-Я вижу дух, что преследует вас. Он преследует вас повсюду, и даже сейчас находится где-то поблизости.
Мать закивала, одной рукой прижимая сына поближе к себе.
-Этот дух очень силен. Невероятно силен. Но я, - Женщина сделала паузу. - Я изгоню его для вас. Уж очень много бед он вам приносит, вижу без дара, и так вижу.
Гадалка протянула руку и коснулась пальцами нежной кожи на щеке Юме. Не прошло и секунды, как дух схватил её за запястье и рванул на себя.
-Ты непоследователен, друг мой. - Улыбнулась гадалка. - Так я окажусь еще ближе к твоему драгоценному... драгоценному. Видите ли - обратилась она к матери - похоже, что ваш дух силен, но эмоционально не устойчив, легко поддается на мелочные уловки и, можно сказать, несколько доверчив. К тому же чрезвычайно взволнован - должно быть стал духом совсем недавно, и, может быть, это даже развязало ему руки. Не надо так бояться за себя, дорогая, он не причинит вреда вам. Если говорить о физическом вреде, то он не причинит его и вашему сыну, это совершенно точно.
-Он... за ним? - Обреченно спросила мать.
Гадалка кивнула, и продолжила:
-Боюсь, я вынуждена вам отказать. Я не смогу справиться с этим духом.
-Но ведь вы только что утверждали, что сделаете это для меня?!
-Боюсь, я недооценила его. - Гадалка показала женщине руку, которую до этого держала за спиной.
Едва мать вышла, ведя за собой неподвижного, как кукла, сына, гадалка смазала царапины йодом, потом обратилась ни к кому:
-Что ж, садись, вижу большую беду ты принес не с собой, а себе. Вижу без дара, и так вижу.
Наверное, если бы это когда-нибудь кончилось, через год или два мать стала бы выступать на телевидении, в одном из этих шоу, она бы рассказывала, как это было ужасно, как ей казалось, что это никогда не кончится, и от этого отчаяние охватывало её ещё больше, и как она рада, что все уже закончилось. Не знаю, бывает ли хоть единое слово правды на таких шоу, но я никогда не смогу никому рассказать о случившемся. Но вся суть в том, что все это будет тогда, когда это кончится. А пока мне все кажется, что это бесконечно, и отчаяние охватывает меня еще больше.
Мать пыталась дозвониться до отца, но никак не могла. Его телефон был постоянно отключен. Возможно, женщина могла бы обмануть себя и начать волноваться, но она была честна - с отцом все в порядке, просто он работает. Наверное, это хорошо - пыталась она уговорить себя, но впервые в жизни в её груди поднялась пока еще маленькая волна недовольства и раздражения - против беспрерывной работы не на благо другим, а работы по пересчитыванию, вычислению, работы, связанной лишь только с одними деньгами и машинами.
Возможно, её сын даже никогда и не хотел становиться таким, как его отец.
Когда она впервые встретила его, ей было столько же, сколько сейчас её сыну. Она готовилась к поступлению в один из лучших университетов города, да и страны - занималась самостоятельно, посещала курсы. Дайшо, один из лучших учеников, всегда сидел за первым столом, вся группа могла видеть его идеально прямую спину, слышать его тихий нежный голос и даже иногда заглядывать в прекрасные карие глаза - Дайшо был красив и невероятно умен, ему прочили большое будущее и все на свете. Мать Юме поначалу и не смотрела в сторону Дайшо - она хотела добиться всего сама, и, быть может, правильно делала, что не смотрела. Но, так или иначе, вскоре она стала его женой, очень скоро, раньше, чем надо - но ведь Дайшо был такой умный, что никому не приходило в голову назвать его ребенком. Потом родился Юме, и нежный Дайшо с головой погрузился в работу, едва его сын встал на ноги. Кто знает, что случилось - Дайшо перестал быть прекрасным Дайшо, взамен став великим. Мать Юме была немного рада, ведь поговаривали, будто к своим тридцати годам он поднялся недостаточно высоко по карьерной лестнице - все из-за того, что слишком много времени уделял семье. Забыв обо всем, мать Юме с головой сама погрузилась в работу, что очень нравилось её мужу так же - а она хотела нравиться ему. Тогда не хотела, а теперь уже поздно что-либо менять.
Мать Юме много раз повторяла, что нет ничего плохого в том, если Юме повторит судьбу своего отца. Но, не смотря на то, что мальчик был не глуп, он не был гениален. Дайшо это прекрасно понимал, не понимала этого его жена. Дайшо понимал, и глупый гений, молчал.
А ей все казалось, что Юме станет таким, как Дайшо.
А он, оказывается, не хотел. Наверное, стоит в некотором роде сказать спасибо этому невидимке, быть может, она теперь станет лучше понимать сына.
Но надо же, как она далека от истины!
Мать пыталась дозвониться до отца, снова и снова набирая номер.
Юме сидел на лавочке, раскинув руки в стороны. На нем были черные джинсы и отцовская рубашка - и им некуда было идти, потому что они переночевали сначала у подруги матери - у той была шумная вечеринка, и было совсем не страшно, только немного тяжело уснуть, но усталость все равно взяла свое. Мать сказала, что вечеринка - это почти так же хорошо, как и поезд. А поезд - это когда ты вроде бы и один, но в то же время вокруг люди. А еще ты едешь, и, быть может, тогда ни один дух за тобой не поспеет. Глупая мама, подумал тогда Юме, чувствуя чье-то дыхание у себя на затылке. Как будто все так просто, как говорят люди - но ничего не сказал вслух. С тех пор, когда она нашла его на полу ванной, он больше ничего не говорил - сказать было нечего. Просто нечего, да и не хотелось. Просто нечего.
Мать пыталась дозвониться до прошлого, снова и снова пытаясь что-нибудь изменить. Что-нибудь маленькое и несущественное, чтобы не менять картину в целом, чтобы все оставить так, как оно есть - просто избавиться от этого недоразумения. Она никогда не верила в подобные вещи- все чего не изучила наука хоть немного, все что не видно, все что нельзя измерить и просчитать по таблице - этого нет.
Думала ли она тогда, можно просчитать по таблице её любовь к Дайшо? Или это просто закон психологии, или как там это официально называется, закон проявления обычного чувства.
Если бы только тогда, лет четырнадцать-тринадцать назад, когда Юме был маленьким ребенком, можно было что-нибудь исправить, стереть и поставить другое число, чтобы Дайшо был чуть нежнее и чуть улыбчивее. Чуть более тем Дайшо, за которого она выходила замуж. Нет, нет, нет - ни в коем случае. Наверное, её сын сейчас обозвал бы её дурой и сказал, что нет никаких таблиц и цифр, и надо стирать все подчистую и начинать с самого нуля. И был бы он прав. Первый раз, он был бы в чем-то существенно прав. Потому что он вырос. А она и не заметила.
-Мама. - Сказал наконец мальчишка.
-Да. - Мать закрыла телефон, так и не дозвонившись. Сначала, по привычке, она хотела сказать "мальчик мой", но слова не сорвались с языка и губ сами по себе, хотя она их не держала.
-Лето уже прошло. Ничего не вернуть.
Какой он большой! А она и не заметила. Уже высокий и стройный, и сильный, как его отец, и когда он таким стал. Он всегда был нежным и всего боялся - воды, темноты, незнакомых людей, и знакомых слегка тоже. А теперь совсем другой. Лето-то уже прошло.
И он тоже не сразу заметил. А когда, наконец, очнулся - было слишком поздно.