Белоусов Валерий Иванович : другие произведения.

Ленинградская сага. Бином Ньютона, или Красные и Белые. Третья тетрадь

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Третья тетрадь саги
  22.
  
  ... Вот она, сука...,- на расстеленном поверх траурно пахнущего лапника (видит Бог! У меня лично этот густой, смолистый запах ассоциируется с похоронами... Когда темно-зеленые хвойные лапы бросают на дорожку перед гробом.) сером орудийном брезенте стояла круглая, как кастрюлька, черная металлическая коробка.
  Незнакомый лейтенант с черными саперными петлицами, в своих круглых очках в дешевенькой металлической оправе похожий на умненького студента-дипломника, аккуратно вывинчивал своими тонкими и чуткими, как у музыканта, пальцами продолговатый, похожий на сигару взрыватель.
  - Вот гады, аж три взрывателя на неё захуячили! Один основной, нажимной, сверху; второй динамический, от близкого сотрясения почвы срабатывающий, сбоку; да еще и третий, потайной, снизу, для неизвлекаемости... этот видимо, лично для меня припасли.
  - Как же вы её вообще сняли? - нервно кусая губы, осторожно спросил Вершинин.
  - Да что нам, кабанам!- тонко улыбнулся интеллигентный юноша.- На каждую хитрую финскую жопу у нас найдется специальный ленинградский хрен с винтом! (Sic! Примечание Редактора) Ну, вот и все. Разрешите представить: финская противотанковая мина Hyökkäysvaunumiina m/39 (сокращенно Hy.miina m/39). Финская она, собственно, только по месту изготовления, а разработана, понятное дело, в Англии! Сами-то белофинны народ тупой как пробка...(Гнусная русская клевета! Мы народ острый! то есть не тупой, да. Прим. Переводчика) Жертвы пьяного зачатия, чего уж там...(Герои этой русской рукописи сами то и дело пьют как свиньи, да. Прим. переводчика) (Нет, согласись, Юкки, все же наши мужчины тоже пьют очень часто и помногу. Вот, вчера у меня благоверный опять пришел домой на "русской тройке", то есть поддерживаемый с обеих сторон двумя грязными девками из бара. С девками, подумай! Совсем уже сдурел... Отпраздновал годовщину нашей совместной жизни, саттана перкеле! А я ведь было специально в эротическое черное кружевное белье приоделся, прическу новую сделал, глаза накрасил ...Да уж какая там, к черту, любовь! Всю ночь проплакал. Прим. Редактора) (Эх, педераст. Прим. переводчика) Данная мина предназначена для борьбы с танками и подрыва авто- тракторной техники. Мина была разработана для замены мины m\36, от которой она отличается увеличенным зарядом ВВ и более технологичным исполнением. Корпус, как видите, круглый, с зарядом ВВ массой 3,2 килограмма тринитротолуола или аматола Наверху корпуса мины -вот, всем видно? установлена нажимная крышка, в центре которой отверстие для вкручивания запала. Запал срабатывает при нажатии на него массой в 280 килограмм, то есть по ней можно свободно ходить, а вот прыгать на ней - не советую. Первый же опыт боевого применения Hy.miina m/39 показал, что и у неё заряда ВВ недостаточно для борьбы с некоторыми советскими танками, такими как Т-28. Тогда под мину белофинны стали устанавливать дополнительный цилиндрический заряд LISÄPANOS PS.MIINAAN m/39 массой в 2,5 килограмма, или дополнительный заряд TÄMÄ PUOLI YLÖSPÄIN сверху мины. Когда требуется увеличить массу заряда мины, а под рукой не оказывалось дополнительных зарядов, то мины Hy.miina m/39 ставят по две, одну на другую. Что еще рассказать? Средств обнаружения мины, кроме проволочного щупа, мы не имеем...
  - Ошибаетесь, товарищ лейтенант. Теперь имеем! - в палатку вошел Лацис, отряхивая снег с воротника своей длиннополой шинели.
  - Здравствуйте, товарищи... нет, сидите, сидите... Все знаю, можете не докладывать. Уже все мне сообщили, добрые люди. Сочувствую вашему горю. Что же делать, война... Значит, товарищ лейтенант, говорите, средств не имеем? Вот посмотрите тогда на этот удивительный прибор!
  С этими словам старший лейтенант ГБ осторожно развернул холстину, в которую была тщательно замотана длинная металлическая конструкция, похожая на удочку.
  - Товарищ майор, разрешите поинтересоваться, а поближе посмотреть можно? - взволнованно поправляя очки, спросил лейтенант.
  - Не можно, а нужно, товарищ сапер. Тем более нужно, что Вы назначены в нашу батарею именно для испытания данного прибора ИС-1, который и держите сейчас в своих руках.
  - А что это за прибор?- в глазах лейтенанта загорелся какой-то сумасшедший фанатический жадный блеск. Такой же блеск возник и в глазах шумно засопевшего за моим левым плечом обер-лейтенанта Ройзмана.
  - Это электромагнитный детектор металлов!
  - Никогда о таком не слышал!- экстатично воскликнул сапер.
  - О нем никто и никогда еще не слышал... Вот, два дня тому назад товарищ Жданов вызвал в Смольный ряд видных ленинградских инженеров, в том числе группу преподавателей из Военной Академии связи. Спросил, кто у нас самый главный специалист по поиску мин? Через час подняли из нашего подвала, с Литейного, подследственного террориста, бывшего профессора Изюмова, японо-американского шпиона.
  Тут товарищ Жданов всем и сообщил, что наши войска встретились с огромным количеством белофинских сюрпризов, как на больших дорогах, так даже и на проселках! После первых жертв красноармейцы стали гораздо осторожнее, и даже научились эти сюрпризы обезвреживать. Но... вражеских мин очень и очень много. Так что нужен прибор для их поиска. Террорист Изюмов подумал, посоветовался со своими вольными коллегами и решил, что сделать-то, конечно, в принципе, всё можно, но вот какой отпущен на это срок? Товарищ Жданов ответил: "Сутки". На что террорист Изюмов засмеялся и сказал, что это немыслимо. "Немыслимо, но сделать нужно. Русские, советские люди гибнут! Каждый час, каждую минуту!"- ответил ему товарищ Жданов. Тогда Изюмов глубоко задумался, потребовал дать ему бумагу и карандаш... Через час советский профессор товарищ Н.М. Изюмов уже грел паяльник в своей бывшей лаборатории, предварительно выбив пинком оттуда оклеветавшего его доцента Мишико Габунию. А еще через сутки устойчиво и надежно работающий прибор был у меня в руках1! Так что принимайте, товарищ лейтенант, документацию, осваивайте прибор... об ответственности за соблюдение сугубой секретности Вас извещать не надо? Ага, я так и думал. Но на всякий случай повторю еще раз: прибор в руки врага попасть не ДОЛЖНЕН, в случае чего. Так же, как и вы сами ... это понятно?
  Юный сапер только молча показал Лацису вынутую из кармана двухсотграммовую толовую шашку, похожую на кусок хозяйственного мыла. При этом он уже вовсю листал написанное от руки карандашом техническое описание...
   ... - А вот нового сальника я и не привез!- печально развел руками Лацис. - В связи с тем, что нас исключили из Лиги Наций, "Дюпон" полностью прервал все контакты с нашим Наркомвнешторгом. Что любопытно, деньги за ранее оплаченные заказы лягушатники нам так и не вернули!
  - Не удивительно!- резюмировал Вершинин. - Я этих тварей хорошо изучил! Как надо было Париж в четырнадцатом году спасать, так я для них был и "Camarade", и "Chevalier de Russie" , а как стал нищий эмигрант, так сразу губы кривят: "Cochon de Russie"! Ну и хрен с ними, черномазыми ублюдками! Попросят у нас еще в голодный год хлебушка... Ну хоть с "Красного Треугольника" можно было бы что-то привезти? А то у нас ЗИП вообще пустой!
  - Заезжал я и на "Треугольник"- печально махнул рукой чекист.- Там вообще полная жопа. За час до меня прикатили какие-то суровые люди в полувоенной форме и аккуратно замели всю их "контору" вплоть до уборщиц! Кто они такие, непонятно, но явно не наши... Теперь заводчане с нетерпением ждут прибытия с ближайшей "Красной Стрелой" инженеров и техников с подмосковной Баковки.(Известнейший в Совдепии и старейший завод резино-технических изделий. Известен главным образом своими изделиями Љ1 (противогаз) и Љ2 (презерватив). Прим. переводчика) Так что, скорого поступления детали не ждите. Будем воевать тем, что есть...
  - Очень мы много навоюем тремя снарядами! - с отчаянием в голосе воскликнул я.
  - Хоть с одним! - скрипнул зубами Лацис. - Сволочь, сволочь...Ведь мы еще на этапе строительства этих проклятых "миллионеров" (Бетонные укрепления постройки конца тридцатых годов, каждое стоимостью не ниже миллиона марок. Прим. переводчика) внедрили туда своих людей, которые как могли, вредили! То арматуру некондиционную поставим, то марку цемента занизим, а разницу положим в карман подрядчику! (А я знал, я знал! Я клеймил позором продажных политиканов! Прим. Редактора) А уж сколько демократических журналистов мы прикормили, чтобы они сливали нам через свободную прессу всю возможную информацию! (Гнусная клевета? Прим. Редактора)(Вот педерасты...прим. Переводчика) Мы предоставили подробнейшие альбомы со схемами и картами в штаб ЛенВО. И что? НИЧЕГО. Как слепые котята, наши славные комдивы тыкались в предполье, пока не уткнулись прямо лбом в Линию Маннергейма!
  - И что? - с холодным профессиональным интересом спросил Вершинин.
  - Ничего! Во время артподготовки белофинны перебрались поближе к проволочным заграждениям. Когда же наша дивизионная артиллерия ударила по проволоке, чтобы проделать проходы для красноармейцев, противник опять опять отошел в свои траншеи...Комкор Павлов, танк-к-кист, увидя это, решил, что это наша пехота ворвалась в траншеи и теперь наша артиллерия бьет по своим! Он связался с командовавшим штурмом Ворошиловым, Климент Ефремович, натурально, приказал прекратить артподготовку... Когда наши танки пошли вперед, белофинны пропустили их через себя, отрезав нашу пехоту! И устроили за танками в глубине своей обороны настоящую охоту.
  - Гранаты?- резонно предположил опытный Вершинин.
  - И даже бутылки с горючей смесью... Да это что. Наши артиллеристы, вскрыв с помощью разведки точное расположение ДОТов, вышли на прямую наводку. Стреляли 122-мм пушки А-19 и 203-мм гаубицы Б-4, правда, ММ (малой мощности)
  - Результат? - коротко и четко, как хирург во время сложной операции, спросил комбат.
  - Ни одного пробития. Одни отколы... (Вообще, напольная стенка "миллионеров" была рассчитана на гарантированное удержание пушечного 152-мм снаряда, а боевое покрытие - на удержание гаубичного или мортирного снаряда в девять дюймов. Выбраны эти калибры были потому, что по нашим дорогам орудия большей мощности к подобному ДОТу подвезти было просто нереально! Гаубичный снаряд 8-дюймового калибра теоретически, конечно, тоже мог бы проникнуть в укрепление через верхнее покрытие, но для этого в ДОТ надо было еще попасть! а сделать это в отлично примененное к местности сооружение, покрытое сверху валунами, среди которых росли специально высаженные деревья, русским было весьма непросто. Прим. переводчика.) Так что вся надежда на вас, товарищи! Надо хоть одного гада сковырнуть! Это очень важно, чтобы бойцы видели - врага, засевшего в укреплениях, можно бить!
  ... - Дальномера у нас нет, поэтому и говорить не о чем! - Вершинин был сух и деловит.
  - Да на что мне дальномер? Я с помощью большого пальца дистанцию определю... или с помощью козырька фуражки! (Способ, утвержденный еще русским ГАУ. Прим. Переводчика)
  - Не сомневаюсь в Ваших талантах, Валерий Иванович, но пристреливаться по НЗР (наблюдение знаков разрывов. Прим. Переводчика) нам не даст, в первую голову, наша же техника... так что поражать гада надо с первого выстрела! Так что дистанцию будем мерить короткой базой!
  Параллактический метод измерения расстояний был разработан для русских артиллеристов еще в 1836 году астрономом Струве! А что Вы хотите? Известнейший автор учебника по теории вероятностей доцент Елена Сергеевна Вентцель носит звание старшего лейтенанта артиллерии2.
  Значит, делаем так. Под огнем противника измеряем два-три раза дирекционный угол на цель, не забывая про магнитное склонение. Потом под огнем же отмеряем от места расположения орудия сто метров под прибазисным углом 15-00 (девяносто градусов. Прим. переводчика) от направления на цель. Переносим туда буссоль и мерим два-три раза дирекционный угол на цель уже с нового места. Получился прямоугольный треугольник с известным углом места цели, и известной длиной одного катета. Осталось только найти длину второго, от цели до орудия... Задачка для шестого класса общеобразовательной школы второй ступени.
  Все очень просто, если не считать того, что противник, офигев от такого авангардизма, будет выцеливать нас как фарфоровых уточек в тире... У меня на памяти за всю Великую войну было всего три таких прецедента. Во время которых были последовательно убиты все трое производивших эти измерения старших офицера...
  ... "По далинам и по взгорьям
  Шла дивизия вперед,
  Чтобы с боем взять Приморье
  Белой Гвардии оплот..." - меланхолично напевал я себе под нос, старательно отмеряя ручной рулеткой телефонный кабель. Чем точнее измерим короткую базу, тем меньше будет погрешность...
  - А! Я эту песню отлично знаю и очень люблю!- комбат поднял голову от самодельного дощатого стола, за которым он приводил в порядок документацию ("Главное, красиво отчитаться, господа! А то не ровен час, прибудет НОВЫЙ командир батареи и что он тогда скажет? Был-де покойный Вершинин полным разгильдяем-с! Стыдно.").
  - Что Вы её знаете, это не мудрено! Эту песню хор Александрова по радио часто исполняет. Но вот то, что Вы её любите, это как-то даже ...- с изумлением покачал головой я.
  - Конечно, люблю! Петрович, голубчик, не сочтите за труд - передайте-ка мне мою гитарку-с... Вот и славно. Да-с... Как там оно было-то, ага:
  " Из Румынии походом
  Шёл Дроздовский славный полк,
  Для спасения народа
  Исполняя тяжкий долг.
  Генерал Дроздовский гордо
  Шел с полком своим вперед!
  Как герой, он верил твердо,
  Что он Родину спасет!
  Видел он, что Русь святая
  Погибает под ярмом,
  И, как свечка восковая,
  Догорает с каждым днём.
  Верил он - настанет время,
  И опомнится народ,
  И он сбросит свое бремя
  И за нами в бой пойдет!
  Много он ночей бессонных
  И лишений выносил,
  Но героев закаленных
  Путь далекий не страшил.
  Шли дроздовцы твёрдым шагом,
  Враг под натиском бежал,
  И с трёхцветным русским флагом
  Славу полк себе стяжал!
  Этих дней не стихнет слава,
  Не замолкнет никогда,
  Офицерские заставы
  Занимали города!
  Пусть вернёмся мы седые
  От кровавого труда.
  Над тобой взойдёт, Россия,
  Солнце новое тогда!"
  Вот, Валерий Иванович! И как же такую славную песню можно не любить?- резюмировал подполковник, отложив гитару.
  - Да! Песня Ваша, действительно, славная... Только кажется мне, что кто-то из авторов ДРУГОГО варианта бессовестный плагиатор! (Автор совдеповских стихов Алымов, якобы автор музыки Александров. На самом деле, первоначальным источником вообще была "Песня сибирских стрелков"! Прим. Переводчика)
  - Да бросьте Вы! Нашли из-за чего печалиться... Не надо, приятель, о песне тужить! Тем более, рано или поздно, кто-нибудь из молодых заинтересуется историей, найдет идентичные слова...Вспомнит нас, стариков...
  - Извините, Александр Игнатьевич, вот Вы всё о себе говорите: старик, старик... А сколько Вам, простите, лет? - осторожно спросил я.
  - Да мы с Петровичем одного поля ягоды... Ровесники!
  Признание Вершинина меня просто поразило! Ну, я, конечно, понимал, что он малость меня постарше, но... Настолько старше! И как сравнить изработанного, худущего, с испитым лицом со впалыми серыми щеками Ивана Петровича и нашего бодрого, крепкого, молодцеватого, энергичного комбата...
  - А это все потому, что Александр Игнатьевич за всю евонную жизнь ничего тяжелее ху... револьвера в руках не держал!- проворчал как бы себе под нос старшина.
  - Нет, Иван Петрович! Это все от того, что я не курю-с, занимаюсь каждый день гимнастикой Мюллера и вообще веду регулярный, здоровый образ жизни!
  - Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет! - мгновенно парировал Петрович.
  - И кстати, о регулярности! Война войной, а обед по распорядку дня! Петрович, где там наш юный друг?
  - Так што бегает кругами по полю, резвится... прячет свою мину, а потом снова находит!
  - Генунг! Хватит ему бегать... Зовите всех к столу...
  ... Забавно все-таки наблюдать, как человек ест... Вот Вершинин: подносит ложку ко рту изящно и красиво, как на великосветском рауте (хотя он родом из самого простого питерского служивого Отечеству люда; его дед вообще из нижних чинов всего только за каких-нибудь тридцать лет выслужил себе на погибельном Кавказе офицерские погоны).
  Торопясь и обжигаясь, глотает пшенку с мясом новенький лейтенант, будто боясь, что сейчас её у него отнимут. Либо мало кормленный, либо по жизни такой торопыга.
  По-бюргерски аккуратно и основательно, кажется, не просто ест, а именно что принимает необходимую организму пишу Ройзман, будто совершая предписанную герром доктором важную гигиеническую процедуру.
  Мрачно уминает кашу Петрович, будто врага убивает...
  Господи, что мне в голову ерунда какая-то всё лезет-то... Понятно что! Все, что попало... Стараешься думать про все, что угодно. Только не про завтрашний день. А что про него думать? Думай, не думай. Как уж будет, так уж и будет.
  Убьют ведь меня завтра.
  Ну и убьют.
  Ну и...
  И хер бы с ним.
  - Товарищ лейтенант, еще кашки?- ласково, так, что мурашки по телу пробежали, холодно посверкивая стальным зубом, спросил старшина.
  - Э-э-э... спасибо, я уж... сыт...
  - А то съели бы еще, все равно выбрасывать...
  - Петрович, угомонись... Скажите, Вас звать- то как?
  - Саня... извините, лейтенант Петров! ("Господи, опять Саня!"-грустно подумалось мне )
  - Александр, а по батюшке...
  - Иванович... но можно просто...
  - Александр Иванович, а кем Вы до войны были?
  - Студентом... Но вы не думайте! Я на курсах вневойсковой подготовки учился!
  -А, на курсах... И долго?
  - Три месяца, а затем в тюрьме сидел...
  - В тюрьме, скажите пожалуйста... да за что же? Улицу перешли в неположенном месте?
  Лейтенант гордо выпрямился и стал походить на того петушка из политического анекдота, который гордо заявил: "А я - политический террорист! Я пионерку в задницу клюнул!":
  - Я основал Русскую фашистскую партию!
  - Какую-какую партию?!- недобро прищурился нацист Ройзман.
  - Русскую...,- на лейтенанта было жалко смотреть...
  - М-да-с. Господа, поздравляю вас! Теперь в нашем ковчеге действительно всякой твари по паре... И что же, у вас и программа была, и устав? И взносы членские? - язвительно осведомился подполковник.
  - Программа была! "За единую и неделимую Россию! Слава Великому Февралю!"
  - Опа! Почто же обязательно февралю? И какому именно? - округлил глаза старшина.
  - Февралю семнадцатого! Когда воссияли идеалы Свободы! Вот помните, как в стихах Леонида Канегиссера: (Эсер, убийца видного чекиста Урицкого. Прим переводчика)
  "На солнце, сверкая штыками -
  Пехота. За ней, в глубине
  Донцы-казаки. Пред полками
  Керенский на белом коне.
  Он поднял усталые веки,
  Он речь говорит. Тишина.
  О, голос! Запомнить навеки:
  Россия. Свобода. Война.
  И если, шатаясь от боли,
  К тебе припаду я, о, мать,
  И буду в покинутом поле
  С простреленной грудью лежать,
  Тогда у блаженного входа
  В предсмертном и радостном сне,
  Я вспомню: Россия! Свобода!
  Керенский на белом коне..."
   - Браво, юноша!- вежливо похлопал Вершинин. - Но говорю Вам честно и откровенно: за что я искренне уважаю большевиков, чтоб им в аду гореть, так это за то, что они этому фигляру хорошенько дали пинка под зад!
  - Нет, а почему Ваша партия Русская? - не унимался обер-лейтенант.
  - Потому, что Россия для Русских! - поднял вверх палец фашист Саня.
  - А! А как же татары, малороссы, белороссы и всякая прочая, извините, мордва?- удивился я.
  - Они могут основать свои, независимые национальные государства...
  - Ага, значит, речь идет ни более, ни менее, как о расчленении России? Так я понимаю? - зловеще ухмыльнулся подполковник.
  - Пусть останется только территория бывшего Московского княжества, но на ней будут жить только чисто русские!
  - Как не так! Поскреби русского, найдешь татарина! Это не я, это ваш русский Карамзин сказал. Но ведь слово-то "Москова", означает на наречии мери - "мутная река"? Ведь это же исконные чухонские земли? - проявил недюженную эрудицию немец.
  - Киев- мать городов Русских!
  - Согласен. Но нынешние украинские большевики с Вами не согласятся...
  Мой друг, "русский" это не кто, русский - это КАКОЙ! Вот смотрите на нас, немецких национал-социалистов. У нас немец не тот, кто принадлежит какой-то выдуманной из головы химической формуле крови...Да и немцев у нас как народа нет! Есть швабы, силезцы, пруссаки... Даже славяне-лужичане у нас есть! Кто-то пьет пиво, кто-то предпочитает шнапс, а некоторые вообще дуют сидр или кислятину рейнвейн...Нет, у нас немец тот, кто говорит на немецком, думает на немецком, живет в немецкой культурной среде, разделяет наши обычаи и, чего греха таить, суеверия... Для нас немец - тот, кто не щадя здоровья, трудится на благо Фатерлянда или воюет за него, не щадя своей жизни! А какова у него форма носа или ушей, то дело десятое... Да! Не скрою, были и у нас такие извращения. Мерили циркулями форму черепа, idioten... Но Вы-то! Вы! Зачем Вы повторяете эту мракобесную ерунду... Мне за Вас просто стыдно.
  - Но, Александр, если Вы такой себе фашист, от чего Вы здесь, на фронте? - с усмешкой спросил его я, примерно уже зная ответ.
  - Да... Меня товарищ Лацис из камеры вытащил. Говорит, ты, Саня, парень шибко умный, но дурак-дураком... Воспитывайся, говорит. А потом, я мины люблю...очень.
  - Да-с, Саня... И сколько человек было в Вашей партии?- продолжал издеваться над бедолагой Ройзман.
  - Тро-о-ое...
  - И один из них сразу, верно, побежал доносить в Ге-Пе-У?
  - Нет. - Очень мило покраснел фашист Саня.- Побежали сразу двое, на утро после учредительного собрания...
  ... - Стой, кто идет?! - сурово окликнул меня красноармеец Малахий, нацелив мне в середину груди ствол карабина.
  - Свой я, товарищ боец!
  - Свой своему поневоле брат... Не спится, поди-тко?
  - Да вот, что-то кости ноют ... Решил малость пройтись.
  - Под погодушку молодушку ломат, без погодушки она здорова не быват... Кости когда ломат, энто к скорому снегу, - авторитетно поглаживая окладистую бороду, пояснил боец.
  - А вы-то сами откуда будете? - поинтересовался я.
  - Повенец, свету Божьему конец! Онежские мы...
  - А сидели... за что? Можно поинтересоваться?
  - Да спрос - не беда! За чОртов колхоз, вестимо дело!
  - Что, не хотели добром в него вступать?
  - Ну-тк, насилу не быЦь милу. Но не за то нас вязали, что туда не вступали, как за то, что из оного мы не выходили!
  - Как так?!- не понял я.
  - Да вот, жили мы с братовьями на родной Онеге так широко да богато, что аж небо с овчинку казалось! Нужда да стужа, нет того хуже... Из куля да в рогожку переобувались, топором подпоясавшись. И задумали мы в один недобрый час, Цтоб мироеду-кулаку последнее не платить, поставить артельно мельницу! Сказано, так и сделано. У нас-то на всяк хотенье есть своё малое, да уменье... И Цто ты думаш, мельницу-то мы и сладили. СнаЦала, было, так тяжко ... Ажно ртом срали. Да ведь это завсегда по первости так. Не то мужику бяда, цто во ржи лебяда! Хуже нет бяды, как ни ржи, не лебяды... Ницто. Полено к полену, вот те и дрова. Обжилися мы, народ к нам со всей волости молоть повез. Мы ведь с крестьянства лишнего не брали, а цто надо, так и отдай. А как колесо-то само завертелось, тут нам и полегЦе стало. Это в гору плачь, а потом уж хоть вскачь. Мы-ста уж и трактор себе завели, вскладчину! Нам Потребсоюз на то ссуду дал, пОмоць, значит...Весной на нем, было, мужикам землицу за долю с урожая пашем, летом товар в район возим...
  - Молоко, что ли?
  - Зачем молоко? Мы и сепарационный пункт построили, маслице били... Да оказалось, не по Сеньке та шапка, не по Сидору тот кафтан! Расхвастался нищий заплатами! Приехал с района уполномоценный да и баял: ваш де колхоз неправильный! Поцто вы бедноту не принимаете? Мы ему: не можно! сено с огнем в одном стогу не улежится! Откуда те бедняки-то взялись? Земельку-то монастырску мы на всех поровну делили... Возьмем в наш колхоз тех бедняков, так будет у нас один с сошкой, а семеро с ложкой! А он нам - врете, это у вас выходит кулацкий колхоз! Его распустить надо!
  - Ну а вы что?
  - Да мы-то думали, что в своем праве! Добро-то наше не крадено, не чужим дядей дадено! Послали его куда подальше... А он-то, уполномоценный не будь дурак, понимал соль в каше! Собрал он комбед, (комитет бедноты. Прим. Переводчика) от которого семь сотен бед, где в страду сон до обеда да умная беседа! И переехала деревня мужика! Постановили наши же соседские нас с братовьями раскулацить да выселить, как ксплутатаров ...
  Малахий помолчал, болезненно морщась, потом продолжил, глухо:
  - Года не прошло, изболела у меня душа. Захотелось хоть одним глазком на хозяйство свое порушено взглянуть! Прибежал, да... Глаза б не смотрели. Колхоз свой основали, верно; и председатель есть, наш же деревенский дурацок Акимка- попрошайка, баянна шайка. Мельницу нашу спьяну спалили, трактор в Онеге утопили...
  - Зачем утопили?
  - А им лень по весне берегом ехать было! Погнали было через озеро...Вот взял я того оплошного тракториста, который такую весЦь понапрасну загубил, окунул башкой в лагун с помоями, чтоб ён протрезвел, да по сусалам его, по сусалам...Набежали, повязали. Судья на районе мне и говорит: тракцист ты, Малахий...
  - Кто-кто?!
  - Тракцист! Я так себе понял, из-за трактора мне десять лет дали. Пошто хоть дали-то? Не я же его топил... Да. Рубил я лес, год за годом. Ну, а вот потом приехал на лесосеку большой нацальник, орет: мужики! айда-те на войну? Я и пошел.
  - Не страшно?
  - Да слепому цто не кинь, ему всё копейка...Ну и помирать всё равно же однова! ХоЦешь, не хоЦешь, а два века не проживешь...А в Красной Армии нам житье цем не баско: сыт, обЫт и нос в табаке!
  - Ну, спасибо тебе, боец...
  - За Цто же?
  - За доверие и правду.
  - Да цто же мы, совсем без понятия? Ты командир правильный.
  И подумалось мне... Вот, стоит на часах простой русский человек, жизнью суровой понапрасну ломанный... Спокоен и душой тверд. И завтра пойдет в бой, бестрепетно совершая свой ратный труд как тяжелое, кровавое, но необходимое мужицкое дело. А я что дергаюсь? Мне одного бояться сейчас надо: как бы того же Малахия не подвести! Чтобы, если что - так хоть не напрасно ...
  ... Рассказав комбату печальный анекдот про "тракциста", я ввел Вершинина в состояние крайней задумчивости... Подполковник вдруг загрустил, подперев кулаком щеку и неотрывно глядя на дрожащий огонек коптилки.
  А политрук Ройзман с досадой произнес:
  - Вот Вам типичный пример, усердия не по разуму! У нас такое тоже бывало! Помню, я еще в школе преподавал, как приехали к нам в деревню из гау (область, по вашему!) на грузовике веселые такие парни, в коричневых рубашках. SA которые... Зашли в домик к нашему деревенскому жандарму да и предложили составить ему список тех односельчан, которые в чем-то криминальном замешаны, но по суду не проходят. Либо улик мало, либо взяткой откупились. Тот человек простой, подумал, для статистики нужно! Целый час писал, старался, всех упомянул - от незаконных порубщиков леса до контрабандистов и самогонщиков. А те ребята в это время в пивной сидели, йодли хором распевали, да так лихо! Заслушаешься... А получив список, так же весело, с шутками и прибаутками, по нему прошлись и всех отмеченных там наших односельчан взяли да расстреляли. Бедняга жандарм чуть ума не лишился... Правда, и с преступностью у нас стало потише. Но все равно, людей без суда стрелять, или как этого вашего крестьянина разорять, это дикость. Мой брат, жид который, о таких шибко инициативных личностях говорит: "Это просто шруцим! Они будут у власти во вред людям. Только ненадолго!" Так и получилось. Этих веселых ребят из SA потом самих расстреляли, и что интересно: тоже без всякого суда! Böses kommt geritten, geht aber weg mit Schritten. (Зло приедет верхом, да уйдет пешком. Прим. Переводчика)
  - Извините, обер-лейтенант, а почему Вы своего родного брата таким нехорошим словом называете?- чуть понизив стеснительно голос, спросил вдруг комбат.
  - Э... это каким же?- не понял Ройзман.
  - Н-ну... жидом?
  - А что дурного в слове Jude?!- еще больше изумился Ройзман. - В Африке- нигер (Neger), в синагоге - жид (Jude)... По моему, так.
  Придя от филологических изысков политрука в полное изумление, подполковник задумчиво перебирал струны гитары:
  
  Перегорит костер и перетлеет,
  Земле нужна холодная зола!
  Уже никто напомнить не посмеет
  О страшных днях бессмысленного зла...
  
  Нет, не мученьями, страданьями и кровью
  Утратою горчайшей из утрат:
  Мы расплатились братскою любовью
  С тобой, мой незнакомый "красный" брат!
  
  С тобой, мой враг, под кличкою "товарищ",
  Встречались мы, наверное, не раз?
  Меня Господь спасал среди пожарищ,
  Да и тебя Господь не там ли спас?
  
  Обоих нас блюла рука Господня,
  Когда, почуяв смертную тоску,
  Я, весь в крови, ронял свои поводья,
  А ты, в крови, склонялся на луку...
  
  Тогда с тобой мы что-то проглядели,
  Смотри, чтоб нам опять не проглядеть:
  Не для того ль мы оба уцелели,
  Чтоб вместе за Отчизну умереть?
  - Это Ваши стихи? - тихо спросил я комбата, когда гитарный перезвон, как тихий стон, угас.
  - Нет, куда мне: поручика Туроверова... Мы с ним вместе в двадцать восьмом вагоны по ночам в Париже разгружали.
  - А почему по ночам?- допытался дотошный политрук.
  - А потому, что днем я лично спал, а наш поэт Коля в Сорбонне лекции слушал...Умный парень, не мне чета! Жалко, что пропал куда-то, говорят, чахотка его вроде сгубила. А то, я уверен, был бы сейчас вместе с нами, здесь...
  - Что-то мне завтра помирать совсем не хочется! - вдруг со свинцовой тоской выпалил я.
  - Да и не надо, дорогой мой! Я Вам разрешаю: живите дальше!- пошутил подполковник. - А ежели серьезно, то помирать совсем не страшно! Вот, я когда на Бепо (Бронепоезд. Прим. Переводчика) "Единая Россия" под Касторной снаряд в левый борт словил, так ни капельки даже испугаться не успел: мгновенный белый высверк, и все дела. Понеслась душа в рай!
  - А скажите, как оно там? - ответно пошутил я. - Садов цветущих не видали?
  - Н-нет-с, чего не видал, того не видал... Тьма и тьма. Будто свечку задули.
  - Каждому воздастся по вере его! - наставительно поднял вверх палец внимательно слушавший нас Петрович. - Ежели Вы во тьму веруете, так и будет Вам ТАМ тьма внешняя... А по мне, человек жив до тех пор, пока об ем помнят...
  - Это как?- заинтересовался политрук.
  - Ну вот так... Вот товарищ Сталин жив?
  - С утра вроде был жив..., - с сомнением покачал головой Ройзман.- А что?
  - Во-о-от! А ведь мы его вообще никогда живым не видели! А знаем и верим, что он жив. Значит, он и есть живой...
  - Выходит, Иван Петрович, по Вашей метафизик, если человек даже физически не есть живой, а мы думать о нем, как о живой, он будет живой? - от волнения Исаак даже разучился говорить по-русски.
  - Соображаешь. Я лично со своими товарищами, за Коммуну павшими, и посейчас разговариваю! Советуюсь с ними, спорю даже...
  - Это есть шизофрения.
  - Это - русская душа... Ну, хватит, метафизики. Отбой. Завтра у нас будет тяжелый день...
  
  
  23.
  
  ... - Вот смотрите внимательней, голубчик...
  В окуляр моего шестикратного бинокля вплыла снежная равнина, чуть наискось перечеркнутая черной полосой неширокой, но быстрой речки, над которой сонно поднимались сизые струйки испарений. Речка эта (Муолаан-Йоки. Ширина 39 метров, глубина четыре метра. Прим. Переводчика) на первый взгляд была совсем невеликая, чем-то неуловимо похожая на нашу милую Фонтанку. Но, в отличие от последней, её крутые берега хотя бы не были окованы серым ладожским гранитом. Да, зато вертикально эскарпированы с белофинской стороны. Тем смельчакам, которые рискнули бы переплыть на другую сторону, пришлось бы, чтобы выбраться на берег, сначала подниматься по трехметровой отвесной стене из вбитых в речное дно стальных рельсов, с внутренней стороны опиравшихся на специально круто сделанный откос.
  За речкой белоснежное поле перечеркивали три ровные линии кольев, вбитых с уклоном в нашу сторону, которые представляли собой опору для ажурной объемной конструкции из колючей проволочной паутины.
  Между рекой и проволочным многослойным забором я заметил какие-то странные т-образные вешки, которые тянулись ровной строчной и на нашем берегу.
  - Это что такое?
  - Где?
  - Да вот, левее десять одинокого куста...в ряд стоят, как вешала для белья?
  - А. это маркеры для прицеливания из ДОТа...
  - Да где же он сам?!
  - Перед Вами! - и Лацис рукой просто довернул мой бинокль чуть левее...
  Никакого сооружения, тем не менее, я не увидел. Невысокий заснеженный пригорочек, который полукругом опоясывала изогнутая дугой речка, на котором вразброс темнели пятна огромных валунов, неясно проступающих среди густого кустарника. Что-то совсем не похоже на неприступную цитадель. Не вздымались ввысь крутые стены, не чернели на них широкие бойницы... Не было ни зубчатых башен, ни мощных контрфорсов...
  - А Вы, товарищ Лацис, твердо уверены, что это и есть Ваш "Альказар"? (от арабского al-quasr, "твердыня". Неприступный замок вблизи Толедо. Замок сильно пострадал от нескольких штурмов и пары пожаров, неоднократно реставрировался, и был уничтожен после двухмесячной осады 1936 года. Республиканцам тогда так и не удалось сломить дух националиста полковника Валера, возглавлявшего защиту крепости; крепость не пала, но просто была стерта с лица земли. Прим. Переводчика)
  - Он самый, сволочь...Два пулеметных полукапонира фронтального и фланкирующего огня, капонир на четыре 57-мм орудия Норденфельда, бетонное убежище на взвод, два наблюдательных купола с толщиной брони 350-мм...(ДОТ Sj7, из тех, которые называли "миллионными". Толщина стен боевых казематов - 1300 мм, крыши 800 мм железобетона марки "600", выдерживающих сопротивление сжатию 600 кг на кв. м, прикрытых сверху тремя метрами песка и полутора метрами камней, а с фронтальной стороны пятью метрами слоя валунов. В результате наш ДОТ смог выдержать попадание снаряда даже 280-мм русской мортиры. Прим Переводчика) Узел обороны прикрывает стационарная гаубичная батарея "Каарна-Йоки", калибром 122-мм. Таблицы огня для нее составлены шведским математиком и астрономом Гуго Цейпелем, реперы пристреляны два месяца тому назад. Так что её огонь будет убийственно точен.
  - Это его наши пытались штурмовать? - с холодным равнодушием профессионала уточнил Вершинин.
  - Пытались. Результат перед Вами...
  На нашем берегу, густо покрытом рябью присыпанных снежных воронок, сиротливо стояли черные, обгорелые остовы пяти наших танков, среди которых выделялись два трехбашенных ... А вокруг них и за ними, от нашего берега речки до самого леса, который угрюмо шумел за нашими спинами, насколько хватало глаз, поле обильно бугрилось невысокими белыми холмиками. Это безбрежное белое поле (от берега до леса, откуда наблюдает автор, около шестисот метров. Прим переводчика) было похоже на деревенский луг, который был перекопан чудовищным кротом... Холмики как холмики, похоже, что болотные кочки...Очень близко друг от друга, в некоторых местах ногой ступить нельзя...Цепью вытянулись или теснятся группами...Цепью?!
  - За двадцать минут восемьсот человек здесь легло, без малого!- скрипнул зубами Лацис. (Точнее, 853 человека, почти в полном составе 1-ый и 2-ой батальоны 255-того стрелкового полка. Пулеметами было выпущено двадцать тысяч пуль, противоштурмовые орудия израсходовали 279 картечных снарядов. Наши оборотистые разведчики даже начали оптовую торговлю сувенирами, продавая заезжим журналистам знаки отличия русских командиров. Однако на этом рынке скоро началась инфляция. Прим. Переводчика) (Юсси, а сколько стоила пара ушей, срезанных с русского раненного? Прим. Редактора) (Мы не можем отвечать за эксцессы, допущенные в ходе тяжелого боя. Или после его окончания. В конце - концов, paskamarja! - этих русских сюда никто не звал. Прим переводчика)
   Загребая локтями, прижимая к боку порванного маскхалата, в прорехах которого был виден пушистый, испачканный землей домашний свитер, свой драгоценный миноискатель, к нам подполз сапер Саня. Вытирая пот, ручьем льющийся с его распаренного, красного лица, он устало произнес:
  - Все! Чисто. Восемнадцать "тарелок" снял, и двадцать две противопехотных (Неужели так много? Прим. Редактора) Черт, весь свой свитер изволдохал. Мама ведь вязала... увидала бы, так сразу меня бы за это убила.
  - Вы уверены, лейтенант, что сняли ВСЕ мины?- строго спросил Лацис.
  - Кто его знает, товарищ майор? Стопроцентную гарантию дает только сберегательная касса. Для контроля, впереди сам пойду...
  -Н-ну-с, скоро сабантуй и начнется...,- посмотрел на "кировские" стальные часы Лацис. - Что-то там белофинны притихли, ни единого выстрела? (В два или три часа утра на полковой узел связи поступило донесение из штаба нашей пехотной дивизии, что скоро, по крайней мере с рассветом, начнется новое русское наступление. Командир полка это сообщение никому не передал. Прим. Переводчика.) (Вот педераст, в плохом смысле. Прим Редактора)
  За нашими спинами загрохотали орудия... Фугасные снаряды "дивизионок" подняли высокие черные султаны разрывов на том берегу...
  - Пошли, братцы. - негромко сказал подполковник.
  ... Слева и справа, прикрывая нас от финских пуль, как живая человеческая волна, поднялись красноармейцы... Впереди их, с отчаянными и веселыми лицами, в рост, не пригибаясь, быстро и решительно шли через "Смертную Опушку" политруки с большими красными звездами на обшлагах шинелей.
  Сапер Саня, напялив на свою коротостриженную умную голову черные круги наушников, отчаянно рванулся вперед. Подхватив треноги буссолей, мы со всех ног побежали за ним по мелкому, по щиколотку, рыхлому снегу...
  Обгоняя нас, залязгали траками танки, тащившие на буксире согнутые под прямым углом бронированные листы, на которых, пригибаясь, сидели красноармейцы из дивизионного разведбата с автоматическими винтовками Симонова (АВС-36. по русскому индексу 56-А-225, сложное и дорогое самозарядное оружие, которое мы в нашей армии не могли себе позволить из экономических соображений. Прим. Переводчика) в руках.
  А сзади, сквозь грохот артогня, я уже улавливал урчание двигателя нашего тягача...
  Вперед. Вперед. Скорее... Дыхание сбивается... Бежать, бежать...Бежать!
  Танки уже добрались до реки- как быстро! (им понадобилось до этого около двух минут. Для того, чтобы залить теплую воду в кожухи наших пулеметов, которую мы из-за холода слили на ночь, понадобилось, по моим "мозеровским" часам, две минуты сорок секунд. Прим. Переводчика) Разведчики мигом спрыгнули с бронесаней и забросив свои винтовки за спины белых маскхалатов, бестрепетно бросились в черную, даже на вид ледяную воду, поднимая фонтаны брызг. Некоторые из них, загребая одной рукой, другой держали над головами связки толовых шашек.
  Мы уже добежали практически до середины поля, как вдруг под мчащимся со всех ног Саней что-то глухо рявкнуло, обдавая нас тошнотным дыханием сгоревшего тротила. Сапера подбросило вверх, а потом он рухнул спиной на землю буквально в шаге от меня.
  - Поднимите, поднимите меня!- отчаянно, как раненный зайчик, заверещал Саня. И так этот крик резанул меня по сердцу, что, упав рядом с ним на одно колено, я подхватил своими мгновенно окрасившимися красным руками его сзади и, приподняв странно уменьшившееся тело, закричал:
  - Санитар!
  - Нахуй! - ответно отчаянно крикнул Саня.- К воронке, к воронке меня, пожалуйста, скорее, скорее...
  Поддернув вверх обрубок Саниного тела, я опустил его лицом в дымящуюся, горячую землю, которую он начал лихорадочно и слепо разгребать ладонями, пока не отыскал какой-то обгорелый осколок ...
  Подом поднял ко мне свое бледное, как мел, лицо с россыпью веснушек вокруг курносого носа и спокойно, радостно произнес, близоруко щуря свои голубые глаза :
  - Доложите Лацису! Прибор не виноват! Мина... Она была бакелитовая3...
  Всхлипнул :
  - Маме не говорите...она заругает...
  И умер.
  ... Подбежавший Вершинин, мимоходом коснувшись Саниной шеи двумя пальцами, громко скомандовал:
  - Отставить санитара!
  Потом таким спокойным, совершенно домашним голосом спросил:
  - Валерий Иванович, лично Вам как эта площадка - ровненькая? Ну и ладно, ну и хорошо. Дальше не пойдем. А то, не ровен час, на ещё одну минку наскочим. Скомандуйте орудию.
  - Слушаюсь! - четко отдал ему честь я и выхватил из-за голенища своего валенка красный флажок, обильно пачкая его древко подсыхающей Саниной кровью.
  Обернувшись лицом к лесу, я увидел, как на опушку выезжает наш тягач. На подножке кабины стоял исполняющий обязанности командира орудия Петрович, одной рукой держащийся за поручень. Увидев меня, он поднял правую руку с красным флажком к серому небу, показывая, что готов к движению. Вытянув ответно вверх свою руку с флажком и так секундно замерев (Сигнал "Внимание" Прим. Переводчика), я затем энергично прокрутил её, как будто бы запускал огромной заводной ручкой двигатель автомобиля (Сигнал "С передками прямо марш!" Прим. переводчика). Из трубы тягача вывалился клубочек черного дыма, и его гусеницы побежали, стронулись с места... порядок.
  Малахий, резко выдохнув: - И-е-ех! - рядом со мной в этот миг с размаху всадил в землю острия, которыми заканчивалась уже раздвинутая им тренога буссоли.
  Мерзлая земля только хрустнула, принимая в себя окрашенный в зеленое металл, и в этот миг...
  "Ш-Р-Р-Р-Раххх!"- послышался чудовищный в своей негромкости шелестящий звук, сопровождаемый частыми мокрыми шлепками и тонким посвистом... Как будто бы на землю обрушился невиданной силы град.
  "И-у... Пи-у...Пью..."- дико завыло и засвистало вокруг меня что-то, взбивая снежную пыль.
  Невидимая свинцовая метла старательно и, что самое страшное, почти бесшумно выметала с берега красноармейцев. (Пулеметный полукапонир системы "Ле Бурже" с двумя огневыми точками был прикрыт со стороны "поля" от русских специальной стенкой. Стреляя им во фланг, наши пулеметы оставались не только не видимыми русским, но даже и не особо слышимыми. Кроме того, открыли огонь картечью капонирные орудия номер три и четыре. Прим. переводчика)
  Люди вокруг меня валились, как снопы, высоко брызгая на заплывающий бордовым снег дымящейся на холоде кровью.
  Вершинин аккуратно поправил свою шапку, так, что середина звездочки была точно над переносицей, как-то особенно весело и бодро подтянулся, подмигнул мне и совершенно обыденно сказал:
  - Ну, Вы тут пока распоряжайтесь, голубчик, а я на боковой НП убываю. Желаю здравствовать. Позванивайте, ежели что... Честь имею.
  Широким шагом, машинально на ходу прижимая к борту шинели левую руку, будто шашку поддерживая, он неторопливо пошел вправо от меня, своим орлиным артиллерийским взором практически точно оценив перпендикуляр к направлению на наблюдаемую цель.
  За ним, торопливо разматывая размеченный мною через каждые десять метров провод, пригибаясь, на полусогнутых ногах дробненько посеменил Вася Кирдяшкин с телефонным аппаратом в руке и, солидно ступая, могуче двинулся разведчик Элпидифор со второй буссолью на боку и треногой за плечами...
  Торопливо достав буссоль из круглого брезентового чехла, я стал аккуратно прикручивать круглое металлическое яблоко в шаровую опору.
  - Так Цто, товарищ командир, я сейчас тебе не нужен? - деликатно спросил меня Малахий.
  - Не нужен! Ложись! мать твою!- не поднимая головы, ответил я.
  - Ети свою, дешевле будя! - ответил мне разведчик, снимая с плеча карабин. Потом он аккуратно обошел меня, встав так, чтобы загородить собой от белофиннов, поднял карабин, выстрелил куда-то в сторону вражеского берега, передернул затвор, выбросив на снег горячую, красивенькую гильзу, снова поднял карабин, еще раз выстрелил. Опустил карабин к ноге, сел, будто подламываясь, на землю. Потом лег на бок, подтянув ноги к животу; тихо, чтобы мне не мешать, захрипел. И умер.
  ... Внимательно выравниваем буссоль, выгоняя серебряную бусинку воздуха в круглом стеклышке уровня на середину. "Пузырек на середину"- командовали мы сами себе в юнкерском, укладываясь вверх пупками на койки... Теперь ориентируем. Стрелочку снизу открутить, ага, побежала, миленькая... север у нас сегодня будет там, где солнце восходит! Зачем? А для единообразия, ха-ха.
  Теперь верхнюю половинку буссоли на 30-ноль, наводим на цель, смотря поверху монокуляра... а теперь и в монокуляр можно взглянуть...
  Лучше бы я не смотрел. Река просто КИПЕЛА! Взбивая кроваво-белую пену, свинцовый град неутомимо колошматил по её окрасившимся русской кровью водам...
  Все те разведчики, кто всего минуты назад бестрепетно бросились в ледяные волны, были уже мертвы.
  Но нет, не все! Вдруг у вражеского, уходящего вверх крутого берега всплыл из кипящей воды окровавленный, израненный человек. Он схватился слабеющей рукою за покрытую изморозью ржавую рельсу, подтянулся и с усилием просунул в щель между ней и соседней рельсой что-то черное, продолговатое. Потом обернул к нашему берегу свое облепленное слипшимися волосами лицо, что-то неслышно прокричал, прощально взмахнул рукой...И тут же на этом месте высоко поднялся грязно-водяной, подсвеченный изнутри огнем столб взрыва!
  Когда он опал, то стало видно: часть эскарпа обрушилась, открывая проход вверх, на вражескую твердыню.
  Немедленно оставшиеся в живых политруки подняли красноармейцев в атаку, но увы! Они даже не смогли добежать до воды ... Те, кто поднялся, все до одного полегли у самого берега.
  Прикрывавшие их огнем танки, которые колотили и колотили из башенных орудий по вражьему берегу, вспыхивали один за другим. Вот из ближнего танка вывалился из верхнего люка башни танкист в черном, дымящемся комбинезоне, упал на снег, катаясь по нему, потом с огромным трудом поднялся, оперся о гусеницу, выхватил из брезентовой кобуры револьвер, выстрелил в сторону врага и вдруг опрокинулся навзничь, скребя черную обнажившуюся землю своими почерневшими, обуглившимися пальцами...(Это вело огонь замаскированное 40-мм орудие ПТО "Бофорс" из бетонированного гнезда слева от нашего ДОТа. Прим. Переводчика)
  Дивизионные артиллеристы, прикрывая нас, очень быстро нащупали вражеское орудие и мгновенно просто засыпали его осколочными снарядами. (Орудие не пострадало, но расчет, бросив его, сбежал. Прим. Переводчика)
  У моих ног неожиданно затрещал полевой телефонный аппарат:
  - Это Вы, Вершинин?- схватив трубку, довольно глупо спросил я.
  - Нет, это Грета Гарбо.- Донесся из телефона ехидный голос подполковника.- Хочу пригласить Вас в Гранд-Отель выпить по бокалу сухого мартини... Ну как, готовы? Посмотрите-ка тогда на меня...
  Я установил визир на 15-ноль и внимательно посмотрел. Поднял левую руку, и подполковник передвинулся чуть влево, выходя в центр перекрестия...хорош! Можно мерить угол.
  Подполковник нагнулся к монокуляру, несколько раз, наводя его на цель то справа, то слева, сделал необходимые измерения, потом поднял трубку:
  - Так, дирекционный...
  В эту секунду черный разрыв встал между мной и Вершининым... Когда вздыбленная земля упала, я увидал, что и комбата, и треногу буссоли просто смело осколками. Я отчаянно, до боли в руках сжал телефонную трубку
  - Командир! Ты меня слышишь? Отзовись!
  Трубка мертво молчала...
  Вдруг к черной дымящейся воронке кинулся юркий Вася Кирдяшкин. Он нагнулся, поднимая куски оборванного провода, но тут новый разрыв встал почти на том же самом месте и закрыл его черным смертным занавесом ...
  Когда разрыв опал, Васи не было видно.
  Но телефон вдруг снова ожил!
  - Голубчик, ну где же Вы там? Я уж думал, не отзоветесь. Готовы? Слушайте. Дирекционный угол на цель тринадцать-двадцать семь!
  - Понял, тринадцать-двадцать семь!
  - Да. Врежь ему хорошенько, сынок...,- донеся до моего уха из трубки почему-то затихающий голос комбата.
  ... Отлично, значит, исчисленная дальность до цели будет 724 метра! Да для нас, это прямо в упор!
  Сейчас установим орудие, и мы его... ГДЕ ОРУДИЕ?
  Холодея от ужаса, я обернулся... Позади меня, метрах в двухстах, размотав сбитую гусеницу, чадно горел тягач. У его сбитого на землю капота чернело тело убитого водителя...
  И, пока я бежал к замершему посреди поля "поезду", у меня в голове крутилась одна мысль: "Один снаряд, один финский гаубичный снаряд... и все пропало!" (Именно в этот момент наша батарея прекратила огонь. Расстреляв при отражении вчерашнего штурма два боекомплекта гранат, майор Вайтемайнен заблаговременно послал машины на артсклад. Но по дороге они были перехвачены каким-то коммерсантом, который дал много денег, и вместо снарядов наши "форды" повезли к линии фронта ящики с клюквенной водкой "Финляндия" Прим. переводчика)
  ...Когда я подбежал к тягачу, Петрович уже с помощью ломика расцепил передок со станиной. Обернув ко мне свое почерневшее от копоти лицо, он яростно прохрипел:
  - Ничто! Докатим на руках!
  - Не сможем...,- со стоном боли вырвалось у меня из груди.
  - Как так? Зачем не сможем? Или мы не русские?!- воскликнул старый серб.- Ко мне, детушки!
  - Форверст, камераден!- звонко подхватил политрук Ройзман.
  Со всех сторон, отвечая на зов старого матроса, стали подбегать красноармейцы. Облепив громадное тело пушки, они, как муравьи соломинку, со всех сторон окружили её... Поднатужились... Нажали... И ничего!
  - Эй, дубинушка, ухнем...- вдруг завел Ройзман.
  - Эй, зеленая, сама пойдет, сама пойдет!- ответил ему нестройный хор голосов.
  - Подернем, подернем, да... ухнем!
  И случилось чудо... Скрипнув гусеницами, "Наташа" сначала медленно, затем все быстрее и быстрее поползла по полю...
  Увидев, какое чудовище русские вытаскивают на позицию, белофинны вообще обезумели! Пулеметный огонь стал сплошным, беспрерывным. Пули звенели и пели в воздухе, цвенькая о металл, глухо шлепая по людским телам... Раненые красноармейцы падали на землю, иной раз спереди, и тогда гусеницы орудия, с чудовищным чавканием давя их, прокатывались прямо по человеческим телам...
  И в этом безумии слышался хриплый голос Петровича:
  - Наверх вы, товарищи, все по местам!
  - Последний парад наступает...
  И ему отвечал такой же хриплый и такой же безумный голос Ройзмана:
  - Auf Deck, Kameraden, all' auf Deck!
  - Heraus zur letzten Parade!
  - Врагу не сдается наш гордый "Варяг"!
  - Wir brauchen keine Gnade!
  
  - Стой!- наконец, скомандовал я.- К бою!
  Развернув орудие на врага, оставшиеся в живых батарейцы закрепили станины, насколько это было возможно, вбивая сошники в землю.
  Петрович рывком забросил свое щуплое тело к прицелу, а политрук рысью бросился к боковому НП, от которого зловеще более не доносилось ни звука.
   - Бетонобойным!
  - Заряд полный!
  - Угломер тридцать-ноль!
  - Уровень тридцать-ноль!
  - Отражатель ноль!
  - Прицел пятнадцать!
  - Наводить под основание холма!
  Вскочив на площадку, я взглянул в визир прицела. Хорошо!
  Спрыгнув вниз, я увидел, как с лязганьем провернулся барабан затвора, открывая камору... Четверо снарядных с усилием подняли носилки с чудовищной стальной тушкой, а пятый с силой двинул её пробойником вперёд до звона! Тут же двое зарядных швырнули в зев орудия стальную свертную гильзу заряда. Стрелять будем третьим, основным! Ты уж прости меня, Саня!
  Так, в основание гильзы вкручен капсюль? Замечательно!
  Сытно чмокнув, затвор закрылся.
  Встав с наветренной стороны, чтобы дым и пыль от выстрела не слепили мне глаза, я поднял вверх флажок:
  - Ор-рудие!
  "А-А-А-А-АРГХХХ!"- ответила мне "Наташа"!
  Через секунду над вершиной холма поднялось серое облачко взбитого в мелкую мыль и крошку железобетона.
  Хорошо, но чуть высоковато! (Наш корректировщик фенрик Калле Эско в куполе восточного каземата лишь чуть-чуть не успел передать координаты на батарею, куда уже подвезли снаряды из НЗ начальника артиллерии дивизии, когда русский снаряд просто как бритвой срезал мощный броневой гриб высотой всего сорок сантиметров с шестью узкими смотровыми щелями. Корректировщики в бронекуполе центрального каземата, увидев это, в диком ужасе немедленно кубарем скатились вниз, в ДОТ, хотя их купол и не был поврежден! Прим. Переводчика)
  Так, дым за целью, а по направлению хорошо!
  - Верно!
  - Прицел четырнадцать!
  - Оррудие!
  "А-А-А-ААРГХХХХ!"
  Эх, хорошо пошла! Белофинские пулеметы просто захлебнулись... (Второй русский снаряд проломил стену центрального каземата, пробив в ней отверстие два на два метра. От чудовищного удара в ДОТе погас свет, и черная тьма, наполненная клубами серой бетонной пыли, от которой смертно перехватывало дыхание, теперь озарялась только трещащими голубыми вспышками коротких замыканий. Гарнизон ДОТа, бросив свои боевые позиции, со всех ног устремился к задней бронированной двери... У меня текла кровь из ушей и носа, в голове мутилось и звенело, но я сумел предотвратить панику, застрелив пару негодяев из своего верного "Лахти". Еще одного подлеца заколол финским ножом (puukko) мой верный фельдфебель Отрывайнен... Хорошо, что пулеметчики остались на своих постах! Потому что перед боем я догадался пристегнуть их к станкам пулеметов наручниками. Прим. Переводчика) (Юсси, вот как? А у меня дома тоже есть наручники, украшенные розовым мехом! А не хотел бы ты... Прим. Редактора) (Нет. Прим. Переводчика) (Извини, Юсси, старина, я просто неудачно пошутил... Хотел тебя малость подбодрить. Прим. Редактора) (Ничего, бывает. Прим. Переводчика)
  Еще один снаряд!
  Но что это?!
  Ствол "Наташи" с жалобным шипением остался в крайнем положении... Чертов сальник!!!
  - Ничего, командир...,- печально улыбнувшись, сказал мне Петрович. - Вручную накатим! Заряжай!
  - Ты с ума сошел, старый черт! Немедленно от орудия!!
  - Заряжай, командир... Работать надо.
  ... Через силу, руками накаченный на место ствол. Бледное лицо Петровича, в последний раз поправляющего прицел...
  - Оррудие...
  "А-А-А-АРГХХХ"! и тут же роковое "ЧВАНГ!"
  Огромный черный столб жирного дыма встал над вражеской цитаделью. (В нашем ДОТе сдетонировали орудийные огнеприпасы. Меня, контуженного, без сознания вынесли в траншею. Гарнизон, то есть те, кто еще остался в живых, оставили наш полностью разрушенный Sj7. Прим. переводчика)
  Мозги и кровь Петровича на станине...
  Боковой НП. На нем, рядом со свежей воронкой, копошится в кровавой снежной грязи Вершинин с распоротым осколком животом. Он тщетно помогает политруку, у которого пуля, пройдя через висок, выбила оба глаза и теперь они висят на его щеках на каких-то красных ниточках...
  И испещренное черными воронками белое поле, вновь покрытое телами погибших красноармейцев, по которому с развернутым красным знаменем, под сверкание труб полкового оркестра и под бессмертные звуки "Прощания славянки" идет в лобовую атаку на белофинский рубеж свежий стрелковый полк. (256-той стрелковый. Прим. Переводчика)
  ... Я думал, что ничего страшнее, чем это, на этой войне я не увижу.
  Я ошибался.
  
  
  24.
  
  - М-да...,- печально протянул товарищ Лацис, скорбно смотря себе под ноги. - А я -то его финским шпионом посчитал! Стыдно-то как...
  В полушаге от острых носков его начищенных до блеска сапог лежал маленький и худенький, как подросток, скромный и робкий сын маленького финно-угорского мордовского народа связист Вася Кирдяшкин. По его покрытой коркой запекшейся крови изодранной телогрейке, из которой торчали клочья пожелтевшей ваты, было видно, что был Вася тяжко ранен, что сил соединить куски разорванного телефонного провода у него уже не достало... И тогда он просто крепко зажал их зубами. Да так и умер.
  - А Вы-то, Арвид Янович, где же все это время были? Потерял я Вас... , - зачем-то ненужно спросил я. Видимо, чтобы хоть что-то сказать...
  Вокруг меня лежали наши убитые батарейцы. Вот широко и привольно раскинулся на могучей спине матерый сорокалетний бывший ссыльный, кулак-старовер Эльпидифор, крестом раскинув натруженные руки, как будто отдыхает в перерыве горячей летней страды; вот прислонился к его боку, словно уютно прикорнул, какой-то разведчик... лицо мне знакомое, а вот как его фамилия? А, Биллялитдинов... Тагир Исламович, 1921 года рождения, татарин, бывший талиб из казанского медресе, бывший исламский мракобес и буржуазный националист...Его еще в виде чистокровного арийца наш политрук изобразил! Обо всех о них можно сказать теперь только одно... Они были.
  - Я-то?! - удивился моему вопросу Лацис.- Да где же мне, кровавому упырю оперчекисту, во время боя быть? Сидел себе в тенечке, вел протокол испытаний...
  И чекист горестно усмехнулся:
  - Еще кто-нибудь из буржуазных борзописцев потом сочинит, что я наступающим красноармейцам в спину стрелял!
  - Зачем стреляли?- не понял я его тонкого прибалтийского юмора.
  - А чтобы они назад не повернули...
  - Кстати, товарищ Лацис, чтобы часом не забыть... Покойный Саня-сапер специально для Вас сказать просил, что бакелитовую мину минный искатель не берет!
  - Спасибо, обязательно запишу... жалко мальчишку, талант у него был!... впрочем, всех вас, товарищи, мне ужасно жалко.
  Осторожно перешагивая через истерзанные пулями тела павших красноармейцев, мы шли к беспомощно задравшей вверх свой бесконечно длинный ствол пушке.
  - Нет, что-то надо с лафетом делать, Валерий Иванович! Ведь это же не годится! Ведь и не перекатишь вручную, ежели что?
  У меня перед глазами вдруг встало искаженное нечеловеческой мукой лицо незнакомого молодого политрука, который упал, раненный, и не смог подняться. Когда гусеница (медленно-медленно!) перемалывала в кровавые лохмотья его ноги, он истошно кричал, брызгая в нас кровавой слюной:
  - Вперед, только вперед, товарищи бойцы!! Не останавливаться!!! Остановитесь, потом с места не стронете!
  - ... Может, колесный ход лафету придумать? Или вообще, сделать пушку самоходной?- продолжал на ходу фантазировать Лацис.
  Я отрицательно покачал головой:
  - Колесный ход лучше не надо... Это сейчас хорошо, снега мало, а грунт подморозило! А если распутица? Да на наших дорогах пушка враз по ступицу завязнет! Что касается перекатывания, то ведь данная система для таких экстремальных случаев, как этот, вовсе не предназначена! Наши цели, это ведь вражеские штабы, склады, транспортные узлы, контрбатарейная борьба... Для борьбы с ДОТами уместней гаубица или даже мортира! А что касается самохода... Не думаю! Если пушку моторизовать, она ведь, поди, на все сорок тонн потянет? (Оптимист. Русская тяжелая самоходная установка СУ-14-1, примененная в самом конце войны и заслуженно прозванная "Иван-долбай", на палубе(!) которой была установлена восьмидюймовая гаубица, весила по нашим разведданным сорок девять тонн. Мало какой мост мог её выдержать, к нашему счастью. Прим. Переводчика)
  Мимо нас трусцой пробежали двое красноармейцев с брезентовыми носилками в руках. На секунду остановившись возле орудия, они убедились, что здесь их помощь больше уже не требуется, и метнулись дальше - туда, где еще слышались протяжные стоны раненных...
  Вот что мне понравилось, так это организация медпомощи в РККА. У каждого бойца есть индивидуальный перевязочный пакет, а не условно чистая тряпица, как в старой армии... На каждые десять человек полагается один санитарный инструктор. Вот, и медсанбат прибыл на поле брани почти так же быстро, как ленинградская "неотложка", разве что без воя сирены. Час назад они утащили на носилках в тыл глухо ругающегося по-французски Вершинина и впавшего в спасительное забытье нашего политрука...Может быть, и спасут...
  А Петровичу уж ничего помочь не могло. Даже глаза ему закрыть мы не смогли, потому что от черепа осталась невредимой только нижняя челюсть, в которой тускло сиял стальной мост.
   - А что, от орудия он отбежать не мог? - глухо спросил Лацис, с печальной нежностью закрыв то, что осталось от Иванова лица вытащенным из своего кармана клетчатым платком.
  - Ствол длинный. Качается после выстрела. Прицел намертво со стволом связан. Петрович хотел убедиться, что прицел не сбился. Ждал, пока остановится. Если привязать специальный тросик, да на двадцать метров отбегать, да его натягивать... прошло бы еще несколько драгоценных секунд. Где гарантия, что нас за это время белофинские гаубицы бы не накрыли? Тогда все жертвы были бы напрасны... Рисковать он не хотел.- пояснил я.
  ... Ну что, посмотрим, что мы там наворотили? - спросил Арвид Янович, вставая с колен и отряхиваясь. - Пошли, что ли?
  - Пойдемте. - согласился я. Мне в тот момент было все равно. В душе было пусто, глухо и темно...
  Когда мы приблизились к исходящей паром реке, от которой поднимался тяжкий запах железа и крови, навстречу нам давешние санитары уже тащили бойкого невеликого мужичка, мокрого как мышь, который что-то весело, взахлеб рассказывал. Прислушавшись ненароком, я уловил нечто вроде:
  - Да, мать моя! Да тут такие расклады, что я и талию не видал! Наши выбегают на это поле и бегут себе к реке, а тут финская артиллерия как начнет шрапнелью стегать! (На нашей гаубичной батарее вообще не было шрапнелей. Видимо, русский принял за них разрывы в воздухе рикошетирующих фугасных снарядов. Прим. Переводчика) Всех к земле и она прижала. Ну, а мы со всех ног рванули к берегу, потому что лежать куда страшнее - а там саперов наших побитых уйма! И никакой переправы. Мы к воде, кто кувырком, кто как... Только кричим: давай, ребята! Скорей, скорей! Выбрались на тот берег, мокрые как кутята, давай воевать...Хотя какие с нас бойцы, когда у каждого по пятнадцать патронов да по одной гранате, хочешь в белофинна бросай, хочешь сам подорвись...
  - Почему так мало?- зло спросил Лацис.
  - Комдив не велел! Говорит, зачем давать им, если их белофинны так и так побьют? Ну, полезли к белофиннам в траншеи, там все больше пришлось штыком... Богатый финны народ, жирный! Штык в нем застревает... Ох, мама!! - вдруг тонко вскрикнул веселый разговорчивый боец. И умер.
   ... Взглянув на реку, я увидел потрясшую меня картину: сразу по трем наплавным мостам, опиравшимся на огромные надувные лодки, на левый берег шли, и шли, и шли серые колонны красноармейцев, сначала сливаясь на той стороне в единый поток, а затем вновь, подобно приливной волне, растекаясь по серому полю. Исчезая в начинающемся мокром снеге, они, казалось, затопляли собой через сделанный нами пролом все, что лежало между нами и дальним сереющим лесом, острыми верхушками тонущего в сером небе...
  А навстречу им, с того берега, на каких-то бревнышках, плотиках, обывательских полузатопленных лодочках (В течение дня большевики подвезли из Петербурга более 250 лодок, находившихся в частном владении. Прим. Переводчика) везли и везли сгоревший шлак войны: искалеченных, израненных, но еще живых бойцов.
  "Так вот почему он был мокрый!" - подумал я, вспомнив давешнего бойца.
  - Что же это?!- потрясенно прошептал Лацис. - Да на таком ветру ... они же, мокрые, простудятся...
  - Ерунда! - только махнул рукой услышавший его холеный подполковник. - Их же, симулянтов, в тыл везут! Там отогреются... А мои бойцы в бой идут, они сегодня под открытым небом ночевать будут. Им надо быть сухими...(Начальник штаба 469-того стрелкового полка, вводимого на глазах автора на плацдарм, п\п-к Семенов был при отходе полка ранен в ноги, оставлен своими подчиненными на поле боя и насмерть замерз. Прим. Переводчика)
  Перейдя на бывший вражеский берег, (действительно не замочив ног) на каждом шагу мы встречали следы тяжелого, ожесточенного боя, который продолжал греметь и перекатываться, как недальний гром, где-то за ближним леском...
  Вот сожженные нашими ручными огнеметами финские солдаты: их маленькие, словно детские фигурки скорчились, будто они собрались куда-то бежать...
  Вот тесно лежит группа красноармейцев, как видно, угодившая под залп финских бомбометов (точнее, 81.4-мм минометов. Прим. Переводчика): воронок практически нет, только маленькие черные ямки с расходящимися веером следами разлета осколков, а снег - пушистый и белый, нетронутый сверху, внизу обильно подтек кровью...Так что за нами, с хлюпаньем проваливающимися в него по щиколотку, остаются глубокие кровавые следы.
  Вот боец повис на проволочном заграждении: шипы глубоко вонзились в шинель, будто хищные когти, а на широко открытые голубые глаза медленно опускаются снежные хлопья...
  Наконец, мы поднялись к проклятому ДОТу... Лацис, достав из кармана блестящий никелем молоточек, начал ожесточенно колотить по бетону, стараясь отколоть от него хоть кусочек:
  - Vai debīls esi? Да что же это такое, в самом-то деле? Он вообще на кого работал?
  - Кто работал?- не понял его я.
  - Да директор наш... Мы тут во времена оны на паях основали с Linnoitustoimisto акционерное общество "Гранит"...
  - Кто это мы? И с кем что основали? - устало и равнодушно продолжал спрашивать я.
  - Мы, это натурально, НКВД, а наш деловой партнер - фортификационное управление Генерального Штаба Армии Финляндии...
  После сегодняшнего меня уже ничего не удивляло...
  - Зачем?
  - Чтобы выиграть тендер на постройку финских укреплений.
  - И как, выиграли и построили?
  - А как Вы думаете? Работали практически себе в убыток! Как стахановцы! Вот, например, в ДОТ Љ15 узла сопротивления Сумманкюля наша фирма во время заливки боевого покрытия вместо бетона засыпала метровый слой песка...(Подлинный случай. Обнаружился факт саботажа только в январе 1940 года, когда наши ребята в боевых условиях начали ремонт полуразрушенного сооружения. Прим. Переводчика) Но самое главное то, что мы составили подробнейший "Альбом укреплений Карельского перешейка", указав для каждого сооружения точное месторасположение, состав вооружения, приложив фотографии и даже в некоторых случаях детальнейшие планы...
  - И где же эти альбомы?
  - Где, где... В Караганде. Tas ir pizdec, šitā pateikt! (Зачем карты укреплений Карельского перешейка были вместо ЛенВО отправлены в Казахстан, можно только гадать. Прим. Переводчика) (Юсси, это же просто непереводимая игра слов на местном диалекте. Прим. Редактора)
  ... Обогнув спускающуюся уступом бетонную стену, покрашенную белой краской, Лацис потянул меня к двум амбразурам:
  - Смотрите-ка! Они их броневыми плитами укрепили! Этого в проекте не было... Интересно, где их финны взяли? (На финском форту Ино, подло взорванном русскими в 1917 году. Прим. Переводчика) (Позволь, так ведь это же был их собственный форт? А собственник имеет право распорядиться своим имуществом по своему усмотрению! Это же аксиома! Собственность священна! Прим. Редактора)(Вот ведь клинический дурак. И эти люди нами правят... Прим. Переводчика) А вот сюда посмотрите-ка, будьте любезны... Видите, вот это трубы для выброса ручных гранат...
  - Глупо! Если гранату можно выбросить наружу, то её так же можно забросить и внутрь.
  - Как бы не так! если снаружи бросать гранату в эти трубы, то по специальным отводам она выкатится наружу прямо под ноги бросавшему! По идее. Ну, мы эту идею немного изменили... А вот, смотрите-ка, наверху бронекупол! А где второй? Тут еще один должен был быть... Неужели украли при строительстве?
  - Что, у него смотровые щели всегда так видны?
  - Нет, что Вы! Они закрываются специальным внутренним бронекольцом, скользящим на подшипниках... Наша придумка! Во-первых, дорого, во-вторых, при любом сильном ударе её клинит! (А я-то всё думал, кто это такую глупость измыслил? Прим. Переводчика) Ну что, давайте внутрь заглянем?
  - Что-то мне неохота... Мутит меня...
  Минуту спустя я понял, что мутит здесь не только меня...И даже не мутит! Из-за угла бетонированной траншеи, которая серой змеёй подползала к ДОТу, доносились звуки тяжелой, надсадной рвоты.
  Лацис спрыгнул вниз, осторожно заглянул за угол:
  - А кто это у нас такой красивый?
  За изгибом бетонного хода стоял на коленях окровавленный, покрытый сплошной серой коркой пыли и грязи человек. Из его полуоткрытого рта тянулась нитка розовой от крови слюны, медленно капавшей в лужицу перемешанной с рвотой крови...
  Тяжко приподняв лицо, представлявшее собой сплошной синяк, человек уставил в нас свои налитые кровью глаза и сипло прохрипел:
  - Дамнед венайя... Я кулла раухасса е салли...(Искаж. Нехорошие люди. И помереть мне спокойно не дадут. Прим. Переводчика)
   После этого его левая рука подломилась, и он со стоном упал лицом в красно-желтую лужицу...
  Лацис с задумчивостью посмотрел на его расстегнутую, пустую кобуру:
  - Пристрелить его, подлеца, что ли? Похоже, он вроде как офицер?
  - Не бери ты лишнего греха на душу, Арвид ... Он же раненый. Сам подохнет, или наши трофейщики в плен возьмут...,- остановил его я.
  И мы полезли в ДОТ, смотреть финские пулеметы, к которым были насмерть прикованы угоревшие до смерти солдаты...(Вот так я и встретился в первый раз с автором этой печальной рукописи. Мой верный фельдфебель, который вернулся за мной и в эту самую минуту прятался в двух шагах от русских с ножом в руках, собираясь прыгнуть, как только русский офицер наведет на меня свой пистолет, поднял мое бесчувственное тело на плечи и утащил через минное поле в наш тыл. Благо что никакой линии фронта пока не существовало, а русские беспорядочно тыкались лбом в трех километрах западнее от нашего покинутого ДОТа в другой узел обороны. Наш психолог после выхода меня из лазарета не рекомендовал мне больше участвовать в боевых действиях в составе гарнизонов ДОТов в связи с пережитым мною психо-травмирующим фактором. Вторая наша встреча с этим русским была еще более драматичной. Прим. Переводчика)
  
  
  25.
  
  ... Вот уже третий час мы (прицепленная к раздобытому Лацисом "Сталинцу" пушка, на станинах и лафете которой сгрудились уцелевшие бойцы) стоим на обочине дороги, под высокими заснеженными соснами.
  Вся дорога забита в три-четыре ряда перемешавшимися войсками: длинноствольными пушками корпусного артполка; тяжко нагруженными возами, в которых запряжены мохноногие лошаденки гужевого обоза; подбитыми, с рваными черными пробоинами в бортах и башнях танками, которых гусеничные тракторы волокут, как и нас, на армейский СПАМ ... В этой чудовищной каше завязли белые, покрытые пятнистой бесформенной маскировкой фургоны с красными крестами и обыкновеннейший рейсовый ленинградский автобус, в котором приехали на фронт с концертом молодые актеры Финского театра и участники самодеятельного ансамбля кантелистов.
  - Черт возьми!- возмущается Лацис.- Опять то же самое! Вот только начало было налаживаться какое-то подобие армейского порядка, как опять снова здорово! Извольте видеть, прибыла новая дивизия (90-ая стрелковая. Прим. Переводчика). И вот вместо Муолаанлампи (Лесное болото. Прим. Переводчика) умники из штакора (штаб корпуса. Прим. Переводчика) направили её в Муолаанярви (Лесное озеро. Прим. Переводчика)... Да какая им, штабным, в задницу, разница: мальчик или девочка? Тем более под снегом особо и не отличишь, озеро там или болото...Сначала дивизия упорно пробиралась на восток, а теперь развернулась и так же упорно пробирается на запад. Так что курим пока...
  - Я не курю,- простуженно прохрипел я.
  - Да я тоже, в принципе... Тогда хоть погреемся.
  - К машине!- скомандовал я, и бойцы стали, разминая затекшие ноги, спускаться на грешную землю.
  На обочине дороги, под высокой, корабельной сосной, чуть подсвечивая её уходящий к шумящей где-то в черной высоте кроне могучий ствол, жарко горел маленький костерок.
  Вокруг него теснились пожилые обозники, протягивая к нежно-прозрачным лепесткам огня свои мужицкие руки... Тихий, неспешный разговор...
  - Кой черт, братцы, нам тая война? Сталин с Маннергеймом поссорились? - так пусть оне возьмут каждый в руки по здоровому дрыну, выйдут на межу, да и пусть себе пиздятся в своё полное удовольствие, а уж мы их подбодрим, да дружно похлопаем...
  - Во-о-от...говорил нам ране политрук, мол, нам чужой землицы ни пяди не нужно! А тут, почал, поди- тка поминать: да исконно русские земли, да Петр Первый, да Екатерина ВторА... Вспомнила бабка, как девкой была! Мне лично двух аршин земли на нашем Княж-погосте, Хосподи Прости, будя в мой неведом час вполне достаточно...
  - А то еще замполит баял: финн-де такой же простой рабочий да хрестьянин, он-де в совецкаго рабочего да хрестьянина стрелять никак не будет, а сразу штык в землю и революция! Ага, ага... славны те бубны за горами... Еще как и стреляют-то метко. Суки...
  - Да вот еще чего... Слыхали, у финнов ново правительство образовалось, демократическо? И уж, бают, наши-то и договор с нимя подписали...
  - И чаво?
  - Да ничаво! Наша Карелия, согласно договору с тем правительством Финляндии, должна отойти к финнам. Финляндия страна буржуазна, власть и порядок там тоже буржуазны, то есть колхозов и советов у нас Сегозере боле не будет, а потому я на той территории, которая отходит к Финляндии, оставаться боле не желаю, ведь там опять будет та же стара буржуазна давиловка рабочих и крестьян! Так што, я в Гражданску, выходит, и воевал-то понапрасну?
  - Это ты верно, парнишша, баешь. Почему нас не спросили, когда решали отдать Финляндии землицу, на которой и мы живем, и наши деды-прадеды проживали? Ведь это должен решать сам народ, всем миром! Я бы вот высказал несогласие передать Финляндии землю, принадлежащую Советскому Союзу! Хер финнам в зубы, а не мой Цып-Наволок.
  - Чего ворчите, мужички?- насмешливо спросил обозников неслышно подобравшийся чекист.- Ай воевать не хотите?
  - Не хотим. - Солидно, решительно и твердо ответил седой, кряжестый мужик, истово двуперстно перекрестившись. - Вот те Крест Честной, не хотим. Но надо!
   ... Когда мы, прихватив из костра головню, принялись разжигать в стороне свой костерок, чтобы не смущать более затихших карельских колхозников, по недоразумению одетых в шинели, я осторожно спросил Лациса:
  - Думаю, что у их особиста скоро работы прибавится?
  - Ох, Валерий Иванович, дорогой ты мой... Делать сейчас особистам больше нечего, как болтунам языки урезать. Во-первых, на каждый роток не накинешь платок! А во-вторых, в чем-то они и правы... Партполитработа у нас в войсках ни к черту, сплошной формализм. Бывает, возьмет политрук газету "Правда" и передовицу зачитывает. Как в Гражданскую, скажи, а? И это на двадцать третьем году Советской власти! Чай, ликбез уж давно провели, чтобы громкие читки устраивать... А работа у особистов сейчас есть, да еще какая. Вот, я в Питер когда мотался, знакомого встретил, помните, он мне еще письмо красноармейцев читать давал? Так вот, как-то рано поутру пару дней тому назад пограничники заметили свежую лыжню, убегавшую в сторону Финляндии. Пустились в погоню и настигли средних лет финна. Весь распаренный, он, шатаясь, шел на запад. Молчал долго, но у нас и не такие кремни раскалывались! Выяснили: лыжник идет из Кандалакши в Финляндию, за ночь преодолел аж сто километров. "Неужто за ночь?" - не поверили особисты. "Да, - отвечал финн, - меня ведет великий неустрашимый дух Сису!" Вот это, точно враг...
  - Насчет замполитов я с Вами. Арвид Янович, согласен... Говорить складно они не всегда мастаки, верно. Зато пример, как за Родину геройски погибнуть, всегда готовы подать...
  - Нахрен надо гибнуть!- проворчал Лацис.- Как я слышу про героизм, так сразу понимаю: кто-то что-то упустил. На хорошей войне героизму вообще не место! Героизм, это когда надо дырку затыкать, а какая-то штабная сволочь батарею снарядами не обеспечила... За Родину умереть - дело святое. Но пусть уж лучше финны за свою родину умирают. А мы еще поживем... Вот, Вам еще ребеночка поднимать надо! Да еще и ...это...
  Помолчав минутно, Лацис вдруг выпалил:
  - А давайте, мы с Вами наших в медсанбате проведаем, как там они? Тут напрямую, через лес, восемь километров! Пробка эта, я так думаю, до утра. Да нам и спешить пока нечего. Потому как - ну, притащим пушку на СПАМ, и что? Да там сейчас и без нас забот полон рот...Поставят в уголок, скажут - ждите! Пока еще с Кировского рембригада приедет! Все одно день-другой проканителимся... Так что, может, сбегаем? Тем более, что Ваша девушка там так и застряла...
  - Как застряла? Какая девушка?- оторопел я.
  - Да Наташа ваша... Слушайте, упорная такая, мне аж страшно. Её три раза в Ленинград выгнать хотели, вотще. Помогает медсестрам, раненным стихи читает...
  - Какие стихи?- тупо спросил я.
  - Светловскую "Гренаду".- пояснил Лацис.
  "Вот ведь паршивка!" - подумал я и твердо себе пообещал: - "Увижу, задницу ей, дурр-ре белобрысой, надеру!"
  Наташу я, к несчастью, увидел... Но обещание свое не сдержал.
  
  
  26.
  
  ... - Свейки4, Валерий свет Иванович! Что, опять? - чуть полуобернувшись и опершись на лыжную палку, иронически поприветствовал меня свежий как утренний розанчик товарищ Лацис.
  Я выплюнул изо рта набившийся туда снег и мрачно прохрипел :
  - Ну, опять...
  Потом приподнялся на колени и снял с ноги свою левую лыжу. Лыжа правая снялась с валенка сама и уехала, мерзавка такая, вперед.
  Ну как объяснить деревенскому человеку, родившемуся в дремучих чащобах Рундале (чащобах, само собой, исключительно с точки зрения цивилизованного европейского человека! По сравнению с нашей тайгой... И вообще, супротив нашего Енисея их Балтика просто лужа!), вставшего на лыжи еще до того, как научился толком ходить и бегавшего в школу за тридцать верст, да все по лесу, что я лично предпочитал вместо того, чтобы вместе с однокурсниками торить лыжню на Черной речке, лучше посидеть в уютной библиотеке! А в юнкерском у нас физкультуры особенно и не было: война-с, не до того...
  Сказать стыдно, но я и на велосипеде ездить не умею... Вот такой я пельмень. Хоть и бывший сибирский.
  Лыжи, две пары, привез из Питера неутомимый Лацис, чудом выхватив их в самый последний момент с лыжной спортбазы Кировского завода. А вот пьексы достать уже не смог, просто не хватило! Все лыжи с принадлежностями отобрал у профсоюзников райком партии, для формирующегося из добровольцев лыжного батальона.
  А на интендантских складах нашего северного Ленинградского Военного Округа, где зима с ноября по март, лыж просто не было. И ходить на них, кроме спортсменов СКА, почти никто толком и не умел... А как же картина Грекова "Ворошилов и Буденный на лыжной прогулке"? Предполагаю, что Климент Ефоремович позировал виднейшему военному художнику Страны Советов прямо в студии...
  И вот вам результат: я уже мокрый от пота, хоть выжимай, а Лацис даже и не запыхался.
  - Вы как там, часом не ушиблись? - заботливо спросил меня чекист.
  - Ерунда-с! В медсанбат же идем...,- пошутил я, потирая правое, довольно сильно убитое колено. Черт, синяк, наверное, будет.
  - Ну да, ну да. Там уж найдется, кому Вам первую помощь оказать!- совершенно по фарисейски в ответ закивал Арвид Янович. Скотина такая. Я ему про надпись на стволе еще припомню!!
  Пошли дальше... Вокруг нас плавно и нудно, до сонной одури, крутился густой смешанный лес. Казалось, что мы не едем, а стоим на месте, а вокруг нас бесконечной лентой, как в бабушкином "волшебном фонаре", медленно плывут то низкие и густые хвойные лапы, то белоснежные, будто светящиеся изнутри призрачным молочным светом стволы карельских красавиц берез...И все это покрывал белейший снег, снег, снег...
  Впрочем, пейзаж я особо не рассматривал. В лыжне бы удержаться, которую заботливо прокладывал для меня чекист.
  Господи, ну скорей бы уж... Лучше бы мы поехали на тракторе! Да все Лацис, куркуль латышский, воспротивился: топлива ему, видите ли, на себя тратить было жалко! Впрочем, ему самому такая прогулка, как видно, не в тягость а в радость...
  Задумавшись, я просто почти уткнулся носом в широкую спину Лациса. Тот стоял, опершись на лыжные палки, недвижно ... и, как мне вдруг на миг показалось, хищно, как волк, нюхал воздух.
  - Что это Вы...
  - Т-ш-ш...,- он поднял вверх палец в трехпалой перчатке. - Тихо. Вы что -нибудь слышите?
  Я старательно прислушался... Шумел ветер в верхушках сосен... чуть скрипнул березовый ствол... снег, чуть шурша, просыпался с еловой ветки...
  - Ничего не слышу!- шепотом ответил я.
  - Вот и я ничего. А это неправильно! Ведь мы в полусотне метрах от медсанбата! Там должны быть слышны голоса... звук топора - ведь колет же там кто-то дрова, да? Да их собачка ни разу даже не тявкнула!
  - Откуда там собачка?- поразился я.
  - Да есть там такая, беленькая дворняжка. Прибежала со сгоревшего, верней, сожженного финнами хутора. Хвостик крючком, сама брехливая... а сейчас вот, как убитая, молчит. Странно?
  - Может быть, спит?
  - Может быть. Валерий Иванович, а достаньте-ка Вы оружие.
   Я вытащил из кобуры старенький, потертый наган, выпущенный Императорским Тульским Оружейным Заводом в те приснопамятные времена, когда я еще Карла Маркса под партой на уроке латыни читывал (Почему не маузер? Зачем он мне? И стрелять-то ведь я толком не умею. Из такого несерьезного оружия, я имею в виду. Мои интересы начинаются с четырех дюймов...) и засунул его за пазуху.
  Лацис быстро и бесшумно проверил сначала один пистолет, затем второй - сунув их себе куда-то в подмышки, скинул с плеча длинную СВТ (Самозарядная винтовка Токарева обр. 1938 года, находится в массовом выпуске с июля 1939. Очень дорогое и крайне эффективное семи-автоматическое оружие, не лишенное, впрочем, некоторых весьма существенных недостатков. Прим. Переводчика) (Зеленый до оскомины виноград, да, Юсси? Прим. Редактора), перевесив её по-охотничьему.
  - Ну, пошли...Чего уж тут без толку стоять... Как мой батя покойный в таких случаях говорил: Strādā smagi - viegli mirsi!
  - А как это будет по-нашему?
  - А по -вашему это будет :чем тяжелее работаешь, тем легче помрешь. Чуть отстаньте от меня, хорошо? Только уж больше не падайте. Очень Вы это шумно делаете...
  С этими словами Лацис абсолютно бесшумно, как лесной дух, прямо-таки просочился среди густых елок... Я сторожко поспевал за ним.
  Как оказалось, Лацис дул на воду, параноик... В медсанбате приветливо горел свет аккомуляторных лампочек, дымились трубы печек в больших брезентовых палатках, и все было мирно и тихо... Вот и собачка. Висит, наколотая животом, на сломанной березовой ветке...
  Отшвырнув лыжи, я бросился бежать. И как последний безумец, кидался из одной палатки залитой кровью до белого сатинового потолка, в другую. Такую же...
  Когда Лацис, обежавший вокруг мертвого лагеря, нашел меня, я сидел возле Наташи и, ласково поглаживая её голову одной ладонью, мерно грыз вторую. Чтобы не кричать.
  Арвид быстро огляделся, поднял что-то с брезентового пола... красное, упругое...
  - Матку вырвали и грызли.- пояснил мне он.
  - Зачем?- мертво спросил я.
  - Финны. - пожал плечами чекист. (Грязная пропаганда? Прим. Редактора) (Мы не можем отвечать за отдельные, достойные сожаления эксцессы. Причем допущенные не героической Suomen armeija , а грязными мясниками из SS. Прим. Переводчика)
  ... Арвид собирался не то что неторопливо, но и даже медленно, как-то очень по- латышски, основательно.
  - Значит, дневник и документы Вы, Валерий Иванович, отвезете на Литейный.
  - Арвид, может я с тобой? - с безнадежной тоской спросил я.
  - Куда Вам, голубчик! Вы для него словно будете гиря на ногах, уж не обижайтесь за прямоту! - возразил мне подполковник Вершинин.
  - Абсолютно верно..., хором заметили оба Сани, который инженер и который сапер.
  - А ты вот лучше нашу пушку почини!- резонно заметил мне странно помолодевший Петрович.
  - Ну, я пошел. Не скучайте, дай Бог, вернусь...,- сказал Лацис. Но Бог не дал.
  (Через месяц патруль егерей обнаружил старое охотничье зимовье. В нем вповалку лежали четырнадцать заледеневших трупов в изорванной штатской одежде финского покроя и один труп в русской военной форме. Кто был этот человек, мы тогда не знали. Прим. Переводчика) Тут заканчивается история Отдельной экспериментальной батареи и начинается сага о "Aavetykki", она же: Пушка-призрак, Карельский Скульптор и Красный Лесоруб.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"