Copyright Sergei Belyakov 2008
МОЯ КРУГОСВЕТКА
(Круиз Гонг-Конг - Афины,
корабль "Наутика", апрель-май 2008)
Прелюдия
Мы действительно опоясали шар: комбинация из двух перелетов (Флорида-Гонг Конг и Афины-Флорида) и 35-дневного круиза между двумя упомянутыми городами дала нам право называть это путешествие кругосветным. Мы потратили на него сорок один день, ..... денег, засняли одиннадцать полуторачасовых миниДВ и сделали более двух тысяч снимков двумя цифровиками. Этот круиз - рекордсмен в туристском бизнесе; он является самым длинным неразбиваемым путешествием на корабле (к примеру, существуют так называемые мировые круизы длиной более ста дней, но они разбиты на сегменты по 16-25 дней. "Наутика" делает подобный 35-дневный круиз раз в году).
Мы пересекли шесть (семь, если считать Бенгальский залив морем) морей в трех океанах, побывали в десятке стран и увидели столько интересного и необычного, что я вынужден был начать записи о своих впечатлениях еще во время поездки, опасаясь исчерпания лимита памяти...
Каждому порту в повести посвящена отдельная глава:
- Гонг Конг, Китай
- Да Нанг/Хюэ, Вьетнам
- Сайгон (Хо Ши Мин Сити)/дельта реки Меконг, Вьетнам
- Бангкок, Таиланд
- Ко Самуи, Таиланд
- Сингапур
- Порт Кланг/Куала Лумпур, Малайзия
- Мангалор, Индия
- Гоа, Индия
- Мумбай, Индия
- Салалах, Оман
- Сафага/Луксор, Египет
- Акаба/Петра, Иордания
- Порт Саид/Каир, Египет
- Афины, Греция
Я также включил в повесть наброски о корабле, туристической братии и более-менее забавных и интересных круизных происшествиях в море, во время переходов из одного порта в другой.
(Повесть - в работе, последовательности изложения не придерживаюсь. Некоторые главы уже закончены или почти закончены, поэтому данная выкладка будет дополняться по мере завершения глав)
Да Нанг/Хюэ (Вьетнам)
"...Души умерших должны иметь доступ в ваш дом!" - Нге бодро кивнула головой в подтверждение сказанного и лучезарно улыбнулась.
Настроение в автобусе, заполненном преимущественно пенсионерами, уверенно приближалось к нулевой отметке. Последние пятнадцать минут наш гид с труднопроизносимым именем Нге, вьетнамка в элегантном (и при этом очень традиционном) сиреневом шелковом костюме и в традиционной же конической шляпке, рассказывала туристскому люду о здешней традиции захоронения ближних своих на огороде. Все вьетнамцы-буддисты делятся на тех, у кого финансы позволяют держать огород (и, соответственно, покойников) возле дома, и на тех, кто имеет участок с могилками за городом, к которому нужно довольно долго добираться либо на автобусе, либо - что чаще всего - на мопеде/мотоцикле/мотороллере. Количество последних на вьетнамскую душу уверенно превышает количество авто на среднюю американскую душу или количество лыж на среднюю, скажем, норвежскую. Из-за немыслимого количества мопедов толчея на дороге стоит такая, что нашему автобусу никак не удается раскатиться быстрее 30 км в час. Впрочем, это и не разрешено: скорость движения на трассах в большинстве мест ограничена пресловутой тридцаткой, и рейсовые автобусы вперемежку с фурами-грузовиками вынуждены покорно плестись в пестрой мопедной ленте, лишь иногда обгоняя друг дружку в извечном трассовом состязании.
Мы едем на экскурсию в "мой город", как гордо называет его Нге. Хюэ, бывшая кузница императоров, город, который лишь менее ста лет назад потерял статус столицы, сохранил до наших дней колорит спящего царства из крепостей с вычурными драконами на коньках крыш, многоэтажными пагодами, неестественно зелеными рисовыми чеками в десятки километров длиной и грядами извечно-туманных гор, поросших непролазными джунглями. Дорога из порта Да Нанг в Хюэ проходит мимо аэропорта, построенного в годы "американской оккупации", как говорит Нге (а есть еще "французская оккупация" и пару раз невнятно упомянутая "китайская война", о которой многие наши попутчики-американцы имеют весьма смутное представление). Аэропорт недавно приобрел статус международного, поскольку раз в неделю из него теперь летает самолет в Сием Рип. Нге довольно бесстрастно сообщает нам в традиционном для гидов стиле (посмотрите-налево-посмотрите-направо) о том, что "эта железная дорога была построена французскими оккупантами", "этот акведук был построен французскими оккупантами", "этот госпиталь был построен французскими оккупантами", "эта школа была построена французскими оккупантами", и т.д. Из повествования Нге у меня сложилось впечатление, что практичные штатники вперлись во Вьетнам по большей части потому, что основная инфраструктура к тому моменту уже была выпестована французами... Она указывает на металлический мост через речку, выстроенный французами, и ехидно пеняет американское качество: французский мост эксплуатируется без ремонта уже шестой десяток лет, а американский, бетонный, чинится почти каждый год. Злачного вида речка, по иронии называющаяся "Парфюмной рекой" - в свое время по ней сплавлялись баржи с местными ароматическими смолами - отдает ароматами рыбных отбросов, и цвет воды в ней заставляет меня серьезно усомниться в гордом заявлении Нге по поводу того, что жители Хюэ пьют воду из нее почти без очистки - "я смогу выпить эту воду без проблем... а вы - нет!" (читай: "вы, с вашими избалованными цивилизацией желудками...").
Уставший от петляния между назойливыми мопедами автобус выруливает на пыльную площадку паркинга. Первая остановка тура - пагода Тьен Му, семиэтажная башня которой, Тап Пуок Дуен, или Башня Источника Счастья, видна далеко с противоположного, более низкого, берега Парфюмной реки. Деловитые торговки мгновенно окружают нас, подсовывая стандартный набор туриста - пачки открыток (кто-то должен втолковать им, что в век цифрового фото их шансы на продажу сильно ретушированных открыток совсем невелики...), веера, шляпки-конусы, квадратные коробочки с бальзамом, отпугивающим гнус (Эл почти сломалась на покупку этого средневекового варианта ДЭТА, но я отговорил ее)... "Тендала, тендала!" - словно магическое заклинание, их причитания однообразно прилипчивы, как и они сами. Не сразу я понимаю истинное значение шаманского причитания: все товары предлагаются торговками по десятку долларов.
Мы карабкаемся по ступеням полуметровой высоты к пагоде. Небольшой монастырь позади нее обучает молодых монахов искусству бития в гаргантюанского размера бронзовый колокол весом в две тонны - низкий вибрирующий звук колокола слышен в радиусе десятка километров, как утверждает Нге... Но, разумеется, их основное предназначение - служение духу Девы Небесной, которой и посвящен сам монастырь.
Несколько зданий в монастыре утопают в зелени. Духота и липкость воздуха не мешают нам восхищаться простыми и строгими линиями построек. Неожиданно пестрые, яркие коньки черепичных крыш здорово контрастируют с изъеденным дождем ракушечником стен.
Я с удивлением останавливаюсь у навеса-гаража. Как гласит поржавевшая от времени табличка рядом с "Остином" шестидесятых, установленному на подиуме под навесом, именно из этого автомобиля в 1963 году монах Тик Кван Дук вышел в последний раз перед тем, как в знак протеста против насилия режима Дьема, который с одинаковым рвением костерил и коммунистов, и буддистов, наложил на себя руки путем самовозгорания. Да-да, именно так и написано - "путем самовозгорания". Я тут же представил себе, как он, выйдя из авто посредине площади перед мэрией в Сайгоне, он уселся на асфальт, сложил руки и ноги кренделем и... поджегся усилием мысли. Куда там Ури Теллеру...
Вдоль забора, окружающего монастырь, растет вьетнамский сосняк, с тонкими, тянущимися ввысь стволами и невероятно длинными иголками. Сосняк оккупирован цикадами - стрекот стоит такой, что мне едва удается докричаться до Эл. Пора к автобусу, у нас впереди еще несколько остановок, включая обед в местном отеле Century Riverside. Жара ощущается все сильнее; в сочетании с высокой влажностью ощущение парилки под открытым небом заставляет легкие судорожно заглатывать воздух. На ум приходит Ихтиандр на суше. Мы снимаем несколько последних кадров: юный монашек на велосипеде дружелюбно улыбается нам... молодая торговка переслюнявливает увесистую пачку донгов, местных денег (один доллар "тянет" более шестнадцати тысяч донгов)... живописно разрисованный драконами паром отваливает от причала... длиннющая лодка, метров тридцать, не меньше, величаво следует течению реки - такие лодки служат приютом местным цыганам, и временами не одной семье; их средняя часть накрыта полуцилиндром из жести, под который можно легко уместить микроавтобус...
Автобус кашляет от натуги и трогается в путь к Цитадели - укреп-району вьетнамских императоров Нгуен. Цитадель построена императором Гиа Лонг в начале 19-го века в соответствии с китайскими геометрическими традициями, но вместе с тем имеет вполне узнаваемые элементы французского гения фортификации Себастьяна де Вобана. Ворота Нго Мон впечатляют сочетанием несовместимого: массивностью нижнего этажа, выполненного из огромных каменных брусов, и воздушностью надстройки, классического образца архитектуры Нгуен. Небольшая сторожевая башня над триадой-входом служила подиумом для императорского трона во время торжеств. Гурьба страшноватого вида химер, летучих мышей и драконов свесилась с крыши Нго Мон, контрастируя с нарядно-желтой глазированной черепицей.
Цитадель окружена тремя концентрическими уровнями стен последовательно более высокой степени защиты. Последний уровень, так называемый Пурпурный Город, был закрыт для входа любого мужчины, за исключением императора. Здесь находились гарем, личная резиденция императора, имперская библиотека и имперский театр.
Цитадель все еще выглядит величественно, несмотря на явные признаки обветшания. Соц-режим не был заинтересован в сохранении имперского прошлого Юга, и лишь недавно, после поворота страны лицом к частному предпринимательству, правительство убедилось в том, что приток туристов может быть не менее важным источником прибыли, чем легкая промышленность. Это выразилось в активизации реставрационных работ во многих исторических центрах страны, включая Хюэ.
Я трогаю теплую бронзу церемониальных орудий Цитадели. Всего их девять, но возле ворот Нго Мон оставлены лишь четыре, те, что олицетворяют сезоны года. Остальные соответствовали пяти элементам - металлу, воде, земле, дереву и огню. Старушенция с клеткой, натолканной маленькими птицами, местным эквивалентом щеглов, подходит ко мне, предлагая выпустить одну из бедолаг на волю. Я смутно припоминаю, что это - старая вьетнамская традиция, "на счастье", однако мне подумалось, что подобное проявление доброй людской воли не может быть использовано предприимчивой бабушкой за деньги. Стандартное "тендала" у пагоды здесь, в Цитадели, сменяется на "вандала", но мое счастье ценится больше, чем в шестнадцать тысяч донгов, или один доллар...
Мы входим в роскошный дворец Тай Хоа, тронную палату императоров Нгуен, украшенную лесом мощных ядовито-красных колонн. Каждую пару колонн соединяет ажурная решетка, расписанная золотом. Проход между колоннами ведет к императорскому трону. Количество золота и невероятно сложная роспись поражают; впрочем, на это и рассчитывали создатели Тай Хоа.
Я отстаю от группы, задержавшись у коллекции сосудов для старинной вьетнамской игры доу хой - игрок должен попасть тонкой деревянной палочкой наподобие стрелы в узкое горлышко искусно расписанной вазы с расстояния метров в пять. Штука в том, что сначала палочка должна отскочить от пола...
Голос гида удаляется. Кроваво-красный цвет колонн - единственное, что глаз выделяет в полумраке. Их семьдесят девять. Восьмидесятая лежит горизонтально, на опорах. Ее нижний, утолщенный конец раскрошен. Молва гласит, что за несколько дней до церемониального отречения императора Бао Дай термиты подточили бальсовую колонну, и та рухнула, что явилось знамением для Бао Дай - дни его правления Аннамом сочтены.
Вообще, история Вьетнама в сороковые годы запутана и наполнена невразумительными терминами типа "Сфера Со-процветания Большой Восточной Азии", в которую оккупировавшие страну японцы силой втащили Бао Дай и его Аннам в сорок пятом... только для того, чтобы несколько месяцев спустя Хо Ши Мин спровоцировал его на отречение от престола. Сам Хо Ши Мин был посажен в тюрьму китайцами, которые затем стали финансировать - совместно с американцами, кстати - борьбу Вьет Мина против японцев и затем против французов...
Патока расплавленного жаркого воздуха, пронизанного благовониями из нескольких курительниц в углах зала, забивает легкие. Обреченность и бессилие последней империи слоями плавают под потолком, и мне стоит большого усилия не поддаться настроению. Я оборачиваюсь к спасительному прямоугольнику света входной двери, к огромному, квадратов в сто, алому флагу Вьет Мина с желтой звездой посередине, державно колышущемуся на слабом ветру - единственной ниточкой в логику настоящего.
Выхожу на свежий (если его можно так назвать) воздух. Немного забавляют два огромных, в три куба, не меньше, бронзовых чана с витиеватой чеканкой на боках. Они по-прежнему стоят перед приемными покоями, один - у павильона для гражданских мандаринов, другой - у военно-мандаринского павильона. Наверное, в них очистительно-символично купали вельмож до того, как они представали пред светлыя очи императора. Разноцветные драконы на коньках обветшалых крыш кивают нам рогатыми головами в мареве жары. Театр и библиотека в Пурпурном Городе Цитадели были сильно повреждены во время "Тет-инициативы", кровавой и яростной страницы в истории американской войны, как и многие другие исторические памятники Хюэ.
Время прощаться с Цитаделью. Избежав последние атаки "вандала"-торговок (чудодейственная мазь из печени змеи, веера-шляпки и пр.), мы втискиваемся в заскорузлые коконы сидений вьетно-автобуса, в котором совсем нет места для среднестатистических европейских и американских коленок. Мы едем теперь в мавзолей-усыпальницу императора Ту Дук. Вьетамские императоры династии Нгуен соревновались между собой в качестве и богатстве подготовки перехода в лучший мир - примерно в том же ключе, как и египетские фараоны - поэтому их мавзолеи представляют из себя настоящие города-сады размером в несколько гектаров, с великолепными комплексами искусственных рек, озер, гор (ну, холмов...), храмов, дворцов и, естественно, усыпальниц, в которых, помимо виновников торжества, покоились их любимые родственники, жены, конкубины, советники и слуги. Император Ту Дук любил свой мавзолей куда больше, чем дворец в Цитадели Хюэ и проводил там все свободное время. (Он так же любил и качественно поесть: история гласит, что на каждую трапезу он требовал 50 блюд, приготовленных 50-ю поварами и поданных 50-ю же слугами...)
..."Перейди мост, и ты преодолеешь горечь потерь... переплыви реку, и ты расстанешься с тягостью разлуки... окунись в тихие воды озера, и ты смоешь печаль расставаний" - примерно так переводятся стихи, сочиненные императором Ту Дук. Они высечены в камне рядом с его саркофагом. Мы на некоторое время замираем перед простым и строгим каменным гробом без витиеватых насечек, лепных украшений и многоцветья фресок. Проведя последние годы своего правления в безутешной тоске по рано умершим любимой жене и старшему брату, он пожелал, чтобы его усыпальница осталась самым малоприметным местом во всем комплексе. По другой легенде, саркофаг в мавзолее пуст, а Ту Дук захоронен где-то в другом месте, хотя и в пределах города-усыпальницы. По доброй узурпаторской традиции, все двести слуг, которые хоронили императора, были обезглавлены, дабы сохранить в тайне истинное местоположение напичканной золотом и драгоценностями могилы.
Нарочито бесцельное петляние по лабиринтам дорожек, каналов и проходов в спящем царстве (другое определение здесь будет нелогичным) продолжалось около часа. За это время небо покрылось апокалиптического вида тучами, и в отблеске их свинца почерневшие древние стены и поросшие мхом рельефные черепичные крыши города-мавзолея вызывали суеверную дрожь. Притихшие, мы медленно брели назад к воротам царства, и в этот момент мое внимание привлек незамеченный поначалу тупик, ведущий к полусгнившим воротам в размытой дождями стене. Табличка у ворот гласила: "Усыпальница незначительных жен императора". Ага, так и было написано: "незначительных"... На самих воротах ржавая, криво прибитая табличка предупреждала на английском и вьетнамском: "Опасно! Входить на свой риск!". Поколебавшись, я свернул шею своему чувству риска и вошел. За воротами меня встретил портик с пересохшим прудом, вокруг которого толпились корявые до изумления ивы. Периметр портика представлял из себя нечто наподобие клойстера в европейских монастырях: под навесом из все той же мохово-зеленой черепицы я насчитал с пару десятков саркофагов на подкосившихся барочно-искривленного вида полуметровых ножках. Крышки некоторых из них были сдвинуты - мне тут же представилось, что в полнолуния "незначительные жены" покидают свои саркофаги и кружатся в танце у высохшего водоема в тщетной попытке привлечь внимание пренебрегшего ими мужа и повысить свой статус ну хотя бы до среднезначительных...
Раскат грома сломал звенящую тишину в дворике. Неприятный запах (сера?..) и ощущение собственной малозначимости ("букашистость", термин, придуманный мной для подобных встреч с историей) угнетали. Тяжелый, обволакивающий тлен веков прижимал к земле мои ставшие ватными ноги. Я попытался откашляться, но горло не слушалось меня... "Эй! Ты куда пропал?" - встревоженный голос Эл вернул меня к настоящему. Она пришла за мной... и правильно сделала. Кто знает, сколько заблудившихся туристов остались здесь навсегда, "войдя на свой риск"?!
Гнетущее очарование усыпальницы "незначительных жен" постепенно развеялось, но всю дорогу назад в порт в мою дрему вкрадчиво вплетались строки о реке и горечи, и замшелые ворота со скрипом выпускали сонмы незначительных жен в истлевших одеждах...
Сай Гон (Вьетнам)
...Я был неправ, явно недооценив количество мопедов во Вьетнаме. На самом деле Вьетнам населен мопедами, а люди имеют в ней место постольку, поскольку они обязаны выводить на прогулку, кормить, ухаживать и обслуживать эти привередливые существа.
Мистер Ан, лектор на "Наутике", округлил глаза и сказал: "Это оооооочень опасно!" - после того как показал на карте короткий переход вдоль улицы, ведущей к центру Сайгона (кстати, во Вьетнаме вы чаще встретите раздельное написание названия города - Сай Гон). Улица шириной в пять-шесть метров не имела тротуаров, и жалкая полуметровая полоска псевдо-тротуарной пыли по краям использовалась алчущими нашей туристской крови мопедами с таким же успехом, как и асфальт улицы.
Нам повезло: после безнадежного стояния на обочине в ожидании того, что светофор наконец-то обрежет неиссякаемый мопедный мебиус, некий лихой сайгонец на все том же мопеде уверенно поставил своего моторизованного коня под углом в сорок пять градусов к рычаще-железному потоку и жестом показал нам, что мы можем прикрыться им, словно щитом. Впоследствии мы поняли, что именно так и надо переходить улицу в Сайгоне: закрыть глаза и просто топать через дорогу... Или грудь в крестах, или голова в госпитале. Примерно так.
Переведя нас через улицу, он стал требовать мзды, но не напрямую, но предлагая свои услуги в качестве... такси. Я с сомнением поглядел на сиденье мопеда чуть шире куриного шестка и отказался и за себя, и за Эл (впрочем, потом мы часто видели семейные мопеды, на которых ехали папа с мамой и трое деток, в возрасте от года до десяти - все сидят в линию, все на том же шестке). Оскорбленный спаситель фыркнул всеми двумя цилиндрами и влился в поток.
День в Сайгоне начался.
Что-то жарилось-парилось на бесчисленных вело-тачках по сторонам от мопедных потоков, вечный дядюшка ("бак" по-вьетнамски) Хо Ши Мин мудро улыбался с агит-плакатов, какофония клаксонов заглушала верещание птиц на запыленных деревьях, жара моментально и щедро пропитала мою футболку на удивление пресным потом, щуплые вьетнамские тетки тащили на бамбуковых коромыслах стопудовый груз из фруктов-овощей-птицы-рыбы, но...
Но мы шли по Сайгону. По тем самым улицам, по которым катился исторический Т-54, вьетнамская "Аврора": его выстрел по президентскому дворцу стер границу между двумя половинами древней страны. И популярный среди бывших оккупантов Рекс-отель все так же зазывал на коктейль под зеленым тентом на крыше, а главпочтамт Густава Эйфеля (он, оказывается, проектировал не только башню в Париже) с вечной паутиной под потолком все так же предлагал воспользоваться услугами международной телефонной связи в стандартных советского вида переговорных будках...
"Дима: качество и дешевизна" - гласила выполненная по-русски надпись над одним из павильонов в "Сайгонском Угле", толкучке по-вьетнамски. Наши морячки и спецы-по-обмену-премудростями, очевидно, шибко любили отовариваться в "угле", и многие продавцы, в особенности женщины, довольно сносно общались с нами по-русски. Кстати, Дима оказался миниатюрной вьетнамкой с нереально-кукольными руками. Ассортимент товаров "угла" стандартен: полчища утепленных курток и спортивных костюмов соседствуют здесь с армадами футболок и дамских "тишоток"-маек. Место на толучке стоило наверняка дорого, каждый крохотный уголок здесь был занят, и я с восторгом наблюдал, как владелец (или совладелец) лавки преспокойно сидел на полу прямо под прилавком и наворачивал палочками нечто пахуче-парящее из миски. Зайти в лавку порой было не так просто для нормального роста русского мужика вроде меня. Шустрые крохотные вьетнамцы и вьетнамки проныривали под елочного вида кучи одежды на вешалках по сторонам от входа и оживленно щебетали с продавцами, ловко отлавливая приглядевшиеся вещи. Мы же робко осматривали поле боя с дистанции, пытаясь вычислить нужную шмотку, порой безуспешно, поскольку вьетнамский "large" очень часто соответствовал нашенскому "small", то-есть мне как обладателю размера XL следовало покупать на толкучке одежду с этикеткой XXXL. Разочарование - частый попутчик европейца на азиатских толкучках; не шьют они там вдоволь для нас-крупнотелых...
Но сам процесс шоппинга в "угле" был азартным и захватывающим.
Я думаю, что нам не повезло: мы познакомились с качеством вьетнамской подделки куда раньше, чем с аналогичными "перепечатками" в Таиланде, Сингапуре, Малайзии и Индии. Вьетнам уверенно лидирует в соревновании на "знак поддельного качества", если такой можно присуждать.
Два-три часа в "Сайгонском Угле" прошли почти на одном дыхании. Мы заранее решили, что в качестве подарков знакомым и родственникам привезем скорее нечто материальное, чем сувенирное. Мир стал куда более досягаемым, а его турширпотреб - куда более косным, и сейчас куда сложнее потрафить кому-либо, подарив брелок с надписью "Ялта-2008" или "Диснейлэнд Гонг Конг", чем лет двадцать тому назад. Поэтому довольно скоро мои руки начинают чувствовать тяжесть пакетов и котомок с (очень и очень) качественными "топиками" и рубашками Бурберри, ДиГ, Гэсс, Банана Репаблик, Адидас, Найки и пр. Восторг практицизма вовсю борется с томлением поскорее вырваться на туристские просторы Сайгона. Томление в итоге побеждает. Мы возвращаемся на Донг Хой, центральную улицу города.
Сайгон, в особенности его центральная часть, выгодно отличается от большинства других крупных городов Вьетнама шириной улиц. Донг Хой, например, имеет четыре полосы движения. Две крайние отведены сугубо для велосипедов, сайкло (это вьетнамский вариант велорикши), мопедов и мотоциклов. На удивление, это создает больше проблем для перехода улицы, потому что в смешанном потоке можно удобно прикрыться неповоротливым автобусом или грузовиком, уворачиваясь от киллеров-мопедов.
Довольно часто в потоке мопедов можно увидеть девушек-"наездниц", тело которых полностью укрыто от солнечных лучей: голову и шею прикрывает комбинация платка и шляпы, глаза защищены темными очками, лицо - респиратором (!), а руки прикрыты длинными, выше локтя, нитяными перчатками. Я поеживаюсь всякий раз от подобного зрелища, вспоминая свою Чернобыльскую одиссею. Однако для молодых вьетнамок такая защита - своеобразная дань моде. Мадам с более светлой кожей имеет больший шанс прослыть красавицей. Прямо как у Митты в его сказочных фильмах, где Марфушка щедро насандаливает щеки сметаной...
Изобретательности вьетнамцев нет предела. Мимо нас проносится "спарка"-катамаран, два мопеда, схваченные вместе довольно вместительной рамой, на которую водружены полдюжины коробок с товарами - ну чем тебе не автомобиль? Я с опаской смотрю, как оба водителя стараются синхронно повернуть рули на углу улицы, но для них, очевидно, это не является проблемой. Другая пара перевозит на мопеде кусок фанеры размером метр на два - фанеру держит пассажир, прикрывая боковой вид мопеда почти полностью, что не мешает "водителю" лихо прорезать поперечную улицу...
Зрелище пересекающихся мопедных потоков на неуправляемых перекрестках Сайгона сродни рискованному цирковому представлению. Порой между мопедами, двигающимися под прямым углом, нельзя протолкнуть и башмак, но тем не менее оба "водителя" настолько уверены в своем умении, что совсем не сбавляют скорости. Кровь стынет в жилах при виде огромного автобуса, ножом рассекающего поперечную ленту транспорта... В его тени, как хитрые рыбы-прилипалы, проскакивают перекресток с пяток мопедов. Мопедные аварии здесь наверняка не редкость (к счастью, нам такого увидеть не привелось), но поскольку скорость не превышает 20-30 км/ч, то столкновения обычно заканчиваются синяками и ушибами, редко - травмами... Больше всего страдает мат-часть, но для этого случая здесь предусмотрена хорошо развитая индустрия ремонта-починки-покраски и т.п. Гроздья покрышек и камер на деревьях у бесчисленных ремонтных лавочек и шопов указывают незадачливому участнику ДТП, где он может найти немедленную тех-помощь.
Мы выходим к Оперному Театру. Выстроенное французами в неоклассическом стиле, здание по-европейски элегантно и совсем не вяжется с непонятно-модерновой скульптурой в центре фонтана напротив театра, которую мы с Эл не сговариваясь определяем в категорию "Счастливое Семейство" - к приплюснутому кольцу красного гранита сверху пришпандорены два шара, побольше и поменьше (головы родителей), а к его нижней внутренней части - еще один шар (глова дитяти).
Слева от театра - отель "Континенталь", все в том же неоклассическом стиле.Нетронутый островок фешенебельности пятидесятых-шестидесятых. Часы в вестибюле отеля напоминают о временах имперских устремлений, показывая время Парижа, Нью-Йорка, Лондона, Токио, Москвы.
Часть боковых улиц озорно разбавляет столичность Сайгона видами рыбного рынка (аккуратно уложенные ряды голубых крабов в пластиковых тазах, горы сушеной рыбы всех видов и размеров и еще чего-то сушено-морского устрашающе несъедобного вида...), пластмассовых магазинов (Все для дома-для-семьи! Все из пластика! Все антиэкологично!) и неких ритуально-религиозных услуг (масса упакованных в пластик изображений буддийских святых и священнослужителей высшей категории, свечи-подсвечники-кадила и пр.).
Мы благополучно пересекли Донг Хой в обратном направлении (кстати, по возвращению домой я прочел на Интернете, что в этом году одна из туристок была серьезно искалечена при переходе Донг Хой именно на этом перекрестке... но неведение - лучший помощник) и прошлись вдоль ресторана "Живраль", такому же мастодонту времени, что и "Континенталь" напротив. Цены в меню у входа были бы нормальными для европейского "Живраля", однако платить 320000 донгов (20 долларов) за сборную тарелку морских диковин мы не захотели из принципа - в любом другом месте в Сайгоне такое блюдо будет стоить в 5-10 раз дешевле... Голод заставил нас поторопиться с продолжением пешеходного тура. Огромный плакат на стене Сити Холла за спиной дядюшки Хо изображает перечеркнутую фотокамеру в красном круге. Мы переглянулись - что там такого-военного?, но уважили требование и... сделали снимок украдкой уже со стороны улицы Ле Тан Тон. Пара сотен метров навстречу все тому же ожесточенно фырчащему и бибикающему потоку мопедов вывела нас к площади Нгуен Ду, на которой расположены Нотр-Дам и Главпочтамт Сайгона.
Собор Нотр-Дам в Сайгоне хранит некие отголоски архитектуры своего более известного тезки в Париже, но смотрится куда более скромно. Оконные витражи выглядят ненатурально свежо, что неудивительно, потому что все оригинальные стекла в соборе были выбиты во время штурма Сайгона и потом восстановлены. Мы поглазели на "неонового Христа" и неоновую же деву Марию, чьи статуи в соборе ярко, до боли в глазах, освещены неоновыми арками и нимбами. У входа, невзирая на толпы туристов (на площади перед собором выстроились штук шесть автобусов с нашего корабля) проходит свадебный обряд. Тут же, в шаге от "брачующихся", тетка в засаленном халате продает прохладительные напитки с вело-тачки. Поколебавшись, мы покупаем у нее полуторалитровую бутылку "Аквафины". Репутация фирмы значит многое, и, убедившись в целости упаковки, мы с наслаждением пьем холодную воду. Тело сразу и щедро реагирует на изменение водно-солевого баланса, пот вновь обильно течет по спине и груди, пропитывая футболку, но на это уже как-то не особо обращаешь внимание.
Площадь между собором и главпочтамтом бурлит народом. С одной стороны, естественно, туристов - как собак непуганых, с другой стороны - армада тунеядцев и попрошаек всех мастей. Пара полицейских лениво покрикивает на особо агрессивных "хокеров", которые преграждают путь туристам прямо посередине улицы, на переходе. Подобная тактика нам еще незнакома; очевидно, продавцы мелочевки рассчитывают на то, что под психологическим давлением от летящей на туриста мопедной массы тот будет более сговорчивым.
На углу у главпочтамта я обращаю внимание на металлическую раму, укрепленную на все том же мопеде. К ней привязаны полтора десятка полиэтиленовых мешков (отступление: в годы моей юности такая упаковка, которая едва только начала приобретать популярность, называлась патилен - для краткости, наверное...). В каждом мешке в литре воды плескалась пара-тройка изумительных по красоте золотых рыб. Именно рыб, не рыбок. Размер их поражал, а цветовая гамма выглядела настолько нереально яркой, что мне сразу же захотелось стать счастливым обладателем живого золота. Но Эл беспощадно утянула меня от чудо-мопеда, сухорукий владелец которого уже явно нацелился торпедировать меня традиционным "тридала" или "тендала"...
Сайгон не произвел на нас впечатления туристского центра с диковинно-вычурной архитектурой, изысканной кухней или причудливыми традициями. Самый большой и самый, наверное, дорогой город Вьетнама стабильно привлекает туристов доступностью цен, гостеприимством и качеством сервиса, а также наивной и трогательной уличной агитикой - по крайней мере, трогательной для нас, все еще помнящих отечественные лозунги, плакаты и портреты времен соц-реализма - юноши и девушки с устремленными в светлое будущее и озаренными идеями партии лицами, с книжками в руках и "мирным атомом" в плакатном углу все того же нарисованно-светлого будущего...
Насколько последнее утверждение спорно, судите по этой выдержке из сайгонских "Правил поведения в парке, параграф 23-9", установленных на многоаршинном плакате традиционно бюрократического ядовито-зеленого цвета - кстати, написанных на английском, то-есть, явно с расчетом на заморских туристов: "...запрещается взбираться на забор, ломать деревья, собирать цветы, лежать на скамейках и траве. Запрещается ходить по газонам, играть в футбол, заниматься физическими упражнениями на траве, готовить пищу. Запрещается охотиться, ловить рыбу, загорать, дразнить диких животных и приводить домашних животных в парк. Запрещается распивать спиртное, играть в азартные игры, заниматься предсказанием будущего, а также участвовать в любых дьявольских мероприятиях подобного рода..."
Славно, правда?
|