Кольцо сорванцов сомкнулось вокруг тщедушного мальчишки, который в ожидании нападения весь сжался подобно загнанному зверьку.
- Получай, Философ! - зло выкрикнул крупный веснушчатый пацан, по всей видимости, вожак стаи, въехав кулаком пареньку в лицо. - Будешь дальше нос задирать!..
Стая засвистела и заулюлюкала в знак одобрения. Вожак, подстёгиваемый первобытными воплями и криками, толкнул жертву двумя руками в грудь - та упала, и ещё двое сорванцов бросились добивать её.
- Что на это скажешь, Философ? - один из них пнул поверженного в бок. - А на это?.. Ты ведь любишь давать советы!..
- Ты что, язык проглотил? - подхватил другой, тоже лягнув лежачего, который не сопротивлялся и лишь безмолвно корчился после каждого удара. - Подскажи же, как нам быть: бить тебя дальше или, может, хватит?
Стая загоготала. Появившаяся на лице у Философа кровь лишь подзадорила сорванцов.
- Бить, бить! - крикнул кто-то, и это стало кличем для подключения к избиению других членов мальчишеской стаи.
Тот, кого называли Философ, неожиданно вцепился зубами в щиколотку одного из своих обидчиков. Последний завопил и стал отчаянно вырываться. Философ ещё сильнее сомкнул челюсть, и от последовавшего истошного крика толпа расступилась. Кто-то попытался помочь пацану высвободить ногу, но тут прозвенел звонок на урок, и ватага третьеклашек помчалась в класс, оставив обе жертвы наедине друг с другом. Еле вырвавшись, заковылял на урок и укушенный за ногу мальчик. Философ же остался лежать на школьном задворке.
'За что?.. Что я им сделал?' - Артём беззвучно плакал, царапая асфальт под собой.
Глава 2
Весна была в разгаре. Впереди уже маячили долгие летние каникулы, и в их радостном предвкушении ученики третьего "Б" очень быстро забыли об инциденте. Только сам Артём не простил никому и помнил все обидные слова одноклассников в свой адрес, удары каждого в отдельности...
Артём рос в неблагополучной семье. Отца он не знал: мать была на четвёртом месяце беременности, когда муж её уехал в Россию, якобы в командировку, но с тех пор не давал о себе каких-либо вестей, исчез куда-то. Вскоре стало ясно, что он убежал от войны, которая тогда нависала чёрной тучей над краем и немного спустя разразилась продолжительной бойней. Соседи судачили, что он перебрался куда-то в Прибалтику (откуда они это взяли - оставалось загадкой), женился на старой деве, рассчитывая заполучить её квартиру. Было ли это действительно так, никто не знал. Однако переволновавшаяся женщина родила раньше срока. Артём был крошечным и рахитичным, врачи опасались, что недоносок не выживет. Выжил, но рос замкнутым, странным и необщительным.
Годовалым ребёнком он имел привычку кусаться. Кусал мать - вся шея, грудь и даже спина её постоянно были в ссадинах от его едва выбившихся, но острых зубиков. Возьмёт кто-либо из родственников на руки приласкать, а Артёмка уже присматривается, ища куда куснуть. Он никогда не улыбался, смотрел на всех волком. Соседи боялись за своих малышей и держали их подальше от него.
В школе Артём болезненно ощущал свою физическую ущербность и старался компенсировать её тем, что держался с одноклассниками с высокомерной отчуждённостью, говорил не свойственные его возрасту вещи, явно позаимствованные у взрослых.
Одноклассники особенно невзлюбили его за то, что обо всем он судил с видом знатока и нередко пробовал читать им нравоучения подобно учителю. За это они прозвали Артёма обидным, по их мнению, словом 'философ'. Как анекдот школьники с детским ехидством пересказывали случай, произошедший во время похода за город. Когда переходили небольшую речку, Артём вдруг крикнул:
- Осторожно, мальков задавите!
Ребятишки, не обращая внимания на его слова, да и не сразу поняв, в чём собственно дело, весело перепрыгивали с камня на камень, перебираясь один за другим на противоположный берег.
- Кому сказал?! - Артём преградил собой дорогу. - У рыб сейчас период выхода мальков из икры, а вы давите их!
Артёма подняли на смех. Кто-то выкрикнул: 'Ну что ты присосался, как пиявка?!' И все загоготали. Не на шутку обиженный, Артём повернул обратно домой.
'Пиявка' тут же прилипла к нему, и теперь вперемежку с Философом его стали дразнить новым прозвищем. Но когда хотели сделать ему особенно больно, называли просто - 'сын дезертира'.
В учебе Артём преуспевал, но никогда не помогал отстающим. Скатать у него контрольную было невозможно - хотя он и не прикрывал рукой работу, но мог громогласно, так, чтобы услышала учительница, отчитать осмелившегося заглянуть к нему в тетрадку соседа по парте.
Одноклассники сторонились Артёма, а Марат и Славик, самые крепкие и задиристые, проявляли по отношению к нему открытую враждебность и агрессивность. Они всячески унижали его, натравливали на него других. В последний раз на Артёма восстала почти вся мальчишеская половина класса...
Поняв, что рискует превратиться из 'белой вороны' в изгоя, Артём инстинктивно стал вырабатывать собственную тактику выживания. Будучи наблюдательным от природы, он давно уже заметил, что пацаны с особым уважением, примешанным, конечно же, со страхом, относятся к тем, кто систематически притесняет других физически и морально. Именно таким способом Артём решил завоевать себе авторитет, выбрав для начала в качестве жертвы тщедушного безответного паренька - 'последнего атамана' в своеобразной мальчишеской иерархии.
Глава 3
Раннее майское солнце нежно улыбалось сквозь лёгкую дымку облаков. На улицах шумно проснувшегося города деловито щебетали воробьи, суетливо перепрыгивая в поисках случайной пищи с места на место. Они путались под ногами спешащих в школу и похожих на них своей непоседливостью ребятишек, кажется, вовсе не замечая их. Но как только кто-то из мальчишек нагибался, чтобы попытаться поймать птичку или бросал в неё камушек, та проворно перелетала на новое, более безопасное место...
Артём был хмур. Царящее вокруг оживление вовсе не занимало его. Он шёл быстрой и несвойственной ему решительной походкой, сжимая на правом боку сумку со школьными принадлежностями. Напряжённая складка у переносицы и сомкнутые челюсти выдавали серьёзность его намерений.
Артём минул широкий холл с белокаменными колоннами и вошёл в пустой пока класс. Он спрятал сумку в парту, вышел и огляделся. Надо было выбрать самое видное, лобное, так сказать, место, чтобы ничто не скрылось от взоров одноклассников и учеников из параллельных классов. Артём лелеял надежду, что Игорёк, будущая его жертва, придёт позже других. Он живо представлял, какой эффект произведёт его выходка, и как изумятся все, в особенности его обидчики. Артём встал в тени массивной колонны и стал наблюдать за входящими.
До начала первого урока оставалось ещё с четверть часа. Холл постепенно оживлялся: ученики младших классов входили, а вернее, влетали в двери шумно и суетливо. На ходу бросая сумки на парты, а то и прямо на пол, они тут же выбегали во двор школы порезвиться до звонка на урок.
Артём терпеливо выжидал свою жертву, напрягая зрение, чтобы не пропустить её в ватаге однообразно одетых школьников. Вот вошли вожаки - Марат и Славик. Оба крупные, большеголовые, правда, один - белобрысый, другой - чёрный. Два этих двоечника всегда держались вместе и наводили страх не только на одноклассников, но и на учеников параллельных классов. Это Марат натравил толпу на Артёма на задворке у школьной мастерской. 'Ничего, когда-нибудь расквитаюсь и с вами, - Артём сжал кулаки. - Сегодня каждый из вас сильнее меня, но завтра я раздавлю вас скопом, как вшей'.
Наконец за пару минут до звонка на урок в холл вошёл хиленький Игорёк в огромных очках, с трудом неся на спине тяжёлый ранец. У Артёма внутри всё затрепетало от волнения и страха. Но эти предательские чувства пересиливало какое-то восторженное ожидание победы - теперь он не жертва, а охотник!..
Артём отделился от колонны, подкрался сзади к ничего не подозревавшему мальчишке, схватил его за шиворот и повалил на пол. Сев жертве на грудь, он сжал обеими руками ей горло. Раздался чей-то удивлённо-испуганный крик. Все вокруг застыли, словно стараясь осмыслить происходящее. Никто, кажется, не слышал даже требовательного звонка на урок.
Игорёк не сопротивлялся, безвольно распластавшись на полу. Из его горла вырывался сдавленный хрип вперемежку с каким-то жалким свистом.
- Назови меня папой - отпущу! - зло прорычал Артём, немного разжав руки на горле у одноклассника, чтобы дать ему говорить. - Скажи: батюшка, сжалься надо мной!
Но Игорёк уже был в обмороке.
Выйдя из оцепенения, школьники стали вырывать у Артёма жертву. Но тот, вконец озверев, стал беспорядочно колотить мальчишку в лицо, шею, грудь. Он бессознательно вымещал все накопившиеся обиды на совершенно безвинном по отношению к нему человеке, никогда не принимавшем участия в групповых издевательствах над ним. Единственная вина Игорька была в том, что он был слабее всех...
Отрезвление пришло лишь с пронзительным криком одной из девчонок: 'Нина Сергеевна идёт!'
Глава 4
Артёма едва не выгнали из школы. Когда белая от страха учительница повела его к директору, тот - грузный, лысый и эмоциональный мужчина - рвал и метал, едва удерживая себя от соблазна ударить зарвавшегося школьника.
- Зачем ты душил его, негодник?! Что он тебе сделал?! Объясни мне свой гнусный поступок! - орал директор, схватив Артёма за воротничок.
Мальчик стоял, потупив голову и стиснув зубы. Что было ему сказать? Поймут ли его? Ни директор, ни учителя не знали о постоянных издевательствах одноклассников над ним, а Артём считал постыдным рассказывать об этом кому бы то ни было, даже матери. Да и сам он вряд ли смог бы толком объяснить мотивы своих действий.
- За ним глаз да глаз нужен - этот человечек крайне опасен! - директор никак не успокаивался, тряся Артёма. - На вид - словно Богом обиженный, а на самом деле пальца ему в рот не клади... Не будь сиротой, вышвырнул бы из школы...
После инцидента Артёма взяли на учёт в отделе по делам несовершеннолетних городской милиции. Раз в неделю к нему домой приходил участковый с толстой папкой под мышкой - проводить профилактические беседы. Это был высокий лейтенант с изъеденным оспой лицом. С полчаса он нудно читал статьи из уголовного кодекса, разъясняя, чем чревато нарушение закона. В паузах между чтением он назидательным тоном вставлял своё, типа: 'Ну и поколение нынче пошло! А ведь все беды от непослушания взрослых...' Или же: 'Закон - страшная сила, братец. Дружи с ним и никогда не иди против: сломает, как соломинку'.
Потом он пил чай с вареньем, который неизменно подавала мать, и, раздобрев, дружески хлопал перед уходом Артёма по плечу.
- Ничего, не всё ещё потеряно. Мы сделаем из тебя настоящего мужчину, - говорил он что-то наподобие этого, заговорщически подмигивая своему подопечному.
Мальчик инстинктивно боялся и недолюбливал участкового - от него исходили грубая сила и непонятная угроза. Артём чувствовал фальшь в его словах и позах. Особенно его раздражало то, как милиционер держал чашку с чаем - подчеркнуто отставляя мизинец (по всей видимости, он считал это хорошей манерой).
После ухода участкового мать беззвучно плакала. 'Людям в глаза смотреть стыдно. Был бы у тебя отец толковый - не рос бы таким непутёвым. Лучше бы он погиб на фронте, тогда хоть уважали бы', - тихо причитала она.
Тем временем в классе Артёма уже не трогали. То, что им занялась милиция, окружило мальчика неким таинственным ореолом. Если раньше Артём был всего лишь 'белой вороной', то теперь он стоял как-то особняком. Лишь Марат и Славик по-прежнему смотрели на него свысока, но теперь редко когда задевали его.
Сам Артём начал некий тайный эксперимент над собой. Во время летних каникул он упросил мать купить гантели и эспандер, старательно упражнялся с ними по несколько часов в день. Результаты не заставили долго ждать себя - Артём менялся на глазах: подтянулся, нарастил мускулы, которые выставлял напоказ при всяком удобном случае. Появился и форс. Теперь на уроках физкультуры он мог позволить себе позлорадствовать над теми, кого опережал в беге или перепрыгивал. Полусознательно, полуинстинктивно мальчик выработал для себя следующее жизненное кредо: покорно снеси пощечину от тех, кто явно сильнее, но не прощай, а лишь отступи и выжидай своего часа - случай отплатить той же монетой непременно представится; к тем же, кто слабее, не проявляй снисхождения и подчеркивай каждый раз, каждую минуту и каждый миг своё превосходство.
В классе он вскоре выбился в середняки и уже стучался в дверь к 'атаманам'...
Только одно Артём никак не мог преодолеть в себе - болезненной робости перед противоположным полом. Даже потом, в старших классах, сядет бывало на школьных вечеринках где-нибудь в углу, не танцует, не веселится, наблюдая с тайной завистью за раскованными и развязными одноклассниками. 'Куда деть свои руки, как двигать туловищем и ногами, чтобы это не выглядело комично, чтобы не стать посмешищем', - эта проблема донимала Артёма.
Если же кто-либо из девчонок ненароком пытался разговорить его, то он помимо воли ещё больше замыкался в себе, чувствуя, как весь наливается какой-то свинцовой тяжестью, сковывающей все движения, делающей его крайне неловким и неуклюжим. Тогда Артём боялся шевельнуться, чтобы вдруг не опрокинуть стакан с соком или кофе. Пару раз его безуспешно приглашали на 'белый танец'. 'Ты слишком положительный, Артём, а это - неинтересно', - не без иронии говорили девчонки.
По возвращении домой Артём запирался в своей комнате и, включив музыку, танцевал. Он чувствовал, что получается не хуже, чем у многих из одноклассников. Но на следующий день всё повторялось: он краснел, когда вынужден был спросить что-то у одноклассниц, презирал себя за это, но был бессилен сделать с собой что-нибудь...
Порой Артём тихо влюблялся, однако держал своё чувство в себе, боясь, как бы кто не узнал об этом. И если кто-то из ребят ненароком отзывался о предмете его любви плохо или, наоборот, с симпатией и интересом, то он также тихо, но всерьёз обижался на него...
Глава 5
Мальчишеское ехидство - вещь жестокая и коварная...
Однажды на большой перемене Славик, скривив губы в злой ухмылке, издевательски бросил при всех Артёму в лицо:
- Что, этот мент всё ещё ходит к твоей матери?
- Он ко мне ходит, а не... - взрыв убийственного мальчишеского хохота прервал Артёма на полуслове.
Тут до него дошёл подлинный смысл слов одноклассника. Артём стоял как громом поражённый. Во всём его облике, в позе с растерянно раскрытыми ладонями безвольно повисших рук стоял немой вопрос... Когда ему было годика четыре, он придумал для себя такую игру: прикроет ладонями глаза и внушит себе, что спрятался от всех и никто не видит его, так как сам не видит других. Теперь Артёму хотелось сделать то же самое, чтобы не видеть бессмысленно-весёлые и одновременно жестокие лица одноклашек, чтобы никто не был свидетелем его замешательства.
Во время урока в памяти невольно всплывали подробности последних визитов участкового. Не раз после обычных назиданий и нравоучений его отправляли погулять во двор. Артём тогда был уверен, что, оставшись наедине, взрослые всё ещё говорят о нём и его проступке, ломая головы над тем, как наставить его на правильный путь. Его даже не насторожило то, что, придя однажды со школы раньше обычного, нашёл дверь запертой. Он постучал кулаком, затем потянулся к кнопке звонка. Никто не откликался, и Артём уже спускался во двор, когда дверь отворилась.
- Ой... а мы тут заговорились, сынок, - механически, нервным движением мать поправляла причёску. - Что ж ты так рано?.. Учительница заболела?.. Случилось что?.. - она задавала один вопрос за другим, стараясь скрыть своё волнение, на которое, впрочем, Артём тогда и не обратил внимания.
В комнате сидел участковый с красным рябым лицом.
- Вот... дядя Карен хочет устроить тебя в секцию по баскетболу... Зашёл узнать наше мнение... - как-то сбивчиво объясняла мать.
Теперь Артём догадался, почему тогда на столе в гостиной отсутствовала толстая кожаная папка, которую милиционер в обычные свои, 'официальные' визиты неизменно приносил с собой. И почему в самом участковом что-то было не таким, как раньше, и выглядел он скорее провинившимся мальчишкой, а не блюстителем порядка...
Придя со школы, Артём бросил сумку на диван и крикнул матери на кухню:
- Вырасту - стану милиционером и буду делать всё, что захочу.
Мать отложила посуду и подошла к нему. На Артёме не было лица.
- Что с тобой, сынок? Ты нездоров?.. - мать хотела приложить тыльную сторону ладони ко лбу Артёма, но тот резко отвёл её руку.
- Почему именно мой папа должен был бежать?.. Он был слабее и трусливее других?.. - спросил Артём, не глядя в сторону матери.
Она старалась не выдать своего волнения.
- Не все рождаются героями, сынок.
- А милиционер твой - герой? - наконец Артём взглянул, а точнее, вцепился взглядом в мать.
Та вдруг вся съёжилась и в бессилии опустилась на диван... Она, несомненно, знала о кривотолках, связанных с посещениями участкового. Но к такой реакции со стороны маленького Артёма не была готова.
- Что-то не узнаю тебя, сынок... А ну-ка, присядь, поговорим.
Артём бросил матери ещё что-то гневное и ушёл к себе, хлопнув дверью. Он чувствовал щемящее одиночество. Там, где немного раньше было родное, единственно родное существо, образовалась некая гнетущая пустота. 'Теперь у меня нет и матери', - он упал ничком на свою кровать, стиснув подушку.
У женщины всё плыло перед глазами. Да, у неё была связь с участковым, но она до сих пор удивлялась, как всё это получилось. Что было это? Сдерживаемый долгие годы женский инстинкт, разорвавший вмиг свои узы, или же подсознательное стремление найти хоть какую-то опору для себя и ребёнка?..
Участковому было давно уже за тридцать, однако он всё ещё ходил в холостяках. Однажды, отправив Артёма в соседнюю комнату за дневником, он взял дрожащую ладонь женщины в свою холодную руку и заглянул ей в глаза. Арине, матери Артёма, не понравился этот взгляд - в нечистых, отливающихся желтизной глазах было одновременно что-то требовательное и жалкое, нищенски-просительное. Карен вполголоса жаловался на своё одиночество, холод в душе, и ей казалось, что если откажет, то этот большой мужчина заплачет, как ребёнок. Она испугалась, но ещё больше пожалела его. Однако это противоречивое, примешанное с гадливостью чувство стало началом той непродолжительной связи, о которой сейчас Арина вспоминала с глубоким стыдом.
Участкового вскоре перевели на другую работу, и он навсегда исчез из жизни этой несчастной женщины.
Глава 6
Уже в шестом классе у Артёма появилось навязчивое желание стать юристом. Своим пытливым умом Артём пришёл к выводу, что, имея статус юриста, можно распоряжаться Правом так, как заблагорассудится, что можно совершать всякие правонарушения и даже самые гнусные преступления, формально не переступая черты закона, что Право всегда оставляет в себе нишу для безнаказанности - просто нужно уметь искусно пользоваться им. Живым тому примером был рябой милиционер, образ которого преследовал Артёма всё его детство и отрочество. Кто мог предъявить формальное обвинение в аморальности этому скользкому типу, который по роду своей деятельности и профессиональному долгу обязан был удерживать людей от неверного шага и наставлять их на правильный путь... И не удивительно, что где-то на задворках сознания Артём держал в качестве запасного варианта и карьеру человека в погонах, пусть и милиционера. Причем, в погонах с большими звёздочками, потому что, чем больше размер звёздочек (Артём знал по циничным разговорам взрослых), тем больше они защищены Законом и тем безнаказанней они могут нарушать его.
В восьмом классе Артём стал исподволь готовить себя к поступлению на юридический факультет. Школьный курс по правоведению явно не удовлетворял его, и Артём тайком от одноклассников ходил в городскую библиотеку читать энциклопедии и специальную литературу по юриспруденции.
Порой он позировал перед большим зеркалом у себя в комнате, изображая судью. Артём читал воображаемому подсудимому обвинительную речь, вырабатывая внушительный голос и дикцию. 'Я поставлю себе на службу карающий меч закона. Вот тогда буду решать вопросы!.. Вот когда кое-кому придётся несладко!' - убеждал он себя.
Наконец подоспели выпускные школьные экзамены. Артём сдал их на 'хорошо'. Вручая ему аттестат зрелости, директор, успевший изрядно постареть, но не позабывший эксцентричной мальчишеской выходки Артёма, спросил, не скрывая недоброжелательности:
- Кем собираетесь стать, молодой человек?
- Юристом! - без тени сомнения ответил Артём.
- Ба!.. - удивление директора было неподдельным. - Не слишком ли вы высокого мнения о себе?.. Что ж, удачи...
Глава 7
И удача не отвернулась - Артём поступил! К тому же не в своём городишке, а в большой столице - в госуниверситет!
Правда, не всё шло гладко, и ему пришлось изрядно переволноваться. С самого начала многие вообще отговаривали ехать - 'куда, мол, со свиным рылом да в калашный ряд: тамошние 'тузы' давно уже все места для своих детей забили'.
Артём поехал, несмотря на уговоры, впрочем, мало веря в свои шансы. Сдав первые два экзамена по специальности на 'удовлетворительно', он чуть не провалился на сочинении. Выбрав свободную тему 'Моя милиция меня бережёт', Артём слишком утрированно расписал миссию представителя правоохранительных органов в обществе. Вначале он стал рисовать патетичный образ героя-красавца, готового в одиночку ринуться в бой с организованной преступностью. Но в тот момент, когда нужно было перейти к действию и показать своего героя в деле, Артём неожиданно стал разоблачать его - 'мента', 'взяточника', 'труса', 'прелюбодея'...
Старый профессор с огромными очками, лезущими на низкий лоб, нудно выражал недовольство, приправляя свою речь едкими нравоучениями:
- Логика, конечно, интересная и изложение пикантное, но в целом ваш опус ни в какие ворота не лезет... К тому же всё это страшно неграмотно. Я имею в виду неграмотность, а если точнее, невежество с профессиональной точки зрения, неверность жизненной позиции, с которой вы смотрите на вещи. Короче говоря, вы - циник, молодой человек. Циник чистейшей воды - хотите и рыбку съесть и на кол не сесть! Вы не понимаете правды жизни, и с такими взглядами вам нет места среди юристов, - под конец профессор почти насмехался над незадачливым абитуриентом. - И всё же мне жаль вас с вашей порочной философией - по крайней мере вы были искренни. Берите вашу вымученную 'тройку' и благодарите Бога, что я сегодня добрый... Но знайте, по конкурсу вы наверняка не пройдёте.
Не дожидаясь объявления окончательных результатов, Артём вернулся домой, как казалось ему, на щите и без меча. Он уже перестал мечтать о поступлении, будучи уверенным, что сорвётся по конкурсу...
Третий день юноша не выходил из своей комнаты. На душе было муторно. Перед мысленным взором вереницей проходили все обиды школьной поры, доставляя новую боль и досаду. 'Я не такой, как все, - он словно делал для себя открытие каждый раз, когда на него нападала хандра. - Почему у других всё получается легко и естественно? Что знают они такого, чего не знаю я?.. Когда кончатся все эти назидания и наставления на путь истины, которые лишь вводят в заблуждение и ещё больше запутывают?!'
Сейчас, как и когда-то в школе, Артём не мог понять, почему, говоря правду, во всяком случае, ту, в которой сам лично был убеждён, неизменно становился предметом насмешек и издевательств. 'Выходит, обществу, и не только детям, но и взрослым, правда не нужна?' - он вновь ощущал себя 'белой вороной', и безысходность, словно яд, медленно парализовывала его мысли и чувства.
Ко всему прочему, Артём был подавлен перспективой военной службы - нескончаемой, в его понимании, череды унижений и притеснений. Он предощущал гнетущую атмосферу унылой в своём однообразии казармы с назойливо-дотошным старшиной, озверевшими под конец службы 'дедами'...
Но судьба распорядилась по-иному, подкинув Артёму счастливый билет.
Глава 8
Не веря в Бога (как малыш не подозревает о существовании, пусть и в прошлом, своего прадеда, так зачастую и взрослый человек не догадывается о существовании Бога), Артём искренне верил в Случай, который иной раз неожиданно улыбался ему. Вот и теперь фортуна вдруг оказалась на его стороне - Артёма приняли в университет: среди почти десятка набравших равное количество баллов предпочтение отдали ему как единственному абитуриенту 'из провинции'.
Какое-то восторженное и вместе с тем боязливое чувство - чувство ожидания чего-то незнакомого, доселе им не изведанного, охватило Артёма, когда его, едва сошедшего с автобуса с огромным старомодным чемоданом и стопкой не поместившихся в нём книг, окатила мощная волна жизни большого города.
Узковатые панели улиц кишели людьми. Словно муравьи в большом муравейнике, горожане сходились лицом к лицу, иногда сталкивались друг с другом, но молча, словно не замечая визави, обходили друг друга. Каждый был занят собой, своими заботами и проблемами, обращая внимание на других постольку, поскольку это ему было необходимо.
Безразличие людей и полное отсутствие знакомых не пугало Артёма. Наоборот, это освобождало от пут множества условностей, характерных для маленького города - никто не лез в душу, не приставал с советами и просьбами, настырно не приглашал сходить с ним куда-нибудь. Артём предпочитал оставаться незамеченным, растворившись в толпе, не ждал и не желал помощи от кого-либо, лишь бы не мешали. Он направился к невзрачному частному домику неподалеку от университета, где останавливался во время вступительных экзаменов. Комната, которую Артём снял, поражала своей убогостью. Она была карикатурна: три на два метра прогнившего пола с щелями, куда спокойно можно просунуть палец, голая железная кровать, стул, развалившаяся тумбочка с хламом внутри, оставшимся от прежних съёмщиков, потрескавшаяся от сырости грубая штукатурка стен, местами покрытых плесенью. Фанерный потолок почти касался макушки головы Артёма, а дверь не запиралась - на ней и вовсе не было замка. Тем не менее другого выбора у новоиспечённого студента практически не было: через два дня начинались занятия и нужно было срочно обзавестись хотя бы временной крышей над головой.
Хозяйку, сгорбившуюся под тяжестью лет маленькую старушку с живописно крупным носом, Артём подкупил своей солидностью и 'взрослостью суждений'. В обед она принесла ему жареный куриный окорок и маленькую банку варенья.
- А ты, я вижу, уже устроился: вещи разложил и даже прибрался, - кряхтя и жалуясь на свою немощь, говорила она, заглядывая совсем не вяжущимися с её дряхлостью живыми глазами в каждый уголок, словно искала там кого-то.
Она похвалила Артёма за аккуратность и вдруг неожиданно произнесла:
- Надеюсь, молодой человек, женщин домой приводить не будешь.
Артём даже покраснел от смущения и не нашёлся, что ответить.
- Я никогда не сдаю комнату девицам - пусть лучше она пустует. Все беды в этом мире исходят от женщин, - старушка тяжело повернула голову, плутовато посмотрев на Артёма снизу вверх.
Артёму показалось, что она даже подмигнула ему.
- Если хочешь добиться чего-либо в жизни, обходи этих тварей стороной. Завлекут тебя всяческими хитростями в свои сети, век не выпутаешься.
Слова старушки-женоненавистки долго не давали Артёму заснуть - он был в том возрасте, когда простое слово могло окрылить или, наоборот, сразить наповал. Не ведая того, это, давно уже изжившее свой пол и потому, наверное, ополчившееся на женщин существо, задело юношу за самое больное место. Артём никогда не пользовался успехом у противоположного пола. Назвать его красивым и даже просто симпатичным было нельзя - он принадлежал к тому типу людей, черты лица которых с первого раза не запоминаются. Он был не красив и не уродлив, однако казалось, что на лице у него чего-то не хватает. Главное - у него не было выразительного взгляда, более того, глаза немного блуждали, как у подвыпившего.
Между тем венцом желаний Артёма (он стеснялся признаться в этом самому себе) было познание женщины, которая незримо присутствовала во всех его юношеских грёзах. В свои восемнадцать он никогда не целовал девушку, никогда не дружил с ней и стыдился этого, а ещё больше боялся, что кто-то узнает об этом.
Артёму казалось, что познание женщины произведёт революцию в его жизни, возведя в новое качество, без которого невозможны полноценное мировосприятие и верная ориентация в различных ситуациях, перипетиях жизни. Он был уверен, что тогда всё будет выдавать его - твёрдый взгляд, особый тембр голоса, новые, более солидные манеры... Вместе с тем Артём был серьёзно озабочен отсутствием близкой перспективы сближения с противоположным полом. Делу, как мы уже знаем, мешала его природная, почти патологическая стеснительность. Артём опасался, что этот недостаток серьёзно навредит ему в жизни, помешает занять достойное место в обществе, продвигаться по служебной лестнице. И он поклялся себе во что бы то ни стало перебороть болезненный синдром...
Глава 9
По вечерам, лелея надежду на романтическое знакомство, Артём выходил гулять по городу. Особенно манила его площадь с поющими, переливающимися огнями фонтанами, где с наступлением сумерек собиралось много молодёжи. В основном это были влюблённые парочки или ловеласы-одиночки, жаждущие приключений. Артём не без волнения наблюдал, как тот или иной Дон Жуан непринуждённо подходил к совершенно незнакомой девушке и, отпуская фривольные шуточки, делал ей загадочные предложения. Нередко девушка принимала предложение своего случайного ухажёра, и новоиспеченная парочка садилась на скамейку у фонтана или углублялась в аллею...
В своём родном городке Артём был наслышан о вольных столичных нравах, однако многое в лёгких и откровенно фальшивых взаимоотношениях молодых людей удивляло и поражало его, одновременно вызывая какое-то тоскливо-завистливое чувство. Наблюдая происходящее, Артём негодовал на себя и своё неумение держаться легко и непринуждённо - сидящий в нём комплекс, словно лезвие гильотины, разом отсекал волю, когда он, мучимый неодолимым желанием познакомиться, сблизиться с кем-то, уже готовился сделать шаг.
Пока Артём копался в себе, проклиная себя за слабость и нерешительность, мимо прошла парочка. Впрочем, назвать их парой можно было лишь с натяжкой, так как по всему было видно, что Он и Она только знакомятся. Высокий, худой парень в цветастом летнем пиджачке шептал что-то на ушко стройной, по моде коротко подстриженной девушке. На её раскрасневшемся лице было изображено лёгкое негодование. Смущённая смелостью своего ухажёра, она периодически одёргивала свою маленькую красивую головку, но обозначающиеся то и дело ямки на щеках говорили о том, что комплименты парня ей нравятся. Перед тем, как свернуть в аллею, парень приобнял девушку за талию... От этого Артёма словно ударило током: 'Вот так - легко и красиво... А почему не я, чем я хуже?..'
Анализируя после увиденное, Артём пришёл к злому, но успокаивающему его заключению: 'Женщины - кокетливые, слабые и распутные по своей природе существа. Просто нужно подобрать к ним соответствующий ключик, сыграть на нужных струнках души. Тогда перед тобой откроется ларчик со всеми спрятанными там сокровищами...'
Глава 10
Вскоре Артёму вручили студенческий билет. Началась бесконечная канитель лекций и семинаров. Десяток доцентов и профессоров и даже один известный чуть ли не на весь мир академик разом навалились на новоиспечённых студентов, давя их: кто - своими необъятными познаниями, кто - требовательностью и придирками, а кто - просто своим авторитетом.
На курсе обучалось около 40 человек. В основном это были молодые люди из респектабельных семей госчиновников и преуспевающих предпринимателей. Таких 'случайных', как Артём, было раз-два и обчёлся. Однако строгие преподаватели не делали поблажек никому. Артёму приходилось часами просиживать в читальном зале, чтобы не садиться в лужу на семинарах. 'В чём же прелесть студенческой жизни, о которой твердят студенты со стажем?' - недоумевал Артём.
Первым из сокурсников, с кем Артём сошёлся близко, был высокий, атлетического сложения юноша с крайне уродливым лицом. Едва завидев его в аудитории и ещё не зная настоящего имени парня, студенты прозвали его Квазимодо. Особым умом он не блистал, но был начитан и имел хорошо подвешенный язык. Не утруждая себя записыванием лекций, Квазимодо, которого на самом деле звали Геворком, пользуясь не совсем аккуратными конспектами Артёма, очень активно проявлял себя на семинарах.
Геворк весь дышал какой-то грубой, животной энергией, переливающейся через край. Он успевал всюду, принимал активное участие во всех студенческих затеях и мероприятиях.
- Страшно даже подумать, как мало времени отпущено человеку. С того самого момента, когда мы появляемся на свет, жизнь наша, словно песок в песочных часах, неумолимо идёт на убыль - рассчитана каждая минута, каждый миг. И никто не в силах перевернуть эти часы обратно. Поэтому нужно спешить жить...
Всё это Геворк говорил с каким-то страстным, отчаянным негодованием. В такие минуты на него страшно было смотреть: некрасивое, непропорциональное лицо его вытягивалось, нижняя челюсть неестественно выдавалась вперёд, вследствие чего одна губа его кривого рта, в уголках которого всё время пенилось, наезжала на вторую, глаза же, окутанные паутиной красных прожилок, казалось, вот-вот вылезут из орбит...
Словно не замечая собственного уродства, Геворк всё время рассказывал о своих победах над прекрасным полом. Однако эта его навязчивая привычка на первых порах не тяготила Артёма. Наоборот, он слушал своего приятеля-ловеласа с затаённым интересом. Про себя же думал: 'Чего же не достает мне - те же руки и ноги, та же голова на плечах, а черты лица гораздо эстетичнее?.. Он что, из другого теста?'
- У тебя нет 'движения', а девчонки любят активных и дерзких, - словно отвечая ему, воодушевлённо говорил Геворк, косясь одним выпученным глазом. - С ними не стоит цацкаться - к чёрту всякие церемонии! Для начала выбирай самых некрасивых - те податливей... Сделал небольшой подарок, вроде букета цветов или флакона духов, и вперёд - смело требуй взамен любви!.. Если хочешь взнуздать женщину и отучить её брыкаться, скорей ложись с ней в постель и попытайся найти её самую эрогенную зону: у кого-то это - грудь, у кого-то - живот или подмышки, а у кого-то - подошва ноги. Бери её языком - в прямом и переносном смысле. Женщины любят ушами, но ещё больше любят, когда их лижут. Главное - не брезговать...
Геворк вдруг отогнул ворот сорочки и показал большое лиловое пятно.
- Посмотри, никак не отойдёт! - сказал он, многозначительно посмотрев на Артёма.
Он уверял, что это след от страстного поцелуя, несколько дней подряд показывал синяк однокурсникам и знакомым студентам из других курсов до тех пор, пока тот наконец не исчез.
'Как можно любить такого, да ещё с таким жаром? - искренне удивлялся Артём. - Задавался ли он вообще когда-нибудь вопросом - что думает о нём партнёр, приятен ли он или вызывает отвращение? Или всё ему до лампочки?'
Сам Геворк, конечно же, в полной мере осознающий своё уродство, тем не менее без тени иронии и на полном серьёзе говорил:
- Эх, вот раскрутился бы, будь у меня товарный вид!.. Но лучше быть колоритным уродом, чем пресным и вялым красавцем. Есть у меня на филфаке знакомый - он почти единственный на курсе самец среди восьмидесяти девиц. Но до сих пор ни одну не 'заклеил'... Представляешь?! Будь я на его месте, каждый день по одной домой бы водил...
Принимая по своей неопытности россказни сокурсника за чистую монету, Артём не догадывался, что Геворк очень часто шёл на всевозможные хитрости и унижения, чтобы 'уломать' девиц, а когда добивался своего - бахвалился этим, явно приукрашивая свои приключения и отпуская многие обидные для себя подробности. Тем самым он подавлял в себе комплекс, связанный с внешним уродством.
Глава 11
Хотя в глубине души Артём и завидовал своему ушлому товарищу, надоедливые наставления последнего задевали его самолюбие. Он всё ждал с ужасом, что Геворк вот-вот спросит его - а бывал ли он вообще с женщиной? Но тот не делал этого, видимо, и не подозревая по своей испорченности, что в таком возрасте можно быть девственником.
После общения с Геворком Артём чувствовал себя ещё более беспомощным, всё явственнее ощущая магическую силу женского начала над собой, патологическую зависимость от него и даже страх. При случайном разговоре с женщиной он весь мялся, скукоживался, как это бывало в школьную пору...
Было очевидно, что подобная асимметричная дружба между Артёмом и Геворком долго длиться не могла. И повод для разрыва недолго заставил себя ждать.
- Проснись, не спи как в ухе у верблюда! Возьми движение в свои руки, назначай свидание сразу нескольким девицам - одна из них непременно придёт, - как всегда горячо и вычурно поучал Геворк Артёма, но вдруг осёкся и, призадумавшись, воскликнул:
- Слушай, идея! Могу я иногда пользоваться твоей хатой?
Артём не сразу понял, о чём речь. А когда до него дошло, пробурчал что-то невнятное, что Геворк принял за 'да'.
- Договорились! В случае чего идём к тебе. И как я раньше не догадался?!
Вечером третьего дня Геворк действительно привёл на 'хату' к Артёму девицу. Всё в ней выдавало дешёвую уличную проститутку - низенькая, с короткими, толстоватыми ножками, неопрятная и развязная. Первое, что спросила девица, даже не поздоровавшись с Артёмом, было: 'Где находится та грустная комната?'
Геворк с видом знатока 'перевёл' опешившему Артёму её иносказательную речь:
- Ей в туалет приспичило.
Затем отпустил сальную шутку, от чего девица разразилась глухим смехом, перемежающимся с кашлем.
Артём вышел, оставив их одних. Сев поодаль на скамейке, он с волнением прислушивался к шорохам и едва внятным звукам, доносящимся с той стороны двери. Минут двадцать спустя Геворк вышел. Из одежды на нём были только штаны, держащиеся на одной тесьме подтяжек, по-пижонски перекинутой через голое плечо. Другая тесьма безвольно свисала. Лениво потянувшись, Геворк процедил сквозь жёлтые, испорченные табачным дымом зубы:
- Хочешь сам?
Артём промямлил что-то.
- Ты что схиму принял? Не будь растяпой, сейчас я договорюсь за тебя...
Артём попробовал остановить его, но тот стряхнул его руку со своего могучего плеча и скрылся за дверью.
Вскоре Геворк появился и почему-то торжественно заявил:
- Ни в какую, зараза! Устала, говорит...
Потом прошептал Артёму на ухо:
- Да и не в обиду тебе будет сказано, всем подряд не отдаётся. За кого, говорит, принимаете меня? Признаюсь, сам еле уломал!
На самом деле Геворк насчёт Артёма с девицей и не говорил. Вся эта комедия была разыграна им с целью подчеркнуть своё превосходство над товарищем и в расчёте на то, что тот расскажет сокурсникам и знакомым об очередной его победе.
Впоследствии Геворк несколько раз возвращался к этому фальшивому эпизоду с отказом девицы, с напускным сочувствием советуя Артёму не отчаиваться...
- Все они такие стервы! Общаясь с ними, нужно держать в одной руке пряник, а в другой - кнут. Причём один пряник должен чередоваться с двумя ударами кнута... А ты у нас мягкий, потому и не получается.
Узнав, что о 'неудаче' товарища Геворк рассказал и сокурсникам, Артём молча отошёл от него.
Но обида и боль от посыпанной на открытую рану соли долго ещё преследовали его.
Глава 12
Тем временем подоспела первая экзаменационная сессия. Артём успешно сдал зачёты и два экзамена - по истории и теории права. Домой он не поехал, решив в короткие каникулы отойти от экзаменационной лихорадки, хорошенько отоспаться, расслабиться. Позвонил матери, попросив выслать до стипендии немного денег.
По вечерам Артём направлялся в ближайший бар, заказывал большую кружку пива и пару пирожков с мясной или картофельной начинкой. Пил он медленно, смакуя каждый глоток. По мере поглощения пива какое-то удовлетворение и во многом ещё не понятная радость росли в нём, словно на дрожжах, переполняя душу. Всё кругом, казалось, улыбалось ему, и он искренне удивлялся, как ещё минуту назад можно было огорчаться по различным пустякам и не наслаждаться вовсю жизнью. Окружающие были ему симпатичны: и усатый бармен за прилавком, и не в меру накрашенная и грубоватая официантка, которая теперь казалась ему верхом вежливости и предупредительности, и даже оба обросших и шумных, вечно вдрызг пьяных мужика-завсегдатая в углу бара. 'Что мне до них, пусть шумят и матерятся, раз им так хочется. Главное - я счастлив, и они не мешают и не могут помешать моему счастью...'
Каникулярная неделя пролетела незаметно. Завтра снова начиналась канитель лекций и семинарских занятий. Последним днём свободы Артём решил воспользоваться сполна. Когда он опорожнил второй бокал, официантка подошла и уставилась на него с выжидательной, хитроватой улыбкой. Она показалась уже достаточно пьяному Артёму не только привлекательной, но и доступной. Он решил немного пококетничать с ней, перебирая в памяти все подхваченные во время вечерних прогулок по городу обрывки фраз влюблённых пар. Но ничего подходящего на ум не приходило, и он заказал ещё одну кружку пива, надеясь, что она, наконец, развяжет ему язык.
'Сегодня непременно что-то должно произойти, - внушал он себе, с томленьем глядя на пышный, туго обхваченный форменным халатом бюст официантки. - Идея завоевать мир у Гитлера и его сообщников возникла именно в пивной. У меня амбиции поскромнее... Хотя, говорят, завоевать женщину порой сложнее, чем целый мир...' - чтобы не отрезветь, Артём отогнал от себя мысль о том, что в действительности обе эти задачи для него почти в одинаковой степени труднорешимы.
И именно сегодня он решил наконец близко познакомиться с женщиной.
Глава 13
Артём рассчитался, выложив почти весь остаток своих скудных сбережений. Выходя, он бросил многозначительный взгляд на официантку, с которой так и не разговорился.
Природа уже дышала весной, обаянию которой мягкая и бесснежная зима легко и охотно поддавалась. Воздух был не по-февральски тёплым и ласковым. Артём перешёл улицу и ступил на аллею, протянувшуюся по правую сторону станции метро 'Молодёжная'.
Из рассказов Геворка он знал, что по вечерам здесь промышляют девицы лёгкого поведения. Но Артём не собирался тратиться на проститутку, пусть и совсем недорогую. К тому же он был в плену своих амбиций, и лёгкая добыча не прельщала его. Юноша жаждал борьбы и сопротивления, сломив которое навсегда утвердил бы внутреннюю свою власть над Женщиной. Три кружки поглощённого пива подбадривали его. Артём сел на скамью в глубине аллеи и стал высматривать свою будущую жертву.
Скучающая по настоящей весне и любви молодёжь прогуливалась по скверу - парами, небольшими группами и в одиночку. Были и совершающие моцион перед ужином пожилые люди, иные - с собакой, наверняка единственным другом угасающей жизни, другие - наедине с самим собой, своими воспоминаниями - живыми осколками безвозвратной молодости...
Вскоре показалась и первая девица лёгкого поведения. Ей, по-видимому, было лет тридцать. Старательно раскрашенное лицо начинало чахнуть, и никакая пудра не в силах была скрыть изрезавшие его вдоль и поперёк морщины. Джинсовая мини-юбка некрасиво обтягивала раздавшиеся бёдра. Она подошла к скамейке и, не говоря ни слова, села совсем вплотную к Артёму (словно там его и не было). Артём отодвинулся и удивлённо уставился на неё. Та заёрзала, помяла сумочку и не без жеманства, делающего её более неприятной и отталкивающей, спросила, который час. Артём неохотно ответил, после чего с минуту длилась неловкая пауза. Женщина явно не решалась прямо предложить себя. Она снова заёрзала на месте и вдруг стала вытаскивать из сумочки какие-то шмотки: шорты, тенниску, два-три вычурных сувенира.
- Не купите?..
Артём покачал головой, и та молча встала и удалилась, на ходу запихивая свой нехитрый скарб обратно в сумку.
Артём мысленно лепил ту, которую ждал - одинокую вальяжную женщину бальзаковского возраста, выделяющуюся в толпе. Окружённая дымкой таинственности, она медленно и грациозно проплывёт мимо, бросив на него взгляд своих волооких глаз. Артём уловит в этом мимолётном взгляде томление и тоску. Ей, безусловно порядочной женщине, вдруг стало невыносимо одиноко, и она вышла развеять свою тоску, в глубине души лелея (как и он сам) необычное, романтическое знакомство. Артём всё больше вживался в свою мечту и почти уже осязал её. Неистово-восторженное ожидание, поощряемое ещё не ослабевшим действием алкоголя, овладело им. Такое чувство бывает, наверное, у хищника, почуявшего близость добычи.
Вдруг у него бешено забилось сердце: та, которую он так страстно воображал, действительно появилась в начале аллеи.
Глава 14
Она направлялась в сторону небольшого кафе, притаившегося в тени роскошной плакучей ивы. Первое, что Артём невольно отметил для себя - изящно очерченную линию тонкой талии и гармонично развитых бёдер. Молодая женщина села за свободный столик и заказала что-то выросшему перед ней официанту. Понаблюдав немного и убедившись, что она никого не ждёт, Артём приказал себе: 'Вставай же! Действуй!'
Он встал и заставил себя сделать несколько шагов в сторону заветного столика. Откашлявшись, Артём попросил разрешения сесть на один из двух свободных стульев. Незнакомка едва наклонила голову, лишь краешком глаза посмотрев в его сторону.
Артём сел и стал изучать её профиль: невысокий, слегка напряжённый и немного выпуклый лоб, оттянутые кверху уголки больших карих глаз, нос с едва заметной горбинкой, нежные завитушки золотистых волос у миниатюрного ушка, пожалуй, чересчур тонкие, но чётко очерченные губы, чуть заостренный маленький подбородок, родинка на щеке. На всём этом лежала печать какой-то роковой скуки (во всяком случае, так показалось Артёму), что делало незнакомку загадочной и особо привлекательной. Ей можно было дать лет 28.
Официант принёс на серебряном подносе стакан оранжевого сока для женщины и уставился профессиональным взглядом на Артёма. Тот заказал кофе и стал придумывать первую фразу для знакомства.
- Скучаем? - Артём выдавил из себя нелепую по сути фразу, приложив немало усилий, чтобы она показалась естественной и непринуждённой.
Визави обернулась, посмотрев на него каким-то невидящим взглядом, словно куда-то мимо, и ответила лишь после второго вопроса:
- Вы, кажется, чем-то озабочены?
- С чего вы взяли, молодой человек? - голос её был сухим и надменным. - И какое вам вообще до этого дело?
- У вас кислое выражение лица, - Артём почему-то был уверен, что ведя себя развязно, грубо и фамильярно, сумеет если не завоевать симпатии женщины, то хотя бы внушить ей считаться с собой.
Однако та вздернула носик и отвернулась с миной негодования.
- Я, кажется, обидел вас?.. - отступать Артём не намеревался.
Не отвечая, женщина отпила сока и встала. Артём тоже встал и молча пошёл рядом с ней...
Глава 15
- Послушайте, молодой человек, вы ведёте себя как самый настоящий хам, - женщина остановилась, строго взглянув на него в упор.
- Я хочу познакомиться с вами. Меня зовут Вардан, - соврал Артём. - А вас?
- Да отстаньте же! Я не знакомлюсь на улице с кем попало! - гневно бросила она и пошла, ускорив шаг.
Однако это ещё больше подзадорило Артёма. Вся его робость и скованность словно улетучились.
- Не стройте из себя недотрогу - знаю я вашу породу! - Артём сам удивлялся собственной развязности.
Женщина презрительно фыркнула и свернула на людный проспект.
Артём не отставал. Он попытался взять её руку, та резко отмахнулась.
- Чего вы от меня хотите? - женщина снова остановилась. Голос её теперь дрожал. - Денег?.. Вот, сколько есть... - она достала из сумочки портмоне.
- Не притворяйтесь! Вы сами прекрасно понимаете, чего я хочу, - Артём заглянул ей в глаза, словно надеясь найти там что-нибудь обнадеживающее для себя. Если бы он был трезв, то прочёл бы в них страх, примешанный с чувством гадливости. И это, может, остудило бы его.
- Отстаньте, или я позову на помощь!
Артём оглянулся. Прохожие не обращали на них особого внимания. Поблизости не было видно и стражей порядка. К тому же уже смеркалось. Он ухватил её за локоть, но тактику решил сменить, подумав, что немного лести помогут делу.
- Да поймите же, наконец, что вы - моя мечта... Живое воплощение идеала той женщины, о которой я постоянно грежу. Я понял это, как только увидел вас. Вы словно возникли из ничего - такая невесомая и воздушная, превратив этот убогий сквер в настоящий Эдем... - Артём поражался своему красноречию: слова, казалось, сами выплывали из его рта, слагаясь в пышные фразы.
- Отпустите руку, мне больно!..
- Я разомкну свою ладонь только в том случае, если получу гарантию, что синичка моя не упорхнёт...
И тут произошло неожиданное - то, на что Артём почти уже не надеялся. Женщина наконец нормально ответила ему, пусть и на сей раз с упрёком, но упрёком уже иного рода - в нём не было враждебности, сейчас говорило уязвлённое женское самолюбие.
- Значит, всё-таки синичка? - на этот раз, показалось Артёму, она взглянула на него не без любопытства.
- Нет, нет, простите, я оговорился. Вы журавль!.. Вы лебедь моей мечты!..
Артём чувствовал, что внутри что-то стремительно растёт, приближаясь к критической черте, и что оно вот-вот лопнет, подобно шаровой молнии, высвободив накопившуюся разрушительную энергию.
- А вот и наш дом... Прощайте, молодой человек, - женщина снова попробовала высвободить руку.