День не задался с самого утра. Впрочем, нужно обладать оптимизмом сродни идиотизму, чтобы сегодня, накануне праздника Встречи Незваного Гостя, ждать какие-то хорошие новости.
Архивариус сеньор Бурчетто был известен в Городе, как человек осторожный и даже опасливый. Сам себя он считал скорее гражданином рассудительным и прагматичным, потому, не тешась пустыми иллюзиями, возможные неприятности если и не предвидел, то ожидал. Неприятности сеньора Бурчетто не разочаровали.
Первым делом, под утро, когда робкое солнце показало из-за океана краешек своей пунцовой макушки, Архивариусу приснилось, будто он умудрился в слове "обворожительный" сделать целых три грамматические ошибки и теперь никак не может их найти. Под дрожащим пером сеньора Бурчетто слово выкручивалось, как угорь на сковородке, всякий раз норовя вывернуться то чем-то "оградительным", то, не приведи Боже, каким-то "отвратительным". Архивариус вскрикнул во сне, засучил короткими ножками, проснулся, и как был, в колпаке и с чернильницей на многоуважаемом животике, бросился в кабинет, шлепая босыми пятками по обжигающему холодному полу.
Лист с торжественной речью Первого Министра покоился там же, где и был оставлен вчера - в кожаной папке золотыми кистями и клыкастым тиснением самого Минотавра. Схватив листок, Архивариус заскользил толстым дрожащим пальцем по аккуратным строчкам. Конечно, никакого "отвратительного" в речи Министра не встретилось, как не нашлось в ней и "оградительного". Увы, но к большому разочарованию Архивариуса, и "обворожительного" в тексте тоже не оказалось. Последний казус привел сеньора Бурчетто в такое смятение, что он побледнел и - о, Боги! - лишился всяческого аппетита. Если же добавить, что последний раз он терял аппетит никак не меньше лет двадцати назад, когда мыши съели обращение Минотавра ко всем прогрессивным гончарам, то расстройство сеньора Бурчетто можно назвать совершенно выходящим из ряда вон.
- Он сожрет меня... Он меня сожрет, - пролопотал не позавтракавший Архивариус и попытался надеть брюки, путаясь и не попадая в штанины.
- Он сожрррррет меня! - тут же закричал попугай и предательски заметался по клетке, висящей на крючке у низкого окна, щурящегося на восходящее солнце. С год назад сеньор Бурчетто раскопал в библиотеке Минотавра старинную рукопись, в которой упоминались удивительные птицы, способные повторять за человеком совершенно любые слова и речи, даже самые и самые запрещенные. С тех самых пор приказом Министра клетки с живыми попугаями стали обязательным украшением в каждом доме Города.
- Он сожжрррет! - предупредил попугай.
Сеньор Бурчетто ахнул и выбежал на улицу.
К счастью, многоуважаемый животик не позволил Архивариусу бежать долго, иначе беспокойное утро для сеньора Бурчетто вполне могло закончиться в камере следственного изолятора Минотавра - бегать по улицам Города было строго настрого запрещено. Сделав не более семи шагов, сеньор Бурчетто остановился и жалобно замахал руками, что, между прочим, тоже мало приветствовалось в Городе. Архивариус растерянно огляделся, шумно вздохнул и, немного придя в себя, повернулся к набережной и мимо Башни Признаний двинулся к океану.
Город еще спал. Тихо постукивали створки окон. Блестели флюгера цвета пережженной карамели. Потели волдыри мостовой, покрываясь каплями росы, и вымощенные ими улицы сбегали сверху вниз, от жарких холмов к прохладной бирюзе океана.
Архивариус задумчиво шлепал ночными тапочками по безлюдной улице. Ничто так не успокаивало его, как прогулки океанским побережьем. Соленый ветер, нетерпеливые крики чаек, шум волн, с пеной на губах облизывающих песчаный берег, песок. Какой песок успокаивал сеньора Бурчетто, вспомнить уже не удалось, потому что именно на песке, на самом берегу, непозволительно раскидав руки и ноги, ничком лежал человек. Его длинные мокрые волосы, в тине и зернах песка, прилипли к голым плечам.
- Святой Минотавр! Незнакомец!- воскликнул Архивариус и ухватил себя за многоуважаемый животик. То, что человек на берегу именно незнакомец, сеньор Бурчетто понял сразу, ибо у жителей Города не было привычки ни к таким пестрым одеждам, ни к таким безрассудным позам.
Человек на берегу застонал и пошевелил руками.
Сеньор Бурчетто гордился своим чувством самосохранения и делал это не зря - еще ни разу чувство это не подводило его. Оно жило где-то в печени уважаемого Архивариуса, каждый раз во время опасности сжимаясь и отчетливо мелко дрожа. Вот и сейчас печень встрепенулась и зазнобила, как уши фокстерьера на запах лисицы.
- Надо кого-то позвать, - сказал себе сеньор Бурчетто. - Если меня кто-то увидит рядом с незнакомцем. Это будет конец. Все решат, что я с ним заодно. Надо отойти подальше, чтобы никто не подумал, что мы рядом. Сколько это может быть, чтобы не рядом? Десяти шагов, наверное, будет мало. А может это не незнакомец? И еще с такими волосами. Бесподобная волна волос. И плечи. Святой Минотавр, вы поглядите на эти плечи.
Сеньор Бурчетто подошел ближе, совсем близко, наклонился и осторожно тронул человека за руку. Рука была холодной и пахла лавандовой водой. Ах, надо было не подходить, нет-нет, надо вызвать городового и участкового, участкового сперва, надо доложить, надо оказаться ни при чем, ведь ты и есть ни при чем к этим плечам и волосам, многоуважаемый Архивариус, тем более в такой день. Архивариус взял незнакомца за плечи и перевернул.
- Женщина! Я так и думал!
Женщина открыла глаза и выдохнула:
- Где я?
* * *
Она сидела на высоком неудобном табурете, закутавшись в мышиный плед, и дрожала в унисон с печенью сеньора Бурчетто. Песок сыпался из ее волос на чистый пол. Следы ее - следы узких головокружительных ступней - семенили по зеркалу мрамора от входа к неудобному табурету, пять коротких испуганных тире.
- Вы понимаете, - сеньор Бурчетто оглянулся на дверь, в голове его и внизу живота было горячо, он чувствовал себя неуютно, - это формальность. Я некоторым образом вас спас, то есть, конечно, как бы нашел, но вы мне теперь, понимаете, должны ответить на несколько вопросов. Это формальность. По закону все жители Города каждый год проходят обязательное анкетирование. Вы, конечно, не житель Города. Но вдруг кто-то спросит, а у нас уже - раз - и все готово. Понимаете? Вот и бланки. Может быть, вам еще чаю? Тогда скажите, вот здесь написан первый вопрос, как вас зовут?
Пряди качнулись. Песок с тихим шорохом посыпался на пол.
- Я... не знаю.
- Гм... гм... Совсем-совсем не знаете?
Сеньор Бурчетто вдруг как-то сразу осунулся, лицо его посерело, и под глазами легли унылые тени. Пока Архивариус вел женщину пустынной улицей, ему казалось не совсем удобным поинтересоваться ее именем, в первый момент встречи он растерялся спросить, а позже спрашивать выходило будто и неприлично. И вот вам вдруг еще одна неприятность.
- Может, вы не помните? Давайте постараемся вспомнить. Это просто. Надо только вспомнить, на что оно было похоже, ваше имя.
- Я... не знаю.
- Гм... Что ж, может быть, мы тогда просто придумаем вам какое-нибудь имя? Какое имя вам нравится?
- Как же так, придумаем? А что тогда будет с моим настоящим именем?
- Я не знаю. Но, может быть, лучше подумать, что будет с вами, если вы останетесь в Городе без имени.
- Нет, я так не могу. Отказаться от своего имени, даже не узнав его. Вдруг оно было не таким уж и плохим.
- Как же мне в таком случае с вами разговаривать?
- Разве это так важно, знать, как зовут человека, чтобы поговорить с ним?
Сеньор Бурчетто покачал головой и вздохнул. Незнакомка тоже вздохнула и плотнее запахнулась пледом. Ее голые лодыжки, выглядывающие из-под пледа, казалось, светились в полумраке комнаты.
- Хорошо, я пока пропущу графу, - согласился сеньор Бурчетто. - Но постарайтесь ответить на следующий вопрос. Ваш любимый цвет?
- У меня нет любимого цвета, - растерянно моргнула незнакомка. У лодыжки показался краешек ее юбки, зеленой с красной оборкой. Сеньор Бурчетто сглотнул, дернув подбородком.
- Надо выбрать, - как можно строже постарался сказать сеньор Бурчетто, решив в этом вопросе и далее не уступать.
- Мне нравится зеленый, - нерешительно протянула незнакомка, - но мне бы не понравилось, если бы я встретила на улице, например, зеленую собаку.
- Как - зеленую собаку! - воскликнул Архивариус, оглянулся на дверь и испуганно зашептал. - Это недопустимо, чтобы собаки разгуливали зеленого цвета! Собакам на улице без хозяина запрещено, тем более такого возмутительного окраса!
- У вас по улице не ходят зеленые собаки? - спросила незнакомка и впервые улыбнулась.
- Тише, что вы! - сеньор Бурчетто замахал руками и опять оглянулся на дверь. - У нас вообще нельзя собакам на улице. Господин Минотавр не любит собак.
- Жаль, я...
- Я пишу "зеленый" и читаю следующий вопрос, - торопливо перебил незнакомку Архивариус. - Ваша любимая геометрическая фигура?
- Я не знаю. Я устала.
- Надо ответить. Быстрее, я прошу вас.
За окном в небе хлестко треснуло, и вспышка салюта осветила комнату фиолетовым огнем.
- Что это? - вздрогнула незнакомка.
- Фейерверк. В честь праздника Встречи Незваного Гостя.
За окном опять треснуло. Зеленый огонь осветил табурет, мышиный плед и испуганное лицо незнакомки. В дверь громко постучали, властно, по-хозяйски.
- Встреча незваного гостя? Вы кого-то ждете? Должен кто-то прийти?
- Никто не должен был прийти, - воскликнул Архивариус. - Вся прелесть праздника Встречи Незваного Гостя именно в том, чтобы незваный гость не пришел! Мы в этот день не ходим в гости, чтобы вдруг не оказаться незваными.
Кто-то постучал еще громче и еще настойчивее, через секунду дверь открылась рывком и в комнату просунулась голова в черном капюшоне.
- Время, господин Архивариус, - сказала голова.
- Еще одну минуту, - взмолился сеньор Бурчетто.
- Время вышло, - непреклонно качнулась голова.
* * *
- Конечно, господин Прокурор, я понимаю, Незваный Гость - это очень плохо, - говорил сеньор Бурчетто кому-то в черном капюшоне. За спиной Архивариуса тянулась вверх Башня Признаний, над ее редкозубой головой темное небо лопалось бутонами салютов. - И вероломство Незваного Гостя я понимаю. И самолюбие. И хитрость. Но знаете, что я сегодня про Незваного Гостя понял? Самое главное понял, господин Прокурор. Ведь мы когда с вами живем? В эру Минотавра. Да-да, вы правы, господин Прокурор, в Эру Великого Минотавра. А если мы начнем радоваться незваным гостям, это в таком случае будет уже не Эра Минотавра, а другая (понимаете?) совсем другая эра!