Аннотация: Автор, к которому заходят его же персонажи
"Друг мой, я очень и очень болен..."
20 сентября
Ну офигеть новости.
Дамочки собак и детей выгуливали, бабушки у подъездов трещали, машины где-то за кустами туда-сюда гоняли, а тут он.
Стоял у подъезда, у самого домофона. При виде меня скинул плащ. Добротный такой плащ, я ждал, что с него вот-вот пыль дорожная посыплется мне в глаза, но нет, куда там. И как бы он чужим для этого двора не выглядел - его будто и не замечали. Волосы светлые, выгоревшие, шрам на щеке, и черты лица заострившиеся, а сам будто старик уже давно, что там осталось от того мальчишки, каким я его создавал? И я стоял как дурак - рукав испачкан, в руках пакет с молоком, хлебом, яйцами. И стыдно как-то перед ним стало.
- Можно? - спрашивает.
- Ну проходи, если пришел.
И кухня-то маленькая, и в раковине посуды гора. И к чаю-то ничего нет, неделя до зарплаты все-таки. Стыдно мне перед ним было, что я и обстановка моя так убоги, а тут он - выше меня на голову, шире в плечах. Захотел бы убить - я бы даже не заметил. Сел напротив, не удивляясь, положил плащ на стул рядом, даже потрепал за ухом ошалевшего от такого гостя кота.
И я в заварках копался как идиот. Мне не нужно спрашивать, какой чай он пьет. Автор о своих персонажах должен знать все.
Они никогда не приходят просто поговорить. У них у всех есть оно. Желание.
- Я слушаю. Чего изволите? - поставив чай, пытался изобразить джина. Кого я обманывал? Кто здесь для кого - я для них или они для меня? Одно желание. Я могу выполнить только одно их желание, иначе мне от них не было бы покоя.
- Я не хочу любить ее, - произнес он, глядя в глаза.
- Уверен? Я не сказал бы, что это центральная проблема твоей жизни. Я мог бы сделать так, что отца своего убил не ты. Или что мать твоя не будет твоей матерью.
Вот так. Он понимал. Я не смог бы сделать так, чтобы они никогда не встретились, иначе о чем бы я писал? Но любовь... Как же я это пропустил? Центральной проблемой его жизни мне казались родители, а не непонятная ему женщина.
- Нет. Я уверен. Все должно быть как должно... Но не она. Я могу тебя понять. У меня должно быть слабое место. Пусть любовь. Но не она. Любая другая стерва, но не эта.
Эх, мой мальчик, неужели ты правда думаешь, что это твое единственное слабое место?
А взгляда в глаза не выдержал, отвернулся к чашке. Мне все казалось, что я чай я налил, чтобы в чашку смотреть, а не на него.
- Не могу, - признался я.
- Почему?
- Она приходила раньше тебя. И это было ее желанием. Теперь отменить его я не могу.
Вздыхнул. Чай - нетронутый. Дорожный плащ снова поднял со стула. Кот уже успокоился и спит.
- Неужели она настолько ненавидит меня?
22 сентября.
Читал Дорохедору.
Вот уж чей автор точно в ночных кошмарах своих героев видит. Нет, они безусловно все ребята очень классные и крутые, но все же лучше, когда они там между собой грызутся и воюют, чем если бы они вылезли со страниц, чтобы автору глотку перегрызть за тот жуткий мир, что он им создал.
29 сентября.
На этот раз девушка, сидела на лавочке у подъезда в больничной пижаме, и снова все кругом - ноль эмоций. Привыкли что ли?
Хотя нет. Какая же это девочка, уж мне ли не знать, что это мальчик. И сам я, конечно, виноват, что таким его создал.
Успеваю порадоваться тому, что дома есть печенье, и может он даже чаю со мной выпьет.
А он улыбался при виде меня, встал, отряхнулся, и будто и не замерз в своей пижаме.
- Я знаю о твоем желании.
- Да? - с надеждой спросил он, грея руки о чашку. Наверное, его ввел в заблуждение радостный тон, и вот поди ему объясни после этого, что я просто очень рад был его видеть так, вживую, на моей кухне. Отвернулся, снова спрятал глаза.
- Но ты же тоже не маленький. Должен понимать. Если я его исполню, о чем будет твой рассказ? Жили были мальчик и девочка, и вот однажды мальчик ее спас и жили они дальше долго и счастливо. Конец. Понимаешь?
У него блестели глаза. Я только что рассказал его самую любимую и заветную сказку.
- А если... альтернативу написать?
- Можно. Но ведь кому-то надо быть тобой. Так что в альтернативе будешь уже не ты.
Он сглотнул ком в горле, уткнулся носом в протертую клеенку и дрожал, дышал прерывисто, но старался не выдавать себя ни единым звуком. А я гладил его по голове, ведь мне и в самом деле было его жаль.
29 сентября
Кем я себя возомнил?
Богом? Волшебником? Наблюдателем, скрупулёзно записывающим их неудачи и душевные треволнения? А кто мне это право давал?
'А вот было бы ну очень круто, если бы он убил своего же отца. Он вот прямо как бы превосходит его как воин и в то же время отец ему как бы уступает, понимая, что, не преодолев его, сын дальше расти не сможет. Круто, так и напишем!'.
Страницы кровью не истекают, чего им.
И потом такой 'Хм, мне кажется, слишком часто я употребляю слово 'Убийца'. Надо синоним'.
Или вот еще 'А как будет круто и неожиданно, если в конце все умрут. Ахахаха, как смешно'. А потом удивляться, почему ночами они мне сердце грызут.
Стравить двух братьев, это же так круто! Убить всех, кого он любил - какая драма, как интересно, нам нужно больше попкорна.
Я моральный урод. Подбираю бездомных котят, а оставаясь наедине с клавиатурой самозабвенно пишу о том, как рыдает от безысходности девочка-мальчик в палате психбольницы.
10 октября.
Он не ждал у подъезда. Куда уж ему. Сидел сразу не кухне. Никакого уважения к автору.
На предложение чая мне в голову направил пушку, не поднимаясь с табуретки, и было лицо такое отрешенное. Не скажу, что мне не было страшно, напротив, я не мог с ним говорить не заикаясь. А он смотрел в стол, не на меня.
- Если я тебя убью, ничего не будет. Ты меня не напишешь, и я не буду проходить все то, что ты для меня подготовил.
И я не знал, что ему говорить. Что-то вроде 'Эй, чувак, не все так плохо. Я ж тебе маму придумал! И она даже останется жить после твоей смерти... Ну ладно, маму проехали, я тебе девушку придумал... Ну ок, потом ее убил. Но я ж тебе взамен и вторую придумал'. Интересно, а ему уже известно, что и она тоже умрет?
Ах ты ж черт, я ему вообще светлых пятен в жизни не оставил. Вот и убил бы он меня, и поделом. И нашли бы мой труп только тогда, когда он вонять начнет.
- Если ты меня убьешь, то ты существовать не будешь. Я еще не успел тебя записать. Это как самоубийство.
После услышанного смотрел прямо, в глаза.
- И что? Как думаешь, что лучше? Не жить или прожить так?
- Но ты и всех тех убьешь, кого я еще не написал.
- А им ты придумал такие же паршивые истории, как мне?
- И девочек своих убьешь. Обоих. Мне казалось, ты их любишь.
- Ты же все равно их смерть писать собрался.
- Да, но тогда их убьешь именно ты. Своими руками.
Ах, какой я красноречивый негодяй, когда мне в лоб целятся.
Он встал, оставил оружие на клеенке стола, пошатываясь молча ушел.
Живой. Буду жить. И писать еще много-много отвратительный трагедий.
В том числе и его.
15 октября
Задрали. Я им что, Волшебник страны Оз? А не пойти ли нам к автору, попросить сердце и мозгов? Авось сработает.
Автор нам поможет. Он же по прихоти своей написал нас всех такими несчастными. А вот мы его попросим, чтобы кругом розы, пони, и мы такие счастливые, хорошие, есть мама, папа, и все обязательно закончится хорошо. Ведь все книги же об этом, о том, как все должны быть счастливы.
Если я Бог, то где мои нимфы? Где моя личная квартира, тачка последней модели или хотя бы такая зарплата, которой хватало бы на весь месяц, а не на три недели только?!
20 октября
Мне даже куртку с себя снять захотелось и ей на плечи набросить. Но все же не казалось, что ей холодно. Девочка моя, самая-самая любимая. У тебя-то какое желание? Неужели и ты туда же, как они все? А впрочем, перережь мне горло, я готов, ведь тебя я уже написал, значит, ты непременно останешься.
Но нет. Улыбается. Почти смеется. Легко, пальцами, по щекам проводит, убирая с лица волосы, и вот мне снова стыдно, за пакет с пивом и чипсами, за растрепанную башку, третий день не мытую, за прыщ на носу вскочивший. И хоть сквозь землю проваливайся.
- Ты-то чего хочешь, милая? - спрашиваю, боясь коснуться в ответ. А милой мне ее можно называть? В конце концов, я и Его написал, и ее ему подарил. Я-то за ней пойти не смогу, ведь если бы смог... До центра земли бы дорылся.
- Спасибо сказать хочу, - отвечает. И теперь уже у меня глаза на мокром месте.
Я же крылья тебе сломал. Изломал физически и морально. И все же спасибо? И кому? Мне?
И глаза будто бы отвечают: 'За то, что дал в последний момент успеть. За то, что вытащить его дал. Что найти его дал. Что его написал для меня, а меня - для него'.
Да как я по-другому мог бы? Я же люблю вас, всех люблю. И пока я ваш автор, для вас после всех испытаний все непременно будет кончаться хо-ро-шо.