Анистратенко Ася Альбертовна (100 место в рейтинге по посещаемости)
Англия в записной книжке.
Шленский Александр Семенович
Принцип жирового тела
Лебедев Андрей Викторович
Пьесы
Я не женоненавистник. Я запросто доверю свою жизнь женщине - хирургу, и даже если сев в салон самолета, узнаю, что пилотировать его будет пилот в юбке, это не вызовет у меня страха или раздражения. И становяшиеся вдруг необычайно женственными в идиотских черных каскетках, серых рубашках с погончиками - со здоровенными всамделишными револьверами на упругих, обтянутых форменными брючками бедрах, вид этих испанских деревенских девчонок - полицейских (их почему то особенно много в Португалии и Испании - то ли все мужики на корриде, то ли это элемент культуры, вообще присущий западно-романской группе) - не раздражает!!! Так отчего же (и не меня одного) так воротит от любого листа бумаги (если только это не адресованная мне любовная записка), на котором сложное синтаксическое целое составлено тонкими пальчиками с маникюром?
Вообще, профессор Жирмунский - тот самый, который дал четкое определение рифмы, как то на лекции по истории литератур позволил себе следующее: (привожу по памяти) - Жорж Занд во французской литературе - это своего рода женщина, переодетая гусаром, она так же карнавально неестественна в натуральной литературной среде, как девочка с приклеенными усами, ряженная на Рождество в офицерский костюм и попавшая вдруг в штаб на заседание высшего генералитета. Ах, покойный ныне профессор Жирмунский, он не застал (и слава Богу) всеобщего увлечения Франсуазой Саган, и не читал путевых заметок Аси Анистратенко.
Мне же - пришлось, хотя бы и по той причине, что я уже поспешил пообещать - начать снизу первой сотни рейтинга по посещениям.
Итак, mademoiselle (madame? Ася - Je ne sait pas bien, excusez moi s.v,p.!- это я в тон автору английских заметок тоже показываю просвещенному читателю, что могу по-заграничному - у нее- к Аси - этого - в избытке!)... итак, Ася выбрала непростой жанр путевых заметок. Непростой, потому как этот жанр (если экзерсис не выливается, как в случае с нашей юной соискательницей в форму невинного, и предназначенного только для близких подруг - дневника), этот жанр предполагает у автора как обязательную компоненту успеха - не только острый взгляд и борзое перо, но и опыт. Жизненный опыт. Только тогда, в условиях развития коммуникаций, когда благодаря телевизионным программам путешествий рассказом о Вестминстерском аббатстве трудно произвести на кого либо особо сильное впечатление, только преломив впечатления через собственный опыт, дающий право на обобщение и сравнение, путевые очерки могут приобрести ценность, сравнимую с эталонными: Чеховскими записками о поездке на Сахалин, или, из современных, путевыми очерками Александра Гениса.
Однако от девушки, опыт перемещений которой ограничивался до этого Свибловым, Новогиреевым и рынком в Теплом Стане, трудно было бы ожидать чего - либо особенного, как только рутинно-восторженных ахов типа вау!, да хроники сомнительного качества истуар дроль, приключившихся в дороге с бесконечными (совершенно не нужными читателю товарками - ирками, маньками, ольками и тд).
Признаюсь, когда первый раз по диагонали пробегал очерки мадемуазель Аси, слегка разволновался, предчувствуя ассоциативный адреналин реминисценций, потому как на острове Уайт в 1994 году рыбачил (по простой турпутевке), а на юге Англии - в городке Кроули, что в пятнадцати минутах драйва (подражаю Асе) - от того самого Гатвика, где авторша наших очерков высаживалась со своими товарками, там я месяц работал на местном радио Каунти Саунд. Однако, не навеяла мадмуазель Ася даже мне, видавшему все эти Портсмуты, Уайты и Гатвики - не навеяла. А как же быть с теми читателями, которые там не были?
Но, довольно эмоций и общих замечаний (в чем меня упрекали некоторые ревнивые читатели Самиздата, и даже жаловались на скуку) - перейдем к конструктивной, так сказать, критике.
Берем абзац:
Почему-то вспомнилось, как одно из тихих, милых, никчемных воспоминаний: Питер, зима, я заехала куда-то к черту на рога на Острова или даже дальше, не помню и не найду на трамвае с Петроградской стороны.
Наверное лет через пять появятся у нас новые литературные редакторы в МАЙКРОСОФТЕ, которые будут автоматом удалять тавтологии и заменять вспоминающиеся воспоминания чем - либо более достойным пера ФИЛОЛОГИНИ из МГУ (как я понял).
Мой трамвай ушел в никуда, а я стою, заметаемая снегом, и ищу тайного смысла в том, что вот я стою здесь и ничего на свете мне не ведомо и не нужно...
Трамвай ушел в никуда, - это достойно Блока. (шучу). Это пошлое, избитое...ставшее банальностью устойчивое словосочетание, но не поэтический троп.
Как легко ограничивается горизонтом мой мир, и как тихо становится в нем, несмотря на ветер и снеговую карусель вокруг...
Вот поэтому, то покойный профессор Жирмунский и не жаловал кавалерист-девиц в литературе и завещал не подпускать их к ней - родимой, на пушечный выстрел.
А вот и еще одна банальность, почти пошлая банальность:
Вся жизнь большое путешествие, песня о том, как прекрасна эта планета каждой крошечной клеточкой своей...
Душа наполнена отражениями, тенями, образами городов, утрами и вечерами, ветрами и облаками, красками и запахами, а куда сбыть этот драгоценный и обыденный груз?
И тогда я добираюсь до бумаги.
Впору кричать караул! НЕ ДАВАЙТЕ ЕЙ БУМАГИ!!!!
Как я уже писал выше, главная - стратегическая ошибка Аси состоит в том, что браться за путевые очерки желторотому (ой) студиозу (ззке) это как если студент-первокурсник журфака, едва освоив азы жанра ЗАМЕТКИ и РАСШИРЕННОЙ ИНФОРМАЦИИ начнет творить ПУБЛИЦИСТИКУ и ЭССЕ. Начинать надо с того - что попроще. И от простого - к сложному.
Вторая ошибка (тоже стратегическая) - работая в смешанном жанре, каким являются путевые очерки, надо всегда адекватно контролировать, насколько это будет кому то (кроме мамы) интересно. А здесь, главный секрет в том (я уже говорил, что по телевизору этот Тауэр уже сто раз все видели) - НАСКОЛЬКО НОВЫМ БУДЕТ ВЗГЛЯД.
Вот превосходный очеркист Анатолий Стреляный десять лет назад принялся писать не о модных центрах мирового туризма (Париж - Лондон - Нью Йорк), а о тех маленьких городках Подмосковья, которые мы проскакиваем по дороге на дачу и не замечаем. А он заметил и рассказал, потому как его переполняли не щенячьи восторги впервые оказавшегося ТАМ журналиста - писателя, а ЖЕЛАНИЕ ОТКРЫТЬ ЧТО ТО НОВОЕ и рассказать людям то, о чем они не знают, сохраняя принцип ИНТЕРЕСНОСТИ. Потому как читателю абсолютно не интересно узнавать ЧТО И В КАКОЙ ФОРМЕ говорила по поводу утреннего омлета Ирка, Наташка, Олька, Надька, Манька, Лелька, и тд.
Вот если бы это БЫЛ РАССКАЗ про Ирку и Ольку, а не очерки об Англии, как заявлено в заглавии, тогда можно. Если высокохудожественно.
В завершении - напутствие и апелляция к авторитетам:
Писать очерки и путевые заметки (если не для себя, а для публикации) можно только проникнувшись уверенностью, что это ЛУЧШЕ, НОВЕЕ И ИНТЕРЕСНЕЕ, чем телепрограммы про Непутевые заметки этого симпатичного теле-дяденьки.
А про Олек и Ирок - это для факультетского рукописного журнала или стенгазеты.
И!
Описание новых мест - это особый дар, который дается далеко не всем писателям. Вот Набоков умел. И Бунин. И Чехов. То есть это как раз удается хорошим стилистам. Передать читателю главное и обязательно ВЕРНОЕ - НЕ ЛОЖНОЕ видение новых, впервые открытых мест. А я у ВАС, уважаемая Ася, ни Портсмута, ни острова Уайт, на котором две недели рыбачил - не увидал.
Шленский Александр Семенович
Принцип жирового тела.
Не далее как во вторник 7 августа 2001 года господин Шленский А.С. сам обратился ко мне с просьбой откомментировать что-либо из его трудов. Александр Семенович даже подсказал что взять для критического анализа - что либо из вещей крупных по форме. Я остановил свой выбор на повести Принцип жирового тела.
Признаюсь, когда я продрался наконец сквозь шероховатости стиля и пренебрег ими в пользу некоей занятности игры автора в философию, даже обнаружил некоторые забавные пассажи, достойные серьезной литературы: с дедушкой Гришей и его могилой, например, или неплохое (с точки зрения литературы) место про дядю Ваню. Даже банальная история про Леночку не вызвала отторжения.
Мне вообще импонируют дилетантские (в хорошем смысле, дилетантские, потому как писатель в отличие от профессионального философа - находится в положении этакого японского ребенка, которому все разрешается, а в русской литературе, извините за прописную истину, философия и беллетристика слились и даже, как утверждает Бердяев, последняя - заменила России первую), так вот дилетантские экзерсисы писателя, раскапывающего корни своего конфликта с враждебным ему миром в событиях, связанных с детством - это весьма близкая мне тема, хоть и прорыта-пропахана всеми, кому не лень. От Алена Фурнье (вообще - Большой Мольн - это БОЛЬШАЯ КНИГА) и Чарлза Диккенса до Бенедикта Сарнова и Бориса Парамонова.
НО!!!
Но потом я наткнулся на пассаж следующего содержания:
Как только меня не обозвали мои полуграмотные сокурсники, которые приехали поступать в институт из глухих деревень и были зачислены только потому, что такова была политика нашего идиотского государства.
Этот неотесанный, замшелый народ поступал в медицинский институт с одной единственной целью: чтобы выучившись на доктора, всю жизнь ходить в чистом белом халате, быть обеспеченными и уважаемыми, и не гробить здоровье, работая механизатором или дояркой в колхозе. Их пещерному уму было совершенно чуждо абстрактное мышление...
После прочтения этого абзаца, как выразился популярный персонаж фильма Романа Качанова и Ивана Охлобыстина - У МЕНЯ ВСЕ УПАЛО. И на заигрывания автора с философией, о которых можно было бы по-приятельски посудачить, и на повесть - как литературное произведение.
Дело в том, что это не мысли придуманного автором персонажа, это АВТОРСКИЙ РЕЗОНЕРСКИЙ ТЕКСТ, потому как по жанру повесть граничит с эссе и автобиографичность здесь является как бы негласным (по умолчанию) условием. И когда еврейское происхождение автора умело подчеркивалось еще в самом начале произведения, то текст о НЕОТЕСАННОМ ЗАМШЕЛОМ НАРОДЕ может однозначно рассматриваться как некий авторский манифест.
Если мою заметку будет читать господин Мошков, то я обращаю его внимание на тот факт, что господина Шленского по причине его проживания в США привлечь к ответственности трудно (хотя и можно), но САЙТ, как СМИ, может попасть в затруднительную ситуацию. Господин Шленский свободен ТАК думать - это ему гарантируется Первой поправкой к Конституции США, но публикуя свои подобные мысли он ПОДСТАВЛЯЕТ редактора сайта.
Я очень сожалею, но комментировать произведения господина Шленского не стану по причине его явной РУСОФОБИИ. И дабы не плескать керосину в огонь, не стану распространяться о том, какая вонь поднялась бы в Нью Йорке, опубликуй кто-либо из русских писателей что либо с подобным текстом про евреев!
ДАЛЕЕ:
Начав движение снизу от сотой позиции рейтинга к его вершине (кстати, если быть абсолютно точным, я и начал литобзор с вершины - но меня упрекнули в намеренном создании прецедента скандала, мол специально посягнул на святыню, дабы снискать себе скандальную славу) - поэтому я и съехал вниз на 100 пунктов - и нашел там девушку Асю. Поднимаясь от нее наверх, отметил тот факт, что часть позиций занята либо страничками с незначительным количеством стихотворного материала (извините, - пропускаю), либо литераторами, выступающими в жанре КИБЕРПАНК - тоже пропускаю. Поэтому, сделав по дороге исключение для господина Шленского - (он сам меня просил), я по очереди приблизился к страничке господина Лебедева А.В. Потом при внимательном рассмотрении главной страницы сайта в разделе авторы, обнаружил, что А.Лебедев по каким - то неизвестным нам соображениям (я догадываюсь и сейчас скажу) - разделил свои произведения на двух страничках. А почему? Потому что на маленькой, мало посещаемой Андрей Викторович изволили разместить свои стихи. Очень и очень плохие. Поэтому, мне так думается, он, будучи человеком безусловно наделенным большим вкусом и талантом, и отделил НАСТОЯЩЕЕ от НЕНАСТОЯЩЕГО.
Но при этом разделении на маленькую страницу незаслуженно угодила пьеса Современная идиллия, стесняться которой в отличие от стихов (мне бы тоже было стыдно, но так я и не пишу стихов!) - не надо. Наоборот!
Итак, тема нынешнего выступления: драматургия Андрея Викторовича Лебедева.
А.Лебедев демонстрирует в Самиздате две пьесы: Современная Идиллия и Собака.
Если по специфике жанра пьесы довольно затруднительны и неудобны для читательского восприятия в сравнении с традиционным повествованием, то А.Лебедев, мне кажется добился успеха Мережковского, который, как известно вполне удачно практиковал такой специальный жанр, как Пьеса для чтения. И Собака, и Современная идиллия читаются удивительно легко благодаря трем компонентам успеха: жизненность диалогов (Лебедев - мастер диалога и случись ему оказаться в Голливуде нашел бы себе применение в качестве ток-райтера), второе - юмор! Юмор струится в пьесах Лебедева щедрым неоскудеваемым (и главное - неизбитый он у него) потоком, и третье - необычайная современность и правдивость ситуаций.
Вообще, А.Лебедев очень точно соблюдает всю условность драматургии: единство времени, места и пр. Но при том, что его пьесы ОЧЕВИДНО ставимы и легко поставимы, они текстуально представляют литературную ценность, если никогда и не будут ставиться (о чем следует пожалеть).
Итак, Современная Идиллия. Действие пьесы происходит, судя по всему в недавнем прошлом - ДЕФОЛТ 98 года - в доме классической новой русской - председательши двух банков и спонсорши Третьяковской галереи - некой Зары Львовны. В ее огромном домище (где-то в ближнем Подмосковье) живут ее муж - не просыхающий алкоголик Олег и два приживала - прелюбопытные типы - отставной адмирал Ноябрьский, которого держат за то, что красиво брешет (в лагерях, как это описано у Варлама Шаламова - красиво и складно брешущих, бригада освобождала от работы) и второй приживал - рафинированный интеллигент Пахитосов. В диалогах Пахитосова и Ноябрьского автор раскрывает свое отношение к судьбам русской интеллигенции (вечные русские вопросы Бориса Парамонова) - и что весьма занятно, вкладывая в уста персонажей пространные монологи, Лебедев не нагрузил! Есть теперь такое понятие - ТЫ ГРУЗИШЬ. А Лебедев - знает меру. Пьеса получилась современная философская (ну не побоюсь так сказать!) где главная тема - куда деться интеллигенту в этом безумном смещении ценностей смены общественно-экономической формации. Лебедеву это удалось не хуже, чем А.П. Чехову в Вишневом саду. И даже вторая линия - С ВЫЕЗДОМ БАРЫШЕНЬ за рубеж .... Помните, у трех сестер - В Москву, в Москву... А у Лебедева - За Бугор, За Бугор... Так и эта (явно имеющая право на самостоятельную выраженность и стоящая отдельной пьесы) линия - благо одета в смешные детали, не заглушила основной - трагической линии. Пахитосов - не примирился с действительностью, как старый адмирал Ноябрьский. Адмирал нашел свою нишу - такие как он после разгона армии Хрущевым - превосходно чувствовали себя швейцарами в кабаках, кланяясь шпане за рублик. А Пахитосов - мечется. И причина его страданий - потеря души. Причем душа по Лебедеву - женщина. Вообще на тему маскулян-феминан женское-мужское пахитосов с Ноябрьским спорят много и по делу. Интеллигентный читатель - любитель умного чтива найдет здесь настоящий ОТТЯГ.
Что не удалось и над чем можно было бы поработать:
При всей реальности, неподдельности прямой речи, в некоторых монологах речь персонажей сползает в газетный стиль. Здесь чувствуется авторская небрежность. Но это - устранимо.
Теперь, вторая пиеса - Собака.
Очень смешная пьеса - запросто пошла бы в любом столичном театре, пьеса про обезумевшую от современной жизни семейку Дуралеевых. Старшая дочь Дуралеевых выезжает За Бугор (в Москву - в Москву!) - и став богатой тетушкой из Бразилии приехав домой на похороны отца, сводит с ума и мать - непроходимую дуру, и сестру и брата. Все хотят тоже за бугор.
Пьеса очень смешная и очень современная. Она не столь философична, как Современная Идиллия, но содержит ряд мыслей, которые порадуют ценителя тонкого и умного чтива своей свежестью и остроумием. Чего стоят обобщения и экстраполяции двух главных героинь - мамаши и дочки Алисы (бразильянки)!
Мамаша- а вы куда там все хотите теперь выехать, на Марс что ли?
Или еще
Мамаша- ты гражданство поменяла, так теперь и пол поменяй!
Действие, закрутившееся вокруг собаки умершего отца семейства Дуралеевых - это символ. Собака - это потерянная любовь, которую готовы и убить, и выкинуть, а когда она становится товаром - продать подороже. В конце - собака умирает (не поворачивается язык сказать -издыхает). Умирает и любовь, а вместе с нею и старая Россия. На вопрос - зародится ли новая? - автор ответа пока не дает.
В том, что обе пьесы пронизаны духом Чехова - плохого ничего нет. Мне кажется.
И думается, что русскому театру вымирание не грозит. Равно как и литературе.