мин на глубинах до 50-60 м с помощью лазерно-телевизионной аппаратуры, установленной на борту вертолета. Практически все 11 лет, что я прослужил в УПВ, велась НИР по этой теме "Скат-В", для чего привлекался единственный в ВВС вертолет со специальной фотоаппаратурой на борту, который базировался где-то в Белоруссии. Каждый год В.А.Смирнов пробивал в Москве совместную ГШ ВМФ и ГШ ВВС директиву о перебазировании этого вертолета в Крым в Феодосию на полигон ВВС и фактически сам руководил испытаниями по обнаружению мин с него сначала просто визуально, потом с помощью телеаппаратуры, потом лазерной телеаппаратурой. Испытания давали обнадеживающие результаты, в 1985-1986 годах мы даже строили на самом южном мысе Крыма Форос специальную платформу для расположения на ней лазерной телеаппаратуры, чтобы проводить там примерно такие же испытания в разное время года при отсутствии вертолета, но грянули известные события, "перестройка" и все связанное с ней оказались главнее всего и всех научных изысканий, и это дело оказалось "угробленным".
В мае 1976 года вышло постановление ЦК КПСС и СМ СССР "О развитии морского подводного оружия", которое готовили МСП, МАП совместно с ВМФ и ВВС, одним из поручений которого было: "МАП совместно с ВВС и ВМФ в 3-х месячный срок представить предложения по развитию противоминных вертолетов ВМФ". Мы сразу начали звонить в МАП, узнавать, кто будет готовить предложения, когда и предлагать свою помощь в этом. Месяца два мы ничего уточнить не могли, а потом по телефону нам сообщили, что ничего они готовить не будут, если нам это надо, то вы и занимайтесь, они могут только участвовать своими представителями в этом процессе. Пришлось проглотить эту пилюлю и попросить устроить соответствующее совещание на базе МАП. Совещание было проведено в КБ им.Камова в Люберцах, в нем приняли участие я, представители КБ им.Миля и им.Камова, представители 3 управления НВ ВВС и Авиации ВМФ, представитель вертолетного главка МАП. Как я уже упоминал выше, 3 управление НВ ВВС занималось заказами проектирования и производства всех летательных аппаратов для Авиации ВМФ, а сама Авиация ВМФ занималась их эксплуатацией, боевым применением и заказами отдельных запчастей. В 3 управлении НВ ВВС были отделы береговых и корабельных вертолетов, в которых мне по противоминным вертолетам приходилось постоянно и много контактировать соответственно с майором Бугайчуком Николаем и капитаном Петровым Алексеем. В Авиации ВМФ технические вопросы вела группа из 2-х человек, начальником ее был полковник Богданов-Черин, а вторым - подполковник, фамилию забыл, а имя - Анатолий, боевую подготовку вела группа, в которой моими вопросами занимался подполковник Кононец Анатолий (в 1977 году мы с ним получили квартиры в одном подъезде).
Представители КБ предложили в качестве противоминных вертолетов использовать новый большой вертолет Ми - 26 (в разработке В-26) КБ им.Миля и вертолет Ка-27 (в разработке Ка-252) КБ им.Камова. Разработка основных вариантов этих вертолетов в КБ заканчивалась, поэтому противоминный их вариант требовал проработки технических предложений, это по авиационному, а по нашему - проведения НИР по исследованию возможности использования этих вертолетов в качестве противоминных. Вертолет Ка-252 должен был иметь тягу порядка 3-х тонн, то есть примерно как Ми-14БТ, поэтому мог быть только буксировщиком тралов. А вот вертолет В-26 имел большой грузовой отсек и тягу порядка 6-ти тонн, то есть вполне мог нести тралы внутри корпуса или на внешней подвеске, что значительно облегчало бы траление. Все эти требования мы включили в тематическую карточку на разработку технических предложений для утверждения ее ВПК, тут же ее напечатали и завизировали всеми участниками совещания и на уровне начальников КБ.
Дальше нужно было визировать эту карточку на уровне министерств и ведомств, и эта "почетная" роль досталась, естественно, мне. Я начал с МАП, причем мы хотели, чтобы каждая эта разработка шла, как комплекс, а головными по этим разработкам шли авиационные КБ, ведь у них были другие нормы в проектировании, которые позволяли все сделать легче и в меньших размерах. На уровне технических предложений это сделать удалось.
В это время Командующий Авиацией ВМФ генерал-полковник авиации Мироненко Александр Алексеевич посетил авиационный полигон в Феодосии, и попросил показать ему траление вертолетом. На полигоне под рукой оказался только трал СЭМТ-1, и посмотрев работу вертолета с этим тралом, А.А.Мироненко пришел в ужас. Приехав в Москву, он сразу доложил Главкому, что его летчики герои, а вот УПВ цепляет к его вертолетам такие тралы, которые могут только гробить вертолеты. Главком сразу дал С.А.Бутову указание встретиться с А.А.Мироненко и урегулировать все его сомнения. С.А.Бутов сам, естественно, на эту встречу не поехал, а послал туда С.П.Петрова и меня. В кабинете А.А.Мироненко были его заместитель генерал-полковник авиации Томашевский Александр Николаевич, начальники всех отделов Авиации ВМФ, в общем, куча летунов, и мы с С.П.Петровым. А.А.Мироненко сначала разразился гневными обвинениями в адрес минеров и спросил, делаем ли мы что-нибудь для облегчения работы летчиков. Пришлось ему объяснить, что, вообще-то, это должна быть наша совместная работа, а нами делается многое: уже запускается в производство трал ВНТ-1, разрабатывается трал ВНТ-2, и вот готовится решение ВПК о разработке технических предложений на вертолеты В-26ПМ и Ка-252ПМ. Он сразу сник, признал, что мы почти все сделали, и дал указание своим офицером оказать мне максимальную помощь в согласовании тематической карточки на эти работы в МАП и ВВС. С такой помощью согласование пошло значительно быстрее, и где-то в конце 1976 года вышло решение ВПК о разработке технических предложений по созданию вертолетов В-26ПМ и Ка-252ПМ со сроком работ где-то 2-3 года. Мы привлекли к этим работам и МСП в лице НИИ "Гидроприбор", и АН СССР в лице ФИАН.
Главным конструктором разработки вертолета В-26ПМ стал сам генеральный конструктор и генеральный директор КБ им.Миля Тищенко Марат Николаевич. Где-то в конце 1981 или 1982 года прошло рассмотрение технических предложений, от УПВ на нем был только я, а от Авиации ВМФ, ВВС и МАП было довольно много народу. Мероприятие было довольно бурным, предполагалось разработать для этого вертолета специальный магнитоакустический трал, в котором электромагнитом должен стать сверхпроводящий соленоид в обтекаемой капсюле, идущей над самой водой, а акустический трал - в воде на углублении 3-5 м. Контактным тралом оставался ВКТ-2 или ГКТ-3В, все тралы вертолет должен был нести на борту, обеспечивая их постановку и выборку. Здесь камнем преткновения стала тральная вьюшка на борту вертолета, если поручать ее проектирование МСП, то она могла быть очень громоздкой, а МАП не имел опыта проектирования таких объемных вьюшек, этот вопрос оставили для дальнейшей проработки. Я все-таки настаивал на том, чтобы вертолет проектировался в едином комплексе со всем оборудованием и тралами, а головным по комплексу оставалось КБ им.Миля. Увидев все трудности этой работы, М.Н.Тищенко сложил с себя обязанности главного конструктора по теме и поручил эту работу филиалу КБ в Ростове-на-Дону. Через некоторое время там был назначен главным конструктором по ОКР молодой деятельный конструктор (жаль не помню фамилии), который начал готовить и согласовывать постановление СМ СССР на проектирование вертолета Ми-26ПМ. Согласование шло очень тяжело, ведь было очень много соисполнителей, долго искали проектанта тральной лебедки, оно затянулось до начала перестройки и начала 90-х годов, которые всю эту работу "благополучно" угробили, так ВМФ и не получил специального противоминного вертолета.
Разработка технических предложений по вертолету Ка-252ПМ прошла в установленные сроки без особых трений, ведь он практически повторял проект буксировщика тралов Ми-14БТ, то есть его проектирование не вызвало бы особых трудностей. Но тут руководство МАП и КБ им.Миля огорошило нас другой новостью: оказывается Главком уже установил твердые сроки последовательности разработки модификаций этого вертолета для ВМФ, который после утверждения базового варианта получил наименование Ка-27. В первую очередь он определил разработку противолодочного варианта, затем других типа поисково-спасательного, транспортного и т.д. Нашего противоминного варианта вообще сначала предусмотрено не было, таким образом, он откладывался "на потом", в результате всех грядущих событий этот вертолет также не попал в ВМФ.
Вот таковы были события в вертолетном тралении ВМФ в годы моей службы в УПВ ВМФ, в которых мне лично довелось участвовать.
При назначении в УПВ ВМФ в 1975 году я не вел контактные тралы наших тральщиков, но приходилось заниматься и ими, так как нас было сначала всего два противоминщика: я и Фатих Галискаров (до 1977 года это был Володя Артюгин), а с 1983 года добавился Илья Баданин. Поэтому постоянно приходилось подменять друг друга на время отпусков, командировок, болезней и прочего, кроме того, я вел договора с головным производителем противоминного оружия, в том числе и контактных тралов - УМЗ, поэтому мне приходилось знать всю номенклатуру заказываемого оружия. Попробую кратко изложить развитие контактных тралов во время моей службы в УПВ.
На 1975 год на вооружении ВМФ состояли следующие образцы контактных тралов по подклассам противоминных кораблей (с 1979 года - минно-тральных кораблей):
морские тральщики - морские тралы МТ-1 и МТ-2У, быстроходный контактный трал БКТ в подсекающем варианте (варианты обозначения и уничтожения плавающих мин были сняты с применения), парный придонный трал ППТ, парный донно-сетевой трал ПДСТ, парный глубоководный трал ПГКТ;
базовые тральщики - глубоководный контактный трал ГКТ-2, кроме него могли быть применены парные тралы ППТ, ПДСТ в обычном или облегченных вариантах;
рейдовые тральщики - морской трал МТ-3У и глубоководный контактный трал ГКТ-3;
речные тральщики - речной контактный трал РКТ-2 (в 3-х вариантах: подсекающие - одинарный и парный и парный сетевой);
вертолетные - вертолетный контактный трал ВКТ-2, вертолетный глубоководный трал ГКТ-3В, кроме того, на БФ применяли трал МТ-3У в вертолетном варианте. На складах флотов также находилось довольно много старых тралов типа ВКТ-1, РКТ-1, ПСТ, ОПТ и другие, но из них старались комплектовать основные тралы, так как многие тросовые части были, естественно, взаимозаменяемы.
Нужно еще сказать, что если мы для себя заказывали в промышленности в это время новые тралы типа ГКТ-2, ГКТ-3, то для экспортных кораблей шли еще старые тралы типа МТ-1, 2, 3, поэтому промышленности приходилось изготавливать довольно большую номенклатуру тралов, да и другого вооружения, в том числе, и в других видах Вооруженных сил. Пришедший в 1976 году Министр обороны СССР Д.Ф.Устинов, старый промышленник, потребовал от всех заказывающих управлений резко сократить номенклатуру заказываемого в промышленности вооружения. Поэтому пришлось ставить вопрос о разрешении поставки на экспорт более нового вооружения, а также начинать разработки универсальных образцов оружия и вооружения, способных заменить собой несколько образцов старого оружия. Помню, мы долго рисовали таблицы для доклада начальству, в которых линии от нескольких имеемых образцов сводились в одну линию нового образца. Правда, никто не задумывался о том, что на флотах оставались и старые и новые образцы, то есть там номенклатура только увеличивалась, но главным оставалось облегчение жизни промышленности.
Хочется еще сказать, что несмотря на весь анахронизм контактных тралов, принцип работы которого так и остался, как у первого трала Шульца, эффективность действия их против якорных мин, независимо от типа их взрывателей: контактных, неконтактных, комбинированных, оставалась очень высокой. Здесь главное - подсек, мина всплыла, и делай с ней что хочешь, а если взорвалась при всплытии - еще лучше, никаких забот.
Постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР от мая 1976 года N 302-116 был открыт ОКР по созданию универсального контактного трала для морских и базовых тральщиков по теме "Канат". Сначала мы планировали создать такую комплектацию этого трала, чтобы она позволяла скомплектовать одинарный или парный глубоководный трал для морского или базового тральщика, то есть из одного набора собрать любой трал. Вся работа была проведена в течении 4-х - 5-ти лет, но в конце разработки мы пришли к выводу, что заказывать в дальнейшем только один общий комплект трала для комплектации из него в дальнейшем нужного в каждом конкретном случае трала нецелесообразно, так как при сборке трала меньшей комплектации будет оставаться много неиспользованных частей. Поэтому при принятии на вооружение по совместному решению ВМФ (УПВ) и МСП (4 главк) было решено принимать комплекс тралов контактных КТК-1, состоящий из 8-и тралов: 3 трала для морских тральщиков, 3 - для базовых тральщиков и 2 - для поставки на экспорт. Комплекс КТК-1 был принят на вооружение ВМФ, но его производство УМЗ смог развернуть только где-то в 1985-1986 году. Кстати, наименование изделия "комплекс" в те времена имело еще одну немаловажную подоплеку: повышался статус предприятия промышленности, изготавливающие "комплексы", а вмести с ним и статус военного представительства, находящегося на нем.
Кстати, в процессе разработки КТК-1 был разработан специальный буксируемый отражатель гидролокационных посылок для использования его при тралении мин с активными гидролокационными взрывателями, который достаточно эффективно имитировал отраженное поле кораблей. Опытный образец этого отражателя был даже использован для испытаний и отработки аппаратуры обнаружения минно-ракетного противокорабельного комплекса МРПК-1, разработка которого по теме "Голец" заканчивалась в это же время.
Тогда же планом Министра обороны СССР была задана ОКР по разработке унифицированного глубоководного трала ГКТ-3М для рейдовых, речных тральщиков и вертолетов-тральщиков. Эта работа была проведена в установленные сроки, и был принят на вооружение ВМФ трал ГКТ-3М, а фактически комплекс из 3-х вариантов этого трала: одинарный, парный глубоководный и парный сетевой.
Вспоминается еще один эпизод из истории с контактными тралами. В некоторых якорных минах применялись цепные минрепы, чтобы затруднить их траление контактными тралами, ведь цепь не перерезалась резаком трала. Для перерезания таких минрепов в наших тралах использовались специальные тральные патроны, первичным детонатором в которых были взрыватели ВКШ, по два взрывателя в каждом патроне. Когда еще спроектировали первый тральный патрон ПМТ и взрыватель ВКШ для него, то запустили их в серию и сразу сделали где-то тысяч 20-30 этих взрывателей, заложили их на хранение и посчитали, что этих взрывателей на наш век хватит. Боевые патроны ПМТ в боевой подготовке использовались очень редко, во всех последующих патронах контактных тралов были применены эти же взрыватели, и все о них благополучно забыли.
В начале 1980-х годов Индия заказала нам несколько морских тральщиков, которые благополучно начали строиться на СНСЗ. И вот при поставке на эти тральщики контактных тралов, сначала это были МТ-1, потом ГКТ-2, были поставлены и патроны с взрывателями ВКШ, по 20 штук на трал МТ-1 (в комплекте было 10 патронов) и по 8 штук на трал ГКТ-2 ( в комплекте 4 патрона). И тут индусы обнаружили, что ВКШ очень давнего срока производства и по документации сроки их действия истекли. Наши попытки объяснить им, что этим взрывателям не страшны никакие сроки, ни к чему не привели. Проектанты официально пытались продлить сроки действия взрывателей, но это пару раз подействовало на сдачу очередного корабля, а в последующем обещало очередную головную боль, ведь из-за этой малюсенькой штучки срывались сроки поставки целых кораблей по экспорту. Нами было принято решение обновить запасы ВКШ на складах, но промышленность делать это категорически отказывалась, так как на заводах Минмаша вся оснастка для производства этих взрывателей была уничтожена. Нам, и в частности мне лично, пришлось исписать горы бумаги, походить по кабинетам руководства министерства по этому вопросу, но все-таки аргумент экспортных поставок возымел действие, и производство ВКШ было пробито, но само обновление прошло уже без меня.
Здесь же хочется добавить, что еще где-то чуть ранее 1975 года "Гидроприбор" начал проектировать специальный тральный резак по теме "Патрон", обеспечивающий перерезание стального троса большого диаметра до 30 мм. Режущая часть этого резака работала при помощи специальных пиропатронов, что позволило выполнить поставленную задачу. Разработка резака была закончена в 1977 году, чтобы принять его на вооружение ВМФ, уже Фатиху Галискарову пришлось делать приказ Министра обороны СССР, так как расходы на проектирование превысили 50 тыс. рублей - лимит Главкома ВМФ. Фатиху пришлось довольно долго ходить с приказом по инстанциям ВМФ и ГШ ВС СССР, многие смеялись вроде бы над такой мелочью для МО СССР, но в конце концов резак был принят под названием РПТ - резак пиротехнический тральный.
Была даже попытка применить РПТ в боевых условиях, в 1978 году на СФ морской тральщик где-то в районе Нордкап - Медвежий контактным тралом зацепил какой-то подводный объект, но подрезать его не смог. Так как производство РПТ еще не было налажено, то мы собрали в Феодосии из опытных образцов два целых резака, срочно самолетом переправили их на СФ, там переправили на тральщик в этой зоне и пытались тралить этими резаками. Но снова зацепить объект так и не смогли, видимо потеряли место, и проверить возможности резака не получилось. Написать об этом легко, но вы представьте себе, какой объем организационной и фактической работы стоял за этим мероприятием.
14.7. Неконтактные тралы.
14.7.1. Электромагнитные тралы.
14.7.1.1. Кабельные тралы.
В 1975 году на вооружении тральщиков стояли следующие кабельные электромагнитные тралы: ТЭМ-52М, ТЭМ-2, ТЭМ-3, ТЭМ-4 для морских тральщиков и ПЭМТ-4 для базовых тральщиков. Тралом ТЭМ-52М были вооружены мтщ пр.254К, 254М 254А, которых в ВМФ оставалось уже немного, но они еще были практически на всех флотах, их потихоньку списывали, эти тралы уже не производились. Тралом ТЭМ-2 вооружались мтщ пр.264А, но как раз в это время было принято решение переклассифицировать эти мтщ в скр, все тральное оборудование с них снималось, было принято решение вообще снять трал с вооружения ВМФ, что и было сделано в рамках требования нового Министра обороны Д.Ф.Устинова о сокращении номенклатуры вооружения. Тралом ТЭМ-3 вооружались мтщ пр.266, а более мощным тралом ТЭМ-4 - мтщ пр.266М, они продолжали производиться, головным производителем их являлся УМЗ, хотя он изготавливал только оснастку трала, а основную часть трала - плавучий кабель по договору с ним изготавливал "Азовкабель". Я также ежегодно дополнительно заказывал у "Азовкабеля" по 1-2 плавкабеля этих тралов про запас.
Кстати, через 2-3 года время моей службы в УПВ завод предложил нам, как заказчику кабельной продукции, уплатить приличный штраф за невозвращенную кабельную тару, то есть вьюшки, которые мы как бы должны возвращать в соответствии с каким-то решением их министерства. Я перелистал справочную тетрадь уволенного в запас Володи Артюгина и в ней нашел запись о том, что еще где-то в конце 1940-х годов было Постановление СМ СССР, подписанное самим И.В.Сталиным о невозврате Военно-Морским флотом тары для плавкабелей. Никто это постановление не отменял, я сослался на него, и вопрос был закрыт. Правда через несколько лет, видимо с приходом на завод новых людей, вопрос повторился, но и ответ пришлось повторить, что также всех удовлетворило. Так в справочных тетрадях уволенных товарищей можно было найти много исторических данных, которые многими были забыты, но мы хранили эти тетради сами и передавали их по наследству.
Тралы ТЭМ-3,4 могли использоваться в разомкнутом и в петлевом вариантах, но в разомкнутом варианте почти не использовались, так как траление в этом варианте было недостаточно эффективным из-за необходимости производства его взаимно перпендикулярными галсами, а применение электрических взрывателей в минах к этому времени как-то сошло на нет.
Тралом ПЭМТ-4 вооружались бтщ пр.1265, 257ДМ, и он был настолько удачным, что состоял на вооружении все время моей службы и после ее и, по-моему, состоит до сих пор.
В рамках унификации и сокращения номенклатуры в начале 80-х годов была задана и проведена ОКР по модернизации тралов ТЭМ-3 и ТЭМ-4 на новой элементной базе по теме "Нарочь" для всех морских тральщиков, в том числе перспективных. Модернизация была проведена года за 3-4, и я оформлял документы на принятие на вооружение электромагнитного трала ТЭМ-4М.
14.7.1.2. Соленоидные тралы.
Основным преимуществом соленоидных электромагнитных тралов было наиболее близкое к корабельному создаваемое ими электромагнитное и магнитное поля, однако они были достаточно неудобны в эксплуатации из-за своей громоздкости и необходимости их размагничивания после применения. К моему приходу в УПВ на вооружении ВМФ состояло два соленоидных электромагнитных трала: СЭМТ-1 для ртщ, ретщ и СТ-2 для бтщ.
Соленоид СЭМТ-1 был длиной порядка 12 м и весом порядка 14 тонн, имел один длинный стальной сердечник с намотанным на него толстым медным проводом и был обшит специальным деревянным брусом. При длительном хранении в воде дерево намокало, изоляция обмотки постепенно снижалась, требовалось хранение соленоидов на суше для просушки и повышения изоляции, что лично я проводил еще на острове Путятине на ТОФ. Периодически требовалась смена деревянной обшивки на соленоидах, что также проводилось на складах флотов, дерево специального профиля поставлял, в основном, 10 арсенал ВМФ г.Канск Красноярского края. Как я уже отмечал выше, в начале 1970-х годов была проведена модернизация соленоида, сплошная обмотка была заменена на несколько пластмассовых катушек, которые одевались на сердечник, пластмассой была залита вся обмотка катушек. Это заметно повышало ремонтопригодность соленоидов, и я лично в 1976 году оформлял документы на принятие на вооружение модернизированного трала СЭМТ-1М, разработанного по теме "Призма". Однако впоследствии выяснилось, что при модернизации была применена не очень качественная пластмасса, которая при эксплуатации давала микроскопические трещины, через которые все же проникала влага, что отрицательно действовало на изоляцию обмотки. В целом проблема поддержания сопротивления изоляции соленоидов СЭМТ-1М оставалась, но мы старались ее решать хранением соленоидов на суше, поисками других пластмасс, хорошо хоть соленоид хотя и был достаточно громоздкий, но позволял в условиях флотов хранить его на берегу.
Соленоид СТ-2 был длиной где-то под 20 м и весом под 40 тонн, имел сплошной стальной корпус, в котором находился сердечник с обмоткой. Эти соленоиды на флотах хранились исключительно в воде, так как поднимать их на сушу и спускать в необходимых случаях они возможности практически не имели.
Тралы СЭМТ-1М м СТ-2 мы заказывали раздельно, соленоиды нам изготавливал Ленинградский судостроительный завод им.А.А.Жданова, буксирно-кабельные части - УМЗ, договора с заводом Жданова вел также я. Здесь я столкнулся с большой проблемой, которая заключалась в том, что из-за громоздкости один соленоид СТ-2 по готовности отгружался на флот по нашей разнарядке на 2-х железнодорожных платформах, а при прибытии их на флот МТУ (МТО) не всегда могли сразу разгрузить эти соленоиды. За простой вагонов железная дорога требовала с завода штраф, а завод переадресовывал штраф нам. Мы этот штраф платить не имели права, и возникала куча проблем с финансистами по решению этих проблем. Пришлось мне налаживать систему по предварительной точной информации МТУ (МТО) флотов о прибытии к ним этого груза, чтобы они могли заранее организовать разгрузку соленоидов, хорошо хоть их было не так много, завод мог изготовить всего 2-3 соленоида в год.
14.7.2. Акустические тралы.
В 1975 году на вооружении ВМФ состояли следующие акустические тралы:
БАТ-2 - в резерве;
АТ- 2 - в резерве и для ртщ и ретщ;
АТ-3 - для мтщ;
АТ-5 - для бтщ;
АТ-6 - для ртщ.
Был еще трал АТ-4, но это была комбинация контактного трала с уголковыми отражателями и акустического трала АТ-3 для траления мин с активными акустическими взрывателями, создали его с появлением таких мин у нас. Применялся он очень редко, таскать такую тяжесть могли только мтщ, но запас уголковых отражателей на наших складах на флоте был довольно внушительный.
Кроме того, практически все большие корабли были вооружены быстроходным охранителем кораблей акустическим БОКА, которому скоро придумали дистанционное управление излучаемым акустическим полем, и стал он БОКА-ДУ. Охранитель, буксируемый и сильно шумящий далеко за кормой корабля, по замыслу, должен был притягивать на себя самонаводящиеся торпеды. Где-то году в 1984-1985 мы поставили вопрос перед начальством и 28 НИИ о целесообразности применения охранителя в современных условиях. По моему простому разумению, теперь он только повышал вероятность попадания торпеды в охраняемый корабль. В торпедах стала применяться 2-х канальная система самонаведения с пассивным и активным каналом, а потому охранитель притягивал к себе пассивный канал торпеды, а активный канал мог запросто отличить большую цель от малой и навести торпеду на корабль.
К тому же в это время РТУ ВМФ создали буксируемую систему обнаружения апл по ее радиационному следу, для буксировки которой они приспособили БКЧ БОКА-ДУ. Мы предлагали им специально заказывать БКЧ на УМЗ для себя, но они почему-то этого делать не хотели, и частенько обращались к нам с просьбой выделить им пару БКЧ для корабля, который, мол, идет на боевую службу с их аппаратурой. Работы с этой аппаратурой непосредственно курировал первый заместитель ГК ВМФ Адмирал Флота Смирнов Николай Иванович, РТУ действовало через него, и он, несмотря на наши доклады о раскомплектовании боевых БОКА-ДУ, приказывал нам их выделять. В результате нам пришлось раскомплектовать пару десятков БОКА-ДУ на наших складах.
Как-то в УПВ приехал Миша Бухарцев по своим делам, и я рассказал ему о нашей идее нецелесообразности использования БОКА-ДУ. Он тут пообещал, что обязательно рассмотрит эту проблему, прогонит вопрос на ЭВМ и даст нам научное обоснование, только для этого нужно указание УПВ в институт. До окончания моей службы в УПВ я раза три давал такие указания, но ответа мы так и не получили, видимо эти указания до Миши не доходили, ведь он служил в противолодочном управлении 28 НИИ, а указания от 3 отдела УПВ попадали в минно-тральное управление института. Таким образом, мне удалось включить в приказ о снятии с вооружения ВМФ БОКА и БОКА-ДУ только в 1995 году, уже будучи гражданским специалистом УПВ, но об этом, может быть, позднее.
В 1976 году в плане сокращения номенклатуры мы сняли с вооружения трал АТ-5, ведь был как бы промежуточным вариантом между АТ-3 и АТ-6, а тралом АТ-6 стали вооружаться и бтщ.
В акустических тралах главной проблемой было создание низкочастотного акустического поля, ведь в основе действия всех их лежал ударный принцип действия, что, кстати, приводило и к довольно небольшому сроку их действия. Частично это удалось решить в тралах типа АТ- 3,5,6, но этого было недостаточно, поэтому в начале 80-х годов "Гидроприбору" была задана НИР по исследованию возможности создания акустического трала на новых принципах создания акустического поля с широкополосным диапазоном воспроизводимых частот, начиная с минимального. НИР получила название "Грохот", в результате ее были найдены такие принципы, она перешла в ОКР, которая была закончена перед самым моим уходом из УПВ, и уже не мне пришлось оформлять принятие на вооружение всех подклассов тральных кораблей широкополосного акустического трала ШАТ-У. О начале его серийного производства и количестве изготовленных тралов я не знаю.
14.7.3. Приборы управления тралами.
Известно, что с появлением электромагнитных и акустических тралов для более полного приближения создаваемых ими физических полей к полям кораблей стали использовать аппаратуру управления токами в этих тралах. Сначала практически для каждого трала разрабатывали свою аппаратуру управления, что начало создавать некоторые трудности в ее использовании. Таким образом, к началу 1970-х годов создали единую аппаратуру для управления током в тралах ПАУТ-4 для мтщ и бтщ и САУТ-5 для ртщ (ретщ), которые были приняты на вооружение ВМФ под следующими названиями:
ПАУТ-4А, САУТ-5А - для акустических тралов;
ПАУТ-4Э - для кабельных электромагнитных тралов;
ПАУТ-4ЭМ, САУТ-5ЭМ - для соленоидных электромагнитных тралов (буква "М" означала возможность аппаратуры производить размагничивание соленоидов по окончании траления).
Эта аппаратура, в основном, поставлялась на флот в комплектации тральщиков, то есть по заказам судостроительных заводов по межзаводской кооперации, но в качестве запасных комплектов заказывалась и нами. В частности, я всегда включал в договор с УМЗ изготовление 1-2-х комплектов аппаратуры ПАУТ-4 всех 3-х модификаций, а аппаратуру САУТ-5 изготавливал Горьковский (сейчас Нижегородский) завод им. Г.И.Петровского, договор с которым вел наш минер Володя Ильин, который включал в него изготовление также 1-2-х комплектов аппаратуры САУТ-5 по моей просьбе. Правда, заводы не всегда принимали эту аппаратуру к изготовлению, мотивируя недостатком производственных мощностей, мы с переменным успехом давили на них через 4-й главк МСП, во всяком случае, на флотах имелся некоторый запас аппаратуры и ЗИП к ней.
Где-то в начале 1980-х годов была проведена унификация этих приборов по теме "Микрон", честно говоря, подробностей этой работы я не помню. Помню только, что я принимал на вооружение ВМФ унифицированный прибор управления тралами ПАУТ-У.
14.7.4. Гидродинамические тралы.
Эта проблема так и осталась нерешенной. Конечно, самым эффективным средством создания гидродинамического поля корабля является сам корабль. В 1974 году последний имевшийся в составе ВМФ ПМЗ "Кушка", в который был переоборудован один из германских трофейных кораблей, был переклассифицирован в плавучую казарму. Вообще-то содержать в составе ВМФ в мирное время ПМЗ крайне нерентабельно, поэтому от них и избавились с окончанием послевоенного траления.
А проблема с созданием гидродинамического трала оставалась, нужно было получить гидродинамическое поле большой протяженности и с большим перепадом давления, достаточными для срабатывания гидродинамических каналов НВ мин. Пытались их создать на базе и жестких и мягких водоизмещающих оболочек, было даже построено 5 специальных буксировщиков для них пр.699 на базе тральщика пр.257Д, но положительных результатов не получили, и работы были прекращены.
Когда я пришел в 1975 году в УПВ Западное ПКБ по заказу ГУК ВМФ уже с 1970 года прорабатывали возможность создания самоходного телеуправляемого комплекса для траления мин по аналогии с германским комплексом "Тройка", который громко назвали ПМЗ пр.1300 (шифр "Челнок-Т"). В этом же 1975 году Западному ПКБ было выдано ТТЗ на разработку комплекса, технический проект утвержден в 1978 г., опытный образец построен в 1979 г. Однако это был фактически самоходный телеуправляемый магнитоакустический трал, ведь катером водоизмещением 90 т необходимого гидродинамического поля создать невозможно. Особенностью его было то, что и носовая и кормовая оконечность катера были идентичны, что позволяло менять галсы без поворотов, что значительно сокращало время траления. Было построено 2 единицы этих ПМЗ, личного состава в целях его безопасности при взрывах мин у них на борту во время траления не было. Для их управления был разработан водитель пр.12255, но его решили не строить, а изготовили аппаратуру управления "Челноком - Т" в специальном блоке, который можно было грузить на любой тральщик. К блоку подводилось необходимое питание, и с него производилось телеуправление прорывателями до 3-х единиц. Обе единицы "Челнока-Т" и блок управления были переданы в 118 бковр на БФ в г.Лиепая, использовали их там очень мало, я видел их при работе в бригаде, но что с ними стало потом, я не знаю.
В 1974 году флоту в опытную эксплуатацию были переданы построенные на СНСЗ два тральщика - волновых охранителя пр.1256 (шифр "Топаз") довольно своеобразной конфигурации внешнего облика. Они предназначались для проводки кораблей и судов через миноопасные районы, осуществляя при этом комбинированное траление мин с индукционными, акустическими и гидродинамическими взрывателями. На индукционные и акустические каналы взрывателей воздействовали свои мощные поля корабля, усиленные за счет дополнительной обмотки корпуса и 3-х вальной движительной установки. На гидродинамические каналы воздействовало свое мощное гидродинамическое поле собственного волнового следа, образующееся при движении корабля с большой скоростью до более чем в 35 узлов и специальными обводами корпуса. При проводке кораблей в гидродинамическом поле своего волнового следа он, осуществляя определенное маневрирование около проводимого корабля, так "искажал" его гидродинамическое поле, что оно по своим параметрам уже не воздействовало на гидродинамический канал взрывателей мин. Однако такое использование корабля сопровождалось высокой вероятностью его подрыва на минах, что потребовало исключения нахождения на нем личного состава при работе в режиме траления, поэтому на нем также была установлена система автоматизации и телеуправления работой его вооружения и технических средств. В качестве кораблей водителей мог использоваться или охраняемы канал или специально оборудованный бтщ пр.1253В. Эти два корабля проходили опытную эксплуатацию на БФ в 94 бртщ в Таллинне, я как-то был на одном из них году в 1989, что стало с ними дальше, я не знаю.
В конце 1970-х годов стали поступать сообщения от наших военных атташе об использовании в странах НАТО, в частности в Англии, в качестве противоминных кораблей КВП. Эта информация ложилась на стол к Главкому и, как обычно, вся информация, где встречались слова "минное" или "противоминное", скатывалась в УПВ ВМФ и в конце концов к нам исполнителям. Получив ее, я по приказанию моих начальников подготовил доклад Главкому об отсутствии таких работ у нас и проект его директивы о необходимости проведения их. Заказчиком, естественно, становился ГУК ВМФ, от чего оно не отказывалось, и в 1980 году было выдано ТТЗ в ПКБ "Алмаз" на проектирование опытного ртщ на базе десантного катера на ВП пр.1206 "Кальмар". На катере были установлены дополнительные генераторы, крановое и тральное оборудование для использования тралов ВКТ-2 и ВНТ-1, которые использовались разновременно. В 1984 и 1985 годах на ФПО "Море" в г.Феодосия были построены два ртщ пр.1206Т, которые были переданы в опытную эксплуатацию на БФ в 94 бртщ. Опытная эксплуатация подтвердила возможность и целесообразность создания подобных тральщиков, предлагали создавать их на базе десантных катеров, в частности, следующего более мощного КВП пр.1232 "Зубр", методом размещения съемных модулей с агрегатами питания и тральным вооружением. Однако эти корабли требовали также проведения мероприятий по снижению уровня физических полей для защиты от подрыва на неконтактных минах, что усложняло работу по их проектированию. Однако развал СССР ликвидировал все эти работы по созданию КВП-тральщиков.
К сожалению, я на этих кораблях не был, но уже проходя службу в БП ВМФ, проверяя 94 бтщ и анализируя аварийность в бригаде, столкнулся с непонятным аварийным происшествием: ртщ, неправильно маневрируя, повредил береговой створный знак. Только после объяснения комбрига, что это ртщ пр.1206Т, мое удивление было удовлетворено. А упомянул я об этих кораблях в этом разделе по следующей причине.
Еще когда Г.С.Курляндцев был на службе, он рассказывал, что где-то в 1960-х годах была директива Главкома ВМФ о приличной премии за разработку возможности создания гидродинамического трала. Еще тогда, мол, Г.С.Курляндцев с З.А.Ашуровым, оба будучи старшими офицерами 3 отдела УПВ, высказывали идею, что при сильном движении воздуха над поверхностью воды может снижаться давление на грунте, то есть создаваться какое-то гидродинамическое поле. Теперь, когда появились КВП, которые создают за кормой сильный воздушный поток, и он может стать источником такого поля, причем за кормой корабля на безопасном для него расстоянии от взрыва мины. И Г.С.Курляндцев совместно с З.А.Ашуровым, которые уже работали в ЦНИИ "Курс" Минсудпрома, где-то в 1985 году обратились с письмом к 1-му зам.ГК ВМФ адмиралу И.М.Капитанцу с изложением этой идеи и просьбой выплатить им эту премию. Письмо попало к Фатиху Галискарову, мы вместе начали работать по нему, и для начала я предложил ему попробовать отыскать упомянутую директиву о премии. Фатих не одну неделю просидел в Приказном отделении ГШ ВМФ, пролистал не одну сотню дел за те годы, но ничего не обнаружил. Авторам мы это сообщили и ответили, что для установления истины требуется проведение соответствующих проверок и испытаний, которыми флот постарается заняться. Но они довольно долго и постоянно компостировали нам мозги своей идеей, настроили на нее руководство ЦНИИ "Курс", через которое сумели добиться проведения Научного Совета ВМФ под руководством И.М.Капитанца. Совет был проведен где-то в 1987 году, я уже служил в БП ВМФ, но на Совете присутствовал. Была небольшая драчка между промышленностью и ВМФ, но все-таки ГУК ВМФ было поручено произвести необходимые замеры гидродинамических полей, создаваемых КВП. ГУК взяло под козырек, но у него фактически не было подходящего полигона для таких замеров гидродинамического поля у высокоскоростных объектов, оно пыталось что-то организовать, но время шло, и грянула "перестройка", а там...
Вообще-то, мы постоянно продолжали будировать ГУК ВМФ по поводу создания ПМЗ, основным способом их создания представлялось переоборудование гражданского судна путем увеличения его непотопляемости, скажем, заливкой его трюмов каким-то легким пластиком. Но все проработки сводились к необходимости укрепления взрывостойкости всех механизмов этого судна, то есть главных и вспомогательных двигателей с фундаментами, рулевого устройства и прочего, что необходимо было бы закладывать при строительстве судна. Все это значительно бы удорожало строительство в несколько раз, а в дальнейшем могло и не пригодиться, то есть было бы крайне нерентабельно. Таким образом, были исследованы многие пути создания средств борьбы с гидродинамическими каналами взрывателей мин, но все они оказались практически не реализуемы, и эта проблема остается быть насущной.
Считались наиболее эффективным средством борьбы с донными неконтактными минами со взрывателями любых модификаций, так как механически воздействовали на корпус, аппаратуру мины и могли вывести их из строя вплоть до детонации ВВ мины. Однако ширина воздействия на мину зависела от прочностных характеристик корпуса мины, глубины применения, характера грунта и многих других причин, что затрудняло расчет таблиц траления. Кроме того, применение шнуровых зарядов было довольно дорогим удовольствием из-за большой их стоимости и необходимости большого количества их применения. Поэтому была принята концепция применения их для пробития фарватеров при обеспечении экстренного выхода кораблей из баз.
В 1975 году на вооружении ВМФ состояли шнуровые заряды ШЗ-1 и ШЗ-2, которые по устройству были совершенно идентичны и отличались только ВВ, которым были снаряжены. ШЗ-1 снаряжался обычным тротилом (ТНТ - тринитротолуолом), а ШЗ-2 - ВВ А-IX-2О, где "О" буква, а не ноль. Фактически это было ВВ А-IX-2, которым снаряжались артиллерийские снаряды, оно мощнее тротила раза в 1,5, но достаточно опасно в обращении, Поэтому для применения в наших шнуровых зарядах в него в качестве флегматизатора был добавлен "оксизин", отсюда буква "О", что повысило безопасность в обращении, но оставило мощность ВВ на прежнем уровне.
Непосредственно па борт ШЗ могли принимать только мтщ на кабельную вьюшку взамен плавучего кабеля электромагнитных тралов, поэтому для обеспечения возможности применения ШЗ бтщ и ртщ были созданы буксируемый шнуроукладчик ШУ пр.103 и буксируемый шнуровой заряд БШЗ-600. Они могли буксироваться любыми тральщиками и не требовали снятия с кораблей основных тралов. На ШУ пр.103 можно было намотать 1000 м ШЗ, разместить на нем всю тросово-кабельную оснастку, на время буксировки и постановки ШЗ на нем располагалась нештатная команда 3-4 человека, которая и обеспечивала постановку ШЗ по команде по рации. В БШЗ-600 входило 600 м ШЗ, который подвешивался на пенопластовых плавучестях, в конце его буксировался специальный буй, в котором находились дешифратор и устройство отсоединения ШЗ от плавучестей по команде с шифратора, расположенного на буксировщике.
Головным предприятием по производству ШЗ считался все тот же УМЗ, хотя он изготавливал только тросово-кабельную оснастку, а основную часть - сами секции шнурового заряда изготавливал и снаряжал ВВ по договору с УМЗ Чапаевский механический завод (ЧМЗ). Так как наши заводы - головные производители минного и противоминного оружия не могли иметь на своей территории ВВ, то и УМЗ и ЧМЗ отправляли свои части ШЗ на наш центральный 6 арсенал ВМФ в п.Бурмакино Ярославской области, там они комплектовались и рассылались по флотам по нашей разнарядке. В каждый комплект ШЗ входила тросово-кабельная оснастка и 5 секций ШЗ по 200 м длиной, то есть 1 км. Заказывались нами и учебные ШЗ, которые вместо ВВ снаряжались цементными шашками.
В связи с тем, что при необходимости предполагался значительный расход ШЗ, для их накопления мы постоянно просили Минмаш увеличить их производство, особенно ШЗ-2. Но оказалось, что сделать это в то время было не так уж просто и все из-за оксизина. Оказалось, что в 1970-1980-х годах оксизин добывали в СССР всего на одном трофейном заводе, вывезенном после войны из Германии и производящем бензин из древесины: оксизин был побочным продуктом этого производства, и добывался в довольно ограниченных количествах. Это и сдерживало накопление необходимого по нашим расчетам количества шнуровых зарядов на флотах.
