Я решил. Я прямо сейчас это сделаю. Я именно за этим осознаем сюда приехал, посидел на лавочке в тени и затянулся сигаретой. Я встану, выйду через главный вход, пойду к ближайшей высокоэтажке, положу телефон и паспорт в рюкзак, и спрыгну. Нет, не спрыгну, высоты боюсь. Страшно слишком.
Ну, в общем, что-нибудь придумаю. Точно, прыгну с моста. Вода не такая твердая, как асфальт или бетон. Еще руки себе привяжу, чтоб наверняка, чтоб не выкарабкаться. Или ноги. Только вот где прыгать? С Моста Метро не охота. Слишком пафосно. Не хочу, чтобы люди потом читали: ”Двадцатилетний студент спрыгнул с Моста Метро средь бела дня”. Обсуждать будут. Женщины, мужчины, все очень умны и опытны в жизненных вопросах. Фу. Вот если бы написали “Непризнанный гений, юный писатель, еще и сексуальный, спрыгнул с Моста Метро средь бела дня”. Да, вот на такое я согласен. Но ведь могут же и написать: ”Мелкий тщедушный девственник с нечистой совестью, бездарный во всем, что касается интеллектуальных способностей, решил выпендриться и спрыгнуть с моста у всех на виду.” Где гарантии, что такого не напишут? Где гарантии, что в манипулирующих словом, брызжущих ложью поганых СМИ хоть раз в столетие не напишут правду? Надо искать другой мост.
Интернет у меня плохо работает, как и вообще симка, придется идти в универ и ловить местный вайфай. Снова подыматься по этим здоровенным ступенькам. Хорошо все-таки, что я передумал с крышей. Ловит хорошо вот в этом уголке, только у меня пара в соседнем кабинете. Надеюсь, до нее еще много. Не хочу, чтобы меня увидели одногруппники. Потом, когда им кто-то сообщит о моей кончине, им припомнится эта последняя встреча. Запомнюсь им дерганным и с безумным взглядом. Нет уж, простите, я не таков. Вот черт.
“Привет!” крикнула мне одна девочка. Я сделал ей ручкой и отвернулся. Мы не знакомы, только помню ее имя. Еще когда я первый раз пришел и громко представился аудитории, она выпучила на меня свои глаза и не отрывала всю следующую пару. И ту, что после неё. Но у меня в голове была другая, да и не показалась она мне столь привлекательной в своих широких варенках. На следующий день она пришла в короткой юбке, без колготок. Перекладывала ногу на ногу, почесывала одну другой. На меня не глянула ни разу. Ладно, парень, держись, ты уже влюбился в другую, и не за сочные ножки. Подходить не стоит, просто пофантазируй и все пройдет. Дома я сделал себе ручкой на ее фотку. А потом еще пару раз. Правильно все-таки, что я решил себя прикончить, очень правильно.
Мост не выбрал. Дойду до кафешки, там методично отберу все достойные себя эшафоты. А то еще кто в коридоре попадется, создаст себе обо мне последнее впечатление. Только бы не девочка, на которую я запал. Она и так узнает обо мне из слов девушки из коридора. “Представляете, я его видела в тот день. Он был в универе”. Испортил воспоминание. А так я пропал на пару дней и меня не стало. И она вспомнит, о чем мы беседовали. Может, я даже чего интересного сказал. А может почувствовала что-то ко мне. И, с учетом моей смерти, ей будет о чем поразмыслить и пострадать.
Нет, пусть лучше она прямо сейчас выйдет из-за угла и скажет ”Привет, ты куда? У нас же пара” – “Привет, да так, убить себя решил.” Не знаю, как она отреагировала бы. Наверно, сильно бы испугалась. Еще не представляю, как бы это изменило ситуацию. Но наверняка же что-то бы поменялось. Не просто так я никогда такого не говорил. Значит, высказав, я преодолею некий рубеж, за которым меня ждет нечто новое. Ну, где же ты? Я же все придумал. Выходи из-за угла и смотри на меня, произноси свою реплику. Ладно не выходи, не торопись, я сам зайду и встану перед тобой.
Ее не было. Вышел на улицу, поймал бесплатный вайфай, начал рассматривать варианты. Да, не густо. На всех мостах траффик, да и переться к самым захолустным не меньше часа. Так можно и передумать успеть. И тут я увидел на карте торговый центр и картинка нарисовалась, приобрела четкость очертаний. Я куплю там нож, сяду в одной из кабинок и перережу себе глотку. Идеально.
Мне нужно было прогуляться 15 минут пешком. Шел в тени, пульс бился в такт барабанщику Drive Like Jehu. Я немного поник из-за того столкновения в коридоре. Все-таки милая девушка, может если бы я ей рассказал, то она бы меня поняла и я утопил бы в её душе своё одиночество. Нет, это слишком рискованно. Душа человека, сколь глубокой она не была бы, слишком мелка для двух одиночеств. В нее и одно порой не влезает. Надеюсь, лужа крови будет достаточно глубокой.
Я старался смотреть только прямо, не разглядывать прохожих, но когда подошел к переходу, из него поднималась Она. Девочка, на которую я запал. Она взглянула на меня, нежно обвела взглядом и спросила:
- Ты куда?
- Да, так, нужно купить нож, которым я себя убью.
- О, Господи.
Она обняла меня и расплакалась мне в рубашку. Я шептал ей, что мол, так и быть, не буду. Сделаю одолженьеце миру, который родил на свет Тебя. И поцеловал в губы воздух.
Меня не заметили и прошли мимо. Видимо, я уже умер и переродился в листочек, что потоками ветра пронесло рядом с ней. А, ну да, она же постоянно в пол смотрит. А как было бы красиво, если бы всматривалась в лица прохожих. Как сцена в фильме из 60-х. Вселенная могла меня спасти, дать мне секунду высшего пилотажа режиссуры, но вместо этого только направила прожектор мне в голову, вставила самый великий 25-й кадр и тут же вырубила. Нет, малыш, таких высот ты не достоин. Иди, догоняй её, будь жалким, проси о помощи. Ага, ты вот так со мной значит, да, моя дорогая Вселенная? Я представил себе нож, проткнувший предплечье насквозь и рассмеялся. Посмотрим, кто кого.
Ко входу в ТЦ эйфория и приподнятость духа куда-то развеялись. Видимо, предчувствовали что-то неладное. Денег у меня с собой было немного, ассортимент доступных мне орудий ограничивался простенькими кухонными ножами и лезвиями для бритв. Только бы попалось что-нибудь действительно острое, не хочу ковырять себя целый день. Я пошел в супермаркет и долго блуждал между рядами, по нескольку раз останавливаясь и разглядывая стенд с кухонной утварью. Сковородки – есть. Кастрюли – есть. Тарелки, скалки, черпаки из нержавейки – все есть. Но никаких ножей.
Богатым людям ножи не нужны. Им нужны футболки с надписями “Puma” и “Balenciaga”, по две штуки за штуку, золотые украшения, сумочки, шубы и вкусный обед на фудкорте. Зачем себя убивать, если коровы для бутербродов в Макдаке все также обрастают мясом, как твое тело, что влюбилось в тренажеры и зеркало на выходе из фитнес-клуба? Зачем обрубать связь с миром, если зелень для блюд в Салатейре растет так же бурно, как пересаженные в Турции волосы на голове?
Пришлось еще походить по городу в поисках лезвия. Солнце палило мне то в лицо, то в затылок, тело лихорадило и ужасно пересохло во рту. Я запретил себе пить – покойникам вода ни к чему. На карте здесь должен быть магазин, но вход в него не был виден со стороны улицы. Зашел за угол, нашел цирюльню, которая на карте соседствовала с нужным мне магазом, а за ней на склоне был вьезд для служебных машин и какие-то мужики разгружали там фуру. Сама мысль о разговоре с людьми вызывала отвращение и я обошел здание кругом, так и не найдя заветную торговую лавку.
В отрешенности поплелся куда глаза глядят и нашел спуск в подземку, над которой висела надпись “АД”. Ну, все как обещали. Я прикинул, что наверно все-таки купил нож и прирезал себя, а все остальное – это последствие. Теперь я обречён вечно скитаться по городу под ненавистным мне при жизни палящим солнцем. Пока спускался, не отрывал взгляд от вывески и на неё плавно запрыгивали буквы, образовав недостающее “МЕТРОГР”, намекая мне, что я всё еще жив. Ах вот оно что. Вселенная всё еще заинтересована в диалоге со мной. После стольких недель и часов, стольких лет террора - ну уж нет. Отныне я не веду переговоров с террористами.
Отворил дверь, и Ад встретил меня входом в АТБ. Дальше лежал лабиринт из магазинов всяких безделушек, что я стал жадно разглядывать в поисках лезвий. С быстрого шага я перешел на бег, ведь мы соревновались на перегонки со Вселенной, что мигом превращала прилавки столовых приборов во что-то иное. Бутики авторской одежды, ароматизированные свечи и благовония для всех настроений и гендеров, педикюр и маникюр без предварительной записи и прочие решения обсессий белых людей. Был даже магазин со всяческим мерчем рок-групп, где на витрине висела футболка Нирваны с мордой Олега Винника на месте моего будущего коллеги Кобейна. Увидав этого черта, я открыл в себе второе дыхание и стремительным рывком выиграл пару недостающих мне метров. Ноги несли меня в тупик, в котором сиял и цвел нужный мне магазин.
Рассказать вам, что это был за магазин я ни за что не смогу. Поймите, в моем положении всего один нож делал из чего угодно Элитный Бутик Коллюще-Режущего приспособления, а всё прочее становилось размытым и угловатым, смешиваясь в метровые блоки. Графическая карта перестала прогружать текстуры, бросив всю мощь на детализацию только самых важных обьектов. Вот они, висят запечатанные в правом дальнем углу, флиртуют со мной блестящей сталью. Но я остановился на входе и немного притупился от странной надписи на поразительно чётковырисованной противокражной антенне: красным кругом с диагональной полосой были обведены собачка, рожок мороженного с двумя шариками и смартфон. Ну в самом деле, что это за нелепость? Может мне стоит выложить телефон на входе, зайти, закупиться и забрать на обратной дороге? А если я только им могу уплатить? Украдкой достать, шмыгнуть им по сканеру и бросить в карман, надеясь, что на меня тотчас не накинутся спецназовцы?
Оскорбленное недоумение утонуло в безмятежии принятия своей судьбы. Телефон мне больше не нужен, хоть первому бродяге вручай. Я посмотрел на кассиршу. Думал, что когда сделаю шаг вовнутрь, мир вокруг начнет плавиться с течением времени вспять, как в Убике, и ножи сменятся на козацкие сабли, а кассовый аппарат – на счеты, и бумажные гривны станут не пригодными. Но ничего не изменилось, женщина лет сорока в зеленой рубашке все так же смотрела на меня, слегка испуганно-недоверчиво. Приближаясь, я нечаянно разглядел надписи на ценниках. Мда, похоже придется ковырять себя шариковой ручкой. Почувствовав на себе взгляд кассирши, я инстинктивно повертел шеей и присмотрелся к разным изделиям, будто точно знал, что хотел пробрести, и все никак не находил нужного. Когда уже и от этого становилось неловко, бросил взгляд на другие стеллажи. На одном из них висел набор игрушечных ножей разных цветов с пластиковыми вставками вместо наконечников. Всего за восемьдесят одну гривну. Вселенная надо мной издевалась.
- Они настоящие?
- Настоящие, конечно. Возьмите один в руки, попробуйте.
Я вынул бирюзовый обрубок размером с ладонь и снял спутавшие меня пластиковые ножны. Да у меня такой же на кухне, в капусту с трудом вонзается.
- Они очень долговечные, у меня у самой такой дома. Универсальные, подойдут для чего угодно, - затейливо ответила продавщица на мои немые сомнения. Она стала улыбчивой и разговорчивой. Будто, обратившись к ней по-русски, я развязал ей руки или разрешил впервые за день отлучиться в уборную.
Я прикинул, что лучшего варианта искать уже невмоготу. Протянул ей бутафорский нож, главный реквизит в моей трагедии.
- Беру.
- Замечательно. Карта или наличные? - искренне улыбается и смотрит в глаза, как бы выражая последний шанс Вселенной взять меня неожиданной нежностью и добродушием.
Я безучастно протянул стагривневую купюру. Она начала шерстить в кассовом аппарате и шкафчиках стола.
- Оставьте сдачу себе.
- Не могу. Постойте секундочку, пожалуйста, у меня кошелек в кладовке.
За ней открылась дверь в темное тесное помещение. Не успев нащупать выключатель, она что-то зацепила, несколько ударов о пол, один из них гулкий и металлический, будто упал огнетушитель.
- С вами все в порядке?
- Да, я ничего не ушибла. Приберусь сейчас, только кошелек нащупаю и отдам вам сдачу.
Она вышла такая же, по-тихому жизнерадостная, ничуть не задетая происшествием, и расстегнула миниатюрную сумочку, размером с кулак. У моей бабушки была точно такая же, черная в голубой горошек.
Женщина рассыпала мелочь на прилавке и перебирала монетку за монеткой, будто бы не в силах посчитать, сколько будет сто минус восемьдесят один. Руки её тряслись то ли от волнения, то ли от того, что я стал свидетелем приключений в кладовке. Но лицо продолжало излучать какую-то радость и заботу. Видимо, я был главным покупателем в её жизни.
- Я, пожалуй, пойду.
- Нет, нет, что вы, молодой человек. Сейчас я вас рассчитаю.
Нащупав две по пять, три по две, две по одной и две пятидесятикопеешные, она вложила мне их из рук в руки, передав вместе с ними кусочек тепла. Весь этот эпизод меня сильно раздосадовал, я шел и ругался про себя. Это подло с твоей стороны, Вселенная, не по-спортивному подло. Ведь ты же знаешь, что я люблю таких людей, маленьких и жалких, придумывающих себе поводы для счастья на ровном месте. Я вылез из Ада.
Воздух вздрагивал и скулил от усталости. Предметы начали терять свою яркость, с каждой минутой туснкнея и приближаясь к цвету тени в лунную облачную ночь. Солнечные лучи утратили былую озорливость, заменив её ощущеньем их неимоверной тяжести, будто каждый фотон что есть силы вытягивался, пытаясь достичь стен и асфальта, но что-то очень могущественное тянуло в обратную сторону. Солнце внутри почернело и стало похоже на воронку. Глядя прямо на него, можно было увидеть неумолимое круговое движение диска и спиралеобразное течение пылинок в его сторону, будто бы я стоял внутри гигантского пылесоса и смотрел вдоль трубки, а весь мир вокруг был нарисован на ее стенках.
Вселенная сопротивлялась до сих пор, но теперь настал час приятия ее смертности. Я вбежал в торговый центр и стал подниматься на эскалаторе. Я смотрел в лицо каждого и презирал до бешенства, каждое движение, жест, каждое лицо казалось уродливым и жалким. Внешне я выглядел, наверно, жутко, но внутри я хохотал, предвкушая скорое исчезновение всей этой человеческой каши, плывущей по конвееру. Скоро вы у меня растворитесь в пустоте, моя смерть будет вспышкой сверхновой, вас всех с разных уголков галактики затянет ко мне, сожмет, скомкает и выплюнет ракетой во все стороны одновременно. Я вам покажу, что значит относиться ко мне несерьезно.
Наконец-то поднялся и отыскал надпись “WC”. Слева от входов в женский и мужской висело огроменное зеркало во весь рост. Я покосился на него, потом повернулся и стал разглядывать. Побрился, волосы вымытые, похудел немного, то что нужно. А вот брюки можно было и погладить. Подвела тебя интуиция, браток по ту сторону, мог и понаряднее чего напялить в такой день. Ладно, все равно переоденут для похорон, если ослушаются завещания. А если не ослушаются, то стану ненарядным пеплом, буду парить над землей вместе с кусочками этих уродливых брюк. Так, погодите, какое к черту завещанье? Ты пришел сюда выпотрошить свои вены или фельетоны на толчке сочинять?
Я открыл мужской, прошел мимо ссущего мужика. Вот ведь гнида, даже не пытается меня остановить. Надеюсь, ты врач и будешь сидеть в зале рядом, когда меня найдут и позовут на помощь. Чтобы ты посмотрел в мои глаза и вспомнил их выражение в тот момент, когда тебе было невдомек, чтобы до тебя дошло, что облегчаясь, предаваясь абсолютно естественному желанию, ты ссал себе в душу и больше никогда не сможешь снять с груди эту тяжесть. Ох, что-то я много времени уделил одному человеку, а ненавижу-то я всех. Вот сейчас я зайду в крайнюю кабинку и выдам порцию каждому.
За дверью сидел парень с ножом в руке. Мы смотрели друг на друга испуганными глазами секунд сорок, ссущий мужик успел выйти из помещения, не вымыв руки. Вряд-ли он был врачом.
Парень моргнул первым, взмахом века выдавил слезу себе на щеку. Опустил голову, тихонько всхлипнул и засопел носом. Потом посмотрел на меня так жалостливо и стыдливо, как никто ранее. Хватался за мой взгляд, искал в нем сострадание, но я был непреклонен. Я заметил, как задергалась его рука и он резко поднес лезвие к шее. И тут в меня вселился демон.
Я напрыгнул на него, и унитаз под нами заскулил от тяжести. Колошматил парня с небывалой для меня силой, бил по вискам и подбородку, брал за шею, подтягивал его к себе и плевал в глаз, сопровождая всё это симфонией из ругательств.
- АХ ТЫ ГНИДА, МРАЗЬ ЖАЛКАЯ, МОЮ СУДЬБУ УКРАСТЬ ЗАХОТЕЛ? ЭТО МОЯ КАБИНКА, УСЕК?
Я выдрал у него лезвие из руки и начал резать его указательный палец вокруг основания – слышал, что этой меткой награждали воров. Он продолжал скулить и плакать, поэтому я никак не ожидал удара в ответ. Я отлетел к дверце, а он взял нож и резанул себе по шее. Я успел поймать его и зажал рану руками.
Вбежали две работницы кафе, кто-то закричал, мне дали полотенце и я начал командовать. Та, что кричала, убежала и я попросил оставшуюся держать рану, пока рвал полотенце надвое и бинтовал ему шею через плечо. Через пару минут пришел врач, вызвал скорую. Пока ждали, он спросил меня, что здесь было.
- Парень пытался перерезать сонную артерию. Я ему помешал.
- А почему у него следы от ударов?
- Профилактика.
- После того, как он перерезал горло?
- Шутите? До того, конечно. Он внезапно выхватил нож обратно.
- Господи, зачем же так с несчастным человеком? В такой ситуации нужно быть спокойным и даже ласковым.
- Разве я мог иначе? Этот ублюдок занял мою кабинку.
- Чью кабинку?
- Мою. Я приметил ее, чтобы убить себя сегодня.
- Ужас какой-то.
- И не говорите. Весь настрой мне испортил.
- Так, оставайтесь здесь. Вам тоже нужна помощь, поедете вместе с нами.
В голову ударил адреналин и я побежал. На меня тревожно оглядывались, но преследования не было. Я сбавил темп и на всякий случай посмотрел на охранника у входа из-за стены. Он рассеяно смотрел на какую-то красотку, поэтому я успокоился и невинно прошел мимо.
Как очутился в метро вспомнить не могу. Может мое сознание и дальше бы не просыпалось, но привычный лад поездок нарушила девушка, пролившая пиво на входе в вагон. Блондинка среднего роста держала в одной руке вишневое львовское, другой неспешно вытирала свою красную спортивную кофту и штаны в обтяжку того же цвета. Я хотел протянуть ей салфетку, но это сделал кто-то чуть раньше меня и мне стало неловко, что я ей не помог.
Женщина, которая сидела рядом с местом преступления, смотрела на нее взглядом недовольной мамы, но без особой злости. Протянула ей еще салфеток со словами “Тяжелый день, все всё понимают, но мы же культурные люди, зачем открывать банку в вагоне, разве нельзя потерпеть до дома”. Блондинка кивала, нехотя убиралась и корчила гримасы отчаяния. Лицо ее выражало крайнюю усталость, нижняя челюсть казалась опухшей, а руки при каждом движении мотались, будто сплетенные из верёвочек. Мне казалось, я слышу, как она сдерживает вой.
За несколько остановок до моей я понял, что выйду с ней и угощу её чем-то. Она доехала до моей станции, вышла и уселась на лавочку, которую уже заняла какая-то женщина. Блондинка что-то ей сказала, и та немедленно удалилась. Признаться честно, меня это немного смутило и я переминался с ноги на ногу с пол минуты, разглядывая её спину в трех метрах позади. Потом прикинул, что терять нечего, ведь я смогу тут же уйти, как только мне что-то не понравится.
- Добрый вечер, можно вас куда-нибудь пригласить?
- Чего-чего?
- Говорю, видел, как вы пиво пролили, мне это показалось милым. Купить вам еще?
- Господи, ну почему я такой сексуальный? Почему? – сказала она, то ли кого-то цитируя, то ли пытаясь пошутить. Мы с ней были на разных волнах, по нескольку раз переспрашивая друг друга.
- Я очень устала, мне хочется домой.
- Ладно, - я вздохнул и развернулся.
- Уже уходишь? Так быстро сдался?
- А что, можно было продавливать своё желание? – я начал кокетничать, но ближе мы от этого не становились.
- Как тебя зовут?
- Витя. А тебя?
- А меня Кристина. Витя, можно честно? Я очень люблю материться.
- Я тоже, блядь, обожаю просто.
- Я заебалась. Просто заебалась, понимаешь? Целую смену отпахала только что.
- Где?
- В Лавине. Двенадцать часов посуду мыла. Спичек не будет?
Я протянул зажигалку. Она закурила и тут возник работник станции и, не пользуясь словами, головой объяснил, что она не права, а пальцем указал на предупреждение, висящее прямо над нами.
Когда он удалился, она сказала:
- Да мне всё равно. У меня брат – мент, мне ничего не будет, - и еще затянулась. Я заметил шрамы у неё на руке и начал их щупать.
- Так ты тоже?
- Что тоже? Ой, это. Да так, поцарапалась. Витя, не сиди ко мне так близко. У меня зуб больной, могу тебя заразить.
- Выходит в губы нельзя? – и поцеловал её в щеку.
- Тебе сколько лет?
- Двадцать.
- А мне тридцать два. Господи, ну почему я такой сексуальный, почему? – продолжала шутить эта приунывшая гопница.
- Давай завтра, у меня выходной будет.
- Хорошо, я до дома могу провести.
- Я проехала свою станцию. Мне на Левобережку.
Тут я услышал, как подъезжает поезд и заторопился.
- Дай я тебе свой телефон запишу.
- На. А у тебя водафон? Если нет, то я не смогу позвонить.
- Ничего, мне СМС-ка прийдет.
Я ввел номер, а когда вагоны открылись, нажал на трубочку и отдал ей телефон.
- Ну, все, беги, - обнял её и поцеловал в лоб. Она чуть покраснела, этой побитой жизнью красотке доставляло внимание даже какого-то девственника. Я пошел, но все же крикнул ей напоследок:
- Жизнь не всегда дерьмо!
Я радостно дребезжал ногами по ступенькам и глупо улыбался, глядя себе под ноги. Вот он, твой подарок за то, что ты выжил - первый Перепихон. Что с того, что она мне немного не по вкусу. Зато она точно этого хочет, почти прямо сказала. Это придает ей некую привлекательность, особенно в сравнении с другими девушками, многим из которых попросту этого не хочется.
Прыгнул в маршрутку на выходе из метро, сел рядом с водителем и достал телефон. Сначала порылся в звонках, потом в СМСках. Глухо. Может позже придет. Как дома буду, проверю. И тут я вспомнил.
У меня же симка барахлит. Мне все жалуются на то, что не могут дозвониться. Как я мог так просто уйти? Не то что не проводил её домой, а даже номер её не записал на всякий случай. Как можно быть таким безынициативным?
Она мне не позвонит. Никогда. У неё из таких как я очередь под домом. Из использованных гондонов, лежащих в мусорном баке можно сшить батут. Это был подарок Вселенной для меня, из жалости ко мне. И я всё просрал.
Мимо проплывали машины и тени многоэтажек, жара спадала и день близился к концу. Я сидел, закрыв лицо руками, маленький и несчастный, когда на радио заиграла песня Олега Винника.