Повезло Мишке в жизни. Всего, чего хотел, добился. К своим тридцати, имел два высших образования, уйму друзей приятелей, квартиру трехкомнатную, как музей обставленную. Короче говоря, сложилось все у челоовека. Семьей, правда, пока не обзавелся. А так как пришла пора задуматься и об узах семейных, то была у Мишки, по такому случаю, одна очень интересная особа на примете.
По выходным дням выбирался с приятелями на природу: коньяка попить, поболтать о том, о сем, или у кого на даче в баньку оздоровительную наведаться. А то со своей зазнобой театр посещал, какой-нибудь драматический, или в гости к кому наведывался
На работе Михаила Субботина любили и уважали, за профессионализм и доброту душевную, за безотказность и чувство юмора. Замечательный был просто человек. Выслушает, поможет, посоветует. Одинаково, на равных, общался, что с начальством, что с уборщицей.
Как-то шел он по коридору и повстречал техника издательского, Фадеевича.
--
Что грустный такой, Фадеич?
--
А! Здорово, Миша. Да понимаешь, Три дня тому, как тещу схоронил. Хорошая, скажу тебе, баба была. Поискать еще таких надо. Представляешь парадокс, любила меня безумно. Может даже поболе чем Любку, жену мою.
--
Извини, не знал. Искренне соболезную.
Фадеевич не смело посмотрел на Мишку:
--
Пойдем, может, помянем, а то так внутрях хреново, хоть волком вой. Пошли, Миш. Хочешь, не пей сильно. Так, пригуби малость, за память человека мне родного и тебе, к сожалению, не известного. Мы, правда, висков не употребляем, сам понимаешь, авансы не позволяют, но настойка спиртовая клюквенная имеется. Две недели назад поставил, уже видать натянуло.
Был конец рабочего дня, через пятнадцать минут домой. Начальство к тому моменту разъехалось. Обижать Фадеевича не хотелось. Отношения у них были прекрасные. Дружбу, конечно, не водили, но смотрели один на другого с искренним уважением. Мишка и лекарства дефицитные для жены техниковской доставал, и детей в Германию на летнее время определил. Даже деньги в долг давал, а ежели задержка, какая приключится, не бегал после с напоминаниями. А Николай Фадеевич Рыков, прошлым летом, практически бесплатно, ремонт в Мишкиной квартире сообразил.
Спирт, конечно, хлебать не очень внушает, да пригубить, не напиться.
Пришли в коморку Рыкова, расположенную на первом подвальном этаже. Хозяин освободил стол, застелил его газетой свежей. Поставил бутылку, разложил огурчики, хлеб, колбасу домашнюю, и как-то странно среди всего смотрелся копченый угорь.
- Кум привез, - пояснил Фадеевич,- завсегда балует, коли заезжает.
--
Ну, присаживайся, Михаил. Спасибо тебе за то, что не погнушался со мной, простым работягой, тещу мою помянуть, из жизни ушедшую.
Рыков разлил клюквенную настойку по стаканам и один протянул Мишке:
--
Давай, пусть земля ей будет пухом.
Час прошел. Словно бес в тело Мишкино вселился. Не остановился Субботин вовремя. Фадеевич, собеседник задушевный, своими речами мозги застил. Поздно потом стало. Вывернуло Мишку наизнанку. Голова, как будто пополам раскололась. Нутро выкручивает, по глазам, как лезвием полоснуло.
Очнулся. В кровати. Пелена белая вокруг. Боль в голове страшная. Голос послышался:
--
Доктор! Он в себя пришел!
--
Ну, наконец, то, - сказал неизвестный мужчина.
Через некоторое время выяснилось, что пил Мишка с Фадеевичем спирт метиловый, что боролись за жизнь его трое суток и очень хорошо будет, если молодой человек совершенно слепым не останется.
--
А Николай Фадеевич? С ним что?
--
Что с алкашем случится, может? Промыли, прочистили и на второй день домой отправили.
Через месяц, после различных осложнений и операций ослеп Михаил на один глаз полностью, а на втором семьдесят процентов зрения потерял.
Друзья приходили, знакомые, сослуживцы. С цветами, фруктами, подарками. Пассия Мишкина забежала проведать на пять минут и после скрылась навсегда. Начальство издательское обещало любые условия для выздоровления создать. Докторов самых лучших, лекарственные препараты самые, что есть передовые. На второй месяц пребывания в палатах больничных, уж только пару товарищей навещали. Через три месяца один только Фадеевич и остался. Каждый день приходил. По несколько часов у кровати просиживал. Кстати, выгнали Рыкова, после этого случая, по статье. Плакал он, простить умолял, в истерике заходился и клятвенно заверял, что будет он теперь у Мишки пожизненной нянькой и наипервейшим помощником.
Тяжело было Мишке. Суицидные мысли проскакивали. Как он молодой, красивый мужик, всем обеспеченный, большую часть жизни практически слепым проведет? Кому он такой нужен? Кто раньше из друзей-товарищей заходил, поначалу сочувствовали, да недоумевали, как можно пить не известно что, не известно с кем. Какие отношения и общие интересы могут быть у преуспевающего человека с разной швалью.
Не держал Мишка зла на Фадеевича. Не держал и все тут. И, скорее всего, если бы не он, то обязательно вздернулся.
--
Ладно, уж тебе, Фадеич, не разводи сырость! Заканчивай, как баба слюни пускать. Человек не скотина, ко всему привыкает. И я привыкну. На работу в издательство, я так мыслю, путь заказан. Кому я безглазый нужен? Но, слава Богу, денег я скопить успел, лет десять безбедно прожить можно, а за это время что-нибудь придумаем. Беру тебя, Фадеич секретарем личным. Так что не гундось, прорвемся.
Выписали Мишку из больницы. Фадеич за ним, как за дитем малым ходит, помогает. Трудно конечно Мишке, но жить то надо. Учиться жить в новом мире.
Однажды вечером Фадеевич предложил:
--
Слушай, Мишаня, а не махнуть ли нам в деревню, к куму моему. Почти курорт. Озера кругом, тишина. Воздух, опять же, чистый. Чего в городе торчать? И бабка у них за околицей проживает, знахарка. Может, поможет чем. Подлечишься, отдохнешь.
Мишка с улыбкой посмотрел на друга:
--
Я уж от операций разных устал. Врачи специалисты ни черта поделать не смогли. И в шептуний я особо не верю. А вот просто отдохнуть, сил поднабраться, пожалуй, можно.
Фадеевич засиял:
--
А какая там рыбалка! Обалдеть можно!
Через день, собрал Рыков Мишку, жену, детей и отправились они к куму в деревню. Встретили их приветливо, хлебосольно. Про беду Мишкину уже конечно слыхали, да и родственника своего жалко было, так влип мужик ни за что ни про что. И себе и другому жизнь исковеркал.
На седьмой день заставили Мишку к бабке-знахарке наведаться. Осмотрела она его, пошептала что-то, настойками да травами напоила-накормила. И вроде как чудо, через некоторое время стало казаться, что глаз Мишкин, которым он еле видел, как-то получше стал окружающий мир лицезреть. Не прошли, наверное, даром ежедневные поглощения лекарственных даров природы. Настойки с травами заканчивались, а раз так, то решено было завтра к бабке заглянуть, для пополнения запасов.
Температура, правда, у Субботина к вечеру немного поднялась, скорее всего, просквозило на берегу озера. Дали Мишке на ночь чай с малиной, растерли мазью какой-то, укутали потеплее в одеяла пуховые и спать, на печи, уложили.
Утром проснулся Михаил. Чувствует себя вроде великолепно. Птички за окошком щебечут, солнышко сквозь цветастые занавески просвечивает, большой рыжий кот на подоконнике сидит, за мухами наблюдает.
--
Фадеич! Елочки зеленые! Я вижу! - заорал, что есть мочи, Мишка, - Я все вижу! Бабка твоя, карга старая, спасла таки, я уж и не надеялся.
Домашние все прибежали, плачут, кричат, смеются. Полный бардак.
--
Спасибо вам милые. Спасибо за все, - рассыпался в благодарностях Мишка. - Ну, теперь заживем. Собирайся, Фадеич, поживее. К знахарке пойдем. В ноги поклониться хочу.
Пошли товарищи к бабке. По дороге Миша смотрит на все, пялится, как будто в первый раз человек на белый свет появился.
--
Знаешь, друг мой разлюбезный, это сегодня самый прекрасный день в моей жизни, - сказал Мишка, - и даже туча, надвигающаяся в радость.
Шли медленно, наслаждаясь созерцанием природы.
--
Фадеич, давай поторопимся. А то сейчас ливень хлынет.
Николай Фадеевич, как и не слышал товарища.
--
Давай, говорю, побыстрее. Уже накрапывать начинает. Дождь у бабки переждем, а потом уж будем видами любоваться.
Мишка смахнул с лица первые крупные капли. Вокруг разом потемнело…
ПРОСНУЛСЯ МИШКА. И ВООБЩЕ НИЧЕГО НЕ УВИДЕЛ. ДАЖЕ СИЛУЭТОВ. Второй глаз перестал, что-либо различать, как и первый. Рядом с кроватью сидел, обхватив руками голову Фадеевич. Ночью Мишка бредил. Его друг подходил к кровати несколько раз и все слышал. Слезы Фадеевича падали на Мишкино лицо, а Мишка смахивал во сне эти капли дождя.
- Ну, вот и все. Как там погода, Фадеич. Пойдем, попробуешь слепого научить рыбу ловить. Я ведь и при жизни не очень-то умел.