Аннотация: Продолжение Горсти Песка. Версия от 22.12.10
Валерий Белоусов
На правах рукописи (С)
Москва, 2009-2010 гг
Днепровский Крест.
Роман.
Вместо предисловия.
Эта книга, написанная по многочисленным требованиям читателей, является продолжением романа 'Утомленное Солнце. Триумф Брестской Крепости', ранее широко известного в Сети как 'Горсть Песка-12', и впервые изданного, к изумлению самого автора, на бумаге в издательстве 'Яуза-Эксмо', в июне 2010 года.
'Краткое изложение первых пятидесяти шести серий'(с):
... Ранним утром 22 июня 1941 года, когда над широкой и полноводной пограничной рекой стелился призрачный белесый туман, чуть окрашенный в нежно-розовое, на высоком, вражеском, чернеющим над еще не голубой, но по-утреннему серой волной берегу блеснули соломенно-желтые сполохи орудийных залпов.
Через несколько секунд над красно-кирпичными, построенными из несокрушимого 'николаевского' кирпича ('Из чего сделан сей кирпич?!- Полагаю, из глины, Ваше Императорское Величество!- Да?! А стоит, будто он из чистого золота...1) довоенными казармами на окраине пограничного городка, бывшего когда-то знаменитой, прославленной Крепостью, взметнулись огненные султаны разрывов.
Через несколько минут старинный Город уже пылал! А вражеская артиллерия уже перенесла удар по полевым лагерям, расположенным на низком, пойменном восточном берегу Реки. Около двухсот белеющих на прибрежном лугу палаток были мгновенно перемешаны с желтым, окрашенным охрой от сгоревшей взрывчатки, песком. И в этот миг над Рекой прошли вражеские бомбардировщики, направлявшиеся к казалось бы, обреченным советским аэродромам.
Покрывая голубеющую в лучах рассвета гладь Реки, к советскому берегу устремилась целая флотилия моторных лодок. Вот первая лодка с вражеским десантом коснулась серого, покрытого прибрежной тиной песка...
И вот тут началось!
Невысокая прибрежная дамба вспыхнула яростным огнем! Рокотали старые, но верные 'Максимы' (особенно зверствовали счетверенные ПВ-4), гулко лязгали ДП, короткими очередями садили СВТ и АВС. Веселья добавляла полковая артиллерия. Шрапнель, знаете- это действительно настоящая 'Коса смерти'!
А над головой уже закипал воздушный что?... бой? Нет, Это было поистине Безжалостное избиение. Вторгшиеся в воздушное пространство вражеские самолёты один за другим сбивались заблаговременно поднятыми в воздух советскими истребителями.
А по вражескому берегу уже басовито грохотали пушки советской речной флотилии!
Согласно довоенному плану прикрытия границы, этим же вечером Красная Армия форсировала пограничную Реку, и война вернулась туда- откуда она пришла на Советскую землю ...
'Стоп, стоп!', - воскликнет Внимательный Читатель, какая же это альтернативная история? Ведь это же чистейшая правда?!
Именно так. Извините, что пытался вас одурачить.
Это действительно были подлинные события. Старая Крепость называлась Измаил, а река- это был голубой, окрасившийся румынской кровью Дунай...
Да! Действительно, в два часа ночи Дунайская Военная Флотилия перешла на оперативную готовность номер один- фактически, с этого времени она была готова к НЕМЕДЛЕННОМУ бою. Потому что к готовности номер два (часовая готовность) - она перешла еще 18 июня. Командующий флотилии контр-адмирал Абрамов, согласно полученному из Москвы приказу, уже тогда приказал рассредоточить и замаскировать корабли...
И когда в четыре часа утра вражеская артиллерия открыла огонь- то уже ЧЕРЕЗ ПЯТЬ МИНУТ на румынов обрушился шквал ответного советского огня!
Который немедленно подавил огонь неприятельской артиллерии. Заранее рассредоточенная советская авиация в первые же минуты (да что там- в первые же секунды) сбила три вражеских самолета, и еще один самолет сбила 463-я зенитная батарея. А потом сталинские соколы на выбор добивали изумленных отпором румынов.
А как же сухопутные войска?
Еще в самом начале июня 23-ий стрелковый полк прославленной 25-той Чапаевской дивизии был выведен из красно-кирпичных 'довоенных' казарм на Большой Дунайской улицы в летние лагеря.
Однако, насмерть запуганный кроваво-сталинскими опричниками и.о. комполка капитан Сирота счел эти меры недостаточными!
На земляной дамбе, защищавшей Измаил от наводнений, он приказал отрыть окопы полного профиля, там же заняли боевые позиции артиллеристы 91-го артдивизиона.
Причем Сирота выделил и вторую линию обороны, и еще резерв у хутора Чабанские Криницы.
И.о. комполка безжалостно разместил своих бойцов непосредственно на боевых позициях, в окопах, ежедневно выделяя в полевой лагерь дежурную роту для имитации присутствия в нем советских войск.
За оставшийся до Войны месяц капитан Сирота - кроме скрытого нахождения на огневом рубеже, провел ряд батальонных учений, на которых был отработан заградительный, фланкирующий и кинжальный огонь.
И когда вражеские катера приблизились к советскому берегу, капитан Сирота не стал запрашивать далекую Москву или неблизкую Одессу- что же ему делать? А в хорошем, поистине полигонном стиле, не говоря дурного слова, сразу дав хорошо отработанный на учениях залп на поражение, поддержанный дружным огнем пулеметов и батальонных минометов, попросту истребил всех румын, имевших несчастье форсировать Дунай.
А уже к вечеру пограничники считали первые трофеи на правом, вражеском берегу...
И это при том, что генерал Жуков дал директиву- границу не переходить! Клали дунайцы с чапаевским прибором на генерала Жукова и его тупые директивы. Потому что у них была своя директива - обеспечить свободное судоходство по Дунаю, для чего следовало форсировать реку и ликвидировать вражеские огневые точки на румынском берегу.
Так вот, я хочу спросить уважаемых читателей - неужели капитан Сирота был умнее генерала армии Павлова?
Павлов, значит, ничего не видел, а Сирота все видел и понимал? Так не бывает. А может быть, Сирота- просто четко выполнил своевременно поступивший из штаба Одесского военного округа приказ?
А Павлов... Павлов, Павлов...
О Павлове- будет еще потом. Обещаю.
А пока- напомню еще раз. Про то, что было на самом деле- я буду писать курсивом... Кстати, еще раз напоминаю- написанное в книге, это ведь чистая фантастика...
Пролог.
Покров.
Праздник Покрова Пресвятой Богородицы. Празднуется на Святой Руси 14 октября....
По народному преданию, в этот день на Руси выпадает первый снег! По старинному, дедовскому обычаю на Покров молятся деревенские девушки:
- Мать Пресвятая, покрой Святую землю Русскую снежком, а меня - хорошим женишком!
И снежок идёт...
Тихий, неслышный, невесомый...С чуть слышным шелестом опускаясь с посеревших небес. Только где теперь те женишки?
Покров...
Земля и небо, соединённые тонкими нитями снежинок.
14 октября 1941 года
Шесть часов 12 минут по Берлинскому2 времени.
Деревня Сипурка Каменецкого района Брестской области
- Мать Пресвятая! Покрый нас честным Твоим Покровом и избави нас от всякого зла, молящи Сына Твоего Христа Бога нашего, спаси души наша, Владычице, с честными и славными пророки, с верховными апостолы и со священномученники и со архиреии за ны грешныя Богу молися, твоего Покрова праздник в Российской земле прославльшия...., - спокойный, тихий старческий голос внезапно срывается на тоненький, сварливый дискант:
- Как вы меня приколачиваете, ироды?! Головой, надо меня головой вниз! Недостоин аз, много-грешный, стойно Господу нашему Иисусу Христу, головой вверх на Кресте висеть!,- неукротимый отец Гарвасий, с вырванной клочками бородой, со следами страшных ожогов, багровеющих сквозь рваный подрясник, грозно сверкает на полицаев из 118-го украинского батальона своим единственным, уцелевшим глазом. На месте другого, правого глаза- у него кровоточащая впадина.
Стучит молоток, безмолвно воздвигается высокий Крест.
Кучка бедно одетых русских крестьян - под косо летящим снежком перед убогой деревянной церковкой испуганно жмутся к друг другу одни детишки малые, да бабы, да древние старики со старушками - при виде этой картины благоговейно осеняют себя Крестным Знаменем.
Полицай, сплюнув себе под ноги, злорадно их спрашивает, мерзко щерясь золотыми фиксами :
- Ну? Усё зрозумылы, кляты москалики?
Деревенская старушка, низко кланяясь, смиренно отвечает ему, тряся седой, как лунь головой:
Всё, милок, мы как есть всё уяснили! Как же этого нам не понять! Это же явственно видно., - и старушка снова благоговейно креститься:
Все мы так всё и поняли - свщ.- мученик от нас в муках ко Господу отходит, будущий местно-чтимый святой-с...Ох, душенька-то как его сейчас радуется! И ангелы на небеси нынче ликуют от этого, видя подвиг страдальца. Нынче же, нынче же будет наш отец Гарвасий сидеть в Раю одесную у Господа нашего Исуса. Радость-то им какая будет! Сподобилась и я, убогая, увидеть на старости лет Божьего Угодника!
Потом, помолчав, пожевав сухими губами, также тихо и смиренно добавляет:
- А что про нашу тетку Олесю ты спрашивал - так на своём болоте она! И просила вам, прости вас Господи, передавать, чтобы вы непременно к ней заходили, не чинились, оченно, дескать, она вас там к себе ждёт! Добро пожаловать, аспиды, говорит. В любое время дня приходите. И особенно - добро пожаловать к ночи.
('Я надеюсь, они к бабушке зайдут "на огонек"'. - пишет мне Взыскательный читатель...Ну, пусть зайдут, меланхолически отвечает автор...Ничего технически невозможного в этом нет.)
Ведьмино болото, в окрестностях деревни Стипурка.
Время определить крайне затруднительно.
Белое, бескрайнее поле, сплошь покрытое невысокими заснеженными бугорками. Среди бугорков - видны черные водяные промоины, в которые с чуть слышным шипением погружаются косо летящие, редкие, мелкие как крупа снежинки. На бугорках торчат тонкие красноватые прутики тальника, и голые ветки сухих, умерших стоя осокорей.
Вокруг - висит лёгкая белесая дымка... Лёгкая! Но в двух шагах уже практически ничего не видно.
И уже битых два или даже три часа, два человека - члены 'Lietuvos laisvės kovos sąjūdis' Лансбергис и Бразаускас и с ними один человекоообразный полицай, нацiонально свiдомий укра§нець Грицько Тимошенко потерянно бродят в этой лёгкой, ничего не скрывающей, лёгонькой дымке.
Хотя по часам командира полицейского карательного отряда, оставшегося в деревне, прошло всего только десять минут, как они направились от деревянной церквушки отца Гарвасия к кромке заснеженного, замерзшего болота... Но вы же помните про здешнее время, как оно может идти? Или вообще стоять...
-Эй, рюсски свинья, ти нас куда заффёлл?,- человеческий голос глухо прозвучал над черной водой, неслышно плесканувшей на начищенный европейский сапог.
Грицько сильно обиделся на слово 'русская', но всё же виду не подал, а угодливо изогнулся и сладким голосом пролепетал:
- Айн момент, шановни паны!
Да откуда же ему было знать, куда он их завёл? Ведь землянка клятой москальки, что звалась як жiнка таким чудовiм именем Олеся, была видна прямо от деревенской околицы - только чуть вниз с песчаного откоса спуститься, пройти через выгон и потом еще чуть дальше, шагов полсотни по цей клятой болотине, не больше... Рукой подать! А они все ходят, ходят... Ведь шли-то правильно!
Но сначала они наткнулись на какую-то промоину, и долго её обходили, потом путь им неожиданно преградила какая-то речушка с чёрной стоячей водой - и откуда она только взялась?
А потом Грицько и сам уже ничого не зрозумiв. Клятая жизнь!
А ведь так хорошо всё начиналось...
Грицю, як пан Хитлер его вiсвободил, тут же записался в батальон Украиньских Сичовых Стрельцов, навить УСС, где ему доходчиво объяснили:
что он, Грицю есть - унiкальне космiчне явище - бо в космосi бiльше такого, як он, не iснує;
и что он - планетарне явище, бо на мает своє мiсце пiд сонцем та своє географiчне положення на планетi.
и что его предки нiкуди з цiє§ землi не зникали, вони були тут вiчно,
и что его народ - це не брат деяких народiв, а - батько та зараз и мати багатьох народiв (гермафродит, ага!),
и что он визнет расу як загально антропо-бiологiчну рiзновиднiсть людства,
и шо вин за укра§нську Укра§ну, а Укра§на - понад усе,
и шо вин пiдтримае гасло 'Укра§на для укра§нцiв', а для кого ж ще? Не для жидов да москаликов жеж, ха?
(У автора ежегодное обострение? - участливо спрашивает Доброжелательный Читатель. Отнюдь, и вовсе не у автора...
Сие есть 'Кодекс украинца', автор -Рожнатовський Б.М., кандидат iсторичних наук, доцент, член ревiзiйно§ комiсi§ Ки§вського мiського об'єднання ВУТ 'Просвiта' iм. Т.Шевченка нагороджений медаллю 'Будiвничий Укра§ни' ВУТ 'Просвiта' iм. Т.Шевченка'. Ага, бывший преподаватель с кафедры 'История КПСС' местного пединститута, уволенный за приставания к студенткам ... Рассматривался сей опус местной Радой как основа для национальной украинской идеи! Какая национальность- западэньска, такая и идея- блядска...(с) Автор ещё много чего опустил! )
Да, а его супруга Тимошенко Юлия, така соби гарна молодка с косой вокруг разумной головы и с повной пазухой цицей, записалась в das Militärisch Feldbordell, где не покладая трудолюбивых рук, не закрывая пухлого алого ротика и не смыкая стройных ног усердно трудилась для укрепления Die Ukrainsko-Deutsche Einheit.
Короче, муж да жена- одна ...М-да... оба были при деле.
А тут вдруг - в первом же поручении - и вот такой подлый облом!
Задумавшийся Грицько вдруг увидел, как впереди него выбежала из белесой дымки беленькая собачонка с черным пятнышком над левым ухом. Это хорошо, значит, жильё где-то рядышком. Не иначе, рядышком живут добры люди, у которых можно будет обогреться и которых будет можно потом без особого труда убить.
- Цуцик, цуцик, на, на... Йди до мэне, ковбасы дам!,- попытался обмануть собачку полицай. (Колбасы! Да колбаску и сам Грицько съест. А что не съест, так понадкусывает!)
Но собачка, судя по всему, полицаю вовсе не поверив, как-то так презрительно поглядела на Грицько через своё левое плечо и побежала себе дальше, по своим собачьим делам.
-Ах же ты, москальска сука!,- Грицько сорвал с плеча маузеровский карабин, прищурил левый глаз, тщательно прицелился. Грохнул выстрел. и полицай явно увидал, как пуля беспощадно впилась в бок собачки. Но... Пуля вошла в неё как в снежное облачко и бесшумно, как видно, совершенно для собачки безвредно прошла её насквозь, бессильно взбив снежную пыль с ближайшей кочки.
Собачка недоуменно оглянулась на выстрел, села на свою тощую мохнатую задницу, подогнув изогнутый крючком хвостик, и как-то издевательски стала чесать себя задней правой лапкой за левым висячим ушком...
('- А если бы он стрельнул серебряной пулей, бабушка Олеся?
- Серебряной! Да пусть хоть пулей из вольфрам - бериллиевого сплава. Скажешь тоже, серебряной!- обиженно произнесла ветхая, неграмотная, темная старушка. А потом наставительно добавила:
- Чеснок, кол из осины, святая вода...Эхе-хе, это всё глупые предрассудки, милый внучек! Совершенно не научно. Хочешь, я перекрещусь? Или вот 'Отче наш' вслух прочитаю? Могу даже два раза, мне не жалко. А чесноком я вообще все... - гм-гм, скажем так- жидкие мясные блюда заедаю. Очень чеснок полезная для правильного пищеварения овощ!')
Оторопелый Грицю оглянулся на своих спутников... Да где ж воны?
Никого вокруг. Только ветер посвистывает над стылым болотом. Только под чёрной водой соседней промоины что-то большое бьётся, рвётся наверх...Вот и оно затихло. Над стылой водой лопнули несколько крупных воздушных пузырей.
Болото сыто рыгнуло.
И тогда Грицю бросил свой бесполезный маузеровский карабин К-98 и бесполезно, слепо куда-то побежал, хлюпая в сапогах мгновенно натекшей в голенища горячей мочой.
Потому что на миг показалось свiдомому полицаю, что у черного, занесенного снегом пня, что торчал у подножия ближней кочки, вдруг зажёгся ярко-жёлтый глаз с чёрным вертикальным зрачком.
Болоту было скучно зимой. Болоту - ещё хотелось малость поразвлечься...
Западный берег Буга. Напротив Цитадели.
Шесть часов 25 минут по Берлинскому времени
Déjà le vu!
Именно так. Немецкий фотокорреспондент вновь устанавливает свою 35-мм фотокамеру 'Лейка', чтобы заснять панораму изуродованной, обгорелой, страшной даже отсюда Крепости. Практически, на том же месте, где ставил такую же камеру убитый русскими варварами фотохудожник полгода тому назад.
Корреспонденту несколько жутковато. Перед отъездом, в берлинской редакции, ему шепотом поведали о судьбе несчастного военного корреспондента 'Ди вермахт' Курта Хабеданка, нон-комбатанта, между прочим! Которого злобные большевики на Западном острове просто-напросто заживо съели.
(Что было с их стороны явным преувеличением.
Во-первых, большевики его вовсе не съели, а всего только лишь загрызли, абсолютно гуманно и почти безболезненно.
Во-вторых, Хабеданка загрызли даже и не сами большевики, а пограничная собака, немецкая овчарка Рада.
В-третьих, кстати уж, про иностранных нон-комбатантов: 'Ты красный флаг над Брестской таможней видел? Какие тебе ещё нужны особые предупреждающие знаки?'(с))
О-о-о... Эти проклятые bolcshewik.
Чтобы нарушить душевное равновесие, достаточно было уже того, что корреспондент, доехавший за счёт редакции в комфортабельном вагоне второго класса до польского Terеspol, был вынужден там же из теплого вагона и выйти - потому что в районе Брестского вокзала до сих пор из подземных коммуникаций раздавались редкие, но меткие залпы.
Уж что-что немцы не применяли: и угарный газ закачивали, и продукцию 'ИГ Фарбениндустен' из баллонов пускали, и заваривали насмерть чугунные крышки люков... Ничего не помогало.
Всё равно звучали выстрелы русских, посылающих смерть из каких-то ужасающих винтовок - и вроде даже таких же, как были у буров, в Трансваале.3 Но это же варварство! Их огромные, безоболочечные пули оставляли на немецких чистеньких телах огромные, некультурные рваные дырки.
Зловещие семитские имена Machrov4 и Kontorovitch5 вызывали у немцев невольное уважение и леденящий ужас.
Корреспондент выбирает ракурс съёмки, замеряет экспозицию, устанавливает диафрагму, подбирает выдержку, смотрит в видоискатель...И даже вспышку на том берегу он успел увидеть.
Я же говорю -déjà le vu!
Восточный берег Буга.
Цитадель.
Подвалы оборонительной казармы.
Там же, чуть позже.
Построенная в середине прошлого века, из несокрушимого красного кирпича - она стояла. Сколько могла. Но даже камни - смертны.
И теперь эти когда-то красные, а теперь почерневшие камни - свисают сталактитами, там, где по ним прошлась безжалостная струя немецкого огнемёта...
Камни тоже покрыты ранами- от осколков, от прямых попаданий. Кажется, что камни ещё кричат...плачут ...стонут в смертной тоске...
'Умираю, но не сдаюсь! Прощай, Родина! 20\VII-41'
'Нас было пятеро:Седов, Грутов И., Боголюб, Михайлов, Селиванов В. Приняли первый бой 22VI-1941-3.15 Умрём, но не уйдём!'
'26 июня. Нам было трудно, но мы не пали духом. И умираем как герои.'
'Нас трое москвичей Иванов, Степанчиков, Жунтяев, которые обороняли эту церковь, мы дали клятву, что не уйдём отсюда!'
'Я остался один. Немцы в церкви, осталась последняя граната, но живым не дамся.6'
Надписи... надписи...
В сумраке подвала перемещается -именно так, не идёт ... Бредёт ...Бредет медленно, с трудом переставляя опухшие ноги в рваных сапогах... Бредёт Человек в прожжённой, пробитой пулей, со следами засохшей крови, почерневшей пограничной фуражке. В его грязной, покрытой шрамами руке- винтовка со снайперским прицелом.
Человек что-то невнятно бормочет, осторожно касаясь почерневшей, со сорванными ногтями ладонью невысоких холмиков из битого кирпича:
- Товарищ майор Гаврилов...А вот лейтенант Мохнач лежит ... И Клаша с тобой рядом...Все вы здесь, мои дорогие... Один я ещё на белом свете задержался.
Внезапно человек насторожился, поднял винтовку, но потом медленно её опустил.
Хрипло засмеялся... Затем его смех сменился надсадным кашлем:
- К-ха, к-ха... Ну...здравствуй, Менжинский... Я дико рад, что ты жив.
- Ну не то, чтобы я очень жив... Но я рад, что жив ты, гражданин начальник!, - с кривой, болезненной гримасой, которую можно в полутьме принять за улыбку, отвечал ему 'росписной' ополченец Володя.
- А-а, понимаю ... Да ведь тебя тоже, вроде, убили?...У Тереспольских ворот? Верно?,- без всякого удивления, мертвым голосом констатирует Лерман.
Ополченец, у которого сквозь рваную гимнастерку просвечивают синие уголовные татуировки, утвердительно кивает головой:
- Было такое дело. Убили меня. Да. И у Тереспольских... И у Бригидских тоже... И у ДНС ?5, конечно... Ну и что? Подумаешь, эка велика важность- убили! Мне ещё рано уходить. Я ещё не все долги раздал. Такие долги - которые мне не отдать никак нельзя.
- А ты их, что.. продолжаешь?...,- через силу пошутил пограничник.
- Чисто символически...,- отвечает Володя, устало, потому что ему ужасно надоели постоянные шутки на эту болезненную для него (и для истребляемых им немцев) тему. И показывает свой символ - заткнутую за пояс заостренную с одного конца ручку от швабры:
- Ну, я пошёл...Ты, начальник, береги себя...И вот чего - ты иди к Восточному форту - там, говорят, Красный Прапорщик ещё воюет...
- Кныш, что ли?,- удивляется Лерман.
- Да вроде он... Или не он? Знаю только, что он в самодельных погонах. Ну, прощай, брат. Видно, больше уже не увидимся.
И Лерман нежно пожимает его покрытую шрамами ладонь... Холодную, как лёд.
'Утомлённое солнце
Нежно с морем прощалось,
В этот час ты призналась-
Что нет любви...'
Крепость не сдалась! Она просто истекла кровью...
Семятиче. Брестский укрепрайон.
Позиции 18-го отдельного
артиллерийско-пулемётного батальона Брестского УР.
Семь часов утра по московскому времени.
'В лесу- неслышим, невесом,
Слетает жёлтый лист...'
За прошедшие месяцы войны на берегу Буга выросло по- немецки аккуратное кладбище - на кресты, под рогатыми шлемами образца 1916 года, пошла целая берёзовая рощица.
Чудесное кладбище! Ухоженное, чистенькое, с аллейками, все могилки - по рядкам, чинно и благолепно.
А чуть подалее - и сам источник, откуда на кладбище поступают всё новые и новые постояльцы.
Дот 'Светлана' Брестского УРа...
Расстрелянные в упор амбразуры... Торчащие черные кости арматуры в ранах бетонного массива...
Геройский ДОТ похож на героический крейсер, выдержавший неравный бой с вражеской эскадрой.
И продолжал бы он бой и дальше - но не бездонны запасы снарядов и патронов ...
И сейчас ДОТ умирает.
На крыше ДОТа -немецкая громко-говорящая установка Каркающий, чужой голос механически произносит ненужные слова:
- Руссище золдатен! Ви есть храбро сражаться. Немецки официр уважать храбро сражаться! Ви есть должен бистро-бистро убифайт свой командир унд комиссар, и здавайсь в плен. Тогда ви будете возвращайт свой семья и получайт много-много мягки белый булька! А если ви не здавайс, ви есть будете шнеллер уничтожен...
В нижнем полузатопленном черной ледяной водой этаже ДОТа - этот металлический голос прекрасно слышен.
Здесь, у последнего рубежа - укрылись трое еще живых защитников 'Светланы'. Командир, старшина Лукашенко, и двое последних его бойцов.
Лукашенко, с лохмами обгорелой кожи на когда-то бритой наголо голове, почерневший, худой, только глаза по-прежнему неистово горят отвагой, ласково говорит своим красноармейцам :
- Ну, хлопцы, а я ведь никого не дАржу... Можете идти. Живите!
- Эх, Батько,- со вздохом отвечает ему худенький боец в рваной, но тщательно заштопанной гимнастерке, белой от бетонной пыли,- да куда же мы отсюда пойдем? Вместе жили, вместе служили, вместе воевали. Вместе, как видно, и помрём...
- Ты ведь, Сидоров, русский?, - для порядка переспрашивает красноармейца Лукашенко,- А ты, Остапчук, верно, будешь украинец? А вот я- беларус... Собрались мы тут всей нашей славной славянской семьёй... Так может, хоть спАём напоследок?
И они - запели, хрипло, задорно и весело, перевирая мелодию:
- Бывайце здаровы,
Жывiце багата,
Ужо ж мы паедзем
Да сваёй хаты.
Ў зялёнай дубраве
Мы начаваць будзем.
Эх! Вашае ласкi
Вавек не забудзем!
... В этот момент сапёры из дивизии СС 'Нордланд'- культурные граждане объединённой Гитлером Европы - закладывали на крыше ДОТа чудовищный полуторатонный заряд взрывчатки...
В реальности героический ДОТ продержался две недели - а старшина Лукашенко погиб еще в самый первый день...
Небо над Брестом (вероятно, все-таки над Брестом, сэр?)
Высота восемь тысяч футов (я полагаю, сэр?)
Четыре тридцать по Гринвичу(видимо, сэр?).
В небесах - тоже звучала совершенно не профессионально исполняемая песня:
- Мы летим, ковыляя, во мгле...
Мы к родной подлетаем земле!
Борт пробит, хвост горит,
Но машина - летит!
На честном слове, и на одном крыле...
Ну, конечно, было на самом деле вовсе не всё так трагично.
Хотя бы пожара на борту не было, и то хорошо.
Однако черырёхмоторный Handley Page 'Halifax' с ужасно плохо нарисованным на левом борту портретом маршала Сталина (и разъясняющей подписью для сомневающихся - 'Joe'7), пониже которой был изображен белый, в стиле парижского декадента Пикассо, пьяный голубок - действительно летел из последних сил.
Ну что это такое... Бортовое вооружение - пулемёты Браунинга, 7.7 -мм, против пушек немецких ночных перехватчиков, совсем не есть файн. Хоть и восемь стволов на борту (из них четыре в задней башне) - да всё равно, из ста лягушек не сделать одного бульдога.
Кроме того, в КВВС существовал странный обычай! Перед вылетом командир экипажа бегал по лётному полю и хватал за рукав случайных прохожих :
- Эй, старина, не хочешь ли сегодня слетать со мной стрелком? Олл райт, виски за мной. Если возвратимся!
С предсказуемым результатом по эффективности боевого применения бортового оружия.
Вот и теперь бомбардировщик с гордым именем 'Drunk pigeon' был зверски избит. Из семи членов экипажа в живых осталось только трое.
Куда же летел одинокий британский 'Галифакс'? В Смоленск, понятное дело...
А что? Дальности ему вполне хватало, чтобы поднявшись с зелёных холмов старой, доброй Англии, пролететь над старушкой Европой, по пути разгрузившись над Берлином. Увы, бомб сегодня было всего лишь 4000 паундов, остальное забирал дополнительный бензобак, установленный в центральном бомбовом отсеке.
А потом самолёту надо было лететь дальше, на восток. В Россию!
Обычно было так. Сели у гостеприимных 'Руски', заправились - и в следующую ночь в обратный путь, на запад. Одно плечо - 1400 миль, по прямой, без маневрирования.
В эту ночь, впрочем, экипаж участвовал в нанесении удара по Южной Польше- по району Аушвитц, по химзаводам, по производству синтетического горючего. Это было куда полезнее для дела Объединенных Наций, чем бомбить жилые кварталы немецких городов 'по Бедекеру'8. Зато и цель прикрывалась куда как солиднее - тут тебе и РЛС, и заградительный огонь, и ночные истребители Ju-88N 'Uhu'.
И вот отважную стальную британскую птицу эти 'Совы' изрядно поклевали.
Чистокровный британец, первый пилот Ivan Оdoevsky, с чувством допел куплет и внимательно посмотрел на своего штурмана-бомбардира :
- Эй, старина, а не кажется ли Вам, что нам не мешало бы уточнить наше место?
Другой не менее чистокровный британец, Piotr Golitsin, немедленно с готовностью протянул ему планшет, показывая торчащим из рваной кожаной перчатки грязным перстом прямо в середину зияющей пулевой дыры, с чёрной оторочкой из обгоревшего целлулоида:
- Мы вот здесь, сэ-э-эр...
- А если поточнее, дружище?,- не понял тонкого английского юмора командир.
- Да в России мы, наверное... Да, точно, что в России! Чувствуете, как нас трясёт? Ухабы, сэ-э-эр!
- Ну, раз мы дома... Тогда будем, потихоньку, снижаться...А то, не дай Бог, мы свалимся в чертов штопор!
В этот момент последний оставшийся из моторов, крайний левый восемнадцати- цилиндровый 'Бристоль-Геркулес' выпустил из-под пробитого осколками капота клуб сизого дыма и окончательно помер, вследствие чего продолжение полёта из категории весьма проблематичного явно перешло в разряд невозможного.
Айвен мгновенно отдал штурвал от себя, и машина медленно, опустив нос, в котором половина остекления была выбита немецкими осколками, неторопливо, но неостановимо, как горная лавина, начала снижаться.
А за окнами пилотской кабины - была только серая муть, муть, муть...
Неужели такая серая мгла будет тянуться до самой земли? Тогда и гробануться - как в паб сходить, легко!
Но, к счастью, над самой землёй облако чуть прояснилось, и Айвен с трудом выровнял машину над каким-то заросшим редким леском обширным заснеженным полем:
- Держитесь, дорогой Питер! Держитесь, во имя... Да что же это такое! Твою же м-а-а-ать, мать, мать, мать...
'Бухая Голубка', будто оправдывая своё имя, запрыгала по белому 'полю' блинчиком - а потом поползла дальше на брюхе, гоня перед собой волну торфа, как мелиоративный бульдозер.
Когда машину перестало наконец бросать и раскачивать из стороны в сторону, и стихли грохот и скрежет, из задней простреленной насквозь пулеметной башни вылез на плоскость третий чистопородный англичанин, прибывший в экипаж прямо из аудиторий Оксбриджа9, Fiodor Obolensky...
Сплюнув кровь из разбитой губы, он печально, своими выпученными карими глазами шотландского спаниеля, осмотрел окружающий безрадостный русский пейзаж и с некоторым сомнением в голосе произнёс:
- Боюсь, джентльмены, что это всё-таки не Смоленск! Потому что я нигде не вижу моей дорогой miss Nastia, которая обычно после посадки уже спешит к нам с кувшином 'руски кvass' в своих милых руках ... Айвен, чёрт меня подери со всеми моими потрохами, а я ведь говорил Вам - та ваша крайняя рюмка скотча была всё-таки лишней!
После чего Федор ступил на 'землю', тут же провалившись в неё по пояс.
Болото чвакнуло. Попробовало гостя на вкус. Призадумалось...
Упавший в него предмет был нездешним - но явно не враждебным. А впрочем, пусть с ним разбираются местные, хозяева болот. А вот уже и они!