Шурик бежал. Бежал сломя голову, не смотря под ноги и не разбирая дороги. Его бледное лицо безжалостно хлестали колючие ветки, деревья своими сучьями цеплялись за свитер, а ночная мошкара то и дело лезла в сопящий нос. Полная луна угрюмо и холодно смотрела вниз. Деревья бросали кривые и извилистые тени на землю, опутывая каждый её клочок густой паутиной. Где-то вдалеке кричала сова. Шурик спотыкался, закрывал лицо от веток и продолжал бежать. Он быстро и часто дышал, в горле стоял ком, а звон в ушах нарастал. Им двигал страх. И что-то большее, чем страх, - им двигала паника, состояние связанное с высшей его степенью.
"Ч-ч-что, к-к-как, к-т-то-о-о, поч-ч-чему, з-з-зачем? - вырывалось из уст Шурика тихим хриплым шипением, - Ч-ч-что это было?" Шурик не понимал. В голове вертелась лишь одна мысль, поскорее убраться подальше оттуда, убежать к ближайшему посёлку, к домику лесника, или какому-нибудь хутору. А там собаки, люди, стены, изгородь. И светло. А утром сесть на электричку и домой. Только что он скажет там? Расскажет всё, как было? Но кто ему тогда поверит? Как он всё это объяснит? Но об этом Шурик будет думать позже, сейчас главное не останавливаться, бежать, бежать. Если бежать вдоль берега, то где-нибудь обязательно будет дорога, так, или, если повезёт, можно будет наткнуться на ночлег рыбаков. Или охотников.
Ну говорили же им. Та деревенская тётка с ведрами, да ещё дед в лесу, что, мол, глубоко в лес не ходите, ставьте палатки с краю деревни около речки, никто не тронет. Места дикие, чужих нет почти, ан нет, захотелось одним побыть.
***
Шурик позвонил Коляну около часу дня.
- Дарова. Я нашёл.
- Чего нашел? - пробормотал сонный голос.
- Деревню нашёл, под Тверью. Там их хуева туча, и все дикие. По две - три бабульки на деревню небось. От Москвы часа три, а потом автобусом, а там пешком километров десять, попутку поймаем.
- Какую попутку, ты же в глушь собрался, дебил! - Николай не любил, когда его будили так рано.
- Ну сами потопаем, только жратвой надо затариться, картошкой, консервами, удочки возьмём, уха и всё такое. Водки. От комаров чё-нибудь.
- А Юрик?
- А Юрик на юг свалил с институтскими.
- Угу.
- Чего угу?
- Эээ, я понял короче.
- Всё, завтра на рынок.
В трубке послышались короткие гудки.
***
Дорога до деревни заняла около шести часов, минут двадцать на метро, часа три на электричке, час на автобусе от Твери, и около полутора часов пешком с привалами.
Стояла дикая жара. В метрах десяти была видна испарина, или как там это называется? До деревни вела поросшая густой травой дорога.
Дорога выглядела так, будто машины по ней проезжают от силы раз в день. Слева от дороги распростёрлось широкое поле, всё в луговых травах, вероятно под сенокос. Справа высился лес, густой, тёмный и дремучий. Шли не торопясь, время от времени останавливаясь отдохнуть и сбросить огромные рюкзаки.
Деревня называлась "Гребёновка", и состояла из тридцати домов, в половине которых никто не жил, в четырёх жили дедушки-бабушки, и жили постоянно, а в остальные летом приезжали хозяева с семьями, в отпуск. Деревня состояла из двух улиц, расположенных под прямым углом друг к другу, там, где был перекрёсток находился колодец, древний колодец с журавлём. За деревней открывался замечательный вид огромного озера. К этому озеру вела дорога со склона на конце деревни.
Они остановились у колодца, напиться и набрать прохладной воды. Там набирала воду немолодая женщина.
- Здраствуйте, - поздоровался Шурик.
- Здрасьте, молодые люди, - звонким сельским басом ответила женщина, - куда путь держите?
- Да мы так, денька на четыре, отдохнуть приехали, рыбу половить, грибов, ягод поесть.
- В такую глухомань. От города полчаса отъехай - там и грибы и ягоды, а вас куда занесло...
В разговор вмешался Колян.
- А мне дед мой рассказывал, он где-то в этих местах жил, а потом в город перебрался, что есть тут заводь одна, рыбы там...
- Далеко эта заводь, и делать вам там нечего. Поставили бы палатки на краю деревни или около озера, - никто не тронет. Нечисто там, в этой заводи. Ой, нечисто.
Женщина взяла вёдра и спешно скрылась из виду.
Шурик с Коляном двинулись дальше. Спустившись с горки, они подошли к краю озера. Узкий песчаный заход, чистая, почти прозрачная вода казалась приятно обжигающей. Искупавшись, они двинулись в лес по узенькой тропинке. И только они свернули, как из-за поворота выскочил им навстречу смешного виду дед, в большой панамке и с корзинкой грибов.
- Кудыть идёте, хлопцы?
- В лес.
- А кудыть в лес?
- Поглубже.
- А шо вам там похлубше делать?
(Вот докопался, подумал Шурик, но промолчал.)
- Рыбу ловить, - вступился Колян.
- Уж не в Кузькиной заводи ли?
- И этот туда же, - пронеслось в голове Шурика.
- Эй, вот чего я вам про неё расскажу. Нету там никакой рыбы, и птиц нету, и зверья мелкого. Странное это место, очень странное. Жила тут в тридцатых годах девчушка одна, ладненькая такая, кровь с молоком. Машкой звали. Чего скрывать, нравилась мне она тогда, молодой я был, ладный парень. Убежала у них корова, в лес, стерва. Ну и сговорились, что она с левого берега пойдёт, а сестра её с правого. Боялась Машка. Боялась страхом смертным. Знала про заводь, знала про Кузьму, барина. Чем тот барин двести лет назад промышлял, и что там творилось. Ой, нечисто дело было. Сколько голов крестьянских там пропадало, когда жив был барин. А потом сожгли его, живьём, грех на душу взяли. Всей деревней собрались, челядь его повязала. Ой он кричал, ой проклинал. Да его на костёр, в заводь то и отнесли. Прям перед ней, на лужке. Так полыхал, как зверь орал. А потом боялись. Боялись, что он, своими штучками колдовскими, жив останется. Он и остался. Только на свет не показывается. Всё около той заводи и крутиться.
Ну так пошла Машка, кличет корову, Искорка, мол, иди сюда. Кличет вполголоса, боится. Я за ней, тихо так крадусь, смотрю. Думаю, щас выскочу, напугаю, обыму. Вижу, бледная Машка стала, как мёртвая всё-равно, и идёт, только молчит уже. Глаза пустые. Будто кого увидела. Я выбежал, да корягу под ногами не заметил. Упал. Вскочил резко, а Машки то и след простыл. Кричал я тогда, кричал так, что охрип, да Машку так уж и не нашёл.
А корова, стерва, вернулась. Сама пришла. Вот.
- А барин чем промышлял?
- А шут его знает. Колдовал говорять. Челяди у него много было, из наших, деревенских. Да мучал он их. Чем и как, нихто не знает. Жена у него была, нерусская, из Юропы вроде. Чернобровая. Бабы деревенские её боялися. Из-за мужиков. Как на мужика посмотрить, тот весь день ходить как неприкаянный. Молчит. Мне про барина того ещё мой дед рассказывал.
- Спасибо за информацию. Будем знать.
- Ну, дело ваше. Я предупредил. Тут одной Машкой дело не обошлось.
Дед видимо обиделся. Натянул панамку поглубже на голову, поправил корзину и побрёл к деревне.
- Вот сказочник. Мда, что ж там за заводь такая-то, прям посмотреть охота.
Путь до заводи занял минут десять. Место было уютное и тихое. Песчаный берег заводи состоял из ленты песка, шириной околу двух метров, прерывающейся светлым, большим лугом прям по середине леса. Здесь и разбили лагерь.
Клёва в заводи не было, удочки бросили на берегу и пошли готовить ужин. Закинулись картошкой, тушенкой и водкой. Темнота упала незаметно, густым сумраком. Шурик достал старую, обшарпанную гитару. Среди темного леса, в два голоса, разносилось истошное "Я помню все твои трещинки", призывавшее всю окружную нечисть собрать пожитки и убраться из леса куда подальше. Спать завалились рано, сказывался чистый воздух, да ранняя лесная темнота. Золотой диск луны медленно выкатился навстречу мерцающим звёздам.
***
Шурик проснулся от непонятного шороха или хрипа, исходившего от костровища. Темнота. Темнота стояла густой стеной. Молния палатки была раскрыта, ветер нехотя отгибал уголок. Место Коляна было пустым. Шурик руками нашарил кроссовки, натянул их, взял фонарь и прислушался.
Там, неподалёку от палатки, около потушенного костра, кто-то сопел и плакал. Ветер доносил от заводи ночную прохладу... И хруст. Хруст не веток или листьев, когда по ним кто-то тихо идёт, а сырой и глухой хруст, похожий на тот, который можно услышать в мясной лавке, когда рубят мясо. Хруст мышц, хруст хрящей, хруст костей. Может это волк? Хотя около этой заводи весь день не слышно было птиц. И даже комаров. Что же там такое?
Шурик тихо взял топор, на корточках прополз к молнии и встал в полный рост. Похмелье разом улетучилось, уступив место страху. И холод. Страх мешал думать, сковывал и связывал, руки дрожали. А холод пронизывал тело сотнями мелких игл.
Двое. Шурик чувствовал, что там их было двое. Он попытался позвать:"Колян", но губы не слушались. Даже не шевелились. Шурик собрался с мыслями, еле перебирая руками, включил фонарь и резко дёрнулся наружу, направив луч фонаря на костровище...
И застыл.
Топор выскользнул из рук, рассёк воздух, и, с чуть слышным звоном, упал на землю. Под ярким светом луны и тусклым мерцанием звёзд, среди вековых деревьев, на поляне полусидел-полулежал Колян и плакал. Слёзы блестели на его щеках, а губы пытались что-то сказать, но получалось лишь глухое шипенье. Белый круг фонаря упирался на жуткое нечто, с синей кожей, чёрными мутными глазами и почти без волос. Оно крепко держало Коляна грязными когтями, вцепившись зубами в шею. Тёмные полоски крови застыли на Коляновой груди. Заметив Шурика, нечто, не отрываясь от жертвы, пристально уставилось ему в глаза. Что оставалось делать? Он бросил фонарь и рванул в сторону, скрывшись в глубине леса. Нечто продолжало свою ночную трапезу.
Шурик бежал, нечто ело, люди в деревне спали крепким сном, и только луна небрежно прикрылась проплывающим мимо облаком, скрывая тенью поросшую ряской Кузькину заводь.