На последнем усилии я подтянулся, закинул ноги на уступ и бросил тело вперед. Еще какое-то время я отдыхал, сипло, судорожно дыша, с тихим ужасом цепляясь за изломы скользкой полупрозрачной поверхности скалы и мысленно пытаясь убедить себя, что все в полном порядке. Так надо.
Первое препятствие, только первое.
На уступе появились руки. Узкие мальчишеские ладони намертво вцепились в уступ, оставляя широкие кровавые следы на его бритвенно-острых краях.
- Далориан? - Слабо позвал я, не надеясь получить ответ.
- Сейчас.
Неуловимо быстрое движение, вызвавшее резь в глазах и нанесшее неисправимый урон моему самолюбию - и мальчишка Далориан Гаэроз, младший сын моего единственного друга встал рядом, спокойный, полный самообладания и даже не запыхавшийся.
- Я здесь.
Из какой стали делают мальчишек на Окраине Миров? На этот вопрос мне лучше всего бы ответил его отец Джулиан, который с плохо скрываемой тревогой вглядывался в мое лицо, вместо того чтобы помочь сыну бинтовать руки и многочисленные порезы на ногах и предплечьях.
- Все в порядке. Мы двинемся дальше. - С трудом разлепив губы смог выдавить я, и лицо Джулиана исчезло в густом тумане забытья.
Правила. Правила, которые нельзя забыть, всего несколько правил: три вопроса - три ответа; два верных, третий - как повезет.
- Император...
Я открыл глаза и увидел лицо младшего представителя клана Гаэроз.
- Мой император, нам пора двигаться.
Да, пора. Не без труда я встал и бросил искоса взгляд на мальчишку, прозванного кем-то Инферно, не без причин, как я теперь понимал. Его лицо не выражало ничего кроме безразличия и уважительного внимания. Для меня оставалось загадкой, как он смог смешать это. По крайней мере, сочувствием он не страдал.
Мы шли уже седьмой день. Здесь солнце не заходило, мы останавливались крайне редко, только на ночлег, а ели на ходу. Нас донимала жара, насекомые и ветер, грозивший свалить нас в пропасть, но ни Джулиана, ни Инферно это не останавливало. Мы шли до тех пор, пока я не падал на землю от усталости, а после ужасающе короткого отдыха шли вновь. Препятствие второе: на терпение.
Во время пути я думал, что скоро сойду с ума, а иногда мечтал об этом. Слезы ручьем текли по щекам, когда за очередным поворотом я видел только дорогу из ниоткуда в никуда. Я шел. Отряд двигался дальше.
Правила, не следуя которым можно лишиться головы. Или души, что страшнее. Первое правило гласит: идущему к истине никто не должен помогать.
Мои руки, мое лицо были в крови. Мы поднимались в горы все выше. Днем кожа покрывалась кровавыми пузырями ожога, ночью - коркой от переохлаждения, и только краткие моменты между тем и другим дарили облегчение. Земля осталась далеко внизу, облака клубящимся ковром стелились под ногами, все дальше и дальше от дома.
Равнодушное оцепенение посетило меня где-то на середине пути и не отпускало более ни на секунду. Я не думал об Оракуле, не обдумывал вопрос, но мое воспаленное, измученное сознание, раз за разом прокручивало всю мою жизнь, ошибки и достижения - все те вопросы, которые я мог бы задать и получить желанный ответ.
В первую очередь ты должен знать второе правило: три вопроса, три ответа, больше нельзя. За один вопрос ты платишь судьбой, за два - жизнью, за три - тем, что больше всего боишься потерять.
- Император! Император, мы пришли. - Я тупо смотрел в лицо мальчишке, пытаясь сообразить, чего он от меня хочет, и почему с идиотской настойчивостью продолжает повторять одну и ту же фразу.
- Очнитесь, император. Это Оракул.
Я медленно выходил из забытья, ориентируясь на голос. Далориан смотрел на меня так, что холодел затылок, а по коже бежали мурашки. Я еще жив? Странно, мне казалось, что сегодня не мой день.
Оракул...
Дорога оборвалась внезапно, будто ее обрезали гигантским ножом, но на последних метрах сильно расширялась, образуя ровную, до блеска отполированную ногами многочисленных паломников площадку. Здесь поверхность горы не была голой и безжизненной, и не было снега, хотя мы забрались, чуть ли не на вершину. Исчез холод, исчез жар. Мягкий ветерок легонько шевелил зеленую, нежную, невесть откуда взявшуюся здесь, наверху, поросль буйно цветущей зелени.
Я глубоко вдохнул чистый сладковатый воздух и встал на край, обмирая от страха. Никогда еще я не видел неба выше и чище, его пологий купол изгибался над нами вверх и истаивал где-то над горизонтом, утопающем в белесом мареве облаков. Я видел свои владения - они шли от одного края горизонта до другого, и простирались гораздо дальше, за горизонт. Моя столица была похожа на сказочный город из жемчуга и хрусталя и вся утопала в зелени. Я мог понять богов, которые не слушали человеческих жалоб: отсюда не было видно грязи, нищих, болезней и бед, которые как тараканы расползались по моему миру.
- Сир, время наступает. - Джулиан тронул меня за плечо, и я развернулся к нему. Гаэроз был напряжен, как натянутая тетива, и ждал моего решения. Может, все же отступить? Но нет, я мотнул головой, друг понял и принял это.
Внезапная мысль о том, что даже мое решение может быть ошибочным, пришла точно в тот момент, когда бесшумно раздвинулись камни, открывая темный пролом в стене.
Иногда на поиск истины хватает мгновений, а порой не хватает вечности. Правило третье: ищущий истину у Оракула должен уложиться в двенадцать минут, иначе истинным станет его существование в качестве каменной фигуры.
Я помнил, что в нашем распоряжении только двенадцать минут, и мои спутники тоже, поэтому по пещере мы не шли, а бежали. Неожиданно широкий и светлый свод простирался так далеко, что казался бесконечным. Песочно-коричневые стены украшали самые разные статуи. Тесно прижавшись к стене, и друг к другу они будто провожали нас жадным, долгим взглядом мертвых каменных глаз. Я не успевал их рассмотреть, пот застилал глаза, но даже в таком положении я смог осознать, что фигуры - совершенны. Совершенны настолько, что не могут быть творениями людей, но могут быть людьми, обращенными в камень. Коридор внезапно кончился: мы вошли в пещеру Оракула.
Простая, пустая пещера. И никаких признаков Оракула.
Мои спутники сразу отступили назад: их работа была почти завершена, и помогать мне никто не собирался. Как обычно, если что-то нужно сделать, то это делаю я!
Внезапно возникло ощущение чьего-то ледяного взгляда, как будто кто-то коснулся кусочком льда основания шеи - по спине пошла дрожь, я развернулся. Мой меч еще звенел, когда его кончик коснулся мраморно-белого лица юноши или девушки, с усмешкой глядящего на меня матово-голубыми, без зрачков и радужки, глазами. Уж не знаю почему, но этот взгляд не вселил в меня уверенность, что мы без труда поладим.
Оракул не может быть жестоким или плохим. Он такой, какой он есть, такой, каким его создали. Он не хочет ни зла, ни добра, он просто существует и берет плату за то, что дает просящим. Правило четвертое: на любой свой вопрос ты можешь получить только три варианта ответа: да, нет, не знаю. Оракул не обманывает никогда, он просто не умеет. Все зависит от вопроса, неправильный вопрос - неправильный ответ.
-Я хочу! Я ЖАЖДУ услышать ответ! Что я спросил неправильно?
-Это вопрос?
-Нет.
Я закрыл глаза, медленно сосчитал до десяти и мягко опустил Оракула на землю. Я даже не стал его бить. Представляю, как удивились бы те, кому чаще всего от меня достается.
Я думал, что схожу с ума. Оракул, эта ожившая статуя с наклеенной на лицо усмешкой издевалась надо мной. Тварь! Дважды я уже задал свой вопрос, наверно что-то не так было с постановкой, но Оракул ни разу не ответил и холодно смотрел на меня, недвижимый, изредка качая головой так, что его (ее?) длинные волосы качались в такт единой сверкающей волной. В кровь кусая губы я вглядывался в лицо бесполого и прекрасного, как ангел, создания, в тщетной попытке отыскать там каплю чувства.
Есть ВОПРОСЫ, их никто не должен задавать, на них ты не услышишь ответа, но есть и Вопросы, их не можешь задать только ты, это те, на которые ты не хочешь услышать ответа.
Если верить древним книгам, я уже был мертв. Два вопроса - это мало. Разве жизнь для человека не самое дорогое? Я не знал. Решиться не на смерть, а на что-то уже неясное и непонятное было намного легче. Сжав до боли кулаки и выпрямив спину, я задал вопрос. Последний
- Мне непонятен твой вопрос, задай другой, - вновь прошелестел мертвый голос Оракула, и я поник. Человек без судьбы, мертвец, это теперь все про меня. А что еще?
- Я задам.
Я обернулся, глядя будто во сне, на сына своего лучшего, единственного друга.
...И пока мальчик задавал Оракулу мой вопрос...
...И пока звучал ответ, простой и короткий...
- Да.
...В моей голове билась одна навязчивая мысль...
...Мысль о том, что нужно было с самого начала заставить сделать это мальчишку!
Мы покидали Оракула быстро и с удовольствием. Ее (его?) каменная клетка захлопнулась, но нас там уже не было. Спускались мы тоже быстро. Очень быстро. Слишком быстро. В виду чего спуск вызвал двойственные чувства.
- Ах ты, сукин сын!
Сейчас поясню.
- Чтоб ты сдох, урод, вместе со своим кланом и тупым отродьем!
Я сжал Джулиану горло, всем весом придавил его к земле и не без удовольствия бил по наглой флегматичной роже.
За каждое слово по удару. Честное слово, в этот раз он заслужил! Джулиан смотрел в небо и ждал, пока я устану его бить. Наконец мне надоело это бесполезное занятие, сбились костяшки на обеих руках, и я остановился, но Гаэроза не выпустил, напротив, сжал горло еще крепче. С моего кулака сбегали капельки крови и капали ему на лицо.
- А теперь поясни мне, почему вы оба и словом не обмолвились об этой (чтоб ее!) лестнице?! Какого черта мы перлись через скалы, когда вполне могли пройти по ней?
По-прежнему глядя в небо, с тем же безразличным выражением лица и самым равнодушным голосом, будто это не его горло я сжимал до ломоты в суставах, Джулиан произнес:
- Мне очень жаль. Но это была часть испытания. Вы не могли попасть к Оракулу, не пройдя через это.
- Почему ты не объяснил мне этого раньше?
- Вы бы настаивали на лестнице.
Сволочь! Он ведь прав. Я вдохнул, выдохнул, и очень медленно, по одному, разжал пальцы.
- Кроме того, вам полезно иногда встряхнуться.
Мало чего понимая, я смотрел на того, кто столько лет успешно прикидывался моим другом, и прикидывал, куда бы ударить так, чтобы ему было побольнее.
- Да и простые люди Окраин должны знать, что ими правит не слюнтяй.
Убью.
Потом.
Когда высплюсь.
Моя ярость к вечеру утихла. Во многом это была заслуга отдыха. И, в общем-то, отоспавшись как следует, я шутку оценил. То, что сделал Джулиан, мой покойный отец называл "изысканным садизмом" и широко его практиковал, пока я в порыве сыновней любви не испытал на нем весь его арсенал, вместо того, чтобы просто и вульгарно отрубить ему голову.
На одной из широких лестничных клеток мы разбили лагерь, развели костерок и, попивая подогретое голубое вино из моих личных запасов, предавались безделью. Лишь изредка я отвлекался от этого приятнейшего время препровождения, когда ощущал на себе пристальный взгляд Инферно. Пристальный взгляд кроваво-красных глаз. Думаю, именно такие глаза видела в страшных снах вся моя империя. Изредка, как сейчас, Далориан отлучался из лагеря, а когда появлялся вновь, вместе с ним появлялся хворост, вода или еще что-нибудь не менее полезное. Он словно тень бесшумно скользил по древним плитам, и я долго пытался угадать, увижу ли я утром его следы на многовековой пыли или нет.
- Вы о чем-то задумались?
Как обычно, я проворонил момент, когда подошел Джулиан.
Ты платишь цену за ответы, но ответы - это не товар, никто не в силах вернуть их Оракулу и забрать обратно то, чем платил.
- Я размышлял о смысле жизни.
- Ваша дежурная отмазка когда нет желания отвечать?
- Можно подумать, ты все обо мне знаешь.
Джулиан пожал плечами, но на его лице медленно и словно не совсем понимая, что здесь делает, проявилась усмешка. Я нахмурился.
- Ладно, опустим этот вопрос. В чем дело? Тебя что-то беспокоит?
- Меня беспокоит то, что с нас не потребовали платы.
- Платы? - Может быть, именно в этот день я соображал особенно туго, и хотя это не особенно приятно признавать, это единственное оправдание, которое у меня было. - Какой еще платы?
Взгляд Джулиана переполнился подозрением:
- А вы не помните? "Книга о мечтах и мечтающих" или, как ее еще называют, "Книга истин Оракула", триста шестьдесят пятая страница. За один вопрос ты платишь судьбой, за два - жизнью, за три - тем, что больше всего боишься потерять.
- Не смотри так на меня. Я читал. Я помню.
Когда-то Гаэроз был моим наставником и до сих пор не оставил некоторые крайне раздражающие привычки. Например, подолгу заставлять меня о чем-то догадываться и ничего не говорить прямо. К вопросу о том, чему я научился при таком методе обучения - ничему, кроме терпения.
- На что ты намекаешь?
- Ваше величество, я не намекаю, я говорю прямо.
На моей памяти такое впервые. То-то я смотрю, погода сегодня слишком хорошая!
- Итак?
- А вы точно все прочли?
- Гаэроз. Не томи.
- Ваше величество, раньше никогда не случалось такого, чтобы с человека, посетившего Оракула, не спросили платы за услуги. При этом Оракул произносит ритуальные фразы, которые в нашем случае не прозвучали! Однако Оракул не всегда собирал дань сразу, а только тогда и в том порядке, как ему хотелось.
Я задумался. На самом деле, я читал лишь то, что было выделено, а все остальное пропускал.
- Ты хочешь сказать, что эта тварь в любой момент может появиться и...
- Именно так.
Этот тихий, всепроникающий, омерзительно мягкий голос было сложно не узнать. Мы медленно, и не делая резких движений, обернулись.
- Я здесь, чтобы напомнить: то, что ты более всего боишься потерять - теперь мое. Всех близких тебе людей я забираю. Этого - первым.
Приписка, сделанная кем-то от руки на развороте книги.
Подумай, человек, коль ты читаешь эту книгу, готов ли ты платить такую цену за три ответа? Найди их для себя сам, так будет лучше. Поверь, такая правда ничего не стоит. Поверь мне, ведь я такой, как ты. Я задал три вопроса и заплатил за них сполна.
- Император, что с вами, вам плохо?
Я поднял глаза на Далориана и подумал о том, что не имею понятия, сколько вот так вот сижу, уставившись в одну точку, и даже не знаю, сколько времени он пытается меня расшевелить. Красные глаза, правильные, слегка резковатые черты лица, угольно-черные волосы. Сын Джулиана. Его наследник.
- Скажи... Инферно, ты ненавидишь меня? Только честно.
Мальчишка отпрянул. Впервые в жизни я увидел замешательство на его лице. Слава богам, хоть какие-то чувства. Значит, у него они тоже есть. Иногда я в этом сомневался.
- Почему вы спросили об этом?
Я улыбнулся.
С севера потянул холодный ветер, душная осенняя ночь подошла к концу.
- Я хочу знать. Далориан, ты сын своего отца, если бы я не объявил вам войну и если бы Джулиан не сдался, не присягнул мне на верность, ты бы стал королем, а не каким-то там графом.
Самый темный час - перед рассветом, трудно разглядеть лицо. Еще труднее сделать то, что должен.
Он помолчал, как будто не решаясь или не зная, с чего начать.
- Я думал об этом раньше. Император, если бы развязалась война, погибло бы множество людей, а нас и так мало. На это я могу обменять любой титул. Это не пафос и не глупость. Когда умирает человек окраин, сила оставшихся сильно увеличивается, но у меня нет желания становиться сильнее подобным путем. Я вовсе не ненавижу вас.
- Что ж, хорошо. Прекрасно.
Костер догорел, и лагерь скрылся во мраке. Тишина колоколом стучалась в уши и рвала меня изнутри. Хотя, может быть, это была не она.
- Далориан...
- Да?
- Возьми. - Я наугад кинул туго набитый мешочек в сторону, где, как я предполагал, стоял мальчишка. Мешочек глухо уткнулся в подставленную ладонь, радостно звякнуло и затихло его содержимое.
- Это тебе, за проделанную работу.
- Что это?
- Деньги. И не маленькие. Ты должен быть мне благодарен. Я, твой Император, награждаю тебя, ты заслужил. Забирай и убирайся ко всем чертям, демонам и зубастым тварям, которые водятся за вашими окраинами!
- Почему? А... отец?
- Он остается. Ты еще не понял? Это приказ. И не попадайся мне на глаза больше.
- Н... Но почему?
Мне показалось или он и вправду пропустил в свой голос немного боли? Ему больно?
- Все сильные мира сего избавляются от тех, кто видел их в минуты слабости. Счастливчик, тебя хотя бы не казнят. Теперь ты понял? Убирайся!
Он ушел беззвучно, как всегда. Как всегда, я не смог почувствовать его ухода. Разница была невелика - просто человек, который был мне дороже сына, ушел навсегда и вряд ли захотел бы вернуться.
Когда волна рассвета залила пустую площадку, я увидел оставленный на ней туго набитый, вышитый гербовыми лилиями мешочек. Следов на плитах не было.
Раньше такого не случалось никогда и неизвестно, может ли Оракул ошибиться, но считается, что нет. Так же неясно, что по этому поводу думает сам Оракул, если, конечно, он способен думать и рассуждать...Способно ли это чуждое человеческой душе существо точно определить то, что человеку дороже всего или он ошибается?..
Так я решил свою последнюю проблему. Решение было правильным, и моя уверенность в этом постепенно росла. Гаэроз остался жив, а я избавился от ненужного свидетеля. Как говорят простолюдины в дальнем уголке моих владений, столь дальнем, что и не подозревают о моем существовании, "и овцы целы, и волки сыты".
В общем, я уже почти про все забыл. "Почти" потому, что я никогда ни про что не забываю, и мне не приходится, как моему сиятельному деду, писать имена своих врагов на шпаргалке.
Я вернулся в свою столицу, к своей любимой девушке, уже практически жене. Единственное что меня смущало, это глупый обычай предков спрашивать согласие девушки. Меня немного тревожило то, что она единственная, кто действительно имеет право отказать Императору. Принцесса какого-то древнего рода, чей титул давно потерял силу и смысл, но сохранил некоторые бесспорные привилегии, мешающие мне жить. Однако стоит заметить, что возможность отказа приятно бродила по нервам и возбуждала интерес. Иногда я спрашивал себя, любил бы я принцессу столь же сильно, не будь этой крохотной возможности, я спрашивал - и не находил ответа.
Но пока только для меня и для нее играла музыка. Не знаю, как это можно объяснить, но стоило ее увидеть вновь - и весь мир умер, точнее, все самое прекрасное в мире стало ее частью. Она стояла у окна, и ее лицо озаряла радостная улыбка.
- Добрый день, Император.
- Действительно добрый, принцесса.
- Вы вернулись.
- Я же обещал...
ДАЛОРИАН
Дорог на самом деле очень много, мир разделен ими, как шрамами, на множество лоскутков. Дороги вечны. Нам только кажется, что они меняются, на самом деле, они давным-давно проложены, выжжены в ткани судьбы и известны заранее Тому, кто определил начало и забыл придумать конец. Каждому скитальцу, путнику, страннику, найдется где-нибудь место. Даже такому, как мне.
... Конечно, нашлось. На планете Альквирра, жуткой помеси борделя, тюрьмы, земного рая, рассадника всех возможных и невозможных извращений и рабовладельческого рынка. В общем, в столице. Здесь я стал лекарем, одним из множества тех шарлатанов, что наводняют Альквирру и выглядят уже привычнее, чем солнце на востоке поутру. Пришлось слегка подправить внешность: горожан пугала моя обычная для окраинных внешность: иссиня-черные волосы, по их меркам неестественная бледность и красные глаза. Не обошлось без магии, ведь другого способа измениться я не знал, но легкий ореол Силы выбранному образу не мешал. Скорее, даже добавил достоверности. Изредка пристававших ко мне магов и шпиков я посылал с самым подробным указанием адреса, а особо упорных угощал пивом, попутно взбивая содержимое их разумов в однородную массу, и втихую дополняя такими символами и образами, что через пару часов они сами покорно стучались в какой-нибудь "тихий дом", всерьез озабоченный таким внезапным наплывом "постояльцев".
Так для меня прошли два года, тихо и спокойно. Изредка меня развлекали воры, которым не повезло залезть именно в мой дом. За это время я опробовал многое из арсенала боевых заклинаний моих предков и наконец-то понял, за что люди недолюбливают Людей Окраин. Со временем я даже стал расставлять на воров ловушки, и, возвращая себе на ночь истинное обличье, усердно вылавливал их по всему городу. Мое невинное хобби внушало ужас "королям ночного города", а простой народ был в восторге, мне даже дали какое-то дурацкое прозвище и прославляли как героя-правдоборца на всех углах. В общем (хочу пояснить), я помаленьку тренировался и был в неплохой форме, как физической, так и магической, когда ко мне пожаловал нежданный гость. Любой, наверно, поймет мои чувства, желание и попытку отомстить, ведь этим гостем стал сам Оракул. На таких гостей, видимо, не был рассчитан даже боевой арсенал моих предков...
В общем, мне было грустно, стул - твердым и неудобным, веревка колючей, кляп невкусным, а сдерживающее заклинание слишком сильным и незнакомым. Эта мерзкая тварь склонилась надо мной, длинные волосы щекотали мне лицо, очень хотелось почесать нос и как-нибудь вслух выразить свои мысли.
- А ты милый. - Слова Оракула были столь неожиданны, что я поперхнулся и чуть не подавился кляпом. Я заворочал языком и не без труда его выплюнул.
- Разве ты не бесполый? - мой собственный вопрос меня тоже поразил, и минуты две я находился в легком ступоре.
- Не совсем. Просто однажды я решила, что в стране, где царит патриархат, мне будет выгоднее такой казаться.
Я обдумал ее слова и все, что из этого вытекало, и снова загрустил. Когда-то мой старший брат сказал, что все неприятности от женщин и иже с ними, и теперь я очень хорошо понимал, что конкретно он имел в виду.
- Ну что же. Не думаю, что меня касаются твои проблемы. - Я гордо вскинул голову и направил на Оракула надменный взгляд, что в моем положении было непросто, - Зачем ты пришла? Если тебе что-то нужно - говори.
Она расхохоталась: неподдельная, искренняя радость этого смеха напугала меня. В моем доме всегда было тепло, холоду не место в доме человека, выросшего в мире, чей жаркий климат стал притчей во языцех, однако сейчас, несмотря на ярко полыхающий камин, меня почему-то колотило от холода.
- Я не ожидала услышать от тебя подобный вопрос. Или не все жители окраин так умны, как их малюют? - Оракул приблизился, по коленям мягко шаркнула волна ее светлых волос. - Возможно, ты кое-что забыл, я здесь чтобы напомнить: твоя судьба теперь моя, и я могу изменить ее, как пожелаю. Настало время внести первые изменения.
- Как же ты, в таком случае, добралась до меня? Или для тебя существует исключения и ты способна дышать в безвоздушном пространстве? А заодно еще и прыгать... с планеты на планету.
- Откуда в шестнадцатилетнем недоросле столько сарказма? Это просто особенности моей магии. Я могу мгновенно переместиться с планеты на планету, но только от своего дома - к должнику, типа тебя и наоборот.
Я снисходительно хмыкнул, и Оракул разъярилась еще больше, когда поняла, что оправдывается. Она нервно дергала свою торбу и, стиснув зубы, запихивала в нее нечто большое, причудливо закрученное и напоминавшее - уж не знаю почему - агрегат, из которого местные алхимики варили необычайно крепкий отвар, широко использовавшийся медиками в целях обеззараживания. Хотя народ имел на это свое собственное мнение, в виду чего данное варево и его суррогаты получили более широкое применение несколько в иных областях. Но я опять отвлекся.
- Кажется, я знаю, что ты хотела этим сказать. Находясь на одной планете с двумя должниками одновременно, ты не способна мгновенно переместиться из одной ее части в другую. Но одно все же остается неясным: почему ты не можешь сперва спросить долг с меня, вернуться к себе на планету, а затем податься в покои к Императору?
- Не все так просто. - Не знаю, была ли в этом замешана магия (хотя я ничего такого не заметил), но та закрученная штука под аккомпанемент торжествующих возгласов и довольного сопения Оракула, наконец, поместилась в сравнительно небольшой по размеру мешочек. - Я могу поменять судьбу человеку без особых проблем, если он не изменит при этом судьбы других людей, или изменит не слишком сильно. Однако судьбу такого человека, как Император...или как ты, не так легко изменить, как кажется. Проще сказать, это невозможно.
- Тогда к чему все это? Знаешь, я не очень настаиваю на каких-то там изменениях, так что можешь отправляться домой. Желательно, прямо сейчас. Я уж как-нибудь переживу эту утрату.
Белобрысое создание, которое язык не поворачивался назвать девушкой, отложило в сторону торбу и принялось сражаться с объемным путевым мешком, беззаботно сваливая туда порошки, колбочки, приборчики и прочую гадость, которую неведомо зачем волокло с собой.
- Опять же: не все так просто! Умерь свой пыл. По своей воле я не откажусь от того, что мне было обещано.
Я помрачнел. Обретение свободы и независимости, похоже, вновь откладывалось.
- По своей воле? - Данная фраза допускала некоторые варианты дальнейшего развития событий.
- Это намек или угроза? - Она на миг отвлеклась от своего занятия, чтобы с материнской нежностью заглянуть мне в глаза. Зрачок разросся и поглотил всю синеву, и в глубине этой черной бездны зажегся белый огонек.
- Это шутка. - Буркнул я, с тоскливым, малоприятным чувством прикидывая, сколько в ее арсенале может быть неизвестных мне приемов. Результаты размышлений не вдохновляли, ровно, как и этот неожиданный энтузиазм. - Итак? Ты вроде начала объяснять, почему я не могу оплатить твои услуги в установленном порядке.
- Ах, да! Услуги. - Она хмыкнула, резким движением стянула завязки мешка, отбросила его к торбе и развернулась ко мне.
- Все просто. Нельзя изменить судьбу Императора, способного уничтожать миры росчерком пера, нельзя изменить судьбу Графа Окраины Миров, оберегающего эти самые миры от тварей бездны, постоянно появляющихся из-за окраин...
Тут я невольно вздрогнул, поражаясь легкости, с которой была произнесена самая большая тайна Окраин, заключавшаяся в их назначении.
- ...но можно поменять этих людей местами - и задача будет решена. Обе судьбы изменятся.
Я сглотнул....Закрыл глаза. Попытался что-то сказать.
- Очень надеюсь, что это просто неудачная шутка. - Это что, мой голос?
Оракул одним движением сгребла всю свою поклажу и направилась к выходу.
- Ты можешь надеяться, сколько хочешь, но это не шутка. И не разочаровывай меня глупыми попытками сбежать, мальчик.
Этим ранним утром ясное умытое солнце будто торопилось выдать разом все то тепло, которое эта часть планеты-столицы недополучило за последние две дождливые и холодные недели: уже спустя час после рассвета крепко припекало, хотя от каменных плит мостовой еще веяло приятной ночной прохладой. Далориан представил, насколько температура подымится к полудню, и скривился.
Оракул стояла в сторонке, деловито похлопывая себя по ноге кошелем на длинной веревочке, неподалеку аккуратной горкой лежали сваленные мешки. Я отвернулся к двери, и пока поворачивался в замочной скважине расхлябанного древнего замка ключ, позволил довольной улыбке выползти на лицо. Прозрачный, как слеза человеческого ребенка замысел наивной девушки мне очень нравился. Идея использовать меня в качестве вьючного животного даже доставляла наслаждение, стоило просто представить, что это - первая ступень моего замысла. Пока что оставалось неясным, смогу ли я как-то помешать изменениям в судьбе, и все что мне оставалось - сделать это путешествие по планете-столице самым невыносимым и долгим в ее жизни. Я закрыл дверь и, демонстративно покрутив ключ на пальце, без тени сомнения сунул его под коврик. Пухленький человечек, подрабатывавший в булочной напротив, изменился в лице, когда увидел мои нехитрые манипуляции, резко отвернулся и тайком перекрестился. Моя услужливая память подсказала, что он состоял в одной из тех групп, что множество раз пытались ограбить меня, и одним из немногих, кто остался в живых, с более-менее нормальным рассудком.
Лицо Оракула прямо-таки излучало любопытство.
- Ты так все и оставишь?
- Оставлю. - Ответил я, прекрасно понимая, о чем речь.
- Не боишься, что тебя ограбят?
- Не боюсь.
Я развернулся к булочной и улыбнулся, попытавшись вложить все тепло огненной магии в эту гримасу, всю "радость" от этой поездки в сверкающий оскал слегка выступающих клыков.
Человечек сжался и безвольным кульком рухнул на мостовую.
Столица - мир воров и прихлебателей, слухов и сплетен.
Я не боялся, что мой дом ограбят.
- Это точно столица?
- Точно.
- Ты уверен?
- Да.
- Тогда откуда здесь скалы?!
Чудесный вопрос. На самом деле скалы в столице, точнее, в этой ее части, были чисто декоративные. Но мы проходили сквозь них уже трижды - из одного конца в другой. Моей спутнице не нравились камни, и посему советом в лице меня было принято решение продлить удовольствие, для чего пришлось избирать самые запутанные и извилистые тропы. Я покосился на вышагивающую рядом девушку, мертвенно бледное лицо Оракула неровно загорело - лоб и выступающая часть скул покраснели, нос начал облазить, а подбородок остался белым. Чересчур бодрое для этого времени года солнышко пыталось робко заглянуть в лицо изнеженной статуи, но она, не привыкшая в своих сырых промозглых пещерах к подобным вольностям, снова и снова утыкала острый подбородок цвета бледной синюшной поганки в кружевной воротник и ловко прятала его где-то среди бесчисленных воланчиков и оборочек, до самых ушей обрамлявших шею. Такая неравномерность просто объяснялась: не привыкшие к трудностям жизни ноги обычно довольно остро реагируют на неровности дороги, а в округе Шикако этих неровностей хоть отбавляй, вот ей и приходилось идти, уткнувшись носом в землю и тщательно выбирать дорогу.
Эти горы на самом деле являлись достопримечательностью: искусственный рельеф искусственно созданной планеты набивал оскомину всем жителям. "Горы" в Шикако создала природа. Небольшой катаклизм - ошибка королевских синоптиков - приносил местным жителям неплохой доход. Считалось очень престижным проводить отпуск в "настоящих" горах и позже, в кругу друзей, коллег или соседей с просвещенным видом рассуждать о красотах дикой природы.
Вот только мне некогда было наслаждаться красотами природы: я обдумывал план побега. Это сладкое слово заставляло меня щуриться от удовольствия и казалось сладким, чуть пряным на вкус. Несмотря на кажущуюся хрупкость и приземленность Оракул обладал способностями, с которыми даже мои боевые навыки не сравнить. Мой мозг упорно работал в поисках решения - хитрость, обман, схватка... решения приходили и отбрасывались. Оракул изредка заглядывала в лицо, наверное, догадываясь об одолевавших меня мыслях, но не видела ничего, кроме холодного равнодушия.
На самом деле планета не была столицей целиком. Она состояла из сотен, тысяч городов, больших и маленьких, прижатых друг к другу теснее некуда, но, тем не менее, разделявшихся непроходимыми совсем или труднопроходимыми дебрями, скалами, чащами. Животное население, вытесненное людьми из родных когда-то мест, либо оказывалось в вышеупомянутых дебрях, либо в городских катакомбах. Все невинные, безобидные животные давно вымерли - в столице выжили лишь наиболее приспособившиеся хищники. Нищие, постоянно густо скапливающиеся у окраин и по большей части проживающие в катакомбах, охотились на этих тварей, убивали и ели. Твари делали вылазки в город, охотились, убивали и ели горожан, но больше, много больше - нищих. Они почти с одинаковой скоростью умирали и размножались. Таким образом, в городе поддерживался порядок, хотя встречи с теми и другими по-прежнему не приводили ни к чему хорошему. Что до меня, то я предпочитал встречи с чудовищами встречам с людьми. В конце концов, несмотря на всю маскировку, люди могли догадаться кто я.
- Влипли.
Тихий спокойный голосок Оракула прервал мои рассуждения. Я обернулся и, проследив за ее взглядом, тяжко вздохнул. Слева от нас, у парапета, дико вздыбилась земля и резко осела, в разрыхленной поверхности появилась воронка, дорожку подняло, и земля мелко затряслась. Внезапно все прекратилось, зато в открывшейся воронке появилась омерзительного вида морда.
- Вормер, - быстро определил я, - хочешь попробовать?
- Не хочу!
- Почему? Посмотри, какая милая морда...
Оракул взглянула на вормера и ее непроизвольно передернуло: "милая морда" была покрыта слизью и похожа на чудовищную смесь жабы с крокодилом, из синеватой пасти торчало нечто, заменяющее язык, пупырчатое и мерзкое на вид, кроме прочего, из пасти все время что-то капало.
- У меня голова болит. - Каменным голосом отчеканила девушка, - сам справишься.