...отпустив такси, Сергей достал сигарету, закурил и осмотрелся. Вход в парк находился на противоположной стороне улицы. Старинная чугунная ограда, полуразрушенная арка из красного кирпича. Асфальтовая дорожка и массивные облупившиеся скамейки. Очень, очень старый парк. Должно быть ему лет сто, а может и все двести. Сергей медленно пересек улицу. Решетка оказа-лась незапертой и он без труда проскользнул внутрь. В парке было пусто. Ни одной живой души. Да и кому здесь быть, в такую-то рань?
Сергей шел не спеша. То тут, то там ему попадались опрокинутые урны, сломанные ветром ветки, обрывки газет, смятые стаканчики из-под мороженого. Толстый ковер сухих листьев приглушал шаги. Да, парк этот, без сомнения, уже давно никому не нужен. Что ж, наверное, он этому только рад, — подумал Сергей. — Я бы, по крайней мере, был счастлив оказаться на его месте. Вообразить только, как это прекрасно: быть таким вот заброшенным, забытым и никому ненуж-ным парком. Никому! Стоять себе, потихоньку разрушаться, умирать...
Хотя, почему обязательно умирать? Не умирать, а возвращаться в свое истинное, дикое состоя-ние. Сначала все дорожки засыплет листвой, потом сквозь потрескавшийся асфальт начнут пробиваться молодые побеги. Как знать, возможно, лет через десять, глядя на буйно разросшийся лесок, никто и не вспомнит, что когда-то он был парком. Впрочем, нет. Скорее всего, через десять лет о парке никто не вспомнит совсем по другой причине. На этом месте будет стоять новый микрорай-он или платная автостоянка.
Дойдя до высохшего, заваленного мусором фонтана, Сергей очистил одну из скамеек от листь-ев, бросил на нее плащ, поставил сиреневую спортивную сумку и уселся сам. Вскоре показался Владимир. Сонный, хмурый, он вынырнул откуда-то из зарослей. Недовольно обвел глазами пло-щадку, но заметив Сергея, удивленно присвистнул, расплываясь в улыбке.
— Привет, привет, — с наигранной веселостью воскликнул он,— а я, честно говоря, вообще не хотел приходить. Чего, думаю, ради себя на посмешище выставлять? Так, стало быть, это не шут-ка и не пьяный треп. Или ты все-таки что-то задумал?
В голосе его звучала ирония, однако в глазах этой иронии отнюдь не наблюдалось. Скорее рас-терянность или недоумение.
— Привет, — хмуро ответил Сергей, не подавая руки.
Владимир уселся рядом, покосился на сумку.
— Ну и что, как все это понимать?
— Так и понимай, — Сергей подпихнул к нему сумку, пару раз затянулся и отбросил окурок в сторону. — Семь миллионов. Бери, они твои.
Владимир захохотал, но смех сорвался и вышел очень похожим на кваканье.
— Ага, — он возбужденно заерзал, — я суну в нее руку, а там капкан, да? Или бультерьер? А мо-жет...
— А ты не суй руку, — холодно перебил Сергей, — ты просто открой молнию и загляни внутрь.
— Ага, загляни...
Владимир обеспокоено завертел головой в разные стороны. Лицо у него сделалось совсем по-терянным.
— Да что ты дергаешься?! — Сергей откинулся на спинку скамейки, подпихивая сумку еще бли-же. — Бери же, ведь ты заслужил эти деньги.
Последняя фраза прозвучала откровенно глумливо.
— Ты сумасшедший!
Владимир вскочил, снова сел, медленно протянул руку к молнии, но тут же отдернул ее.
— Открой... ты... — проговорил он, заикаясь.
— Я? — усмехнулся Сергей. — Я тебе их дарю, я же еще и сумку открывать должен? А может и тратить мне их за тебя придется?
Владимир снова вскочил, но быстро совладал с собой и уселся обратно. Шок от удивления прошел и очевидно он понял, что выглядит, мягко говоря, смешно. А что если этот сукин сын, — возникла у него в голове мысль, — именно этого и добивается? Хочет унизить меня, выставить полным идиотом, ничтожеством. Ведь он наверняка меня во всем обвиняет.
— Ну, знаешь!..
Он резко повернулся, рывком расстегнул молнию и осторожно заглянул внутрь. В сумке лежа-ли доллары. В пачках. Много-много пачек. Владимир схватил одну. Проверил. Схватил другую, третью...
— Можешь не утруждать себя, это не "кукла". — Сергей достал сигарету, (черт возьми, а ведь я ожидал от этого мудака нечто большего), щелкнул зажигалкой. — Здесь ровно семь миллионов.
Он встал и перекинув плащ через руку, зашагал прочь. В парке по-прежнему никого не было. Деревья шумели и в шуме этом слышалось что-то триумфальное. А на улице вовсю ревели маши-ны. Отчего-то Сергей вспомнил, что именно здесь находится одно из самых оживленных мест го-рода, но взглянув на пустые безжизненные аллеи, он только грустно улыбнулся, снова пытаясь сравнить себя с этим, всеми брошенным (...преданным!..) парком. Вот она, жизнь. Жизнь, во всей своей противоречивости. Глупая сказка.
Владимир нагнал его уже возле выхода.
— Но почему? — заорал он, вцепляясь ему в рукав. — Почему, черт тебя побери?!.
— Почему?
Сергей не останавливаясь высвободил руку. Владимир семенил рядом, забегая то с правой сто-роны, то с левой.
— Тебе хочется знать почему? А не ты ли, вместе с Басурмановым, развел вокруг меня всю эту мерзость?! И ведь я вам верил... Впрочем, теперь все это не имеет значения.
Он остановился.
— Я дарю тебе это, раз ты сам этого захотел. Если не жалко, можешь поделиться со своим ком-паньоном, я буду только рад. А жалко, оставь все себе.
— Ты свихнулся, — Владимир попятился. — Ты совершенно спятил! Теперь я понимаю, где ты пропадал последние два месяца...
Отступая задом, он поскользнулся и едва не попал под автобус.
— Псих! Придурок хренов!.. — завизжал он.
И тут Сергей начал менять тело.
Сердце сдавило, улица поплыла влево, но прежде чем стукнуться головой о бордюр и прова-литься в темноту, он успел заметить, как сумка, которой размахивал Владимир, раскрылась и тол-стые, туго перепоясанные пачки посыпались на мостовую, прямо под колеса несущихся мимо ма-шин...
...включив кондиционер и плеснув себе в стакан еще на два пальца, он уселся обратно в кресло. Вытянув ноги, с наслаждением сделал небольшой глоток. Желтые шторы слегка заколыхались, по полу потянуло прохладой.
— Синг, — Сергей поставил стакан на столик, скрутил журнал трубочкой и принялся, словно в подзорную трубу, рассматривать своего соседа. — Тебе не надоело, Синг?
— Чего? — не отрываясь от газеты, спросил тот.
— Си-инг, — Сергей потянулся, хрустнув суставами, швырнул в него журналом. — Да брось ты свою газету, сколько можно?
Синг встал, аккуратно сложил газету и убрав ее в специальную папку, прошелся по комнате.
— Я не понимаю тебя, — сказал он, несколько раздраженно. — Что тебя не устраивает, чего ты все время цепляешься ко мне? Я тебе что, мешаю? Могу я хоть раз в свой обеденный перерыв спо-койно почитать газету или нет?
— Погоди, ты не понял меня... — начал было Сергей.
— Нет уж, теперь помолчи, — перебил его Синг, — теперь я говорить буду. Вот уже месяц, как тебя вселили в мой номер и я ни разу не видел, чтобы ты ходил на работу или занимался чем-нибудь полезным.
— Синг, я...
— Ты пьянствуешь, валяешь дурака. Устроил из своей половины комнаты какой-то склад. Зачем все это?
— Я же не знал, что у вас здесь "коммунизм", — вяло отреагировал Сергей. — Если хочешь, я мо-гу отнести весь этот хлам обратно, или подарить кому-нибудь.
— Подарить?.. Ладно, серьезно разговаривать ты не умеешь, это твое личное дело. Со всем ос-тальным я тоже давно смирился. Но ты можешь хоть на час оставить меня в покое?! Я хочу почи-тать газету. На гамильтонском нефтепроводе произошла авария, а ты мне не даешь ничего толком узнать. Это свинство, в конце-то концов!
Он остановился и топнул ногой. Сергей с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться. Смот-реть на то, как Синг выходит из себя... Да, это зрелище не для слабонервных.
— Мне скучно. Понимаешь, Синг, скучно. Как ты вообще можешь читать подобную дребедень? Это же неинтересно.
— Ему скучно, ему неинтересно! — Синг всплеснул руками, снова начиная бегать из угла в угол. — Да как же тебе может быть не скучно, когда ты целый день сидишь здесь, смотришь телевизор и единственное, чем занимаешься, это пьешь! Так и свихнуться недолго.
— Недолго, — согласился Сергей, — ну а что мне еще делать?
— Что делать? Да я же тебе, по крайней мере, раз сто предлагал устроиться к нам на Завод, если ты не можешь найти ничего другого. Ведь ты напрасно убиваешь время! — Синг бросил косой взгляд на часы. — Я могу договориться, нас поставят в одну смену...
— Зачем, Синг?
— Что зачем?
— Зачем мне устраиваться на ваш долбаный Завод, чего я там не видел? Был я на заводах, ничего интересного. Так, пьянство одно.
— Ну знаешь!.. Не хочешь на Завод, устраивайся в Оранжерею, это тоже недалеко. Будешь выра-щивать цветы... Но ведь должен же ты чем-нибудь заниматься!
Последнюю фразу Синг выкрикнул с таким отчаянием, что Сергею его стало по-настоящему жалко.
— Какой в этом смысл? — он попытался говорить как можно мягче, словно разговаривал с ребен-ком. — Мы же с тобой каждый день обсуждаем одно и то же. Ну какой мне резон вкалывать на вашем вонючем Заводе, или в Оранжерее, или где угодно еще, если я и так, понимаешь так, могу пойти в любой магазин и взять там все, что мне захочется? У меня же нет никакого стимула к ра-боте.
— Не понимаю, — Синг тяжело опустился в кресло и тупо уставился в пол, — но ведь должен же ты что-нибудь делать. Как можно брать, и ничего не давать взамен? Это же...
Возникла неловкая пауза.
За слабым гудением кондиционера было слышно, как в соседнем номере кто-то неумело пытал-ся играть на скрипке, ужасно фальшивя и при этом не в такт подвывая.
— Знаешь, Синг, — Сергей залпом выпил все, что оставалось в стакане, — я тоже здесь много че-го не понимаю. Тот мир, в котором я жил последний раз, коренным образом отличается от этого, понимаешь?
Он встал.
— Ты извини, что я опять испортил тебе настроение. Я не хотел.
— Куда ты?
— Пойду прогуляюсь, может пойму наконец, что к чему. В Галерею зайду. Мне очень многое надо понять, Синг. Очень многое. Затем я и здесь.
Он взял со стола пачку. Достал сигарету, закурил.
— Слишком поздно не приходи, — буркнул Синг, — мне сегодня пораньше надо лечь спать. И не нажирайся, пожалуйста, до такого состояния, как в прошлый раз. Вино не для этого придумали.
После Галереи, Сергей отправился на пруд, кормить уток.
Господи, как же все это похоже на сон, — думал он, шагая по гранитной набережной, отламы-вая и кидая в воду кусочки хлебного мякиша. — Ведь они противоречат не только законам миро-здания, они противоречат самой человеческой природе. Это же марионетки, фанатики! Государст-ва у них нет никакого, о деньгах они и слыхом не слыхивали. Ни армии, ни милиции, а ведь ни войн и ни преступности. Тьфу ты, чушь какая! Утопия. Самая натуральная утопия. А они живут. Работают, только потому, что нельзя не работать, не воруют, потому что не понимают, что такое воровство и зачем оно нужно. И никакого начальства, все идет само собой. А я-то, дурак, в поис-ках какой-то там свободы таскаюсь из одного мира в другой, из одного тела в следующее, а она вот она, свобода! Но неужели, черт возьми, все так легко? Легко и глупо...
Он остановился и широко размахнувшись, закинул остатки хлебного батона далеко в воду. И тут... до него дошло. Развернувшись, он почти бегом бросился обратно в гостиницу. Только бы успеть. Эх, Синг, Синг...
Придя вечером с работы, Синг обнаружил на столе записку. Написано было неровно, словно второпях. А в самом конце, надпись как-то странно обрывалась:
Бедный Синг, это как шахматы!
Шахматы, без черных фигур и клеток. У вас просто нет выбора. И точки опоры — тоже не-ту... Понимаешь?!. Едва ли. Мне тебя жаль. Чисто по-человечески жаль, ты хороший парень...
Дальше шла неровная загогулина, от последнего слова к нижнему правому углу страницы.
— Что же это такое? — Синг недоуменно повертел листок в руках и уставился на неподвижное тело в углу. — Что ты имеешь в виду?
Ему никто не ответил...
...первым из кабинета вылетел Балабанов. Красный, с перекошенным лицом, он пробежал через приемную и скрылся за портьерой. Следом за ним показался Навуфеев.
— Все, — пискнул он, — подаю рапорт...
И ни на кого не глядя, нырнул в ту же щель, что и Балабанов.
Ожидающие переглянулись, но никто не проронил ни слова. В наступившей тишине прогремел голос командора, усиленный в несколько раз мощным репродуктором, прикрепленным над две-рью:
— Следующий!
Сергей поднялся.
— Ни пуха, — пихнул его Степанцов и тут же опустил глаза, словно и не говорил ничего.
Сергей откашлялся, переложил папку в левую руку и тряхнув головой, решительно шагнул внутрь. Кабинет оказался гораздо бульших размеров, чем это можно было предположить. По пра-вую сторону тянулись книжные стеллажи, слева - три огромных окна, полуприкрытых брониро-ванными жалюзями. Командор восседал за большим Т-образным столом, выглядывая из-за него, словно солдат из окопа. За спиной у него помещался государственный флаг, а рядом, под стеклян-ным колпаком, лежало что-то, очень похожее на старую фронтовую каску.
— Садитесь, — хмуро предложил он.
Командор оказался сухим и сморщенным. Совсем не таким, каким его изображали плакаты на улицах и картины в казармах.
— Благодарю вас, — Сергей кивнул, пересек комнату и уселся на предложенный ему стул.
Несколько минут помолчали. Сергей с нескрываемым любопытством рассматривал командора, а тот насупившись, барабаня по столу пальцами, изучал какие-то документы.
— Ну, — сказал он наконец, откладывая бумаги в сторону и удостаивая своего собеседника взгля-дом, — с чем вы ко мне? Только быстрее, коротко и по существу.
— Коротко и по существу, — согласился Сергей. — Лейтенант Кононов. Коричневый легион. Цель моего визита мне не известна. Направлен распорядителем третьего корпуса, капитаном Бронксом.
Он встал, щелкнул каблуками и уселся на место.
— Жду ваших распоряжений.
— Бронксом, Бронксом... — словно что-то припоминая, повторил командор. — Это тот, что... Ах, да!
Он кивнул. Выбравшись из-за стола, подковылял к окну.
Э-э, — отметил про себя Сергей, — да это же совсем старик! И ничего в нем нет героического, ничего грозного. Ну и дела...
— Значит, вы тот самый лейтенант, чья рота штурмовала Пегрон и кто собственноручно захватил в плен генерала Уэшбера?
— Так точно!
Сергей снова вскочил, по-удалецки щелкая каблуками.
— Да вы сидите, сидите, — очень даже миролюбиво сказал командор, — не на плацу.
Сергей покорно опустился на место. Помолчали еще немного.
— И это вы, насколько мне известно, так нагло высказывали свои измышления о свободе лично-сти в присутствии командующего третьим округом майора Зверева и ефрейтора Халупы?
— Виноват?.. — Сергей изобразил на лице недоумение.
— Да вы не прикидывайтесь, мне известен весь ваш разговор до последнего слова, — командор развернулся, буравя Сергея пристальным взглядом.
Вернувшись обратно за стол, он достал папиросу.
— Впрочем, к делу это не относится. Я вызвал вас совсем по другому поводу.
Он закурил, откинулся на спинку кресла и некоторое время молча наблюдал за тоненькой верт-лявой голубой струйкой. Кажется, влип, — подумал Сергей, — теперь-то точно турнут меня на передовую. На этот раз не отмажешься.
— При штурме Пегрона вы проявили верх героизма и зарекомендовали себя самым наилучшим образом. Хотя с другой стороны...
— Эти ваши разговорчики...
Он прищурился и скривив губы, покачал головой.
— Однако, учитывая ваши боевые заслуги, вашу верность присяге и неукоснительное соблюдение устава, я , несмотря ни на что, (он особенно выделил эту фразу), решил перевести вас из действующей армии и включить в число солдат, занимающихся патрулированием Белого Павильона.
У Сергея отлегло от сердца. Господи, боже ты мой, — подумал он, — ну и напугал же ты меня, старый пердун.
— Приказ о вашем переводе и зачислении в штат охранного корпуса уже готов. С завтрашнего утра вы поступаете под непосредственное командование капитана Трухина.
— Служу! Великому!! Легиону!!! — проорал Сергей, вскакивая и вытягиваясь по струнке. — Раз-решите идти?
— Идите, — снисходительно хмыкнул командор.
Сергей подхватил свою папку и торжественным шагом, как предписывал в подобных случаях "Кодекс Чести", направился к выходу. Ах ты, старая скотина, — ликовал внутри него кто-то, — что же ты мне с самого-то начала мозги канифолил?!.
— Да, и еще, — окликнул его командор, когда Сергей уже почти схватился за дверную ручку. — Запомните хорошенько, это возвращаясь к вашим измышлизмам по поводу свободы. Свободен может быть лишь тот, в чьих руках сосредоточена сила. А сила, в данном случае, находится у ме-ня. Я надеюсь, вы меня правильно поняли, офицер?
— Так точно, — кивнул Сергей и поспешил выйти из кабинета.
Он надеялся, что командор не успел заметить перемену, происшедшую в выражении его лица.
— О-хо-хо... — пробормотал он в приемной, бегом устремляясь к выходу.
Ему совсем не хотелось встречаться в эту минуту взглядом со Степанцовым.
Ночью в казарме он долго не мог заснуть. С одной стороны, как будто, все обошлось, но с дру-гой... Вечером разнесся слух, что ефрейтор Халупа разжалован и отправлен рядовым в заградительный батальон. Что приключилось со Зверевым, Сергей не знал, но смутно догадывался. Раз-говор с командором не давал ему покоя. Он ворочался с боку на бок. Зачисление в патрульный отряд конечно престижно, однако... Командор совершенно ясно и недвусмысленно давал понять, что еще хотя бы одна провинность, еще хотя бы одно неосторожное слово и... Ладно, если просто разжалуют, как Халупу, а что если нет?..
"Свободен тот, в чьих руках сосредоточена сила..."
Сергей откинул одеяло и сел, поставив ноги на холодный пол. Вот сволочь! Да ведь эта старая дряблая задница на полном серьезе считает себя господом богом, которому все дозволено и все подвластно. Сергею вспомнились еще одни слова, сказанные гораздо раньше, когда Великий Ле-гион только начинал свое триумфальное шествие: "...один Я имею право решать, какой народ бу-дет существовать на свете, а какой должен быть истреблен!.." Ну уж нет, — он принялся одевать-ся, — на этот раз ты задел мое самое больное место. Значит ты сильный, ты свободный, а мы так... Ну, погоди, я тебе покажу, какой ты сильный!..
Когда в казармах протрубили подъем, Сергей был при полном обмундировании и находился все в той же приемной. Примерно через час щелкнул дверной замок, а черный громкоговоритель над дверью прохрипел: "войдите". Твердым шагом Сергей вошел в кабинет. Сначала командор даже не взглянул на него, но когда он представился, тот удивленно вскинул брови.
— Вы? Хм, и что же вам нужно?
По лицу его скользнула легкая тень.
— Донесение от капитана Трухина.
Командор изобразил кислую улыбку. Щелкнув каблуками, Сергей подошел к столу.
— Впрочем, к делу это не относится, — продолжал он уже совсем другим голосом, — как один из ваших охранников, с сегодняшнего утра я не подлежу ни личному обыску, ни сдаче оружия, под-нимаясь в ваш кабинет. Спасибо.
Одним движением смахнув здоровенную стопку бумаги, он уселся прямо на командорский стол.
— Что-о?!! — взревел командор, не веря собственным глазам. — Да ты понимаешь, что я с тобой сделаю?!.
— Понимаю, — Сергей поставил перед ним ручную гранату.
— А вот объяснительная, — и положил рядом металлическое колечко.
На мгновение командор застыл, словно бы отказываясь верить в реальность происходящего, затем сипло завизжал и попытался нырнуть куда-то вниз.
— Ну, — спросил Сергей, вытаскивая его за шиворот обратно и брякая лицом о крышку стола, рядом с шипящей и дымящейся гранатой, — что ты теперь скажешь? Свобода есть сила, или...
Договорить ему не дали. Последнее, что он увидел, это распахнувшуюся дверь и вбегающего в кабинет майора с тремя вооруженными пехотинцами. Затем сработал детонатор...
...они сидели на холме, потягивая холодное пиво. Рабочий день закончился, Котлован остался внизу. Пришло время отдохнуть и расслабиться.
— Устал я от всего этого, — сказал Сергей. — Честное слово, хоть в петлю лезь. Только и это не поможет. Лимит, брат, лимит.
— Ты о чем, — поинтересовался Степан Игнатьевич, открывая вторую банку, — про работу или так. Об этих своих... "пертурбациях"?
Он хихикнул, довольный, что сумел ввернуть забавное словечко.
— Да обо всем, Игнатич. И о том, и об этом. Тошно мне, понимаешь? Тошно. Свободы хочу, а свободы нету. Ни там, ни тут, нигде!
— Постой, — Степан Игнатьевич отхлебнул и сладко зажмурившись, почмокал губами, — а чем тебе у нас-то плохо? Кто здесь тебя ущемляет? Командира над тобой никакого нет, на мнения твои тоже никто посягать не собирается. Права у всех одинаковые. Чем ни свобода? Не согласен ты с чем-то, не устраивает тебя что-то, так говори об этом открыто. Борись, отстаивай свою точку зре-ния. Правительство-то выбираем мы, значит от нас все и зависит. Разве не так?
Он сделал еще один большой глоток и удовлетворенно хмыкнул.
— Нет, Игнатич, не так. Кто это "мы"? Ты, я?.. То, что решается у вас здесь всё при помощи рефе-рендума, так это еще далеко не свобода, понимаешь? Взять хотя бы этот проклятущий Котлован. Тридцать процентов проголосовали против, десять вообще на голосование не явились, ну и что с того? А работают все! Большинство решило, и точка. Большинство всегда право. Безличное большинство распорядитель, а ты, жалкий индивид, никто. Козявка! Хочешь жить, подчиняйся боль-шинству, а не хочешь подчиняться, оно тебя заставит. Растопчет, выкинет вон!
Сергей встал. Смяв пустую жестянку, он размахнулся и швырнул ее далеко вниз.
— Да и это не все. Большинство, само по себе, ничего не решает. Оно только выбирает тех, кто им будет командовать, кто станет составлять законы, следить за их исполнением. А откуда простому смертному знать, за кого он голосует, кого выбирает на эту должность?
— Но как же, — Степан Игнатьевич развел руками, — а телевизор, а газеты? Вот оно все, на виду!
— Дураки на виду, — буркнул Сергей, — а хитрые и пронырливые прекрасно понимают, что спе-кулировать на страстях и нуждах не так-то сложно. Тем более, когда под рукой находится такой мощный инструмент, как СМИ.
— Нет, — сказал он, немного помолчав, — даже если бы у вас все решало большинство, то и тогда ваша система была бы системой диктата. Диктата Большинства. Ну а уж то, что у вас здесь сейчас творится... Нет, Игнатич, это не свобода. Это я даже не знаю как и назвать.
Махнув рукой, он полез в карман за сигаретами.
— Трепач ты, Серега. Самый натуральный трепач. Несешь какую-то ахинею, а конкретного ниче-го предложить не можешь. Тоже мне, личность нашлась. Мнение большинства его не устраивает. В лес вон тогда иди, в берлогу. Индивид... — он презрительно сплюнул в траву. — Думаешь, на-верное, ты умнее всех, да? А мы так, дурни темные. Пеньки с глазами!
— Эх, Игнатич, Игнатич, в том-то и беда, что именно вы являетесь большинством. Вот такие, как ты сам выразился, пеньки с глазами, и являются основной массой, мнение которой всегда переве-шивает.
— Да иди ты!.. — надулся Степан Игнатьевич.
— Ладно, не обижайся, — Сергей тихонько пихнул его в бок. — Я же это не про тебя.
Вечером, ближе к полуночи, в дверь к нему позвонили. Прямо как был, с мокрой головой и на-мыленным подбородком, накинув на голое тело один только халат, он побежал открывать. Инте-ресно, кого это принесло на ночь глядя?
— Кто там? — спросил он через запертую железную дверь.
— Милиция, — ответил незнакомый мужской голос, — гражданин Кононов здесь проживает?
А дальше все пошло кувырком. В лоб ему залепили чем-то обворожительным, скорее всего ре-зиновой дубинкой, и на некоторое время он потерял сознание, а когда очнулся, то обнаружил, что скручен по рукам и ногам, да еще и обмотан каким-то тряпьем. Двое, а может и трое, волокли его вниз по лестнице. Он было задергался и попробовал кричать, но тут же получил по ребрам и ре-шил, что лучше не сопротивляться. Ориентироваться теперь он мог только по звукам.
Его выволокли из подъезда. Хлопнула дверца машины и кто-то поинтересовался:
— Он?
— Ну а я откуда знаю! — ответил тот самый голос, который спрашивал через дверь. — Наверное он, больше там никого.
Было ясно, что говорившие слегка нервничают.
— Давайте быстрее, — скомандовал первый.
Его забросили в машину, очевидно медицинский фургон, и сразу же машина сорвалась с места. Хорошо еще, что не в багажник, — подумал Сергей, — вот было бы весело. Впрочем, весело ока-залось и здесь. Водитель гнал изо всех сил, на поворотах машину заносило и Сергей несколько раз сильно ударился головой о какую-то железяку. В голове, еще не успевшей прийти в себя от зна-комства с дубинкой, загудело так, что на некоторое время он перестал слышать даже шум мотора.
Когда выехали на улицы с оживленным движением, скорость немного сбавили. Несколько раз останавливались на светофоре и в такие минуты чья-то нога аккуратно придавливала Сергею шею. Нет, — пытался соображать он, — эти ребята явно не из милиции. Кто же тогда, черт побери? Может похищение? Но с какой целью? Денег у меня все равно нет, платить выкуп за меня неко-му... А может сектанты? Сатанисты или кто-нибудь в этом роде. Им понадобилась человеческая жертва и они... Нет, слишком сложно Да и наплевать бы им было кого и откуда брать. А эти же ясно спросили: "Кононов?". Впрочем, моя фамилия написана на табличке. Нет, для сатанистов все равно слишком нагло...
При выезде из города, машину остановил патруль. Так, по крайней мере, решил Сергей. Он по-чувствовал, как на горло ему наступила все та же нога, а к затылку что-то приставили, должно быть пистолет.
— Все в порядке, можете ехать, — донесся приглушенный голос.
Машина тронулась, нога и пистолет исчезли. Вот тебе и правовое государство, — усмехнулся Сергей. — У всех на глазах из собственной квартиры похищают человека, а они... Впрочем, что они могут сделать? Хм, вот вам еще один взгляд "на данную тему". Взгляд, так сказать, изнутри...
Как долго и в каком направлении они ехали, Сергей не знал. Машину так трясло и подбрасыва-ло, что очень скоро он стукнулся головой все об ту же проклятущую железяку достаточно сильно для того, чтобы на неопределенный срок прервать цепь своих философских рассуждений.
Когда он очнулся, веревки и тряпки с него уже сняли. Машина, действительно фургон, только не медицинский, а телевизионной службы, стояла на обочине дороги. Одна10 из задних дверок оказалась открыта и Сергей заметил, что в свете другой, кажется легковой, машины стоял человек в светлом плаще и о чем-то разговаривал с парнем в спортивном костюме. Наверное они ехали следом, — решил Сергей. В следующее мгновение его схватили за шиворот и стукнув по шее, швыр-нули вперед. Вторую дверцу он открыл собственным лбом и вылетев наружу, шлепнулся на песок.
— Ну? — спросил человек в плаще.
Теперь он стоял повернувшись к Сергею, однако лица его по прежнему не было видно.
— Вот он, — ответил кто-то, кажется один из похитителей.
Сергея рывком поставили на ноги и взяв за волосы, приподняли ему голову, которая сама по себе уже не держалась и стремилась все время упасть на грудь. Ну и видок у меня, должно быть, — подумал он.
— Кто это? — брезгливо спросил человек в плаще.
— Как кто? — недоуменно ответили сзади, — тот, кого заказывали.
— Я не знаю этого ублюдка! Кого вы ко мне притащили?! — завизжал, выходя из себя, человек в плаще. — Вы что, издеваетесь надо мной? Рыжий!
— То есть как это? Степная 7, квартира...
— Луговая 7, идиоты! Луговая... Рыжий!!
— (невнятное бормотание)
— Рыжий, — человек в плаще указал подошедшему к нему парню на Сергея, (вернее на того, кто его держал). — Поедешь с этими и сам все устроишь. Понял?
— Будет сделано, — с готовностью ответил Рыжий.
— А с ним что? — растерянно спросили сзади и Сергея снова встряхнули.
— А вот это уже не мои проблемы! — раздраженно ответил человек в плаще. — Можете домой отпустить, а можете и до участка подбросить. Чтобы он вас идиотов там прямо и сдал.
Он развернулся и зашагал прочь.
— Вадик, а ведь это все ты... — наставительно начал кто-то.
Сергея снова стукнули по затылку и что происходило дальше, он уже не слышал...
...смысл, собственно говоря, в том и заключается, что во всем этом нет никакого смысла, — трещал без умолку Макс. - Проповедовать мы ничего не проповедуем, морали у нас никакой нет. В этом и состоит наша свобода.
— В отсутствии морали? — не понял Сергей.
— Нет, в отрицании общепринятой, ханжеской морали. Что такое мораль? Это предубеждение, искусственно воздвигнутое ограничение. Глупый стереотип, догма. Наша цель - разрушить это бесполезное, давно утратившее всякий смысл строение. И начинаем мы, в отличие от некоторых, с себя. Таких как я, не так уж и много, но и не сказать, чтобы слишком мало. В общем достаточно. Возможно, глядя на нас, люди наконец задумаются над тем, что они из себя представляют. Мы для них являемся как бы напоминанием, свежей струей воздуха в затхлом помещении.
— А в Котлован работать вы тоже не ходите?
— Нет, — Макс засмеялся, — на счет Котлована, это уж как кому повезет. Сумел отвертеться - хорошо, ну а нет... Впрочем, убытку там от таких работников гораздо больше, чем пользы. Стоп! Пришли.
Посреди пустыря, поросшего беленой и редким репейником, горел небольшой костерок. Возле костра, прямо на кучах шлака, сидели несколько человек. Парень в кожаной, утыканной клепками куртке, бренчал на гитаре. Двое других его слушали. Тут же обнималась молодая парочка. Еще трое или четверо сидели в тени, по другую сторону костра, и негромко разговаривали.
— Привет, — Макс по очереди поздоровался со всеми и тоже уселся на землю.
— Что-то нас сегодня маловато, — сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Дык пасмурно... — вяло констатировали справа.
На Сергея никто не обратил внимания. Он притулился чуть поодаль и стал наблюдать. Лохма-тые прически, довольно развязные манеры. Явное злоупотребление пирсингом и портвейном. На некоторых, вместо нормальной обуви, были надеты роликовые коньки и как они умудрялись пере-двигаться на них по этому пустырю, было не очень-то понятно.
— Я вот вчера с Попугаичем на Котловане был, — растягивая слова, произнес тот же вялый голос. — Народищу-у... тьма!
— Ну и как они там? — поинтересовался кто-то.
— Шевелятся...
Продолжительная пауза.
— А про Лопнутого слыхали? — (с некоторым воодушевлением).
— Говорят, его в Части забирают.
— Да ну? — (вяло и без особого интереса).
— Подруга сказала.
— Да ла-адно!.. — (очень пренебрежительно).
Снова тишина, бряньканье гитары и воркование за кустом.
— Гундяй... Гундя-ай!
— Чего тебе?
— Дай закурить.
— Отсоси у Макса.
Дружный хохот. Несложная операция по передаче сигареты с одной стороны костра на другую, затем прежняя полудрема.
Сергей еще некоторое время прислушивался к разговору, но вскоре тоже впал в какую-то про-страцию. Поначалу эти молодые люди, противопоставляющие себя всем и вся, заинтересовали его. Было в них что-то такое... Какая-то особенная легкость что ли? Непринужденность... Впрочем, это еще далеко не независимость.
Они часто разговаривали на эту тему с Максом но чем дальше, тем больше Сергей убеждался, что всё их пренебрежение к жизни, вся их внешняя раскованность, вычурность, не более чем камуфляж. Защитная реакция организма на внешние раздражители, средство не умереть со скуки. Ни-какими идеями, никакой принципиальностью, никакой свободой(!) здесь и не пахло. Стиль жизни, не более того. Желание выделиться, показать свою индивидуальность...
Нет, свобода - это совсем другое. Свобода это то, что тебя ни к чему не обязывает, благодаря чему ты оказываешься независимым не только (...и не столько...) от внешних факторов, но и от внутренних, от самого себя. Что ж, отрицание морали - дело забавное, но такое ли уж необходи-мое? Вернее, нужно ли для этого противопоставлять себя кому-то, подчеркивать свою неординарность, особенность? Нет, до свободы тут еще далеко. Свободой тут даже и не пахнет. Это со-всем из другой оперы...
Сергеем овладело отчаяние. По-прежнему бренчала гитара, по-прежнему вялые и словно ус-тавшие от жизни голоса без всякого интереса обсуждали банальные и никому не нужные вещи, по-прежнему вздыхали и охали за кустом.
— Эй, поцеры, — он приподнялся и (...поканали на дебаркадер!..) вытащил из заднего кармана револьвер.
Шестизарядный "Смит & Вессон" тридцать пятого года, подаренный ему, не так давно, старым приятелем, Сашкой Тагесом, безумно любившим такие вещицы и, что говорится, знавший в них толк.
— Может сыграем? Вам не надоела еще эта тягомотина?
Гитара смолкла, несколько пар удивленных глаз уставились на него. Сергей крутнул барабан, вытряхнул на ладонь все шесть патронов и выбрав один, загнал его обратно.
— Посмотрим, кто у нас тут самый везучий, а?
Не глядя провернув барабан несколько раз, он предложил оружие одному из парней.
— На, покажи на что ты способен.
Парень инстинктивно протянул к револьверу руку, но тут же отдернул ее обратно.
— Ты чё, чувак! Совсем крыша поехала?
— Может ты? — Сергей предложил револьвер другому.
— Макс, ты кого это привел?
— Что, кишка тонка? — Сергей взвел курок. — Страшно, да?
Он резким движением приставил ствол к виску и нажал на спусковой крючок. Толпа охнула, однако выстрела не последовало. Сергей рассмеялся.
— Вот видишь, — сказал он, обращаясь к Максу, — мне не повезло. Может ты?
Макс отрицательно покачал головой.
— Что?! Тоже струхнул? — Сергей снова нажал на спуск.
— Вот черт, не мой сегодня день!
Он с остервенением сделал еще три попытки подряд, но и на этот раз револьвер молчал, упорно не желая вступать со своим хозяином в осмысленный диалог. Несколько человек сорвалось с мест и бросилось врассыпную.
— Ну надо же, — произнес Сергей, нажимая на спуск в шестой раз, — а говорят, дуракам должно везти...
...он долго находился в темноте, безмолвии и невесомости. Он сознавал свое "Я", сознавал что существует, но ничего не мог предпринять.
...непроявленность...
Он одновременно и был, и не был. Вернее он - был, а ни вокруг него, ни внутри - ничего не было. Ничего! Не было даже мыслей. Время сделалось холодным и неподвижным...
...первым начал возвращаться слух. Негромкое жужжание, странный шелест и то ли завывание ветра, то ли отдаленный плеск волн. Потом он почувствовал, как ноги его коснулись чего-то твер-дого. Возвратилась привычная тяжесть, однако теперь она оказалась намного меньше обычного. В голове засуетились мысли, а перед глазами замелькали разноцветные огоньки. Темнота немного рассеялась и он обнаружил, что находится посреди громадного зала. Площадку, на которой он стоял, со всех сторон обступали колонны. Последним вернулось ощущение своей Истинной Лич-ности.