|
|
И дано будет
ВСЯ КОРОЛЕВСКАЯ РАТЬ. ВМЕСТО ПРОЛОГА
Господин Альбер смотрел на Эрика с непонятным выражением, и Эрик невольно устыдился своей необразованности. Да, он не читал книгу Роберта Уоррена. Что там! - он и не слышал об этом писателе. В голове вертелся только детский стишок про Шалтая, который свалился со стены. Подоспевшие на помощь королевская конница и королевская рать не сумели собрать бедолагу.
- Я процитирую, - сказал наконец поверенный. - "Ты должен сделать добро из зла, потому что его больше не из чего делать". Раз уж вы помянули дорогу, вымощенную благими намерениями, уверяю вас, не все они ведут в известное место.
В намёках господина Альбера проскальзывала едва различимая ирония, ведь героем книги "Вся королевская рать" был политик вроде Лукаса Арбера, циник и демагог. Любопытства ради Эрик взялся полистать роман и одолел без малого две трети, но так и не дочитал. Не успел.
ТАМ. 4 (БЕГ)
Эрик бежал. Редкие желтые листья под ногами, грязь на мокром асфальте, облетевшие акации - всё казалось до боли знакомым и оттого совершенно неправильным. Он никогда не думал, что будет так бежать. Что сможет так бежать - по этим улицам, по этому городу. Что станет дичью, а не охотником.
Бешеный пульс крови в ушах. Резь в боку. Сумбур в мыслях.
Сейчас он вообще не думал. Потом, всё потом! Ломился, как зверь сквозь чащу, расталкивая прохожих, прыгая через лужи, уворачиваясь и снова прыгая. От него шарахались. Еще бы: левая половина лица - сплошной кровоподтёк, глаз заплыл и плохо видит, куртка разорвана; в замотанной тряпьём руке пистолет. В пистолете единственный патрон. Эрик пока не решил, для себя или...
От Завокзальной он метнулся на Братьев Касимовых, затем на Янгеля. С выбором пути Эрик ошибся: улица Янгеля, прямая и длинная, делала его удобной мишенью. Дома по обеим сторонам стояли вплотную, расстояние между арками превышало сто метров. Влетев в первую же арку, он наткнулся на запертые ворота и, подарив преследователям несколько драгоценных секунд, помчался дальше, к перекрёстку с Камаринской. Опять искушать судьбу Эрик не пытался.
Болели отбитые пятки. Лёгкие превратились в два пылающих факела, икры сводило от напряжения. Как назло, нельзя было свернуть в проулок, затеряться в толпе, вскочить на подножку трамвая - здесь не было проулков, толпы и трамваев. Ах да, и подножек-то у трамваев не было. Не то время, не то место, не те традиции. Впрочем, это бы не спасло. Он чувствовал: не уйти. Будто струна оборвалась, крепкая, туго натянутая, лопнула на финальном аккорде. Итог печален - жидкие аплодисменты, свист; занавес.
Топот преследователей настигал с каждой секундой. Эрик кожей, лопатками, затылком ощущал их злобу, их ненависть, ярость погони. Почему они не стреляют? Почему?! Рукоять пистолета жгла ладонь: решай. Решайся. Он не самоубийца, сражаться бессмысленно. Вывод? К дьяволу выводы! Одного он точно положит. Вот и славно, вот и хорошо. Но почему же они не стреляют?
Зебра. Красный сигнал светофора. Бесконечный поток машин.
Ведь это шанс. Шанс! Эрик рванул, что есть мочи. Он почти успел. Почти. Сзади образовалась каша из столкнувшихся авто; гудки, крики, визг тормозов. Проклятья. Эрик не оглядывался, но что-то дрогнуло в нём, нечаянная предательская радость затопила грудь, и он не заметил непривычно высокого бордюра у края тротуара. Отчаянными скачками Эрик нёсся вперёд, к свободе.
И лишь когда он запнулся, и упал, и, выронив пистолет, покатился по новенькой, криво уложенной брусчатке, матерясь и обдирая ладони, то вдруг понял - быстрая смерть не для него.
ТАМ. 3 (ЗАСАДА)
- Малой кровью? - переспросил Эрик. - Враньё!
Господин Альбер, поверенный Госпожи, чуть приподнял брови, что означало крайнюю степень изумления. В водянистых глазах отразилось перекошенное лицо Эрика, пропало. Лёд в голосе господина Альбера промораживал насквозь.
- Вы отказываетесь от предложения?
- Я отказываюсь от предательства!
- То есть остальное вас уже не смущает?
- Беспринципная мразь вроде Реймерса и Лемье? Драгдилеры и убийцы? Политиканы? Аферисты, укравшие миллионы, карманники, гоп-стоперы и прочая шушера? Нет, не смущает, туда и дорога. Однако зарубите на носу - друзей не предают.
Поверенный Госпожи скорбно поджал губы.
- Да вы максималист, сударь. Я не тороплю, подумайте.
Эрик не раз вспоминал господина поверенного и свою категоричность. Да, максималист. Да, к нему подобрали ключик, убедили. И обманули. Коготок увяз - птичке пропасть. Единственное "да", брешь среди твердых "нет", повлекло за собой лавину.
Зря! зря! зря!! - в такт прыжкам грохотало в затылке. Он рушился вниз по лестнице со скоростью урагана. В квартире ждала засада; парни не прокололись - просто у него развязался шнурок, он нагнулся и, потеряв равновесие, торкнулся в дверь. За дверью скрипнули половицы, кто-то большой, грузный и нетерпеливый посматривал в глазок на приближающегося Эрика. Вряд ли киллер предполагал, что Эрик присядет, и слегка растерялся. Эрик завязывал шнурок, прикидывая варианты. Затем тихонько, на корточках отполз к лестничной клетке.
Дверь грюкнула: грузный и нетерпеливый решил выяснить, что происходит. Пуля вошла ему точно в лоб. Церемониться с тем, у кого в лапищах короткоствольный АКСУ, было бы верхом глупости.
Выстрел переполошил дом от чердака до подвала. Эрик лихорадочно соображал, что дальше? Неважно, чьи это люди - Реймерса или Рудольфа Шпее. Неважно, как попали сюда. Важно, что не профи, профи бы аккуратно сняли Эрика из винтаря или, придержав за локотки, отвели, куда надо. Значит, от них можно избавиться.
У подъезда маячил хмурый тип, правую руку молодчик держал в кармане плаща. Резерв - определил Эрик. То ли молодчику не хватило ума схорониться в кустах, то ли, наоборот, услыхав шум, он выскочил и собирался помешать Эрику смыться.
Они выхватили оружие одновременно. Эрик попал, а хмурый тип - нет. От поворота к подъезду шёл подозрительный мужик с дипломатом, в подъезде бухали сапоги; где-то зазвенело стекло, и треск автоматной очереди распорол тишину двора. Эрик развернулся и, петляя, как заяц, побежал в сторону Завокзальной.
- Живьём бра-а-ать! - огрело со спины.
Ты фартовый, Лукас. И я фартовый, пусть и вполовину. Эрик злорадно ощерился. Будут калечить - отобьюсь, последний патрон в висок, и привет. Выкусите.
Зря ты пожалел Арбенина, сказал кто-то рассудительный и равнодушный. Это ведь из-за него. Ну ты и сука! - восхитился Эрик. В расход бы тебя, а? То-то и оно, сказал голос и заткнулся.
Его таки догнали, и покалечили, и он сумел отбиться, потому что молодчики особо не усердствовали, а он - стрелял на поражение. Он разозлил их, разозлил конкретно и жутко, о "брать живьём" уже не было и речи. Руку он обматывал на бегу, куском оторванной от куртки подкладки.
Рита, думал Эрик. Хватит ли ей денег, и сил, и надежды? Если он не придёт, не вернётся... При выдохе с губ срывались капельки крови. Наверное, без "если". Как там говорят? Не садись играть с дьяволом, у него карты краплёные.
А Риту ты пожалел? - спросил голос. Какую? - спросил Эрик. Обеих, сказал голос. О деньгах паршивых думаешь. Я брежу, безучастно подумал Эрик.
АРБЕНИН - аршинными буквами полыхало в мозгу. ЛЕОНИД. ЛУКАС АРБЕР. КЛЮЧ.
Да ты просто дурак! - выкрикнул голос. Сам ты! - прошипел Эрик. Голос был прав.
Он нарушил условие.
ТАМ. 2 (СТРЕЛОК)
Леонид Арбенин катил коляску с близнецами по мощёной парковой дорожке. Рыжие, ломкие от заморозков кленовые листья шуршали под колёсами, пахло дымом - дым приносил ветер: за парковой оградой жгли мусор. На небе - ни облачка, как и обещали в телепрогнозе. Выходной. Солнечная, ветреная погода. Следом за Леонидом семенила жена, миниатюрная брюнетка в полушубке, с сумочкой и собачкой на поводке. Собачка рысила на кривых лапках, жалкая и смешная; при желании ее можно было целиком запихать в сумочку.
- Инна, - обратился к жене Леонид, - придержи коляску, я закурю.
Он чиркнул зажигалкой. Прикурить удалось не сразу: ветер гасил пламя. Инна, покачивая коляску, без умолку тараторила по телефону, перемывая с подругой косточки общим знакомым.
Словно сорока, неприязненно подумал Эрик; он наблюдал за идиллией со скамейки и изрядно подмёрз, пока дождался чету Арбениных. От Лукаса Арбера в мужчине сохранился только властный подбородок, выправка отставного военного и неистребимая привычка к табаку. Жену Лукаса звали Инна, как и раньше, и она оказалась такой же болтушкой и вертихвосткой. Расхождение было лишь в коляске с близнецами, добротной, широкой, на пневматических колёсах. Близнецы синхронно жевали соски, не подозревая, что с минуты на минуту станут безотцовщиной.
Супруги удалялись; кленовые семена, кружа, падали на фигурную плитку, в голых кронах чирикали воробьи. Безлюдная поутру аллея притворялась аттракционом, тиром, где надо выбить определённое количество очков, забрать приз и уйти. Сравнение с тиром Эрику не понравилось. Он прищурился: Леонид, абсолютно чужой, в отличие от Лукаса, человек превратился в ростовую мишень. Аккуратно, в голову, с первого же выстрела... В глаз попала соринка, Эрик моргнул - соринка мешала. За обшлага рукавов забрался колючий ветер, пистолет холодил ладонь. Эрик сел, подышал на озябшие пальцы, несколько раз сжал и разжал кулаки, потёр ладони, восстанавливая кровообращение. Прицелился.
Опустил пистолет. Снова прицелился.
Соринка в глазу раздражала. Арбенина было жаль, и близнецов жаль, и болтушку Инну; на лбу Эрика выступила испарина. Он не хотел тащить грязь сюда, не хотел множить цепочку убийств, начинать с подлости. Разве ей недостаточно смертей? - спросил он, как будто Эдвард Альбер, поверенный Госпожи, мог ответить. Разве мерзких душонок насильников, пушеров и педофилов недостаточно? Разве люди, порядочные люди, чья беда лишь в том, что они не попадут в резонанс, должны страдать?
Эрик боялся слияния. Он видел Риту - чужую, иную Риту. Он нашёл ее, следил, как за неверной женой, и горечь утраты, не утраты даже, а того, чего не случилось, захлестнула сердце. Кто подтвердит, что после слияния старого и нового во взгляде Риты проснётся узнавание? Что она кинется к нему на шею, ткнётся подмышку? В целом, выиграют все, но кто-то обязательно проиграет. Дьявол в деталях. Счастья для всех, даром, не выйдет.
Палец заледенел на спусковом крючке и отказывался сгибаться.
Чета Арбениных исчезла за деревьями; аттракцион закрылся, тирщик отлучился на обед. Присев на скамейку, Эрик провёл рукой по взмокшим волосам, расстегнул куртку. Он панически не желал проигрывать, пусть и в частностях; частности порой стократ важнее целого.
Ты чертов везунчик, Лукас, пробормотал Эрик.
ТАМ. 1 (КАФЕ)
- Сегодня, - сказал господин Альбер.
Эрик похолодел. Как ни готовься к предательству, легче не станет.
- Я вас понимаю. Вот тут, - господин Альбер прикоснулся к груди, - в вас зреет протест, но тут, - постучал по лбу, - кристальная ясность. Есть цели и есть средства. Вы знаете, на что идёте. Не ищите оправданий ни себе, ни другим. Или вы полагаете, революция решит проблемы? Нет, она их усугубит, потому что подлинная революция зреет снизу. Долго, мучительно. Как гнойник. Потом прорывается, изливая гной, яд и смуту. Это очищение, катарсис. Но я бы не советовал окунаться в процесс. Кстати, дворцовый переворот преследует совсем иные цели.
- Переворот? - Эрик нахмурился.
- Вашего Арбера, харизматичного, удачливого сверх меры популиста, используют втёмную. Ставлю на то, что его уберут в течение месяца. После переворота, конечно.
Эрик скрипнул зубами: врёшь, поверенный. Подслащиваешь пилюлю. Господин Альбер потёр переносицу.
- Вы не политик. Но поверьте, Госпожа поддержала бы революцию обеими руками, к взаимной выгоде обеих сторон. Переворот ее не устраивает.
В посулах господина Альбера таился подвох. Эрик частенько перебирал в памяти их беседы и, отчаявшись отделить ложь от правды, бросил тщетное занятие. Его не принуждали, он добровольно сел в этот поезд.
Рита рассеянно листала меню. Пальто она повесила на вешалку рядом, шарф и перчатки убрала в сумочку. Предупредительный официант отодвинул стул за угловым столиком, и Рита поблагодарила его слабым кивком.
Украдкой наблюдая за девушкой, Эрик делал вид, что рассматривает абстрактную мазню, которая, по мнению владельцев, придавала заведению собственный неповторимый стиль. Причёска, цвет волос, смуглый профиль на фоне окна, изгиб шеи, ресницы, губы, румянец - Эрик жадно искал различия, отметая всё несущественное, привнесённое, без чего женская красота не является в полной мере той утончённой, изысканной красотой, преображающей дурнушку в интересную особу, а миловидную девушку - в принцессу, искал и не находил. Новая Рита ничем не отличалась от прежней, за исключением ускользающе малой особенности: в глазах не было затаённого страха, да и спину она держала ровнее, вела себя спокойно, уверенно. Так и должно быть, рассудил Эрик, иначе этот мир обратится в кальку с оригинала, потеряется в его уродливой тени, подстроится под него, слепо копируя пороки и изъяны. Что до манер девушки, разумеется, манеры изменились - правила поведения диктует общество; наши привычки, как ни крути, - результат воспитания, и если человек с детства получил...
Увлёкшись рассуждениями, он напрочь забыл о конспирации и едва ли не в упор смотрел на Риту, изучая завитки каштановых волос и сравнивая причёску до и после. Ему нравилось и так и так. Рита неожиданно перехватила его взгляд; около минуты они сидели и смотрели друг на друга через весь зал, напряжение росло, Эрику казалось, сейчас проскочит молния, искра узнавания, Рита встанет и... Его бросило в жар, лицо раскраснелось, по спине щекотно сбежали мурашки. Никто не отводил глаз, не желая счесть себя побеждённым. Наконец Рита вопросительно улыбнулась. Эрик улыбнулся в ответ и, проклиная внезапную робость, вяло махнул рукой, мол, ничего-ничего, извините, обознался.
Неловкость ситуации сгладил подошедший к столику Риты официант; она отвлеклась на заказ, и Эрик, до сих пор пунцовый от смущения, тайком пробрался к выходу. Как пацан, ей-богу, выговаривал он себе, шагая по тротуару вдоль проспекта, упустил реальный повод познакомиться. В следующий раз твое назойливое внимание примут за извращённый интерес, и завязать разговор будет гораздо сложнее. Лукас, тебе везло с бабами? Мне - нет. Значит ли это, что и тебе не везло? Ха! при чём тут бабы в принципе, если нужна одна конкретная? Здесь крылась чертовски каверзная неувязка.
- Добрый день, - послышалось из-за спины. - У вас проблемы?
Милиционер, молодой и худощавый, участливо глядел на Эрика, изредка моргая.
- Вы топчетесь на углу и бормочете. Заплутали? Нужна помощь?
- Спасибо, лейтенант. Помощь не нужна. Мне надо... э-э, на Звенигородскую, дом пятнадцать. - Эрик сам поразился, что не оплошал и ответил довольно внятно. Привыкнуть к таким полицейским было тяжело.
Достав планшет, милиционер раскрыл карту и ввёл запрос.
- На Звениговскую, вы хотите сказать?
- Да, точно. Вечно их путаю.
- Простите, но Звенигородской улицы нет даже в проекте. Чтобы проехать на Звениговскую, сядьте в сорок четвертый автобус. Всего доброго.
Эрик нырнул в подземный переход, светлый и чистый, без граффити на стенах, обшарпанных торговых палаток и угрюмых нищих. Настроение испортилось: сука-память знала, на чём подловить. Звенигородская, дом пятнадцать. Ночь, моросящий дождь, капли на щеках; сырая кирпичная кладка. Ты помнишь, Лукас? Я тоже.
Город походил на свой прообраз так же, как новая Рита на прежнюю - разительные отличия при внешнем сходстве. Внутренние отличия, глубинные. Эрик догадывался, почему удрал из кафе, отчего не осмелился подойти и теперь старательно закрывался от горькой догадки, прогоняя ее на задворки сознания. Он бы не смог, вот и всё. Не получилось бы сделать вид, что Рита - та самая Рита, потому что это были две разные Риты. Новая могла быть как угодна мила, нежна, умна, могла быть лучше настоящей, и что? Допустим, она могла влюбиться в Эрика, допустим, они бы поженились и нарожали детей, и ходили бы в гости к ее родителям и к его родителям, и вместе строили планы, и к старости обзавелись внуками, а то и правнуками...
Всё разбивалось о досадную мелочь. Глупость. Наивность, если угодно. С точки зрения благоразумного человека препятствий для знакомства не существовало. Просто Эрик знал: чуда не случилось. Искра не мелькнула, и Рита лишь мимолётно улыбнулась совершенно постороннему мужчине.
НИ ТАМ НИ ЗДЕСЬ
- Вы готовы? - спросил господин Альбер.
- Я готов, - без колебаний ответил Эрик.
Момент перехода был болезнен и краток, как удар полицейской дубинки.
ЗДЕСЬ. 4 (РИТА)
- Хватит изображать невинность! Ваши, простите, душевные метания никто не оценит. Смешно! Еще заповеди библейские вспомните. На вашей совести десяток, а то и больше жизней, и вы, черт побери! вздумали читать мне мораль?
Поверенный был не в духе. Он редко повышал голос, почти никогда - по крайней мере, за время их непродолжительного общения. Тем сильнее оказалось впечатление.
Эрик мрачно рассматривал носки туфель господина поверенного, золотые пряжки, брюки с отутюженными до остроты стрелками, темно-синий двубортный пиджак в мелкую полоску, безукоризненно повязанный галстук и лицо, холёное, спокойное, с рыбьими, чуть навыкате, дьявольски внимательными глазами. Ах ты ублюдок, Эрик мысленно считал вдохи и выдохи, чтобы не сорваться. Ра-аз, два-а... Что тебе, тварь, до моей совести? Каждый отвечает за себя, и уж поверь, я не буду оправдываться на Страшном суде. Медленно, с нажимом произнёс:
- Что моё - моё. Чужого не надо.
Господин Альбер хрустнул пальцами. Резко, отметая возражения, сказал:
- Мы же договорились, либо - либо. Третьего не дано. Я вам настоятельно советую, не пререкайтесь - Госпоже не по нраву упрямцы.
В подъезде воняло мочой и кошками. Эрик поднялся в дребезжащем лифте на девятый этаж и, подсветив зажигалкой, три раза нажал кнопку звонка. Лампочка на площадке не горела. Пригодилась, усмехнулся Эрик, имея в виду зажигалку. Спасибо, Лукас. Звонок тренькнул сухо и отрывисто, как автоматная очередь: два длинных, один короткий. Условный сигнал.
Щелкнул замок.
- Кто? - спросила Рита.
- Я, - сказал Эрик. - Разбудил?
- Нет, - сказала Рита. - Я не спала.
Она отперла дверь, выходящую на лестничную клетку, и, зевая, глядела на Эрика. В вырезе небрежно запахнутого халата угадывалась маленькая, но крепкая грудь.
- Не пялься, - сказала Рита. - И руки не распускай: соседи увидят.
- Почему не спишь? - спросил Эрик. - Тебе ко скольки на работу?
- Я на больничном. - Рита вновь зевнула.
- Что-то случилось?
- Ничего не случилось. Проходи, не стой столбом.
В комнате царил лёгкий бардак: разбросанные как попало вещи, захламлённый пузырьками и склянками столик, груда бумаг на подоконнике. Тарелка с остатками еды. И запах лекарств - антибиотики, их трудно перепутать: человек потеет, ходит в туалет, пахнет...
- Нет сил, - виновато объяснила Рита. - Завтра уберу. Я же не знала, что ты придёшь.
- Я тоже не знал, - пробормотал Эрик. Ему стало немного неловко.
Он бережно поцеловал Риту в щеку, Рита прижалась к нему, замерла мышкой. На полосатых, "пижамных" обоях играли блики от люстры; люстра покачивалась, кренясь то на один бок, то на другой, - Эрик ненароком задел ее макушкой. Ты у меня великан, подшучивала Рита. Нет, это ты малявка, возражал Эрик. Кроме древнего скрипучего дивана, журнального столика и колченогих стульев в комнате имелся шкаф, раскладной стол-книжка и зеркало в массивной раме; на потёртом линолеуме возле шкафа выстроились цветочные горшки. Его недавний подарок. Пряный аромат гортензий смешивался с запахом больницы, кислым, как старческое уныние.
- Рассказывай, - велел Эрик.
- Почки, - сказала Рита. - Ты не бойся, это не песок, это хроническое. Сейчас ведь октябрь, чуть простынешь, и... У нас отопления нет, - пожаловалась.
Эрик покосился на ее шерстяные носки, кивнул. Отопление дадут не раньше декабря, факт. За пыльными стёклами сгущалась ночная тьма, в ней горели редкие огоньки соседних домов. Эрик давно подумывал купить занавески, но сомневался, нужны ли они Рите в съёмной квартире? Если не покупает сама и не намекает, значит... К тому же, девятый этаж. Мебель есть, и ладно.
- В стационаре мест нет. Я амбулаторно лечусь: в поликлинике уколы, дома - таблетки. Врач настаивает на УЗИ, говорит, требуется проверка.
- Деньги есть на УЗИ? - спросил Эрик. Рита отказывалась брать у него крупные суммы.
- Нет.
- А на лекарства?
- В понедельник аванс, - прошептала Рита.
Он заглянул ей в глаза. В серых грустных глазах копились слёзы. Эрик молча положил на журнальный столик семь с лишним тысяч, всё, что у него было. Рита покачала головой.
- Да, - сказал Эрик. - Ты возьмёшь эти деньги, надеюсь, их хватит. Потому что я... я ухожу. - Слова давались с трудом. Царапая горло, слова проталкивались наружу и падали увесистыми булыжниками.
- Куда? - вскинулась Рита. - Зачем?!
Слёзы брызнули из глаз, мокрыми дорожками протянулись к уголкам рта. Губы Риты тряслись. Возможно, "зачем?" подразумевало "к кому?" Даёт деньги и бросает, понятно: нашёл себе кралю. Эрик вздохнул: истерика - это что-то новенькое. Скандал с битьём посуды, обвинения, упрёки, да-да, рядовая семейная драма.
- Я не от тебя ухожу. Успокойся. Я ухожу, потому что так надо.
Рита мгновенно затихла. Улыбнулась неуверенно, глядя на него снизу вверх. Мышка, с нежностью подумал Эрик, маленькая ты моя мышка.
- Вернёшься? - спросила, шмыгая носом.
- Вернусь. Я тебе когда-нибудь врал?
- Сумасшедший, - сказала она. - Иди ко мне.
Удивительно, но они до сих пор не были близки. После свадьбы, говорил Эрик. Это я должна говорить тебе "после свадьбы"! - возмущалась Рита. Когда мы поженимся? Скоро, обещал Эрик. Ты даже моргнуть не успеешь. Ну?! - Рита тут же моргала. Фигурально выражаясь, парировал Эрик.
- Я... - прошептала она в перерывах между поцелуями, - тебя...
- Люблю, - прошептал Эрик.
И древний скрипучий диван принял их в свои объятия.
ЗДЕСЬ. 3 (ЛУКАС)
Иуда, сказал тогда Лукас. Эрик промолчал. Лукас держался за сердце и медленно сползал на землю, оставляя на стене бурое пятно. Он что-то шептал, но что - было уже не разобрать. Так надо, сказал Эрик мертвому Лукасу. Наклонившись, прикрыл депутату веки, затем обыскал труп и, выудив из кармана пачку сигарет, прикурил от зажигалки дрожащими пальцами. Курить он пробовал только в школе, лет двадцать назад, поэтому сразу закашлялся и спустя пару затяжек растоптал бычок. Уродские сигареты ни черта не успокаивали, а гробить здоровье можно более приятными способами, например, неразбавленным виски. Дерьмо! О чём он думает! Эрик поднял взгляд к небу: тучи, тучи, без единого просвета. Осень. Хандра. Мизантропия. Накрапывал мелкий дождь, капли падали на разгоряченный лоб, на щёки, блестели фальшивыми слезами. Я не плачу, говорил он Рите. Рита не верила.
Авантюра прошла без сучка и задоринки; о встрече условились заранее, выманить Лукаса помог Альбер. Чтобы не возник соблазн пустить на самотёк, сказал он позднее. На втором этаже бренчала музыка, на третьем - орали, распевая пьяными голосами "жиган, твой схрон спалили мусора", в переулке лаяли бродячие собаки. Выстрела никто не слышал. Ни ужратая веселящаяся сволочь, ни спящие под бормотание телеящика работяги. А если и услыхали - не придали значения, мало ли, кто с кем выясняет отношения. Не в своё дело не лезь, дороже выйдет. Полиция в район трущоб наведывалась с неохотой: формально патрулирование осуществлялось круглосуточно, на деле - от случая к случаю, и то, если случай был вопиющим. Завтра утром Лукаса хватятся и начнут искать и, разумеется, найдут. Завтра днем полицаи наведут здесь шорох - вдоль, поперёк и опять вдоль, перевернут вверх ногами и поставят на уши. К завтрашнему вечеру Эрик свалит из города. В сказку.
Горло саднило - то ли от долгой перебранки, то ли от холодного воздуха, изо рта вырывались облачка пара; тусклый свет фонарей едва рассеивал ночь. Слова редко кого убеждают, слова - фикция, декларация благих намерений, партитура без музыки. Пока не сыграешь, не узнаешь, что получится. Лукас, я правда не хотел. Ты бы всё испортил, Лукас. В конце концов, тебя прикончили бы свои. Когда прикончат меня, будем квиты. Кровь на стене кирпичного дома с табличкой "Звенигородская, 15" выглядела тёмным, почти чёрным потёком, какие обычно бывают от гудрона. Прости, зачем-то сказал Эрик. Мне не обещано тридцать сребреников. Их обещания гораздо серьёзнее.
Он привалил Лукаса к фундаменту и сунул в руки подобранную неподалёку пустую бутылку. Голова мертвеца свешивалась на грудь, правая штанина задралась до колена, носки ботинок смотрели в разные стороны. Лукас смахивал на местного забулдыгу, который заложил за воротник чуть больше, чем следовало, и заснул под окнами чужой квартиры после безуспешных стараний попасть внутрь. Утро сотрёт иллюзии, и порядок, круто замешенный на лжи и страхе, даст сбой; утром шестерёнки огромного государственного механизма замедлят ход. Заодно с ними притормозят шестерёнки другого механизма, псевдооппозиционного, поменьше и поплоше. Механизм трудно сломать, но еще труднее починить. Пожелай мне удачи, Лукас, мне очень нужна удача. Когда мы встретимся, в раю или в аду... в общем, выпивка и бабы за мой счёт, главное, чтобы твое чертово везение перекинулось на меня. Раз я тебя убил, удача теперь - моя.
Эрик накинул капюшон и, сутулясь, пошёл во двор мимо мусорных баков, где днем промышляли бомжи, а ночами - уже никто, потому что бомжи выгребали баки подчистую. Во дворе шныряли крысы, мокло на веревках бельё, и какой-то алкаш звучно блевал с балкона прямо на козырёк подъезда. Эрик свернул налево, направляясь к высоткам, торчащим посреди трёх- и четырехэтажных домов, как деревья среди пеньков. Рита жила на девятом этаже, оттуда открывался прекрасный вид на отвратительные окраинные кварталы. Лучший вид на этот город, если сесть в бомбардировщик, шутил Эрик. Рита смеялась. Я действительно так считаю, добавлял он. Рита не верила.
Ты сумасшедший, говорила она. Я сумасшедший, соглашался Эрик. Зачем ты якшаешься с белоленточниками, спрашивала Рита. С кем, с кем? - притворно удивлялся Эрик. Не ври мне! Я тебе никогда не врал.
Он шёл прощаться.
ЗДЕСЬ. 2 (АЛЬБЕР)
- Вы же мечтаете о лучшей жизни? Не для себя, разумеется. Это по-мещански мелко, недостойно. Вы стремитесь к общественному устройству, где нет дикого расслоения на бедных и богатых, нет чиновничьего произвола, где государство не перекладывает свои проблемы на плечи граждан, и власть не узурпирована бандой мошенников и олигархов. Где развиты социальные лифты, нет кастово-обособленной элиты, и даже президент не является неприкосновенным. Где, как ни пафосно это звучит, торжествуют закон и справедливость.
- Допустим. - Эрик напрягся: собственные мысли в чужом исполнении и впрямь звучали пафосно. Признаться, он растерялся. Человек явно не из конторы и не от "соратников" по борьбе. От кого же?
Эдвард как-его-там наставил на Эрика указательный палец, безупречному маникюру позавидовала бы любая модница:
- Позвольте цитату. "Стучите, и отверзнется. Просите, и дано будет". У нас есть дверь, у вас - в том числе у вас - ключ. Просьба услышана. Вы готовы к обсуждению условий?
По пути к гостинице Эрик заскочил в цветочный магазин, где четверть часа расспрашивал продавщицу, выясняя, что лучше подарить девушке - гортензии, фиалки или герберы. Его интересовало всё - от размера горшков до ухода и поливки. Она обожает цветы, говорил Эрик, просто без ума от них, понимаете? Сколько будет стоить доставка? Я загляну на неделе. Держите задаток.
Выйдя через черный ход - с любезного разрешения продавщицы, Эрик тормознул убитый форд и кварталов пять ехал в обществе двоих бритоголовых подростков, думая о том, был ли хвост или ему показалось. Юнцы жевали жвачку, двигая челюстями под гремевший из динамиков рэп; в их стеклянных глазах плавало равнодушие. На Эрика они обращали внимания не больше, чем на пустое место. Водитель ни с того ни с сего попытался толкнуть ему корабль дури - "недорого, брат, улётный ганджубас, отвечаю". Убери, жестко отрезал Эрик, и водитель так же равнодушно продолжил путь.
Высадишь на перекрёстке, буркнул Эрик, кладя сотку на приборную панель. От перекрёстка он двинулся обратно, долго кружил по грязным улочкам и, получив порцию брызг от затянутого в кожу мотоциклиста, обозвал себя мудаком. Убедившись, что слежки нет, поужинал в пивнушке на углу - там подавали неплохие сардельки; из туалетной кабинки, под шум воды, позвонил Лукасу. Депутат долго не брал трубку, наконец Эрик услышал: у аппарата. Лукас нервничал, иначе бы не ответил кодовой фразой. Да у него, похоже, проблемы. Хреново. Значит, хвост не привиделся, значит, снова переезжать. Спрут шевелит щупальцами, сообщил Эрик. Отбой. Телефон Арбера могли прослушивать. Отключив мобильник, покинул туалет и торопливо зашагал к гостинице.
В номере ждал сюрприз, в целом угадываемый, но довольно-таки странный. Он точно по мою душу? - изумился Эрик. Визитёр с насмешкой смотрел на Эрика, мол, по твою, по твою. Рыжие стрелки усов, эспаньолка, шляпа с высокой тульей и загнутыми полями, драповое полупальто, туфли с пряжками. Он сидел в кресле, закинув ногу на ногу, будто актёр, скучающий в гримёрке, перед выходом на сцену. Лицо, впрочем, не соответствовало. Лицом он скорее напоминал юриста, вежливо-холодного и скользкого, такого, знаете ли, крючка, как сказали бы век назад. В остальном создавалось впечатление, что посетитель слегка ошибся эпохой.
Если он собирался произвести подобный эффект, он его произвёл.
- Опустим вопрос, как вы сюда попали, - с неудовольствием процедил Эрик. - Во-первых, вы чересчур беспардонны, а я не люблю наглецов. Во-вторых, если вы от Александра Реймерса или Рудольфа, передайте им, что я не нуждаюсь...
- Лучше опустите пистолет, - миролюбиво заметил гость.
Эрик хмыкнул:
- Я сам решу, что делать.
Гость зевнул, деликатно прикрыв рот.
- У вас предохранитель не снят.
Чертыхнувшись, Эрик убрал оружие. С грохотом поставил стул напротив кресла, где расположился незнакомец; опёрся о спинку, не спеша садиться. Зря он бродил по улицам, соблюдая конспирацию, переиграть ищеек не удалось. Наверняка Рудольф с Александром что-то пронюхали и подослали этого, хм, типа. Каков наглец, а? Выследил, выспросил, дал на лапу портье, коридорному и преспокойно ждёт! Последнее время Эрик снимал номера в дешёвых гостиницах, переезжая каждые три-пять суток. Деньгами его снабжал Лукас. Эрик догадывался: с депутатом от либеральной партии Арбером Лукасом можно вляпаться по-крупному. Но идеи Лукаса ему импонировали. Дружище, басил Лукас за бокалом коньяка, истинно народная, прямая демократия... Понимаешь? Эрик впитывал болтовню депутата, проникаясь доступной и броской риторикой. Авторитетный лидер, борьба с коррупцией и бюрократией... Накачавшись коньяком, Лукас вещал с одержимостью пророка.
Гость, чуть покачивая туфлей, смотрел на Эрика с прежней непонятной насмешливостью; золотая пряжка ярко блестела на свету. Как держится, собака! Ничуть не боится. Ткнуть бы ствол в бесстыдную рожу, да, видно, не прокатит.
- Ну? - грубо бросил Эрик.
Визитёр учтиво приподнял шляпу:
- Эдвард Альбер, поверенный Госпожи С., чьё имя слишком известно, чтобы называть его вслух. Полагаю, если мы договоримся, необходимость в умолчаниях отпадёт. Вижу, вас душат вопросы?
Эрик пренебрежительно скривился, мол, начхать, кто ты и что ты. Говори прямо: чего надо?
- Отлично, - сказал Альбер. - Тогда спрошу я.
ЗДЕСЬ. 1 (ЭРИК)
Отгородившись от посетителей бистро газетой, Эрик наспех проглядывал заголовки, прихлёбывая из чашки горячий чай; рядом стояла тарелка с надкусанным бутербродом и недоеденный оливье. "На демонстрации в поддержку оппозиции задержаны десятки активистов". "Для разгона толпы полиция применила водомёты и газ". "Премьер-министр заявил об ужесточении правил митингов и шествий".
Что и следовало ожидать. Он вспомнил статью, опубликованную с полгода назад в "Национальном обозрении". Летом журнал прикрыли. "Ни протесты, ни уличные беспорядки, ни даже террор не в силах свергнуть режим. Максимум чего добьются протестующие - мелкие уступки; власть кинет их обществу точно кость голодному псу. Кость раззадорит пса, и тогда, на фоне якобы новых демократических свобод режим еще крепче закрутит гайки. Потом гражданская активность пойдет на спад, протест утонет в болтовне, заглохнет, развалится и окончательно стухнет. Полумеры не дадут результата, компромиссы вредны; бороться надо до конца. Насмерть. Или революция сметёт насквозь прогнившую, преступную власть, или режим добьёт страну, отняв у народа будущее, как уже отнял прошлое и настоящее". Автор статьи попал в яблочко.
- Добрый вечер, мистер.
Эрик поднял глаза. Мистером его называли в очень узких политических кругах; подобное обращение указывало или на причастность к ним, или... на граничащую с утечкой осведомлённость. Побеспокоивший Эрика человек держал руки в карманах плаща и вынимать их, похоже, не собирался. Вообще-то, вполне прозрачный намёк. Теоретически, в кармане могла быть пушка, но с практической точки зрения, валить клиента в людном месте - несусветная глупость. Разве что акция спланирована заранее.
- Присаживайтесь, - предложил Эрик.
- Спасибо, я ненадолго.
- Вы по поводу... э-э, моих обязательств, - Эрик тщательно подбирал слова, - в связи...
- Я от Рудольфа.
Эрик не удивился. Спасибо, не от Реймерса - как тогда, в подворотне.
- И что же нужно господину Шпее?
Сзади что-то звякнуло. Человек резко повернул голову, в темных очках отразился соседний столик и официант в фартуке, убиравший на поднос грязную посуду. За спиной официанта, в дверях, толпился народ: меж собой повздорили две подвыпившие компании. Назревала драка.
Инсценировка? Прикрываясь газетой, Эрик потянулся к пистолету. Пристрелят в неразберихе, а у него бутерброд недоеден.
- Рудольфу нужна определённость. Чёткий, конкретный ответ. С нами вы или... - Посыльный сжал губы, давая понять, что отказ крайне нежелателен.
Рукоять пистолета удобно легла в ладонь. Слегка расслабившись, Эрик отложил газету.
- Я сам по себе. Скажите Руди, нам не по пути.
Жаль - читалось на лице посыльного. С тобой по-людски, а ты... Он шевельнул рукой и тут же напрягся, заметив, как Эрик нехорошо прищурился. Нарочито медленно вынув руку из кармана, посыльный поправил очки. Кашлянул в кулак, сглотнул. Повисла пауза.
- Босса интересует Лемье, - прервал затянувшееся молчание посыльный. - Связи в правительстве, контакты с иностранными организациями, внутрипартийные разборки. Любая значимая информация, особенно компромат.
- Максим Лемье? - уточнил Эрик. Компромат на старого мерзавца интересовал многих. Рудольфу пока хватало ума держаться в стороне от политики.
- Босс в доле с Реймерсом, - нехотя сообщил посыльный. - Это его идея.
Эрик мысленно всадил пулю в переносицу болвана, расколов дужку модных очков. Хрястнул по столешнице: даже не заикайся о Реймерсе! Едва не хрястнул, стерпел. Уняв раздражение, подчёркнуто сухо произнёс:
- Я давно не работаю с Максимом Лемье и его, скажем так, коллегами. У меня сложные отношения с оппозицией и не менее сложные... впрочем, вас это не касается. Передайте Руди, я сыт по горло. Реймерс пускай катится.
ТОЧКА НЕВОЗВРАТА
На первый взгляд город был прекрасен. И на второй, и на третий.
Эрик подсознательно искал подвох, Эрик крутил головой и вздрагивал, когда, зазевавшись, натыкался на прохожих, и прохожие извинялись, прося у него прощения. Край непуганых идиотов - поначалу решил он, а позже, спустя время, понял: это нормально. Естественно, черт возьми!
Правильно.
Люди же подкупали искренностью, и Эрик чувствовал: ему нравится этот город, эти люди и подобное отношение. Он гордился, что причастен к его рождению и созданию. Он, Эрик, дал городу всё, вдохнул крупицу жизни. Несомненно, и фантастическая удача Лукаса Арбера сыграла роль. Однако настоящим ключом Эрик мнил себя, а не Лукаса; везенье плюс талант - гремучая смесь.
И помощь Госпожи, подсказывал кто-то язвительным тоном. Мыслей о Госпоже Эрик тщательно избегал, позволяя думать только об условии соглашения. Условие надлежало выполнить, не откладывая в долгий ящик. Но прежде Эрик хотел найти Риту.
Ри-та! Ри-та! - бодро выпевал он, изучая карту. Карта пестрела неведомыми названиями, перекраивая реальность по диковинным лекалам. Района трущоб здесь не было, и Эрик приступил к поискам с места Ритиной работы. Он планировал невзначай перекинуться с девушкой парой фраз, затем углубить знакомство, пригласив ее в кафе, и, убедившись, что всё в порядке, поставить точку в договоре с господином Альбером, поверенным Госпожи С.
Жирную чернильную точку.
РЕПРОДУКЦИЯ
Сомнения возникли исподволь - червяком заползли в душу, угнездились и принялись грызть. Его соотечественники, безусловно, достойны лучшего. Но они ли это? Что есть город? Копия подлинника, исправленная и дополненная. Хорошо - дубликат, параллельный слой. Между слоями барьер, преодолимый, вернее, проницаемый строго в одном направлении. В результате слияния произойдёт что-то вроде диффузии на макроуровне. Проникновение затронет всё и вся, причём барьер не пропустит людской шлак, нечистоты и пену - тех, кому нет места в светлом, цветущем мире. Из-за неизбежных накладок некоторый процент честных, благородных, совестливых людей очутится за бортом. Увы, судьба жестока. Их гибель ляжет на совесть тяжким грузом, но его душевные терзания никто не оценит. Либо - либо. Третьего не дано. Прах отойдёт к праху, тлен к тлену и мертвецы к мертвецам. Договор с бесспорной для общества пользой будет соблюдён, и каждый, в том числе Госпожа С., извлечёт свой профит.
Но сохранится ли прежнее прежним? Личность, чувства, отношения. Слияние не равноценно замене, а терять Риту Эрик не собирался. Облагороженная, сотканная из достоинств Рита представлялась ему фальшивкой.
Эрик отыскал Арбенина и тянул, тянул паузу, боясь ошибиться. Закрепление - есть удаление дубликата ключа, оставшегося в слое после проявления. Открыв дверь, ее запирают. С другой стороны. Процесс запустится, едва ключ номер два, Леонид Арбенин, воссоединится с прототипом, Лукасом Арбером, в загробном мире, где звучат лютни и арфы или трещит на раскалённых сковородах прогорклое масло, либо вообще ничего не звучит и не трещит, потому как мира того попросту нет.
Вдобавок имелась еще одна, не менее веская причина. Эрик всерьёз подозревал, что не подходит для такой сказочный жизни.
НИГДЕ
И лишь когда Эрик запнулся, и упал, и, выронив пистолет, покатился по новенькой, криво уложенной брусчатке, матерясь и обдирая ладони, то вдруг понял - быстрая смерть не для него.
Это расплата. Кара божья. За желание сделать мир чище негодными средствами, за чрезмерную самонадеянность и попытку распоряжаться людскими судьбами. В следующий миг он задохнулся от острой боли в рёбрах. Его пинали, зло и сосредоточенно. Пинали окованными железом мысками сапог, топтали каблуками, били дубинками, а может, и прикладами - как придётся и куда придётся. Он ужом извивался под градом ударов, кричал, скулил, но не плакал. На шаткой грани беспамятства явилась Госпожа С. Лично. Без господина Альбера, поверенного. Эрик очнулся от скрутившего желудок спазма: рвало желчью, ее горечь ни с чем не спутаешь.
Смерть медлила.
Внезапно Госпожа шепнула в ухо: меняю. Этот город, эти улицы, этих людей на твою жизнь там. Твою и Риты. Подумала и добавила: неделю, целую неделю жизни.
Дура, прохрипел он.
Торгуешься? - усмехнулась Госпожа. Хорошо, месяц.
Из разбитого носа хлестала кровь. Он засмеялся через силу, в горле булькало.
Год? - предложила Госпожа. Вспомнишь еще мою доброту.
Эрик уже не мог связно говорить, только стонал на выдохе, складывая звуки в слова.
Я ж... же сум... мас... шед... ший, заб... был... ла?..
Госпожа не ответила. Он, кажется, оглох; в глазах плескалась темнота, руки и ноги почти не чувствовались. Глупое тело цеплялось за жизнь, куда-то ползло, корчилось раздавленным червём, лишь увеличивая страдания.
Рита, прости меня, прости, пожалуйста, бредил Эрик, я такой дурак, я ужасный дурак, я сдохну здесь, а ты сдохнешь там, и какая от этого польза, даже если эти люди, этот город будут жить, и та, другая Рита, будет жить, она ведь другая, я не знаю ее, она не знает меня, да я и не хочу ее знать, я люблю тебя, Рита! одну тебя, слышишь, Рита?! ты бы видела, какой это замечательный город, как здесь красиво, и люди, понимаешь, люди, нельзя променять миллионы людей на год счастья, или можно? как бы я смотрел тебе в глаза, как бы ты смотрела мне? я не знаю, я совершенно запутался, но я уже выбрал, слава богу, я выбрал, и не надо решать заново, верю, ты бы решила так же, ты бы смогла, Рита, кажется, я плачу, я говорил тебе, что не плачу, я не врал, это в первый раз, Рита, в первый и последний раз...
Секунды бежали, и менять что-то или отказываться от выбора, молиться или проклинать было поздно.
26 - 29.10.2012
Вторая редакция
|
|
|