Аннотация: Беременным женщинам, людям со слабой психикой и до 16 лет читать не желательно.
Кроваво-красное солнце поднимается над огненной долиной. Везде пылают костры. Всё тут сгорело давным-давно, ещё в начале всех времён. Рядом никого нет. Очень тихо. Тишина давит. Такое ощущение, что мне в уши тыкнули бируши. Уж очень похоже. Я стою на догорающих углях. Мне в ноги врезаются острые наконечники стрел, они здесь вместо травы. Боль. Одиночество. Тишина. Эхо. Отголоски чувств. Вокруг пусто. Земля - угли, которые догорают уже много тысяч веков. Неба просто нет. И вообще, всю природу составляют огни. Огни грехов. Здесь нет ни звуков, ни запахов, ни ощущений. Нет, они, конечно, есть. Только как бы издалека, эхом, дуновением лёгкого тёплого ветра.
Крутит желудок, болят мышцы, режет глаза. Но в то же время боли нет. Я её не чувствую. Да, это ужасно. Ибо помимо боли я не чувствую голода, жары, скуки. Я вообще ничего не чувствую. Кошмар. И хуже всего - я это заслужил.
Итак, первая моя жизнь была посвящена всепоглощающей и всевластной Церкви. Точнее, её вторая часть. В период с 24-х лет и до 48-ми я жил в мужском монастыре им. Святого Иоанна. Соблюдал все правила, законы, заветы. Падал ниц перед святыми иконами. Ел каши без соли и сахара. Я искупал грехи первой части жизни. Всё началось с одной статьи в Интернете. Тогда я был отвязным сыночком олигарха. Я делал то, что нельзя. Намеренно. Я пил, курил, кололся и многое другое. Зависал ночами в клубах, энергетиками заставляя себя не спать несколько ночей подряд. Я был эмо. Готом. Да кем угодно. Бурный переходной возраст... К 17 я уже имел свой собственный готическо-рокерский стиль. Играл на гитаре. Выступал на разных рок-концертах. Потом - клубы, вечеринки, встречи. Иногда не ночевал дома. Всё чаще и чаще. Но всё закончилось. Был холодный осенний день. Я не помню месяц. Не помню число. Помню одно: был дождь. Идти никуда не хотелось. Уже как неделю. Было ужасно скучно. Я включил компьютер и, пока он натужно гудел, включаясь, пошёл делать себе кофе. Сев с горячей чашкой за стол, я увидел на мониторе стартовую страницу браузера. Как любой нормальный человек, имеющий зависимость от Интернета, я сразу зашёл на сайт Вконтакте. У меня было 5 личных сообщений. Одно - от девушки с просьбой позвонить или "хотя бы ответить на это сообщение". Ещё два - от друзей с приглашениями на вечеринки. Сам не знаю, почему, но больше всего я заинтересовался четвёртым сообщением. Отхлебнул немного кофе. В сообщении от какого-то незнакомого парня была ссылка. И надпись: "Попробуй жизнь". Соблазнительно. А ведь ещё неделю назад я думал, что взял от жизни всё. От приятных мелочей и до неисправимых ошибок. Уже неделю идут дожди. Я разочаровался в жизни. Я скучал, подобно пушкинскому Евгению Онегину. Приглашения на вечеринки и прогулки. Классные друзья и любимая девушка. Были. По крайней мере, я тогда так думал. Я мог делать что хочу. Но было скучно. Ужасно скучно. Жить было не интересно. Поэтому я уже неделю сидел с чашкой кофе перед экраном компьютера и слушал дождь. Немного подумав, я кликнул на ссылку. На пятое сообщение я даже не посмотрел.
Там была статья. Довольно длинная. Начало её было забито всякой дребеденью типа "надо вести себя хорошо, иначе попадёшь в ад" и "каждый должен верить в Бога". Дальше - интересней. Там рассказывалось про то, что мы так усердно от себя отгоняем. Мы пытаемся убедить себя в том, что это не так. Что это бред и ложь. Но всё же...
"Мы любим боль. Ещё с детства мы устанавливаем связь: боль - внимание, боль - жалость. Если ребёнок плачет, ему разрешают всё - лишь бы не плакал. Боль - всё можно. Это превращается в инстинкт, правду, веру. Святую веру. Или же способом боли мы пытаемся показать себе и другим что мы сильные, всё выдержим. Боксёр? Каратист? Уличный боец? Чем больше ссадин, тем лучше. Можно показать и рассказать, какой ты сильный. Только эту силу даёт слабость. Боль - жалость. Жалости хотят только слабые. Жалости желают сильные. Из-за боли, которая доводит до слёз, истерик, дрожи. Именно они делают слабее. Сильное тело. Слабый дух. Сила в слабости. Слабость в силе. Любовь к боли. Чувство, присущее всему человеческому роду. Сильная слабость. Мы пытаемся из последних сил убедить себя, что это не так. Нам нужна боль, чтобы жить. Мы так усердно прячем это от других и от себя..."
"Нет чёрного и белого. Есть только бесчисленные оттенки серого. Мир настаёт после множества войн. Жестоких и кровавых. Человек человеку волк. Волки раздирают добычу. Когтями, клыками - как придётся. Люди идут к своей цели, пользуясь всевозможными методами. За тушу оленя волки готовы искусать друг друга до смерти. За желанную цель люди готовы предать друзей. Легко и просто. А потом взвыть. За ошибки прошлого. А ведь белый - осветлённый до максимума чёрный. Уступить в трамвае место старику-ветерану. По дороге домой какие-то подростки побьют его и заберут все медали, обменяв их на очередную дозу. А ты будешь идти и радоваться: помог человеку. Плохого всегда больше, чем хорошего. Закон жизни. Но понятия у каждого свои. То, что для одного - ужасно и отвратительно, для другого - норма. Делать мир лучше можно только бездействием. Только на бездействие нельзя ответить тройной порцией разочарований. Только на бездействие нет противодействия. Только бездействие обеспечит тебе парализованную душу. Ужасно. Отвратительно. Норма."
"Развязность, алкоголизм, наркомания, курение. Это не значит, что ты получаешь от жизни всё, до последней капли. Это значит только то, что ты умираешь. Как личность. Как человек. Убиваешь перспективы и будущее. Парализуешь разум. Свой разум. Растворяешься в тумане толпы. Есть овцы и бараны. Они абсолютно одинаковы. Они глупы. Они ходят толпами. Прыгнуть со скалы - пожалуйста, только если с кем-то... Они повторяют друг за другом всё. Одиночество для них - смерть. Испуганные взгляды. Есть волки. У них разные характеры. Они разные. Но и они собираются в стаи. У каждой стаи своя идея, своя цель. Они не прыгнут друг за другом в пропасть, но перегрызут друг друга за добычу. Каждый волк - личность. Холодные сердца. Есть орлы. Они одиночки. Они летают высоко в небесах, никого к себе не подпуская. Им никто не нужен. И они никому не нужны. Зато у них есть та свобода, что так недостижима для других. Свободные души."
Это малая часть того, что я прочитал. Кофе остыло. Дождь всё так же барабанил по окнам. Дочитав статью, я пару минут (или пару часов?) сидел не шелохнувшись. Потом - как будто бы очнулся от сна. От сна, длинной в 24 года. Ещё несколько дней я сидел в тёмной пустой квартире, в абсолютной тишине, читая Чака Паланика и Уильяма Берроуза. Я задумался о жизни. О её простоте. Бренности. Жестокости. О её смысле. Смысл жизни в том, что смысла нет. Человеческий смысл жизни такой же, как смысл жизни хомячка. Жить. Есть. Оставлять потомство.
Ещё через неделю, рано утром, я, накинув свою серую ветровку, пошёл в монастырь. Дожди всё шли. Свинцовыми каплями ложились на плечи. Тяжело начинать жить. Но менять свою жизнь кардинально, на прямо противоположную - ещё тяжелее. Нет, я не подался в веру. Нет. Я просто решил отдохнуть от мира. Как умею. Мы все делаем то, что можем, для комфорта наших жизней. У меня было 24 года отдыха. Я бросил любимую девушку. Я оставил в недоумении друзей. Я им был не нужен, в принципе. Если отбросить всё то, что мы выдумываем - то мы никому не нужны. Только родителям. Только вот... Отбросить выдумки не в наших силах. Так и живём. Существуем. Растворяемся в вечности. Каждый сам за себя. Закон жизни, по которому надо жить. Я сказал родителям, что уезжаю из страны. Что я хочу отдохнуть. Что мне это надо. Потом - чёрная ряса. Серость. Еда без вкуса. Молитвы. Посты. Службы. Твёрдые кровати. Мыши. Одиночество. Вскоре меня было не узнать. Я похудел. Мой взгляд погас. Под глазами появились мешки. Но я отдыхал. От мира. От людей. От себя.
Осенью, ровно через 24 года, я вышел прогуляться, как обычно. Солнце собиралось заходить. Улицы ещё шумели. Было тепло и хорошо. К тому времени я уже был уважаемым батюшкой. Я работал в церкви. Жизнь протекала тихо и не заметно... Как вода. Опустошая меня. Я был сосудом. Моя душа - жидкостью. И стоило жизни наклонить меня... Как жидкость начала медленно выливаться. И утекать. В вечность. В саму жизнь. Было не больно. Даже не заметно. Больно - это когда жизнь резко толкает тебя, и твоя душа начинает выплескиваться рывками, каплями, слезами. А я даже не чувствовал, как жизнь медленно наклоняет меня и душа вытекает прямо ей в раскрытые ладони.
Чтобы попасть к прудам, куда я любил приходить по вечерам после службы, надо было перейти дорогу. Я ступил на белую полоску зебры. По коже пробежал холодок. Последнее, что я помню - удар, боль, крики. Дальше - темнота. Кома. Смерть. Вскоре я увидел призрачную дорогу по обе стороны которой - темнота. Сзади - темнота. Впереди - тоже. Темнота была туманом чёрного цвета. Просто плотным слоем тумана. Чёрного тумана. И я пошёл вперёд. Точнее, начал перемещаться. Частица за частицей. Там не было ничего материального. Я был из тумана. Был неотделимой, но чужой частью этого мира. Всего лишь призрак. Душа, покинувшая мир.
Время от времени в плотной дымке чёрного тумана проскальзывали светящиеся цветы и звери. Белые, с серебристым отливом тени. Не более. Да и не светились они вовсе... Всего лишь снежно-белый цвет на чёрной простыне... Появлялись и тут же исчезали, растворяясь в темноте, оставляя за собой еле заметную светлую дорожку. Всего лишь призраки. Души, покинувшие мир.
Было тихо. Как будто бируши в ушах. Уж очень похоже. Не было тепло. Не было холодно. Не было покалывания, сжимания и других ощущений. Ничего не было. Было всё, чего не было. И что было, того не было. Я шёл, растворялся, вечность и мгновение. Я не дышал. Ничего не чувствовал. Ничего не видел. Не мог ничего сделать. Всего лишь призрак. Душа, покинувшая мир.
Туман впереди начал рассеиваться. Точнее, расступаться. А потом, как будто наткнувшись на невидимую преграду, остановился. Передо мной появилась площадка. Естественно, тоже не материальная. Там вообще не было ничего материального. Всё состояло из пустоты, вечности, секунд. Серебристая дымка. Всё так и лучилось белым светом. Белоснежный туман. Фигура мужчины. В белой рясе. С бородой. Как батюшка. Только весь в белом. И тоже из тумана. Дымки. Веков. Вот Он. Бог.
Вдруг раздался голос. Не тихий и не громкий. Не мягкий и не твёрдый. Не чистый и без хрипотцы. Успокаивающий и заставляющий встряхнуться. Похожий на многие и непохожий ни на чей больше голос. Абсолютно правильный. Идеальный. В нём было всё и ничего. Начало и конец. Вечность. Время. Пустота.
- Каждый видит то, что хочет видеть. На самом деле я ни капли не похож на тех, кто днями и ночами на пролёт молится в ваших церквях за грехи других. Я не имею подобия вас, мелочных и глупых людей. Я - космос. Вселенная. Вечность. Я соткан из звёзд и бесконечности. Ваших грехов и бед. Чувств и радости. Из молекул и пустоты. Из планет. Из Солнца. Я - Вселенная. Вечность. Тишина. Пустота. День и ночь. Свет и тьма. Жизнь и смерть.
Я молчал. Смысла говорить не было. Он читал меня как азбуку, самую простую открытую книгу. Во мне не было скрытого смысла. Вообще ничего не было. Я был как все.
- Твои грехи искуплены. Ты много лет верно служил мне. И ты заслужил вторую жизнь. Ты вновь станешь младенцем и проживёшь свой второй жизненный срок.
Я не испытывал радости. Ни капли. Я не прыгал от счастья. Даже если бы мог, всё равно не прыгал бы. И даже если бы мог улыбаться, я не улыбнулся бы.
- А как же рай? Обещанный райский уголок?
Мой голос прозвучал как-то жалко и беспомощно, безнадёжно и тоскливо. Как неуверенное "мяу" котёнка, потерявшего мать в лабиринте городских улиц. Прозвучал отчаянно. Я не хотел проживать ещё одну жизнь. Я хотел попасть в ту чудесную страну спокойствия и блаженства, совершенства и идеалов, голубого неба и сочных лугов. Хотел избавиться от надоедливых людей. От пыльных улиц. От погасшего за тысячелетия солнца. Хотел найти свой покой. Хотел отдохнуть от жизни. Но получил ещё одну порцию невыносимой и приятной муки...
- Рая не существует. Это байка. Легенда. Выдумка. Обычная человеческая ложь. Как и судьба. Вы такие доверчивые, люди... Но разве не лучшая награда за спокойную и простую жизнь, посвященную мне, - новая, аналогичная жизнь?
Прежде чем я успел ответить, меня как будто выкинуло из того странного, мягко говоря, места. Дальше - темнота. Я попытался открыть глаза - не получилось. Попытался двинуть рукой или ногой - тоже не получилось. Попробовал повернуть голову, открыть рот, вдохнуть. Результат был очевиден. Я чувствовал, что к моему животу присоединена трубка. Трубка, связывающая мой маленький организм и организм моей матери. Я был младенцем. Точнее, - пока зародышем.
Через несколько месяцев я уже мог двигать маленькими ручками-ножками. Ещё через месяц я понял, что пора.
Роды были тяжёлыми. Моя мама, тот единственный в мире человек, которому я действительно был нужен, умерла. Отец бросил нас ещё на первом месяце беременности. Все родственники отвернулись от меня. Или их просто не было. Я был тем, чьи раненые души называют одинокими. Я был сиротой. Грело душу только одно: это была моя вторая жизнь. Иногда я пытался сравнивать их, две мои жизни. Богатство и бедность. Сынок олигарха и сирота. Небо и земля. Но тем не менее до 16 лет я ходил в воскресную школу, хорошо общался с местным и довольно известным батюшкой. Он мне напоминал кого-то. Но я не мог вспомнить, кого. И именно он взял меня из детского дома в мужской монастырь при церкви. Молитвы. Посты. Службы. Серость. Еда без вкуса.
В 16 лет случилось неожиданное событие, которое повлекло за собой большие ошибки и неудачи. Плохое всегда случается неожиданно. Гуляя возле прудов, это было моё любимое место для вечерних прогулок, я встретил знакомую девушку из детского дома. Я узнал её. Конечно узнал... По другому и быть не могло. Это была моя первая любовь. Подойдя поговорить, я заметил невдалеке двух друзей из того же детского дома. Я давно с ними не общался. Очень давно. Они подошли поближе. У них были сигареты. Они предложили закурить мне и той девушке. Я отказался. Она закурила. Для меня это было ужасно, для них - норма. Я решил поговорить с ними насчёт сигарет. Попытаться убедить их в том, что это не нужно и приносит вред. Они ответили, что курение укрепляет иммунитет. И ещё: если я сейчас же не закурю, значит я просто слабак и не имею права быть в их тусовке. В то время я, мягко говоря, мало общался со сверстниками. Несколько минут разговора с ними действовали на меня хуже алкоголя. Я взял сигарету. Руки дрожали. Зажёг её. Затянулся. Меня согнуло пополам. Я закашлялся. Дым обжигал лёгкие, я не мог вдохнуть. По щекам потекли слёзы. Боль. У сигарет был очень противный запах. А вкус - ещё хуже. Но как бы там ни было, это был рубеж. Граница. Грань. Роковой момент. Именно с той затяжки и началась вторая половина моей жизни. Второй жизни. Абсолютная противоположность. Изменения. Переворот. Я начал пить и курить. Чтобы купить себе сигареты и алкоголь, я обкрадывал батюшку. Всё чаще и чаще. Попрошайничал в людных местах. Один раз даже избил ветерана, чтобы продать его медали. Все деньги уходили на водку и дешёвые сигареты. Стыд. Отвращение. Боль. Ужас. Норма. Однажды батюшка словил меня на краже. Меня выгнали из монастыря им. Святого Иоанна. Мне негде было жить. Деньги на еду и развлечения закончились. Я обратился за помощью к "друзьям". С 19 лет я начал жить в грязной съёмной квартире, где кишмя кишели тараканы и пауки. Начал работать на наркодиллера. Я искал клиентов, он платил мне очередной дозой. Да, я стал наркоманом. И в 24 года я, в принципе, уже не нуждался в еде, воде, туалете. Я забыл как это - есть, пить, думать. Я не умел есть. Я не умел пить. Я не умел думать. Я мог только подсаживать других людей на наркотики. И ещё нюхать, разжёвывать, колоть.
Как-то, прячась от милиции, мне пришлось сесть за руль машины. Я гнал за 180 километров в час. Перед одним поворотом я увеличил скорость. И сбил мужчину в чёрной рясе. В тот момент я был под "кайфом". Но всё же, я знал, чувствовал каким-то неизвестным шестым чувством: это был мой батюшка. Мой друг. Хранитель. Мой отец. Я ничего не видел перед собой. Через пару мгновений угнанная мной машина влетела в огромный столетний дуб. Ударившись об что-то головой, я потерял сознание. Кома. Смерть.
Вскоре я оказался на кроваво-красной дороге. Тут ничего не было материальным. Иллюзия. Дымка. Туман. С четырёх сторон наступала темнота. Иногда в темноте пролетали фигуры людей, сотканные из красноватого дыма и огня. Я был всего лишь такой же фигурой. Не более. Опять. Всего лишь призрак. Душа, покинувшая мир. Ещё одна не обременённая счастьем душа, летящая вечность, что длится один миг. Все мы такие. Нам всегда мало денег. Радостей. Жизни. И мы говорим, что у нас нет этого. Хотя это есть. Всегда. Просто у других бывает больше. Больше денег. Хотя для них это всё равно мало. Больше радостей. Хотя они этого не замечают. Больше жизни. Хотя... Как мы можем знать? Мы не умеем искренне радоваться. Мы не умеем быть счастливыми. Мы не умеем жить, как не умели наши предки. И их предки. И предки их предков. И поэтому мне было стыдно существовать. Стыдно жить. Потому что я пытался. Все пытаются. Все пытаются взлететь. Делают себе искусственные крылья из перьев и воска. И взлетают. Выше и выше. Испытывают на прочность свою судьбу. Свою жизнь. Себя. Пока крылья не расползутся от жара солнца. И тогда они падают... Икары современности. Встать после этого способны единицы. Только те, кто не сохранил души. Я не хотел так жить. Не хотел...
Вдруг ноги встали на что-то горячее. Боль эхом отозвалась где-то далеко. Я шёл дальше. По тлеющим углям. По углям, тлеющим уже не одну вечность. С двух сторон загорались огни. Сначала по одному. Потом обступили горящими стенами. Я не чувствовал жара. Он отзывался эхом откуда-то из огней. Из углей. Из темноты. Но я не чувствовал его. Теперь я привык, но тогда... Я увидел огромный костёр по середине квадратной площадки. Оказавшись ближе, я увидел очертания крепкого мужского тела. Крепкие мышцы. Сильное тело. Яростный взгляд. Горячий холодок могущества и спокойствия. Дьявол.
- Твой облик тоже обман?
- Нет. Здесь нет места обману. Мы слишком низко стоим, чтобы скрывать правду.
- Это ад?
- Да.
- Он ненастоящий...
В костре заиграли очертания лёгкой, наглой усмешки.
- Кто тот батюшка?
Ответ эхом разнёсся по вечному пространству, отзываясь в самых скрытых закоулках души.
- Ты.
Я растерялся. Я был шокирован. Но потом вспомнил, в какой я ситуации, и решил, что можно уже ничему не удивляться.
- Он - ты в первой жизни.
Дальше - темнота. Потом - вечно догорающие угли. Пламя. Тишина. Одиночество. Всего лишь призрак. Душа, покинувшая мир. Навеки. Счастливая душа одного из павших Икаров. Икаров современности. Икаров прошлого и будущего. Людей.
В общем-то, мне тут хорошо. Не считая того, что этот мир ненастоящий. Здесь - лишь отголоски чувств. Отголоски жизни. Здесь все существуют по одному правилу. По единому закону. Каждый сам за себя. Закон жизни. Святая вера. Испуганные взгляды. Холодные сердца. Свободные души. Реальность. Холодные взгляды. Свободные сердца. Испуганные души.
Всё идёт по кругу. Меняясь. Пересекаясь. Преображаясь.
Жизнь.
Проста. Безобидна. Коротка. Смертельна. Для меня - ужасна. Для других - норма. Рай, которого нет. Не было. Не будет. Ад, который существует. Был. Будет. Да, ад. Для других - отвратительно. Для меня - норма. Чёрное и белое. Бесконечные оттенки серого. Овцы и бараны. Волки. Орлы. Боль. Боль - всё можно. Боль - сила. Вера. Святая вера. Жизнь - спектакль. В нём - сколько угодно актёров. А может быть и один. И всю жизнь мы играем на публику. Хорошая игра. Плохая игра. Рай. Ад. Мой спектакль - в двух актах. Большего не хочу. Большего не надо. Большего не дано. Одно и то же в двух актах - не интересно. Не актуально. И нет стимула в двух актах повторять одно и то же, ради повторения этого же в третьем. Мы сами - актёры. Мы сами - зрители. Мы играем. Мы смотрим. И другие смотрят. Все смотрят, как играет один. Один смотрит, как играют все. Зачем повторяться? Кому захочется играть одно и то же несколько раз? А кому захочется смотреть на это? Мой спектакль - в двух актах.