|
|
Кукушата
Наверху ждала группа из трех человек; вчерашние перерожденцы, пушечное мясо. Мало что помнят, еще меньше знают - сущие дети. Из подземников набирают, тех, кто поглупее. Сулят златые горы, потом кидают на пулеметы, подыхать. Став верхним, Эрик по дурости едва не попал на удочку вербовщиков. К горлу изжогой подкатили воспоминания. Тьфу ты, пропасть! Вроде быльём поросло, а ткнёшь пальцем - ноет. Солдаты хмуро переминались с ноги на ногу у тентованного грузовика, глухая сегмент-броня отблескивала глянцем. Под броней всё едино - урод ли, красавец. С отклонениями или без.
Офицер, стоящий поодаль, в плаще до пят и фуражке, поманил Эрика жестом.
- Столковались?
- Да.
- Вы ценный сотрудник, - перейдя на официальный тон, похвалил офицер.
Эрик кивнул. Бойцы, значит, в сегментухе, а ценному сотруднику по жизни фартит, перебьётся. Ну и черт с вами. Руки офицера обтягивали замшевые перчатки, глаза прятались за темными стёклами очков; погоны скрывал плащ. Капитан поди или целый майор. Эрик держал руки в карманах, перчатки он снял, спускаясь в бункер, и забыл надеть при выходе на поверхность. Без перчаток Эрик чувствовал себя голым, однако надевать их сейчас...
- Поддержка в твоем распоряжении. Зелень, правда, необученная, но саньков отвлекут. Постарайся, чтоб уцелели. С резервом туго.
Эрик пожал плечами: как карта ляжет, полицаи из Санитарной службы патронов не жалеют. А он, Эрик, не будет жалеть солдат, с их панцирями укрепрайон штурмовать можно.
- Где груз?
- В распределителе номер пять.
- Чего так?
Офицер неопределенно мотнул головой, мол, вот так. Не задавай неудобных вопросов и не услышишь невнятных ответов. С запада, жуя синюю простыню неба, наползало облако; погожий день грозил обернуться набившей оскомину мокрядью. Эрик поморщился.
"Грузом" на жаргоне называли отправников. Некоторые проводники добавляли: "груз двести". Отправить груз без потерь слыло редкой удачей. Эрику везло с отправниками и не везло с поддержкой, сорокапроцентная выживаемость людей против стопроцентного минуса военного сопровождения. Поэтому Эрику подсовывали новичков.
Он не занимался банальной контрабандой: платили за нее негусто, хотя и риск был куда меньше. Там имелись свои, налаженные пути, каналы доставки, жадные до денег погранцы и чиновничье ворьё. Но "челноки", как презрительно именовали обслугу торгашей, за периметр не совались: клиенты предпочитали обтяпывать делишки с поставщиками внутри Полигона. Сунуться вовне челнокам никто бы и не позволил - бизнес бизнесом, а служба службой. Охрана, спецрежим, усиленный контроль; погранзастав, что блох у дворняги. Бдят то бишь, подъём-отбой по распорядку.
В общем, живём врозь, радуемся, что не бомбят. Кто рыпнется - огонь на поражение. Проводники рыпались (по версии шутников - RIPались) постоянно. Специфика обязывала.
- В машину, - приказал Эрик солдатам.
Номер пятый располагался в десятке километров севернее переговорного бункера.
* * *
Трясясь в грузовике, Эрик задремал; водитель сосредоточенно крутил баранку, не отвлекая от размышлений. Мысли беспорядочно перескакивали с предмета на предмет, думалось о разном: о солдатах, которые за кусок готовы в огонь и в воду, землю грызть, грязь месить; об Аньке и ее внушительных буферах; о периметре, утыканном ловушками и минными полями; о заклятом дружке Марке, скряге из скряг. Работёнка стараниями Марка нарисовалась паскудная: вывести шестерых юнцов - абзац в квадрате. Видать, никто из проводников не повёлся, так принялись везунчиков теребить. Рихард их, верно, послал. Подкатились к Эрику. А что Эрик? - на хлеб с маслом нужно? на операцию? Согласился, в рот оно конём.
Откуда взялись юнцы, Марк умолчал. Тут бы Эрику и заподозрить подвох, но Марк ловко сменил тему. Сквозь дрёму послышался треск помех: чтобы не скучать, шофер включил радио. Из динамиков грянул хит сезона - пошлейший шлягер о любви двух разлученных сердец, перерожденца-подземника и девушки, что навсегда покинула Полигон. Эрик вяло ругнулся, тише, мол, и шофер убавил громкость.
Из головы не шёл щеголеватый офицер в, ха-ха, перчатках и, ха-ха, очках. Выправка, манеры, голос. И дистанцию держит. Выслужился, ну. В люди выбился. Не чета нам, убогим. Перчатки носит, чтоб не выделяться; вот сволочь. Ничего, и мы выбьемся. Армейцы пусть якшаются с кем угодно, с подземниками, со старшими. Пусть. У него свой профит. Разумеется, Эрик не чистенький отправник, но со временем... Хирурги, они ведь творят чудеса, особенно если у пациента водятся деньжата. Главная забота - тест на фальшак, баблом ее не разрулишь.
Марк, ясен пень, прогадал: поживиться за счет Эрика не удалось. Сорокапроцентная выживаемость позволяла диктовать условия. Впрочем, сорок процентов слишком кисло, пятьдесят бы, как у Рихарда. Не свезёт, ляжешь на периметре мордой вниз, и никаких тебе Анькиных сисек.
На переговоры с нижними вызвали утром, из кровати подняли, гады. Не дали поспать. Накорябав записку "Уехал. Буду через пару дней", Эрик оставил дрыхнущую Аньку и - ноги в руки, давай-давай, нижние опоздунов не жалуют - поспешил на "свиданку".
Грузовик с солдатами приехал позже.
Обалденная степень доверия. Или заурядное разгильдяйство? Если б Эрик не договорился, торопыге-офицеру не мешкая настучали бы по башке - за растрату казённого топлива. В пофигизм товарищей контрабандистов верилось с трудом, у полковника Фадея всё на мази и без осечек. И Марк, подлец, старшими грозил. Старшие, то есть, личный интерес проявили, вдоль и поперёк их по самые гланды. Кажись, солидная буча намечается. Неужели лоханулся? Продешевил?
Незаметно для себя Эрик уснул. Снилась какая-то чёртова дрянь, и он ворочался на жёстком сидении, то просыпаясь на миг, то вновь проваливаясь в объятия кошмара. Кошмар подстерегал на дне памяти, привычный, многолетний, родной; с запахом гнили и тлена. Обломки прошлого тщились соединиться, подмять под себя. Раздавить. Эрик вскидывался, бормоча, лязгал зубами, и кошмар, поблёкнув, ослабевал. События неслись вскачь пришпоренным рысаком. Маховик утренней сделки раскручивался, набирая обороты.
* * *
- Никуда я, на хрен, не пойду, - отрезал Эрик.
- И не ходи! - рассердился Марк. - Сахарный, да? Растаешь, да? Конечно! Не пойдет он.
- И не пойду!
- И не ходи!!
Эрик набычился.
- Иди в жопу, Марк, - сказал он. - Понял? Забесплатно свинец глотать...
Переговоры затягивались: ни гость, ни хозяин уступать не желали. Гость сидел прямой, как струна, звонкий и, казалось, вибрировал от переполнявшего его раздражения. Хозяин растёкся бесформенной тушей, только руки сновали щупальцами огромного спрута. Хищного, опасного. Подумав, спрут решил набавить цену. Слегка. От премии не убудет. Упёртость собеседника давно слыла притчей во языцех, поэтому переговорщика выбирали с расчетом. Марк согласился не сразу, лишь когда пообещали весомую премию. Условия были просты: меньше сумма - больше доля. Уступил? - скостят вознаграждение. А не сторгуетесь - пиши пропало, лучше уж премию потерять и сверху доплатить.
- Десять кусков, - Марк растопырил толстые пальцы. Сжал кулаки. Снова растопырил - для наглядности. - Вписываешься?
- Выписываюсь, - буркнул Эрик. - Двадцать.
Марк нехорошо засмеялся, глаза его стали злыми. Пыльная лампочка на стене бункера мигнула и погасла, погрузив комнату в темноту; воздух отяжелел, повис на плечах клейким киселем. Потянуло сыростью, холодом, будто открылся люк, ведущий в затхлый погреб. Снизу, из бездонных глубин нижних уровней донесся тихий скребущий звук. Гость замер, прислушиваясь: скрёбся кто-то из младших хтонов, старшие и безымянные спали, и Эрик облегчённо вздохнул. Люк захлопнулся, спустя время лампочка вспыхнула, но светила уже вполнакала.
- Видишь? - Марк ткнул в сторону лампочки похожим на сосиску пальцем. - Кое-кому не нравится твое поведение. Твоя наглость, да.
- А плевать, - отмахнулся Эрик. - Клал я, понял? Нравится, не нравится - двадцать кусков.
По углам шныряли тени. Цеплялись лапками за ниточки разговора, плели ловчую паутину смыслов. Кто кого объедет на кривой козе - гость хозяина или хозяин гостя? На сколько обует?
Марк уже не рад был, что связался с хтонами. Премия за посредничество? Дерьмо! Он нутром чуял, уболтать "друга"-Эрика вряд ли получится. За срыв сделки безымянные душу вынут; младшие уже взволновались, жужжат, что пчелы в улье. Двадцать кусков! С ума спрыгнуть. От себя отломить придётся! В бессильной злобе он скрежетнул клювом; долго сидел, не моргая, вперившись в Эрика оловянными глазами-блюдцами.
- Не договоришься со мной, будешь иметь дело со старшими.
- А ты не пугай. Пуганый. Я сказал двадцать - значит, двадцать.
- У меня лимит, - бесцветным голосом предупредил Марк. Щеки его, наоборот, побагровели от прилива дурной крови. - Зря торгуешься.
- Я не торгуюсь.
По потолку бункера гулко затопали; повеяло стужей, словно в помещение ворвался ледяной, зимний ветер. Еще одна лампочка, нерабочая, висевшая на тонком проводе в центре комнаты, угрожающе закачалась. Марк бросил на нее испуганный взгляд и съежился, точно щенок в ожидании порки.
- С тобой как с человеком, - прошипел он, - а ты... Сука ты.
- Человеки за кордоном, понял?! Здесь твари. Ты тварь, я тварь. И те, кого поведу, - твари.
Марк вздрогнул, будто от удара. Он считал себя почти человеком и мечтал когда-нибудь, переметнувшись к верхним, свалить отсюда. Наверх перебирались двумя путями, плохим и терпимо-приемлемым; Марк, по мнению Эрика, пока не владел всей информацией, а то бы крепко обеспокоился. В отличие от него Эрик не занимался самообманом, чётко зная - вне Полигона двуногих прямоходящих с клювами, как у подземника, или без ногтей, как у многих в городе, или с иными отклонениями быстро прижимают к ногтю. Каламбур, етить-колотить. Надо запомнить, от подобных каламбуров смеются навзрыд.
* * *
- Завтра в наряд. - Михаил выскреб остатки борща, облизал ложку; пододвинул себе кружку с чаем. Пузатый бок кружки украшала переводная картинка - лисёнок из мультика.
- Наелся? - спросила Надя. - Добавки положить?
- Положи.
Надя, подперев кулаком подбородок, смотрела, как он жадно сербает, как отрезает горбушку, толстым слоем накладывает тушенку и принимается за чай, отдуваясь и утирая пот со лба.
- Уфф, - Михаил ослабил ремень. - Чаю подлей, вкусный чай у тебя. В столовке помои какие-то и кормят фигово.
- Бедненький, - Надя взъерошила ему затылок. - Я тебе в патруль пирогов напеку.
- Нам сухой паёк выдадут.
- Ну вот, - огорчилась Надя.
Пухленькая, фигуристая, она порхала по тесной кухне, умудряясь одновременно варить кашу, мыть тарелки и приглядывать за игравшими во дворе детьми. Новобранец Михаил напоминал ей сгинувшего без вести мужа; то, что Михаил гораздо моложе, ее не смущало.
- Сослуживцы как? - Надя нагнулась за упавшей ложкой. Короткий халатик задрался, оголив белые соблазнительные ляжки, и Михаил невольно сглотнул.
- Да ничё, в общем. Задаются, правда, особенно Артур, так он дед. Сушки передай. Ага, спасиб.
Михаил закадрил Надю, далеко не красавицу, полмесяца назад. Или она его, как посмотреть. Отношения развивались, но к телу Михаила не допускали. Все намёки решительно пресекались. Меня, может, завтра убьют в патруле, чуть не брякнул Михаил, а ты про сослуживцев. Но сдержался. Нескромный халатик внушал определенные надежды.
- Бах! бах! Падай, я тя убил! - кричали с улицы.
- Сам падай! Я раньше пульнул!
- А ты промазал! Мазила!
Не доев сушку, Михаил сыто икнул, откинулся на спинку стула. За окном оголтело чирикали воробьи, лаяли собаки, ругались соседи. По тарахтящему холодильнику ползали солнечные зайчики. Надя убрала посуду в мойку, подсела ближе; взгляд ее лучился материнской заботой. Наклонившись, чмокнула Михаила в щёку. Халат внизу разошёлся, из-под него бесстыдно выставились голые ноги. Прикрывать их Надя не собиралась. Покраснев, Михаил приобнял ее за талию; теплое, мягкое женское тело податливо изогнулось навстречу. Небрежно запахнутый халат позволял увидеть пышную грудь, бюстгальтера не было и в помине. Грудь вздымалась при вдохе и опускалась при выдохе, Михаил завороженно следил за ней, ощущая приятное томление. Надя улыбалась. Михаил робко погладил Надино круглое колено и постепенно, сантиметр за сантиметром, двинулся выше.
- Мама, мама! - крикнули со двора. - Валька опять обзывается!
- Ври больше!
- Мам, кушать есть? Мы кушать идем.
Надя сдавила бедрами ладонь Михаила. Он дернулся, высвобождаясь. Попытался стащить с нее халат, бормоча:
- Чего ты? Успеем. Вдруг меня в патруле... а я ни разу...
- Миша, прекрати.
Михаил обиженно засопел. Надя обняла его, дразняще поцеловала в губы.
- Не сейчас, глупый.
Оттолкнула, приводя себя в порядок. В прихожей стукнула дверь.
* * *
- ...твари, - откликнулось эхо.
Марк угрюмо сплетал и расплетал пальцы. Эрик рубил с плеча, жёстко, зло:
- Полицаи нас с удовольствием расстреляют. На первом же кордоне. Хрен ли мне рисковать за десять кусков?
Рисковать Эрик не любил, без пяти минут человеку рисковать нельзя. Обидно выйдет - нажраться свинца за то, что у тебя вертикальные зрачки и нет каких-то паршивых ногтей. За двадцать кусков рискнуть, пожалуй, можно. Тут заработал, там урвал, сложил в кубышку - молодца! Ну, часть перечислить на городские нужды, армейцам отстегнуть за поддержку и прочие траты, бюрократов из мэрии подмазать. Всё равно в кубышке звенит, копится. Имеющий червонцы в количестве, считай, богач. Трех-четырех чириков достаточно на малую операцию. Эрик был прагматичен, мечты его не сияли хрустальными дворцами, а вели строго к цели. Сто кусков должно хватить на глаза. Нормальные, человеческие. И ногти. Он будет стричь их и балдеть, ковыряться в носу, в ушах... Дефекты связок и мышц - ерунда, идеальных людей нет, врожденные или приобретенные изъяны у каждого второго.
- Не расстреляют, - булькнул Марк перехваченным горлом. - Ты лучший после Рихарда, твои шансы...
- Чего мозги полощешь? Рихард не вписался. Бьём по рукам или проваливай к хтонам! - Эрик поднялся, загородив лампу; под ногами в грубых ботинках заскрипели плохо подогнанные доски. Тень его, упав на стол, протянулась в дальний угол, к копошащимся, вёртким теням. В углу притихли.
Марк смотрел на Эрика снизу вверх и молчал, тот вертел в пальцах очки и тоже молчал. Игра в молчанку длилась уже минуты три. По щеке толстяка, от залысины, катилась, набухая, капля пота. Эрик усмехнулся: нечасто доводится видеть напуганного до колик подземника. Чаще пугают тебя. Боишься старших, осьминожка антропоморфная? Ну и правильно. Сделав вид, что собирается уходить, он закинул на спину рюкзак, развернулся и услышал наконец желаемое.
- Согласен, - прохрипели сзади.
- Двадцать? - уточнил Эрик.
- Ублюдок, твою мать! - заорал Марк. - Да! Чтоб ты подавился! Двадцать!
Лампа тревожно замигала.
- Замётано. Готовь червонцы. - Слегка косолапя, Эрик прошёл к выходу в тамбур; лечение связок и костей стопы он откладывал в пользу более важных операций. Двое охранников расступились, пропуская гостя к массивному железному люку, который соединял бункер с внешним миром. Эрик пригнулся и, кряхтя, полез на ту сторону.
Когда из распахнутой наружной двери в тамбур просочился дневной свет, Марк тихо застонал. Свет не проникал в бункер, но Марк чувствовал гибельный жар и сквозь бетонные стены. Ладно хоть младшие успокоились, разбудят старших - проблем не оберёшься.
Эрик постоял у выхода, привыкая к яркому, живому - настоящему - свету, поправил на носу темные очки и зашагал по лестнице вверх. К солнцу.
* * *
- Вылезай, - сказал шофер. - Приехали.
Эрик осоловело заморгал, высунулся из окна. Справа тянулся крашеный суриком забор, за ним, кроясь в серой дымке, к небу поднимались корпуса распределителя номер пять. Во время поездки небо заволокло тучами, над землей стлался туман. Дождь, наверное, польёт. Эрик встряхнулся, сбросив сонное оцепенение и, зевнув напоследок, выбрался из кабины. Свежий воздух бодрил; ёжась от ветра, Эрик застегнул куртку, огляделся. Солдаты уже топтались у ворот, болтая с дежурным на КПП. Эрик, мрачный спросонья, вызверился на подчиненных, облегчив душу. Загнал пинками в грузовик. Сообразительный дежурный тотчас побежал с докладом в глубь территории к начальнику караула.
А позвонить? - подумал Эрик. Идиоты, етить-колотить, кругом идиоты.
В дежурке на электрической плитке пыхтел чайник, смуглый горбоносый сержант колдовал над двумя стаканами: то ли заварку сыпал, то ли эрзац-кофе. Если кофе, значит, гуманитаркой разжились. Скоро в город повезут, в магазины. Надо будет денег Аньке подкинуть, пусть купит. Дорогой, зараза, желудёвый поди, но ведь хочется. Через окно виднелся клеёнчатый стол, табурет и телефон с наборным диском; в центре стола на газете лежали бутерброды, с краю - журнал в картонном переплёте и стопка затрёпанных бумаг. Эрик почувствовал, что проголодался. Обед, к сожалению, откладывался - сначала дела. Он отвернулся и принялся изучать трещины в старом асфальте.
Трещины ветвились, пересекались, обрывались - бестолково и бессистемно, как и вся здешняя непутёвая жизнь. Асфальт пестрил заплатами, кое-где новыми, причём пару из них уже успели содрать. Чини не чини, латай не латай... лепишь из себя человека, лепишь, а потом, на первом же кордоне... Эрик вздохнул, сравнение с разбитой дорогой ему не нравилось.
Возвратился дежурный; не один, с начальником караула - усатым и квадратным детиной. Начальство в присутствии визитёра махом вздрючило дежурного за нерасторопность, паршивая-де овца, вахлак и дубина. Эрик, посмеиваясь, слушал. Из приоткрытой форточки КПП едва уловимо пахло кофе. Заметив, как гость раздувает ноздри, начкар прекратил выволочку и отослал солдатика восвояси.
- Хотите кофе? - доверительно спросил он.
- Хочу, - не стал чиниться Эрик.
- Мы вам отсыпем.
Рассуждая на нейтральные темы, начкар провёл Эрика в третье от входа здание, кирпичный дом с решетками на окнах, где препоручил долговязому лейтенанту.
- Казарма? - лениво спросил Эрик.
- Бывшая, - подтвердил лейтенант. У него были желтые лошадиные зубы. - Рядового состава не хватает. Мрут, что твои мухи.
- Понятно, - сказал Эрик. - Эти где?
- В спортзале, - ответил лейтенант. - Оборудовали на скорую руку.
- Понятно, - с раздражением повторил Эрик. Ему хотелось спать. - Пошли.
Солдаты в грузовике, нарушая устав, играли в карты.
* * *
- У тебя баба есть? - поинтересовался Артур, прикуривая от зажигалки. Смял пустую пачку, запихнул в накладной карман. Ну всё, теперь до вечера буй сосать. Сигареты в дозоре кончались влёт. Тоска... Кроме как покурить и заняться нечем. Не дай бог, погода испортится, тогда вообще кранты.
- Есть, а чё?
- Да ничего. Дерёшь ее?
- Каждый божий день втыкаю. Ну, когда не в патруле.
- Молодец, - глубоко затягиваясь, сказал Артур. Его напарник Михаил, без году неделя рядовой Санитарной службы, довольно хохотнул.
- А у тебя чё, нету?
- Нет.
- Фигасе. А чё нету?
- На мине подорвалась.
- Бля, - напарник поспешно дернул за поводок. - Рекс! Ко мне!
Овчарка, трусившая по контрольно-следовой полосе, подбежала ближе. Склонила голову набок, вопросительно глядя на патрульных. За полосой начиналась обезображенная взрывами пустошь, где валялись камни, истлевшие брёвна и куски железа. Отрытые еще при царе Горохе окопы расплылись, утратив форму; их соединяли извилистые линии траншей. Засыпанные мусором, траншеи напоминали канавы.
- Не ссы, Мишаня, - сказал Артур. - Мины дальше, за колючкой и ежами. Лес видишь? За ним блокпосты и периметр, его под завязку шпигуют.
- Бля, - расстроился напарник. - А предупредить?
- Вот и предупредил. И где вас берут, долдонов? В деревне, что ль?
Артур выразительно постучал себя по каске. Напарник оскорбился:
- Ты это, не борзей, меня недавно призвали. Я в патруле, считай, не ходил.
- Неда-а-авно, - передразнил Артур, растягивая гласные. - А бабу заимел.
- Да техничка она, полы в учебке драит. Я ей тушенку из столовки таскаю, ребятишкам то есть. Мужа-то нету.
- Воруешь?
- Да не, поварихи дали, списанная она. Выкинуть сказали. А чё выкидывать? Нормальная тушёнка, я сам ем и Надьку угощаю.
- Ну и дурак.
Рекс вдруг насторожился, поднял уши торчком и негромко завыл.
- К дождю, что ль, воет? - насмешливо спросил Артур. Над головой, и впрямь, накрапывало. Михаил не ответил; оба зябко кутались в плащ-палатки.
- Мины-то зачем? - нарушил молчание Михаил.
- Чтоб не лезли, - процедил Артур.
- От них к нам?
- Нет, блин, от нас к ним! Да что за день сегодня такой!..
- Покурить оставь, - смиренно попросил напарник.
- На, травись. Фильтр на землю бросать не вздумай, нельзя.
- Чего нельзя?
- Курить в патруле нельзя. По сторонам гляди.
* * *
"Смотрины", вот как это называлось. Эрик приник к волчку, наблюдая за тем, что творилось в спортзале. Лейтенант ждал, брякая связкой ключей.
В казарме царило унылое запустение - пыль, паутина, мутные стёкла, таящееся по углам эхо. "Нам на второй", - сообщил лейтенант, направляясь к лестнице. Эрик по привычке шагал сзади. Правило "не высовывайся" он усвоил, как дважды два. Если первый этаж навевал хандру, то второй добавлял в нее нотки тревоги: тусклые плафоны горели через раз, бутылочного цвета стены впитывали свет, будто губка, запертые двери, казалось, предостерегали - не убежишь, и не пытайся. Наперекор казарменному унынию на полу обнаружился блестящий фантик; лейтенант припечатал его сапогом, и фантик, шелестя, отлетел к стене. Эрик хмыкнул, лейтенант и бровью не повёл. Раскатистая, звонкая дробь шагов вязла в тишине коридора.
- Специально выбирали? - желчно полюбопытствовал Эрик.
- А?
- Говорю, похуже чего не нашлось? - Эрик взмахнул рукой, мол, слов нет - хоромы. Царские!
- Так это... - лейтенант наморщил лоб. - Директор распорядился. Обустроили опять же, в спортзале тепло, сухо.
- Ну, раз сухо, - Эрик не нашёлся, что возразить, - черт с ним.
Шум голосов за очередным поворотом возвестил: пришли. Коридор заканчивался небольшим холлом; сквозь грязные окна лился серый дневной свет, на истоптанном полу виднелись отпечатки здоровенных ботинок. Или не ботинок? Эрик носил сорок четвертый размер, но отпечатки были размера пятидесятого. Достав ключи, лейтенант приглашающе указал на высокую белую дверь с блямбой глазка посередине. Судя по всему, его врезали на днях.
- Вы что, заперли их?
Лейтенант страдальчески скривился. Не дожидаясь ответа, Эрик прильнул к волчку.
- Попробуй, не запри, - пробурчали из-за спины. - Разгром и тарарам обеспечены. Нет уж, дудки.
Ответ запоздал. Эрик прекрасно видел, во что вляпался.
- Это же дети, - возмущенно сказал он.
- Дети, - подтвердил лейтенант.
- Мне говорили о подростках. О взрослых, сформировавшихся подростках.
Эрик медленно закипал. Марк надул его, как первогодка, как наивного солдатика из поддержки. Златые горы - двадцать кусков - встали костью в горле. Ни один проводник не взялся бы за подобную работу: вернее способа угробить репутацию еще не придумали. Стопроцентный "груз двести", без вариантов. Были бы они взрослее... Рихард отказался и от подростков. Опытный, битый, тёртый Рихард не пожелал связываться с мелюзгой. А тут...
- Кроме них никого нет. - Лейтенант виновато прятал глаза.
- Это дети! - брызжа слюной, закричал Эрик. - Дети, а не подростки!
- Вырастут? - предположил лейтенант.
- Болван! Когда вырастут?! За день? Вы что, детей от подростков не отличаете?!
У Эрика возникло страстное желание двинуть лейтенанту в желтые лошадиные зубы. Хотя лейтенант, разумеется, ни при чём. Тот, почуяв, что может схлопотать, отступил на пару шагов.
- Я позвоню, - сказал Эрик.
- Нет связи, - сказал лейтенант. - Глушат.
- Кто глушит?
- Они... дети.
- Охренеть, - помолчав, сказал Эрик.
* * *
Директор распределителя номер пять строил из себя целку. Оскорбленную, етить-колотить, невинность. Он, видите ли, совершенно не в курсе. Проблема вне его компетенции. Служба распределения не занимается людскими ресурсами, детьми она не занимается тоже. Исключительно по просьбе военных он принял группу, разместил, накормил и обогрел. В конце концов, существует специальный отдел, пускай и решают, как быть. А то развелось дармоедов. По словам директора выходило, что он чуть ли не герой. Тем более, его только вчера поставили в известность.
- Конкретнее, - с нажимом произнёс Эрик.
- Что, конкретнее?
- По чьей просьбе? Каких военных? Отвечай! Быстро!
- П-полковника Фадея. - Директор до того растерялся, что стал заикаться.
- Кто сопровождал группу?
- П-п...
- Полковник?
- Н-нет. П-подземники.
- Чего? - опешил Эрик.
- Они в скафандрах были, - скромно пояснил лейтенант. Он стоял возле карликовой пальмы и прикидывался, что его здесь нет. Пальма в кабинете директора вымахала аж до потолка.
- Да-да, в скафандрах, - вякнул директор. И попытался изобразить жестами.
- Ясно, - оборвал Эрик. Замечательные подробности, чудесные. Воняют керосином до тошноты.
За окном потемнело, редкие капли дождя тяжело упали на подоконник. Ветер размазывал капли по стеклу, рисуя мокрые дорожки. На столе задребезжал телефон.
- Что, уже не глушат?! - Эрик схватил лейтенанта за грудки и крепко встряхнул.
- Односторонний канал. Спецсвязь. - Директор снял трубку, прижимая к уху. Лицо его пошло пятнами. - Вас, - он протянул трубку Эрику.
- Алло, - Эрик напрягся. - Привет, Марк. Я хочу спрыгнуть.
* * *
Когда-то подземника Марка звали Мрак, и не подземником он был - младшим хтоном. Бремя воспоминаний сделало его нелюдимым и напрочь испортило характер; скверностью нрава он мог поспорить с каждым третьим. Бытность свою старшим Марк не помнил. Эреб? Или бери выше - Хаос? Нет, не помнил. Еще раньше его вообще никак не звали: у сверхъестественного нет имени. Просто сила, безымянная и неназываемая.
Марк, если можно так выразиться, переживал: он ненароком подставил Эрика. Правда, Марка тоже подставили, но ситуация того требовала. Теперь заклятый друг костерил его последними словами; директора с лейтенантом Эрик предусмотрительно выгнал в коридор.
Марк завидовал Эрику, тот позже стал подземником и скорее выбрался на поверхность. Подземники Эрх и Марк часто варились в одном котле, Марк даже помнил Хмара, жуткого младшего хтона. К счастью для себя, Эрх позабыл прежнее воплощение, а Марк не забыл и жил с этим бок о бок, год за годом. Впрочем, о Хмаре он не проболтался ни Эрху, ни Эрику, благоразумно держа язык за клювом. Прошлое до безумия тяготило всех перерожденцев, и нижних, и верхних.
Сейчас у подземника раскалывалась голова; боль настойчивым дятлом клевала темечко, и Марк периодически терял нить разговора. Долбаная суета... завертело с утра, закружило - с места в карьер, успевай огребать да уворачиваться. Случай, мать его, беспрецедентный. Недаром эта спешка затеяна, ох, недаром. Марку до сих пор не верилось, что старшие сумели... А Эрик - скотина неблагодарная! - ворчал и бранился, пока не выдохся.
- Отказаться нельзя.
- Почему дети, Марк? Откуда дети?!
- Детей не проверяют на фальшак.
На второй вопрос Марк не ответил. Эрик ждал, пауза длилась.
- Я не доведу, - взмолился Эрик.
- Доведёшь. - В голосе Марка звякнул металл. - Если не доведёшь, старшие башку открутят. Тебе, городским. Всем.
- Мне дали троих салаг!
Эрик стиснул трубку, едва не зарычав. Трое солдат на шестерых сопляков? Курам на смех! Ладно бы профи, так нет. Доведёшь тут в целости и сохранности. Он подписывался на подростков, тренированных, вооруженных и готовых повиноваться приказам. Марк обул его, продав старшим с потрохами. За детьми - глаз да глаз; не убережешь, перекроют кислород. Прощай, карьера! - в люди не выбиться, Аньке с ее пороком сердца не помочь. Сиди без работы, жуй портянки.
- Не салаг, а новичков, - скрипуче заметил Марк. - В броне высшей защиты.
- Какая, в жопу, разница?! - огрызнулся Эрик. - Умники, в рот вас конём! Тихаритесь под землей, а мне отдувайся. - Уняв злость, добавил: - Нереально. Забронируй поддержку от пяток до макушки, сунь ПЗРК в зубы - нереально. Они не профи, усёк? Черт тебя дери, Марк, для грамотно спланированной операции нужно человек десять. Потому что мины - раз, плотная система огня - два, ловушки...
- Впереди пойдут сапёры и взвод прикрытия. Полковник нашёл людей.
Эрику захотелось швырнуть трубку в стену и, оборвав провод, расколошматить телефон. Марк знал заранее - про взвод, про сапёров; про сопровождавших группу подземников. Вот же блядство! К чему эта секретность?! Что еще от него утаили?
Задёргалось веко, щека, жилка на шее. Побелели сомкнутые на трубке пальцы.
- Кто? В прикрытии кто?! Опять салаги?! Убьются на хер.
- Наплюй, дело важнее. Твоя задача - любым способом доставить груз за периметр.
У Эрика мерзко заныло внутри. Керосином не то что воняло - смердело.
- Любым?
- Да, любым. Сдохни, но доставь.
- Марк, не темни. Кто эти дети?
- Хтоны.
В лоб шарахнули кувалдой, с размаху; превратив мозги в кашу. Эрик почти физически ощутил удар. Марк либо свихнулся, либо...
- Ты бредишь! Прямая трансформация невозможна.
- Я и так сказал больше, чем надо.
Директор и лейтенант, бледные до испарины, мялись в коридоре. Подслушивали, понял Эрик. Он приложил палец к губам, а затем как бы невзначай похлопал ладонью по кобуре. Директор судорожно кивнул.
* * *
Шум за дверями спортзала разбудил бы и мертвого, там орали, скакали и носились как угорелые.
- Никакого сладу нет, - пожаловался лейтенант, отпирая замок. - Даром что... - и осёкся, прикусив губу. Эрик вслед за провожатым вошёл в зал. На вид ребятишкам было лет девять; не обращая внимания на взрослых, они гомонили без умолку.
- Ханна, Герда, Влад, - начал перечислять лейтенант, указывая на детей.
- Не утруждайся, - сказал Эрик. - Свободен.
Лейтенант испарился.
- Слушать меня внимательно! - рявкнул он. - Два раза повторять не буду!
Шесть ртов мигом захлопнулись, шесть пар глаз с любопытством уставились на грозного дядьку.
- Здрасьте вам, - протараторила бойкая девчонка с косичками. - Вас как звать? Я - Ханна.
- Меня зовут дядя Эрик. Когда я говорю, вы должны молчать и слушать.
- Долго молчать? - спросила девочка.
Эрик мысленно застонал.
* * *
На счету Эрика было около тридцати ходок. Сперва он отмечал каждую зарубкой на рукоятке пистолета, но вскоре бросил. "Осознал? - спросил Рихард. - Далеко пойдешь". Ловушки Эрик чуял задницей. Там, где невезучие армейцы взрывались и дохли, он проскальзывал ужом. Где менее везучие проводники теряли и груз, и сопровождение, он терял лишь сопровождение. Он выживал там, где загибались наглухо бронированные бойцы из поддержки и спецы-минёры. Сегмент-броня хорошая штука, реально хорошая, без дураков. Она резко поднимает шансы уцелеть под шквальным пулеметным огнем, под артобстрелом или бомбёжкой, но интуицию не заменит. И опыт не заменит. И сноровку. Одиннадцать лет - немалый срок, а уж карьера - от простофили, чуть не завербованного в солдаты, до опытного проводника с сорокапроцентной выживаемостью... Грех пенять на такую карьеру.
"Конкурента ращу, - смеялся Рихард. - Саньков тормошить". После чересчур громких вылазок периметр неделю бурлил инспекциями и проверками; полицаи бегали злые, как их овчарки, а генералы, покрывавшие должностные преступления, надували щеки, рапортуя о тотальном контроле Полигона и успешной поимке нарушителей. Контроль действительно усиливался, стрелочники мотали срок, с рядовым составом велись профилактические беседы. Чтоб никто не усомнился в справедливости и неотвратимости наказания, какую-нибудь шишку показательно волокли под трибунал. Замазанные в контрабанде сидели мышами в норе и пикнуть не смели. Инциденты огласке не предавались: военной машине проколы ни к чему.
Месяц погодя аврал затухал, но поначалу вздрюченные в хвост и в гриву погранцы бдели сутки напролёт. От такого усердия прежде всего страдали контрабандисты, для них наступали трудные времена: связи рвались, надежность каналов и путей доставки таяла день ото дня, клиенты отменяли заказы. Страдали невостребованные челноки и занятые в охранении армейцы. В еле тлеющих закулисных отношениях между Полигоном и федеральными властями разражался очередной кризис. Мелел и иссякал хилый ручеек гуманитарки.
Проводники вынужденным простоем не заморачивались: кто рисковал - рисковал за приличную сумму, кому ходка здоровье испортила - взяв передышку, здоровье поправляли. Счастливчики, скопившие на операцию, завязывали, как минимум, на полгода. Жизнь катилась накатанной колеёй - те, кто вернулся, считали червонцы, предвкушая собственную благополучную отправку; среди перерожденцев, слабо разбирающихся в верхних порядках, шныряли вербовщики, завлекая на службу выгодными контрактами; места нижних занимали младшие хтоны, старшие "молодели", а неведомая потусторонняя сила обретала имена древних.
* * *
Пообедав, Эрик сидел в мягком директорском кресле и пил кофе; директор с лейтенантом организовывали сборы. Кофе оказался ячменным, с добавкой цикория. Эрик прихлебывал из чашки, растягивая удовольствие, присоединяться к взопревшему, красному от хлопот лейтенанту не хотелось. По подоконнику барабанил дождь, и Эрик недобро вспоминал утреннее, беременное ненастьем облако. Анька волнуется, думал он. Ей вредно волноваться. Позвонить бы... Рука легла на телефон, короткие гудки в трубке то пропадали, то раздавались вновь. Ну да, связи же нет. Он потёр виски. Ладно, не маленькая. Записку черкнул, обойдётся.
На стене, слева от массивного стола висели часы с кукушкой. Минутная стрелка подбиралась к двенадцати, но кукушка вылезать не торопилась. Правильно, думал Эрик. Чего ей здесь, в огромном негостеприимном мире? Взаперти спокойнее, безопаснее. Часы - дом родной, замкнутый, обособленный мирок. А мы - лезем, лезем... Из кожи вон выпрыгиваем, подкидываем птенцов в чужие гнезда.
С детьми его конкретно подставили, конкретнее некуда. Всучили "груз двести", и привет. За Марком актерского таланта вроде не наблюдалось, или подземника использовали втемную? Знать бы, где упасть... соломки не напасёшься. Виски неприятно ныли. Ладно, проехали. Впрягся? Тяни лямку. Вопрос с подставой из категории "сегодня ты - завтра тебя". Марк, конечно, сволочь, но ведь набрался духу, предупредил. Да, поезд ушёл, информация утратила ценность, но ситуация отчасти прояснилась. Эрик терпеть ненавидел разводки, ненавидел быть пешкой; играть вслепую. Спасибо, нахлебался. Много лет назад он твердо решил - выкусите. Пешка - фигура разменная; ходка-другая, и на кладбище, червей кормить. Проводник обязан себя поставить, иначе сядут на шею, етить-колотить, ишачь за гроши.
Марк обещал сапёров и прикрытие. Щедро, но глупо, потому как из новичков. Расхожая хохма "Новичок? - мажь лоб зелёнкой" в точности отражала их перспективы. Профессиональной поддержки у Фадея, должно быть, нет. Или полковник намеренно выделил необученных людей; подсунул абы кого, и трава не расти. Лучше бы нанял профи, и задорого, чем из резерва салаг дёргать. Салаги двинут кони, а профи... ох ты, дерьмо! Полный минус сопровождения - отличительная черта Эриковой везучести. Что профи, етить их, что салаги. То есть полковник кругом прав, верно рассудил, на чём сэкономить. В резерве пусть и не густо, а расстарался, наскрёб по закромам. Тоже небось намекнули - вынь да положь, любым, значит, способом.
Ну и хер с ним, с полковником. И с лощёным офицером в замшевых перчатках, и с просьбой его. Беречь солдат, надо же! Наглое, беззастенчивое враньё. Поддержка скопытится, позже ли, раньше - итог закономерен. Дети, вот что главное. Дети, которых не выводили за периметр по одной-единственной причине - их тут отродясь не было.
Не удивительно, что никто толком не представлял, как с ними обращаться. В спортзале заперли, идиоты. В казарме с решетками. Ну, допустим, нашлись бы сведущие, и что? Разве место здесь ребятне? Взрослые-то не выдерживают.
Часы тренькнули, в окошечке над циферблатом показалась кукушка. Разинула клюв. Давай, кукуй, обозлился Эрик. Пророчь. Отчего вспылил - и сам не понял. Вообразил, каково придётся детям в пекле периметра? Или поймал себя на подлой мыслишке, мол, вина на старших, я-то что? Циничные советы вроде "наплевать и делать дело" он слышал не раз и не два. Впрочем, иных вариантов... Он поперхнулся кофейной гущей, закашлялся; на столе расцвели коричневые пятнышки. Выпучив глаза, Эрик воззрился на безмозглую птицу.
Кукушка немо, словно издеваясь, раскрывала клюв. Потешалась над ним. Дурачина ты, простофиля. Приметы тебе? Зачем? "Откуковав", исчезла в окошечке.
Эрик грузно осел в кресле. Он верил в удачу и не верил в приметы, относился скептически. Но сейчас за доброе предзнаменование отдал бы половину заработка. Касательно дурачины и простофили птичка не угадала. Был когда-то и сплыл. Напрочь. Простофиля Эрик, челнок Эрик, проводник Эрик... Он облокотился на стол, сжал ладонями ноющие виски. Недурная эволюция, да, Эрик? Да, подземник Эрх? Да, младший хтон? Что бы ни предвещала вылазка, он готов. Звени, кубышка! Копеечка к копеечке, бережно, кропотливо, годами... Годами! Пять, десять, двадцать кусков за ходку. Операция. Повторная операция. Месяцы томительного отдыха вперемешку с ожиданием. И - новые ходки. Беспрестанный риск в обмен на право лечь под нож хирурга. Деньги в обмен на призрачную возможность.
За право не только быть, но и зваться человеком.
* * *
Патрулирование протекало штатно. Михаилу давно обрыдло шагать под дождем, вглядываясь в серую хмарь, и он плёлся нога за ногу. Артур невозмутимо топал рядом, иногда отпуская плоские шуточки. Михаил не реагировал; плёлся себе, клевал носом. От дозорной рутины клонило в сон.
Нарушителей заметил Артур.
- Ныряй. Быстро! - Свистящий шёпот напарника ожёг Михаила точно плетью. Плюхнувшись вслед за Артуром на живот, он рванул флажок предохранителя и ощутил запоздалый, перемешанный с адреналином страх. Страх отдавался резью в мочевом пузыре, дрожью в пальцах, кислым привкусом во рту.
- Ближе подпустим, чтоб наверняка.
Если б это были люди, а периметр - обычной границей, прозвучал бы окрик "Стой! Кто идет?", предупредительный в воздух, второй предупредительный. Но отродья Полигона людьми заведомо не являлись. Как по официальному мнению, так и по результатам молекулярно-генетической экспертизы. Пусть даже уродливыми, с кучей мутаций и патологий людьми.
С официальным мнением можно спорить. Можно отрицать, доказывать обратное, игнорировать наконец. С результатами анализов не поспоришь.
- По тварям, огонь! - скомандовал Артур.
Михаил прикипел к автомату, заклиная судьбу дать ему шанс. Мизерный, завалящий; любой. Он слишком молод, чтоб умирать. У него сестрёнка, родители, Надька. Планы на будущее.
Дальнейшее воспринималось урывками. Размытая, черно-белая картинка, не более. Кадры древней хроники.
Вот:
Укрывшись за бруствером старого полуразрушенного окопа, патрульные елозят на брюхе, выцеливая смутные фигуры, перебегающие от канавы к канаве. Видимость аховая; дождь как полил с обеда, так и не прекращался. Михаил шмыгает носом, гоня прочь дрянные мысли: накаркал, чепухи Надьке намолол - и вот чепуха уже не чепуха, а взаправдашний бой, который неизвестно, чем кончится. В сапогах хлюпает, струйки воды просачиваются за шиворот, сильно хочется в туалет.
Еще кадры, диалог:
- Срать им на минные поля! - матюгается Артур. - Одним фугасом подтёрлись, другой обоссали. Разбомбить бы гадов к едрене фене, нет, цацкаются.
- Почему цацкаются?
- По кочану! От, блин, деревня! Валенок, блин!
Михаил скрипит зубами. Подначки Артура осточертели хуже горькой редьки.
- Довыпендриваешься, - бурчит он сердито.
Напарник ржёт.
- Борзый с утра? Моча в черепок ударила? Оприходуют щас, на том свете не заборзеешь.
Смена ракурса:
Автоматы сухо кашляют, изрыгая бронебойные пули. "Броники у тварей, во! - говорит Михаилу Артур. - Ты в голову цель, надёжнее будет". До того как рация сдыхает, он успевает вызвать подкрепление.
|