|
|
Голография, 10х12
Говорят, мы пеки-буки,
Как выносит нас земля?
Дайте что ли карты в руки -
Погадать на короля.
Ой-ля-ля, ой-ля-ля,
Погадать на короля.
Ой-ля-ля, ой-ля-ля, эхма!
М/ф "Бременские музыканты"
|
В разбойничьем логове было тихо.
Ни звука, ни шороха. Ни движения.
Будто ушлые лесные грабители решили поиграть с остальным миром в прятки. Ищите, мол. Чья очередь водить? Сами же - спрятались-затаились. Носа за порог не кажут.
- А-у-у! - выли в глухой чащобе волки. - А-у-у. Где вы, братья? Айда на лихой промысел.
В ответ - тишина. Молчание гробовое.
- А-у-у! - скулили серые. - А-у, а-у-у! Завтра здесь будет проезжать Король со свитой. Богатый такой Король, с небедной такой свитой. Ребят, вы в деле? Гоп-стоп, мы подойдем из-за угла. Гоп-стоп, конечно, спросим, как дела? И есть ли деньги? Если есть - давай сюда.
Разбойники не отвечали.
- А-у-у! - обижались волки. - Не хотите, да? Тогда мы пойдем ловить Красную Шапочку. Маленькая мерзавка постоянно шляется по нашему лесу к своей чертовой бабушке. Заколебала уже. Туда-сюда, вперед-назад. Песенки поет, с-сволочь. Приставучие. А-а, в Африке горы вот такой вышины. А-а, в Африке реки вот такой ширины. Тьфу! Даже нас заразила.
Волки умолкали. В кронах высоких деревьев гулял ветер, качал ветви, шелестел молодой листвой. На полянах цвели одуванчики, поворачивали свои головки вслед за садящимся солнышком. Мыши высовывали из нор усатые мордочки, смешно шевелили носом; прятались. В неглубокой ложбине звенел-журчал ручеек. Лакавшая воду лиса сторожко вслушивалась, замирала; в брюхе урчало - не поймала за вечер ни одной мышки, придется ложиться голодной.
Эх, весна-развесна, зеленая, изумрудная. Воздух свеж и прохладен, так, что даже дышать колко. Прозрачен, горьким дымком пахнет - листья жгут в королевстве, мусор; порядок наводят. Не в лесу, ясное дело, - в деревнях, селах, городишках. А здесь - падающие на землю сумерки, хоровод звезд в тускнеющем небе, уханье желтоглазого филина. Хруст лежалых сучьев, стрекот сороки, шарканье ног. Хруст. Сучьев...
Кто-то идет? Что? Где?! А-а, путники припоздавшие, не спешат, не торопятся. Топают прямиком в разбойничью ухоронку. Ух-ха-ха, вот ужо вам, пилигримы-странники, выйдут сейчас тати с кинжалами-пистолетами да жизни лишать будут, несмышленышей. Благородные доны, сиры и просто рыцари Большой дороги. Пиф-паф, трах-бах, за грошик медный, за копеечку малую удавят. Видать планида ваша такая, путешественническая.
Месяц новорожденный дырявит острым рогом мякоть облаков, выглядывает исподтишка, интересно ему. О нравы, нравы, куда катитесь? - ни жалости, ни сострадания.
Естественно, Трубадур ничего этого не знал, он спокойненько шел себе по лесу, напевая мотив известного шлягера.
- Ла-ла-ла-ла, ла! Ла-ла-ла-ла, ла!
Бренькал на старенькой, потрепанной гитаре-семиструнке. Сзади, на корпусе инструмента прятался выжженный угольком портрет миловидной девушки. Внизу - надпись кривоватая: принцесса? Да, именно с вопросительным знаком.
- Е! Е-е! Е-е! - подпевал Осел, шествующий следом.
- Мяу! - вопил Кот, сидящий у того на спине.
- Гав! Гав! - лаял Пес, семенящий чуть поодаль.
- Кукареку! - хлопал крыльями рыжий Петух.
Брела-шагала компания развеселая по ночному весеннему лесу. Топ да топ, левой-правой. А што темнота? - ништо, не впервой. Правой-левой. По увядшим прошлогодним листочкам, бурой хвое, проклюнувшейся травке, шишечкам-веточкам-иголочкам.
Месяц, распихавший-таки надоедливые облака, вел неспешную беседу с товарками-звездами. Нет, нет да и косился вниз, что там? как? уже? или нет еще? Волновался-беспокоился. Ощущал себя патрицием римским в венке лавровом. Всматривался во тьму леса-Колизея, где лентяй-ланиста? Что прохлаждается? Не ведет бойцов-гладиаторов. Бурлит кровь-то, пенится, зрелищ жаждет.
Увы и трижды увы. Не обломилось.
Вышли путники на поляну - большую, широкую, сгрудились кучкой, обсуждают что-то. Вот - покрался один к дому посередь поляны стоящему.
Трубадур осторожно приоткрыл массивную дубовую дверь, заглянул в разбойничью хазу через образовавшуюся щелку. Там никого не было.
Ни звука, ни шороха. Ни движения.
Тишина мягко давила на уши.
- Ага! - обрадовался Трубадур. - Отлично. Я добьюсь тебя, крошка.
Вальяжно пнул дверь. Зашел внутрь. Осмотрелся.
Бардак в хате царил преизряднейший.
- Хм, - пробурчал Трубадур. - Интересно, куда народ-то подевался?
В очаге дружелюбно горел огонь - висящие на стенах аркебузы, копья, шпаги и прочие орудия убивства жадно ловили рыжие отблески. Едва слышно скрипели старые рассохшиеся половицы, тренькал за печкой сверчок, на чердаке шуршали крысы.
- М-да, - пробормотал гость. - Загадка века.
- Заходи! - крикнул. - Мазуриков нет. Свалили. Куда - неизвестно.
- Е-е! - заржал Осел, немедля протискиваясь в дверь. - То, что надо, хозяин.
- Гав! - пролаял Пес. - Пожрать бы чего.
- Мяу, - подтвердил Кот. - Не откажусь.
- Поклевать, поклевать, - заклохтал Петух. - Зер-р-рнышек.
Пошарив по закромам, странники приготовили нехитрый ужин. В соответствие с гастрономическими пристрастиями, разумеется, да спать завалились. Свято блюдя пословицу: утро вечера мудренее.
День, ночь - сутки прочь, почтенные. Или скоро сказка сказывается... Подождите, хорошо? История - ровно клубок нитяной, тянется-разматывается. Котенок играет с клубком, рассказчик - со слушателями.
Ветер ночью стылый, пронизывающий, даром, что весна. Пригибаются под ветром заросли крапивы - ядовитой, жалящей, вокруг домика растущей; скрипит-поворачивается флюгер - череп с косточками на нем нарисованы, для устрашения, стало быть. Ходит по поляне - крест-накрест - тень еле различимая, бормочет:
- Отличные экземпляры, просто отличные. Гвоздь коллекции. И новенькие вполне себе. Вполне. Превосходное собрание получится. Великолепное.
Спотыкается вдруг тень, падает; короткий невнятный, тотчас оборвавшийся всхлип. И радуется в вышине месяц - получил требуемое, опускает рог свой вниз, как граждане римские свободные опускали палец большой. Умри, раб, на потеху публике. Умри, шипят звезды. Дергается на кольях заостренных, осиновых, тело. Остывает-застывает. Ямы-ловушки на поляне, на подступах к логову разбойничьему. Сторожа неподкупные, честные. Десять штук. Словила западня гостя нежданного, открыла жадный рот, пережевала зубами-кольями, кровью насытилась. Неповадно гулять-то, дружок, осторожнее в другой раз. Хе-хе. Юмор у ям охранных - черный, могильный, что поделаешь?
Отомстили лесные братья охальнику, посмевшему...
Что? - любопытствует месяц.
Ах, удивляются звезды, охальнику, посмевшему... что?!
Тсс, уважаемые, стреножьте кобылицу нетерпения, всему свой черед, правда? Пусть Трубадур немного поспит, завтра у него будет трудный день.
Хорошо утром, водицей ледяной умоешься - такая бодрость, ух! ах! Трубадур энергично фыркнул, растерся жестким льняным полотенцем. На спутников поглядел: чем заняты? Да в порядке, вроде, всё. При деле зверюги. Пес лапой помахивает - блох вытряхивает, Кот лижет, гм, шерсть, Петух перышки чистит. Осел меланхолично жует скатерку расписную, вышивкой узорчатой богато изукрашенную.
Нехорошо, подумал Трубадур, стукнул осла по ушам длинным, скатерть отобрал и решил ревизию учинить. В первую голову оружие посчитал - аркебузы-кинжалы-пистоли. Посчитал - охнул. Можно небольшую победоносную армию снарядить, подумал, ну а партизанский отряд - точно. Во вторую - провиант, куда без него? В третью - остальные пожитки-вещички. Что-где-чего у разбойничков по сундукам лежит? Посмотрим-проверим.
Долго ли коротко Трубадур по шкафам-тайникам рылся и вдруг...
Увидел на полочке неприметной маленькие черные пластинки, чем-то на книги похожие. Взял одну, попробовал открыть - не получилось. Хм, сказал он. Что за ерунда? В кои-то веки возникло желание приобщиться к классической литературе - и на тебе. Почему классической, спросите вы? Ну... строгий черный цвет - раз, название лаконичное - два, его непонятность - три. Продолжать?
Кстати, о названии нужно сказать чуть подробнее.
- Ат-ман, - прочел по слогам Трубадур. - Бред какой-то. Бессмыслица. Заумь. Возможно, атаман?
Конечно, откуда простому Трубадуру знать об Атмане? О мировой душе человечества?
Вот-вот, и нечего смеяться, прикрывая рот ладошкой. Сами-то, наверно, тоже не сообразили. Много ли среди нас знатоков индуистской мифологии?
Шивы там, Вишну, Брахмы всякие, аватары, играющие на дудочке, братья-Пандавы, Индра-Громовержец, великая река Ганг, текущая в трех мирах и прочая абракадабра, недоступная каждому встречному-поперечному, но исключительно избранным.
Вскоре нашлась "книга" с заглавием "Маруська-атаманша", другие пластинки разнообразием названий не отличались.
- Пека-разбойник, - вслух читал Трубадур. - Грека-разбойник. Василь и Михайло - братья-разбойники.
- Интересно, - пробормотал. - Весьма интересно.
И с удвоенным вниманием остальные полки обшаривать принялся.
Опс! Рука наткнулась на твердое, гладкое, холодное.
Трубадур поднапрягся и вытащил довольно тяжелый металлический предмет на свет божий.
Предмет оказался квадратным, с прорезью в верхней части и двумя круглыми линзами на боку. А также несколькими кнопочками. Еще имелся ремень. Трубадур перекинул его через плечо; непонятная штука льнула к бедру - справно, ладно, будто ружьишко пристрелянное. По природе своей Трубадур был чрезвычайно любознателен, поэтому немедленно попытался запихнуть одну из пластинок в прорезь. Как ни странно - получилось. Странный аппарат застрекотал, и на пол пролилось яркое пятно света. Ага! - возликовал Трубадур; луч качнулся, лег на стену сочным мазком, дернулся, обернулся рослым мужиком с пышными усами и оселедцем на бритой макушке.
- Эт-то что? - опешил наш герой.
- Грека я, - угрюмо бросил усатый. Уточнил: - Разбойник. Ослобони, братец, а?
- Р-разбойник? - Трубадур начал заикаться. - А я в-вот. Просто м-мимо шел.
- Безобидный внешне мужичок, в дядья годится, - сокрушался меж тем Грека. - Ну чисто из жалости в первый вечер не удавили. За одним столом с подлецом сидели, а он...
- Ну? - осмелел Трубадур.
- Давай, говорит, щелкну на память.
- Это как?
- Вот и мы спросили: это как? А он в ответ - да просто, становитесь около стеночки. Внимание, снимаю. И всё, - Грека вздохнул, произнес печально: - Клетка, ма-ать, десять шажков на двенадцать. Не выбраться, ничего.
- Ага, - Трубадур начал кое-что понимать. Он всегда отличался хорошей сообразительностью. То есть, эта штука... - похлопал по аппарату, задумался. - Ёшкин кот! - заорал внезапно. - Кажется, уразумел.
- Звал, хозяин? - поинтересовался Кот из-за спины.
- Нет, - Трубадур обернулся. - Хотя...
Направил на него аппарат, коснулся пальцами кнопок. Вспыхнула, разгораясь желтоватым свечением, вторая линза.
- Мя-а-а! - завопил Кот, щурясь от яркого света. - Жжется!
Скорчился. Съежился. Поблек.
Потерял цвет и форму.
Упал на пол, обернувшись маленькой черной пластинкой со скупой надписью: Кот.
- Оху... - хотел сказать Трубадур, но понял: слово это чуток некультурное, тогда он просто-напросто сплюнул на грязные доски и, задумчиво растирая плевок ногой, выдохнул:
- Ни фига себе! Полный пэ! - Удивление так и рвалось из широкой - косая сажень в плечах - груди: - Оху... Тьфу! Ох уж эта техника! Новомодные, понимаешь, штучки-дрючки.
Скрипит домик бревнами-сочленениями, дымком сизым в небо плюется: обед в очаге поспевает. На всю честную компанию, включая Кота, освобожденного-выпущенного. Кнопочек несколько штук - жми любую, авось угадаешь. Попытка - не пытка. С третьего раза попал Трубадур в нужную. Эх, котенок, сказал, нам ли плакать? А разбойников - не выпустил.
Жарится в небе глазунья-яичница - желток солнца в пене облаков, приправы по вкусу - щедрой щепотью: жаворонков да иных певчих. Пущай летают.
Крапива ядовитая лозой виноградной ставни обвивает, ямы-западни вкруг поляны щерятся плотоядно: чуют людишек. Одна лишь сытая, одна довольная, косточки гостя ночного перемалывает. Видно: мужчина пожилой, статный, волосы - соль с перцем, лицо в шрамах затейливых. Колья-иглы сквозь тело - травой чрез корку песчаную пробиваются. Рядышком бумажка лежит, серая, невзрачная. Тянутся к ней пальцы скрюченные, из них и выпала. Надпись, завитушками причудливыми: "Подателю грамоты сей, Ивичу Ласко, хантеру-голографу... в сезон весеннего гона, исключительно для развития естественных наук и музейных фондов пополнения, разрешается... препятствий не чинить и являть всяческое содействие".
- Вот ведь какая штука интересная, - Трубадур пристукнул ладонью по аппарату, откинулся на спинку стула. Кот же боязливо забился в угол. - Меняем план. Кто за? Единогласно. Поясню. Зачем имитировать нападение разбойников, а после героически спасать Короля?
Глянул вопросительно на верных своих друзей.
Те призадумались, заскрипели извилинами. Уставились остекленевшим взглядом кто в пол, кто в потолок. Под толстыми черепными коробками билась и никак не могла выбраться наружу мысль. А может, это муха в окно билась. Мало их, что ли? Труп, опять-таки, в яме.
- Э-э... - проблеял наконец Осел. - Чтобы заполучить Принцессу?
- Конечно, - рассмеялся Трубадур. - Но к чему сложности? Вот решение проблемы.
Потряс аппаратом, блеснули линзы; Кот испуганно прикрыл глаза лапками.
- Возьмем Короля в заложники, потребуем выкуп. Полцарства и Принцессу. Развлечемся-поохотимся. Я внятно излагаю?
- Ага, - мурлыкнул осмелевший Кот. - А можно еще потребовать свиной окорок в качестве бонуса?
- Да, - оживился Пес. - И большой воз сахарных косточек.
- Зер-р-рнышек, - встопорщил гребень Петух. - Поклевать!
- Иа! - пристукнул копытом Осел. - Хотелось бы получить амбар клевера.
- Без проблем, ребята, - заверил Трубадур. - Усе будет.
И было утро, и был день, и ехал Король со свитой. И был пленен.
Пыль дорожная - вжих-вжих, смерчиками. Сапожищи казенные - бух-бух по землице утоптанной. Идет стража, катит карета, зайчики солнечные о лезвия алебард в лоскуты изрезались. Курит Король трубку вересковую, дорогущую, пепел за окно стряхивает. Рука холеная, нежная, перстней на ней - больше, чем пальцев. Все с каменьями самоцветными. В оконце витраж искусный, мастерами чужедальними сделанный. На дверках вензеля, гербы вырезаны.
Петляет дорога по лесу, вьется. Подпрыгивают на ухабах колеса с ободьями золочеными. Тпру! - внезапно орет возчик. - Охолони!
Лежит поперек дороги дерево поваленное, корявое, раздается из кустов посвист молодецкий, дрожат-подгибаются коленки у стражников. Грека, шепчут побледневшие губы, Пека, Василь и Михайло разбойники. И Маруська-атаманша. Бежит гвардия королевская, драпает, ажно пятки сверкают.
А-ах, стон из кареты. И тишина.
- Выпустите меня отсюда! - орал Король. - Немедленно!
Топал ногой и грязно, нецензурно ругался. Матом. Перенимая манеры вусмерть ужравшегося сапожника.
- Фуюшки, - вежливо отвечал Трубадур. А затем с угрозой в голосе требовал:
- Гони полцарства, сука, с Принцессой в придачу. Надеюсь, она еще девственница?
- Что-о?! - вопил Король, заходясь от ярости. Брызгал слюной. Лицо его кривилось как у припадочного. - Ты смеешь сомневаться? Проходимец! Конечно, девственница!
- Посмотрим-проверим, - напевал Трубадур. - Красивая хоть? - интересовался.
- Э-э... - сникала венценосная особа. - Нормальная.
- Значит, нет, - печалился Трубадур.
- Полцарства, - напоминал Король. - Отдам, от сердца оторву, только выпусти.
- Амбар клевера, - вклинивался в переговоры Осел.
- Косточек, - облизывался Пес.
- Окорок, - мурчал Кот.
- Зер-р-рнышек, - кукарекал Петух. - Поклевать!
- Да ради Бога! - изображение Короля на стене хаты шло рябью, временами пропадала цветность. - Мне дела государственные вершить надо! Честное королевское. Договорились?
- Добже, - щурил глаз Трубадур. - Честное королевское. Ха-ха. Верую, - восклицал, - ибо нелепо! Внимание, отпускаю.
Шурх - кусты, шарк - землица посыпалась. Трое из кустов выбираются, трое к яме подходят, заглядывают. Головами качают. Шляпы снимают, в руках мнут. Ласко, шепчут, Ивич. Геройски погиб при исполнении. Памятник тебе справят, Ласко, статьи в газетах-журналах напечатают. Орден посмертно и семье - социальная пенсия.
Каждый год, каждый гон весенний людей теряем, сокрушаются. Лучших, надежных, проверенных. Жалко. До слез. Наука жертв требует. Понимаем - привыкнуть не можем. Ай, Ласко, ай, Ивич. Не уберегся, брат.
Тащи давай, командует старший. Транспортировка через полчаса. Потом в дом, да поживее, записи, какие обнаружите - сюда. Занятные, наверно, экземпляры в берлоге этой жили.
Бродит по поляне ветер, тормошит деревья, кроны-прически путает, хлопает ставнями. Выметаются из дома тени черные, плащи за спинами крыльями стелятся, шляпы широкополые на лоб надвинуты. Проектор и шесть записей, докладывают. Одна наособицу, сверхценная - мировая душа там запечатлена. Ох, Ласко, хитрый-ушлый, когда успел? Время, смотрит на часы главный.
Шурх - кусты, шарк - землица, хрясь - трещит что-то, рвется. Словно простынка накрахмаленная. Вжиу - огоньки по сторонам: россыпью. Возникает в глубине леса сияние матовое, инородное, призрачное. Колонна, столп - между землей и небом, ось пресловутая. Спица вязальная, в мотке пряжи: оставила хозяйка - торчит. Прыгают туда гости странные, в свечение устремляются (хлоп, хлоп, хлоп - влажное чмоканье), тают пятнышками темными.
Исчезает столп, в нитку скручивается, в точку маленькую. Пропадает.
И - никого.
Лишь облака встрепаны - веером; солнышко к западу клонится: спать хочет. Трет ясны очи, позевывает. Встряхивает лохматой головой, лучами-кудряшками. Тени? Черные? Экое наваждение.
Турурум-пурум - вострубили горны.
Бам-м - грохнули барабаны.
Дзинь - звякнули лютни.
- Его Величество Король, - провозгласил глашатай.
- А-а-а, - неразборчиво проскандировала толпа. То ли приветствовала, то ли наоборот.
На балкончике, опоясывающем третий этаж замка, показались Король, Трубадур и Принцесса. Лицо последней скрывала паранджа. Дабы не смущать подданных ослепительной красотой. Или отсутствием оной. В принципе, если паранджу не снимать... В смысле совсем-совсем не снимать. Никогда. То какая разница? Нет ее. Абсолютно.
Итак, что ни делается - то к лучшему?
Вопрос риторический, можете не отвечать. Вспомните хотя бы труп хантера, поймете - почему.
Продолжаем наше занимательное повествование.
В присутствии многочисленных нотариусов, архивариусов, министров и прочих должностных лиц, а также при обильном скоплении народа был подписан "Акт о безвозмездной передаче в собственность половины царства с Принцессой".
Также приняли "Закон о неправомерности превращения людей в пластинки черные, похожие на книги, не токмо весной, но и в иное время года, ради спортивного интереса и не только".
И еще - "Указ о выделении соратникам Трубадура амбара клевера, воза сахарных косточек, свиного окорока в качестве бонуса и зернышек - поклевать".
На этом, пожалуй, и завершим. До следующих встреч, друзья!
- Вот это да! - восхитился Петька, отключил проектор, потянул вилку из розетки, смотал шнур. Достал из прорези в крышке небольшой черный квадратик. "Современная история тридевятых королевств в перпендикулярных пространствах" - полыхнули серебряные буковки. "Подарочное издание". - Круто!
А вы не задумывались о том, что история альтернативных миров может оказаться такой увлекательной? Нет? То-то же.
- Повзрослею, обязательно стану хантером-голографом, - пообещал себе Петька. - Как папка. Как дядька. Дедушка и брат. Мужественным, сильным, с проектором наперевес, посеребренными от многочисленных опасностей висками и шрамами по всему телу.
Зажмурился счастливо, представив грядущую славу, памятники, монографии. Сунул пластинку в бокс, крикнул: мам, я на улицу, на велике погоняю, и убежал.
Хлопнула дверь, качнулся бокс, брякнули пластинки - черные, желтые, красные, емкостью 10х12.
Судьбы, страны, люди, народы.
Миры, миры, миры...
10х12 терабайт - это много, очень-очень много. Не так ли?
05.12.04; 30.04 - 01.05.05
|
|
|