Аннотация: В которой Рендал не без помощи своих друзей устраивает крупные неприятности Ковену магов.
Глава тринадцатая. Слуги случайности
408-412 годы третьей эпохи.
Я никогда не думал, что разовью в себе столь полезное чувство уверенности в собственных силах. Полагаю, именно благодаря ему мне удавалось не падать духом и неотступно двигаться к своей цели, преодолевая любые возникающие трудности. Ничто, казалось, не могло меня поколебать и повергнуть в отчаянье.
Слишком много раз я смотрел в лицо смерти, чтобы продолжать приходить в ужас от её вида. Должно быть, мы привыкли друг к другу и стали добрыми знакомыми. Она не спешила сцапать меня своими костлявыми культями, а я махал ей рукой, не сомневаясь, что мы ещё встретимся. Когда-нибудь. Признаюсь, этот момент хотелось бы оттягивать как можно дольше.
Немало всего произошло, многое переменилось. Я лучше узнал друзей и определился с врагами. Случались потери и поражения, но говорить хотелось бы не о них. Важнейшим приобретением моей жизни за этот период стала по-настоящему любимая женщина - Верна. Не знаю, удалось бы мне достичь столь многого без её помощи и поддержки. Она явилась светлым лучиком в полумраке проворачиваемых нами дел.
Я знаю, это звучит глупо, ведь мы были с ней достаточно давно знакомы и наши отношения дошли до стадии близости, но... Это всё не то. Любви не было. По крайней мере, у меня к ней. Эталь красивая, эффектная, интригующая, частенько пугающая - какая угодно но... не любимая. Так было раньше.
Всё изменилось в один момент. Будто щёлкнул поддавшийся отмычке замок - моё сердце распахнулось ей навстречу. И я внезапно понял, что не могу представить свою жизнь без этой женщины. Причём Верна была нужна мне вся целиком, включая каждую мелочь в её внешности и характере. Даже то, что не нравилось, что раздражало... оказалось просто необходимым! Словом, мне довелось влюбиться в женщину, которую давно знал. Нет, не так... Подлинно я узнал её позже. До этого мы были всего лишь знакомы. И как же это мало!
Войдя в жизнь любимой, я тут же перевернул её с ног на голову. Да что там - просто разрушил! Все планы, чаянья, карьера - всё кануло в реку забвения или оказалось уничтожено ради вспыхнувших меж нами чувств.
Казалось бы, что может быть невероятнее, чем ответное влечение с её стороны к такому как я? Но так оно и вышло. Верна полюбила меня, несмотря ни на что. И без трепета рассталась со своим прошлым ради нашего будущего. Поверьте мне, этот шаг дорого нам обошелся!
Знала ли она, спасая меня из казематов Лонара, обрекая себя на отречение от церкви, что сумеет вновь добиться расположения Понтифика? Догадывалась ли, что ей удастся однажды вернуться в вырастившую её Сенарию? Совершенно искренне считаю, что у моей возлюбленной не было никаких надежд на подобный исход. И всё же Верна решилась на этот безумный шаг. Быть может, именно поэтому я так много сил потратил на её возвращение в лоно церкви? Ведь её интересы во многом стали моими. Потому что мы сами стали едины.
План по спасению дочери, о которой я, разумеется, не забывал, постепенно воплощался в жизнь. Преграды устранялись одна за другой, головоломка складывалась в цельную картину. И пусть за недостающей частью приходилось пересекать пол империи, все они рано или поздно находились.
Другим важным свершением я считаю созданный и распространённый нами миф. Не без помощи Миртиса нам удалось переполнить таверны и трактиры Гнэша, а затем и всей Империи слухами о ребёнке императора, который воспитывается в секретном месте после гибели первого сына Тирема. Эта ложь была основным моментом заговора, в котором должны были невольно поучаствовать чуть ли не все граждане нашего государства.
Люди легко приняли этот обман. Пусть я ждал реакции с трепетом и волнением, но в успехе не стоило особенно сомневаться. Всем хотелось верить в светлое будущее, а оно казалось возможным только при стабильности династии верховного правителя. Не окажись у Бертрама наследников - неизбежно началась бы грызня за трон - это понимал последний пьяница. Впрочем, пьяницы вряд ли могли хоть что-то изменить в судьбе нашей Империи, да и не интересовались они политикой. Но не буду о грустном.
Кому нужно пророчество, в которое перестали верить? Императорская династия не прервалась - убеждённого говорили друг другу 'знатоки' закулисных интриг. Слухи, гуляющие в низах, быстро достигли нужных ушей. Многие дворяне в тайне готовились доказывать своё право на трон, так что неудивительным стало скорое появление дознавателей, жаждущих докопаться до первопричины слухов. Когда им не удалось её отыскать - ложь показалась ещё более правдоподобной. Знатные династии притаились, до времени скрыв свои властные амбиции. Идти против Тиремов открыто никто не решался. Репутация ястребов была хорошо известна.
В отличие от знати простой народ ликовал. Казалось бы, что за дело всем этим людям до наследника престола? Оказалось, что есть! Неизвестность будущего сменилась уверенностью в завтрашнем дне. Будто на сером небе прорезался лучик света, знаменуя перемену к лучшему.
События скоро вышли из-под моего контроля. Толпа день за днём собиралась на центральной площади Гнэша, требуя только одного - чтобы Тирем показал им своего наследника. Осмелюсь предположить, что народный интерес материально подогревали провокаторы всех мастей - от слуг Церкви и Ковена до отпрысков знатных фамилий. Загадка будоражила умы - всем хотелось хоть что-то узнать о таинственном ребёнке. Кто-то просто изъявлял любопытство, но некоторые, несомненно, надеялись устранить угрозу своему будущему. И тем и другим тайна не давала покоя.
Не знаю, о чём думал в то время император, но слухи он на корню не зарубил. А потом было уже поздно что-то менять. Ложь стала правдоподобнее истины. Никто не поверил бы его словам о том, что никакого наследника не существует. Слушатели изобразили бы понимающие улыбки на лицах, а затем промолвили: 'Ну, хоть имя-то нам скажи!' Миф воплотился в реальность с поразившей меня самого скоростью.
Я не был уверен в том, что Бертрам помнит о данном мне обещании назвать мою дочь наследницей, если мне доведётся её вернуть. А оно являлось ключевым звеном моего амбициозного плана. Поэтому пришлось отправить ему весточку - освежить память.
Согласен, стрела с прикреплённым письмом вряд ли могла считаться дружеским приветом. Но иного выхода мне найти не удалось - слишком тщательно охраняли первую персону государства после покушения культистов. Близко было не подобраться. О задушевном разговоре не стоило и помышлять. А вновь оказаться в гостеприимных застенках я не желал.
Для того чтобы сомнений в моих добрых намерениях не оставалось, пришлось использовать тупой наконечник, который точно никак не мог навредить Тирему. Я долго выбирал место, продумывал пути отхода. В итоге меня посетила мысль, что наш дорогой император действительно был защищён не так уж надёжно. Удивительно, что никто кроме меня не попытал счастья. Недоброжелателей у Тирема хватало.
Но толпа, лицезревшая промелькнувшую поблизости от первого лица империи стрелу, всё равно ахнула. Все сочли этот выстрел настоящим покушением. Но истолковали его на свой лад: 'Император собирался назвать имя наследника, поэтому его пытались убить!' - всё было совершенно ясно.
Я не без помощи Рады и дарованной ей удачи скрылся тогда от разъярённых ястребов, которым охотно помогала толпа честных граждан. Впрочем, именно в образовавшейся сумятице мне оказалось легче всего ускользнуть. Смешавшись с толпой, я спокойно сумел уйти от погони.
'Ты помнишь, что пообещал пленнику насчёт его дочери? Западная и Восточная империи рухнули. Сдержи слово, и наша устоит! Скоро наследница встретится со своим отцом'. Лаконично, но, полагаю, исчерпывающе.
Не знаю, произвёл ли мой патриотизм впечатление на Бертрама, но спустя сенар он всенародно объявил о том, что у него действительно есть наследник. И даже сообщил, что это девочка, чем воодушевил нас с Эталь. Такая негласная поддержка не могла не радовать. Впрочем, кто знал, чем на самом деле руководствовался император.
Однако не многим из вельмож эта новость пришлась по душе. Реакции были самыми разнообразными. Кто-то ругался, кто-то восхищался, кто-то лелеял надежды выгодно жениться...
Стоит ли говорить, что эти слова Тирема прозвучали на сенар позже, чем синод единогласно утвердил закон о назначении своих верховных иерархов церкви Императором? Благодаря этому неосмотрительному шагу у одного из ключевых игроков в борьбе за трон оказались связаны руки. Церковь поспешила списать Бертрама со счетов, за что и поплатилась. И в этом тоже была наша с Эталь заслуга. Именно мы ликвидировали несогласных архиепископов, отказывающихся поддержать идею понтифика, жаждущего сблизиться с Тиремом и претендующим после его смерти на трон империи.
Зато теперь Сенария очень плотно заинтересовалась дочерью императора. Им хотелось если не избавиться от неё, то вырастить новую правительницу покорной высшей воле Шестерых - то есть самому понтифику.
Оставалось выждать, пока уляжется шум, а затем продолжить воплощать в жизнь наш замысел. Пока что, несмотря на некоторые сложности, всё шло удивительно удачно. Но предстоящие нам свершения не становились от этого легче. Огромная работа была проделана, но ещё большая только предстояла.
Безусловно, не могу не упомянуть о маленьком чуде, в результате которого наша семья неожиданно увеличилась. Несчастный случай, унёсший жизнь Архиепископа Лонарского, стал смертельным для многих невинных людей, оказавшихся поблизости. Возможно, в этом была наша с Эталь вина, но я склонен считать случившееся неизбежным. Никто не мог предусмотреть подобного развития событий, и не в наших силах оказалось его предотвратить.
Невероятным образом уцелевший младенец остался без матери. Крошечная девочка сидела у архиепископа на руках, когда сверху обрушилась недостроенная галерея. Как только стало возможно, Эталь, рискуя раскрыть своё инкогнито, добилась того, чтобы ей выдали малышку. И она была права, ведь мы несли ответственность за будущее этого человечка.
Наша с Верной приёмная дочь, названная Мэри в честь моей покойной супруги, к сожалению, не могла сразу же очутиться в семье, в привычном понимании этого слова. Её непутёвые приёмные родители слишком рисковали однажды не вернуться, чтобы позволить себе круглосуточно ухаживать за ребёнком. Я искренне надеялся, что это было временным неудобством.
Девочка была принята в Церкви, как дщерь - о её судьбе теперь можно было не беспокоиться. Что ни говори о коварстве и даже подлости высших сенарианских иерархов, обычные служители Шестерых намного превосходили своих правителей по человеческим качествам. Именно у этих простых людей были те столь истово восхваляемые сенарией качества, которых не хватало сильным мира сего. Эталь, сама выросшая в церкви, не сомневалась, что Мэри в надёжных руках.
Естественно, мы по мере возможности навещали малышку, радуясь каждому новому слову, которое она училась произносить, восхищаясь каждой улыбкой... Верна открылась мне с новой удивительной стороны. Она оказалась замечательной матерью - любящей, заботливой, внимательной. Моя любовь к этой изумительной женщине стала ещё сильнее.
Хотелось как можно скорее выполнить возложенные на себя обязательства, чтобы полностью посветить свой быт семье. Мы клятвенно пообещали себе забрать малютку, даже если сенарианцы будут против, как только освободим мою родную дочь.
Однажды, повинуясь внезапному импульсу, я вернулся в родное село. Жизнь продолжалась там и после моего отъезда. Многие дома перестроили, знакомых людей как будто стало меньше... Незнакомые лица, удивлённые взгляды... - путешественники по-прежнему были здесь редкостью.
Неизменной осталась разве что церковь. Так же горделиво возвышалась она над невысокими постройками местных жителей, словно доказывая своё главенство над повседневной жизнью, намекая на что-то высшее. Впрочем, я видел в ней только камень. Холодный и бесчувственный.
Так же узнаваемо было кладбище. Разве что стало на несколько могил больше, да частично обветшало. Ограду кое-где следовало подправить, но, видимо, ни у кого не доходили руки.
Именно тогда я узнал о смерти Рогги. Старик быстро сдал после похищения внучки, к тому же негативно на его здоровье сказалось тюремное заключение. Признаюсь, я сильно огорчился. Очень хотелось застать орка живым. Именно он побудил меня встать на свой путь.
Долла, оставшись одна, не смогла обслуживать трактир и быстро разорилась. Всеми покинутая, женщина словно оказалась отрезана от всего мира. Думаю, она умерла внутри себя, пусть и оставшись снаружи живой. По правде сказать, к моменту нашей встречи несчастная уже плохо соображала. Разум ей почти отказал, что уж говорить о памяти.
В попытке скрасить её нищенское существование, всеми силами желая помочь матери моей жены, бабушке Литы, я выкупил все комнаты бывшего трактира Рогги, который стал называться 'Ули и Дженна'. Мне казалось, старушка оживёт, стоит оказаться хороших условиях.
Нанял сиделку, чтобы ухаживала за ней. Проводил рядом столько, сколько мог вынести. Всё же отчаянно непросто было видеть старушку в её тогдашнем состоянии. Но Долли, до этого как-то умудрявшаяся сама себя обслуживать, недолго выдержала в комфортных условий. На третий день её не стало. Меня она так и не узнала. Я навсегда остался для неё тем пареньком, что отправился в безнадёжную погоню за похитителем дочери, чтобы уже не вернуться.
Так на нашем кладбище стало ещё двумя могилами моих родных больше. Договорившись с монахами об уходе за последним пристанищем близких, я пожертвовал церкви кругленькую сумму и навсегда простился с родной деревней. Больше мне было некуда возвращаться. Мой дом теперь был там, где находилась семья.
Вернувшись в Гнэш, я обнаружил, что ажиотаж вокруг дочери императора за время моего отсутствия поутих. Сложно было решиться на дальнейшие действия, а время уходило. И однажды Верна произнесла:
- Если ты намерен что-то предпринять для возвращения 'наследницы Тирема', то стоит это сделать сейчас! А то через пару сенаров люди вовсе о ней позабудут. Пора действовать!
- Думаешь, Бертраму придётся показать им дочь? - растерявшись, переспросил я.
- А сколько можно её прятать?! Сам посуди, не скажет же он, что её похитили!
- Да уж, украли дочь самого императора! Кто в такое поверит? - усмехнулся я. И вдруг осознав, что только что произнёс, воскликнул: - А ведь это идея!
Ещё один кусочек мозаики встал на своё место. Все грандиозные планы, должно быть, складывались из тысяч крохотных фрагментов. Мой тоже совершенствовался на ходу, увеличиваясь, расширяясь и изменяясь.
Всё свободное время, которое у меня находилось, я тратил на занятия в Ордене. Наставники превосходили в своём мастерстве всех известных мне людей, да и нелюдей тоже. Учитель незримой рукой координировал моё обучение, выковывая клинок, который пришелся бы ему по душе. Не сомневаюсь, что без его участия я никогда не достиг бы и сотой доли всех умений, которыми теперь владел.
И всё же Вайерин не считал меня готовым к проникновению в Ковен. Полностью доверившись его суждению, я не спешил с действиями, осознав, что второго шанса не будет. Пробраться в прекрасно охраняемый объект, да ещё выбраться оттуда с дочерью - колоссально сложная задача, к которой следовало тщательно готовиться. А если учесть, что меряться хитростью и ловкостью предстояло не с обычными смертными, а с магами - шансы на успех стремительно близились к нулю.
Только занятый какой-нибудь серьёзной проблемой Ковен мог позволить мне совершить столь дерзкий поступок. Когда на тебя нападает медведь, ты не обращаешь внимания на мышку, стащившую кусочек сыра. Поскольку у магов не имелось сколь-либо значительных неприятностей, мне предстояло им их придумать. Больше подобной милости ждать было не от кого.
Однажды я осмелился озвучить эти свои соображения перед учителем.
- Чтобы проникнуть в Ковен, мне понадобиться занять их маленькой войной! - в голосе слышалась досада. Вайерин как раз перед этим описал мне ряд сложностей, связанных с преодолением защитных магических барьеров.
- Отличная идея! - иронично согласился он. - И как ты планируешь этого добиться? - он особенно выделил 'ты', намекая на то, что мелкая сошка вряд ли сможет навредить гиганту.
- Всего-то и надо, что найти им равного противника, да столкнуть их лбами! - лихо отозвался я, не желая сдаваться.
Учитель молча зааплодировал, пристально глядя на своего ученика. Его глаза с интересом буравили моё лицо и будто бы говорили: 'Продолжай!' И всё же в его взгляде чувствовалась ирония, как если бы он сказал: 'Зачем предлагать то, что не сумеешь осуществить?'
Воодушевлённый, я сочинял на ходу.
- Вот если бы Церковь или Ястребы объявили магов вне закона, уличив их, к примеру, в связях с эрадрианцами, Ковену пришлось бы по-настоящему нелегко! К тому же, святоши и так с ними на ножах. Если бы Император им только дозволил - задали бы жару магам!
Вайерин вдруг расхохотался. Я несколько опешил, не понимая причину его смеха. 'Ужели мой план так его веселит? Где же промах?' - недоумение, должно быть, отчётливо отразилось у меня на лице, потому что учитель промолвил:
- Ты молодец! Пусть шестеро верховных магов превосходят своим могуществом все силы сенарианской церкви, но план великолепен! Думаю, однажды тебе ещё удастся оценить всю его тонкость...
Он широко улыбнулся и даже зажмурился, будто смакуя неведомые мне детали.
- Как же ты собираешься вынудить императора открыть охоту на ведьм?
Собравшись с духом, я выложил свой последний козырь. Если бы Вайерин его сходу отмёл - не думаю, что вскоре нашел бы столь же прекрасный выход из сложившейся ситуации.
- Маги похитили его дочь!
Несколько мгновений учитель серьёзно смотрел на меня, а затем вновь молча захлопал. И похоже на этот раз действительно одобрительно! Я настолько привык к тому, что он находит изъяны в каждом моём предложении, что и сам в тот момент онемел. 'Неужели одобряет!?' - удивлению не было предела.
- А у тебя губа не дура! - наконец, произнёс Вайерин, оценив полноту амбиций. - Сделать дочь императрицей надеется далеко не каждый знатный дворянин!
Я надулся от гордости. Честно говоря, похвала учителя значила для меня тогда больше, нежели возможность сделать дочь правительницей Империи. Возможно потому, что цель казалась совершенно недостижимой.
В тот раз Вайерин всё же не удержался от поправок к моему творению. Что и говорить, они спутали клубок противоречий и интересов ещё плотнее. Зато я поверил, что план действительно может сработать. По глазам учителя и видел, что в этот раз он обязательно поможет.
- Покажи шестерым, что значит не учесть Случайность! - напутствовал меня Вайерин.
Когда мы в следующий раз встретились с Верной, я, посвящая её в свой план, повторил эти слова учителя. Честно говоря, хотелось попросту поделиться похвалой с любимой женщиной. 'Пусть знает, как хорош её мужчина!'
Но вместо восхищения, на лице Эталь было написано удивление. Она молчала, пристально глядя на меня, словно ожидая, что я сейчас засмеюсь и скажу, что это шутка. Мне не понятна была причина столь странной реакции, поэтому я растерялся. Последовавший затем вопрос и вовсе вогнал меня в ступор:
- Сколько у тебя наставников в Ордене?
Я помотал головой, надеясь разогнать нелепое наваждение. Не помогло.
- Слушай, неужели ты не прониклась этой идеей? При чём тут Орден? - в интонации проскальзывали нотки раздражение. Признаюсь, я рассчитывал, что любимая разделит со мной радость, а вместо этого она задала, казалось бы, совершенно неуместный вопрос.
Но жрица была непреклонна. Ей хотелось услышать ответ. Никакие увиливания не могли отвлечь её от намеченной цели. Долго отказывать Верне я не мог ни в чём, поэтому вскоре сдался и ответил.
- Восемь! Довольна? У меня дважды по четыре наставника и мой учитель. - для большей наглядности я предоставил ей результат арифметического сложения на пальцах. Теперь, может, объяснишь, наконец, что всё это значит? - полагаю, я выглядел взъерошенным псом. Мой триумф обернулся не пойми чем, а женщина так и не хотела ничего объяснять.
Но Эталь стояла, не говоря ни единого слова, будто окаменела. Невидящим взором она смотрела на меня, а губы её начали по привычке, оставшейся с малых лет, шептать молитву. Честно говоря, я забеспокоился, а всё ли с ней в порядке. Должно быть, ещё никогда мне не доводилось видеть Верну в таком состоянии.
- Любимая, что с тобой? - всё раздражение как рукой сняло. Только нежность и забота о дорогой женщине слышались в моём голосе.
Я обнял её и прижал к себе. Спустя несколько мгновений жрица взяла себя в руки.
- Да нет, не может быть... Глупость какая-то. - невнятно бормотала она. Затем неуверенно улыбнувшись, чуть громче добавила: - Прости, не обращай внимание! Просто нелепое совпадение, взволновавшее твою суеверную жену.
Мы не были даже обручены, но Эталь уверила меня, что мужем и женой становятся, прежде всего, перед самими собой и Богами, а уж перед лицом общественности и даже Церкви в последнюю очередь. Мне этот подход был не совсем понятен, но казался заслуживающим уважения.
К тому же, мы вели такой образ жизни, что показывать наши отношения было попросту не перед кем. Соседей, друзей и знакомых у мотающихся по всей империи молодых людей попросту не было. Разве что Миртис мог бы засвидетельствовать наш союз, но кто-то, а отец Верны, похоже, предвидел его ещё до того, как он сложился.
Я крепче обнял любимую женщину. В тот миг очень остро стало ясно, что для неё любимый мужчина едав ли не единственная защита. Хотелось её успокоить и убедить, что со мной она в безопасности.
- Что всё же тебя насторожило, дорогая моя? - негромко поинтересовался я, желая, чтобы меж нами не было тайн и недомолвок. К тому же любая мелочь заслуживала внимания.
Она вновь попыталась отмахнуться от вопроса, то ли смущаясь, то ли не считая его важным.
- Да так, сущий пустяк... - затем, видя, что я непременно желаю получить ответ, добавила дрожащим шепотом: Шестеро и Девять.
Мне не сразу удалось понять причину её волнений, слишком далеки были годы моего ученичества в церковной школе. А после них религиозные вопросы мало меня занимали. Всё больше приходилось думать о выживании. Впрочем, числа были настолько символичны, что, полагаю, любой умеренно верующий гражданин империи догадался бы в дюжину раз быстрее меня.
Всё, что я знал о своём учителе и наставниках, вдруг предстало в новом свете. Все эти невероятные знания и навыки... Орден обвиняли в поклонении эрадрам - забытым девяти богам. Неужели в этих наветах была доля истины?
Шестеро верховных магов тут же показались не менее подозрительными. Нет, деление по числу сенарианских Божеств было общепринятым, можно даже сказать, эталонным. Шесть - счастливая цифра - об этом знал любой сорванец в Империи. Так было принято... Как когда-то девять.
Но магов никак нельзя было назвать истово верующими. Ни кто бы ни за что не заподозрил их в этом. Напротив, они старались уязвить священников, доказать, что Шестерых не существует вовсе! Многие из них придерживались нелепых убеждений, так или иначе утверждающих, что человек не создан по высшему замыслу сверх существ, а появился сам по себе. И отвечает за всё свершенное, соответственно, только перед самим собой. Но я отвлёкся...
Всё вышесказанное приведено лишь с целью показать всю нелепость шести мест в верховном круге Ковена. Конечно, нельзя было исключать другие причины такого числа высших магов, но... Все эти совпадения всё равно казались странными.
- Ну вот, теперь и тебя смутили эти подсчёты! - смущённо произнесла Верна. - Знаешь, это ведь ересь считать, будто Шестеро могут жить в нашей Империи, да ещё и быть мерзкими магами! А твои наставники... ну как они могут оказаться теми Девятерыми? Ведь всем известно, что эрадры не что иное, как отвратительного вида демоны. Да и стали бы они скрываться на болотах в глуши? Весь мир уже погрузился бы в Хаос! Даже Церковь не отрицает могущества злых порождений бездны.
Она изо всех сил пыталась быть убедительной. И у неё это получилось. Почти. По её глазам я видел, что женщина и сама не может обрести прежней уверенности.
- Но если шестеро это Шестеро, то, как смешно должно со стороны смотреться их столкновение с Церковью! - усмехнулся я.
Верна, отбросив на миг свою религиозность, поддержала меня очаровательной улыбкой. Церковь, борющаяся против собственных Божеств - та ещё путаница!
- Игры Высших не про нас. - промолвила она, с нежностью глядя мне в глаза. - Пусть состязаются своими силами.
- А мне в пылу их игр, возможно, удастся вернуть мою дочку!
- Нашу дочь! - поправила меня Верна.
Её губы нашли мои, и все проблемы исчезли, растворились, развеялись как дым на ветру. Во всём мире в этот миг существовали лишь двое. А, по сути, мы сами и были этим миром...
- Кстати, не забывай, что это ещё и дочь самого Императора! - чуть позже насмешливо добавила Эталь.
- Аль-Эде был нашим чудесным домом, где каждый мог вкушать счастье на свой лад. - задумчиво рассказывал мне Вайерин. Я уже давно привык к его странной манере повествования: о событиях, произошедших слишком давно, чтобы их помнить, или же вовсе мифических он рассказывал так, будто лично в них участвовал. Надо полагать, при этом учитель попросту одевал маску менестреля, в духе своей излюбленной идеи бесконечной Игры.
Каждый раз, когда он рассказывал о чём-то из прошлого, я слушал в дюжину раз внимательнее, чем обычно - истории завораживали, но не только. В них всегда скрывалось зерно важного для меня совета, который по нашей с ним негласной игре я должен был отыскать.
- Свобода витала в воздухе. События происходили настолько непредсказуемо, что никто не мог предположить, где и чем окажется в следующее мгновение. Помню, однажды мне довелось обернуться телёнком и прильнуть к материнскому вымени - о, что это за наслаждение! Человеческим младенцам достаётся его в тысячу раз меньше, к тому же они, к стыду своему, забывают столь восхитительную часть своего бытия! Возможно, именно это и позволяет продолжить жить, когда кормиться приходиться самому... Слишком жестоко было бы помнить великолепное, но довольствоваться ничтожным. В этом провидение пошло на уступки человечеству.
Признаюсь честно, порой я начинал сомневаться в том, что Вайерин не сумасшедший. По меньшей мере, он был человеком с чрезмерно развитой и крайне своеобразной фантазией. Не думаю, что многие способны были бы придумать нечто подобное. Не обращая на меня внимания, Вайерин вдохновенно продолжал, будто, и правда вспоминал и заново переживал то, о чём рассказывал. Что ни говори, актёром он являлся восхитительным.
- И вдруг, представь себе, я становлюсь этим самым молоком. Нет, решительно не на одном языке невозможно передать тех ощущений, что мне довелось испытать, будучи белой густой жидкостью... Но речь не об этом. Свобода и Случайность, которую многие после стали именовать Хаосом, шли рука об руку - они были неразлучны. Разлад произошел в нас - тех, кто блаженствовал в лучшем из миров - Аль-Эде. Неразумные дети, не сумевшие по достоинству оценить величайшего дара. Что ж, некоторые знания приходят со временем. Надеюсь, так оно и произойдёт.
- Вы поссорились? - живо поинтересовался я. - Надо полагать, не все были в восторге от того, что в любой момент могли стать молоком, или чем похуже?
Учитель выразительно посмотрел на меня, всем своим видом выражая непонимание столь насмешливого тона. Похоже, он искренне недоумевал, как кто-то может усомниться в том, как прекрасно превращаться в малоприятные вещи по чьему-то велению.
- Что может быть изумительнее, чем быть всем? Как можешь ты, не знающий ничего о перевоплощениях, предположить, что твоё человеческое тело лучше иных вместилищ? Откуда берётся эта несусветная гордыня? Поверь, её нет ни в одном другом существе во всём мире! Скала не считает себя лучше дерева, рыба не гордится своим происхождением.
- Но мне нравиться быть собой! - запальчиво вскинулся я. - И становиться коровьей лепёшкой я не желаю. Даже пробовать не хочу! Особенно против собственной воли. В этом нет свободы!
- Ха! Я был лепёшкой. И знаешь что? Немного на свете существ и вещей счастливее её! Это самое беззаботное создание, какое только может быть. Человек от природы своей не способен так наслаждаться каждым мигом бытия, как презираемая тобой коровья лепёшка.
Несмотря на его убедительный тон, я смотрел на подобную риторику скептически. Если уж кому-то не повезло появиться на свет столь мерзкой вещью, то это исключительно его проблемы. Гораздо лучше быть чем-то более эстетически приятным, пусть даже тебе не придётся притворяться, что каждый миг счастлив.
Вайерин, как всегда, угадывал мои мысли.
- Не пробовавший не ведает. - коротко изрёк он. Вид его оставался совершенно невозмутимым. Мой скепсис его совершенно не смущал. - Жители Аль-Эде разделились на два лагеря, что впоследствии и привело к гибели Города. Одни, как и ты сейчас, возомнили, что сами могут решать, в каких ипостасях пребывать. Им показалось, будто одно воплощение лучше бесчисленного множества! И из-за этих слепых котят мы перекроили само бытие...
Тут я откровенно покачал головой. 'Перекроили бытие, ха! Вот загибает!' Фантазия учителя вызывала искреннее уважение. 'Впрочем, не думаю, что в таверне долго бы слушали такого сказителя. Живо нашлись бы верующие, не терпевшие ереси'. Что ж, я к подобным не относился, поэтому готов был слушать дальше.
Вайерин косо посмотрел на меня и усмехнулся. Моя реакция его позабавила. Собственное представление доставляло ему неописуемое удовольствие. Он расхаживал по комнате и активно жестикулировал, поглощённый повествованием.
- Но оказалось, что целое без части не может быть собой. Бесчисленное множество воплощений обрели свои собственные коротенькие жизни. Наш спор перерос в нечто большее, чем состязание личных сил и способностей. Доказательством должен был послужить чужой независимый пример. К сожалению, одним существам удаётся оценить свободу, другим нет. И из-за этого ни одна сторона не может победить до сих пор. Впрочем, эта неопределённость не так уж плоха, верно?
- То есть получается, что ваши соперники всё же схитрили? - поддел я его.
Вайерин с интересом посмотрел на меня, ожидая разъяснения.
- Они получили то, что хотели, а вы лишились того, что любили!
Он широко улыбнулся, а затем с неожиданной печалью в голосе ответил:
- Все мы что-то потеряли. Ни одна сторона не осталась в выигрыше. Не сохранился ни Аль-Эде, ни наше единство. Игра приобрела иную форму и новые правила. Я принимаю её такой, какая есть и наслаждаюсь. Заметь, это опыт, почерпнутый у коровьей лепёшки! В сущности, она во много раз мудрее большинства людей, которые в суете своих коротеньких жизней так и не успевают понять, чем именно им наслаждаться, что важнее, в чём смысл... Как ни странно, свобода без осознания её прелести, оказывается если не губительной, то вредной. А определённость хороша только тогда, когда ты лепёшка, не способная ничего изменить. Тебе остаётся лишь наслаждаться тем, что есть.
- Не хотите ли вы сказать, что изменили свой взгляд на Свободу? - удивился я, неверно истолковав слова учителя. Ведь если для людей она вредна, то не стоит за неё бороться!
Он рассмеялся и воскликнул:
- В том-то её прелесть, что она становится полезной, когда за неё борются!
После догадки Верны я нередко возвращался к тем словам учителя, пытаясь понять, кто же он на самом деле. Могло ли так случиться, что мне довелось встретить Божество? Это казалось фантастическим, невозможным успехом. Хотя, признаюсь честно, такой Бог не произвёл бы на меня должного впечатления. Скорее я склонен был счесть его чудаковатым, но умным и много знающим стариком со странными взглядами на жизнь. Одно то, что свободой он считал отсутствие не только условностей, но и собственной воли в принятии каких бы то ни было решений ещё не делало его Божеством. Разве что экстравагантным философом.
Да и могло ли на самом деле статься так, что Боги великого Аль-Эде утратили свою силу? Значит, поклонение им не что иное, как атавизм, не имеющий ровным счётом никакого смысла? Но как же быть с волшебством? Церковь неразрывно связывала набожность одарённых с их способностями. У магов, насколько я знал, подобной зависимости не было. Даруют ли Боги свою силу верующим? Но почему не всем? По какому принципу делается выбор?
Мысли путались, но тема казалась исключительно важной, поэтому я не сдавался, надеясь рано или поздно найти столь важные для меня ответы. Впрочем, обладая слишком малыми знаниями, я не в состоянии был сделать определённый вывод. Любое суждение обречено было бы оставаться гипотезой, которую мне не под силу проверить.
Если предположить, что магам дают силу Девятеро, то почему они подчиняются Шестерым? А если одарённые поклоняются Шестерым, то почему Шестеро правят магами? Выходила какая-то нелепица.
А если забыть о невероятном и предположить, что всё с точностью наоборот? Рациональные маги, жаждущие менять реальность по своему усмотрению - разве они не отличный пример идеи неизбежного будущего, созданного своими силами? Кто с большей убеждённостью стремится подчинить себе окружающую реальность?
А служители церкви, полагающиеся на непостижимые высшие силы, черпающие своё могущество почти нечаянно в чём-то неизведанном, зачастую неосознанно и верующие в Божественное проведение - разве не последователи Свободы и Случайности? Не потому ли Девятеро удалились от управления своими избранными, что дали им проявиться себя в полной мере, насладиться Свободой? Пусть даже те, по мнению своих Богов, ничего не решали за себя? Такая путаница была схожа с философии Вайерина.
Чем больше я размышлял, тем сильнее склонялся к мысли, что честный спор Божеств ярче всего проявлялся в этих двух фракциях. Дабы исключить подтасовку результатов, Девять и Шестеро дарили своей силой группировку противника. Не потому ли учитель говорил мне о мире между Орденом и Ковеном? Своими силами они уже померялись вдоволь, настал черёд смертных решить спор Богов. Не к этой ли догадке он подводил меня, рассказывая об Аль-Эде?
Гипотеза казалась настолько безумной, что я не решался ей делиться даже с Эталь, помня о религиозности своей любимой женщины. Избравшим своими Божествами Сенарию, сложно было смириться с мыслью, что они черпают силу от проклинаемых Эрадр. А как хороши маги, отрицающие существование своих же повелителей! Такая шутка была вполне в духе моего учителя!
Это объяснение позволило мне сосредоточиться на делах мирских, оставив в покое Божественный промысел. Я не считал, что познал истину, но неплохо скроенная фальшь казалась ничем не хуже!
Настал черёд совершить дерзкий поступок, который явно шел вразрез с убеждениями мой 'жены'. Но я понимал, что без него нам не обойтись. Поэтому решил прямо обо всё рассказать Эталь заранее и решить все споры.
- Думаешь, твой план сработает? Не слишком ли всё сложно? - заметно было, что Верна нервничает. Затея ей не нравилась, но вместе с тем женщина понимала необходимость подобного шага.
Взглянув в глаза моей дорогой жрицы, я понял, что ей, во что бы то ни стало, нужно видеть уверенность в своём мужчине. Тогда она была готова идти на любой риск. Просто потому что любила, доверяла. И даже религия не могла встать на пути этой искренней и подлинной веры в собственную семью, в самого близкого своего человека.
Я ободряюще улыбнулся и пристально посмотрел на Эталь. 'Мы вместе!' - должен был сказать мой взгляд. - 'Не смотря ни на что!' Надеюсь, она поняла меня без слов. Нам предстояло совершить маленькое безумие, на которое ещё никто не отваживался. И не потому, что не мог совершить, не имел необходимости строить столь сложную многоуровневую комбинацию. Не скажу, что сомнения не закрадывались в мою душу, и всё же должно было выгореть!
- Всё получится! - максимально убеждённо произнёс я, приобняв её за плечи.
- Ну что же, тогда вперёд! Время действовать! - воскликнула Верна, решительно встряхнув головой. Сомнений у неё больше не осталось.
Целью нашего дерзкого набега стала сенарианская школа для детей, отданных на воспитание церкви. Как правило, ученики таких школ были из числа тех, кто остался без родителей. Их будущее было предрешено - проповедники с детства внушали малышам единственную верную мысль: служить Шестерым.
На некотором удалении от столицы, но в то же время как бы под крылом имперской стражи. Идеальное место для нашей цели. В то же время, существовала опасность столкнуться с патрулём или же с неожиданным сопротивлением самих церковников. А ведь действовать следовало скрытно. Обнаружение до срока ставило под угрозу успех нашего предприятия.
К счастью, мы оба прекрасно умели держаться тени. Известен был и план здания и график смен караула, что облегчало задачу. Честно говоря, такие школы никогда особенно сильно не охранялись. Было не от кого. На этот раз нашей целью были не деньги, не убийство... Нам нужен был ребёнок. А точнее, девочка восьми лет. Спрятанная 'дочь' самого императора.
Тирем должен был оказаться перед выбором: принять Литу или попытаться убедить всех людей, что он бездетен. Мы надеялись, что после нашего ночного рейда у него не останется даже этого выбора. Похищений дочери императора лучше, чем, что бы то ни было, доказывало её существование. Ведь не могли же, в самом деле, похитить то, чего не было!
Под пологом мрака мы пробрались в детскую спальню. Действовали столь тихо и осторожно, что не потревожился ни один из сторожей, и никто из малышей не проснулся. Эталь бережно усыпали малютку заклинанием, и мы со своей добычей без особенных затруднений покинули здание. Ни один церковник не встревожился, не заметил изменений. Скорее всего, дело в том, что до этого ничего подобного не происходило. Охраняли детей скорее от них самих, нежели от кого-то извне.
Мы работали чисто. Казалось бы, чего же ещё? Но это были только цветочки. Незаметность гарантировала безопасность ребёнка. Граждан империи можно было убедить только ярким запоминающимся событием. Оставив девочку на попечение Миртиса, мы вновь вернулись в школу. Теперь нам предстояло разыграть небольшой спектакль: 'Похищение наследницы престола'. Без свето-представления было никак не обойтись.
- Ну, Эмпирус благослови! - воскликнул я, натягивая демоническую маску. - нападавшие, несомненно, должны были принадлежать к жутким поклонникам Эрадр.
Эталь повторила моё действие, а затем искажённым голосом пробурчала:
- Вот уж не думаю, что он бы одобрил такое дело!
К штурму мы подготовились основательно: закупили магических свитков, отдав за них, кстати, кругленькую сумму, нарядились как истинные эрадрианцы... Словом, актёры были готовы дать представление.
В эту ночь церковный приют увидел настоящий фейерверк из магии! Мы с Эталь постарались на славу. Молний, огня и пламени не жалели, так сказать, пускали деньги на ветер. Зато, несомненно, произвели неизгладимое впечатление массированной атаки на заспанных церковников.
Одарённых, на наше счастье, в школе не оказалось, иначе в магическом поединке нас могли бы запросто одолеть. Всё же могущество церкви не следовало списываться со счетов. Вот только элитные силы были сконцентрированы совсем в иных местах. Охранять небольшой приют для детишек любой стоящий церковник счёл бы ниже своего достоинства. Поэтому те, кто оказались здесь не могли нам противостоять, пусть и решительно заступали дорогу.
Оглушенные стражники и учителя падали навзничь. Мы шли не убивать, поэтому избегали лишней крови. Это была моя идея, впрочем, Эталь её поддержала. Эти сенарианцы делали действительно доброе дело, поэтому сейчас страдали понапрасну. Лишать их жизни было бы всё равно, что убивать невинных младенцев.
Заключительным аккордом пьесы стал мой побег с одеялом в рука, в котором якобы находилась похищенная девочка. Эталь прикрывала отступление, расшвыривая во все стороны огненные шары. Хотелось верить, что бескровность нашей операции не вызовет подозрений.
Остальные детишки с ужасом наблюдали эту сцену. Пока я был в спальне, они прятались под кроватки и забивались в тёмные углы. Но стоило мне убежать - все как один прильнули к окнам, несмотря на опасность угодить под магический снаряд. Ребятишки видели в первую очередь красивое шоу, они не могли себе представить, что оно может быть смертельно опасным.
И всё же, не сомневаюсь, что страху мы навели немалого. Миф о том, что злые маги похищают детей, воплотился в реальность. Должно быть, теперь послушание в церкви достигнет небывалых высот. Впрочем, не исключено, что наш рейд останется в чьей-то памяти жутким ночным кошмаром.
Эталь остановилась перед оставшемся в сознании священником. Ему сильно прилетело чем-то по голове, но мужчина цепко держался на плаву, не проваливаясь в чёрное безмолвие. Он ненавидящим взором посмотрел на человека в демонической маске. Чувствовалось, что будь у него силы, бросился бы в бой с кулаками, пусть, и не имея шансов на победу.
- Дочь Тирема теперь у нас! - хриплым голосом похвалилась напоследок Эталь.
- Будь проклят твой Ковен, маг! - с трудом шевеля губами, отозвался мужчина и плюнул в ненавистную маску. Церковники не проводили различия между магами и культистами. И те и другие считались еретиками. Это заблуждение было нам на руку.
Верна зловеще расхохоталась и громко воскликнула:
- Живи червь и до конца своих жалких дней помни сегодняшний позор!
В её словах заключалась жестокая правда. Сенария в эту ночь упустила дочь самого Тирема. И главный подвох заключался в том, кто совершил дерзкую кражу. Конфликт сенарианцев и магов не мог после этого не вспыхнуть на новом уровне. Святая Церковь не забывала и не прощала обид. Фактически, это было объявление войны.
Следующим утром вся столица гудела как растревоженный улей. Ребята Миртиса хорошо постарались - в каждом кабаке знали, что дочь императора похищена. Люди собирались на центральной площади, ожидая выступления Тирема.
Все были встревожены. Будущее империи оказалось под угрозой. Незащищённость наследницы заставляла людей задуматься о том, кто же защитит их, если власть не способна обеспечить безопасность высшим лицам государства. Не окажется ли так, что завтра уже в твой дом заберутся безнаказанные маги, которым никто не в силах противостоять? - задавались вопросом люди.
Но император, у которого не так давно вовсе не было никакой дочери, оказался явно шокирован её похищением. Новость не могла не удивить. Бертрам наверняка понимал, что это часть чьей-то хитроумной игры, вот только вряд ли догадывался, к чему ведёт подобный ход. Он не спешил делать какие бы то ни было заявления, выжидал, хранил молчание. Напряженность, тем временем, нарастала.
'Что теперь делать?' - читалось на лицах обескураженных горожан. Для многих подобная новость была сродни вести о надвигающемся конце света. Суеверные молились, но и у Богов не могли найти поддержки. В церкви быстро прознали о случившемся набеге на приют и сложили два да два. Они 'поняли' откуда украдена 'дочь императора'.
Эталь была моими глазами и ушами в лоне святой матери церкви. Через неё я узнавал обо всех событиях, происходящих за высокими стенами соборов. И настрой священников на этот раз оказался крайне решительным. Все требовали мести.
С одной стороны, похищение наследницы развязывало Понтифику руки. Он снова мог планировать собственное восхождение на трон. С другой стороны, ребёнок был жив, а значит, угроза его возвращения сохранялась. Особенно обидным оказалось то, что дочь императора воспитывалась в церковной школе, значит, из неё можно было вырастить верную дщерь церкви. Получается, что малышку похитили прямо из рук сенарии! Но главная загадка виделась Понтифику в том, кто же на самом деле похитил ребёнка.
Будь то действительно Ковен, в чём он сомневался, или даже эрадрианцы - выходило, что они на голову переиграли сенарию. Это была чувствительная пощёчина. Первейшие соперники оказались лучше осведомлены и решились открыто напасть на собственность церкви! Этого нельзя было прощать. Тем более что после не слишком удачного закона о назначении императором архиепископов позиции Понтифика пошатнулись - ни в коем случае не следовало показывать слабину. А архиепископы требовали крови. Каждый из них давно точил зуб на Ковен.
Решение созрело само собой. Кто бы не украл наследницу престола, обвинить следовало магов. И воспользоваться ситуацией для усиления собственных позиций. Вскоре на аудиенции с императором глава церкви потребовал объявить членов ковена вне закона.
Этим он надеялся убить сразу двух зайцев: уничтожить или ослабить позицию извечного противника, а возможно, под шумок устранить наследницу имперского трона. Даже если её удастся спасти, Понтифик не сомневался, что малютку вновь отдадут на воспитание в Сенарию, раз уже сделали это единожды. А уж тогда-то он приложит все усилия, дабы воспитать послушную своей воле марионетку, которой предстояло занять трон.
Но ещё до визита к императору расчётливый глава церкви озаботился поведать всему миру 'правду' об ужасном похищении. В его изложении история выглядела поистине зловещей. Полчища нападавших магов, доблестно гибнущие безоружные священники и невинные дети...
Слухи разнеслись как пламя по сухой траве. Вскоре не только столица, но и все главные города империи буквально пылали. Истовые проповеди пробуждали в людях настоящую ненависть. Сенария готовилась показать свою силу. Власть над умами - вот истинное предназначение религии! - мог бы сказать Понтифик, взглянув на разъярённо гудящий улей, в который обратилась вся страна. Но, разумеется, к открытой агрессии миролюбивая церковь призывать не могла. Поэтому действовала исподволь, искусно настраивая паству на нужный лад.
Семена легли в добрую почву. Маги никогда не были любимы населением, ведь в их рядах не встречалось простых людей. На обучение принимали только членов знатных и богатых семей. Зазнавшиеся повелители неведомых и пугающих сил никогда не старались нравиться - они заботились только о своём благе, собственных интересах и привыкли ни с кем не считаться.
Ситуация нагнеталась с каждым днём. Всё чаще и чаще люди собирались на площадях и требовали от властей решительных мер. Графы не знали, как реагировать. Протестующие хотели не столь многого. Демонстранты были мирными. Пока что. И в то же время их гнев мог в один миг обратиться против не слишком расторопных правителей. Случись так, и неизвестно, на чью сторону встанет собственная стража. Вряд ли они будут разгонять собственных жен и детей.
Сам император тоже оказался в непростой ситуации. Каждый день ему приносили донесения о нападениях неизвестных на отделения Ковена. Жаловались маги, требуя защиты, жаловались на магов, требуя изгнать с земель империи демонопоклонников и похитителей детей. Власти на местах ждали высочайшего решения, не отваживаясь действовать на свой страх и риск.
При всём при том император знал, что никакой дочери у него нет, и никогда не было. Но страна была убеждена в обратном. Вихрь, закружившийся вокруг мифической наследницы, который сначала казался безобидным ветерком, грозил перерасти в настоящий ураган. Тирем чувствовал, что надвигается едва ли не гражданская война. Слишком быстро и мощно развивались события. Народ жаждал крови, и он должен был её получить.
Требовалось либо жестко подавлять самоуправства и вандализм, либо надавить на Ковен. Верховные маги, как назло, не спешили с объяснениями и даже не явились на встречу. От них пришла холодная весточка с требованиями немедленно прекратить погромы. Иначе они грозили разобраться с нарушителями спокойствия собственными силами. А этого допускать не следовало ни в коем случае.
О похищении ребёнка в послании не было ни слова, и Бертрам понимал почему. Один из высших магов лично обследовал императора и подтвердил диагноз - бесплодие. Поэтому нынешние события в Ковене воспринимали не иначе как спланированную провокацию.
Зарвавшихся магов неплохо было бы урезонить, призвать к подчинению. Соседние государства и сами переживали не лучшие времена, что позволяло не беспокоиться о вторжении извне. Бертрам знал, что сил покорить империю у потенциальных врагов не хватило бы и в лучшие времена. Казалось, что самое время сейчас заняться укреплением власти внутри страны.
И всё же Тирем не желал кровопролития. Мирный выход казался ему наилучшим. Вот только момент был упущен. И всё же император решил попытаться. Он наивно решил, что сможет прекратить бучу, если всенародно признается в собственном половом бессилии. Я лично видел, с каким видом он вышел на балкон для обращения к своим гражданам. Это был человек, решившийся поведать страшную правду, за которую ему было совестно.
Но к счастью, в человеческие планы как всегда вмещалась Случайность. Не успел Бертрам начать речь, как толпа, наученная агентами церкви, стала скандировать в едином порыве:
- Слава императору, позор магам!
Сенария открыто демонстрировала Тирему, что она владеет ситуацией. И пока что церковь была на стороне власти. Ковен же устранился, не желая даже обсуждать происходящее с Бертрамом. Наверняка император с лёгкостью сопоставил козыри одной и другой стороны.
Затем на импровизированный помост поднялся сам Понтифик. Это был тонкий продуманный ход. Высший иерарх Сенарии появлялся прямо их народа. Простой человек, возмущённый нахальством обнаглевших магов. Он призвал людей к порядку и взял слово.
Голос его, наверняка усиленный заклинанием, разливался по всей столице! Какая это была мощь! Владыка умел говорить. Даже я проникся его одухотворёнными речами о том, как должен страдать от разлуки с дочерью всеми любимый Бертрам. И о бессовестных магах, дошедших до последней черты, несомненно, прислуживающих демонам. 'Чаша нашего терпения переполнилась! Молчать больше нельзя!' Казалось, что он говорит о том, что у каждого сейчас вертелось на языке.
Но не о справедливой мести просил Понтифик, а только о поддержке любого решения императора. Добрый сенарианец не мог открыто призывать к насилию. Зато ничто не мешало ему принудить к этому императора. Попросту говоря, он настроил людей таким образом, что они ждали от Тирема только одного - немедленного объявления Ковена вне закона. Церковь, как всегда, предпочитала озвучивать жесткие решения чужими устами.
Море людей устремили свои взоры на повелителя. Тирем в этот миг был не просто правителем, а граждане не бакалейщиками, торговцами и сапожниками. Это вождь стоял перед воинством, ждавшим его приказа к началу победоносной войны!
И правитель дрогнул. Слишком не равны были чаши весом, на одной из которых всё население, наученное Сенарией, а на другой отпочковавшиеся от общества маги. Любовь и покорность против высокомерия и неуважения.
Если до этого правитель готовился принести в жертву свою гордость, своё самолюбие, но сохранить человеческие жизни, то теперь всё изменилось. Его порыв оказался задушен на корню. Прояви Бертрам тогда недалёкость, люди не только самостоятельно отправились бы на погромы, но и чего доброго провозгласили бы Понтифика новым вождём и императором. Держатель власти не имел право на ошибку.
И всё же речь верховного правителя началась слабо. Он всё ещё колебался, не в силах с ходу подобрать правильные слова. Но и отступать было некуда. Всё же Тирем быстро взял себя в руки. Постепенно, находя поддержку в обращённых на него взорах, исполненных сочувствия и праведного гнева, Бертрам отыскал верную струю повествования.
И вот тогда-то мы все увидели истинного правителя. Он долго терпел, всеми силами стараясь поддержать мир. Но ситуация зашла слишком далеко. Я уверен, император, увлёкшись, и сам поверил, что именно его дочь похитили коварные маги, жаждущие ещё большей власти, новых привилегий... Ему оставалось всего лишь восстановить справедливость, взмахнув мечом правосудия.
Несмотря на пламенность речи, Тирем не призвал к немедленным погромам. Он поставил Ковену ультиматум: либо ему вернут дочь, после чего покинут империю, сохранив за собой своё имущество, либо верные доблестные граждане сами восстановят справедливость. На размышления он отвёл магам три дня.
Уверен, Понтифик мысленно довольно потирал руки. Это была его победа. Месть за унизительную пощёчину практически состоялась. После этих слов пути назад уже не было. Ковену практически объявили войну, ведь маги, несомненно, не стали бы прислушиваться к чьим бы то ни было ультиматумам.
Пусть события вышли из-под моего контроля, но развивались они, к счастью, в нужном русле. Медведь был найден, осталось стать мышкой, которая под шумок стащит сыр. Это значило, что я, наконец-то, получил свой шанс вернуть дочку.
Несколько дней прошли относительно спокойно. Люди будто замерли в ожидании чуда. Честно говоря, никак не могу понять этой наивной веры. Неужели хоть кто-то из них полагал, что могущественные маги покаются, соберут вещички и отправятся в другие страны? Да это было просто немыслимо!
Наверняка сами повелители тайных знаний считали точно так же. Отмерянные три дня миновали, но ни одна из резиденций не только не опустела, но даже не приготовилась, как следует, к обороне. Они попросту не верили в возможность нападения!
Но в этом уже заключался просчёт. Император не брал слов назад, а народный гнев не стих. Как только срок ультиматума истёк, люди направились к отделениям Ковена. Возможно, сначала они просто требовали. Но вскоре всё изменилось.
Женщина, бросившая камень в резиденцию Ковена не успела увернуться от ледяного копья. Возможно, кто-то из магов просто не рассчитал свои силы, но... Назад жизнь было уже не вернуть. И провокаторы Церки не могли упустить свой шанс. Как только пролилась первая кровь, мирные граждане рассвирепели. На их стороне были закон, вера и, как казалось, сила.
Возмущённые граждане пошли на приступ. Одарённые, скрываясь в толпе под видом обывателей, поддерживали протестующих, защищая их от вражеской магии. Иначе маги задавили бы бунт на корню. Но, благодаря поддержке Сенарии, восставшие одолевали. И всё же, потери среди населения были велики. Но гнев от этого только нарастал. 'Магам не место на имперской земле!' - скандировала разъярённая толпа, опьянённая кровью и злостью.
За сутки в четырёх крупных городах были вырезаны все 'еретики'. Не щадили даже женщин. Впрочем, те и не просили пощады. Полагаю, они даже не успели толком осознать, что проиграли. Это ведь было невозможно - маги не могли уступить обычным людям!
Наверняка после погромов к императору тут же явился один из шестерых, требуя прекратить 'этот фарс', угрожая... Не случайно же правителя днём и ночью охраняли маги-ястребы и одарённые. Встреча наверняка состоялась!
Представляю себе презрительную ухмылку верховного мага, когда он получил категорический отказ. Наверняка могущественный повелитель стихий не считался с потерей жалких людишек. Они для него значили не больше, чем подмастерья. Настоящие ученики составляли в Ковене малый круг. Подлинное ядро сил Шестерых. Башня являлась оплотом и средоточием всех сил магов.
Растворившись в портале прямо на глазах у императора, маг просчитался. Не высшую силу узрели они в этом шаге, но трусливое бегство. Он поселил в рядах восставших мысль о превосходстве. Ещё бы, ведь враг отступил! Впрочем, сами Шестеро, очевидно, сделали для себя иные выводы. Они приняли объявление войны и теперь уже не согласились бы на примирение.
Вскоре погромщики наткнулись на глухую непробиваемую оборону на всех оставшихся отделениях магов. Им больше не удалось захватить ни одной резиденции Ковена. Маги огрызались яростно и умело - чувствовалось, что им помогают сильнейшие. Гнэш и Холди славились сильнейшей волшбой, что теперь доказали на деле. Должно быть, Шестеро рассчитывали удержать эти форпосты, чтобы впоследствии иметь плацдарм для решительного наступления. К тому же неудачные штурмы должны были деморализоваться нападавших, вынудить горожан отступить и одуматься.
Противостояние затягивалось. И это было на руку Ковену. Император до этих пор практически бездействовал. Армия не вмешивалась в противостояние. Но люди начинали роптать. Развязанная война должна завершаться победой одной из сторон, иначе она начинала нервировать население и подрывать экономику страны. Рано или поздно, Тирему пришлось бы уступить давлению со стороны граждан и Сенарии и вступить в вооруженный конфликт.
Именно это неспокойное время мы с Эталь выбрали для того, чтобы отправиться на юго-запад Аллира. Главный лагерь неприятеля был достаточно далеко от крупных городов, чтобы готовиться к нападению. Силы Ковена рассредоточились в Гнэше и Холди, что должно было облегчить нашу задачу. Мы решили проникнуть в Башню и выкрасть Литу. В конце концов, это могло бы даже остановить войну.
Единственные, о ком беспокоилась моя любимая, отправляясь в рискованный рейд - две девочки, отданные на воспитание церкви. Одной была малютка, чудом выжившая, когда погиб архиепископ Престон. Наша Мэри теперь находилась в относительной безопасности, отданная, как некогда Эталь, в церковную школу-приют. Сенария стала для нашей приёмной дочки лучшим прибежищем, которое мы только могли придумать.
Вторая малышка - девочка, невольно сыгравшая роль наследницы трона империи в спектакле о похищении. Деталей происшедшего злополучной ночью она не знала, объяснение про переезд в новую школу приняла спокойно. Верна напутствовала ребёнка тёплыми словами и обещанием навещать. Это не могло не подкупать трогательное маленькое сердечко.
Не знавший родительской ласки ребёнок пробудил материнские чувства жрицы. Да и сама девочка мечтала о семье. Криста чувствовала, что женщина её не обманывает. Она надеялась на лучшее и верила в чудо, поэтому не задавала лишних вопросов новым учителям, как и просила её удивительная мама.
Я прекрасно понимал, что из нашей очередной авантюры мы можем не вернуться. Знала это и Верна. И всё же осталась рядом, не покинула. Моё личное дело стало нашим общим. Много раз мне доводилось рассчитывать только на себя самого. Теперь нас было двое. Хотелось верить, что так будет до самого конца.
Полагаю, поддержка жены оказалась не менее значима, чем дюжину раз заученные планы Башни - резиденции Ковена, любезно предоставленные мне учителем. Вайерин на этот раз не остался в стороне. Боюсь, что без его советов наше рискованное предприятие было бы обречено на провал. Судьба, похоже, поворачивалась ко мне лицом. Следовало воспользоваться удачным случаем. Я не мог себе позволить его упустить!
- Знаешь ли ты, что воин в первую очередь готовится отразить палаш, топор, бердыш противника, но гораздо реже задумывается о противостоянии с лучником, не говоря уже о магах? Достигая определённого мастерства во владении мечом, ты лучше понимаешь того, кто сражается твоим же оружием. Но чем выше твоё умение, чем плотнее ты сроднишься с холодной сталью, тем меньше будешь думать о других навыках, присущих тем же лучникам и магам. Они становятся непонятными, иными. Их действия непредсказуемыми. Противостоять им гораздо сложнее. Вот обратная сторона мастерства в одном ремесле.
Я призадумался, слушая учителя. Его слова казались мудрыми. 'Стал ли я хуже понимать обывателей, став авантюристом? Да право, можно ли теперь представить спокойную жизнь, лишенную всех волнений, риска, азарта? Какого это: проснуться и не знать, что тебя ждёт путь или новое приключение?'
- Мне довелось побыть ювелиром. Это, скажу тебе, высочайшее искусство! Люди теряют себя, посвящая жизнь камню. Драгоценность не будет дорогой, если должным образом не огранить руду. Но важны не только количество граней, но и их соотношение. Ни один природный сапфир не засияет на солнце так, как рукотворное синее пламя идеально обработанного камня.
- Вы хотите сказать, что ни одно мастерство не должно перекрывать другое? Ни одно оружие не предпочтительно? - догадался я.
Вайерин усмехнулся, сверля меня насмешливым взглядом. Похоже, у него вновь был припасён сюрприз.
- Знаешь, что тебя ждёт в гостях у Шестерых? - неожиданно спросил он.
Я отрицательно помотал головой, удивлённый его вопросом. Казалось, наш разговор зашел далеко в сторону от Ковена. И всё же, Вайерин, несомненно, видел какую-то связь.
- Они готовы всесторонне. Не стоит ждать поблажек. Не думай, что раз отправляешься в логово к демону, то он не готов к встрече с врагом, не изрыгающим пламя.
- Но учитель, не вы ли только что говорили, что достигшие мастерства в одном искусстве не могут в полной мере оценить чужое умение, не способны предвидеть действия своих врагов? - мне казалось, что я нашел противоречия в его словах.
- Не забывай, что верховные маги по праву считают себя искуснейшими! - наставительно произнёс Вайерин. А их ученики волей-неволей перенимают эту веру.
Судя по его выражению лица, я понял, что учитель ждёт от меня догадки. Мужчина явно к чему-то меня подталкивал. 'Но что же он хотел этим сказать?' Разгадка казалась совсем близкой, но всё время ускользала, стоило только неосторожной мысли дотронуться до неё. Так рак порой позволяет охотнику до себя дотронуться, но после этого мгновенно исчезает, оставляя своего противника ни с чем.
- Если я знаю, что у меня самая прочная на всём свете броня, то от чего я хуже всего защищён? - попытался подсказать учитель.
- От стрелы? - наугад сказал я, пытаясь сопоставить догадку со всем вышесказанным. Впрочем, особенной уверенности у меня не было.
Вайерин трагично вздохнул и, наконец, сжалился.
- От гордости! Гордыня мой враг. Ведь я лучший, значит, никто меня не может превзойти в моём мастерстве. А это значит, что слабина уже есть. И кто-то ей может воспользоваться.
- Это должно означать, что маги хуже всего защищены от магии? - недоверчиво переспросил я. Вывод казался, мягко говоря, неоднозначным. На то они и высшие маги, чтобы превосходить в этой области всех остальных.
- Именно! - подтвердил мою догадку учить. - Разумеется, только в некотором смысле. Если ты сунулся к демону в огненную бездну, то твоего факела он попросту не заметит. Башня настолько пропитана магией, что применение волшебства не сможет никого насторожить. Тогда как все иные виды проникновения, не столь часто используемые в Ковене, наверняка будут непонятны, а потому вызовут подозрения. Например, дверь, вскрытая простеньким заклинанием - пустяк в Башне, но событие в таверне. Тогда как замок, побеждённый отмычкой, несильно удивит постояльцев, но для мага будет первейшим сигналом о незваном госте.
- И только сочетая одни умения с другими можно незамеченным пройти сквозь их защиту! - воскликнул я, понимая, что Эталь будет мне просто необходима. Наша чудесная встреча с Верной оказалась поистине определяющей в моей судьбе.
Учитель устало кивнул и будто бы утратил всякий интерес к беседе. Всё, что должно, было сказано. Маска, которую он примерил для этого разговора, исчерпала необходимость в себе и была небрежно отброшена.
- Ученик, - совсем иным голосом промолвил Вайерин. - Ты готов.
Не веря своим ушам, я огорошено смотрел на учителя. Столько лет прошло с момента нашей первой встречи. И все эти годы мне очень хотелось услышать эту фразу. И вот, когда план был готов, когда решимость его выполнить переполняла, я всё равно не ждал услышать заветные слова.
Сказанное Вайерином означало немыслимое. Он признал мои идеи верными, а умения достаточными. Это воодушевляло и придавало сил. Наступило время решительных действий. И у меня был шанс на успех!