Утомленные любовными ласками мы тихо лежали на широкой кровати. Моя правая рука удобно устроилась на ее груди, ее округлое упругое бедро расположилось на моем колене... Моя молодая девятнадцатилетняя подруга тихонечко засыпала, чему-то по-детски улыбаясь. Мне было хорошо и спокойно. Постепенно я и сам начал проваливаться в сладкую дрему...
....Я вынырнул из мутного забытья резко и сразу, как обычно. Мы все так же мерно, а иногда и рывками, передвигались по пустыне, порою перемежающейся островками растительности - в основном какими -то пальмами и кустарником - возле источников воды. В армии мы все научились спать, дремать, а порою просто впадать в легкий транс в любой обстановке, не требующей нашего непосредственного внимания и участия - ведь не знаешь, сколько и когда удасться отдохнуть в следущий раз. Я сидел на правом заднем сиденье нашего полугрузового командирского Хаммера, наш комроты, капитан Пэйн, сидел прямо впереди меня, ефрейтор Леру все так же резковато крутил баранку, а Джонсон, один из моих бойцов, тоже поклевывал носом. Было очень жарко. Даже слишком. Мы сняли брезентовые двери с нашего транспорта - но это помогало мало. Мы уже привыкли за полгода в Ираке к особенностям этого чертового климата, но все равно истекали потом, постоянно глотая теплую хлориванную воду из фляжек и пластиковых бутылей. Гимнастерка уже давно насквозь пропиталась потом под бронежилетом, ноги сопрели в ботинках, да и мой бритый череп тоже был мокрым, аж каска скользила и норовила сползти на лицо. У всех у нас, даже у водителя, в руках были зажаты М-16, за исключением Джонсона, он баюкал в своих лапах ручной племет.
Наш конвой из трех машин - двух Хаммеров и пятитонного грузовика с прицепом - передвигался из Догвуда в Балад. Само по себе это недалеко - часа три езды, если знаешь дорогу, конечно. Наш комроты был хорошим мужиком, но дорогу он знал слабо. Мы уже давно плутали. Возникало ощущение, что мы ездим кругами. Солнце стояло в зените, приближался полдень. Несмотря на снятые двери в нашем джипе все равно прохладнее не становилось, воздух был как в духовке. Иногда мы проезжали маленькие иракские деревушки, поселения. Навстречу попадались ослики и женщины, навьюченные хворостом и каким-то барахлом. Местные жители при нашем появлении, особенно дети и молодежь, выбегали на улицу и что-то кричали нам, иногда одобрительно, а иногда не очень. Народ был одет очень бедно, оборванно. Детишки постоянно что-то у нас клянчили. Мы иногда бросали им упаковки сухого пайка. Нам это было строжайше запрещено делать, т.к. желающие буквально бросались к нам под колеса. Иногда их давили наши конвои. Останавливаться нам было нельзя. Но нам было жалко детей и мы все равно их подкармливали. По-арабски из наших никто не знал, лишь капитан Пэйн владел десятком фраз. Ему сегодня пораньше приспичило поехать в Балад, и он сорвался из Догвуда, прихватив с собой пару отделений, включая мое, в качестве конвоя.
Дороги в Ираке бывают разные. Много неплохих междугородних трасс, соединяющих всю страну, имеющих стратегичекое значение. По ним легко перебрасывать войска. Много проселочных дорог тоже. По одной из них мы и передвигались. Комроты ругался вполголоса, проклиная все на свете. Нам тоже было не очень спокойно. Буквально накануне один из наших конвоев, перевозившем почту, попал в засаду и был обстрелян из РПГ, а Хаммер из другого подорвался на мине.
Наш джип шел головной машиной, за нами шел пятитонный грузовик с прицепом, еще один Хаммер был замыкающим. Нам навстречу попадались раздолбанные иракские автомобили, многие из которых были сделаны в Советском Союзе. Дорога была порядком разбита, вся в ухабах и выбоинах. Впереди нас показался медленно едущий трактор, капитан приказал Леру обгонять. Леру ударил по газам, выкрутив руль влево. Мы обогнали трактор. Наш грузовик пошел на обгон тоже, следом за нами. Неожиданно перед нашим джипом появилась глубокая выбоина, Леру инстиктивно ударил по газам. За нашими спинами нашу пятитоннку с прицепом вынесло налево, в кювет, и перевернуло вверх колесами. Все происходило, как в замедленном кино и было по своему красиво. Два оставшихся на ходу Хаммера остановились, мы все выскочили. Комроты приказал мне на ходу выставить боевое охранение силами моего отделения. М-да, семь душ, да я, капрал. Ничего, сделаем. Я расставил своих бойцов по периметру, вокруг наших машин. Из грузовика мы вытащили водителя и его напарника, они отделались легкими ушибами.
Мы безнадежно выбились из графика. Грузовик с прицепом - в кювете. Полдень. Жуткая жарища. Удастся ли нам вытащить грузовик? Заведется ли он, сможет ли ехать? Такие вопросы мучали капитана, да и всех нас. Мы попытались перевернуть и вытянуть грузовик двумя Хаммерами, при помощи металлических тросов, но это не получалось. Я обходил своих солдат,
стоящих на постах, раздавал воду, подбадривал, покурил пару сигареток с ними. По дороге продолжали ехать редкие машины. Сразу возле кювета раскинулось какое-то поле с редкими посадками, обрабатываемое женщинами и детьми до нашей аварии, которых я успел заметить до нашего крушения, и которые, конечно же, уже разбежались. Со стороны этого поля показался мужик-араб в длинном белом одеянии. Вероятно, это был его участок земли. Я сделал ему навстречу несколько шагов. Мужик тоже приблизился. Он держал руки за спиной. Я ему сказал по-английски, чтобы он показал мне свои руки, но араб, разумеется, не понял. Я повторил - на этот раз по-русски матом. Опять не понял. Тогда я щелкнул затором. Такой язык понимают все. Он вытянул руки перед собой руки и что-то просительно забормотал. Я ему сказал на чистом русском языке, чтоб он проваливал, и без него полно проблем. Уловив интонацию, мужик куда-то побрел.
Попытки поставить грузовик на колеса продолжали проваливаться. Мы вытащили пару ящиков с пластиковыми бутылками с водой и распределили между собой. Все время хотелось пить. Мы все находились в каком-то отупении. Мимо иногда проезжали иракцы на различном транспорте. Время шло. Комроты безуспешно пытался командовать. Проклятый грузвик не желал вылезать из кювета. Я продолжал обходить своих бойцов. По дороге изредка перемещались прохожие, все мужского пола. Возле меня остановилось пару малчишек в длинных белых одеяниях, босые, лет двенадцати, похоже. Они начали со мной разговаривать по-арабски, но, видя, что я не понимаю, один из них перешел на ломанный английский.
Как обычно они попросили чего-нибудь пожрать. Мы стояли немного в стороне от остальных бойцов. Жратвы у меня с собой не было, но в одном из кармашков моей сбруи, одетой поверх бронежилета, лежало пару долларов. Я дал каждому по бумажке, покосившись по сторонам, так как делать это было запрещено. Мальчишки радостно залопотали и начали размахивать купюрами. Я шикнул на них, они спрятали деньги где-то в складках своего одеяния. Потом они попросили у меня гранату. Я их послал подальше.
Один из парнишек, тот самый, который знал несколько слов по-английски, начал мне что-то зачесывать. Я особенно его не слушал, осматривая своих бойцов, наши позиции и вероятного противника. Вдали иногда постреливали. Мимо нас на высокой скорости проехало несколько наших армейских джипов. Они не остановились и нам не помогли, хотя мы и пытались их остановить. Наверное, они были связаны рамками своего приказа, кто знает. Молоденький араб продолжал меня все спрашивать, постоянно повторяя слово "кольцо" по-английски. Наконец-то до меня дошло, что он интересуется, женат ли я. Я отрицательно покачал головой. Мальчишка обрадовался и залепетал "сестра, сестра, пятнадцать лет". Наконец в мои иссушенные солнцем мозги пришло понимание того, что он предлагает. Мальчик продолжал нахваливать свою сестру. Я выразительно на него посмотрел и послал по-простому, по-русски - на три буквы. Ребятишки поняли интонацию и испарились.
Через некоторое время возле нас остановился иракский кран с очень толстым мужиком за рулем. Комроты на пальцах объяснился с ним, и через полчаса совместных усилий наш грузовик с прицепом стоял на дороге. Он даже завелся. Мы рассчитались с иракцем двумя коробками сухпайка. Все остались довольны. Мы продолжили свой путь. Капитан чему-то улыбался, Леру продолжал крутить баранку. Стоял жаркий иракский полдень.
...... Моя подруга продолжала сладко спать, безмятежно раскинушись на кровати. Я ушел на кухню и закурил. Мое сердце навсегда осталась в жарких песках, с теми людьми, кто носит форму. Потом налил стопку водки и выпил за тех, кто сейчас на войне.
Через пару месяцев я подписал новый контракт с американской армией.