"Булатный клинок тверже всякого другого, приготовленного из стали"
П. П. Аносов
Я родился в огне. Мой отец, чтобы произвести меня на свет, использовал мою мать - железо, как послушный материал, который долго варил в большом глинянном тигле, потом медленно охлаждал в нем три дня, а затем многократно и осторожно проковывал, превращая в булатную узорчатую сталь. И, наконец, вновь нагрев до цвета степного солнца на закате, закалил, опуская в холодную соленую воду, от чего края мои затвердели быстро, а середина остыла медленно, сохранив гибкость. В итоге все мое тело стало очень прочным, но упругим. Отцу оставалось только отделать эфес с рукоятью, установить набалдашник-противовес с навершием и крестовидную гарду, отделяющую руку воина от изогнутого клинка.
И вот, в конце концов, отполированный и заточенный я ложусь в его мозолистую, твердую руку. Он поднимает меня и любуется. Ах, как хорошо я чувствую себя в ладони моего родителя-кузнеца!..
Почему-то он не кладёт меня рядом с другими моими братьями, а, завернув в ткань, ставит отдельно, в угол.
На следующий день в кузнице появляется гость.
- Ну что ж, я сделал, как и обещал, к сроку. - говорит ему отец. - Видишь коленчатый узор по всему клинку? Какой он крупный и светлый? Значит, булат получился высшего качества! А темный грунт с золотистым отливом?.. Этот клинок легко разрубит камень и разрежет в воздухе шелк. Можешь проверить сам. Думаю, это один из лучших моих мечей. Он достоин такого великого военачальника, как ты!
Гость берет меня, плотно охватывая пальцами рукоять, и не знаю почему, но я сразу внутренне трепещу от этого прикосновения. Он взмахивает клинком и я радостно чувствую, как свободно и энергично моё тело врезается в воздух. Он бьет пальцем по плоскости обуха и я, легонько завибрировав, издаю высокий и чистый звон. И хотя я испытываю грусть от предстоящего расставания с отцом, мне уже хочется служить этому гостю, стать одним целым с ним, снова и снова ощущать эту свободу движения в его руке...
Отец ставит бракованное полотно ножа из обычной стали на чурбан, гость тут же хлестко рубит мною по нему и рассекает надвое. На моем лезвии не остаётся никакого следа...
Что это? Нет, не может быть. Кто этот мальчик с луком? Неужели я предназначен ему? Нет, я хочу служить тому сильному воину, ведь мы уже подружились с ним!..
- Ты уже неплохо стреляешь, сын. Но сейчас возьми этот меч. Тебе уже двенадцать - хватит махать деревянным, пора учиться владеть настоящим. И помни: тренировки с настоящим мечом это ответственность. Он не прощает расхлябанности - будет рубить и резать тебя самого, пока не научишься управлять своим страхом. И это хорошо - он разорвет связь между боязнью за себя и твоими инстинктами, соединит голову и тело, научит осознанности. Поэтому не жалуйся и не плачь, если получишь рану. Иди и зашивай себя сам... А теперь посмотри, чтобы понять о чем я говорю.
Воин ставит меня под углом и накидывает на изгиб клинка газовый платок. Тончайшая ткань скользит по лезвию и разрезается пополам под собственным весом... Он протягивает меня своему сыну и...
О, небо, этот мальчишка уронил меня!
С жалобным криком-звяканьем я падаю на землю.
Как ни странно, но воин-отец не сердится.
- Вот видишь, страхи еще владеют тобой. Ты должен преодолеть их. Этот меч поможет тебе в этом. Больше не роняй его.
И я внезапно чувствую гордость: он доверяет мне сына и хочет, чтобы я стал его другом и защитником.
Раннее, очень раннее утро. Два войска стоят друг перед другом. Стоят неподвижно, но скрытое враждебное возбуждение пронизывает пространство между ними. Вместе с моим хозяином я ощущаю какое-то томление во всем теле, особенно в клинке - кажется, ещё немного, и я зазвеню от напряжения. Но странно: в то же самое время я чувствую раскованность. Вместе с моим хозяином мы научились этому: в минуты сильного старания, когда напряжение достигает пика, добиваться полного расслабления во всех частях его - а значит, и моего! - тела.
День за днем тренируясь - все пять лет с тех пор, как мы встретились, мы неустанно совершенствовали наше умение и, главное, взаимодействие. Пять лет назад я испугался, оказавшись в руках мальчишки, но теперь ни на что не променял бы эти годы совместного познания себя и своих возможностей. Постоянство ежедневной практики помогло создать и укрепить нашу внутреннюю связь. Мы были неразлучны - он стал не просто моим обладателем, но другом и братом. Он даже брал спать меня с собой, рискуя пораниться, но это воспитало в нем дисциплину ума и чувств. А я напоминал о поддержании этой дисциплины время от времени. Причем не только мелкими ранами и порезами: как-то раз, когда он, забыв с чем имеет дело и играя мной, вращал клинком за спиной, я разрубил его пятку сзади так, что ему пришлось сначала лежать неделю, а потом хромать несколько месяцев. С криком и злостью он отбросил меня тогда. Но уже через день снова взял в руки. И держит при себе до сих пор, потому что на братьев, даже опасных, не обижаются. А мы с ним теперь не просто братья, мы - одно целое.
И вот мы стоим перед лицом настоящего врага. Если раньше, в учебных поединках, хозяину приходилось иметь дело только с друзьями, а мне - скрещиваться и звенеть клинком с моими булатными собратьями, созданными нашим общим отцом-кузнецом, то теперь не только недруги во плоти, покрытой доспехами, но и чужая, вражья оружейная сталь блестят на другом конце этого поля.
Звучит сигнал и конь несет нас навстречу бою. Хозяин направляет моё остриё вперед. Рядом уже падают под ударом тяжелых стрел наши воины... Близки ряды врагов. С искаженным от яростного задора лицом прямо перед нами появляется первый противник хозяина. А вместе с ним и мой тоже - длинный прямой палаш, которым тот с ходу рубит. Неприятельский воин огромного роста, да и его конь ему под стать, поэтому он хочет использовать преимущество, нанося удар сверху. Но я, скимитар, обычно не колю и даже не рублю, но режу и поэтому парирую не прямо, а под косым углом, так что мое лезвие скользит вдоль вражьего клинка до самого эфеса, легко минует его гарду и разрезает держащую руку до самой кости, затем, не останавливаясь, идет дальше, рассекает вместе с кожаными пластинами доспеха живот и бок, вырывается вверх, описывает дугу и, падая вниз, полосует согнутую спину, добивая почти поверженного врага. Ведь нас с хозяином учили не зря - даже раненный, упавший воин может ударить сзади, отсекая ноги идущих следом наших сотоварищей и их коней.
Но битва только начинается и я рвусь дальше, в самую её гущу, уже омытый первой кровью, торжествующий, бесстрашный, непобедимый...
Мы спускаемся по крутому склону. Конь спотыкается, но сохраняет равновесие. Всадник, мой хозяин, несмотря на молодость, давно командует туменом. Он и его десять тысяч воинов должны защищать это ущелье внизу до подхода конной армии союзников... Мы уже прошли с ним много земель, входили в ворота многих покоренных городов, сразились со множеством воинов, обагряя мое тело их кровью. Нам довелось и казнить изменников и трусов, и разить подосланных шпионов и наемных убийц.
Во время взятия неприступной исмаилитской крепости я, выполняя свое предназначение и повинуясь воле моего хозяина, сумевшего прорваться сквозь гвардию персидского правителя, легко разрубил железную кольчугу храброго предводителя персов, разом положив конец битве, длившейся много месяцев.
Слава и почести были возданы нам не раз. Я получил на эфес пучок лент, украшенных драгоценными камнями, - высший знак признания доблести во всей ордынской армии. Но для меня дороже всего оставалась верная привязанность моего хозяина, ставшего теперь настоящим, великим воином.
...А сейчас чтобы сдержать стотысячную вражескую армию, которая движется сюда, до прихода подкрепления, хозяин приказывает построить небольшие укрепления, перегородив ущелье между гор и разместив здесь основную часть тумена. Остальных - самых метких лучников - он посылает занять утесы рядом.
Войско врагов, попав в засаду, несет большие потери, но их так много, что они достигают командного пункта и мы с хозяином лично вступаем в бой. Один за другим падают нукеры хозяина и в какой-то момент мы остаемся одни.
Группа обступивших нас вражеских воинов немного мешкает прежде, чем напасть, но мой хозяин сохраняет спокойствие и уверенность, которые передаются и мне. Я знаю, я чувствую, как он четко контролирует ситуацию боя. Видя это, враги становятся нерешительными, хотя их и больше. Локоть хозяина согнут и почти прижат к боку, зато подвижна кисть. Мое тело-клинок описывает небольшие круги перед ним, как бы выбирая жертву, нацеливаясь то в их горло, то в глаза, и это тоже пугает врагов.
Вот они атакуют, все разом, но мой хозяин легко смещается вбок, не делая лишних шагов, и в то же время плавно маневрируя так, что они мешают другу другу, а я получаю возможность иметь дело с каждым из них по отдельности. При этом я не блокирую вражий клинок, а стараюсь отклонить его, а если и парирую удар, то плоской голоменью, но не лезвием, заставляя промахиваться врага и тут же ища открытую брешь, чтобы сразу использовать любую возможность решить поединок с ним первым же упреждающим ударом.
Я словно перетекаю из одного движения в другое в потоке боя, следую закономерностям, которые интуитивно сейчас находят разум и чувства опытного бойца, сжимающего меня легко, но плотно.
Но вот двое из врагов уже упали. Еще двое других истекают кровью, с глубокими разрезами на руках у одного и на бедре у второго. Они пока продолжают бой, но быстро теряют силы.
Последний невредимый противник с мечом атакует нас с отчаянной яростью, но мой хозяин делает обманный финт, незаметно раскручивая корпус для точного удара и... в этот момент я чувствую, как внезапно ослабевает держащая меня рука: пущенная сзади стрела поражает его в спину. Тем не менее внутренняя сила, все ещё идущая от пятки через бедра хозяина, спиралью опоясывает торс, плечо, проходит в кисть, проникает в меня, как его продолжение, завершающее круговое движение силы, и сносит голову врага перед нами!..
Мы уже оба падаем, когда раздается победный звук боевой трубы: подошло наше подкрепление.
...Тело хозяина в полном боевом облачении торжественно и бережно опускают в погребальную яму. В его руки, сложенные на груди, вкладывают меня. Ничего другого для себя я не желаю. Меня не существует без моего друга, моего кровного брата. И я хочу остаться с ним навсегда.