Без сомнения, есть масса людей, обладающих куда более любопытной судьбой и которым было бы чем интересным поделиться, если бы на то у них было желание и время; и немало счастливчиков, обладающих даром занимательного рассказчика. Обделённый природой и ограниченный скудостью образования, я, тем не менее, выпав на длительное время из активного состояния «добытчика», получил благоприятную возможность сесть за стол с листом бумаги. Каково же было моё удивление наблюдать, как некто, помимо моего участия, начал карябать тексты, которые я и доверяю Вашему вниманию.
Если эта незамысловатая история доставит Вам удовольствие и вызовет улыбку, я буду счастлив. Разделяю мнение , что лишь юмор помогает нам выжить.
Новая песня про Ёлочку.
Несмотря на напускную маску безразличия или непрошибаемости человек слаб: ему свойственно грешить и ошибаться, совершать неэтичные действия или уклоняться по малодушию от поступков добрых. И все люди, оставаясь наедине со своей совестью, вынуждены объясняться или , что случается реже -каяться. Удивительно, как удаётся личности уживаться с таким растущим грузом, но приходит новый день...
Человек, единожды переступивший границу дозволенного и, испытавший необъяснимо яркое возбуждение(взрывной волны адреналина), невольно будет стремиться к воспроизведению
ситуаций, ведущих к выбросу гормона удовольствия- эндорфина. Это своего рода зависимость с проявлением, зачастую, нелицеприятных действий в самых различных областях. Причём важен не сам результат, но стремление к его достижению.
Кстати, о ёлочке.
Я шагнул к вам из такого «далеко», когда новогодняя песенка про ёлочку казалась совсем безобидным явлением. Прикиньте на трезвую голову:
-В лесу родилась ёлочка. В лесу она росла.
И вдруг какой-то злобный старичок в карнаухе смахнул её под самый корешок,
и она, умирая на крестовине посерёд залы,
-Много,много радости детишкам принесла
Вот уже в поколении моих детей появились индивиды, которые средь хохочущей публики над сериалом «Ну погоди»пускали слезу над страданиями Волка. Нарождались европейские ценности милосердия и толерантности. Внукам репризы наших клоунов , возможно, вовсе непонятны.
Но обо всём по порядку.
Отцовские просторные валенки были мне куда выше колена, но, несмотря на то, что они меня плохо слушались, в них было комфортно мерять сугробы. Я, в свои 14, ещё не вышел из детского возраста с ожиданием Нового Года и подарков, но, поскольку в таинства Деда Мороза уже не верил, решил украсить дом сам. А дело предстояло увлекательное -
добыть в засечном косогорском лесу ёлочку. Возле деревни Рвы в 15 км от Тулы
у родителей была годовая дачка, только подведённая под крышу. С неё я и отправился смурным декабрьским днём на промысел.
Стоял небольшой морозец. За голенищем у меня была заложена замечательная ножовочка, не считая рядовой заточки. Пилочку я выклянчил у своего дядьки Кости, бывшего сапёра (с вредным характером) и моего мопедного сенсея. С обещанием вернуть- как только, так и сразу.
Лес был незнаком и враждебен; за каждым кустом чудилось по волку. Скрип трущихся стволами пустых берёз и драных елей нагонял тоску. Поверхность косогорской засеки была за столетия разворочена рудоискателями, как после бомбёжки- дыбали железо. Эти ямы, заметённые метелицей, охотно принимали ходока в свою пушистую постель. Время шло, а ёлочками и не пахло. Строго идя вперёд, я вдруг обнаружил в пустом лесу свежие следы в в перпендикулярном направлении. Свои. Так на практике я освоил понятие короткой левой ноги.
Лес оборвался пологим спуском. Передо мной распахнулась девственно-белая снежная долина реки Воронки. Ни жилья, ни дорог. Вылупившееся из небытия низкое зимнее солнце высветило на противоположной стороне метрах в пятистах чёрный квадрат ёлочной посадки в берёзовом массиве. Во мне проснулся неведомый ранее азарт охотника и, не думая более об усталости, я ринулся через снежные заносы к лакомой цели. На пути стали возникать нежданные препятствия. Шуструю двухметровую незамерзающую речушку пришлось преодолевать верхом по сошедшимся над потоком веткам ив и осин. Нерукотворный мосток предательски кренился к призывно журчащей ледяной воде и норовил скинуть лозоходца в омут. Путь был тернист, но сказка продолжалась.
Вдруг прогремел гулкий выстрел и с вершин ивняка сорвались с карканьем обиженные вороны- хозяйки реки. Тут только я разглядел обходчика, топающего по стёжке вдоль лесного заказника. Дело осложнялось, но возвращаться назад порожняком было противно. Для начала, извалявшись по уши, я превратился в снеговика; залёгши в сугроб под косогором, стал выжидать возвращения охраны, чтоб определить временной люфт. Лешие появлялись с периодичностью в 10-15 минут. Солнце уже опало за спиной в засеку, но было ещё светло, когда я, выползя на тропинку, последовал за малахаем с карабином за спиной внутрь посадки. Игра в зарницу была в разгаре.
Выглядев поближе деревце, я сиганул под него с с топтаного пути, чтоб не оставить следа. Ёлочки стояли вольно и уже в товарной длине: под 1,5- 2 метра. Не теряя времени даром, я в несколько секунд смахнул зубастой пилкой первую из приглянувшихся ёлок под корешок. Ещё в пару минут она была увязана припасённой бечевой.
А дальше во мне проснулся жадный фрайер. Забыв о лимите времени, я огляделся по сторонам- эх! Лучше б не оглядывался! Ёлкины подружки стояли округ, припушенные снежком, одна краше другой и все лучше спелёнутой! Уже приладившись к новой жертве, я обмер, услышав неспешный мерный хруст снега от преследователя, идущему по моему следу. Видно меня приметили давненько. Душа провалилась в оба валенка сразу. Верёвка полетела в одну сторону, пилка в другую. А я, мечтая превратиться в зайца, а лучше в ёжика, рванул,что было мочи, во все стороны сразу, петляя между деревьями и мерещущимися вражьими пулями. Ёлки осыпали снегом, как пеплом, и норовили хлестнуть побольнее по наглой роже.
Мужички-егеря знали своё дело туго, расставив загонные расчёты по периметру посадки. Как снегоход в облаке снежной пыли, я вылетел на открытое пространство и уткнулся в ствол берданки в руках огромного мужика в тулупе, изготовившегося валить дичь. Наповал. Солью.
Последней свободной мыслью было: - Ё!фана-мана,приехали.
Схваченный карателями пионэр вместе с ёлкой был сопровождён вглубь леса во вражеский штаб для допроса. «Предъява» встала в угол жарко натопленной прокуренной избушки, сразу наполнив её рождественским ароматом. В буржуйке потрескивали поленца, отсветы пламени
бродили по низкому потолку и недобрым мордам сгрудившихся в дверях мужиков. Мент с красным лицом в распахнутых одёжках поверх синего кителя с кожаной портупеей сидел за столом поперёк каморы. Смотрел по-отечески ласково. «Вот оно,- подумалось мне. Ща будут бить.» Набежали последние «прощай»: мамке, другану Вовке и Ленке Щипакиной с четвёртой парты. Нашло ожесточение: даром не дамся! Однако мент начал миролюбиво:
«Ну, ...ля, чей, сучонок, будешь?», имея в виду близлежащую деревню ( Ясная Поляна).
Последовал поиск родственников преимущественно по материнской линии. Отвечал я кротко, что я, мля, не с бугра и не с ясеня; и все выебоины пересчёл, покеда со Рвов за ёлкой пёрся. Начальник сурово рявкнул, что даст окорот расхитителям и бандюкам. Тут пацан должен был зассать и начать «колоться», сдавая подельников, собутыльников и рынки сбыта. Внезапно, взамен слёз и соплей по сценарию, меня попёрло : потёк мат, заправленный враньём. В своём эмоциональном спитче я осудил бесчеловечность применения огнестрельного оружия против мирных малолетних налётчиков. Нецензурщина была дополнена ключевыми словами : юный натуралист (оцените смысл!), старенькая училка, младшие сёстры, голодное детство и санки без тормозов...
Я излагал и сам себе диву (потом!) давался, ведь дисциплину мата ни школе, ни в семье мне не преподавали.
К природе мата.
Лирическое отступление от темы.
Мат вездесущ и является разновидностью эфира
и среды обитания славянства.
Как без «курва» нет поляка, так и без придыхания «..ля»
нет грамотной русской речи.
Мат - удостоверение личности и пропуск …
Он может быть ругательным и тогда его
обзывают нецензурщиной.
Он может быть связующей-
для гладкости повествования.
А может быть и самой речью
с убедительной силой доходчивости.
Не будем останавливаться на его разновидностях:
командирской и бандитской лексике.
Важно!, что при обилии диалектов, наречий и говоров, вам, к примеру, запросто объяснят дорогу в любом зашибленном посёлке, что Русского севера, что Малороссии, да так красиво и ясно, что любым профессорам кафедр русского языка на зависть.
Останется лишь удивиться, насколько точно вам определят все повороты и опишут отличительные особенности маршрута, опустив за ненадобностью печатные слова и выражения.
Слово за слово, клювом по столу, но беседа наша иссякла.
А мент, тем временем, совершал на меня протокол задержания. Правдой в нём было лишь имя Лёвка да город Тула, но он решил не придираться к неточностям перевода, оценив произведение на верную четвёрку. Списав актом и ёлку и словоохотливого подростка, уже лишь с виду серьёзный мент сдал меня взад оживлённой по 50 ...расстрельной команде. Мои успехи в родном языке и словесности смягчили ожесточившиеся в пьянке и дозоре сердца служивых : последовало предложение свободы в обмен на чудо-пилку, заброшеную, давече, в снег. Муки совести мучили недолго и сделка со следствием состоялась.
Смеркалось. Нет, не так: наступила Египетская ночь.
Выведя на косогор , старшие товарищи проводили заблуду холостым салютом для острастки и напутствовали добрым словом « Пи....уй,малый, на ...й,» с пинком под зад. По инерции, следуя косноязычно заданному курсу, я прошёл полосу препятствий в виде сугробов на спуске, двухметрового русла речки и вознёсся на противоположную сторону с хорошим (для лыжника)временем. Прежде казавшийся жутким лес, доверчиво распахнулся и праздновал моё освобождение, ямины-колдобины сворачивали в сторону, а валенки стали скороходами. Оставшиеся километры не помню, душа пела песню.
Всю обратную дорогу меня согревала мысль о встрече с дядькой Костей. И не об утерянной пилке было сожаление, а о потере «лица». Как говаривал, к случаю, мой второй куратор дядь Коля- артиллерист, в двадцать лет потерявший ногу под Кёнигсбергом: Мол, дело не в том, что по жопе кнутом, а дело в том, что больно.
P S : А ёлочка уменя была.
Приобрёл у вокзала за свои «кровные» 3 рубля у кургузого мужичка в овчине.