Далекое, невидимое пока и прохладное Солнце зазолотило нижнюю кромку облаков на востоке, от Оби вдоль железнодорожных путей потянуло влажной струей утреннего ветерка. Я легко проскользнул между редкими фигурками встречающих - отъезжающих - провожающих, в раскрытую ладонь незаметно спрятал зевок.
Местное, новосибирское время - пять утра. Железнодорожный вокзал Новосибирск-Главный в это время почти пуст, только толкутся у входа первого этажа заспанные рожи местных "бомбил", да медленно бредет по дальнему пути пожилая тетка в оранжевом жилете.
Поезд Москва-Абакан приходит без опоздания, электровоз тревожно свистит, отгоняя от края перрона редких пассажиров и встречающих. Я бросаюсь вперед, вслед за головой поезда - там, в вагоне под номером два - мой друг Городилов Евгений.
Мы дружим с ним уже точно больше сорока лет; точную дату времени нашего знакомства не смог бы назвать ни он, ни я - нам было, наверное, по пять и четыре года соответственно, когда я впервые услышал это имя и фамилию - Женька Городилов. Мы тогда еще не умели ни плавать, ни читать.
Читать и плавать я научился в то самое лето, когда Всевышний свел меня с моим самым давним другом....
...Хлопает вагонная плита, освобождая ступени для выхода пассажиров, из тесного проема появляется невысокий, крепкий и шустрый мужичок. Он ловко вытаскивает на шершавый асфальт перрона несколько объемных сумок... Следом из вагона выбирается Евгений; за долю секунды я успеваю увидеть, что мой друг заметно похудел со дня нашей последней встречи... Городилов за руку прощается с шустрым мужичком, тот передает ему невесть откуда взявшуюся пятисотку, которую Женька немедленно прячет в свой замусоленный водительский пояс-барсетку. Мой друг о чем-то разговаривает со своим помощником, тот его торопливо, скороговоркой о чем-то благодарит, Женька жестом руки показывает какие из баулов - его, я подхватываю сумки, с ускорением начинаю движение в сторону выхода с вокзала.
Евгений догоняет меня метров через двадцать.
- Парни ехали вместе со мной, немного погуляли. Деньги у них закончились. Они вчера попросили у меня пятьсот рублей, в долг, сказали, что в Новосибирске друзья подвезут, они вернут. Не обманули!
В этой фразе - Женька - весь. Поможет в трудную минуту, даже незнакомым людям.
Поделится последним.
Впрочем, я знаю, что эти деньги у него - не последние. Евгений возвращается с Севера, а точнее - с берега Карского моря, где он с декабря по июнь работал водителем большегрузного автомобиля.
Женька называет цифру заработанных им за зимник денег. В Новосибирске есть очень много людей, которые за один месяц зарабатывают больше, чем мой друг - за полгода. Особенно теперь, когда в связи с кризисом посрезали зарплаты всем, в том числе и тем, кто работает на крайнем Севере.
Однако для деревни, в которой Евгений живет сейчас со своей семьей и когда-то жил я вместе с матерью, сестрой, братом, бабушками и тетями та сумма, которую мой друг везет своей семье - очень хорошие деньги.
Село это называется Яново, и находится оно примерно в тридцати километрах от районного центра Алтайского края, известного своим коксохимическим комбинатом - Заринска.
Места здесь - благодатнейшие!
А само село основано тремя семьями, моими предками, выходцами из центральной части России примерно сто пятьдесят лет назад.
Потомки первых переселенцев так перемешались между собой, что в каждом из нас, в том числе и во мне, есть частичка крови и Переваловых, и Вахониных, и Овчинниковых - такие фамилии носили те, кто переселился на берегах речки Хмелевка в конце девятнадцатого века.
Предки были трудолюбивыми, спокойными (прабабушка Наталья говорила так: мужики у нас высокие были, и смирёные; их поэтому брали в гвардию), но и храбрыми. Один из моих родственников по линии матери - Григорий Иванович Вахонин за форсирование Днепра был удостоен звания Героя Советского Союза.
(справка. Вахонин Григорий Иванович - помощник командира взвода 417-й отдельной разведывательной роты (356-я стрелковая дивизия, 61-я армия, Центральный фронт), старший сержант. Родился 25 мая 1919 года в деревне Яново ныне Заринского района Алтайского края в семье крестьянина. Русский. Окончил 4 класса, работал в колхозе. В 1939 году был призван в Красную Армию. Участник Великой Отечественной войны с декабря 1941 года. Воевал в дивизионной разведке, неоднократно успешно ходил в разведку, добывая ценные сведения о противнике. Особо отлился в боях за освобождение левобережной Украины и форсировании Днепра. 29 сентября 1943 года действуя в тылу врага в районе населенного пункта Радуль (Репкинский район Черниговской области) разведгруппа под командованием старшего сержанта Вахонина нанесла внезапный удар по отряду гитлеровцев. В результате было уничтожено 20 вражеских солдат и захвачено 5 "языков". 1 октября 1943 года Вахонин со своим отделением на лодке скрытно переправился через реку Днепр. На правом берегу разведчики, пробравшись в тыл противника, гранатами подавили две огневые точки, которые вели прицельный огонь по переправе. За несколько дней боев на плацдарме разведчик Вахонин лично уничтожил более 30 гитлеровцев. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 15 января 1944 года за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные при этом мужество и героизм старшему сержанту Вахонину Григорию Ивановичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали "Золотая Звезда" (N 5118). В октябре 1944 года, после тяжелого ранения, старший сержант Вахонин Г.И был демобилизован. Вернувшись на родину, работал председателем Яновского сельпо)
Его в деревне все звали просто Гришка-Герой.
Потом он уехал в Узбекистан, оттуда - в Семипалатинск....
За службу Отечеству в царской России давали землю, поэтому среди моих предков-мужчин не было ни одного, кто не прошел бы как минимум две войны. Многие с войн так и не вернулись...
Впрочем, в четыре, в пять, в шесть или семь лет, то есть в пору самого беззаботнейшего детства мы с Женькой Городиловым и его младшим братом Василием ни о чем таком, конечно же, не знали и даже не догадывались. Нам, деревенским пацанам, было просто очень хорошо в том месте, где мы жили.
Внизу, под горкой, текла средних размеров речка, которую по имени - Хмелевка - мы называли крайне редко; в которой летом можно было купаться практически круглыми сутками (что мы и делали!), поляны были полны земляники и клубники, а в тенистых влажных сограх можно было вволю, до онемения языка нарубаться красной смородины (мы называли её кислицей), а чуть позже - и черной смородины; а чуть позже начиналась пора сбора кедровых орехов.
Домашние хозяйства - (здесь, в деревне это называлось другими словами - огород, скотина) - у всех были большие, благо земли было очень много, как и рабочих рук, впрочем - тоже.
Деревенских мальчишек рано приучают к настоящему крестьянскому труду, и мы с моим другом не были исключением в этом.
Лет с шести-семи мы уже относительно уверенно ездили верхом на лошадях (разумеется, седел нам не давали); на покосе и Женька, и я "отвечали" за подвоз копешек к стогам. Это была не самая трудная работа.
Деревянными граблями ворошить валки сена намного труднее, а это тоже приходилось делать....
Утро у нас обычно начиналось с поливки.
Водопровода в Яново тогда еще не было и доставка воды для поливки грядок с огурцами, редиской и помидорами ложилась на плечи мальчишек и девчонок....
Вечер, как правило, заканчивался всеобщей рыбалкой.
Мы дружно брали удочки, проверяли жестяные банки на предмет сохранности накопанных с утра червей и дружно шли на берег Хмелевки...
Речка, огород, дом, поляна для игры в лапту, школа, клуб - вот, пожалуй, и весь нас тогдашний мир.
Зимой забот тоже хватало. Вновь приходилось возить много воды - уже для скотины, для стирки, для других домашних нужд.
Зимой мы, конечно же, учились от темна до темна, а по выходным, в основном, катались на лыжах с окружающих Яново холмов.
...Повзрослев, мы постепенно начали раздвигать горизонты мира, который нас окружал. Сначала мы освоили все ближайшие к деревне черемушники, а потом, осмелев и набравшись опыта, начали уходить и летом, и зимой в лес и тайгу, окружающую село, все дальше и дальше. Со временем в качестве транспортного средства у нас появилась лодка, а за плечами - старая, добытая где-то Женькой или его братьями одностволка, из которой можно было стрелять как дробью, так и малокалиберными патронами.
Свой первые выстрел из этого оружия (его мелкашечной части) я произвел лет в шесть. Помню, даже попал в жестину, воткнутую в снег шагах в двадцати, чем вызвал немалое удивление всех "сочувствующих".
Потом я еще не раз вызывал удивление своими меткими попаданиями в тире, или на полигоне.... Мог, например, на спор попасть в старую советскую копейку, приклеенную пластилином в центр мишени, удаленной на пятьдесят метров.
Наверное, из-за того, что внешность моя никак не соответствовала классическим представлениям о том, как должен выглядеть снайпер.
Наша дружба с каждым годом становилась все прочнее, а интересы совпадали практически полностью. Разве что я очень любил читать, а Женька до одури любил ковыряться в технике.
Наша семья переехала из Яново в Колывань, когда мне было тринадцать, а Женьке, соответственно - четырнадцать лет.
Мы еще раз виделись с ним спустя пару лет, а потом надолго - на тридцать лет - расстались.
Каждый жил своей жизнью, но ни он, ни я не никогда забывали о самом первом своем друге.
Когда мы увиделись с ним снова, нам было уже за сорок пять.
Не скрою, меня тогда очень волновало - как Женька встретит меня после столь долгого перерыва. Я знал - люди очень сильно меняются и за гораздо меньшее время. Причем - не всегда в лучшую сторону.
Однако все страхи оказались напрасными.
Мы сели за стол, налили по рюмочке, закусили медвежатиной. Потом - еще по одной.
Пошел разговор....
И почти сразу возникло ощущение, что не было перерыва в общении длинной в тридцать лет. Мы разговаривал так, словно в последний раз виделись только вчера.... Правда, за этот "день" мы попереженились, обзавелись детьми, вырастили их; у одного из нас уже есть внуки....
Теперь мы снова общаемся - созваниваемся, встречаемся, ездим друг к другу в гости. Женька подарил мне медвежью шкуру, я её, из-за аллергии на шерсть у моего старшего внука, с согласия Евгения переподарил её своему брату.
Теперь шкура медведя, добытого моим другом, украшает зал моего младшего брата Олега.
...Когда выпита было большая часть шестидесятиградусной (самогонки, разумеется), когда были рассказаны все новости за последние тридцать лет, когда обе наши жены отправились спать - только тогда я задал, наконец, тот вопрос, который донимал меня с того самого момента, когда я шагнул за калитку Женькиной усадьбы и обратил внимание на два странных черепа, прибитых большими гвоздями на одной из стен сарая:
- Жень! А что это за черепа у тебя на стайке пришпилены?
Мой друг недоуменно посмотрел на меня (ну, что с вас, с городских, возьмешь?), степенно ответил:
- Это черепа медведей!
- А где ты их взял? Купил? Нашел?
- Ну почему - купил? Убил я их! Вот из этого самого ружья! - Женька шагнул в коридор, через секунду вернулся с двустволкой двенадцатого калибра, протянул её мне.
Я осторожно взял оружие, проверил патронник....
- Случайно, что ли? Напали?
Городилов усмехнулся, ответил:
- Нет, не случайно. Охочусь я на них!
- То есть.... Стало быть, ты теперь - медвежатник?
- Ну, в общем - да!
- О-очень интересно! Расскажи!
- А что рассказывать? Медведь - он есть медведь!
- Я читал много раз, что медведь - зверь очень умный, хитрый, осторожный! Его просто так не возьмешь! И много у тебя на счету? Ну, этих, косолапиков?
- Да уж больше сорока!
- Страшно было?
- В первые разы - да, конечно! Сейчас, когда уже немного знаю из повадки, полегче! А первое время.... Да и ошибок много было!
- Но ведь жив же!
- Где-то "прощал" зверь, иногда - просто везло!
Евгений, которому самогонка слегка развязала язык, рассказывает разные случаи из своей охотничье-медвежьей жизни.... Смешные и скажем так, не очень.
Он долго и обстоятельно говорит, как именно можно добыть осторожно зверя, отвечает на вопрос, почему он не ставит в тайге стационарных лабазов для охоты на косолапого, а предпочитает переносной, подвесной.
Мы разговариваем до рассвета....
Технику он любит по-прежнему.
Любую - мотоциклы, бензопилы, трактора.... Но предпочтение отдает все-таки автомобилям.
В семье у него - порядок, дочь скоро выходит замуж, а младший сын Никита закончил нынче школу, определяется с выбором профессии.
И так же, как и его отец, очень любит побродить по тайге с ружьем.
"Браконьеры"! - скажет кто-то.
Может быть, спорить не стану. Для местных мужиков (не для всех, конечно) охота - это просто образ жизни. Для меня браконьер - это тот, кто охотится на архаров и на медведей с вертолетов, на беременных лосих - с вездехода.... А осенью, да на медведя, да из берлоги.... С первого взгляда еще и не поймешь, кто на кого охотится!
Ибо есть в тайге такие бурые "хозяева", которых не могут взять даже егеря - профессионалы высочайшего класса, знающие свой лес вдоль и поперек, до последнего муравейника.
Об одном таком "неуловимом" топтыгине Евгений рассказывал чуть ли не половину ночи.