Баскаков Антон Юрьевич : другие произведения.

Контрасты

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Желание оправдать свои поступки, действия и желания - от отсутствия внутренней уверенности, от стремления показать наличие существенного основания для своих поступков, мыслей, чувств. В основе лежит боязнь показаться пустым и смешным. Желание объяснить - такое же бессмысленное, как желание оправдаться.

Контрасты

  
   Оправдания.
  
   Желание оправдать свои поступки, действия и желания - от отсутствия внутренней уверенности, от стремления показать наличие существенного основания для своих поступков, мыслей, чувств. В основе лежит боязнь показаться пустым и смешным. Желание объяснить - такое же бессмысленное, как желание оправдаться.
   Успеха достигает тот, кого не волнует оправдание себя. Они идут вперед и они побеждают. А ты остаешься в паутине ненужных никому оправданий себя.
   Желание оправдать собственные тексты - преследует непрерывно. Свои мечты, мысли, поступки, даже произнесенные вслух слова оправдать легче и проще. Слова, вынесенные на бумагу, прочитанные кем-то - это иной уровень общения. Это иное желание оправдания. Столь же бессмысленное, но гораздо более жесткое. Потому что слово уже написано.
  
   Я не знаю почему я пишу, садясь за компютер я не знаю о чем я напишу - есть только ощущение. Когда я заканчиваю писать, что-то уже произошло, нечто родилось и уже живет. И я не знаю как это происходит... может потому и пытаюсь оправдаться, перед собой, перед читающим, вообще...
  
  
  

Комната в бежевых тонах.

  
   Ранне утро. Весна уже прогрела воздух, окна открыты, легкий утренний вете слегка колышит занавески. Солнечные лучи робко, пока еще робко заглядывают в окно угловой комнаты. Бегло ощупывают стены, скользят по светлым обоям, освещают пока еще сумрачные углы. Все решительнее и настойчивей скользят по стенам вниз, безжалостно обнажая развешанные по стенам в совершенном беспорядке картинки, журнальные вырезки, фотографии и плакаты. Лучи света пробегают в ускоряющемся темпе по лицам и одеждам. Вот любимая группа, красивый пейзаж, фото любимой собаки, фото любимого....
   С каждой минутой комната становится все более радостной, наполняясь солнечным светом, весенним ветром, шумами далекой улицы, вздохами городского парка под окнами. Тонкие шторы и легкий тюль зановесок тихо колышатся, совершенно не препятствуя движению воздуха и света. Изысканная мебель, большое свободное пространство, светлые краски создают ощущение свободы и легкости. Беспорядок на столе, перемешанные в кучу тетрадки и учебники, журналы с картинками, фотографии актеров и одноклассниц, платья на спинке стула. В утреннем свете даже это нагромождение выглядит умиротворяющим и светлым.
   Широкая кровать с резным изголовьем. Лучи света путаясь пробираются сквозь скомканные скрученные простыни, не задерживаясь на смятых подушках перепрыгивают на сброшеные на пол одеяла. Солнчные лучи, сопровождаемые легким дуновением ветра, скользят по разброшеным по полу вещам, пробираясь по джинсам и блузке, минуют разбросанное по полу в беспорядке кружевное девичье белье.
   Дверь в ванную в дальнем углу комнаты открыта, звук льющейся воды все более отчетлив. Лучи солнца потихоньку достигают порога, высвечивая разбросанные по клетчатому кафелю пола исписанные старательным школным почерком листы тетрадной бумаги. К тому моменту, когда лучи солнца полностью освещают ванную комнату, вода начинает переливаться через край ванны. Сначала робкие ручейки, потом уже целые потоки быстро превращаются в маленький искристый водопад, с шумом разбивающийся о кафель.
   Солнечные лучи освещают безвольную руку, свисающую через край ванной. Вода неестественно розового цвета подхватывает и заливает листы бумаги, съедая написаную нетвердой рукой короткую надпись...
   - "Мама... прости... он меня не любит... "
  
   Солнечные лучи скользят дальше, добрые, мягкие, теплые.... безразличные ко всему...
  
  

Пьянь.

   Неожиданный щелчек замка двери, которую он не смог удержать, заставил отца вздрогнуть. Уже поднесенная к губам рука с рюмкой дернулась, расплескивая водку по растресканой полировке старого обшарпанного серванта. Отец резко развернулся, растерянно и одновременно с вызовом посмотрел на него. Также он всегда смотрел на мать, когда та заставала его дома пьяным или выпивающим. Вызов в глазах отца в таких случаях держался недолго, сменяясь чувством вины.
   Пома мама был жива, отец постоянно чувствовал себя виноватым. Чувство вины, которое она постоянно подпитывала своими жалобами на неудавшуюся жизнь, на его вечное пьянство, на маленькую зарплату, на все вокруг, ничуть не способствовала прекращанию его пьянства. Отец только все больше и больше замыкался в себе, начинал пить украдкой, тайком, все больше погружаясь в себя.
   А теперь мамы нет. Когда она умерла, отец совсем не плакал. Да и он, в свои неполные десять, смог сдержаться и на похоронах и на поминках. Может быть дело в том, что это мертвое тело в красных складках гробовой материи никак не воспринималось им как его мама. А может быть в том, что в последний год, погруженная в собственные проблемы и несчастья, придавленная неизлечимой болезнью, мать совсем мало времени уделяла своему малолетнему сыну. Но как бы то ни было, они стояли на похоронах молча, рука об руку, два одиноких мужчины - рано состарившийся и незаметно повзрослевший.
   И потом отец долго не пил. С самого момента ее смерти не прикоснулся к рюмке. Он видел это, так как все эти дни они были рядом. Ни на поминках, ни на девятый день. И вот теперь вдруг ...
   Они некоторое время молча смотрели друг на друга, и привычно затравленное выражение глаз отца вдруг стало меняться. Он зло посмотрел на сына, безмолвного свидетеля собственной слабости. Демонстративно долил в рюмку водку, выпил и опять поднял глаза на сына.
   Он смотрел в глаза отца и видел в них только злость и боль. Злость и боль, которых он не понимал, которые были из какого-то иного, взрослого мира, непонятного в его годы. Он молчал, потому что ему нечего было сказать, и маленькое сердце заходилось от нежности к этому небритому, стремительно опускающемуся, родному человеку.
   Уже лежа в кровати, он никак не мог заснуть, и репетировал в тишине жаркие детские монологи к отцу. Он придумывал аргументы, которые помогут отцу остановиться, задуматься, исправиться. Он произносил шепотом слова, которые унесет детский сон. На утро от них не осталось ничего.
  
   Дочь вошла без стука и увидела его, сидящем на краю кровати с полупустым стаканом в руке. Безмолвное удивление и детская обида заставили его смутиться. А затем он разoзлился и накричал на нее. Впервые в жизни.

Боль.

   Его смена закончилась уже больше часа назад, а он все никак не мог собраться домой. Ставшая уже привычной пикировка с патрульными третьей смены плавно перетекла в совместное чаепитие. Когда закончились новости прошедшего дежурства - надо отметить, очень спокойного - ребята рассказали о проведенном отпуске. Он сидел и слушал, думал о том, куда и как отправить на каникулах сына. Обещал ведь ему на море, но с такой зарплатой... ну уж нет, решительно подумал он, возьму в долг, год отдавать буду, но сына отвезу на море, благо отпуск уже утвердили. Да и супруга давно нигде не была, отпуски то и дело не совпадают, за последние три года они ни разу не отдыхали вместе, и не выезжали никуда.
   Народ разбредался по своим столам. За пультом дежурного царила непривычная для вечера тишина. Даже как-то странно, пятница, должно же быть более чем шумно - и ничего. Май месяц к концу. Он начал собираться домой, освобождал свой стол от накопившихся бумаг. Мысли опять вернулись к семье. Сын то совсем уже взрослый, четвертый класс школы. Самостоятельный как и все в этом возрасте - жена хоть и волнуется, но отпускает его одного приходить из школы. Он был категорически против, но не спорил с ней. Умом то понимал прекрасно, что парень взрослеет, пора уже все самому. Да и что, действительно, может случиться - один перекресток всего, да и тот со светофором...
   Звонок на пульт дежурного застал его уже в дверях. Внезапно ставшее жестким лицо дежурного привлекло внимание, он остановился. Взорвавший тишину голос отчетливо произнес - "наезд на пешехода на пересечении Зеленого и Строителей. Один пострадавший. Ребенок. Дежурная бригада на выход". Пока мозг еще только переваривал полученую информацию, сердце неожиданно тоскливо сжалось в спазме болезненного предчувствия, замерло и ухнуло вниз, увлекая за собой все чувства, оставляя на поверхности сознания жуткий страх...
   Он в последний момент вскочил в уже отъезжающую дежурную машину, забился в угол сиденья. Водитель гнал разбитый уазик по поворотам дворов, натужно выла сирена. Невидящими глазами он уставился в пол. Сдавленное сердце рвалось через горло, страх вызывал спазмы желудка, его "вело".
   Водитель по рации что-то говорил, голос его, слышный как через ватные затычки вдруг прорвался в сознание четко и ясно - "да, понял, мальчик, лет двенадцать, наезд совершен машиной, скрывшейстя с места происшествия. Скорую вызвали? Мертв?" - бросив рацию водитель выматерился и до перекрестка больше никто в машине не произнес ни слова.
   Мертв. Мертв. Мертв. Билось в висках.
   К оцепленному молчаливым кольцом прохожих пятачку, где лежала маленькая скорченная фигурка он выскочил первым, молча продавил себе дорогу и на секунду замер. Залитые кровью светлые волосы, ветровка, школьный ранец отброшеный к бардюру - сын.
   В немом отчаянии он встал на колени и попытался перевернуть неожиданно тяжелое тело. Свет фар патрульной машины осветил застывшее детское лицо.
  
   Неожиданное облегчение волной прокатилось по его телу, радость, пьянящая радость неузнавания захватила его. От облегчения он едва не расплакался. И уже когда он вставал, черной волной накатил стыд. Стыд за нечаянную невольную радость, что это чужой ребенок, чужая боль.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"