Аннотация: Он просто шел по Сумской... Все, что произошло потом, здесь и описано.
АПЕЛЬСИН
Я шел по Сумской. Шел и по своему обыкновению всматривался в лица идущих навстречу. Думал о преобладании лиц неправильных, несимметричных, помятых, не красивых. Может быть потому, что было около часа дня в воскресение?
Почему не светятся глаза, спрашивал себя, связано ли это с условиями жизни, с качеством жизни? И сам отвечал: да, связано. Гармония не появляется там, где тяжело, безысходно, где разруха, тупость и грязь культивировались в течение 70 лет... Почему человек не понимает ущербность своего наносного внешнего "я" и не пытается сбросить эту шелуху, освободив себя настоящего, дав свободно дышать своей душе? Потому что ценности такие у нашего все еще пока социалистического общества, ценности, вскормленные нам с молоком матери, освобождаться от которых нам придется еще не одно десятилетие. Не свободны мы. Даже внутри себя. И внутренний наш слепок накладывается на нашу внешность...
Почему человек не может быть одновременно и красивым, и умным? И даже если это присутствует, то обязательно есть... нравственное уродство, злость на весь мир, не доброта. Да, в свободной стране все еще не свободны мы... Поэтому, скорее всего и не улыбаемся.
Шел быстро, быстро текла мысль. Подсознательно надеялся найти "светлое пятно совершенства". Очень хотелось увидеть Чувство Вкуса. Это видно сразу: одежда, волосы, сочетающийся с окружающим и с глазами цвет, походка, спутник... и уже потом, довершая все, наслаиваясь и закручивая, оттеняя окружающее... запах. И акцентирующие образ мелочи. Поворот головы при ответе... Сдержанно ласковая улыбка ко всем и специально созданная - к нему. А вот и голос... негромкий, чуть схваченный обручем томности. И во всем неброская эротичность и яркая способность привлекать взгляды даже в темноте.
Не находил. Даже если и одежда есть, и эротичность, и спутник подходящий, и аромат, хоть и назойлив, но изыскан... А глаз нет. Нет индивидуальности. Нет изюминки.
Глаза... Нет в них естественности, нет игры, нет улыбки без губ. Потеряны глаза.
А нет глаз - нет и души.
И черт меня дернул зайти в комплекс кафешек и баров, расположенных под театром оперы и балета... Что-то тянуло меня туда. Обошел первый этаж, одно кафе, ресторан, бар... еще бар. Спустился вниз, в охотничий бар... И точно...
Лицо... она ни разу не встретилась со мной взглядом, очень близко, но не в глаза...
Я стоял за ними в очереди. Смотрел... профиль, глаза, губы... улыбка. Они были вдвоем, но вторую я не видел, ее не было... почти. Они разговаривали о какой-то "способности видеть окружающее с помощью третьего глаза"... а потом о "вчерашней вечеринке и влияния случая на личную жизнь"... а потом...
Светло-бирюзовый свитер "не по размеру", брюки свободного покроя, подчеркивающие идеальную линию бедер и ног, высоко охватывающие талию... и цвет, очень близкий к бирюзовому, с примесью голубого. Волосы... если бы распустить, они были бы длинными... уложены и заколоты сзади странной и красивой своей странностью заколкой, похожей на большую, состоявшую из множества блестящих камушков-бусинок, бабочку.
Лицо, шея, рука... Открытая шея и линия вплоть до указательного пальца...
Я не помню косметики, ее практически не было или она была очень качественной и дорогой. Я был поражен совершенством линии бровей, носа, губ, подбородка и не мог рассматривать все это по отдельности. Рушилась гармония! Все сочеталось друг с другом и продолжалось. И, конечно же, глаза... Большие... огромные... зеленые! Может, она меня берегла, не давая попасть внутрь и, захлебнувшись, пойти на дно?
Они взяли горшочки с домашней говядиной, грибки, салат, напитки... и сели за столик. Я наблюдал за ними. Конечно, она заметила мое внимание и заметила уже давно. Ее поведение немного изменилось: стали резче движения, громче голос, появился смех. Два раза она коснулась меня локтем, хотя места для прохода было предостаточно. Боясь потерять что-то, я отвернулся и... решил поиграть чуть-чуть.
Беру говядину в горшочке, напиток и... апельсин, большой, ярко-оранжевый... с капельками воды и запахом предполагаемого вкуса. Сажусь так, чтобы мог видеть ее, не поворачивая головы, а она должна была бы повернуться, чтобы посмотреть. Снимаю свитер, не отводя глаз от ее профиля. Рубашка голубая, почти светлая, с синим свободно повязанным галстуком, оттеняет загоревшее лицо. Сочетание бирюзово-голубого с моим ярким одноцветным пятном и ярко-оранжевым апельсином будет у нее постоянно в боковом зрении, а когда к этому прибавится и запах...
...Когда я приступил к апельсину...
Она поворачивает ко мне свою прекрасную головку и, не встречаясь взглядом, но рядом с моим, долго, секунд тридцать, смотрит на меня. Я заворожен и смотрю... смотрю... прямо ей в глаза, а они убегают, утекают, исчезают, не ловятся.
- Так хочется апельсинчика... - уже смотрит на свою подружку. - Может купить?
- Давай купим...
Я встаю и подхожу к их столику... разворачиваю, очищая оставшуюся половину апельсина, и предлагаю на ладони эту апельсиновую раскрытую розу. Дольки, отделившись одна от другой, и держались только у основания, были близки к падению...
Здесь она посмотрела первый раз мне в глаза... взяла дольку, медленно поднесла к губам, прикоснулась,... наслаждаясь запахом, и, прикрыв глаза, откусила чуть. На нижней губе осталась капля, и она ее слизнула языком. Вторая половинка дольки была съедена по-другому... быстро, наращивая вкусовые ощущения.
- Еще одну дольку... можно? Как же вкусно...
Я сел на стул рядом, не спрашивая. Они ели мой апельсин, а я ощущал его вкус...
Я пил ее губы... смотрел в ее глаза... безумные глаза. Ощущал прильнувшее бедро. Казалось, что нас мучила жажда несколько дней. Ласковость ее пальцев заставляла прислушиваться к их движению... по шее... по плечам... по спине... Иногда у нее сбивалось дыхание... задерживалось... потом бежало учащаясь, переходя в тихий-тихий шепот... и мои руки замирали... и повторяли движение, насыщая его.
Потом мы сидели на скамейке. Было уже темно. Высоко вверху шумели кроны деревьев центрального городского парка. Как-то аккуратно освещал нас низкий парковый фонарь. Редкие гуляющие медленно проходили мимо и стекались куда-то к центру парка, где звучала музыка. Она склонила голову мне на плечо и выдохнула:
- Как будто знаю тебя сто лет...
Вспомнились мои раздраженные мысли сегодня днем, и я почувствовал себя виноватым за них... перед кем? Перед ней? Перед Шутником?