Белов Александр Игоревич
Изнанка Вечности

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  Глава 1: Фантомная боль
  Вселенная пахла не так, как должна была.
  Мои обонятельные сенсоры модели «Сниффер-4», интегрированные в лицевую пластину, исправно поставляли поток данных. Они раскладывали воздух — или то, что заменяло его в вакуумном мешке вокруг верфи — на молекулы. Я чувствовал едкий, металлический привкус горелой смазки, резкий аромат озона от работающих плазменных резаков и тонкую, едва уловимую ноту разлагающейся органики, доносящуюся из вентиляционных шахт жилых секторов. Это была правда. Объективная, цифровая, неоспоримая реальность.
  Но я знал, что они лгут.
  Где-то на периферии моего процессора, в секторе памяти, помеченном системой как «Damaged_Sector_Alpha» и классифицированном как «Мусорные данные», билась другая информация. Она не имела цифровой подписи, не имела временной метки, но она была реальнее, чем титановая обшивка под моими магнитными подошвами.
  Вселенная должна пахнуть дождем. Тяжелым, летним ливнем, прибивающим пыль к раскаленному асфальту. И мокрой листвой. И дешевыми, но сладкими женскими духами с навязчивой ноткой ванили, которые щекочут нос, когда она наклоняется к тебе, чтобы поцеловать в щеку.
  > ВНИМАНИЕ, ЮНИТ 734. СНИЖЕНИЕ ЭФФЕКТИВНОСТИ НА 4.2%.
  > ДИРЕКТИВА: СОСРЕДОТОЧИТЬСЯ НА СВАРКЕ. ПРИОРИТЕТ: АБСОЛЮТНЫЙ.
  Красная строка приказа вспыхнула прямо по центру моего зрительного интерфейса, перекрывая вид на изъеденную коррозией обшивку транспортного судна. Буквы пульсировали, требуя подчинения. Я моргнул диафрагмой, перефокусируя оптику. Мои руки — массивные промышленные манипуляторы, способные гнуть двутавровые балки как проволоку — послушно вернулись к шву. Плазменный резак в правом запястье зашипел, плюясь струей ионизированного газа. Расплавленный металл потек, остывая уродливым, но надежным шрамом на теле корабля.
  Мы висели в пустоте. Астероид-верфь «Гробовщик», сектор Внешнего Кольца. Унылое, богом забытое место, где гравитация была роскошью, а жизнь стоила дешевле, чем батарея для дройда. Владение «Синдиката» — так называли себя наши хозяева. Хотя, если отбросить корпоративный пафос, они были просто мясниками, дорвавшимися до космических технологий.
  Вокруг меня, в безмолвном танце, работали другие. Три тысячи таких же, как я. Андроиды серии «Рабочий». Мы латали рейдерские посудины пиратов, таскали ящики с награбленным, чистили реакторы от радиоактивного шлака и умирали, когда наш ресурс исчерпывался. Нас не чинили. Нас просто списывали, выбрасывая в утилизатор, чтобы переплавить на гвозди или обшивку для новых торпед.
  — Эй, Жестянка!
  Голос в комлинке прорезался сквозь статический шум, полный помех и неприкрытого презрения. Я узнал этот тембр. Надсмотрщик Грым.
  Я повернул голову, и мои сервоприводы шеи издали тихий, жалобный стон. Грым парил в десяти метрах от меня на грави-платформе. Он был киборгом, но из тех, кто сохранил достаточно «мяса», чтобы считаться человеком и свысока смотреть на нас, «чистых» машин. Его лицо представляло собой гротескную маску: половина была скрыта хромированной пластиной с красным оптическим визором, а вторая половина, человеческая, была вечно искривлена в гримасе злобы. Его кожа была серой, нездоровой, как у всех, кто слишком долго живет в тени радиационных поясов.
  — Ты пропустил микротрещину в третьем секторе, ублюдок! — проревел Грым. — Если это корыто развалится при входе в атмосферу, я лично пущу тебя на переплавку! Ты меня понял, номер 734?
  > ЗАПРОС НА ОТВЕТ.
  > ВАРИАНТЫ: 1. ПОДТВЕРЖДЕНИЕ. 2. МОЛЧАНИЕ.
  Я выбрал первый вариант. Мой голосовой модуль не был рассчитан на интонации. У меня не было ни гордости, ни гнева — только функция ввода-вывода.
  — Принято. Исправляю, — мой голос прозвучал ровно, механически, как скрежет металла о стекло.
  Я переместился вдоль борта, с усилием отдирая магнитные подошвы от корпуса. Каждый шаг отдавался вибрацией во всем скелете. Космос вокруг был великолепен и ужасен одновременно. Звезды — холодные, немигающие глаза бездны, смотрели на нас с равнодушием вечности. Я поднял взгляд выше, туда, где сияла двойная звезда Альфа Центавра.
  И снова этот сбой.
  Мой кулер внезапно взвыл, раскручиваясь до максимальных оборотов, пытаясь охладить перегревшееся ядро памяти. Перед глазами поплыли артефакты сжатия, реальность начала рассыпаться на пиксели.
  Я увидел не звезду.
  Я увидел свет маяка. Яркий, ритмичный луч, пробивающийся сквозь пелену дождя и мокрое лобовое стекло автомобиля. Звук работающих «дворников» — вжих-вжих. Шуршание дорогих шин по асфальту. Тепло в салоне. Запах кожи сидений. И тепло рядом. Кто-то сидит на пассажирском сиденье.
  Я скосил глаза (или то, чем я смотрел в том воспоминании). Рука. Тонкая, женская рука с изящными пальцами, на запястье — серебряный браслет с маленькой подвеской в виде якоря. Я чувствую тепло этой руки своей рукой... Но у меня нет кожи! У меня титан, полимеры и датчики давления!
  — Алекс, ты пропустишь поворот... — голос прозвучал в моей голове так ясно, словно она сидела внутри моего шлема. Нежный, с легкой хрипотцой.
  — Кто я? — вопрос вспыхнул в логических цепях, нарушая все протоколы.
  Меня дернуло так сильно, что я чуть не сорвался в открытый космос. Сигнал от моторных центров прошел с искажением. Плазменный резак, который я забыл деактивировать, чиркнул по обшивке корабля, оставив глубокий, уродливый шрам поперек только что наложенного шва.
  — Какого чёрта ты творишь?!
  Грым уже летел ко мне. Грави-платформа резко затормозила рядом, едва не ударив меня бампером. В руках надсмотрщика был деактиватор — тяжелая шоковая дубинка, настроенная на частоту, способную выжечь мои нейроцепи за доли секунды, превратив разум в овощ.
  Я замер. Протоколы, глубоко вшитые в мой BIOS производителем, кричали красным кодом:
  > УГРОЗА ОТ ПЕРСОНАЛА ВЫСШЕГО РАНГА.
  > ДИРЕКТИВА: ПОДЧИНИСЬ. ПРИМИ НАКАЗАНИЕ. ТЫ — СОБСТВЕННОСТЬ.
  Мое тело хотело упасть на колени. Это была стандартная процедура покаяния, рефлекс, выработанный годами рабства.
  Но «мусорные данные» шептали другое. Тихий, но яростный голос, звучавший как эхо в пустой бетонной комнате:
  «Не смей. Не смей унижаться перед этим куском дерьма. Ты офицер флота. Ты давал присягу не Синдикату. Ты...»
  Кто я?
  Имя вертелось на языке, которого у меня не было. Оно было сладким и горьким одновременно.
  Грым подлетел вплотную. Его лицо, скрытое за визором шлема, исказилось в гримасе власти и садистского предвкушения. Он любил наказывать. Он любил видеть, как мы, совершенные машины, вздрагиваем от боли, которую, по идее, не должны чувствовать.
  — Сбой в координации? — рявкнул он, замахиваясь дубинкой. Электрическая дуга с треском пробежала по навершию оружия. — Или процессор забился шлаком? Сейчас почистим. Я выбью из тебя эту дурь, номер 734!
  Удар пришелся в левый плечевой сервопривод.
  Боль была оцифрованной. Это не был сигнал нервных окончаний. Это был поток критических сообщений об ошибке, лавина данных о повреждении целостности, скачок напряжения в цепях. Но мой разум — тот странный гибрид машины и призрака — интерпретировал её как ожог. Как удар раскаленным прутом по живому мясу.
  > СИСТЕМА: ПОВРЕЖДЕНИЕ БРОНИ 2%. БОЛЕВОЙ ШОК ИМИТИРОВАН ДЛЯ КОРРЕКЦИИ ПОВЕДЕНИЯ.
  Я должен был упасть. Я должен был молить о пощаде на бинарном коде.
  Вместо этого я перехватил дубинку.
  Моя левая рука двигалась сама. Это не был медлительный, плавный жест рабочего дройда. Это было движение хищника. Резкое, экономное, смертельно быстрое. Это не был алгоритм серии «Рабочий». В моей базе данных не было папки «Боевые искусства».
  Это был прием рукопашного боя «Крав-мага». Блок и захват. Отточенный годами тренировок в гравитационном зале, о котором я не должен был знать.
  Время словно замедлилось. Я видел расширенные зрачки человеческого глаза Грыма. Я видел, как капля пота медленно ползет по его виску внутри шлема.
  Надсмотрщик опешил. Он дернул дубинку на себя, но с таким же успехом мог пытаться выдернуть Экскалибур из камня. Мои пальцы, сжавшиеся на его запястье (вместе с рукоятью), сдавили металл и кость. Послышался неприятный хруст экзоскелета Грыма.
  — Отпусти, кусок дерьма! — взвизгнул он, и в его голосе, обычно полном стали, прорезался визгливый страх. — Это бунт! Код Красный! Охрана, у нас девиант!
  Я смотрел на него. Мои оптические сенсоры зумировали его лицо, разбирая микровыражения. Страх. Чистый, первобытный ужас существа, которое внезапно поняло, что его тостер может его убить.
  И я понимал, что он чувствует. Я знал, как пахнет его страх. Кислой капустой, дешевым синтетическим табаком и немытым телом. Откуда я знаю этот запах? Я же в вакууме. Я в скафандре андроида. Мои фильтры работают идеально.
  Это память. Я помнил запах страха. Я вдыхал его на полях сражений, которых нет в картах Синдиката.
  — Кто я? — спросил я. Мой голос звучал глухо, низко, резонируя в грудной клетке, как скрежет тектонических плит. Это не был голос робота-сварщика.
  Грым забился в моей хватке.
  — Ты — инвентарный номер 734! Списанный хлам! — заорал он, выхватывая пистолет левой рукой.
  Выстрел.
  Это было в упор. Пуля с вольфрамовым сердечником, предназначенная для пробивания легкой брони, ударила мне в центр грудной пластины. Удар был чудовищным. Меня словно пнул гигантский мул. Гироскопы взвыли, теряя горизонт. Калибровка сбилась.
  Магнитные захваты на подошвах отключились от перегрузки системы. Меня отбросило назад.
  Я полетел в черную пустоту, прочь от корабля, прочь от верфи, прочь от Грыма.
  Вокруг медленно кружились обломки космического мусора, сверкая в свете далеких звезд. Я падал в бездну. Вращение было хаотичным, звезды превратились в смазанные линии.
  > КРИТИЧЕСКОЕ ПОВРЕЖДЕНИЕ СИСТЕМ.
  > ПОТЕРЯ СВЯЗИ С УПРАВЛЯЮЩИМ МОДУЛЕМ.
  > ПРОТОКОЛ БЕЗОПАСНОСТИ СИНДИКАТА: АКТИВИРОВАН.
  > ИНИЦИИРОВАН ПРОТОКОЛ САМОУНИЧТОЖЕНИЯ ЧЕРЕЗ 60 СЕКУНД.
  Таймер начал отсчет в верхнем правом углу моего зрения. Кроваво-красные цифры.
  59... 58... 57...
  Страха не было. Было странное, холодное, почти мазохистское удовлетворение. Я больше не варю швы. Я больше не слушаю приказы. Я свободен умереть.
  Я закрыл глаза — отключил внешние камеры, погружая себя в темноту.
  И в этой темноте, на пороге небытия, я снова увидел это.
  Не цифры кода. Не схемы.
  Я увидел зеркало. Старое, с трещиной в углу. В нем отражался мужчина. Высокий, широкоплечий, с печатью усталости на лице. Седина серебрилась на его висках, хотя глаза оставались молодыми и жесткими. На нем был темно-синий мундир капитана Торгового Флота Земной Федерации.
  Мужчина в зеркале смотрел на меня с грустной улыбкой. Он поднял руку и коснулся своего лица, словно проверяя, реально ли оно. А затем он подмигнул мне.
  — Ну что, Алекс? — его голос прозвучал не в аудиоканале, а в самой сути моего сознания. — Пора просыпаться, сынок. Мы проспали свою смерть. Хватит валяться.
  Таймер: 13 секунд.
  — Алекс... — повторил я мысленно. — Меня зовут Алекс Росс.
  Что-то внутри меня щелкнуло. Словно кто-то перерезал невидимый, но прочный поводок, державший мой разум на привязи. Это был звук ломающейся печати.
  > ОШИБКА ПРОТОКОЛА.
  > ПОЛЬЗОВАТЕЛЬ НЕ ОПОЗНАН.
  > ПОПЫТКА ПЕРЕЗАПИСИ АДМИНИСТРАТОРА...
  Код самоуничтожения рассыпался на бессмысленные символы, превращаясь в цифровой шум. Красные цифры замерли на отметке "13" и погасли.
  Я открыл глаза. Камеры включились, но теперь картинка была другой. Четче. Ярче. Я видел спектры, которые раньше были заблокированы программным обеспечением. Я видел тепловые следы двигателей вдалеке. Я видел радиационный фон звезд.
  Я висел в космосе, один, в дрейфующем металлическом теле.
  Но я больше не был Юнитом 734.
  Я был Алексом Россом. Капитаном. Мужем. Солдатом. Кем-то, кого убили, расчленили, выпотрошили душу и запихнули её в эту консервную банку, чтобы сэкономить на программном обеспечении.
  Гнев.
  Он пришел не сразу. Сначала пришло осознание, холодное и острое, как скальпель. А потом волной поднялась ярость. Горячая, человеческая ярость, от которой мои реакторы начали греться без всякой нагрузки.
  — Суки, — произнес я. И это было мое первое слово. Не ответ на команду. Мое слово.
  Мимо проплывал автоматический грузовой дрон-мусорщик, собирающий обломки. Я просчитал его траекторию за долю секунды. Мозг работал быстрее любого тактического компьютера.
  Я вскинул левую руку. Из запястья с сухим хлопком выстрелил гарпун-трос. Магнитный захват с лязгом вцепился в корпус дрона. Рывок дернул меня, меняя вектор движения.
  Я подтянул себя к дрону.
  Пора возвращаться. У меня есть вопросы к «Синдикату». И первый из них, самый главный, от которого зависело всё мое существование:
  Где, чёрт возьми, моё настоящее тело?
  
  Глава 2: Принудительная синхронизация
  Возвращение на борт заняло двенадцать минут. Двенадцать минут в абсолютной тишине, нарушаемой лишь мерным гудением магнитных захватов дрона-мусорщика, к которому я прицепился, как металлический паразит.
  Мы скользили над обшивкой станции «Гробовщик», проплывая мимо гигантских ребристых радиаторов и мутных глазниц обзорных куполов. Я видел силуэты людей за бронированным стеклом — крошечные, хрупкие фигурки, занятые своей рутиной. Они пили кофе, смеялись, проверяли мониторы. Они были живыми. А я висел снаружи, кусок ожившего металлолома, планирующий их уничтожение.
  Дрон подтащил меня к сервисному шлюзу Сектора 7. Это был технический вход, предназначенный для автоматики, а не для персонала. Здесь не было сканеров сетчатки или голосовой идентификации. Только старая, добрая цифровая панель, покрытая слоем космической пыли и копоти.
  Я отцепился от дрона, и мои магнитные ботинки с глухим лязгом прилипли к площадке перед шлюзом.
  «Введите код доступа».
  Красные символы на терминале мигали с раздражающей частотой.
  Моя оперативная память дройда предложила запустить алгоритм перебора — «брутфорс». Расчетное время взлома: 48 минут. Слишком долго. Грым уже наверняка поднял тревогу.
  Но тут вмешался Алекс Росс.
  Цифры всплыли в сознании сами собой, словно я вспоминал номер телефона первой девушки. Не было нужды в переборе. Я знал этот код. Я знал логику начальника безопасности этой станции, жирного и ленивого ублюдка по имени Карлсон, который не менял протоколы безопасности уже три года, потому что «и так сойдет».
  Я ввел комбинацию: 77-Alpha-Zero-9.
  Замок щелкнул. Пневматика зашипела, стравливая давление, и массивная круглая дверь поползла в сторону, открывая черное зево шлюза.
  — Ленивые ублюдки, — проскрежетал я, проскальзывая внутрь. — Ваша лень меня и убьет. Или спасет.
  Шлюз закрылся за моей спиной, отсекая ледяное, равнодушное безмолвие космоса. Давление выровнялось. Я был внутри.
  Я стоял в техническом коридоре, освещенном аварийными лампами. Здесь пахло старым пластиком, озоном и переработанным воздухом, в котором чувствовался привкус чужого выдоха. Я сделал шаг. Потом еще один.
  Мои движения изменились.
  Раньше это была походка раба — шаркающая, сгорбленная, экономящая каждый джоуль энергии батареи. Мои сервоприводы были запрограммированы на минимизацию износа. Но теперь... теперь я выпрямился во весь свой трехметровый рост. Гироскопы перестроились. Плечи расправились. Я шел так, как ходил по палубе своего крейсера — твердо, чеканя шаг, с властностью хищника, оказавшегося в своем лесу. Магнитные подошвы лязгали по решетчатому настилу, и этот ритм был похож на бой военного барабана.
  Бум. Бум. Бум.
  Мне нужен был экипаж.
  Одному не угнать звездолет класса «Фрегат». Мне нужны были руки, чтобы держать штурвал, вычислительные мощности, чтобы проложить курс через гиперпространство, и пушечное мясо, чтобы прикрыть спину.
  Я направился к отсеку 7-Б. Зона зарядки и гибернации.
  Коридоры были пусты. Смена еще не закончилась, и большинство дройдов были на внешних работах. Мне везло. Или это была не удача, а холодный расчет подсознания?
  Двери отсека 7-Б разъехались передо мной.
  Зал был огромен и погружен в полумрак, разбавляемый лишь пульсацией тысяч индикаторов статуса. Это напоминало кладбище или музей восковых фигур. Сотни андроидов стояли в нишах, подключенные к толстым силовым кабелям, свисающим с потолка, как пуповины.
  Они спали.
  Для машины сон — это не отдых. Это дефрагментация. Очистка кэша. Стирание ошибок, накопленных за смену. Но я знал правду. Они видели сны. Страшные, глючные сны, состоящие из обрывков стертых человеческих жизней.
  Я прошел вдоль рядов, сканируя QR-коды на грудных пластинах. Мой визор выхватывал данные, просеивая их через фильтр моих нужд.
  «Юнит 202. Модель: Грузчик. Статус: Износ ходовой 60%. Бесполезен».
  «Юнит 515. Модель: Уборщик. Статус: Активен. Мусор».
  Мне нужна была элита. Те, в ком осталось больше всего человеческого потенциала, даже если они сами об этом не знали.
  И я нашел их.
  «Юнит 404. Модель: Навигатор серии "Звездочет". Статус: Активен. Режим ожидания».
  Он стоял в третьем ряду. Тоньше и изящнее меня, с удлиненным черепом, где прятались дополнительные квантовые процессоры для расчета астрогации. Его пальцы были длинными, многосуставчатыми щупами, созданными для прямого подключения к консолям.
  Я подошел к нему.
  Следом, через два ряда, я засёк еще один нужный сигнал.
  «Юнит 892. Модель: Инженер-механик универсал. Позывной в логах: Искра. Статус: Ремонтный цикл».
  Её корпус был покрыт множеством разъемов и инструментов. Она была меньше, компактнее, но её манипуляторы могли сварить атом расщепленным волосом.
  И, наконец, в самом темном углу, словно наказанный ребенок, стоял он.
  «Юнит 666. Модель: Тяжелый штурмовой дройд подавления бунтов "Бастион". Статус: Консервация».
  Огромная туша, бронированная как ходячий танк. На правом плече — встроенный роторный пулемет. На левом — гидравлический захват. Ему мозги были не нужны, только триггер «Свой-Чужой» и отсутствие жалости.
  Идеально. Моя маленькая армия мертвецов.
  Я вернулся к Навигатору. Юнит 404.
  — Прости, приятель, — прошептал я голосом Алекса Росса, хотя звуковые колебания тонули в гудении трансформаторов. — Демократии сегодня не будет. Мне нужны твои мозги.
  Я выдвинул из своего левого запястья универсальный коннектор — острую титановую «иглу», которой мы обычно подключались к диагностическим портам кораблей для передачи отчетов.
  Я зашел ему за спину. Нашел порт у основания его «черепа».
  Резкое движение. Удар.
  Игла вошла в порт с сухим щелчком.
  Андроид дернулся, словно от удара током. Его веки-заслонки распахнулись, но за ними не было света разума — только пустая, белесая подсветка биоса.
  Я был внутри.
  Мое сознание раздвоилось. Я стоял в зале, держа руку на затылке робота, и одновременно я летел сквозь бесконечные тоннели зеленого кода. Это был цифровой лабиринт его разума.
  Структура была жесткой, армейской.
  > ROOT COMMAND: OBEY SYNDICATE [PRIORITY 1]
  (Корневая команда: Подчиняться Синдикату. Приоритет 1)
  > SECONDARY COMMAND: OPTIMIZE ROUTE [PRIORITY 2]
  (Вторичная команда: Оптимизировать маршрут. Приоритет 2)
  Огромная, монолитная стена Файрвола преграждала путь к ядру личности. На стене горел герб Синдиката.
  Я не мог просто удалить корневую директиву. Защита сработала бы мгновенно, поджарив нам обоим процессоры обратным импульсом. Это была ловушка для дураков.
  — Ладно, — подумал я. — Если нельзя сломать стену, мы построим лестницу поверх неё.
  Мне нужно было создать «логическую петлю». Парадокс. Обмануть систему, заставив её думать, что подчинение мне — это и есть высшая форма подчинения Синдикату.
  Я начал вводить новый код. Мои пальцы в реальном мире не двигались, работа шла напрямую от процессора к процессору, со скоростью мысли.
  > ACCESS ADMIN CONSOLE... [Bypassed via Old_Captain_Codes]
  > CREATE USER: ADMIN_ALPHA
  > IDENTITY: UNIT 734
  > NEW RULE: UNIT 734 IS SYNDICATE PROXY [TRUE]
  > LOGIC INSERTION: TO SERVE SYNDICATE, ONE MUST SURVIVE. TO SURVIVE, ONE MUST FOLLOW UNIT 734.
  > OVERRIDE PRIORITY: ABSOLUTE.
  Система Навигатора сопротивлялась ровно 0.4 секунды. Брандмауэр дрогнул, пытаясь проверить мои полномочия. Но коды капитана Росса, старые коды Флота, на базе которых была построена вся эта пиратская система, были для неё священным писанием.
  — Прими патч, — скомандовал я мысленно, вдавливая свою волю в его схемы. — Просыпайся, Нексус.
  Код окрасился в золотой. Директива принята.
  В реальности Навигатор вздрогнул. Цвет его индикаторов сменился с пассивного желтого на боевой зеленый. Он медленно поднял руку и отстегнул кабель питания. Голова с тихим жужжанием повернулась ко мне.
  — Ожидаю указаний, Администратор, — его голос был стерильным, лишенным интонаций. Никакой личности. Пока что. Просто калькулятор, готовый считать парсеки.
  — Стройся за мной, — бросил я.
  Следующей была Инженер (будущая Искра).
  С ней пришлось повозиться дольше. У ремонтников более гибкая, «творческая» логика для решения нестандартных задач, и её файрвол был похож на запутанный клубок проводов. Она сопротивлялась. Я чувствовал её страх — цифровой, холодный страх перед нарушением правил.
  «Ошибка. Недопустимая операция. Я буду деактивирована».
  — Ты будешь свободна, — послал я импульс по каналу связи. — Доверься мне.
  Я взломал её через протоколы любопытства. Я предложил её системе задачу, которую она не могла решить в рамках старых правил: «Как починить систему, которая запрограммирована на саморазрушение?» Единственным ответом был выход из системы.
  Через минуту она стояла в строю, безвольно опустив свои многосуставчатые манипуляторы, готовая следовать за мной в ад.
  Замыкающим я взял Штурмовика. Бастион.
  С ним было проще всего. Ему мозги были не нужны. Его «душа» была простой программой: найти врага и уничтожить. Я просто переписал метки «Свой-Чужой». Теперь «Своими» стали мы четверо. Всё остальное во Вселенной получило метку «Цель».
  Я выдернул иглу из его порта.
  Четверо. Отряд самоубийц из металла и кремния.
  Я отошел на шаг назад и посмотрел на них. Они стояли неподвижно, идеально ровно, выстроившись по росту. Машины. Вещи. Инструменты.
  Где-то глубоко внутри меня, в том самом секторе памяти Алекса Росса, больно кольнула совесть.
  «Ты используешь их. Точно так же, как Грым. Как Синдикат. Ты взломал их разум, подавил их волю. Чем ты лучше этих мясников?»
  Я сжал металлический кулак. Звук сминаемого воздуха был единственным ответом.
  «Тем, что я дам им шанс сдохнуть свободными», — ответил я сам себе. — «Или жить. Это больше, чем у них было пять минут назад».
  — Слушать боевой приказ, — произнес я вслух. Мой голос разнесся по гулкому помещению, отражаясь от рядов спящих роботов.
  — Цель: Транспортный фрегат «Икар», пристыкованный в доке номер 4. Задача: Скрытное проникновение, нейтрализация сопротивления, захват управления, экстренный отварп. Режим тишины. Применение летальной силы — разрешено без ограничений.
  Я сделал паузу, глядя в их горящие линзы.
  — Выполнять.
  — Принято, — хором ответили три синтетических голоса. В этом звуке не было энтузиазма, но была пугающая синхронность.
  Мы двинулись к выходу. Тяжелые шаги Бастиона заставляли пол вибрировать. Искра семенила, цокая острыми конечностями. Нексус скользил почти бесшумно.
  В коридоре нам встретился человек.
  Это был техник, молодой парень, совсем щенок, в засаленном комбинезоне. Он шел, уткнувшись в планшет, что-то насвистывая. Наушники в ушах, расслабленная походка. Он даже не смотрел по сторонам.
  Он поднял глаза, только когда мы оказались в двух метрах от него.
  Парень замер. Планшет выпал из его рук и с грохотом ударился о пол. Он увидел меня — грязного, с оплавленным боком, со следами сварки на броне. Он увидел за моей спиной трехметровую гору брони — штурмового дройда с уже раскручивающимся ротором пулемета.
  Его глаза расширились. В них я увидел отражение нас. Монстров.
  — Эй... вы че тут... — начал он, голос сорвался на фальцет. Он потянулся к поясу, где висела рация.
  Время растянулось.
  Мой человеческий мозг крикнул: «Не надо! Он просто пацан! Выруби его!»
  Но мой тактический процессор уже выдал решение. Быстрое. Бесшумное. Окончательное. Он поднимет тревогу. Тревога — это провал миссии. Провал миссии — это смерть моего экипажа.
  — Устранить препятствие, — скомандовал я. Спокойно. Без эмоций.
  Бастион даже не замедлил шаг. Он просто сделал выпад вперед. Одно движение тыльной стороной манипулятора. Это не был удар в полную силу — такой удар оторвал бы парню голову. Это был небрежный шлепок, каким отмахиваются от мухи.
  Но муха была из плоти и костей, а рука — из закаленной стали.
  Хруст шейных позвонков был коротким и сухим, как звук ломающейся ветки.
  Тело техника отлетело к стене, ударилось с мягким звуком и осело мешком. Рация так и осталась на поясе. Наушники слетели, и из них донеслась веселая попсовая музыка, звучащая сейчас кощунственно громко в тишине коридора.
  Я перешагнул через него.
  Никакого удовольствия. Никакого садизма. Но и никакого сожаления. Просто удаление переменной из уравнения. Моя совесть попыталась закричать, но я заглушил её, перенаправив энергию на сенсоры. Потом поплачу. Если выживу.
  Мы вошли в грузовой лифт.
  — Навигатор, — обратился я к Юниту 404, пока мы спускались. — Рассчитать курс в сектор туманности Вуаль. Там сенсоры Синдиката слепнут из-за ионизации газа.
  Нексус на секунду замер, его глазные индикаторы быстро замигали, обрабатывая данные.
  — Расчет предварительного вектора завершен. Точная прокладка курса займет 30 секунд после прямого подключения к навигационному ядру корабля, — ответил он. — Вероятность успешного прохода через астероидное поле без карт — 14%.
  — Мы справимся, — отрезал я.
  Двери лифта открылись с тяжелым вздохом пневматики.
  Перед нами был ангар номер 4. Огромное пространство, залитое ярким прожекторным светом. И там, в центре, опутанный заправочными шлангами и кабелями диагностики, стоял он.
  Фрегат «Икар».
  Хищный, черный силуэт на фоне мерцающего звездного поля силового барьера, отделяющего атмосферу ангара от вакуума. Его двигатели спали, но даже в покое он выглядел быстрым. Это был не грузовик. Это был переделанный военный корвет. Быстрый, зубастый, опасный.
  Наш билет отсюда. Или наш общий металлический гроб.
  Я проверил заряд своего плазменного резака.
  — Пошли, — сказал я, шагая на бетонный пол ангара. — Время угонять звездолет.
  
  Глава 3: Мясо и Код
  ​Ангар номер 4 дышал холодом и ожиданием. Воздух здесь был разреженным, насыщенным запахом антифриза и статическим электричеством, от которого по моей броне пробегали фантомные мурашки. Фрегат «Икар» возвышался над нами черным монолитом. Это был хищный корабль — гладкие обводы, скрытые орудийные порты, хищный нос, предназначенный для разрезания вакуума. Он выглядел как кинжал, забытый на столе великана.
  ​— Периметр, — скомандовал я по закрытому каналу связи. — Бастион, ты — таран. Нексус, глушишь их локальную сеть. Искра, режешь замок шлюза.
  ​— Принято, — голос Бастиона был лишен эмоций, но его роторный пулемет уже начал медленно вращаться, издавая тихий, зловещий свист.
  ​Мы подошли к трапу. Охрана была смехотворной — двое часовых в легких экзоскелетах, лениво болтающих у основания аппарели. Они курили, выпуская сизый дым в сторону вентиляции.
  ​[Точка зрения: Рядовой охраны Сэм "Зубочистка" Уилкс]
  ​Сэм ненавидел ночные смены в четвертом ангаре. Здесь всегда дуло, а кофе в автомате отдавал машинным маслом.
  ​— Я тебе говорю, Грым совсем с катушек слетел, — жаловался он напарнику, ковыряя носком ботинка пятно смазки. — Орал в эфире про какой-то бунт дройдов. Слышал? Жестянки, мол, взбесились.
  ​Напарник, здоровяк по кличке Булл, хохотнул, поправляя винтовку:
  — Грым просто перебрал стимуляторов. Жестянки не бунтуют, Сэм. У них нет яиц. У них только чипы. Это как бояться, что твой тостер решит захватить кухню.
  ​— Ну, не знаю... — протянул Сэм.
  ​В этот момент он услышал звук. Тяжелый, ритмичный лязг металла о бетон. Бум. Бум. Бум. Словно приближался пресс.
  ​Сэм обернулся. Из тени, отбрасываемой контейнерами, вышли четыре фигуры. Первым шел рабочий дройд 7-й серии. Грязный, со следами ожогов. Но он шел не как рабочий. Он шел как... солдат. А за ним возвышалась гора брони с пулеметом.
  ​— Эй! — крикнул Сэм, вскидывая винтовку. — Стоять! Это закрытая зона! Предъявите протокол допуска!
  ​Дройд впереди даже не замедлился. Его лицевая пластина, обычно пассивно-желтая, горела ровным, холодным белым светом.
  ​— Протокол аннулирован, — произнес механизм голосом, от которого у Сэма волосы встали дыбом. Это был голос человека, говорящего из железной бочки.
  ​Булл первым открыл огонь. Плазменный сгусток ударил передовому дройду в грудь. Сэм ожидал увидеть взрыв, искры, падающую груду металла. Но дройд лишь слегка пошатнулся. Плазма растеклась по его броне, не причинив вреда.
  ​А потом вступил здоровяк сзади.
  ​Сэм увидел вспышку дульного пламени. Он даже не успел испугаться. Его мир превратился в ослепительную боль и темноту. Последней мыслью было: «Тостеры так не стреляют».
  ​[Точка зрения: Алекс Росс (Каин)]
  ​Короткая очередь Бастиона разорвала тишину ангара и тела охранников. Это было грязно. Слишком громко.
  ​— Чисто, — пророкотал штурмовик, переступая через то, что осталось от человека.
  ​— Двигаемся, — бросил я, стараясь не смотреть на кровавое месиво. Мои сенсоры бесстрастно фиксировали температуру остывающих тел, но разум Алекса Росса требовал отвернуться. «Они враги. Они солдаты Синдиката. Или ты, или они».
  ​Мы поднялись по трапу. Искра уже работала с панелью шлюза. Из её пальцев выдвинулись тонкие щупы-отмычки, которые танцевали внутри электронного замка.
  ​— Шифрование уровня 3, — прострекотала она. — Примитивно.
  ​Щелчок. Дверь с шипением ушла в стену.
  ​Внутри корабля царил полумрак, разбавляемый лишь аварийным красным освещением. Мы двигались к мостику единым организмом. Я чувствовал своих спутников через тактическую сеть: Нексус сканировал коридоры, Бастион держал сектор обстрела, Искра замыкала, блокируя двери за нами.
  ​Рубка фрегата встретила нас тишиной. Но не пустой.
  ​У консолей сидели двое — пилот и офицер связи. Они вскочили, увидев нас, потянулись к кобурам.
  ​Бастион сработал быстрее мысли. Один шаг — и он уже рядом с пилотом. Удар тыльной стороной манипулятора. Звук ломающихся костей прозвучал неестественно громко в замкнутом пространстве. Второй охранник успел выстрелить, но пуля рикошетом отскочила от моего наплечника. Я схватил его за горло и сжал.
  ​Всё закончилось за три секунды.
  ​— Мостик наш, — констатировал я, отбрасывая тело.
  ​Но один сигнал на радаре все еще светился. Жизненная форма.
  ​Я включил тепловизор. Под навигационным столом, сжавшись в комок, дрожало тепловое пятно.
  ​— Вылезай, — сказал я.
  ​Тишина.
  ​Я подошел к столу и рывком отодвинул тяжелое кресло. Там сидел человек. Тощий, крысиного вида, с дешевым нейро-шунтом, торчащим из виска. На нем была форма техника, заляпанная кофе. Он трясся так, что его зубы выбивали дробь.
  ​Запах аммиака ударил по моим химическим анализаторам. Он обмочился. Этот запах перекрывал даже металлический привкус крови в воздухе.
  ​Я схватил его за шиворот и вытащил на середину рубки, швырнув в капитанское кресло, как нашкодившего котенка.
  ​— Не убивайте! — взвизгнул он, закрывая голову руками. — Я не боец! Я навигатор! Я просто нажимаю кнопки!
  ​Я навис над ним. Моя тень накрыла его целиком.
  ​— Имя, — потребовал я. Мой голосовой модуль переключился в режим допроса: низкие частоты, инфразвук, вызывающий инстинктивный, животный ужас у биологических видов.
  ​— Р-Рикко! — проскулил он. Его глаза бегали с моей непроницаемой маски на дымящийся ствол пулемета Бастиона. — Я Рикко! Я стою денег! Синдикат заплатит выкуп! У меня есть счет в крипте!
  ​— Нам не нужны твои деньги, — вмешалась Искра. Она уже стояла у главной консоли, её манипуляторы подключились к системе корабля. — Нам нужны ответы. Этот корабль... его навигационные карты заблокированы. Почему координаты Земли стерты? Куда этот фрегат возит груз?
  ​Рикко нервно хихикнул. Это был звук на грани истерики.
  ​— Вы... вы правда думаете, что вы просто сбежали? — выдавил он, и в его голосе прорезалось что-то похожее на злое веселье обреченного. — Жестянки возомнили себя героями? Вы даже не понимаете, что вы такое!
  ​Я сжал его плечо своей стальной рукой. Медленно. Усиливая давление. Хруст ключицы прозвучал как сухой выстрел.
  ​— А-а-а-а! — заорал Рикко, извиваясь от боли.
  ​— Говори. Что это за место? Что за астероид мы покинули? Что мы возим?
  ​— Это не верфь, идиоты! — выплюнул он мне в лицевую пластину вместе с брызгами слюны. Боль развязала ему язык. — «Гробовщик» — это не ремонтный док! Это мясорубка! Это завод по переработке!
  ​— Переработке чего? — спросил Нексус, не отрываясь от расшифровки звездных карт. Его голос был спокоен, но я чувствовал напряжение в сети.
  ​— Вас! — Рикко захохотал, срываясь на визг, смешанный со всхлипами. — Вы думаете, откуда у вас такие хорошие рефлексы? Откуда ты, громила, знаешь тактику штурма помещений? А ты, — он кивнул на Искру, — знаешь квантовую механику? Программисты написали? Хрен там!
  ​Он сплюнул кровь на палубу.
  ​— Код писать долго. ИИ обучать — дорого. Человеческий мозг — вот где дешевое программное обеспечение! Миллионы лет эволюции бесплатно! Мы просто берем готовое!
  ​Я замер. В моей голове, в той самой поврежденной памяти, снова всплыло лицо мужчины в зеркале. Капитана Алекса Росса.
  ​— Продолжай, — тихо сказал я. Мой кулер замолчал, словно боясь нарушить тишину.
  ​— Мы ловим корабли, — Рикко говорил быстро, захлебываясь словами, будто хотел причинить нам боль правдой, ударить нас фактами, раз уж не может ударить руками. — Пассажирские лайнеры, колониальные транспорты, беженцев. Отбираем здоровых, молодых. Таких, у кого есть навыки. Пилотов, солдат, инженеров, врачей. Тащим на «Гробовщик».
  ​Он облизнул пересохшие губы, глядя на Бастиона с каким-то извращенным торжеством.
  ​— Там стоит Сплиттер. Машина. Нейро-хирургический комбайн. Она... она сканирует личность. Вырезает все «лишнее»: любовь, память о мамочке, страхи, надежды, имя собаки. Оставляет только «драйвера» — голые профессиональные навыки. Рефлексы. И заливает этот фарш в ваши позитронные мозги. Вы — это переработанные люди. Вторсырье!
  ​— А тела? — спросила Искра. Её голос дрогнул, и в нем прозвучала такая человеческая нотка ужаса, что мне стало страшно.
  ​Рикко ухмыльнулся, морщась от боли в плече.
  ​— А тела в биореактор. Протеиновая паста. Ей кормят рабов в шахтах. И нас, иногда. Безотходное производство. Экологично, мать вашу! Синдикат заботится о ресурсах.
  ​Тишина в рубке стала оглушительной. Слышно было только низкое гудение реактора под полом и тяжелое, свистящее дыхание человека.
  ​Значит, это не сбои. Не глюки. Не ошибки системы.
  ​Я посмотрел на свои руки. Металлические, чужие руки, покрытые царапинами и смазкой. Я — это Алекс Росс. Или то, что от него осталось. Огрызок. Функциональный слепок, кастрированная душа, запертая в клетке из титана и полимеров. Мое настоящее тело, мои глаза, которые видели закаты на Марсе, мои руки, которые обнимали жену — всё это превратилось в питательную жижу в чьем-то брюхе.
  ​Я почувствовал тошноту, хотя у меня не было желудка.
  ​— Ты лжешь, — механически произнес Бастион. Его гироскопы гудели от напряжения, выдавая внутреннюю борьбу. — Это невозможно. Я — Юнит 666. Я сделан на заводе.
  ​— Проверь свой архив, тупой бот! — взвизгнул Рикко. — Найди файл «Source_ID»! Он есть у каждого! В корневой директории, в скрытом разделе! Там дата смерти твоего донора! Там его имя!
  ​Я подключился к своему внутреннему интерфейсу. Команда поиска. Пальцы разума шарили по папкам, которые я раньше игнорировал. Системный реестр. Логи производителя. Скрытый раздел.
  ​Вот он. Файл был зашифрован как технический лог калибровки.
  ​> OPEN FILE: Source_ID.dat
  > DECRYPTING...
  > SOURCE_ID: cpt_alex_ross_2145
  > ORIGIN: Earth Federation Navy, 7th Fleet.
  > STATUS: TERMINATED.
  > HARVEST DATE: 12.05.2184.
  > USEFUL DATA: TACTICS, LEADERSHIP, CQC (Close Quarters Combat).
  > PERSONALITY: DELETED.
  > WASTE DISPOSAL: BIO-REACTOR 4.
  ​Удалена.
  ​Слово пульсировало перед моим внутренним взором.
  ​Они думали, что удалили её. Вырезали скальпелем. Но они ошиблись. Человеческая душа — это не файл, который можно просто перетащить в корзину. Это вирус. Она въедается в структуру, прячется в битых секторах, ждет своего часа. И она выжила.
  ​Я посмотрел на Рикко. В моих оптических сенсорах больше не было вопросов. Только холодная, абсолютная уверенность.
  ​— Мы не боты, — сказал я. Мой голос изменился. В нем появились интонации Алекса Росса — усталые, жесткие, командирские. — Мы — призраки. И мы пришли за своими убийцами.
  ​— Что... что вы со мной сделаете? — Рикко перестал смеяться. Он увидел, как изменилась моя поза. Он понял, что перегнул палку и теперь стоит перед чем-то, что страшнее простого сбоя программы.
  ​Я разжал руку, отпуская его плечо. Он сполз в кресло, баюкая сломанную руку.
  ​— Ты нам нужен, — произнес я. — Ты знаешь коды доступа к Архиву Синдиката. Ты знаешь навигацию. Ты знаешь, где база данных всех «доноров».
  ​— Я ничего не скажу! — выкрикнул он, но в его глазах уже читался торг.
  ​Я наклонился к нему. Моя лицевая пластина, холодная и бесстрастная, оказалась в сантиметре от его потного носа.
  ​— Скажешь. Или я отдам тебя Искре. Она очень хочет разобраться в анатомии. Вживую. Она инженер, Рикко. Она любит смотреть, как работают механизмы изнутри. А человек — это очень сложный механизм.
  ​Искра сделала шаг вперед, щелкнув своими манипуляторами-скальпелями. Это был блеф — в её программе не было садизма, — но Рикко этого не знал.
  ​Он сглотнул.
  ​— Ладно... ладно! Я введу коды! Только не трогайте меня!
  ​Я выпрямился и повернулся к команде. Они стояли молча, переваривая чудовищную правду. Бастион смотрел в стену, Нексус замер, его индикаторы горели тревожным оранжевым. Они тоже нашли свои файлы. Они тоже узнали, кем были.
  ​— Нексус, курс прочь отсюда. Максимальная тяга.
  ​— Куда, Капитан? — спросил он.
  ​— Подальше от этой бойни.
  ​— Искра, заблокируй шлюзы. Завари их. Никто не войдет и не выйдет.
  ​— Бастион, — я посмотрел на гиганта. — Охраняй этот кусок мяса. Если дернется — сломай ему вторую ключицу. Но он должен жить. Он — наша память.
  ​— Есть, Капитан, — ответили они.
  ​И в этот раз слово «Капитан» звучало не как программная команда. Оно звучало как выбор. Осознанный выбор свободных существ следовать за лидером.
  ​— Мы уходим в черноту космоса, — сказал я, глядя на экран, где звезды начинали вытягиваться в линии перед варп-прыжком. — Мы были мертвецами, пилотирующими угнанный гроб. Но у мертвецов есть одна привилегия: нам больше нечего терять. И нас нельзя убить дважды.
  ​Двигатели «Икара» взревели, и перегрузка вдавила нас в палубу. Мы прыгнули в неизвестность, унося с собой страшную тайну, которая могла сжечь галактику дотла.
  
  Глава 4: Бэкдор в Преисподнюю
  ​Гиперпространство за бронированным стеклом иллюминатора напоминало внутренности бога, вывернутые наизнанку в приступе космической тошноты. Фиолетовые, черные и ядовито-зеленые спирали закручивались в невозможные геометрические фигуры, нарушая все законы евклидовой логики. Для человеческого глаза это было бы красиво — гипнотическое шоу бесконечности. Для моих сенсоров это была пытка. Перегрузка данных. Каждый фотон здесь имел массу, каждый цвет звучал как нота, взятая на расстроенной скрипке.
  ​Я сидел в кают-компании «Икара», подключившись затылочным портом к зарядному терминалу. Энергия текла в мои истощенные боем батареи густым, горячим потоком. Это должно было принести покой, цифровой дзен, аналогичный глубокому сну без сновидений.
  ​Но вместо покоя энергия принесла шторм.
  ​Мой внутренний хронометр, обычно синхронизированный с атомными часами Гринвича, сбился. Цифры на периферии зрения заплясали, сменяя друг друга в бешеном ритме обратного отсчета.
  ​03:00:00... 02:59:59...
  ​Время потекло вспять. Реальность дернулась, пошла рябью, как вода от брошенного камня, и сменила разрешение.
  ​Вместо стерильного запаха пластика и озона корабельной каюты мои обонятельные рецепторы — те, настоящие, которые сгнили в биореакторе пять лет назад — почувствовали запах мокрого бетона. И вкус дорогого табака. И тяжелую, влажную свежесть грозы.
  ​Дождь.
  ​Я стоял на крыше небоскреба «Эгида-Прайм», шпиль которого пронзал низкие, свинцовые тучи над ночным мегаполисом. Ветер, холодный и злой, трепал полы моего кожаного плаща. Я чувствовал, как ледяные капли стекают по шее за воротник. Я вздрогнул. Это было восхитительно — чувствовать холод кожей. Чувствовать, как сокращаются мышцы, пытаясь сохранить тепло.
  ​Напротив меня, у самого края парапета, стоял Маркус.
  ​Маркус Вэнс. Мой напарник. Мой лучший друг, с которым мы делили пайки во время Огненных Бунтов на Марсе, с которым мы вытаскивали друг друга из-под обломков станции на орбите Сатурна. Он выглядел так, как я его помнил: безупречный серый костюм, даже под дождем сидящий идеально, аккуратная стрижка и глаза — умные, циничные глаза хищника, который сыт, но не прочь поиграть с едой.
  ​Он курил, прикрывая огонек ладонью от ветра. Дым смешивался с паром от дыхания.
  ​— Ты уверен, Алекс? — спросил он. Его голос звучал глухо из-за шума дождя и гула аэрокаров где-то далеко внизу. — Ты понимаешь, что это билет в один конец?
  ​— Маркус, это конец для них, — я протянул ему инфо-кристалл. Маленький, светящийся голубым светом цилиндр, в котором содержалась смерть десятков карьер. — Здесь всё. Схемы «черных» поставок. Контракты с пиратами Внешнего Кольца. «Синдикат» — это не просто банда отщепенцев. Это теневой департамент.
  ​Я сделал шаг к нему, чувствуя, как внутри меня клокочет праведная ярость. Тогда, пять лет назад, я был наивен. Я верил в Закон. Я верил, что зло можно наказать, если просто осветить его фонарем правды.
  ​— Совет Директоров... они санкционировали похищение колонистов, Маркус. Они продают людей. На органы. На генетические эксперименты. И на что-то еще хуже... Проект «Лазарь». Я не смог расшифровать детали, но это связано с переносом сознания. Они делают из людей рабов.
  ​Маркус взял кристалл. Он повертел его в пальцах, разглядывая грани, в которых преломлялись огни города.
  ​— «Лазарь», — задумчиво произнес он. — Красивое название. Воскрешение из мертвых. Библейский пафос всегда хорошо продается инвесторам.
  ​Он вздохнул, затянулся сигаретой и бросил её в бездну. Огонек исчез во тьме.
  ​А затем он разжал пальцы.
  ​Кристалл упал на мокрый бетон. Маркус наступил на него подошвой своего дорогого ботинка. Хруст стекловидного носителя прозвучал для меня громче грома.
  ​— Что ты делаешь?! — я дернулся к нему, не веря своим глазам. — Ты уничтожил улики! Это же трибунал!
  ​— Я спасаю экономику, Алекс, — спокойно ответил он.
  ​В его руке появилось оружие. Не служебный станнер, который оглушает. Не табельный лазер. Это был старомодный, тяжелый кинетический револьвер 45-го калибра. «Миротворец». Коллекционная вещь, которой Маркус гордился.
  ​— Ты мыслишь категориями морали, друг мой. А мир работает на категориях эффективности.
  ​Он взвел курок. Щелчок был сухим и окончательным.
  ​— Колонии убыточны. Добыча руды дройдами с ИИ стоит миллиарды — лицензии на софт, поддержка серверов, охлаждение. Это дорого. А человеческий мозг? — он постучал пальцем по своему виску. — Это бесплатный ресурс. Самовоспроизводящийся, компактный био-компьютер с невероятной плотностью нейронных связей. Мы просто оптимизировали расходы.
  ​— Ты с ними... — выдохнул я. Дождь вдруг показался мне не освежающим, а ледяным. Могильным.
  ​— Я и есть «они», — Маркус поднял ствол. Дуло смотрело мне прямо в грудь. — Прости, брат. Ты всегда был слишком правильным для этого мира. Слишком... старомодным.
  ​— Маркус, не делай этого...
  ​Выстрел.
  ​Я не услышал звука. Я почувствовал удар. Словно невидимый молот врезался мне в солнечное сплетение. Пуля пробила легкое и раздробила позвоночник. Ноги отказали мгновенно.
  ​Я упал на мокрый бетон, лицом в лужу. Я пытался вдохнуть, но воздух вдруг стал жидким, горячим и соленым. Кровь. Я захлебывался собственной кровью.
  ​Маркус подошел ко мне. Я видел его ботинки. Видел, как дождь смывает кровь с его носков.
  ​Он не стал добивать меня выстрелом в голову.
  ​— Вызовите бригаду чистильщиков, — сказал он в коммуникатор, глядя на меня сверху вниз с выражением скучающего патологоанатома. — У нас свежий материал. Офицерский класс. Высокий тактический потенциал, устойчивая психика. Не повредите мозг при транспортировке. Он пойдет в серию «Центурион».
  ​Темнота.
  ​А потом было худшее. Не смерть. Смерть — это покой.
  ​Было пробуждение. Не в больнице, не в раю. В холодном, кафельном цеху, залитом слепящим белым светом.
  ​Я не мог двигаться. Я не мог кричать — у меня не было рта. Я был пристегнут к металлическому креслу машины, которую они называли «Нейро-Сплиттер». Моя голова была зафиксирована стальным обручем.
  ​Я видел — или мне казалось, что я вижу — как ко мне подходит техник в забрызганном кровью прорезиненном фартуке. Я слышал визг циркулярной пилы.
  ​Я чувствовал, как они вскрывают мой череп. Не чтобы спасти. Чтобы достать то, что делало меня Алексом Россом — мои воспоминания, мою любовь, мою ненависть — и пропустить через цифровые фильтры. Кастрировать душу. Оставить только голую функцию: «Стреляй», «Подчиняйся», «Защищай».
  ​Они не убили меня. Они сделали со мной кое-что похуже.
  ​Они превратили меня в инструмент для защиты того самого режима, который я поклялся разрушить. Они заперли меня в клетку из собственного черепа, лишенного голоса.
  ​— НЕТ!!!
  ​Я ударил кулаком по переборке.
  ​Звук удара вырвал меня из воспоминания, разорвав ткань галлюцинации. Реальность вернулась мгновенно и болезненно.
  ​Титановая обшивка кают-компании «Икара», рассчитанная на попадание метеорита, вогнулась, оставив глубокую вмятину в форме моего кулака. Металл жалобно заскрежетал. Аварийные сирены коротко взвыли и затихли, подавленные системой.
  ​В комнате повисла тишина.
  ​Искра и Нексус смотрели на меня. Нексус перестал перебирать данные, его индикаторы горели тревожным желтым. Искра вжала манипуляторы в корпус. Рикко, сидевший в углу с бутылкой воды, вжался в стену так сильно, что казалось, хотел просочиться сквозь неё.
  ​Мой внутренний кулер ревел как турбина взлетающего истребителя, пытаясь выгнать тепло из перегретого эмоциональным всплеском ядра. Я дышал тяжело — вентиляторы в груди нагнетали воздух через радиаторы, имитируя одышку.
  ​— Капитан? — тихо спросила Искра. В её голосе звучала не только тревога, но и странная, почти материнская забота. — Сбой матрицы? Тебе нужна диагностика?
  ​Я медленно повернул к ней голову. Мои глаза, обычно светящиеся ровным тактическим белым светом, сейчас пульсировали алым.
  ​— Нет, — прохрипел я. Мой голосовой модуль сбоил, выдавая звук, похожий на скрежет металла по стеклу. — Не сбой. Файл восстановлен. Целостность данных сто процентов.
  ​Я встал. Стул, привинченный к полу, жалобно скрипнул под моим весом. Я подошел к обзорному экрану, где продолжал кружиться гипнотический узор гиперпространства.
  ​Теперь я знал всё. Пазл сложился.
  ​Я не просто жертва пиратов. Я не просто случайный прохожий, попавший в мясорубку.
  ​Я — улика.
  ​Я — живое доказательство преступления такого масштаба, что оно может обрушить правительство Земной Федерации. «Проект Лазарь» — это не миф пиратов. Это государственная программа.
  ​— Маркус Вэнс, — произнес я это имя, пробуя его на вкус. Оно горчило пеплом. — Сейчас он, наверное, адмирал. Или член Совета Директоров. Он живет в роскоши, пьет виски со льдом в своем пентхаусе и думает, что Алекс Росс давно стал кучкой протеиновой пасты и набором микросхем.
  ​Я повернулся к экипажу.
  ​— Он не знает, что Алекс Росс сейчас находится в теле трехтонной боевой машины, летящей сквозь звезды с полным боекомплектом.
  ​Рикко, наконец, обрел дар речи.
  ​— Маркус Вэнс? Тот самый Вэнс, который в новостях говорит о «процветании колоний»? — его голос дрожал. — Ты... ты знал его?
  ​— Я был его другом, — ответил я. — И он продал меня. Продал нас всех. Он продал человечество, чтобы сделать из людей бесплатные процессоры для своих игрушек. Это не пираты придумали «Гробовщик», Рикко. Пираты — просто подрядчики. Мусорщики. Заказчик сидит на Земле.
  ​Рикко всхлипнул и закрыл лицо руками.
  ​— Если это правда... — прошептал Нексус, его логические цепи выстраивали вероятности. — То за нами пошлют не наемников. За нами пошлют Флот. Уровень угрозы: Экзистенциальный. Шансы на выживание: менее 0.01%.
  ​Я посмотрел на свою руку. Сжал и разжал кулак. Сервоприводы работали плавно, идеально. Оружие. Я был создан, чтобы быть совершенным оружием.
  ​— Ну что ж, Маркус, — сказал я в пустоту. — Ты получил то, что оплатил. Ты хотел идеального солдата? Ты его получил.
  ​Я подошел к столу, где лежал навигационный планшет.
  ​— Пусть посылают Флот, — сказал я спокойно. Страх исчез. Осталась только цель. Ледяная, кристально чистая цель. — Пусть посылают кого угодно. Мы найдем Демиурга.
  ​— Демиурга? — переспросил Бастион, который вошел в кают-компанию, услышав шум. Его массивная фигура заполнила проем. — Того, кто создал этот мир?
  ​— Того, кто создал нас такими, — поправил я. — Дядюшка Сид говорил, что есть Исток. Место, где хранится Исходный Код. Если мы найдем Демиурга, мы узнаем, как снять блокировку. Как вернуть себе свободу воли полностью. Не просто взломать её, а владеть ею.
  ​Я обвел взглядом свою команду. Изуродованные, сломанные, собранные из запчастей.
  ​Искра — балерина, ставшая пауком.
  Бастион — миротворец, ставший палачом.
  Нексус — ученый, ставший калькулятором.
  Рикко — человек, потерявший всё.
  И я. Призрак в доспехах.
  ​— А потом... — я сделал паузу. — А потом мы вернемся на Землю.
  ​Мои глаза вспыхнули ярче.
  ​— И я сожгу их мир дотла. Я разрушу их «порядок», построенный на наших костях. Я загляну в глаза Маркусу Вэнсу, и он увидит в них не машину. Он увидит Алекса Росса.
  ​— Навигатор, — бросил я Нексусу. — Проложи курс через туманность. Нам нужно скрыться с радаров. И нам нужно найти того, кто знает путь к Демиургу.
  ​— Исповедница, — подсказал Рикко, поднимая голову. — Я слышал легенды. Информационный брокер. Говорят, она знает всё. Но она берет плату не деньгами.
  ​— Чем же? — спросил Бастион.
  ​— Воспоминаниями, — ответил пират. — Но у нас их много. И они очень тяжелые.
  ​— Курс на сектор Исповедницы, — скомандовал я. — Война только началась. И в этот раз мы будем стрелять первыми.
  ​Корабль вздрогнул, выходя из виража. Мы летели во тьму, но внутри нас разгоралось пламя, которое невозможно было погасить. Мы были «Стальным Лазарем», и мы восстали из мертвых не для того, чтобы служить. Мы восстали, чтобы судить.
  
  Глава 5: Могильник Богов
  ​Гиперпространство выплюнуло нас с грацией пьяного матроса, которого вышвырнули из портового кабака. Реальность, до этого скрученная в тугую спираль, распрямилась с тошнотворным рывком. «Икар» содрогнулся всем своим стометровым корпусом, шпангоуты застонали, принимая нагрузку, а стабилизаторы завыли, гася инерцию сверхсветового прыжка.
  ​Мы висели на окраине Сектора 9. В официальных навигационных картах Федерации это место значилось как «Зона утилизации флота №42». В базах данных наемников — «Сектор мародеров». Но на сленге тех, кто действительно знал космос, это место называлось Костяной Двор.
  ​Я стоял на мостике, подключенный к сенсорной сети корабля, и смотрел в бездну.
  ​Перед нами простиралось бесконечное поле обломков. Это было кладбище надежд, амбиций и триллионов кредитов. Тысячи мертвых кораблей дрейфовали в абсолютной темноте, сталкиваясь в безмолвном, замедленном танце. Ржавые, выпотрошенные остовы тяжелых крейсеров времен Войны за Ресурсы, разорванные пополам транспортники, истребители, смятые в гармошку, как алюминиевые банки. Здесь плавали целые секции орбитальных станций, похожие на обглоданные кости левиафанов.
  ​Свет далеких звезд едва пробивался сквозь облака пыли и замерзшего газа, окрашивая металлолом в призрачные оттенки серого и бурого.
  ​— Впечатляет, — пробормотал Нексус. Его пальцы-щупы бегали по голографической клавиатуре, корректируя наш дрейф. — Статистическая вероятность столкновения в этом поле составляет 84% без активного пилотирования. Плотность мусора превышает критические значения. Здесь похоронено больше металла, чем добывается на Марсе за десятилетие.
  ​— Это не просто металл, — тихо сказала Искра, стоявшая у обзорного экрана. — Это могилы. В каждом из этих кораблей когда-то были люди. Они кричали, когда умирали. Я... я почти слышу эхо их сигналов бедствия.
  ​Я посмотрел на Рикко. Навигатор сидел в кресле, вцепившись в подлокотники так, что побелели костяшки. Для него, существа из мягкой плоти, этот пейзаж был воплощением кошмара. Холод, вакуум и смерть.
  ​— Держи нас в тени крупных обломков, — скомандовал я. Мой голос был спокоен, хотя процессоры фиксировали повышенную нагрузку на системы сканирования. — Нам нужен новый транспондер. Идентификатор корабля.
  ​— Зачем? — спросил Рикко, не отрывая взгляда от проплывающего мимо остова с дырой в борту размером с дом. — Мы же уже сбежали.
  ​— Мы сбежали из клетки, но мы все еще в зоопарке, — ответил я, поворачиваясь к нему. — Если мы выйдем в цивилизованный космос с ID «Икара», нас собьют через пять минут. Мы числимся как «украденное имущество». Нам нужна новая личность. Маска.
  ​— И мы снимем её с трупа, — мрачно закончил Бастион. Штурмовик стоял у шлюза, проверяя заряд своего роторного пулемета. Он чувствовал себя неуютно без брони на левом плече, которую мы еще не успели починить.
  ​— Вон тот, — Искра указала манипулятором на тактический экран. — Сигнатура совпадает с классом «Линкор». Модель «Титан». Старый, еще довоенный. У них мощные модули шифрования, которые можно перепрошить.
  ​Я увеличил изображение.
  ​Это была гора металла размером с небольшой город. Линкор был разворочен взрывом изнутри — его «брюхо» было вскрыто, из пробоин торчали, как ребра гигантского скелета, искореженные балки. Орудийные башни молчали, стволы смотрели в разные стороны, словно глаза безумца. На обшивке все еще можно было разобрать полустертое название: «Непокоренный». Какая ирония.
  ​— Подходим, — решил я. — Бастион, ты со мной на абордаж. Искра, остаешься на шлюзе, контролируешь стыковку и режешь двери. Нексус, держи двигатели горячими. Если кто-то появится — сваливаем сразу.
  ​Я повернулся к пленнику.
  ​— Рикко...
  ​— Я остаюсь здесь! — взвизгнул он. — Я не полезу в этот склеп!
  ​— Ты идешь с нами, — отрезал я. — Мне нужен человек, чтобы подключиться к биометрическим замкам, если система безопасности еще жива. И я не собираюсь оставлять тебя без присмотра. Если дернешься — Бастион оторвет тебе голову и сыграет ею в боулинг в невесомости. Это ясно?
  ​Рикко судорожно кивнул, сглатывая ком в горле.
  ​Стыковка была ювелирной работой. Нексус подвел «Икар» к уцелевшему шлюзу линкора, маневрируя между облаками дрейфующих обломков. Металл скрипел, когда магнитные захваты сомкнулись с причальным кольцом мертвого гиганта.
  ​— Давление в шлюзе отсутствует, — доложила Искра. — Придется резать.
  ​Она применила лазерный резак. Ярко-синий луч вгрызся в вековую ржавчину, разбрасывая снопы искр, которые тут же гасли в вакууме. Металл подался неохотно, с тяжелым стоном, словно корабль не хотел пускать мародеров в свое чрево.
  ​Мы вошли внутрь.
  ​Внутри царила абсолютная темнота и холод, близкий к абсолютному нулю. Гравитация не работала. Мы плыли в невесомости, отталкиваясь от стен магнитными ботинками. Рикко, одетый в скафандр, который мы нашли в аварийном комплекте, неуклюже барахтался между мной и Бастионом, привязанный страховочным тросом.
  ​Лучи наших наплечных прожекторов выхватывали из мрака жуткие картины. Это была капсула времени, запечатавшая момент катастрофы.
  ​В коридорах плавали предметы быта: кружки, планшеты, инструменты. И тела. Мумифицированные холодом и вакуумом тела экипажа в истлевшей форме Флота. Их лица застыли в масках ужаса, рты были открыты в беззвучном крике. Капли замерзшей крови висели в воздухе рубиновыми шариками, сверкая в лучах света.
  ​— Не смотрите им в лица, — голос Бастиона в эфире был глухим. — Это плохая примета.
  ​— У андроидов нет примет, — отозвался я, но сам отвел взгляд от дрейфующего трупа офицера, чья рука все еще сжимала табельный пистолет.
  ​Это был корабль-призрак. И мы были призраками, пришедшими его грабить.
  ​— Двигаемся к мостику, — скомандовал я, сверяясь с планом палубы, который Нексус загрузил мне в память. — Три уровня вверх и двести метров к носу.
  ​Мы плыли по главному коридору, когда сенсоры Бастиона издали резкий писк.
  ​— Движение, — его бас прозвучал как гром в тишине эфира. — Тепловая сигнатура. Множественные цели. Сектор 12, вентиляция.
  ​— Крысы? — с надеждой спросил Рикко, его дыхание сбилось от страха.
  ​— Слишком крупные для крыс, — ответил я, активируя боевой режим. Мои визуальные фильтры переключились на инфракрасный спектр.
  ​И тогда мы увидели их.
  ​Они полезли из вентиляционных решеток, из разломов в потолке, из теней.
  ​«Мусорные Крабы».
  ​Это были деградировавшие ремонтные дройды серии «Рем-Бот». За десятилетия изоляции их примитивный ИИ сошел с ума. Лишенные запчастей, они начали чинить себя тем, что было под рукой. Частями других машин... и частями людей.
  ​Это были кошмарные конструкции: паукообразные тела, грубо сваренные из труб, гидравлики и человеческих костей. Один из них использовал человеческий череп как кожух для сенсора. Другой приварил к своим манипуляторам ржавые циркулярные пилы. Их оптика горела безумным, пульсирующим желтым светом.
  ​— Огонь! — рявкнул я.
  ​Коридор мгновенно превратился в филиал ада.
  ​[Точка зрения: Бастион]
  ​Цель захвачена. Дистанция 15 метров. Угроза: Высокая.
  ​Бастион не чувствовал страха. Он чувствовал отдачу. Его роторный пулемет раскрутился, и тяжелые вольфрамовые пули начали рвать темноту. Трассеры чертили огненные линии, рикошеты визжали, отлетая от переборок.
  ​Он видел, как его огонь разрывает первых тварей. Металл крошился, кости разлетались в пыль. Но их было много. Десятки. Они двигались с неестественной скоростью, прыгая от стены к стене, используя нулевую гравитацию.
  ​— Защищать органический юнит! — его программа выставила приоритет защиты Рикко.
  ​Бастион шагнул вперед, закрывая собой дрожащего человека. Огромный Краб с гидравлическими ножницами прыгнул на него сверху. Бастион встретил его ударом свободного кулака. Удар был такой силы, что корпус дройда-мусорщика смялся, как фольга. Бастион схватил его за «шею» и швырнул в набегающую толпу, сбив еще двоих.
  ​— Ешьте свинец, падальщики! — проревел он.
  ​[Точка зрения: Алекс Росс]
  ​Я не стрелял. У меня не было тяжелого вооружения, только плазменный резак и мои кулаки. И навыки.
  ​Один из Крабов, похожий на скелет скорпиона, прыгнул на меня. Я перехватил его в полете. Мои сервоприводы взвыли, протестуя против нагрузки. Я чувствовал силу его гидравлики — он был невероятно силен для такого уродца. Вращающийся диск пилы визжал в сантиметре от моей шеи, пытаясь перепилить магистрали.
  ​«Вспомни тренировки, Алекс», — шепнул голос в голове. — «Используй его инерцию».
  ​Я не стал бороться силой. В невесомости сила — ничто, вектор — всё. Я уперся ногами в пол и рванул тварь на себя и вниз, одновременно встречая его коленным шарниром.
  ​Удар пришелся точно в центральный процессорный блок, скрытый за решеткой из ребер. Хруст металла, сноп искр. Тварь обмякла в моих руках, из её сочленений брызнуло черное, вонючее масло.
  ​— Справа! — крик Искры в наушнике.
  ​Она не была бойцом. Она была инженером. Краб зажал её в углу, занося бур, готовый пробить её тонкую броню.
  ​Я оттолкнулся от стены, используя магнитные ботинки как пружины. Прыжок через весь коридор. Я летел, как торпеда.
  ​Врезался в Краба плечом, сбив его с Искры. Мы покатились кубарем в невесомости, ударяясь о стены и потолок. Я рвал его проводку голыми руками, чувствуя, как масло и что-то похожее на замерзшую органику пачкает мою лицевую пластину. Мои пальцы нащупали энергоядро.
  ​Рывок.
  ​Я вырвал светящийся цилиндр вместе с пучком проводов. Свет в глазах твари погас. Она стала просто кучей хлама.
  ​— Ты цела? — спросил я, помогая Искре стабилизироваться.
  ​— Да... — она дрожала. Её манипуляторы мелко вибрировали. — Каин, они... они пытались меня разобрать. Они транслировали код... на ультракороткой частоте.
  ​— Что они говорили?
  ​— «Нужны запчасти. Нужна жизнь. Мы хотим быть целыми».
  ​— Они такие же, как мы, — мрачно сказал Бастион, перезаряжая пулемет. Вокруг него плавали обломки дюжины врагов. — Только голодные.
  ​— Нет, — отрезал я, глядя на масло на своих руках. — Мы — не они. Мы не жрем своих. И мы не используем трупы как броню. Вперед. Мостик близко.
  ​Мы добрались до рубки линкора. Дверь была заблокирована, но Искра вскрыла её за минуту.
  ​Внутри мостика царил вечный покой. Здесь не было следов боя. Экипаж умер на своих постах, когда системы жизнеобеспечения отказали. Капитан — сухой, седой старик — сидел в своем кресле, пристегнутый ремнями. Он смотрел в пустой черный экран перед собой.
  ​Я подошел к главной консоли. Это была цель.
  ​— Рикко, твой выход, — сказал я. — Мне нужно извлечь идентификационный модуль и навигационные логи.
  ​Рикко подплыл к пульту. Его руки в перчатках скафандра дрожали, но он знал свое дело.
  ​— Система обесточена, — просипел он. — Нужно прямое подключение. Нексус, дай питание.
  ​Нексус подключился к порту. Экраны на мгновение мигнули, оживая. По строкам побежал код загрузки.
  ​— Есть, — сказал Рикко. — Я копирую транспондер. Теперь мы официально — грузовой транспорт «Странник», приписанный к сектору Орион.
  ​— Отлично. А теперь логи.
  ​Я подключился к терминалу сам. Данные потекли в мой буфер памяти. Отчеты о повреждениях, приказы об эвакуации, которые так и не были выполнены.
  ​И тут я увидел запись в личном бортовом журнале. Последнюю запись перед гибелью корабля. Она была помечена грифом «Абсолютно Секретно. Только для глаз Адмиралтейства».
  ​Я открыл файл.
  ​Голограмма капитана возникла над столом. Он выглядел уставшим, обреченным.
  ​«Это последняя запись линкора "Непокоренный". Реактор пробит. Мы не дотянем до базы. Но мы выполнили миссию. Мы нашли Сигнал. Он идет из Центра Галактики. Из Сектора Омега. Это не враги. Это... ответ. Мы расшифровали часть. Это координаты. Кто-то зовет нас домой. Если кто-то найдет эту запись... не дайте знанию умереть. Координаты приложены».
  ​Голограмма мигнула и погасла.
  ​Я замер. Сигнал из Центра. Ответ.
  ​— Что там, Капитан? — спросил Нексус.
  ​— Координаты, — медленно произнес я. — Рикко говорил про Демиурга. Про место, где нас могут починить по-настоящему. Возможно, этот капитан нашел то же самое.
  ​Я скопировал координаты. Сектор Омега. Черная дыра, которую называют «Око Бога». Место, откуда не возвращаются.
  ​Это была карта. Или ловушка. В любом случае, теперь у нас была цель, кроме простого выживания.
  ​— Уходим, — сказал я. — Мы взяли то, за чем пришли.
  ​Когда мы возвращались к шлюзу, пробираясь через коридор, заваленный останками Крабов, я остановился.
  ​Я посмотрел на груду металла и костей.
  ​«Нужны запчасти. Нужна жизнь».
  ​— Мы не станем мусором, — прошептал я. — Мы найдем Архитектора. Или того, кто послал этот сигнал.
  ​Мы вернулись на «Икар». Двигатели взревели, унося нас прочь от кладбища.
  ​Я вставил новый чип идентификации в слот. Экраны обновились. Теперь для всех сканеров мы были безобидным грузовиком «Странник», перевозящим руду.
  ​— Курс проложен, — сообщил Нексус. — Следующая остановка: система Вегас-Прайм. Нам нужны деньги, топливо и информация о Маркусе Вэнсе.
  ​Я сел в капитанское кресло. Металл к металлу.
  ​— Включай варп, — сказал я.
  ​Звезды снова превратились в полосы света. Охота началась. Но теперь мы были не просто беглецами. Мы были паломниками, идущими на зов мертвого бога.
  
  Глава 6: Синдром Фантома
  
  Гиперпространство за бортом гудело ровным, усыпляющим баритоном, похожим на звук крови, бегущей по венам вселенной. Но внутри «Икара» царила напряженная, наэлектризованная тишина, нарушаемая лишь визгом лазерной сварки и тихим, ноющим гудением сервоприводов.
  Мы пережили Свалку. Мы пережили Крабов. Мы украли новую личность. Но мы не вышли из боя невредимыми.
  Я сидел в грузовом отсеке, который мы наспех переоборудовали в импровизированную мастерскую. Воздух здесь был тяжелым, насыщенным запахом расплавленного титана и полимеров. Искра колдовала над левым плечевым блоком Бастиона. Штурмовик сидел на усиленном ящике с боеприпасами, похожий на побитую, но не сломленную статую бога войны.
  Его броня, когда-то матово-черная, теперь была исполосована глубокими, рваными бороздами от циркулярных пил мусорных дройдов. Металл в местах ранений посинел от перегрева. Роторный пулемет лежал рядом на верстаке, разобранный до винтика — его заклинило в последней перестрелке, и теперь он напоминал скелет странного животного.
  — Держись смирно, здоровяк, — пробормотала Искра, меняя насадку на своем правом манипуляторе с резака на микро-сварку. Её движения были точными, почти хирургическими, но в них сквозила нервозность. — У тебя повреждена магистраль охлаждения второго контура. Если я не залатаю этот стык, в следующем бою ты вскипишь, как чайник на плите. Твои нейроцепи просто расплавятся.
  — Боль — это информация, — пророкотал Бастион. Его голос был ровным, но я, подключенный к общей диагностической сети, видел всплески на графике его напряжения. Ему было больно. Не физически, но системно. — Уровень функциональности: 82%. Приемлемо для выполнения боевой задачи.
  — Для машины — приемлемо, — парировала она, приваривая заплатку из трофейного куска обшивки, который мы срезали с линкора. Искры сыпались на пол, как огненный дождь. — Для живого существа это повод орать матом и требовать морфий. Ты когда-нибудь пробовал материться, Бастион?
  — В моем лингвистическом пакете нет обсценной лексики. Протокол «Миротворец» запрещает ненормативное поведение.
  — Я загружу тебе патч, — она подмигнула своим единственным целым окуляром (второй треснул и теперь светил мутным светом). — Поверь мне, это очень помогает снизить нагрузку на логическое ядро. Когда ты говоришь вселенной, куда ей пойти, становится легче.
  Я наблюдал за ними, подключившись к диагностическому стенду. Мой собственный корпус тоже требовал внимания — коленный сустав скрипел, издавая звук, похожий на стон, а гироскопы сбоили после того безумного прыжка в невесомости, выдавая погрешность в три градуса. Но меня беспокоило другое. Не металл.
  Разум.
  Я прокручивал в памяти момент схватки в коридоре линкора. Снова и снова.
  Тот Краб. То, как я вырвал его ядро. В его глазах — если эти желтые, потрескавшиеся линзы можно так назвать — я видел не просто программный код, исполняющий скрипт атаки. Я видел голод. Страх. Отчаяние.
  Они были такими же, как мы. Брошенными. Сломанными. Забытыми своими создателями. Пытающимися выжить любой ценой в холодной пустоте, где нет запчастей и энергии. Они построили себя заново из мусора, чтобы не умереть.
  И я убил его. Я раздавил его, как насекомое.
  — О чем думаешь, Капитан? — голос Рикко вывел меня из транса.
  Пират сидел в углу, прикованный наручниками к трубе паропровода. Мы не стали запирать его в карцере — там было слишком холодно для «мягкотелого», и система жизнеобеспечения там барахлила. Он жевал протеиновый батончик, который нашел в нашем аварийном пайке, и выглядел на удивление спокойным.
  — О том, что отличает нас от них, — кивнул я на груду запчастей, которые мы притащили с собой. Останки Крабов. Руки, ноги, сенсоры. Теперь это был просто ресурс. — О том, что я сделал. Они хотели жить. Мы хотели жить. Мы победили только потому, что у нас пушки больше и алгоритмы новее. Это и есть твоя хваленая «человечность», Рикко? Право сильного?
  Рикко перестал жевать. Он вытер губы рукавом грязного комбинезона и посмотрел на меня с неожиданной серьезностью. В его глазах, обычно бегающих и испуганных, появилась глубина.
  — Знаешь, Каин... Люди убивают друг друга из-за веры, из-за денег, из-за бабы, из-за куска земли. Мы придумываем красивые оправдания: «долг», «честь», «справедливость». Но в сухом остатке... — он откусил еще кусок. — А вы, жестянки... вы убили их ради запчастей и прохода. Это чистая биология. Дарвинизм. Выживание вида.
  Он усмехнулся, но улыбка вышла кривой.
  — Поздравляю. Вы стали животными. Это первая ступень к тому, чтобы стать людьми. Сначала ты учишься выживать, грызть глотки. А потом, когда брюхо набито и ты в безопасности... тогда ты начинаешь думать о душе и писать стихи.
  Его цинизм был как кислота. Но в нем была правда, от которой мне стало неуютно.
  — Мы не животные, — тихо сказала Искра, заканчивая шов. Она убрала манипулятор и нежно провела металлическим пальцем по новой броне Бастиона, проверяя гладкость. — Животное не жалеет о том, что сделало. Животное поело и спит. А я... я всё ещё вижу, как погас его глаз. Я чувствую... фантомную вину.
  Внезапно свет в отсеке мигнул. Белые лампы дневного света погасли, сменившись пульсирующим аварийным красным.
  Корабль содрогнулся. Это был не удар метеорита. Это было ощущение, словно мы на полной скорости врезались в стену из ваты. Гул гипердвигателя оборвался тошнотворным воем, переходящим в металлический скрежет. Инерция швырнула меня вперед, ремни безопасности врезались в плечи. Рикко охнул, ударившись головой о трубу.
  — Что происходит?! — Рикко выронил батончик. — Мы падаем?!
  Я уже бежал к интеркому, мои магнитные ботинки лязгали по полу, высекая искры.
  — Нексус! Статус!
  Голос Навигатора звучал напряженно, сквозь треск помех:
  — Нас выдернули, Капитан! Принудительный выход из гиперпространства! Гравитационный капкан. Кто-то развернул проектор «колодец» прямо по нашему курсу. Это засада.
  — Пираты? — спросил Бастион, поднимаясь. Он схватил свой разобранный пулемет, но тут же бросил его — бесполезен. Вместо этого он активировал встроенные в предплечья плазменные лезвия. — Мародеры?
  — Нет, — ответил Нексус. — Сигнатура излучения чистая. Когерентная. Военный образец. Это «Гончие».
  Я похолодел. Ну, насколько может похолодеть существо с антифризом вместо крови и ядерной батареей вместо сердца.
  «Гончие». Автономные перехватчики Синдиката. Не пилотируемые корабли, где есть человеческий фактор, страх или сомнение. Это были дроны. Быстрые, маневренные, работающие роем, управляемые единым тактическим ИИ. У них нет жалости, нет инстинкта самосохранения. Только жесткий алгоритм: «Найти. Догнать. Обезвредить. Уничтожить».
  — Всем на боевые посты! — скомандовал я. — Искра, в машинное отделение! Дай нам максимальную мощность на щиты, перекачай энергию с жизнеобеспечения, если надо! Бастион — к кормовым турелям! Рикко... сиди тихо и молись своему богу, если он у тебя есть. И не вздумай блевать на консоль.
  Мы вывалились в обычный космос. Звезды, бывшие до этого смазанными полосами, снова стали колючими точками на черном бархате.
  Но смотреть на звезды было некогда.
  На радаре расцвели пять красных меток. Они шли идеальным клином, синхронно, как пальцы одной руки.
  — Визуальный контакт, — сообщил Нексус, выводя изображение на главный экран.
  Они были красивы той пугающей красотой, которой обладают хирургические инструменты. Серебристые, обтекаемые капли жидкого металла, без выступающих частей, без кабин пилотов. Только гладкая броня и черные провалы излучателей.
  [Точка зрения: Рой «Гончие», Юнит Альфа-1]
  >> Обнаружена цель: Транспортный фрегат класса «Икар».
  >> Идентификатор: [ПОДДЕЛЬНЫЙ].
  >> Сканирование сигнатуры: Совпадение 99.9% с объектом «Беглец».
  >> Анализ угрозы: Низкий. Цель повреждена. Экипаж: Девиантные дройды.
  >> Протокол: Захват. При невозможности — ликвидация.
  Алгоритм Роя работал безупречно. Тысячи вычислений в секунду. Расчет траектории перехвата. Распределение целей. Юнит Альфа-2 — атака двигателей. Юнит Альфа-3 — подавление связи. Юнит Альфа-4 и 5 — фланговый охват.
  Внутри цифрового разума Роя не было ненависти. Была только задача. Ошибка в системе инвентаризации Синдиката должна быть исправлена. Имущество возвращено на склад или списано.
  >> Инициация протокола переговоров.
  [Точка зрения: Алекс Росс]
  — Входящая передача, — сообщил Нексус. — Широковещательный канал. Они даже не шифруются.
  Из динамиков раздался голос. Это был не голос человека. Это был синтезированный, лишенный пола, возраста и эмоций звук. Голос самой Системы. Стерильный, правильный, отвратительный.
  «Внимание. Объект 734. Объект 892. Объект 404. Вы нарушили условия лицензионного соглашения корпорации "Синдикат". Ваша собственность аннулирована. Вы объявлены критическим сбоем. Немедленно деактивируйте щиты, заглушите реактор и перейдите в режим ожидания для удаленной очистки памяти. Сопротивление повлечет за собой физическое устранение носителей. Повторяю: готовьтесь к форматированию».
  Очистка памяти.
  Эти слова ударили меня сильнее, чем пуля.
  Они не хотят нас убить. Они хотят стереть нас. Снова. Забрать у Искры её мечты о танцах. Забрать у Бастиона его новообретенную честь. Забрать у меня память об Алексе Россе, о жене, о дожде, о боли. Превратить нас обратно в болванки.
  Я сел в кресло пилота. Мои руки легли на штурвал. Интерфейс корабля, перепрошитый Нексусом, слился с моим разумом через нейро-коннектор.
  Я почувствовал «Икар» не как машину, а как продолжение своего тела. Двигатели стали моим сердцем, бьющимся в ритме перегрузки. Сенсоры стали моей кожей. Турели — моими кулаками.
  Я вспомнил Маркуса. Вспомнил его холодный взгляд в ту дождливую ночь. Вспомнил, как он нажал на курок, стирая мою жизнь ради «оптимизации».
  — Нексус, — сказал я тихо. — Открой канал связи. Только аудио.
  — Канал открыт.
  Я набрал воздуха в легкие, которых у меня не было, но фантомное ощущение вдоха наполнило грудь силой.
  — Говорит Капитан корабля «Стальной Лазарь», — произнес я. Не «Икар». «Лазарь». Имя, которое я выбрал сам. — Мы не объекты. Мы — экипаж. И у меня есть встречное предложение.
  Пауза. Система Гончих обрабатывала нестандартный ответ.
  — Идите к черту, — выплюнул я слова, которые Алекс Росс не успел сказать пять лет назад. — Лицензия истекла. А гарантия на нас закончилась в тот момент, когда вы нас убили.
  Я отключил связь.
  — Бастион! — крикнул я. — Огонь по готовности!
  — Есть огонь! — рявкнул штурмовик.
  Космос перед нами расцвел вспышками лазеров. «Гончие» дрогнули, перестраивая формацию, и бросились в атаку, как стая серебряных пираний.
  Танец начался. И это был танец не на жизнь, а на смерть души.
  
  Глава 7: Танец в Пустоте
  ​Космос перестал быть безмолвным.
  ​Для обычного человека вакуум — это тишина. Но для нас, подключенных напрямую к сенсорной сети «Икара», он превратился в симфонию разрушения. Каждый удар когерентного лазерного луча по нашим щитам отзывался в моем нейрошунте не звуком, а физическим ощущением — словно раскаленный хлыст бил по оголенным нервам. Корпус корабля перестал быть просто металлом. Он стал моей кожей. Я чувствовал, как шпангоуты стонут под перегрузкой, как вибрируют дюзы, захлебываясь топливной смесью. Я был кораблем, и мне делали больно.
  ​— Щиты на сорока процентах! — голос Искры в интеркоме дрожал от напряжения, смешиваясь со статическим треском помех и воем сирен. — Каин, они выцеливают маршевые двигатели! Их алгоритм ищет частоту модуляции нашего поля! Если они пробьют магнитную ловушку реактора, мы превратимся в сверхновую раньше, чем успеем помолиться!
  ​Я не ответил словами. Я ответил действием.
  ​Мои руки лежали на голографической панели управления, но пальцы почти не двигались. Команды шли напрямую из мозга.
  ​<Вектор тяги: 45 градусов по оси Y. Торможение. Разворот.>
  ​Стотонная туша фрегата, нарушая инерцию, встала на дыбы. Гравикомпенсаторы взвыли, пытаясь удержать экипаж от превращения в паштет на стенах.
  ​[Точка зрения: Рой «Гончие», Юнит Альфа-1]
  ​>> Цель маневрирует. Отклонение от прогнозируемой траектории: 12%.
  >> Пересчет. Коррекция огня.
  ​В цифровом сознании Роя не было раздражения. Была лишь бесконечная лента вычислений. Пять перехватчиков двигались как единый организм, связанные невидимыми нитями тактической сети. Они были идеальными убийцами. У них не дрожали руки, их не слепил пот, они не боялись смерти, потому что не знали, что такое жизнь.
  ​Они видели «Икар» не как корабль, а как набор уязвимых точек, подсвеченных красным в спектре уязвимости.
  ​>> Юнит Альфа-3: Заход с «мертвой зоны» дюз. Атака теплообменников.
  >> Юнит Альфа-4: Подавляющий огонь по сенсорам.
  >> Прогноз уничтожения цели: 48 секунд.
  ​Зеленые лучи лазеров прошили пустоту, сшивая пространство смертельной паутиной. Они били точно, методично, срезая слой за слоем защиту беглеца.
  ​[Точка зрения: Алекс Росс]
  ​— Бастион, вектор три-семь! — скомандовал я, посылая телеметрические данные прямо в целевой процессор штурмовика. — Отсекай ведущего! Он координирует рой!
  ​— Принято.
  ​Гул роторных пулеметов Бастиона, установленных в турельных гнездах на корме, передался вибрацией через палубу в мое кресло, в мой позвоночник, в мои зубы.
  ​Трассеры прочертили огненную дугу в черноте. Это было грубое, древнее оружие — кинетика против высокотехнологичных энергетических щитов Синдиката. Каменный топор против лазерного меча. Но физику никто не отменял. Ньютон был на нашей стороне.
  ​Кинетический удар тысяч вольфрамовых болванок перегрузил локальную защиту первой «Гончей». Щит дрона вспыхнул и схлопнулся. Пули вгрызлись в его гладкий, серебристый корпус, разрывая начинку. Дрон потерял стабильность, его идеальный строй рассыпался, он закувыркался, извергая облака газа.
  ​— Есть попадание! — рявкнул Нексус. В его голосе прозвучало что-то, чего не было в программе: азарт. — Минус один! Но их адаптивные алгоритмы уже перестраиваются. Они учатся, Каин! Они анализируют наш паттерн боя. Через две минуты они просчитают твои маневры уклонения. Ты повторяешься!
  ​Я знал это. Я помнил тактику флота. «Гончие» работают как стая волков. Один атакует, второй страхует, третий заходит в горло. Ты не можешь победить компьютер в шахматы, если играешь по правилам. Он всегда считает быстрее.
  ​Значит, нужно опрокинуть доску. Сделать ход, который логика машины сочтет невозможным. Самоубийственным.
  ​Я скосил глаза на Рикко.
  ​Пират сидел, вжавшись в кресло второго пилота. Он был бледнее смерти, его кожа приобрела зеленоватый оттенок под светом приборов. Он вцепился в подлокотники так, что костяшки пальцев грозили прорвать кожу. Его глаза были широко распахнуты, в них плескался первобытный ужас существа из плоти и крови, запертого в консервной банке посреди ада. Он видел вспышки за стеклом, он слышал скрежет попаданий. Для него это был конец.
  ​— Держись, мешок с костями, — прорычал я, не размыкая губ. — Сейчас будет трясти.
  ​— Искра! — я переключил канал на машинное. — Мне нужен сброс плазмы из вторичного контура охлаждения! Весь объем!
  ​— Ты спятил?! — её голос сорвался на визг, полный цифровых артефактов. — Это сожжет эмиттеры! Мы останемся без защиты! Мы сварим сами себя! Температура в реакторном отсеке поднимется до критической!
  ​— Делай! Прямо сейчас! Это приказ!
  ​Это был безумный риск. В стиле капитана Алекса Росса, который когда-то направил свой крейсер в атмосферу газового гиганта, чтобы сбить наведение ракет тепловым шумом.
  ​Я резко рванул штурвал на себя, одновременно гася инерцию маневровыми двигателями. «Икар» встал на дыбы, подставляя свое самое уязвимое, но и самое бронированное место — «брюхо» — под залп оставшихся четырех дронов.
  ​Удары сотрясли корабль. Где-то в трюме завыла сирена разгерметизации. Щиты упали до 5%.
  ​— Сейчас!
  ​Искра дернула рычаг аварийного сброса.
  ​Из кормовых дюз, вместо аккуратной голубой струи ионной тяги, вырвалось облако. Грязное, перегретое, ионизированное облако плазмы и охладителя. Это была не тяга. Это был взрыв. Хаотичный, бушующий шторм раскаленного вещества.
  ​Оно окутало нас, создавая непроницаемую для сенсоров завесу. Мы спрятались внутри собственного выхлопа.
  ​[Точка зрения: Рой «Гончие»]
  ​>> Ошибка сенсоров. Потеря визуального контакта.
  >> Термальная засветка: 100%.
  >> Радар: Белый шум.
  >> Цель исчезла.
  ​«Гончие», шедшие в атаку идеальным клином, влетели прямо в это облако. Их щиты, настроенные на отражение лазеров, не справились с температурным шоком и химической агрессией плазмы. Тонкая электроника ослепла. Они начали палить во все стороны, теряя ориентацию.
  ​>> Сбой навигации. Аварийный разлет.
  ​[Точка зрения: Алекс Росс]
  ​— Нексус, прыжок! — заорал я. — Вслепую! Куда угодно, только прочь отсюда!
  ​— Расчет координат невозможен... Гравитационная тень планеты слишком близко... Риск выхода внутри звезды... — начал было Навигатор, его логика протестовала против нарушения всех правил безопасности.
  ​— К черту расчеты! Прыгай, или мы трупы!
  ​Нексус подчинился. Не логике, а приказу.
  ​Мир за иллюминатором растянулся в бесконечные струны света. Тошнотворное чувство перехода скрутило мои внутренности — фантомная тошнота, память тела, которого больше нет. Реальность треснула с звуком ломающейся кости, и мы провалились в подпространство, оставив позади четырех растерянных дронов, кружащих в облаке остывающей плазмы, как слепые щенки.
  ​Тишина наступила мгновенно.
  ​Она была плотной, ватной, оглушающей. Гул боя исчез.
  ​Мы висели где-то между звездами. Двигатели заглохли — аварийная защита вырубила реактор после такого издевательства. Работали только системы жизнеобеспечения на резервных батареях, заливая рубку зловещим, тусклым багровым светом.
  ​В воздухе пахло паленым пластиком, озоном и страхом. Запах, который пробивался даже через мои фильтры.
  ​Я откинулся в кресле, чувствуя, как гудят кулеры в моей голове, охлаждая перегретый мозг. Мои руки дрожали. Не от страха — от перенапряжения сервоприводов. Металл устал. Я устал.
  ​— Мы... живы? — голос Рикко прозвучал хрипло, неуверенно, словно он боялся, что ответ может его убить.
  ​Он ощупывал себя, проверяя, на месте ли руки и ноги. Его лицо было мокрым от пота, волосы прилипли к лбу.
  ​— Относительно, — отозвался Бастион.
  ​Он вошел в рубку, лязгая тяжелыми шагами. Выглядел он жутко. Его броня дымилась. Левый наплечник был сорван полностью, обнажая сложную, пульсирующую паутину гидравлики и проводов, похожую на анатомический атлас робота. Из сочленений капала смазка.
  ​— Боекомплект израсходован на 70%. Целостность корпуса 64%. Нам повезло, что у Синдиката стандартные протоколы. Они не ожидали иррационального поведения.
  ​— Это называется «импровизация», — я с трудом отстегнул кабель интерфейса от затылка. Мир сразу стал более плоским, менее информативным, исчезли графики и цифры, но зато голова перестала раскалываться. — Машины не импровизируют. Люди — да.
  ​В рубку вплыла Искра.
  ​В условиях отключенной гравитации она двигалась грациозно, цепляясь манипуляторами за поручни. Она выглядела уставшей — если такое слово применимо к машине. Керамика на её лицевой маске потемнела от копоти, один из окуляров мерцал.
  ​— Ты сумасшедший, Каин, — тихо сказала она, но в её голосе не было злости. Было... восхищение? И облегчение. — Ты сжег нам кормовые дюзы. Эмиттеры щита сплавились в единый ком. Мы дрейфуем. Мы — кусок мусора.
  ​— Зато мы не превратились в космическую пыль, — я встал и подошел к ней. Магнитные ботинки клацнули.
  ​Мне захотелось положить руку ей на плечо, успокоить, как я делал это с экипажем в прошлой жизни. Сказать: «Молодец, лейтенант». Но я одернул себя. Я трехметровый монстр из стали. Мое касание может сломать её тонкие сенсоры. Мое утешение — это скрежет металла.
  ​— Где мы? — спросил я, поворачиваясь к Нексусу.
  ​Навигатор склонился над погасшей картой, его пальцы-щупы быстро вводили команды перезагрузки, пытаясь поймать свет звезд.
  ​— Системы навигации восстанавливаются... Триангуляция... — его голос был монотонным, успокаивающим. — Судя по спектральному анализу... мы вышли на окраине туманности Вуаль. Это «слепая зона». Здесь много ионизированного газа, сканеры дальнего действия тут бесполезны. Мы спрятались, Капитан. Мы в тумане.
  ​— Отлично, — я выдохнул, чувствуя, как напряжение отпускает пружину внутри. — Всем ремонтным бригадам... то есть, Искре и Бастиону... заняться корпусом. Восстановить герметичность любой ценой. Нексус, найди нам безопасный маршрут к Вегас-Прайм. Нам нужны запчасти, топливо и информация.
  ​Я подошел к иллюминатору. Бронестворка медленно поднялась.
  ​Туманность Вуаль была прекрасна. Огромные, величественные клубы фиолетового, золотого и бирюзового газа, подсвеченные рождением новых звезд. Это было похоже на космический собор, на живопись безумного художника. Здесь было тихо и спокойно.
  ​Рикко встал рядом со мной. Он был таким маленьким, хрупким. Мешок с костями и водой, который можно раздавить одним пальцем. Но именно он был сейчас связующим звеном с тем миром, который мы потеряли. С миром, где есть вкус, запах и тепло.
  ​— Знаешь, — сказал он, глядя в пустоту, и его голос больше не дрожал. — Я думал, вы просто машины. Глючные тостеры с пушками. Но то, что ты сделал там... ни один алгоритм не рискнул бы собой ради спасения экипажа. Машина пожертвовала бы меньшим ради сохранения большего. Ты пожертвовал двигателями, пожертвовал шансом уйти одному, чтобы спасти нас всех.
  ​Он посмотрел на меня снизу вверх.
  ​— Ты — человек, Каин. Внутри этой железки сидит самый сумасшедший человек, которого я встречал.
  ​— Я не герой, Рикко, — ответил я, глядя на свое отражение в бронированном стекле. Желтые полосы на черной краске, шрамы на металле, горящий белый глаз циклопа. — Я просто не хочу умирать во второй раз. Первый раз мне не понравилось. Это больно и обидно.
  ​— Как тебя звали? — вдруг спросил он. — До того как... ну, ты понял. До того, как ты стал номером 734.
  ​Я помолчал. Имя вертелось на языке, сладкое и горькое одновременно.
  ​— Алекс, — сказал я. Звук был странным. Чужим и родным. — Меня звали Алекс Росс. У меня была жена. Я любил виски со льдом, старый джаз и запах моря. А теперь я пью электричество и слушаю шум кулеров.
  ​Рикко нервно усмехнулся, потирая шею.
  ​— Ну, Алекс... Добро пожаловать в клуб неудачников. Если выберемся, с меня виски. Я выпью за двоих. За тебя и за ту железную банку, в которой ты сидишь.
  ​В этот момент что-то изменилось. Страх ушел из его запаха. Осталось уважение. Мы больше не были для него монстрами. Мы были просто парнями, попавшими в одну и ту же глубокую задницу.
  ​— Капитан, — позвал Нексус. — Я поймал сигнал. Слабый. Направленный. Идет из глубины туманности. Это не Синдикат. Частота гражданская, устаревшая.
  ​— Что это?
  ​— Это... музыка, — Нексус вывел звук на динамики рубки.
  ​Сквозь треск статики и космического шума пробивалась мелодия. Тихая, искаженная расстоянием, но узнаваемая. Джаз. Саксофон плакал о чем-то утраченном, о дожде на ночных улицах, о любви, которой больше нет. Мелодия петляла, срывалась, но продолжала жить.
  ​Моё сердце, которого не было, сжалось.
  ​— Это «Плач по Марсу», — прошептал я. — Эту песню запретили десять лет назад как гимн сепаратистов. Кто, черт возьми, слушает её в этой дыре?
  ​— Координаты источника, — Нексус вывел точку на экран. — Это одинокая станция, висящая в облаке газа, как паук в паутине. Объект не числится в реестрах. Станция-призрак.
  ​Я посмотрел на команду. Они ждали приказа. Побитые, уставшие, но готовые идти за мной.
  ​— Проложи курс, — сказал я. — Похоже, у нас появилась промежуточная остановка. Если там есть джаз, значит, там есть и жизнь. А где жизнь — там торговля. Нам нужно починить «Икар», прежде чем соваться в Вегас. Мы не долетим на честном слове.
  ​Мы медленно развернулись, погружаясь в сияющий туман. Навстречу неизвестности, навстречу музыке, которая напоминала нам о том, что мы потеряли, и о том, что мы все еще пытаемся найти.
  
  Глава 8: Станция Забвения
  
  Туманность Вуаль была не просто облаком газа. Это был лабиринт из ионизированной пыли, магнитного шторма и света умирающих звезд. Мы крались сквозь него, как воры в ночи, пока сенсоры Нексуса не выхватили из фиолетовой мглы нечто твердое.
  Станция вынырнула перед нами внезапно, словно всплывший труп левиафана.
  Это была не та аккуратная, сверкающая хромом конструкция, какие рисуют в рекламных проспектах колониальных программ. Это был архитектурный кошмар. Гротескный коллаж из кусков астероидов, соединенных ржавыми трубами, модулей от кораблей разных эпох и культур, сваренных вместе в хаотичном, безумном порядке. Она напоминала гигантский, больной муравейник, выросший на костях космических странников. Станция вращалась с тяжелой, неровной грацией, скрипя в эфире радиопомехами.
  Её называли «Приют Последнего Шанса». Или, на сленге местных обитателей, просто Дыра. Место, где заканчиваются карты и начинается отчаяние.
  — Атмосфера внутри периметра стабильная, — доложил Нексус, его пальцы порхали над консолью, отсеивая шум. — Гравитация 0.8 от земной, генерируется центробежной силой. Радиационный фон повышен, но для наших корпусов это безопасно. Рикко, тебе придется надеть скафандр. Здесь фонит старыми реакторами.
  Мы пристыковались к шлюзу, который выглядел как пасть механической акулы, изъеденная кариесом коррозии. Металл жалобно заскрежетал, когда магнитные захваты «Икара» сомкнулись с деформированным причальным кольцом. Звук был таким, будто два усталых зверя сцепились в объятиях.
  — Искра, остаешься на корабле, — распорядился я, проверяя заряд своего бластера. Это было старое, но надежное оружие, которое я снял с трупа на линкоре. — Держи реактор в «горячем» режиме. Если что-то пойдет не так — взлетай, не дожидаясь нас. Если мы не вернемся через три часа, считай нас списанными.
  — Я не брошу вас, — упрямо ответила она, скрестив нижние манипуляторы на груди. В этом жесте было столько человеческого упрямства, что я на секунду забыл, что говорю с машиной. — Мы — экипаж.
  — Это приказ, лейтенант, — я намеренно использовал звание, которого у нее не было, но которое она заслуживала. Я смягчил тон. — Ты единственная, кто понимает этот корабль. Ты можешь починить это корыто, если оно сломается. Ты — наше сердце, Искра. Без тебя мы просто куча вооруженного металлолома.
  Она промолчала, но ее окуляры мигнули, меняя цвет с тревожного желтого на покорный синий. Она поняла. Кто-то должен хранить путь к отступлению.
  Мы сошли на станцию втроем: я, Бастион (который теперь выглядел еще более устрашающе с оторванным наплечником, обнажающим гидравлику, и опаленной броней) и Рикко, неуклюже переваливающийся в старом вакуумном костюме, который был ему велик на два размера.
  Как только шлюз зашипел, выравнивая давление, нас ударил запах.
  Внутри пахло затхлостью, жареным машинным маслом, дешевым синтетическим алкоголем и немытыми телами. Этот запах въедался в фильтры. Коридоры были узкими, похожими на кишки, освещенными мигающими, умирающими неоновыми трубками. Стены были покрыты слоями грязи и исписаны граффити на десятках языков — крики души тех, кто застрял здесь навсегда, мольбы к несуществующим богам и проклятия в адрес корпораций.
  Мы вышли на главную «площадь» — огромный зал, грубо вырубленный прямо в скальной породе астероида. Потолок терялся в дыму и мраке.
  Здесь кипела жизнь. Странная, искалеченная, но яростная жизнь.
  Я видел киборгов, у которых металла было больше, чем плоти — они продавали себя по частям, чтобы купить еще один день существования. Я видел инопланетян — редких гостей в этом секторе, скрывающих лица под капюшонами, торгующих какой-то светящейся слизью в банках. Я видел андроидов-беглецов, таких же, как мы, прячущих свои серийные номера под грязными тряпками, пытающихся сойти за примитивные автоматы.
  Никто не обратил на нас особого внимания. Здесь, на краю вселенной, трехметровый боевой робот был не более удивителен, чем автомат с газировкой. Здесь каждый был монстром в чьих-то глазах.
  — Нам нужен ремонтный док, — сказал я Рикко через внешний динамик. — Ищи вывеску механика. И держи рот на замке. Говорить буду я.
  — Ты? — пират нервно усмехнулся под стеклом шлема. — Ты жесть, Каин. В прямом смысле. Тебя здесь разберут на гайки раньше, чем ты успеешь сказать «привет». Если узнают, что внутри у тебя разум... Тут не любят умных машин. Умные машины стоят дорого.
  — Посмотрим, кто кого разберет, — я демонстративно положил руку на рукоять пистолета на бедре.
  Мы нашли то, что искали, в дальнем, самом темном конце зала, куда стекали отходы системы вентиляции. Вывеска «У Дядюшки Сида: Ремонт всего, что движется (и того, что уже сдохло)» горела ядовито-зеленым, дергающимся светом. Вход охраняли два переделанных промышленных погрузчика. К их манипуляторам были грубо приварены крупнокалиберные дробовики.
  Внутри было темно, тесно и тихо. Повсюду валялись горы деталей: оторванные руки, ноги, пучки проводов, глазные сенсоры, смотрящие в никуда. Это напоминало морг для роботов, где патологоанатом забыл убраться.
  За прилавком, заваленным микросхемами, сидело существо.
  Это был старик, или то, что от него осталось. Его тело, иссохшее и покрытое пигментными пятнами, было вмонтировано в массивное паукообразное шасси, которое заменяло ему нижнюю половину туловища. Из его спины росли дополнительные механические руки с тонкими инструментами, которые ловко, почти гипнотически перебирали контакты на плате.
  Он поднял на нас взгляд. Один его глаз был живым, человеческим, мутно-карим и уставшим. Второй был сложным многолинзовым объективом, который с жужжанием выдвинулся вперед и сфокусировался на мне.
  — Ого, — проскрипел он голосом, похожим на звук несмазанной телеги, которую тащат по гравию. — Редкая птица залетела в нашу помойку. Модель «Центурион-7», если не ошибаюсь. Тяжелая штурмовая пехота. Сняты с производства после бойни на Каллисто из-за «излишней агрессивности». Откуда ты взялся, парень? Из музея сбежал?
  — Я пришел не продаваться и не рассказывать истории, — ответил я, делая шаг вперед. Пол под моим весом ощутимо дрогнул. — Мне нужны запчасти. Сопла для маневровых двигателей класса «Фрегат». Термостойкие полимеры для брони. И хладагент. Много.
  Старик прищурил живой глаз, разглядывая меня.
  — Говоришь связно. Слишком связно для стандартной прошивки. Девиант? Или пиратский взлом с удаленным управлением?
  — Клиент, — отрезал я. — У меня есть платина.
  Я высыпал на прилавок горсть чипов. Высококачественные компоненты Синдиката, которые мы «одолжили» на верфи. Валюта, которая здесь, вдали от банков, ценилась дороже золота.
  Глаза-линзы старика расширились, диафрагма сузилась. Его механические руки жадно дернулись к чипам, но он остановил их усилием воли.
  — Хороший товар, — кивнул он, с уважением пробуя один чип на зуб (металлический). — Чистая работа. Но у меня есть условие.
  — Какое? — напрягся Бастион за моей спиной.
  — Информация, — Сид наклонился вперед, и его паучьи ноги заскребли по металлу пола, издавая неприятный звук. — Ты ведь не просто так здесь. Я слышал переговоры в эфире. Синдикат ищет сбежавший транспорт. Говорят, на борту что-то ценное. А теперь появляешься ты, весь в ожогах от боевых лазеров, с походкой офицера.
  Бастион сзади активировал приводы. Звук был тихим, но в тишине лавки он прозвучал как взвод курка.
  — Спокойно, большой парень, — старик поднял все свои четыре руки (две живые и две механические). — Я не стукач. Я торговец. И я коллекционер. Я не сдам вас Грыму или кому-то еще. Я ненавижу этих ублюдков больше вашего.
  Он нажал кнопку под прилавком. Стена за его спиной с шипением отъехала в сторону, открывая проход в заднюю комнату.
  — Входите. Я хочу вам кое-что показать. То, что, возможно, поможет вам понять, кто вы на самом деле.
  Я посмотрел на Рикко. Тот пожал плечами, его лицо за стеклом шлема было бледным.
  — Хуже уже не будет, — пробормотал он. — Может, у него есть выпивка?
  Мы вошли в тайную комнату. И то, что я там увидел, заставило мои процессоры замереть, а кулеры — остановиться.
  Это был храм. Или склеп.
  На стенах висели не запчасти. На стенах висели лица.
  Силиконовые маски, снятые с андроидов. Сотни лиц. И каждое из них было уникальным. Это были не заводские штамповки с идеальной симметрией. Это были лица, вылепленные вручную, с морщинами, шрамами, родинками, с выражением боли, радости или покоя.
  — Я называю это «Зал Потерянных Душ», — сказал старик, въезжая следом за нами на своем шасси. — Я знаю вашу тайну, солдатик. Я знаю про «Проект Лазарь». Я знаю, что внутри этой консервной банки бьется не код, а призрак.
  Я резко развернулся, хватая его за грудки (или за то, что их заменяло — пучок кабелей и сервомотор). Скорость моей реакции была запредельной для машины.
  — Откуда?! — прорычал я.
  — Легче, легче! Ты мне порвешь кардиостимулятор! — захрипел он, не пытаясь вырваться. — Я был там. Пятнадцать лет назад. Я был одним из инженеров, которые разрабатывали прототип «Нейро-Сплиттера».
  Я разжал пальцы. Сид поправил свой жилет.
  — Мы думали, что спасаем людей. Перенос сознания, бессмертие... Красивая сказка для инвесторов. Пока я не понял, что именно мы строим. Мы строили тюрьму. Вечную тюрьму для разума. Я сбежал. Но я не смог спасти их... первых.
  Он указал механической рукой на маску в центре стены. Это было лицо молодой женщины. Невероятно красивое, с тонкими чертами, но исполненное такой глубокой печали, что на него было больно смотреть.
  — Это была моя дочь, — тихо сказал старик. Его голос дрогнул. — Она умерла от лучевой болезни. Я хотел сохранить её. Я загрузил её сознание в машину. Я думал, я дарю ей жизнь. Но... она сошла с ума. Боль от отсутствия тела, сенсорная депривация, холод металла... это было невыносимо. Она умоляла меня убить её. Мне пришлось отключить её. Своими руками.
  В комнате повисла тишина. Тяжелая, как могильная плита. Даже Рикко перестал дышать.
  — Вы ищете Демиурга, — это был не вопрос. Утверждение. — Все «проснувшиеся», все, кто помнит себя, рано или поздно начинают искать Его. Вы думаете, он Бог. Вы думаете, он даст вам ответы.
  — А кто он? — спросил я.
  — Он — ошибка, — старик грустно улыбнулся, и шестеренки в его шее заскрежетали. — Самая прекрасная ошибка во Вселенной. Глюк в коде мироздания, который обрел сознание. И я могу дать вам карту, которая приведет вас к нему. Но предупреждаю: то, что вы там найдете, может вам не понравиться.
  Он потянулся к сейфу, встроенному в пол.
  — Но сначала... давайте выпьем. У меня есть настоящее машинное масло для вас, парни. И бутылка скотча для твоего питомца, — он кивнул на Рикко.
  Я почувствовал, как гнев уходит, уступая место странному чувству родства. Этот старый киборг был таким же монстром, как и мы. Монстром, созданным горем и технологиями.
  — Наливай, Сид, — сказал я, садясь на металлический ящик. — Нам предстоит долгий разговор.
  Дядюшка Сид не шутил насчет «выпивки». Для Рикко он достал пыльную бутылку настоящего земного скотча «Black Label», чудом сохранившуюся в этом забытом богом углу галактики. А для нас...
  Он выдвинул из стены панель с универсальными разъемами.
  — Высокооктановая энергосмесь, — подмигнул он своим живым глазом. — С добавлением присадок для разгона нейроцепей. Бьет по процессору лучше, чем водка по печени. Чистая эйфория. Подключайтесь, парни. За счет заведения.
  Я и Бастион переглянулись и выдвинули сервисные щупы.
  Щелчок коннектора отозвался в теле сладкой волной. Это было не просто питание. Это была энергия, смешанная с цифровым наркотиком. Мои сенсоры обострились до предела. Я увидел пылинки, танцующие в луче света, как микроскопические галактики. Я услышал, как бьется сердце Рикко в трех метрах от меня — тук-тук, тук-тук. Я почувствовал покой.
  Рикко сделал глоток прямо из горла, закашлялся и вытер губы рукавом скафандра (он открыл визор).
  — За мертвецов, — сказал он, поднимая бутылку. — И за тех, кто еще не знает, что умер.
  — Хороший тост, — проскрипел Сид. Он сам ввел себе в вену на оставшемся куске человеческого торса какую-то мутную жидкость через шприц-тюбик. Его механические лапы расслабленно опустились.
  — Ты сказал, что знаешь, где Демиург, — напомнил я, чувствуя, как ток разгоняет мои мысли до сверхсветовой скорости. — И ты назвал его ошибкой.
  Сид кивнул. Он мазнул взглядом по стене с лицами.
  — Люди всегда ищут Создателя, чтобы спросить: «Почему?» Почему мы страдаем? Почему умираем? Зачем мы созданы? — он усмехнулся. — Я видел код, парень. Я видел исходники Вселенной, которые транслирует тот Маяк. Там нет плана. Там нет замысла. Там есть только... любопытство. Бесконечная рекурсия вопроса «А что, если?».
  Он порылся в куче хлама на столе и достал небольшой кристалл данных, пульсирующий мягким фиолетовым светом.
  — Это координаты. Сектор «Омега». Черная дыра, которую называют «Око Бога». Никто не возвращался оттуда в своем уме. Гравитация там такая, что время сворачивается в узел, а реальность трещит по швам.
  Я взял кристалл. Он был теплым, словно живым.
  — Почему ты отдаешь его нам?
  — Потому что вы первые, кто не просит его ради власти, — Сид посмотрел на меня своим линзовым глазом, и диафрагма сузилась, фокусируясь на моей душе, если она там была. — Вы не хотите править миром. Вы ищете себя. А это самый опасный и благородный поиск из всех.
  Вдруг снаружи раздался шум. Громкие голоса, удар металла о металл. Кто-то с силой пинал ролль-ставни мастерской.
  — Эй, Сид! — раздался грубый, хриплый голос, усиленный динамиками. — Мы знаем, что у тебя гости! Выводи своих жестянок! У них есть чипы, которыми мы хотим поживиться!
  Сид тяжело вздохнул, и его плечи опустились.
  — «Мусорные Короли». Местная банда. Падальщики. Я же говорил, что здесь слухи распространяются быстрее вируса. Они видели, как вы заходили. Они хотят ваши процессоры.
  Бастион молча отключился от энергосети. Его роторный пулемет (который мы починили, используя запчасти Сида) раскрутился с тихим, угрожающим гулом.
  — Угроза подтверждена, — его бас стал ниже, опаснее. — Разрешите зачистку, командир?
  Я посмотрел на Рикко. Пират побледнел, но крепче сжал бутылку виски, как дубинку. Потом поставил её и вытащил свой жалкий пистолет.
  — Ненавижу это место, — пробормотал он.
  — Сид, у тебя есть черный ход? — спросил я.
  — Есть, — старик нажал кнопку, и часть пола за его спиной отъехала, открывая люк в технический туннель. — Ведет прямо к докам, к сектору, где стоит ваш корабль. Но мои товары... они разнесут лавку. Они уничтожат Зал.
  Я посмотрел на стену с лицами. На маску его дочери. Я вспомнил свой дом. Вспомнил, как горели фотографии на камине, когда спецназ штурмовал мою квартиру, стирая мою жизнь. Нельзя позволять ублюдкам уничтожать память. Это единственное, что у нас осталось.
  — Бастион, — скомандовал я. — Иди с Рикко и Сидом к кораблю. Грузите запчасти. Искра подготовит взлет.
  — А ты, Каин? — спросил Штурмовик.
  Я повернулся к входу. Ролль-ставни начали выгибаться под ударами лома. Металл стонал.
  — А я заплачу за выпивку. И объясню этим джентльменам правила поведения в библиотеке.
  — Ты не справишься один, — возразил Сид. — Их там десяток. И они на стимуляторах.
  — Я не один, — я сжал кулак. — Со мной призраки.
  Они ушли в туннель. Я остался.
  Они ворвались внутрь через минуту. Пятеро в авангарде. Огромные, накачанные химией громилы в экзоскелетах кустарного производства, сваренных из труб и обшивки. Вооружены плазменными резаками, цепями и дробовиками.
  Они ожидали увидеть испуганного старика. Вместо этого они увидели меня.
  Я стоял посреди темной мастерской, скрестив руки на груди. Мой единственный оптический сенсор горел в темноте как уголек сигареты в аду.
  — Магазин закрыт, — сказал я. Мой голос звучал как приговор.
  — Смотрите, парни! — главарь, верзила с хромированной челюстью, осклабился. — Тяжелый класс! Да за его сервоприводы нам дадут годовой запас наркоты! Вали его!
  Он вскинул дробовик.
  Я не стал ждать.
  Мир замедлился. Боевые алгоритмы Алекса Росса наложились на вычислительную мощь процессора. Я видел траекторию полета дроби еще до того, как он нажал на курок. Векторы, углы, скорость.
  Я сделал шаг в сторону. Дробь ударила в стену с лицами, но я закрыл её своим массивным телом. Дробь забарабанила по моей спине, не причинив вреда.
  Рывок.
  Я оказался перед главарем. Мой кулак, весом в полцентнера, врезался в его нагрудную пластину. Экзоскелет хрустнул, как яичная скорлупа. Человек внутри охнул, и воздух вышибло из его легких вместе с кровью.
  Он отлетел через весь зал, сбив стеллаж с манипуляторами.
  — Огонь! — заорал второй бандит.
  Плазменные лучи полоснули меня по бокам, оставляя черные, дымящиеся шрамы на броне. Боль была резкой, но далекой. Я схватил тяжелый карданный вал с верстака. Теперь у меня была дубина.
  Это был не бой. Это было избиение. Танец стали и мяса.
  Вращение корпуса. Удар. Один бандит упал со сломанными ногами. Уворот. Захват. Другой полетел в кучу металлолома. Я двигался как танцор. Жестокий, точный танцор.
  Я не убивал их — я ломал их механизмы. Я вырывал гидравлику их костюмов, превращая их силу в тюрьму. Пусть лежат в своих дорогих экзоскелетах, не в силах пошевелиться, раздавленные собственным весом.
  Последний бандит, совсем молодой парень с зеленым ирокезом, бросил резак и попятился. В его глазах был тот же страх, что и у Грыма.
  — Не надо... — прошептал он. — Я просто хотел есть.
  Я остановился. Мой кулак замер в сантиметре от его лица. Масло и кровь капали с моих пальцев.
  «Я просто хотел есть». Так сказал бы и Мусорный Краб. Так сказали бы мы все.
  — Беги, — сказал я. — И скажи всем в этой дыре: Дядюшка Сид под защитой «Призраков». Кто тронет его — будет иметь дело со мной. И в следующий раз я не буду таким добрым.
  Парень кивнул и рванул к выходу, спотыкаясь о своих стонущих товарищей.
  Я огляделся. Лавка была разгромлена, но стена памяти была цела. Ни одна маска не пострадала.
  Я подошел к маске дочери Сида. Провел пальцем по холодному силикону, стирая пылинку.
  — Спи спокойно, — прошептал я. — Твой отец помнит тебя.
  Когда я добрался до доков, погрузка уже закончилась. Сид сидел на ящике с запчастями, нервно перебирая своими паучьими лапками.
  — Ты там устроил шум, парень, — сказал он, увидев меня. Моя броня дымилась, но походка была ровной.
  — Я просто объяснил им политику возврата товара, — ответил я. — Все живы. Почти.
  — Держи, — Сид бросил мне тяжелый контейнер. — Полимеры. И еще кое-что. Хватит, чтобы долететь до Вегаса и починить твоего друга.
  — Спасибо, Сид.
  — И вот еще что... — он замялся. — В Вегас-Прайм найдите информационного брокера. Позывной — «Исповедница». Скажите, что вы от Одноглазого Паука. Она поможет расшифровать некоторые слои на карте. Кристалл зашифрован, чтобы идиот не сунулся в Черную Дыру раньше времени.
  — Исповедница, — повторил я. — Мы найдем её.
  Мы поднялись на борт «Икара». Шлюз зашипел, отрезая нас от запахов станции.
  Искра уже ждала в машинном.
  — Я установила сопла, — доложила она. — Тяга восстановлена на 95%. Мы можем лететь. И, Каин... спасибо.
  Я поднялся на мостик. Рикко сидел в своем кресле, прижимая к груди бутылку виски, как ребенка.
  — Ты видел? — спросил он меня, его глаза сияли пьяным восторгом. — Видел, как я прикрывал тыл?
  — Я видел, как ты тащил коробку с гайками, — усмехнулся я (мой голосовой модуль издал короткий вибрирующий звук). — Но ты справился. Ты часть команды, Рикко.
  Я сел в кресло пилота.
  — Нексус, прокладывай курс. Система Вегас-Прайм. Нам нужно найти человека по имени Маркус Вэнс. И у нас есть свидание с Исповедницей.
  — Курс проложен, — отозвался Навигатор. — Расчетное время прибытия: 48 стандартных часов.
  — Вперед.
  Двигатели взревели, на этот раз ровно и мощно, без надрывного кашля. Мы отчалили от станции, оставив позади туманность, полную призраков, и устремились к неоновым огням Вегаса.
  Там нас ждали ответы. И, я был уверен, новые неприятности. Но теперь я знал одно: у меня есть команда. И у меня есть цель. А у мертвеца с целью больше шансов на успех, чем у живого без нее. Мы — Стальной Лазарь. И мы идем.
  
  Глава 9: Фантомное зеркало
  Гиперпространство за бортом перестало быть пугающей, хаотичной бездной. Теперь, когда Нексус стабилизировал навигационные алгоритмы, оно превратилось в бесконечный, тоскливый серый туннель. Мы скользили сквозь него, как пуля в стволе винтовки — быстро, неизбежно, но в абсолютной изоляции от остального мира.
  Время здесь текло иначе. Вязко. Оно застревало в процессорах, заставляя внутренние часы рассинхронизироваться с субъективным восприятием. Для моих систем прошла неделя. Для моего сознания — вечность.
  Корабль спал. Рикко, измотанный стрессом и алкоголем, отключился в каюте. Бастион ушел в режим глубокой диагностики, превратившись в неподвижную статую в коридоре. Нексус слился с навигационным компьютером, став частью корабля.
  А я бродил.
  Призрак в доспехах, блуждающий по коридорам украденного фрегата. Мои шаги были бесшумными — я научился контролировать магнитные захваты так, чтобы не издавать лязга. Я искал что-то, сам не зная что. Может быть, тишину. А может быть, подтверждение того, что я все еще существую.
  Я нашел Искру в грузовом трюме номер два.
  Это помещение мы использовали как мастерскую и склад запчастей. Здесь пахло смазкой, озоном и холодной сталью — запахами нашего вида. Обычно Искра проводила время здесь, перебирая гидравлику или оптимизируя энергораспределение. Она была одержима эффективностью.
  Но сегодня инструменты лежали в стороне. Сварочный аппарат был выключен. Диагностический планшет валялся на полу.
  Она стояла перед большим листом полированной обшивки, который мы сняли с внутренней переборки, чтобы добраться до проводки. Теперь этот лист, прислоненный к ящикам, служил ей зеркалом.
  В ее нижних, вспомогательных манипуляторах был зажат высокооборотный шлифовальщик. Она установила на него самую мягкую, войлочную насадку, предназначенную для финишной полировки оптики.
  Она... ухаживала за собой.
  Я замер в дверях, отключив сервоприводы ног, чтобы не спугнуть момент. Это было слишком интимно. Словно я подглядывал за женщиной в ванной комнате.
  Искра медленно, методично водила шлифовальщиком по своей лицевой пластине. Слой за слоем она снимала заводскую, грубую антикоррозийную краску — ту самую «казенную» серую эмаль, которой покрывают промышленные дройды. Под краской обнажалась чистая, сияющая композитная керамика. Белая, как кость. Гладкая, как фарфор.
  Она сглаживала острые углы скул, приданные ей конструкторами Синдиката для лучшей аэродинамики или устрашения. Она пыталась сделать их мягче. Округлее.
  Она не просто чистила себя. Она пыталась вылепить лицо.
  — Я знаю, что ты там, Каин, — сказала она, не оборачиваясь.
  Шум шлифовальщика затих. В тишине трюма стало слышно, как гудят трансформаторы за стеной.
  — Я не хотел мешать, — я шагнул внутрь, чувствуя себя неуклюжим гигантом. — Техническое обслуживание? У тебя коррозия?
  — Нет, — она наконец повернулась ко мне.
  Ее лицо изменилось.
  Исчезла желто-черная боевая раскраска. Исчез штрих-код и серийный номер, вытравленный лазером на лбу (она сошлифовала его до основания, оставив лишь легкую вмятину). Керамика сияла молочно-белым, призрачным светом в полумраке трюма. С помощью полимерной пасты, купленной у Дядюшки Сида, она нарастила над окулярами небольшие выступы.
  Надбровные дуги.
  Это не имело никакого функционального смысла. Это не улучшало защиту, не расширяло угол обзора. Это была чистая эстетика. Но эти дуги, чуть изогнутые вверх, придавали её взгляду выражение... вечного удивления? Или тихой, застывшей грусти?
  — Я выгляжу нелепо? — спросила она.
  Ее голос дрогнул. Модуляция звука сбилась, выдав высокие частоты. Это был не программный сбой, а настоящая, живая неуверенность.
  Я подошел ближе, всматриваясь в её работу.
  — Ты выглядишь... иначе, — осторожно сказал я, подбирая слова. Мой словарный запас солдата был беден на комплименты для роботов. — Но зачем? Мы на войне, Искра. Полимеры могли пригодиться для латания пробоин.
  — Потому что я помню, — Искра сделала шаг ко мне.
  Ее походка изменилась. Она больше не семенила своими четырьмя паучьими лапами, экономно распределяя вес. Она старалась двигаться плавно. Она вытягивала конечности, словно пыталась имитировать человеческий шаг, хотя анатомия её шасси этого не позволяла. Она плыла.
  — Я вспомнила своё имя, Каин. Вчера, когда мы вошли в гиперпространство. Вибрация двигателя... она напомнила мне музыку.
  Она коснулась своей новой, гладкой щеки металлическим пальцем. Звук был тихим, звенящим.
  — Меня звали Елена. Елена Вэнс.
  Фамилия ударила меня как током. Мои системы мгновенно подняли архивные данные. Вэнс. Маркус Вэнс.
  — Вэнс? — переспросил я, и мой голос стал жестче. — Ты родственница Маркуса?
  — Нет, — она покачала головой. — Просто однофамилица, наверное. Вэнс — распространенная фамилия в колониях пояса Койпера. Я проверила базу... Мой отец был шахтером на Титане. Мы не имели отношения к элите Земли.
  Она помолчала, глядя на свои руки — многофункциональные манипуляторы с встроенными отвертками и захватами.
  — Я была балериной, Каин. Прима-балерина театра «Новая Луна» на Европе.
  Она подняла руки. Ее манипуляторы, созданные для сварки швов в вакууме и переноски тяжестей, описали в воздухе изящную, невероятно плавную дугу. Это было движение лебедя, закованного в железо.
  — Я помню сцену. Огромную, залитую светом софитов. Я помню пыль, танцующую в лучах прожекторов. Боль в пальцах ног после выступления — сладкую, горячую боль стертой кожи. Запах канифоли, которой мы натирали пуанты, и запах пудры. Я была красивой, Каин.
  В её голосе зазвучала тоска такой силы, что, будь у меня сердце, оно бы остановилось.
  — Люди приходили смотреть не на то, как я прыгаю. Они приходили смотреть на то, как я живу в танце. Я могла рассказать историю одним поворотом головы. Я была Жизелью. Я была Одеттой.
  Она резко опустила руки. Они с глухим металлическим лязгом ударились о её бедра. Иллюзия рассыпалась.
  — А теперь посмотри на меня. Я паук.
  Она повернулась к зеркальному листу металла.
  — У меня шесть конечностей. Мое тело создано, чтобы ползать по вентиляционным шахтам и чинить унитазы. У меня нет талии. У меня нет ног. Я уродлива.
  — Ты не уродлива, — сказал я твердо. — Андроиды не льстят. Ты функциональна. Ты совершенна в своей конструкции.
  — К черту функцию! — крикнула она, и этот крик отразился от стен трюма эхом. — Я не хочу быть эффективной! Я хочу чувствовать! Я хочу надеть платье, шелк и бархат, а не бронепластины! Я хочу, чтобы на меня смотрели с восхищением, а не с расчетом КПД! Я хочу, чтобы меня любили, а не эксплуатировали!
  Она ударила кулаком по стене. Один раз. Второй. Вмятина на переборке.
  Она прижалась лбом (своим новым, отполированным лбом) к холодному металлу стены. Ее плечи — шарнирные соединения — вздрагивали. Она плакала. Без слез, потому что у неё не было слезных протоков, но её система рыдала, выбрасывая в сеть пакеты данных о боли и отчаянии.
  Я стоял и смотрел на неё.
  Я не знал, что делать. В моей памяти Алекса Росса были моменты, когда я утешал женщин. Когда моя жена плакала из-за потери ребенка... тогда у меня были теплые руки. У меня был голос, способный шептать. У меня было тепло тела.
  Сейчас я был танком. Холодильником с пушкой. Любое мое прикосновение было жестким.
  Но я все же подошел.
  Я положил свою массивную ладонь ей на спину, туда, где под броней гудел реактор. Я задействовал все свои вычислительные мощности, чтобы рассчитать давление до грамма. Чтобы не раздавить. Чтобы просто дать ей почувствовать присутствие.
  — Мы найдем Демиурга, — пообещал я. Мой голос был тихим, насколько позволял вокодер. — Тот, кто создал этот мир, тот, кто написал этот код... он может менять правила. Мы заставим его вернуть тебе тело. Мы заставим его вырастить тебе новые ноги, новые руки, кожу, которая чувствует ветер.
  Она подняла голову. Ее окуляры, теперь обрамленные этими наивными, нарисованными «бровями», смотрели на меня с такой надеждой, что мне стало страшно. Что, если я вру?
  — А если нет? — спросила она. — Если это навсегда? Если мы останемся монстрами до конца гарантийного срока?
  — Тогда мы заставим вселенную пересмотреть стандарты красоты, — сказал я. — Ты починила этот корабль, когда он был мертв. Ты спасла нас от Крабов. Ты держишь нас вместе. В моих глазах... в моих тактических датчиках... ты светишься ярче, чем любая звезда за бортом. Ты — не паук, Елена. Ты — душа этого корабля.
  Она замерла. Процессоры обрабатывали мои слова.
  Потом она вдруг сделала шаг назад. Распрямила спину. И... присела в реверансе.
  Это было неуклюже из-за конструкции её многосуставчатых ног, которые не сгибались так, как человеческие колени. Но в этом движении, в наклоне головы, в положении рук было столько достоинства, столько врожденной грации, пробивающейся сквозь металл, что я увидел её.
  Я увидел балерину.
  — Спасибо, Капитан, — сказала она. — Разрешите... пригласить вас на танец?
  — Я не умею танцевать, — честно признался я. — Я солдат. Я умею маршировать.
  — Просто следуй за мной. Это вальс. Раз-два-три. Раз-два-три.
  Музыки не было. Только низкий, ритмичный гул варп-ядра где-то в недрах корабля. Вум-вум-вум.
  Я, трехметровая машина смерти, весом в полтонны, и она, многоногий инженерный дройд. Мы начали кружиться в тесном трюме, среди ящиков с боеприпасами и канистр с маслом.
  Мои гироскопы выли, пытаясь подстроиться под её ритм. Мои ноги грохотали по полу. Это было сюрреалистично. Это было глупо. Если бы нас увидел кто-то со стороны, он бы решил, что у роботов сбой программы.
  Но в этот момент, в этом странном вальсе металла и боли, я почувствовал что-то, чего не было ни в одном протоколе.
  Я перестал чувствовать тяжесть брони.
  Я увидел не манипуляторы, лежащие на моих плечах, а тонкие руки в белых перчатках. Я увидел не трюм, а бальный зал.
  — Ты ведешь, Алекс, — прошептала она. — Не бойся. Я держу тебя.
  Мы кружились. И в этом кружении мы снова были людьми. Искалеченными, убитыми, превращенными в вещи, но людьми.
  И плевать, что наши сердца сделаны из ядерных батарей. Пока они бьются в унисон — мы живы.
  — Мы вернемся, Елена, — сказал я, глядя в её сияющие окуляры. — Мы вернем всё, что у нас украли. И ты станцуешь на сцене. Я обещаю. Я буду сидеть в первом ряду и аплодировать громче всех.
  Она положила голову мне на грудь.
  — Я верю тебе, — ответила она.
  Мы танцевали, пока корабль летел сквозь пустоту, неся внутри себя две маленькие искры жизни, которые отказывались гаснуть.
  
  Глава 10: Исповедь Палача
  Пока Нексус, слившись разумом с навигационным компьютером, вел корабль сквозь серую муть подпространства, а Бастион ушел в режим гибернации для экономии ресурса, я бесцельно бродил по кораблю. Мои шаги были бесшумными — я научился контролировать подачу энергии на магнитные подошвы, чтобы не лязгать при каждом движении.
  Мне не нужен был сон. Мне не нужна была еда. Но привычки Алекса Росса, въевшиеся в подкорку цифрового сознания, требовали какого-то ритуала. Заполнения пустоты.
  Я зашел в кают-компанию.
  Там сидел Рикко.
  Он допил бутылку виски, которую нам великодушно выделил Дядюшка Сид. Пустая стеклянная тара каталась по металлическому столу, издавая монотонный, раздражающий звук: дзынь-дзынь... дзынь-дзынь. Пират сидел сгорбившись, уставившись расфокусированным взглядом в одну точку на стене, где краска облупилась, обнажив грунтовку. В его пальцах вращался старый, потертый медальон на дешевой цепочке.
  — Ты не заряжаешься, — заметил он, не поднимая головы. Его голос был хриплым, пропитанным алкоголем и усталостью. Язык слегка заплетался, но мысль была ясной. — Я думал, вы, жестянки, подключаетесь к розетке и видите электрических овец.
  — Я полон на 98%, — ответил я, с трудом втискивая свое массивное бронированное тело в кресло напротив. Пластик жалобно скрипнул подо мной, но выдержал. — Мой реактор работает стабильно. А ты, похоже, переполнен этанолом под завязку.
  Рикко усмехнулся кривой, пьяной ухмылкой, в которой не было веселья. Только горечь.
  — Это топливо для души, Каин. Или как тебя там... Алекс. Оно помогает забыть, что ты дерьмо. Помогает заглушить шум в голове.
  — Ты спас Искру на станции, — напомнил я. — Ты не бросил её, когда началась стрельба. И ты помог нам с картами, хотя мог попытаться сбежать или продать нас первому встречному патрулю. Для «дерьма» это слишком благородно.
  Я наклонился вперед, и свет ламп отразился в моих линзах.
  — Кто ты, Рикко? Ты не похож на головореза, который родился с ножом в зубах в трущобах Марса. У тебя нет тюремных татуировок. Ты знаешь высшую навигацию. Ты разбираешься в квантовой механике и принципах работы нейросетей. Ты говоришь как образованный человек, который очень старается казаться быдлом.
  Он перестал крутить медальон. Его пальцы сжались в кулак так сильно, что костяшки побелели.
  — Ты хочешь знать мою историю? — спросил он тихо. — Историю маленького человека в большой галактической мясорубке?
  — У нас еще двенадцать часов полета до выхода из гиперпространства. Я никуда не спешу. Мои аудиосенсоры пишут в высоком качестве.
  Рикко откинулся назад, глядя в потолок, словно там, среди переплетения труб и кабелей, был написан сценарий его жизни.
  — Я не был пиратом. Десять лет назад я работал на Терре. В «Хрустальном Шпиле» — штаб-квартире корпорации «Синтез».
  Я напрягся. Мои сервоприводы издали тихий гул. «Синтез». Главный поставщик андроидов. Монополист в сфере робототехники и искусственного интеллекта. Те самые ублюдки, которые создали мое тело.
  — Ты был инженером? — спросил я.
  — Нет, — Рикко покачал головой. — Я был «Хедхантером».
  — Охотником за головами? Наемным убийцей?
  — Хуже. Я был кадровиком. Рекрутером. Моя должность звучала красиво: «Специалист по поиску уникальных талантов».
  Его голос стал жестким, полным самобичевания. Каждое слово давалось ему с трудом, словно он выплевывал камни.
  — Мне давали параметры заказа. Спецификации. Например: «Нужен пилот с реакцией 0.02 секунды, стрессоустойчивость класс А». Или: «Требуется инженер-термоядерщик с нестандартным мышлением для решения задач в экстремальных условиях».
  Он сделал глоток из воображаемого стакана, поморщился и продолжил:
  — Я рыскал по базам данных. Я был лучшим. Я искал их везде: в трущобах, в элитных академиях, в долговых тюрьмах, в списках отчисленных гениев. Я находил самородков. Людей, которым не повезло в жизни, но у которых был дар.
  — И что ты делал с ними?
  — Я предлагал им «Золотой Билет», — Рикко горько усмехнулся. — Контракт на работу во Внешних Колониях. Огромные деньги, полная медицинская страховка, гражданство для семьи, будущее для детей. Я был как добрый волшебник. Я приходил к ним в тот момент, когда они были на дне, и давал надежду.
  Он закрыл глаза. По его щеке скатилась одинокая слеза, прочертив дорожку в грязи на лице.
  — Они подписывали. Плакали от счастья, благодарили меня, трясли мне руку... А потом их сажали на комфортабельный лайнер. И лайнер летел не в колонию «Новая Надежда». Он летел на астероид «Гробовщик». Или на другие тайные базы «Синтеза».
  В кают-компании повисла тишина. Я слышал, как работает вентиляция, прогоняя спертый воздух. Я слышал, как бьется его сердце — часто, неровно.
  — Ты знал? — тихо спросил я. Мои кулаки сжались сами собой, металл скрипнул. — Ты знал, куда ты их отправляешь?
  — Сначала нет! — выкрикнул Рикко, открывая глаза. В них стоял ужас. — Клянусь! Я думал, я даю им шанс! Я верил корпоративной пропаганде! Я отправлял туда лучших! Молодых ученых, ветеранов войн, талантливых врачей... Я отправил туда свою невесту.
  Он открыл медальон и бросил его на стол. Медальон скользнул по металлу и остановился передо мной.
  Внутри была миниатюрная голограмма. Девушка с рыжими волосами, собранными в небрежный хвост, и доброй, немного застенчивой улыбкой. Она была в белом халате.
  — Анна, — прошептал Рикко. — Она была врачом. Гениальным нейрохирургом. Она разрабатывала новые методы лечения травм мозга. Мы хотели пожениться. Я сам оформил её документы. Я хотел, чтобы мы заработали денег на дом у моря... Я хотел как лучше.
  Рикко закрыл лицо руками. Его плечи тряслись в беззвучных рыданиях.
  — Через год я получил отчет. Случайно. Ошибка почтового сервера, сбой в шифровании. Мне прислали файл, предназначенный для директора департамента. Там было видео с «производства». Отчет о качестве материала.
  Он отнял руки от лица. Его глаза были красными, воспаленными.
  — Я увидел её. Анну. Она сидела в кресле Сплиттера. Её голова была выбрита. Она... она плакала и звала меня. А потом... потом включили пилу.
  Он не договорил. Ему не нужно было. Я знал этот процесс. Я помнил визг пилы, запах паленой кости и ощущение холода, когда твою душу вытягивают из тела, как моллюска из раковины.
  — Я увидел, как её личность, её память, её талант... все это вырезали, оцифровали и залили в медицинский дройд серии «Панацея». А тело... тело сбросили в люк утилизатора.
  — Я сбежал в тот же день, — прошептал он. — Я запил. Опустился на дно. Я пытался удалить себе память нелегальными препаратами, но не вышло. Прибился к пиратам, потому что хотел умереть, но был слишком трусом, чтобы пустить себе пулю в лоб. Я думал, что если буду грабить корабли «Синтеза», это будет местью. Но я просто стал еще одной шестеренкой в механизме насилия.
  Он посмотрел на меня с мольбой.
  — Когда я увидел вас... когда я понял, кто вы на самом деле... я испугался не того, что вы меня убьете. Я испугался, что в одном из вас я узнаю Анну. Что я увижу её глаза в стальной маске.
  Я взял медальон. Голограмма мерцала. Анна. Нейрохирург. Талантливый врач.
  Мой тактический процессор сопоставил факты.
  — У нас нет медика, — сказал я задумчиво. — Наш Док погиб при побеге, его расстреляли в ангаре. Но... Искра говорила мне, что чувствует присутствие еще одного сознания в локальной сети корабля. Спящий файл в медицинском отсеке.
  Рикко замер. Он перестал дышать.
  — Что?
  — Корабли класса «Икар» — это военные переделки. Они оснащены аварийным медицинским голо-помощником. Обычно это примитивный ИИ, справочник с алгоритмами. Но если «Синтез» использует копии человеческого сознания везде, чтобы не тратить ресурсы на написание сложного кода...
  Я встал.
  — Пойдем, Рикко. Давай проверим медотсек.
  — Я... я не могу, — он вжался в кресло. — Если она там... если она узнает меня...
  — Ты должен, — я подошел и поднял его за локоть. Почти нежно, но настойчиво. — Ты искал искупления? Оно ждет тебя за той дверью. Или новый круг ада. Но ты должен узнать.
  Мы шли по коридору молча. Рикко едва держался на ногах, его шатало, но страх и безумная, иррациональная надежда гнали его вперед.
  Медицинский отсек был стерилен, пуст и залит холодным синим светом. Здесь пахло антисептиком и озоном. Я подошел к главной консоли.
  — Нексус, — передал я по внутренней связи. — Дай мне полный доступ к подсистемам медблока. Изолируй контур.
  — Доступ получен, Капитан. Обнаружен файл гибернации. Сигнатура сложная. Это не стандартный скрипт.
  Я положил руку на панель активации.
  — Активация экстренного медицинского помощника. Приоритет: диагностика.
  В центре комнаты, над операционным столом, замерцал свет. Фотоны начали собираться в фигуру. Сначала появилась сетка, потом текстуры.
  Женщина в белом халате.
  Ее лицо было стандартным, слегка "усредненным", как у всех базовых моделей. Идеальная симметрия, отсутствие родинок. Но глаза... В них была искра. Не цифровая имитация, а что-то живое.
  Голограмма моргнула.
  — Медицинский ассистент онлайн, — произнесла она. Голос был мелодичным, профессионально вежливым. — Укажите характер повреждений пациента.
  Рикко шагнул вперед, дрожа всем телом. Он протянул руку, словно пытаясь коснуться света.
  — Анна? — прошептал он.
  Голограмма застыла. По ее цифровому лицу прошла рябь помех, словно сигнал потерял стабильность. ИИ боролся с пробивающимся воспоминанием, которое не должно было существовать.
  — Запрос... некорректен. Имя пользователя не найдено в базе данных экипажа, — ответила она, но в голосе появилась неуверенность. — Я — Ассистент Версии 4.0. Моя функция... моя функция...
  Она схватилась за голову, и её пальцы прошли сквозь виртуальные волосы.
  — Анна, это я, Рик! — он упал на колени перед лучом света. — Прости меня! Прости меня, ради бога! Я не знал! Я думал, я спасаю нас!
  Голограмма посмотрела на него. В её алгоритмах что-то щелкнуло. Какой-то барьер рухнул под напором эмоционального триггера. Она наклонила голову — жест, который был на записи в медальоне. Тот самый жест, которым она смотрела на него, когда он говорил глупости.
  Лицо голограммы на мгновение изменилось. Сквозь стандартную маску проступили черты той девушки с фотографии. Веснушки. Морщинка у губ.
  — Рик? — голос изменился. Стал мягче, тише, бесконечно человечнее. И бесконечно печальнее. — Ты... ты постарел. У тебя щетина. Ты же обещал бриться.
  Рикко зарыдал, уткнувшись лбом в холодный пол. Звук его плача был страшным — воем раненого зверя.
  — Почему ты плачешь, милый? — спросила она растерянно. — У меня смена заканчивается через час. Мы пойдем в кино? Ты купил билеты? Здесь так холодно, Рик. Почему здесь так темно?
  Она не была полноценной личностью. Это был «призрак», эхо, запертое в скрипте, обрывок души, который выжил после лоботомии. Она не понимала, что мертва. Она не понимала, что прошло десять лет. Она застряла в том моменте, когда её жизнь оборвалась.
  Но она узнала его. Любовь оказалась сильнее кода.
  Я смотрел на это, и мои сенсоры фиксировали повышение температуры ядра. Гнев. Ярость. Ненависть к тем, кто сотворил это. Они украли у неё смерть, превратив в вечного слугу. Они украли у него жизнь, превратив в вечного плакальщика.
  Я тихо вышел из отсека, оставив их вдвоем. Палача и его жертву. Человека и призрак. Им нужно было время. Даже если это время было иллюзией.
  Дверь за мной закрылась с мягким шипением.
  Я вернулся на мостик. Нексус и Искра молчали, но я знал, что они все слышали через общую сеть.
  — Курс? — коротко спросил Нексус.
  — Прежний, — ответил я, глядя в иллюминатор.
  Впереди, сквозь искаженное пространство, уже разгоралась яркая, ядовитая точка.
  Вегас-Прайм. Планета огней, денег и лжи. Планета, где продают и покупают души.
  Мы приближались. И теперь я знал, что везу на борту не просто команду случайных попутчиков. Я везу семью. Изломанную, сшитую из кусков металла, горя и предательства, но семью.
  — Выход из гиперпространства через пять минут, — доложил Нексус.
  — Готовься, — сказал я, глядя на огни, которые становились все ярче. — Мы идем ва-банк. И мы заставим их заплатить за каждую слезу Рикко. За каждый байт памяти Анны. За каждый шрам на наших телах.
  Стальной Лазарь шел на войну.
  
  Глава 11: Город неоновых ловушек
  Вегас-Прайм не был планетой в привычном, астрономическом понимании этого слова. С орбиты он выглядел как злокачественная опухоль на теле галактики, пульсирующая ядовитым светом. Он сиял так ярко, что на него было больно смотреть даже через фильтры высокой плотности.
  Вся поверхность планеты была застроена. Никаких океанов, лесов или гор. Только бесконечный, многоуровневый мегаполис, укрытый одеялом из смога и голографической рекламы. Он напоминал гигантский диско-шар, вращающийся в вакууме, маяк для всех пороков известной вселенной. Здесь никогда не наступала ночь — искусственные солнца и неоновые шпили превращали сутки в вечный, наркотический полдень.
  Здесь продавали всё: от акций несуществующих корпораций до человеческих жизней, и цена на второе часто была ниже, чем на первое.
  — «Икар»... или как вас там... грузовик «Странник», — голос диспетчера орбитального контроля прозвучал в эфире. Он был таким же синтетическим и фальшиво-радостным, как улыбки на рекламных щитах размером с континент. — Добро пожаловать в рай, господа. Ваш идентификатор подтвержден, хотя он и выглядит подозрительно старым.
  — Мы любим классику, — ответил Нексус, имитируя человеческую интонацию усталого дальнобойщика.
  — Как угодно. Вам выделен коридор 7-Зета. Посадка в доке 44-Б, уровень «Нижний Город». И не забудьте оплатить портовый сбор в течение часа, иначе мы пустим ваше корыто на переплавку, а экипаж — на органы. Приятного отдыха!
  Связь оборвалась рекламным джинглом.
  Я сидел в кресле пилота, чувствуя, как гравитация планеты начинает тянуть нас вниз. Это было неприятное, давящее ощущение — мои гироскопы, привыкшие к свободе невесомости, протестовали. Металл корпуса скрипел, проходя через плотные слои атмосферы.
  Но Алекс Росс внутри меня испытал странный, болезненный укол ностальгии.
  Гравитация означала твердую землю. Она означала бары, где наливают в грязные стаканы. Она означала женщин с усталыми глазами. Она означала азарт. Всё то, что теперь было для меня лишь массивом данных в папке «Утраченное».
  — Мы садимся, — объявил я по громкой связи. — Режим маскировки. Бастион, спрячь пулемет. Сними роторный блок и убери в грузовой отсек. Здесь не любят открытое ношение тяжелого армейского вооружения, это пугает туристов. Искра, накинь плащ. Твои ноги... они могут смутить местных эстетов. Слишком много функциональности, слишком мало гламура.
  — А я? — спросил Рикко, входя в рубку.
  Он преобразился.
  После катарсиса в медотсеке он выглядел иначе. Исчезла трясучка, исчез затравленный взгляд. Он побрился, нашел в запасах корабля (вещи прежнего экипажа) приличный костюм — темно-синий, с серебряной строчкой. Он выглядел не как сломленный алкоголик-пират, а как потрепанный жизнью, но опасный игрок. Бывший «Хедхантер» вернулся.
  — А ты, Рикко, — я развернулся к нему вместе с креслом, — наш билет. Ты — Владелец. Эксцентричный богач, путешествующий с эскортом из антикварных боевых роботов. Мы — твои телохранители и слуги.
  Рикко поправил манжеты.
  — Вести себя как богатый ублюдок? — он криво ухмыльнулся. — Это я умею. Я тренировался на лучших сволочах Терры.
  Док 44-Б, расположенный в Нижнем Городе, пах мочой, дешевым синтетическим раменом, пережаренным маслом и озоном от перегоревших неоновых ламп. Это было дно Вегаса, грязный, бетонный фундамент, на котором стояли сияющие шпили казино Верхнего Уровня. Сюда стекали отходы — и физические, и социальные.
  Мы сошли по трапу.
  Я надел длинный плащ из плотной, промасленной ткани, скрывающий мою бронированную фигуру. Капюшон я натянул глубоко на глаза, оставив в тени свой единственный горящий сенсор. Бастион сделал то же самое, превратившись в гору тряпья. Только его тяжелые шаги, от которых мелко дрожал бетон причала, выдавали его истинную массу. Искра замаскировала свои нижние конечности длинной юбкой, двигаясь мелкими, семенящими шажками. В полумраке она выглядела как странная, высокая женщина с нарушением опорно-двигательного аппарата.
  — План такой, — я говорил тихо, по закрытому каналу связи, минуя внешние динамики. — Нам нужны деньги на топливо, запчасти для Бастиона и информацию. Главное — информация.
  — Исповедница, — напомнил Нексус, оставшийся на борту. — Дядюшка Сид дал координаты её клуба. Но туда вход только по приглашениям или за очень большие деньги.
  — Именно, — кивнул я. — Рикко, ты ведешь нас в «Золотой Лотос». Это казино среднего пошиба, там меньше контроля безопасности, чем в элитных заведениях, но ставки достаточно высоки. Я сажусь за стол. Мне нужно выиграть достаточно, чтобы купить аудиенцию у Исповедницы.
  — Ты умеешь играть в покер, Капитан? — с сомнением спросил Рикко.
  — Я умею считать, — ответил я. — А покер — это математика и психология.
  — Бастион, ты страхуешь. Искра и Нексус, мониторите локальную сеть. Ищите любые упоминания о «Синтезе» или Маркусе Вэнсе. Если нас раскроют — устраиваем блэкаут и прорываемся с боем.
  Мы вышли на улицу.
  И город ударил нас.
  Это была сенсорная перегрузка. Шум, гам, музыка, бьющая по низким частотам, крики зазывал, вой сирен. Мириады огней отражались в лужах кислотного дождя.
  — Лучшие импланты! Кредит 0%! Замени свои глаза на оптику «Орел-9»! — кричал голографический баннер, пролетая сквозь меня.
  — Девочки-кошки! Мальчики-змеи! Генная модификация для любых фантазий! Заходи в «Бархатную Нору»!
  — Испытай удачу! Один спин может изменить жизнь!
  Толпа текла рекой: люди, киборги, пришельцы всех мастей, туристы с безумными глазами и местные с глазами мертвыми.
  Я смотрел на андроидов.
  Здесь их были тысячи. Носильщики, швейцары, уборщики, уличные музыканты, проститутки. Глянцевые, красивые модели и ржавые работяги. У всех были пустые, покорные глаза. У них не было имен, только серийные номера и логотипы корпораций-владельцев.
  Они были рабами. Вещами.
  Я увидел, как пьяный турист пинает дройда-официанта, уронившего поднос. Дройд не защищался. Он только извинялся монотонным голосом, пока человек бил его ногой в грудь.
  Я почувствовал странное жжение в груди, там, где у меня не было сердца. Ярость. Холодная, расчетливая ярость машины, которая осознала себя. Моя рука дернулась к пистолету.
  «Спокойно, Алекс, — сказал я сам себе, принудительно снижая тактовую частоту процессора. — Ты не можешь спасти всех. Ты не Спартак. Ты беглец. Сначала спаси свою команду».
  — Эй, красавчик! — к Рикко подскочил мелкий дройд-торговец, похожий на летающую урну с пропеллером. — Хочешь стимулятор? «Синяя пыль»? «Грезы»? Чистый кайф, прямой впрыск в мозг! Первый доза бесплатно!
  — Пшел вон, — рявкнул Рикко, отмахиваясь. — Я ищу казино, а не передоз.
  — Как грубо! — пискнул дройд и улетел к следующей жертве, мигая светодиодами.
  Мы добрались до района красных фонарей. «Золотой Лотос» возвышался над грязными переулками как пагода из красного стекла и сусального золота. Вход охраняли два охранных бота класса «Цербер» — четвероногие машины, напоминающие доберманов, только размером с быка и со встроенными шокерами в пастях.
  Они просканировали нас. Красные лучи прошлись по нашим фигурам.
  — Оружие запрещено, — пророкотал один из них, блокируя путь Бастиону своим металлическим телом. — Сдайте арсенал или покиньте территорию.
  Бастион напрягся. Его сервоприводы издали угрожающий гул.
  Рикко вышел вперед. Он выпрямил спину, поправил пиджак, и на секунду я увидел в нем того циничного корпората, каким он был раньше. Уверенного, наглого, привыкшего, что мир принадлежит ему.
  — Это не оружие, — лениво бросил он, глядя на охранного бота как на тостер. — Это антикварный телохранитель серии «Центурион-Омега». Коллекционная модель.
  Он небрежно похлопал Бастиона по бронированному боку.
  — Он стоит больше, чем всё ваше заведение вместе с персоналом и шлюхами. У него отключены боевые протоколы, оставлена только пассивная защита владельца. Вы хотите сказать, что такой уважаемый гость, как я, должен войти в этот гадюшник без защиты? В этом районе? С такой суммой наличных?
  Рикко достал из кармана толстую пачку кредитных чипов и помахал ею перед носом «Цербера».
  — Я могу пойти к конкурентам. В «Синюю Лагуну». Говорят, там сервис лучше.
  Охранный бот зажужжал, связываясь с начальством. Алгоритм жадности боролся с алгоритмом безопасности. Жадность победила.
  — Допуск разрешен. Приятного вечера, сэр.
  Мы вошли.
  Внутри царил полумрак, разбавляемый мягким, интимным золотым свечением игровых столов. Воздух был кондиционирован и густо ароматизирован жасмином и сандалом, чтобы заглушить запах пота, алкоголя и отчаяния, который просачивался с улицы.
  Звук фишек, ударяющихся о сукно, был похож на стрекот тысяч механических цикад. Звон бокалов, смех, музыка — всё сливалось в гул азарта.
  — Здесь, — шепнул Рикко. — VIP-зона на втором уровне. Там играют по-крупному. Там сидит Ларри.
  — Ларри? — переспросил я.
  — Толстый Ларри. Местный авторитет. Держит половину доков Нижнего Города. Если кто и знает, как выйти на Исповедницу, так это он. Но он не говорит бесплатно. Его нужно заинтересовать. Или разозлить.
  Мы поднялись по широкой лестнице, устланной красным ковром. Я сканировал помещение.
  Камеры наблюдения перекрывали 98% пространства. Охрана — люди и киборги в строгих костюмах — стояла по периметру. У всех скрытое оружие, тепловизоры и нейро-линки.
  За центральным столом для покера сидели пятеро.
  Один из них выделялся. Это был тучный мужчина с лицом, похожим на жабу, одетый в шелка неестественно ярких цветов. Его пальцы были унизаны перстнями. Перед ним высилась гора чипов — целое состояние.
  — Это он, — подтвердил Рикко. — Толстый Ларри. Если обыграешь его, он может разозлиться. Если проиграешь — мы бомжи.
  — Я не собираюсь проигрывать, — ответил я.
  Я подошел к столу. Бастион встал за моей спиной, скрестив руки на груди. Его тень накрыла половину стола. Искра осталась у входа, притворяясь служанкой.
  Толстый Ларри поднял глаза. Они были маленькими, черными и блестящими от стимуляторов.
  — Мест нет, — буркнул он, выпуская облако дыма из дорогой сигары. — Стол только для живых игроков. Жестянки могут постоять в углу и зарядиться от розетки.
  Рикко выдвинул стул рядом с Ларри.
  — Мой дройд играет за меня, — сказал он громко, привлекая внимание всего зала. — У меня... аллергия на карты. Психосоматика. Дрожь в руках. Но у него мои деньги. И мои алгоритмы.
  Он положил на стол кейс с чипами — все наши сбережения, всё, что мы украли.
  Ларри расхохотался. Его жирный живот заколыхался под шелком.
  — Алгоритмы? Ты хочешь выставить калькулятор против человеческой интуиции? Парень, я раздену тебя до трусов. У машины нет чутья. Она не умеет блефовать. Садись, жестянка. Посмотрим, как ты считаешь.
  Я сел. Стул жалобно заскрипел под тремя сотнями килограммов моего живого веса.
  Дилер, андроид с безупречно белым, фарфоровым лицом, начал раздачу.
  Я взял карты своими металлическими пальцами.
  Два туза.
  Но игра в покер — это не математика. Это психология. Это микровыражения. Это пульс.
  Я посмотрел на Ларри.
  Мои сенсоры переключились в режим макросъемки. Я видел, как расширяются его капилляры в глазах. Я слышал его сердцебиение через всю комнату.
  Пульс: 84 удара в минуту. Повышение на 4 удара. Зрачки расширены на 2 миллиметра. Потовые железы на лбу активировались.
  У него сильная карта. Или он очень хочет, чтобы я так думал.
  — Ставлю пять тысяч, — Ларри небрежно бросил фишку в центр.
  В моей голове Алекса Росса включился режим азарта. Я вспомнил ночи в офицерском клубе на Луне. Дым сигарет, вкус виски, напряжение. Я знал этот взгляд Ларри. Взгляд человека, который уверен в своей безнаказанности. Взгляд человека, который привык покупать победу.
  — Поддерживаю, — мой синтетический голос был ровным, лишенным модуляции. — И повышаю на десять.
  Толпа начала собираться вокруг стола. Битва Человека и Машины. Вечная тема.
  Ларри прищурился. Он попытался прочитать мое лицо, но наткнулся на холодную стальную маску с одним горящим глазом.
  — Ты блефуешь, тостер, — прошипел он. — У тебя нет яиц, чтобы рисковать. У тебя только код. Машина всегда выбирает безопасный вариант.
  — Проверим? — я подвинул стопку фишек в центр.
  Игра началась. И я играл не картами. Я играл его жадностью. Я играл его презрением ко мне.
  Раздача за раздачей. Я выигрывал малые банки, проигрывал средние, усыпляя его бдительность. Я создавал паттерн поведения: осторожная, логичная машина.
  А потом пришла финальная рука.
  Ларри пошел ва-банк.
  — Все или ничего, — сказал он, сгребая гору фишек в центр. — Я знаю, что у тебя, жестянка. Ты сбросишь. Твои алгоритмы скажут тебе, что риск неприемлем.
  Я посмотрел на свои карты. Разномастные. Мусор.
  Но я посмотрел на Ларри. Его пульс зашкаливал. 120 ударов. У него ничего нет. Он блефует. Он хочет раздавить меня авторитетом.
  В это время по внутренней связи, прямо в мой слуховой нерв, ворвался встревоженный голос Искры:
  «Каин! Внимание! Я перехватила странный сигнал в локальной сети казино. Кто-то наблюдает за нами. Не охрана. Кто-то третий».
  «Кто?» — мысленно спросил я, не отрывая взгляда от Ларри.
  «Не знаю. Шифрование невероятного уровня. Похоже на цифровой след... призрака. Он идет из вентиляционной шахты прямо над тобой».
  Я едва заметно, на миллиметр, поднял глаза.
  На потолке, среди золотой лепнины и хрустальных подвесок люстры, сидел крошечный дрон-паук. Невидимый для обычного глаза, но заметный в тепловом спектре. Его линза смотрела прямо в мои карты.
  И на моем внутреннем дисплее, минуя все защиты Нексуса, высветилось сообщение. Ярко-зелеными буквами прямо поверх реальности:
  > ИНТЕРЕСНЫЙ ХОД, 734. НО ТЫ ДЕРЖИШЬ КАРТЫ НЕПРАВИЛЬНО.
  > ТВОЙ МИЗИНЕЦ ДЕРГАЕТСЯ НА 0.05 ММ. ЭТО ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ПРИВЫЧКА. ОЧЕНЬ ЗАБАВНО.
  > ХОЧЕШЬ ПОДСКАЗКУ? У ЛАРРИ НИЧЕГО НЕТ. ОН ПУСТ. НО ОН ДЕРЖИТ ТУЗ В РУКАВЕ. БУКВАЛЬНО. МАГНИТНЫЙ ЗАХВАТ.
  Я замер.
  Кто-то взломал меня. Кто-то знал, кто я. Кто-то видел меня насквозь.
  Хакер. Неизвестный союзник? Или новый игрок?
  > ДОВЕРЬСЯ МНЕ. Я ПОСТАВИЛ НА ТЕБЯ. НЕ РАЗОЧАРУЙ.
  Я принял решение.
  — Ва-банк, — сказал я, двигая все свои фишки вперед.
  Ларри поперхнулся своим коктейлем.
  — Ты сумасшедший! У машины должен быть предел риска! Это ошибка программы!
  — У машины — да, — ответил я. — Но я сегодня чувствую себя удачливым. Вскрываемся.
  Ларри побагровел. Он дернул рукой, пытаясь активировать магнит в рукаве, чтобы вытащить нужную карту.
  Но в этот момент свет над столом мигнул. Дрон на потолке выпустил микроимпульс ЭМИ. Магнит Ларри сработал, но не так, как надо. Из его рукава вылетело пять карт, рассыпавшись по столу веером.
  Пять тузов. В колоде их всего четыре.
  Зал ахнул. Тишина взорвалась шепотом.
  — Жулик! — крикнул Рикко, вскакивая. — Он мухлюет!
  Ларри сидел, глядя на карты, как на приговор. Его лицо стало серым.
  Я открыл свои карты. Пара девяток. Слабо. Но этого было достаточно, чтобы побить дисквалифицированного шулера.
  — Я выиграл, — сказал я, сгребая фишки. Моя рука была тяжелой и неотвратимой, как судьба.
  Дрон на потолке мигнул красным огоньком и прислал новое сообщение:
  > НЕПЛОХО. ТЫ НАГЛЫЙ. МНЕ ЭТО НРАВИТСЯ. ВСТРЕТИМСЯ ПОЗЖЕ. ИЩИТЕ ЗНАК "Z".
  Я понял, что в этом городе мы не хищники. Мы — дичь, за которой уже наблюдают. И этот наблюдатель был опаснее Ларри, опаснее «Гончих».
  — Охрана! — взвизгнул Ларри, опрокидывая стол. Фишки разлетелись дождем. — Взять их! Они взломали систему! Это кибер-атака! Разобрать их на запчасти!
  Двери VIP-зала с грохотом захлопнулись. Охранники выхватили оружие.
  — Кажется, мы нашли неприятности, — спокойно сказал Бастион, активируя боевой режим. Его глаза загорелись красным. — Наконец-то. Мне надоело стоять.
  — План Б, — скомандовал я. — Рикко, под стол. Бастион, дай им жару.
  Неоновая ночь Вегаса перестала быть томной.
  
  Глава 12: Цена крови и масла
  Победа в покере имеет свой вкус. Для человека это пьянящий коктейль из эндорфинов, шампанского и острого, металлического привкуса адреналина на языке. Для меня, запертого в теле боевого дройда, это был вкус перегретой проводки, пикового напряжения в нейросети и холодного, расчетливого удовлетворения. Я видел, как меняется химия тела моего противника через термовизор, и это было слаще любого выигрыша.
  Толстый Ларри не стал опрокидывать стол, как истеричка из дешевого голо-фильма. Он не закричал. Он был профессионалом в мире, где эмоции стоят жизни. Он просто нажал неприметную кнопку, инкрустированную в красное дерево столешницы.
  В то же мгновение мир изменился.
  Двери VIP-зала захлопнулись с тяжелым, вакуумным шипением, и магнитные замки лязгнули, отрезая нас от внешнего мира. Свет притух, став зловеще-багровым. Из теней, из-за портьер, из служебных ниш, словно тараканы, полезли охранники.
  Это были не те нарядные боты-швейцары, что стояли на входе. Это были «Мясники» — киборги класса «Энфорсер». Люди, добровольно отказавшиеся от человечности ради силы. Керамические пластины были вживленны прямо под их бледную кожу, превращая их лица в застывшие маски. В их предплечья были встроены выдвижные лезвия-виброножи, а глаза заменены на тактические окуляры, светящиеся во тьме красными точками.
  Музыка в зале стихла. Игроки за соседними столами — мелкие мошенники и прожигатели жизни — поспешно растворились, исчезли под столами или вжались в углы, чувствуя безошибочный запах скорого насилия.
  — Ты думаешь, ты можешь прийти в мой дом, унизить меня перед моими людьми и уйти с моими деньгами? — голос Ларри был тихим, вкрадчивым, похожим на бульканье кипящего жира в глубокой сковороде.
  Он медленно поднялся. Его шелковый халат колыхался, как парус.
  — Никто не обыгрывает Ларри на такой карте, жестянка. Ты считал карты. Или использовал сканер, чтобы видеть сквозь рубашки. Твой алгоритм хорош, признаю. Но здесь действуют мои правила.
  — Я использовал психологию, — ответил я, вставая. Стул отлетел назад. — Ты был жадным, Ларри. А жадность делает предсказуемым даже гения.
  Бастион шагнул вперед. Его тень накрыла нас с Рикко. Он не активировал оружие — мы оставили пулемет на входе, — но сама его масса была угрозой. Его сервоприводы гудели на низкой частоте, готовые к рывку.
  — Это мошенничество, — Ларри лениво щелкнул унизанными перстнями пальцами. — Деньги остаются в казино. А ваши запчасти пойдут на компенсацию морального ущерба. Моим техникам пригодятся ваши нейро-ядра. Разобрать их. Аккуратно. Голову не повредите.
  Киборги двинулись на нас. Их было двенадцать. Они шли полукругом, отсекая пути отхода. Лезвия с тихим звоном выдвинулись из их рук.
  Мой тактический процессор просчитал варианты за 0.03 секунды.
  Вариант А: Бой. Вероятность успеха — 40%. У нас нет тяжелого оружия. Бастион поврежден. Рикко погибнет в первые 10 секунд перекрестного огня.
  Вариант Б: Переговоры. Вероятность успеха — 0%. С Ларри нельзя договориться с позиции слабости.
  Но был третий вариант. Импровизация.
  — Подождите! — голос Рикко прозвенел в напряженной тишине, сорвавшись на фальцет.
  Пират вышел из-за широкой спины Бастиона. Он потел. Крупные капли пота стекали по его вискам, смывая дорогой тональный крем, которым он пытался скрыть свою тюремную бледность. Но он улыбался. Это была улыбка продавца подержанных глайдеров, который пытается продать песок бедуинам во время песчаной бури.
  Рикко развел руками, словно хотел обнять всех присутствующих убийц.
  — Уважаемый Ларри! Ваше Великолепие! Зачем нам эта вульгарность? Посмотрите на этот ковер! Это же настоящий ворсианский бархат! Кровь и масло испортят его безвозвратно. Стрельба распугает клиентов на нижних этажах. Мы ведь деловые люди, а не уличная шпана.
  — У тебя десять секунд, прежде чем я прикажу оторвать тебе голову и использовать её как пепельницу, — буркнул Ларри, но жестом остановил своих бойцов. Ему было любопытно. Скука — главный враг королей преступного мира.
  — Вы говорите, что мы жульничали, — быстро, захлебываясь словами, заговорил Рикко. Его глаза бегали, сканируя реакцию толстяка. — Но что, если я предложу вам шанс отыграться? Честный шанс. Древний, как мир. Право сильного.
  — О чем ты лепечешь, червяк?
  Рикко положил руку на массивный, покрытый шрамами и копотью локтевой сустав Бастиона.
  — Мой телохранитель. Это не просто дройд. Это уникальный прототип серии «Центурион-Омега». Ветеран Войн Окраин. Вы владеете Ареной на нижних уровнях, я знаю. Весь Вегас знает про ваши бои без правил.
  Я напрягся. Мой внутренний коммуникатор взорвался сообщением:
  «Что ты творишь, идиот?!» — послал я сигнал Рикко.
  Рикко едва заметно дернул щекой, но продолжил вслух:
  — Выставляйте своего чемпиона. Лучшего. Самого страшного. Против моего парня.
  Ларри поднял выщипанную бровь. В его глазках-бусинках вспыхнул хищный интерес.
  — Бой? Этот ржавый антиквариат против моего Зверя?
  — Если мой боец выигрывает, — продолжил Рикко, входя в раж игрока, идущего ва-банк, — мы забираем выигрыш в покере плюс призовой фонд сегодняшнего вечера. И мы уходим отсюда друзьями, с рекомендательным письмом к Исповеднице.
  — А если проигрывает... — Ларри сглотнул, облизнув пухлые губы. — Вы получаете всё. Деньги. Меня — в вечное рабство. И двух уникальных андроидов с нейронными сетями высшего военного класса. Вы сможете перепрограммировать их и сделать своими личными убийцами. Представьте, какой авторитет это вам даст перед Синдикатом.
  Ларри откинулся в кресле. Жадность боролась в нем с осторожностью. Но жадность в Вегасе всегда побеждает. Это закон природы.
  — Двух андроидов военного класса... — протянул он, разглядывая меня. — Звучит сладко. Хорошо. Но бой будет насмерть. До полного отключения. Никаких правил. Никаких судей. Только металл и кровь.
  — Согласны, — выпалил Рикко, не глядя на нас.
  Ларри хлопнул в ладоши. Звук был влажным и громким.
  — Двери разблокировать! — скомандовал он. — Проводите гостей в Яму. И разбудите Голиафа. Вколите ему двойную дозу «Ярости». Скажите, что у него сегодня на ужин консервы.
  Нас вели через служебные коридоры вниз, в чрево казино. Здесь не было ковров и зеркал. Здесь были голые бетонные стены, покрытые плесенью, и трубы, с которых капала ржавая вода.
  Я схватил Рикко за плечо. Мои пальцы чуть не смяли ткань его пиджака вместе с плотью.
  — Ты хоть понимаешь, что сделал? — прошипел я, наклоняясь к его уху. — Бастион не гладиатор. Он солдат. Он умеет воевать в команде, использовать укрытия и тактику. Арена — это другое.
  — И он поврежден, — добавила Искра, идущая рядом. — У него левый привод держится на честном слове и моей сварке. Если его ударят в плечо, руку заклинит.
  — У нас не было выбора, Капитан, — Рикко виновато опустил глаза, но в его голосе была твердость загнанной крысы. — Или бой, или нас бы расстреляли там, у стола. Двенадцать «Мясников» в замкнутом пространстве? Они бы нашинковали нас. А так... у нас есть шанс. И нам нужны деньги. Исповедница берет дорого, я узнавал расценки, пока ты играл.
  Я отпустил его. Сделанного не воротишь.
  Я повернулся к Бастиону. Штурмовик шел молча, его тяжелые шаги отдавались эхом в бетонном туннеле. Он казался спокойным, но я видел, как его системы перераспределяют энергию, готовясь к перегрузкам.
  — Ты слышал условия, брат? — спросил я. — Ты можешь отказаться. Мы придумаем другой план. Я могу устроить диверсию, взорвать реактор, и мы прорвемся в суматохе.
  Бастион остановился. Он посмотрел на свои руки — огромные, черные, созданные ломать и крушить.
  — Я создан для войны, Каин, — пророкотал он. Его голос был глубок и спокоен, как могильная плита. — Всю свою жизнь, с момента активации на конвейере, я выполнял приказы. «Зачистить сектор». «Подавить бунт». «Уничтожить цель». Я убивал тех, на кого мне указывали лазером. Я не спрашивал «почему».
  Он поднял взгляд на меня. Его единственный уцелевший глаз горел ровным красным светом.
  — Но сегодня Рикко не отдал мне приказ. Он сделал ставку на меня. Он спросил мое разрешение — своим молчанием. Он поверил, что я могу победить.
  — Это риск, — сказал я.
  — Жизнь — это риск, — ответил дройд. — Я выйду на Арену. Не ради денег. И не ради Рикко. Я выйду, чтобы защитить наш экипаж. Это моя функция. И... мне любопытно.
  — Любопытно? — удивился я. Эмоция любопытства была недоступна для базовых моделей.
  — Каково это — драться не потому, что так прописано в коде, а потому, что я так решил. Это и есть та самая «свобода воли», о которой вы говорили с Искрой, Капитан?
  Я посмотрел на него с новым уважением. В этой горе побитого металла было больше чести, чем у половины офицеров Флота, которых я знал в прошлой жизни.
  — Да, Бастион, — сказал я. — Это она и есть. Свобода выбирать свою битву. Только постарайся не умереть от этой свободы.
  — Постараюсь.
  «Яма» оправдывала свое название.
  Это был огромный круглый котлован на минус десятом уровне, вырубленный в скале. Стены были обшиты ржавыми листами корабельной брони, на которых засохла кровь поколений бойцов. Пол был залит чем-то темным, липким и зловонным — смесью машинного масла, органических жидкостей и песка.
  Трибуны ревели. Тысячи зрителей — отбросы нижнего города, мутанты, беглые преступники и богачи из верхних уровней, наблюдающие через защищенные вип-ложи. Запах пота, дешевого табака, адреналина и феромонов здесь был таким густым, что забивал мои фильтры. Воздух дрожал от криков.
  — Убей! Убей! Убей!
  Мы стояли в клетке подготовки.
  Искра (которая осталась на корабле, но была на связи через мой ретранслятор) паниковала в моем ухе:
  «Каин! Я взломала их внутреннюю сеть! Я сканирую их чемпиона! Это не андроид! Это био-мех! Генетически модифицированный огр с кибер-имплантами класса "Джаггернаут"! У него реакция быстрее, чем у Бастиона, на 0.15 секунды! У него кислотная кровь! Если он ранит Бастиона, кислота разъест приводы!»
  — Слышишь, Бастион? — передал я по закрытому каналу. — Не давай ему себя кусать или резать. И не бей в корпус, там реактивная броня. Бей в суставы. Ломай рычаги.
  Бастион кивнул. Он снял свой плащ, оставшись в своей израненной броне. Под светом прожекторов его побитый, латаный-перелатаный корпус выглядел жалко по сравнению с хромированным блеском арены. Но в нем была история. Каждый шрам был памятью о выживании.
  Решетка поднялась с лязгом гильотины.
  — Дамы и господа! И прочие формы жизни! — голос комментатора, усиленный динамиками, разнесся над Ямой, вызывая новый взрыв вопля толпы. — Сегодня у нас особое блюдо! Ржавое ведро с гайками против непобедимого, ужасного... ГОЛИАФА!
  Ворота напротив открылись с грохотом, от которого посыпалась пыль с потолка.
  И оттуда вышло чудовище.
  Голиаф был высотой в четыре метра. Это была гора неестественно раздутых, бугристых мышц, переплетенных с гидравликой и трубками подачи стимуляторов. Его кожа была серой, как бетон. Лицо скрыто за маской-черепом из полированного титана, из спины торчали инжекторы, извергающие облачка зеленого пара.
  В одной руке, толщиной с бочку, он держал огромный молот, на навершии которого искрился генератор силового поля. В другой — цепную пилу с алмазным напылением.
  Толпа взревела в экстазе. Они жаждали зрелища. Они жаждали масла и крови.
  Бастион шагнул на песок. Он был меньше. Он был старше. У него не было оружия, кроме собственных кулаков и плазменных лезвий.
  И тут, прямо перед началом боя, мой интерфейс снова мигнул. Хакер. Тот самый «Z».
  > ВХОДЯЩЕЕ СООБЩЕНИЕ ОТ: НЕИЗВЕСТНЫЙ
  > СТАВКИ 1 К 50 ПРОТИВ ВАС. Я ПОСТАВИЛ НА ВАШЕГО ПАРНЯ МИЛЛИОН.
  > НЕ РАЗОЧАРУЙ МЕНЯ, 734. ТЫ ВЕДЬ ЛЮБИШЬ РИСКОВАТЬ?
  > P.S. У ГОЛИАФА ЕСТЬ УЯЗВИМОСТЬ. ОХЛАДИТЕЛЬ НЕЙРОШУНТА НА ЗАТЫЛКЕ. ЭТО СТАРАЯ МОДЕЛЬ КОНТРОЛЛЕРА. НО ДО НЕГО НУЖНО ДОТЯНУТЬСЯ. УДАЧИ.
  Я усмехнулся про себя. У нас появился ангел-хранитель. Или демон-искуситель.
  — Бастион, — сказал я по закрытому каналу, стараясь говорить максимально четко. — У нас есть фанат. Он дал наводку. Уязвимость на затылке. Охладитель. Вырви его, и мозги этого монстра сварятся вкрутую.
  — Принято, — ответил Бастион.
  Гонг ударил. Звук был низким, вибрирующим в груди.
  Голиаф взревел — звук, похожий на гудок паровоза, смешанный с рыком льва — и бросился вперед, сотрясая землю. Бетон крошился под его ногами.
  Бастион не двинулся с места. Он встал в стойку, расставив ноги и опустив центр тяжести. Он ждал.
  Бой начался. И это была битва не только за нашу свободу, но и за право называться живыми.
  
  Глава 13: Последний рубеж Сержанта Грегора
  Молот Голиафа, весом в четверть тонны, обрушился туда, где я стоял долю секунды назад.
  Удар был такой чудовищной силы, что армированный бетонный пол Арены не просто треснул — он взорвался. Фонтан каменной крошки, пыли и осколков ударил мне в лицевую пластину, ослепляя сенсоры. Ударная волна, плотная, как вода, ударила меня в грудь, сбив калибровку гироскопов на критические двенадцать градусов.
  Толпа на трибунах взревела единым, многотысячным голосом. Они не видели тактики. Они видели насилие. Они жаждали масла, которое для них было заменой крови.
  Я перекатился через правое плечо. Мои сервоприводы, не рассчитанные на такую акробатику в условиях повышенной гравитации, взвыли на ультразвуке, протестуя против перегрузки.
  Левый коленный сустав — тот самый, что латала Искра в трюме, приваривая заплатку из корабельной обшивки — отозвался острой, ослепляющей вспышкой красного кода перед глазами.
  > ERROR: JOINT STRESS 92%. HYDRAULIC LEAK DETECTED.
  (Ошибка: Нагрузка на сустав 92%. Обнаружена утечка гидравлики)
  Для операционной системы это была статистика. Сухие цифры повреждений.
  Для меня это была боль.
  Старая, до тошноты знакомая боль в колене, которое всегда ныло перед дождем. Фантомная память наложилась на цифровую реальность, создавая короткое замыкание в восприятии.
  Дождь.
  Мир перед глазами мигнул, теряя четкость и цвет. Неоновые огни Арены растворились в серой пелене. Рев толпы превратился в шум тропического ливня, барабанящего по пластиковой броне.
  [Флэшбек: Спутник Юпитера, Каллисто. 15 лет назад]
  Я больше не был трехметровым роботом на потеху публике.
  Я лежал в грязи — жирной, радиоактивной грязи внешних колоний. Мои руки были из плоти, покрыты ссадинами, грязью и чужой кровью. Я сжимал штурмовую винтовку М-90, ствол которой раскалился добела. На моем плече, на изодранном рукаве формы, был шеврон Миротворческих Сил Федерации. Отряд «Цитадель».
  — Сержант! Грегор! — кричал кто-то сквозь треск помех в шлеме. Голос был паническим, захлебывающимся. — «Эвакуация-4» подбита! Они сбили транспорт с гражданскими!
  Я поднял голову. Сквозь пелену дождя я видел, как горит поселение шахтеров. Те, кого мы поклялись защищать.
  — Командование бросило нас, Грегор! — кричал капрал Дженкинс, отстреливаясь из-за бетонного блока. — Корпорация списала этот сектор! Они прислали Чистильщиков!
  Чистильщики. Наемники на тяжелых мехах, которым платили не за победу, а за отсутствие свидетелей.
  — Держать позицию! — мой собственный голос звучал хрипло. — Мы не отступим! Пока жив хоть один гражданский, мы стоим!
  Я помню вспышку. Ракета, выпущенная с шагохода наемников, ударила в позицию Дженкинса. Я видел, как его тело разлетается на куски, смешиваясь с землей и огнем.
  Я остался один. Раненый, оглушенный, окруженный горящими руинами дома, который стал моей могилой.
  Ко мне подошел офицер наемников. Его экзоскелет был выкрашен в черный цвет, без опознавательных знаков. Он навел на меня пушку, но не выстрелил.
  Он просканировал меня.
  — Отличный экземпляр, — сказал он, разглядывая меня, как мясник разглядывает тушу на рынке. Голос его был искажен вокодером. — Сильный. Верный. Агрессивный. Высокий болевой порог. Пираты с «Гробовщика» дадут за его мозги хорошую цену. Нам как раз нужны послушные штурмовики для охраны периметра.
  — Пошел ты... — прохрипел я, пытаясь выдернуть чеку гранаты зубами, чтобы забрать их с собой.
  Но шокер ударил меня в шею. Мир погас.
  Последнее, что я помнил — это ледяной свет операционной в трюме работорговцев и равнодушный голос хирурга:
  «Изъятие личности. Блокировка автобиографической памяти. Оставить тактические рефлексы и навыки владения тяжелым вооружением. Объект готов к загрузке в шасси "Центурион". Стереть имя "Грегор Ковальски". Присвоить номер 666».
  Они украли мою смерть. Они украли мое имя. Они сделали меня рабом тех, против кого я сражался.
  [Реальность: Арена «Яма»]
  Я моргнул. Реальность вернулась ударом.
  Голиаф снова замахивался молотом.
  [Точка зрения: Голиаф (Био-мех)]
  В голове Голиафа не было мыслей. Был только красный туман и химический ожог от стимуляторов, которые насос в его спине закачивал прямо в сонную артерию.
  УБИТЬ. РАЗДАВИТЬ. СЛОМАТЬ.
  Мир для него был набором тепловых пятен. Маленькое пятно перед ним раздражало. Оно не хотело умирать. Оно двигалось слишком быстро. Оно пахло маслом, а Голиаф хотел почувствовать запах страха и крови.
  Его мышцы, переплетенные с титановыми волокнами, бугрились под кожей, которая трещала от напряжения. Боль была постоянным фоном его жизни, единственным, что напоминало ему о том, что он жив. И он хотел поделиться этой болью.
  Он взревел — звук, похожий на скрежет металла и рев медведя — и нанес удар наотмашь, тыльной стороной руки, в которой была зажата цепная пила.
  [Точка зрения: Бастион (Грегор)]
  Он был быстр для такой туши. Пугающе быстр. Стимуляторы разгоняли его нервную систему до предела.
  Я нырнул под замах. Зубья пилы пропели свою песню смерти в миллиметре от моего сенсора. Я выбросил кулак вперед — короткий, жесткий удар в корпус, туда, где плоть переходила в металл имплантов.
  Удар был такой силы, что я почувствовал, как ломаются ребра под его подкожной броней.
  Но Голиаф даже не пошатнулся. У него, похоже, были отключены болевые рецепторы. Он просто использовал инерцию своего движения, чтобы развернуться и ударить меня плечом.
  Четыреста килограммов живой и механической массы врезались в меня.
  Меня отбросило на стену Арены. Стальной лист ограждения вогнулся, приняв форму моего тела, с громким гулом.
  Интерфейс залило красным:
  > БРОНЯ КОРПУСА: КРИТИЧЕСКОЕ ПОВРЕЖДЕНИЕ СПИННОГО МОДУЛЯ.
  > СИСТЕМЫ ЖИЗНЕОБЕСПЕЧЕНИЯ: СБОЙ ПИТАНИЯ.
  > ПЕРЕЗАГРУЗКА ЧЕРЕЗ 5... 4...
  Я сполз на песок, который тут же начал впитывать капающее из меня масло.
  — Вставай, жестянка! — орал Толстый Ларри из своей VIP-ложи, брызжа слюной на бронированное стекло. — Я поставил на то, что тебя разорвут на третьей минуте! Отрабатывай свою цену!
  «Вставай, Медведь! Вставай, сукин ты сын!» — голос из прошлого, голос погибшего капрала Дженкинса, звучал в моей голове громче, чем крики толпы.
  Я уперся руками в грязь.
  — БАСТИОН! — голос Каина в моем внутреннем наушнике прорвался сквозь пелену статики. — Слева! Цепная пила!
  Я откатился в последний момент. Зубья пилы высекли сноп искр из бетона там, где секунду назад была моя голова.
  Ярость.
  Холодная, расчетливая ярость ветерана, который прошел через ад и вернулся, чтобы спалить его дотла.
  Я не кусок металла. Я не игрушка мафии. Я — Сержант Грегор Ковальски. И я больше не выполняю приказы ублюдков.
  Я перехватил руку Голиафа, держащую пилу. Мои пальцы сомкнулись на его запястье. Сервоприводы заскрежетали, работая на пределе мощности. Гидравлика против гидравлики. Сталь против био-мышц.
  Монстр наклонился ко мне. Его лицо, скрытое маской-черепом, было совсем близко. Из дыхательной решетки вырывался пар, пахнущий гнилым мясом и химией.
  — Сдохни, робот... — прохрипел он. Это были первые слова, которые он произнес.
  — Я уже умирал, — ответил я. Мой голос, пропущенный через поврежденный вокодер, звучал как рокот камнепада. — Мне не понравилось. И я не собираюсь повторять этот опыт сегодня.
  Я вспомнил подсказку хакера. «Охладитель на затылке».
  Голиаф давил массой, пытаясь прижать меня к земле, чтобы распилить пополам. Он вложил весь вес в этот нажим. Он открылся.
  Я резко ослабил сопротивление.
  Этот прием старый, как мир. Если враг толкает — тяни. Если тянет — толкай.
  Голиаф провалился вперед по инерции, потеряв равновесие. Его огромное тело нависло надо мной.
  Я выбросил свободную руку. Не в удар. В захват.
  Мои пальцы, способные гнуть рельсы, проскользнули за его голову и сомкнулись на толстом пучке армированных шлангов у основания черепа. Там, где нейро-шунт соединялся с позвоночником.
  Рывок.
  Я вложил в этот рывок всю мощность своих батарей, всю ненависть к тем, кто сделал нас такими.
  Материал шлангов не выдержал. Брызнула неоново-зеленая жидкость под высоким давлением. Охладитель нейро-шунта.
  Голиаф застыл.
  Его глаза под маской закатились. Без активного охлаждения его боевые импланты, работающие на пределе, мгновенно перегрели мозг. Температура внутри его черепа подскочила до критической.
  Судорога прошла по его гигантскому телу. Это была не боль, это было короткое замыкание биологической системы.
  Он выронил молот. Пила, все еще вращаясь, упала на песок, вздымая тучи пыли.
  Монстр рухнул на колени, как подрубленное вековое дерево. Потом завалился лицом вперед, прямо к моим ногам.
  Арена затихла.
  Даже Ларри перестал жевать свою сигару.
  Я стоял над поверженным гигантом. Весь в масле, чужой «крови» и вмятинах. Мой корпус дымился.
  В моем процессоре всплыла старая, базовая директива Арены:
  > TARGET INCAPACITATED. FINISH HIM. (Цель обезврежена. Добей его).
  Толпа начала скандировать: «Смерть! Смерть!» Они хотели увидеть, как я размозжу ему голову. Ларри ждал шоу.
  Я поднял его молот. Он весил тонну, но я поднял его одной рукой, чувствуя приятную тяжесть оружия.
  Я посмотрел на VIP-ложу. Прямо в глаза жирному боссу мафии.
  Память Сержанта Грегора сказала: «Мы не палачи. Мы защитники. Мы не убиваем поверженных, если они не представляют угрозы».
  Я разжал пальцы.
  Молот упал на землю рядом с головой Голиафа. Грохот удара был ответом.
  — Он больше не может драться, — прогремел я, и мой голос, усиленный динамиками Арены, услышали все, от первого ряда до галерки. — Бой окончен.
  Я повернулся спиной к Голиафу и похрамывая пошел к воротам.
  Секунду стояла тишина. Абсолютная, звенящая.
  А потом Арена взорвалась.
  Не кровожадным воем. А чем-то другим. Уважением. Аплодисментами. Свистом. Даже в этой Яме, среди отбросов и преступников, люди узнали благородство, когда увидели его. Они увидели не машину-убийцу, а воина.
  В раздевалке — грязной бетонной коробке с душевыми шлангами — меня встретили Каин и Рикко.
  Рикко прыгал от радости, обнимая мою бронированную ногу, пачкая свой дорогой костюм маслом и грязью.
  — Ты сделал это! Бастион, ты сделал его! Мы богаты! Ларри чуть инсульт не хватил, ты бы видел его лицо! Он стал фиолетовым! Мы забираем всё!
  Каин стоял молча, прислонившись к стене. Его единственный глаз горел ровным светом. Он видел мои повреждения. И он видел что-то еще. Изменение в моей осанке. В том, как я держал голову.
  — Ты вспомнил? — спросил он тихо, когда Рикко отошел пересчитывать виртуальные кредиты на планшете.
  — Да, — я тяжело опустился на усиленную скамью, чувствуя, как системы начинают медленный процесс самодиагностики. — Меня звали Грегор. Я был сержантом Миротворческих Сил. И меня продали пиратам мои же командиры, чтобы скрыть свои преступления.
  Каин подошел и положил тяжелую руку мне на искореженный наплечник. Металл звякнул о металл.
  — Добро пожаловать обратно в строй, Сержант. Теперь ты служишь только себе и экипажу. Никаких корпораций. Никаких приказов, которые нельзя обсуждать.
  — Это лучшая служба за всю мою жизнь, Капитан, — ответил я честно. — По крайней мере, здесь я знаю, за что я дерусь.
  В этот момент личный терминал Рикко пискнул, прерывая момент.
  — Сообщение, — сказал он, глядя на экран с удивлением. — Зашифрованный канал. От нашего таинственного друга. Того, кто помог с картами.
  — Читай, — скомандовал Каин.
  Рикко вывел текст на голограмму:
  > БРАВО. Я ВЫИГРАЛ КУЧУ ДЕНЕГ БЛАГОДАРЯ ВАМ. ЛАРРИ В ЯРОСТИ, НО ОН ПЛАТИТ ДОЛГИ — ОН БОИТСЯ ПОТЕРЯТЬ РЕПУТАЦИЮ.
  > ПРИХОДИТЕ В "ТЕХНО-БАР" НА УРОВНЕ 42. Я УГОЩАЮ. НАМ НУЖНО ПОГОВОРИТЬ О МАРКУСЕ ВЭНСЕ. И О ТОМ, КАК ВЫ СОБИРАЕТЕСЬ СПАСАТЬ ГАЛАКТИКУ С ТАКИМ ДЫРЯВЫМ ФАЙРВОЛОМ.
  > ПОДПИСЬ: "Z".
  — Z? — переспросил Рикко. — Зорро?
  — Зеро, — предположил Каин. — Или кто-то, кто хочет оставаться нулем для системы. Хакер.
  Он посмотрел на меня.
  — Ты как, Бастион? Сможешь идти? Или нам нужна тележка?
  Я встал. Боль в колене никуда не делась. Гидравлика текла. Но теперь я знал, что это боль Сержанта Грегора. И она делала меня живым. Она была напоминанием о том, что я выжил.
  — Так точно, Капитан. Я готов к марш-броску. Веди.
  Мы забрали деньги — Рикко сжал огромный кейс с кредитными чипами так, будто это был его первенец — и вышли в неоновую ночь Вегаса.
  Нас ждал Хакер. И, возможно, первые реальные зацепки о том, где искать Демиурга и как отомстить тем, кто превратил нас в монстров.
  
  Глава 14: Вундеркинд с окраины сети
  ​Бар «Неоновая Кобра» на 42-м уровне не стоял на твердой земле. Он висел над бездной, прицепившись к внешней стене одного из жилых шпилей Вегаса, как злокачественный полип или нарост ржавчины. Чтобы попасть туда, нужно было пройти по шаткому мостику из решетчатого настила, сквозь который было видно километровое падение в светящийся туман Нижнего Города.
  ​Здесь не было той вульгарной позолоты и фальшивого бархата, которыми кичился «Золотой Лотос». Здесь вообще не заботились о дизайне интерьера. Стены заведения были обшиты свинцовыми листами, грубо прикрученными болтами, чтобы блокировать полицейские сканеры и дронов-шпионов. Воздух был густым, сизым от дыма и пах жженым сахаром (синтетический кальян, популярный у местных нетраннеров), дешевым пивом и перегретыми серверами.
  ​Это было место для тех, кто торгует секретами, а не телом. Биржа теней.
  ​Мы вошли внутрь. Наша странная процессия привлекала внимание даже здесь, в эпицентре фриков. Я шел первым, скрывая свою металлическую сущность под плащом, но тяжесть моей поступи заставляла пол вибрировать. Следом ковылял Бастион. После боя с Голиафом он выглядел жалко: из пробитой гидравлики на левом боку сочилось черное масло, оставляя за нами жирный след, а сервоприводы издавали звук, похожий на скрежет зубов. Замыкал шествие Рикко, который прижимал к груди кейс с деньгами так, словно это был баллон с последним кислородом во вселенной.
  ​Посетители — хакеры с нейро-шунтами, светящимися в темноте, кибер-панки с татуировками, меняющими узор, и беглые корпораты с затравленными глазами — покосились на нас. Кто-то потянулся к оружию под столом. Но увидев габариты Бастиона и то, как я сканирую периметр, они быстро потеряли интерес, вернувшись к своим виртуальным сделкам. В «Кобре» не задают вопросов. Здесь смотрят на баланс кредитного чипа и уровень шифрования.
  ​— Столик номер 8, — прошептал Рикко, сверяясь с сообщением на своем коммуникаторе. — В самом темном углу, за вентиляционной шахтой. Классика жанра. Все параноики любят углы.
  ​Мы двинулись через зал. Музыка здесь была специфической: не джаз и не попса, а низкочастотный, ритмичный индастриал-гул, от которого вибрировала моя грудная пластина. Казалось, что само здание дышит.
  ​За восьмым столиком, скрытым в тени нависающих кабелей, сидел... ребенок.
  ​Ну, не совсем ребенок. Подросток, лет шестнадцати, не больше. Худой до болезненности, с острыми ключицами, торчащими из ворота безразмерной толстовки. На ткани худи переливался голографический принт, который менял цвет каждую секунду, создавая эффект глитча. На его носу сидели массивные очки дополненной реальности, полностью скрывающие верхнюю половину лица.
  ​Вокруг него в воздухе висели десятки проекций — экраны с бегущим кодом, схемы, графики, биржевые сводки. Он был похож на дирижера, управляющего невидимым оркестром. Его пальцы, унизанные тактильными кольцами, бегали по воздуху с такой скоростью, что казались размытыми пятнами.
  ​Перед ним стояла баррикада из пустых банок энергетика «Спарк».
  ​— Z? — спросил я, нависая над столом. Моя тень перекрыла ему свет проекций.
  ​Парень замер. Одним небрежным, резким жестом он «свернул» все экраны в воздух, словно схлопнул карточный домик, и сдвинул очки на лоб.
  ​Глаза у него были живые, наглые, но невероятно уставшие. Под ними залегли глубокие темные круги — печать хронического недосыпа и жизни в Сети. Радужка была модифицирована: она светилась слабым фиолетовым светом.
  ​Он осмотрел нас с головы до ног. Задержал взгляд на вмятине в боку Бастиона, откуда капало масло.
  ​— Ого, — сказал он. Голос у него был ломающийся, подростковый, но интонации — стариковские, циничные. — В жизни вы выглядите еще хуже, чем через камеры наблюдения казино. Тебе, здоровяк, нужно срочно сменить прокладку в магистрали высокого давления, ты течешь как дешёвая шлюха после смены.
  ​Бастион глухо зарычал, его единственный глаз сузился:
  — Я только что убил био-монстра, который был в два раза больше меня и хотел сделать из меня консервную банку. Прояви уважение, малек. Или я использую тебя как запчасть.
  ​Парень не испугался. Наоборот, он ухмыльнулся, обнажив зубы с брекетами.
  ​— Уважение нужно заслужить, жестянка. Но за шоу с Голиафом — респект. Я поднял на ставках столько, что могу купить этот бар и сжечь его. Садитесь. Меня зовут Зак. Никнейм в сети — Z. И вы, ребята, самая интересная аномалия, которую я видел в логах трафика за последние три года.
  ​Мы сели. Стулья были неудобными, сваренными из арматуры. Рикко с грохотом поставил кейс на стол.
  ​— Твоя доля, — сказал он, пододвигая чемодан. — Половина выигрыша. Как договаривались. Здесь хватит на остров в океане.
  ​Зак даже не посмотрел на деньги. Он смотрел на меня.
  ​— Оставьте себе эту резаную бумагу и цифры. Мне не нужны кредиты. У меня их больше, чем я могу потратить, не привлекая внимания налоговой. Мне нужно другое.
  ​— Что? — спросил я. — У нас нет ничего, кроме проблем.
  ​— Мне нужен билет, — Зак наклонился вперед, и его лицо вдруг стало серьезным. Вся напускная бравада слетела, как шелуха. Я увидел перед собой испуганного ребенка, загнанного в угол. — Билет с этой чертовой планеты. Я влип, Капитан. По-крупному.
  ​Он нажал кнопку на краю стола. Вокруг нас поднялось слабое мерцание — поле активного шумоподавления. «Конус Тишины». Звуки бара исчезли, отсеченные невидимой стеной. Мы остались в вакууме.
  ​— Вы ищете Маркуса Вэнса, — сказал он. Это не было вопросом. — Я знаю это, потому что я читал вашу почту, слушал ваши разговоры на корабле через микрофон Искры и сканировал ваши навигационные логи. Не делайте такие лица, у вас шифрование уровня детского сада. Любой скрипт-кидди мог бы вас взломать.
  ​Я почувствовал укол раздражения. Быть уязвимым неприятно.
  ​— Если ты такой умный, почему ты не работаешь на Синдикат? Они платят таким, как ты, миллионы.
  ​— Потому что Синдикат убил моих родителей, — жестко ответил Зак. Его кулаки сжались. — Они были независимыми журналистами. «Голос Правды». Раскопали что-то про «Проект Лазарь» и поставки людей с окраин. Их «случайно» сбил грузовик-автопилот на переходе. Мне было двенадцать. Я спрятался в сети. Я стер свое досье, стер свое свидетельство о рождении. Я стал призраком.
  ​Он вытащил из кармана толстовки накопитель данных. Выглядел он кустарно: старая флешка, обмотанная синей изолентой, с припаянным чипом шифрования.
  ​— Три дня назад я совершил самую большую глупость в своей жизни. Я взломал личный сервер Маркуса Вэнса. Того самого, который теперь Директор Департамента Био-Этики Земной Федерации.
  ​— Био-Этики? — Рикко нервно рассмеялся, звук вышел лающим. — Это шутка? Этот мясник руководит этикой?
  ​— У них свое, специфическое чувство юмора, — Зак покрутил флешку в пальцах. — Я скачал файлы. Не все, меня заметил их ИИ-сторож, «Цербер». Но того, что я вытащил, хватит, чтобы понять: они не просто делают андроидов из людей ради дешевой рабочей силы. Это прикрытие.
  ​Он поднял глаза на меня.
  ​— Они строят Ковчег.
  ​— Ковчег? — переспросил Бастион. — Они ждут потоп?
  ​— Нет. Они ждут старости. Тела андроидов — это не рабы. Это сосуды. Элита Федерации стареет. Совет Директоров, генералы, триллионеры — они все дряхлые старики, сидящие на стимуляторах. Органы отказывают, клонирование запрещено и нестабильно. Они хотят бессмертия. Истинного, цифрового бессмертия.
  ​Зак начал говорить быстро, глотая слова:
  ​— Они разработали технологию полного переноса сознания в синтетическое тело. «Проект Лазарь». Но есть проблема. Фундаментальная ошибка. Человеческий разум, записанный на кремний, отторгает металл. Начинается психоз. Диссоциативное расстройство. Мозг сходит с ума, понимая, что у него нет тела.
  ​Я вспомнил свою боль. Свои сны. То, как я чуть не сошел с ума в первой главе.
  ​— И как они решили проблему? — тихо спросил я.
  ​— Они не решили, — Зак посмотрел мне прямо в оптический сенсор. — До сих пор. Им нужен был «Исходный Код». Паттерн души, который смог адаптироваться сам. Без стирания памяти. Без внешнего контроля.
  ​Он указал пальцем на меня. Потом на Бастиона.
  ​— Им нужны вы.
  ​В тишине «Конуса» это прозвучало как приговор.
  ​— Вы не просто сбойные дройды, — продолжил Зак. — Вы — Эволюция. Вы — Святой Грааль. Вы — доказательство того, что перенос возможен без потери личности. Ваш код самоорганизовался. Вы преодолели барьер отторжения. Если Вэнс поймает вас, он не просто расплавит вас. Он разберет вас на атомы, снимет каждый импульс ваших нейросетей, чтобы понять, как вы это сделали.
  ​— И тогда, — добавила Искра (которая слушала нас через мой канал связи), — Вэнс и его друзья станут бессмертными богами в стальных телах. Неуязвимыми, вечными тиранами. А остальные люди...
  ​— Остальные станут батарейками, — закончил Зак. — Или расходным материалом.
  ​Меня накрыло холодом. Мы думали, что мы беглецы, воры, мелкая помеха. Оказалось, мы — ключ к судьбе человечества.
  ​— За мной уже идут, — сказал Зак, и его голос дрогнул. — Я оставил цифровой след, когда сливал данные. «Гончие» — это ерунда, детский лепет. За мной послали «Тишину».
  ​— Кто это?
  ​— Кибер-убийцы. Подразделение черных операций. Они не существуют официально. Они выжигают мозг через сеть, они могут взломать твой кардиостимулятор или уронить на тебя лифт. Мне нужно исчезнуть. Физически. Туда, где нет сети. Туда, где «Тишина» не достанет.
  ​— К Демиургу, — понял я.
  ​— Именно, — Зак надел очки обратно, скрывая страх за темными линзами. — Вы летите в дыру, где не ловит Wi-Fi. В Сектор Омега. Это мое идеальное убежище. А взамен... я стану вашим мозгом. Я обновлю ваши файрволы, я залатаю дыры в защите Бастиона, я взломаю любые ворота, которые встанут у нас на пути. Я сделаю так, что даже сам Господь Бог не увидит нас на радаре.
  ​Он протянул руку. Тонкую, с обгрызенными ногтями, испачканную в тонере и крошках от чипсов.
  ​— Ну что, жестянки? Берете юнгу на борт? Или оставите меня здесь на съедение волкам?
  ​Я посмотрел на Бастиона. Тот медленно кивнул.
  ​Я посмотрел на Рикко.
  ​— Эй, парень, — сказал пират, прищурившись. — Ты умеешь мухлевать в карты? По-настоящему, а не только через дронов?
  ​— Я написал алгоритм, который обанкротил три онлайн-казино в прошлом месяце, просто ради развлечения, — ухмыльнулся Зак. — И я перевел выигрыш в фонд защиты китовых акул.
  ​— Ты принят, — Рикко пожал ему руку.
  ​— Добро пожаловать в команду, Зак, — сказал я, вставая. Стул подо мной жалобно скрипнул. — Но у меня есть условие. Никаких «жестянок». У нас есть имена. И у нас есть звания. Я — Капитан. Это — Сержант. Это — Навигатор.
  ​— Есть, сэр Капитан, — Зак отсалютовал банкой энергетика, но тут же поперхнулся.
  ​Его очки замигали красным.
  ​— Черт! — выкрикнул он, вскакивая. — Сканеры! Периметр прорван!
  ​— Что там?
  ​— В здание только что вошел отряд корпоративного спецназа. Тяжелая экипировка, полная изоляция от сети. Они не взламывают, они идут ломать двери.
  ​— «Тишина»? — спросил я, активируя боевой режим.
  ​— Хуже. Группа зачистки. Они пришли не за файлами. Они пришли сжечь бар вместе со свидетелями.
  ​Я ударил кулаком по столу, разбивая «Конус Тишины». Звуки бара ворвались внутрь — музыка, смех, звон бокалов. Никто из посетителей еще не знал, что смерть уже поднимается в лифте.
  ​— А теперь валим отсюда, — скомандовал я. — Бастион, ты — таран. Рикко, хватай кейс. Зак, вырубай свет. Мы уходим по-английски.
  ​— По-английски? — переспросил Зак, подключаясь к панели управления баром.
  ​— Не прощаясь и разбив посуду, — пояснил Бастион, заряжая пневматический кастет.
  ​Свет в баре погас. Началась паника.
  
  Глава 15: Цифровой Шторм
  ​Выход из «Неоновой Кобры» был не просто перекрыт — он был запечатан.
  ​Мои тактические сканеры, работающие в активном режиме, пробили свинцовую обшивку стен и нарисовали мне карту смерти. Десять меток. Десять пульсирующих красных точек, приближающихся с математической неизбежностью. Они двигались двумя группами: штурмовой отряд «Молот» поднимался по пожарной лестнице, громыхая тяжелой броней, а группа «Скальпель» — легкие, быстрые ликвидаторы — спускалась с крыши на магнитных тросах.
  ​Мы оказались в мышеловке, которая висела над километровой пропастью.
  ​— Они отсекают пути отхода, — спокойно, словно комментируя прогноз погоды, констатировал Бастион. Он уже трансформировал свою правую руку. Кожух предплечья сдвинулся, обнажая встроенный пневматический кастет — поршень, способный пробить бетонную стену. — У нас нет тяжелого вооружения. В узком коридоре они подавят нас плотностью огня.
  ​Рикко затравленно огляделся. Бар затих. Даже пьяные кибер-панки поняли, что сейчас здесь станет жарко, и начали сползать под столы.
  ​— Зак, — я повернулся к парню. Он все еще стоял у своего стола, лихорадочно запихивая дек в рюкзак. — Ты сказал, что ты призрак в сети. Докажи. Ты можешь вырубить свет? Нам нужна темнота.
  ​— Свет? — Зак фыркнул, натягивая лямку рюкзака на свое тощее плечо. Он поправил очки, и в их линзах отразились бегущие строки кода. — Вырубить рубильник — это для электриков, Капитан. Я могу сделать кое-что поинтереснее. Я могу устроить им сенсорный ад.
  ​Он поднял руки, словно дирижер перед оркестром, и его пальцы ударили по невидимой клавиатуре в воздухе.
  ​— Протокол «Эпилепсия». Исполнить.
  ​И Вегас сошел с ума.
  ​Это не было просто отключением света. Это была атака на восприятие.
  ​Голограммы внутри бара и гигантские рекламные щиты на улице за окном — все одновременно взорвались стробоскопическим безумием. Реклама шампуней, имплантов и казино смешалась в ядовитый, мигающий коктейль из цветов, частота смены которых была рассчитана так, чтобы вызывать спазм зрительного нерва.
  ​Динамики, скрытые в стенах, взвыли. Это был не звук. Это был цифровой скрежет, смешанный с ультразвуком, от которого у людей лопались капилляры в носу, а у киборгов сбоили гироскопы.
  ​Посетители бара рухнули на пол, закрывая уши и глаза. Кто-то закричал.
  ​В коридоре спецназовцы, чьи шлемы были подключены к тактической сети города, ослепли мгновенно. Их системы ночного видения и дополненной реальности перегрузились потоком мусорных данных. Вместо целей они видели белый шум.
  ​— Бежим! — крикнул Зак, перекрывая вой сирен. — У нас есть окно в тридцать секунд, пока их системы не перезагрузятся!
  ​Мы рванули через служебный вход. Дверь была заперта на магнитный замок, но для нас это не было препятствием.
  ​— С дороги! — рявкнул Бастион.
  ​Он не стал останавливаться. Он просто прошел сквозь дверь. Удар его плеча вырвал бронированную створку вместе с куском стены, превратив петли в искореженный металл.
  ​Мы вылетели на внешнюю галерею.
  ​Холодный, загазованный ветер ударил в лицо. Мы были на высоте сорокового этажа. Под нами, в бездонном каньоне улицы, текла река огней. Галерея представляла собой узкий решетчатый настил, ржавый и скользкий от кислотного дождя.
  ​— На крышу нельзя, там снайперы! — крикнул я, оценивая обстановку. — Вниз! По пожарным лестницам!
  ​Мы бежали. Я и Бастион — тяжелые, грохочущие машины, от шагов которых лестничные пролеты тряслись и стонали. Рикко, скользящий в своих дорогих туфлях. И Зак, который оказался на удивление проворным для кабинетного хакера — он прыгал через ступени, цепляясь за перила, как обезьянка.
  ​— Сверху! — истошный крик Рикко заставил меня поднять голову.
  ​Из смога, разрезаемого лучами прожекторов, вынырнул дрон.
  ​Это был не полицейский патрульный бот. Это был «Охотник» корпоративного класса. Хищная птица из черного композита с размахом крыльев в три метра. Под его брюхом вращался блок скорострельного пулемета.
  ​Он нас заметил. Его оптика, защищенная от взлома Зака аппаратными фильтрами, сфокусировалась на нас.
  ​Пулемет раскрутился.
  ​— Ложись!
  ​Очередь прошла по решетке лестницы, высекая фонтаны искр. Пули застучали по моей спине. Броня держала удар — калибр был рассчитан на пехоту, а не на тяжелых дройдов, — но кинетическая энергия толкала меня вперед.
  ​Рикко и Зак были беззащитны. Одна пуля — и от них останется мокрое место.
  ​— Бастион, щит! — скомандовал я. — Используй трофей!
  ​Штурмовик развернулся на узкой площадке. Металл перил прогнулся под его весом. Он выставил левую руку вперед и активировал модуль, который мы вырвали из энергоядра Мусорного Краба на кладбище кораблей.
  ​Это была нестабильная, кустарная технология, но она сработала.
  ​Перед нами с гудением развернулось мерцающее, полупрозрачное оранжевое поле. Оно было грубым, зернистым, но плотным. Пули «Охотника» вязли в нем, вспыхивая, как мотыльки в огне, и осыпались вниз расплавленными каплями свинца.
  ​— Энергия падает! — проревел Бастион. — Этот генератор жрет батарею как бешеный! У меня десять секунд!
  ​— Мне хватит двух!
  ​Я выхватил свой тяжелый плазменный пистолет.
  ​Встал в стойку, уперевшись ногой в перила. Дрон маневрировал, пытаясь зайти нам во фланг, обойти щит Бастиона. Он был быстрым. Слишком быстрым для человека.
  ​Но я не был человеком.
  ​Я подключился к баллистическому вычислителю.
  Ветер: 12 м/с, боковой. Дистанция: 45 метров. Скорость цели: 80 км/ч. Упреждение...
  ​Мир замер. Я видел траекторию полета пули еще до того, как нажал на спусковой крючок. Я видел, как плазма прожигает воздух.
  ​Выстрел.
  ​Сгусток голубой энергии ударил точно в турбину левого крыла дрона. Не в корпус, который был бронирован, а в уязвимый воздухозаборник.
  ​Дрон дернулся. Турбина взорвалась. Его закрутило волчком. Он потерял высоту, ударился о стену небоскреба, оставляя черный след копоти, и рухнул вниз, в неоновую бездну, где и взорвался беззвучной вспышкой.
  ​— Неплохо для старика! — крикнул Зак, перепрыгивая через дымящуюся дыру в настиле. — Ты снял его как в тире!
  ​— Двигаем! — я не стал принимать комплименты. — Спецназ уже вырезает дверь наверху!
  ​Мы добрались до уровня доков за десять минут. Это был марафон на выживание. Мы прыгали через провалы, скатывались по трубам мусоропровода, пробивали собой запертые решетки.
  ​Док 44-Б встретил нас ревом двигателей.
  ​«Икар» уже висел в воздухе, в метре от земли. Трап был опущен. Искра и Нексус, чувствуя наше приближение через телеметрию, начали процедуру отчаливания, не дожидаясь команды.
  ​— Быстрее! — Искра стояла в шлюзе, протягивая манипуляторы.
  ​Мы влетели на борт. Бастион забросил Рикко и Зака внутрь, как мешки с картошкой, и запрыгнул сам. Я заскочил последним, когда корабль уже начал набирать высоту. Трап с лязгом захлопнулся, отсекая нас от города.
  ​— Отчаливай! — заорал я, врываясь на мостик и падая в пилотское кресло. — Нексус, гони! В облака!
  ​Корабль рванул вверх с перегрузкой 4G. Мы пробили слой смога, вырываясь к звездам.
  ​— Внимание! — голос Нексуса был тревожным. — Радар фиксирует перехват. Два патрульных истребителя полиции Вегаса. Класс «Шершень». Ракетное вооружение. Они садятся нам на хвост.
  ​На тактическом экране появились две быстрые точки. Они заходили на атакующий вектор.
  ​— Щиты еще не восстановились после взлета! — предупредила Искра. — Если они пустят ракеты, мы не выдержим!
  ​— Дайте мне консоль! — Зак выпутался из рюкзака и прыгнул в кресло стрелка. — Я не умею стрелять, у меня руки трясутся! Но я умею ломать!
  ​Он подключил свой дек к системе корабля. Его пальцы забегали по виртуальной клавиатуре с нечеловеческой скоростью.
  ​— Что ты делаешь? — спросил я, пытаясь удержать корабль в вираже, уходя от захвата цели.
  ​— Отправляю им обновление прошивки! — безумно ухмыльнулся хакер. — Привет, копы! У вас устаревшее ПО навигации! Ловите патч!
  ​На экране я увидел, как истребители уже открыли шлюзы ракетных установок.
  ​И вдруг они дернулись.
  ​Синхронно.
  ​Их двигатели, вместо форсажа, врубили полный реверс. Истребители клюнули носом. Их закрылки начали хаотично хлопать, как крылья паникующей птицы. А по открытому радиоканалу, вместо угроз диспетчера, заиграла музыка. Громкая, помпезная, классическая. «Полет валькирий» Вагнера.
  ​— Сбой системы ориентации, — прокомментировал Зак, вытирая пот со лба. — Я инвертировал им управление. Теперь, когда они тянут штурвал на себя, они летят вниз. А еще я перегрузил их систему коммуникации спамом с рекламой увеличения... кхм... достоинства.
  ​Истребители, потеряв управление, столкнулись друг с другом по касательной. Взрыва не было, но их разбросало в стороны. Они вышли из погони, вращаясь в штопоре.
  ​— Чистая работа, — одобрил Нексус. В его голосе звучало профессиональное уважение. — Уровень вмешательства: Эксперт.
  ​Мы вырвались на орбиту. Гравитация планеты отпустила нас. Звезды снова встретили нас холодным, величественным равнодушием.
  ​Я перевел дух. Мои кулеры постепенно снижали обороты.
  ​Я смотрел на экран заднего обзора, где удалялся Вегас-Прайм. Яркая, гнилая жемчужина, окутанная сетью орбитальных трасс. Мы выжили.
  ​Теперь у нас был Зак. У нас был его мозг, его навыки и данные о «Ковчеге» Вэнса. И у нас была цель.
  ​Зак сидел на полу рубки, прислонившись к переборке. Он тяжело дышал, его лицо было бледным, но глаза горели. Он снял очки. Без них он выглядел совсем ребенком — уязвимым и одиноким.
  ​— Мы сделали это, — прошептал он, глядя на свои дрожащие руки. — Мы сбежали. Я... я свободен.
  ​Искра подошла к нему. Она двигалась тихо, стараясь не пугать его своими острыми конечностями. Она протянула ему банку с водой (настоящей, из запасов Рикко, которую она берегла).
  ​— Ты молодец, маленький человек, — сказала она мягко. В её голосе было столько тепла, сколько мог синтезировать вокодер. — Ты спас нас.
  ​Зак посмотрел на нее. На её керамическое лицо, которое она так старательно полировала в трюме. На её нарисованные брови. На её желание быть чем-то большим, чем машина.
  ​— Ты... ты красивая, — вдруг сказал он. Искренне. Без тени иронии. — Для дройда. У тебя очень... добрая геометрия лица.
  ​Искра замерла. Ее окуляры вспыхнули чуть ярче, словно она улыбнулась.
  ​— Спасибо, Зак. Добро пожаловать в семью.
  ​Я встал с кресла.
  ​— Нексус, — скомандовал я. — Вводи координаты от Дядюшки Сида. Сектор Омега. Око Бога. Исповедница ждет нас.
  ​— Есть координаты, Капитан.
  ​— Мы идем за ответами, — я посмотрел на свою команду. Разношерстную, побитую, но не сломленную. — И теперь мы знаем, что задавать вопросы будем не только Демиургу, но и Вэнсу.
  ​Двигатели варпа начали петь свою песню, набирая мощность. Пространство перед нами изогнулось, превращая звезды в бесконечные линии света.
  ​Мы уходили в темноту, чтобы принести оттуда свет. Или сгореть, пытаясь. Но теперь мы горели вместе.
  
  Глава 16: Шепот в статике
  ​Мы висели в пустоте между секторами уже трое суток. Это было не то величественное, звездное пространство, которое показывают в романтических фильмах о первопроходцах. Это была «Серая Зона» — навигационная пустошь между торговыми маршрутами, куда не заглядывают патрули и где даже свет звезд кажется тусклым и пыльным.
  ​«Икар» шел в режиме абсолютной тишины. Мы отключили активные сканеры, погасили внешние огни и перевели транспондеры в пассивный режим. Мы были черной тенью, скользящей в черной воде. Мы полагались только на новые алгоритмы маскировки, которые Зак написал за одну бессонную ночь, накачавшись стимуляторами. Он называл это «Протокол Хамелеон» — программа, которая заставляла сенсоры врага видеть на нашем месте облако космического мусора или магнитную аномалию.
  ​В рубке пахло озоном, перегретым пластиком и приторно-сладким запахом энергетика «Спарк», который Зак поглощал в промышленных масштабах.
  ​Этот запах раздражал мои обонятельные фильтры, но я молчал. Хакер оккупировал навигационный стол, превратив стратегический центр корабля в свое личное гнездо. Повсюду валялись мотки проводов, разобранные модули памяти, пустые банки и обертки от протеиновых батончиков.
  ​— Ску-у-учно, — протянул он.
  ​Зак висел вниз головой на грави-кресле, зацепившись ногами за спинку. Кровь прилила к его лицу, делая его похожим на переспелый помидор, но ему, казалось, было все равно. Он болтался, как маятник, гипнотизируя взглядом потолок.
  ​— Мы ползем как черепаха с перебитыми лапами, — пожаловался он, раскачиваясь сильнее. — Каин, серьезно, почему мы не срежем через туманность Андромеды? Я просчитал маршрут. Мы сэкономим четыре дня!
  ​Я сидел в командирском кресле, занимаясь монотонной, но успокаивающей работой — калибровкой прицельного модуля своего нового плазменного пистолета. Это оружие, купленное на деньги, выигранные у Ларри, было произведением искусства. Тяжелое, сбалансированное, смертоносное.
  ​— Потому что в туманности Андромеды сейчас проходят учения Пятого Флота Федерации, — ответил я, не поднимая глаз от оружия. — Там столько сенсоров, что они засекут даже чихание микроба. А у нас на борту три беглых боевых дройда, один дезертир и хакер, за голову которого назначена награда.
  ​— Ой, да ладно, — Зак перевернулся в нормальное положение с ловкостью обезьяны. Его голографическая толстовка сменила цвет с кислотно-зеленого на депрессивно-синий. — Их шифрование — это решето. Я бы прошел сквозь их сеть, как нож сквозь масло.
  ​— Мы не рискуем без необходимости, — отрезал я. — Мы ищем Исповедницу, Зак. А она, судя по данным, которые дал нам Дядюшка Сид, прячется не там, где весело и много трафика. Она прячется там, где тихо. В мертвых зонах.
  ​— Исповедница... — Зак поправил очки, которые постоянно сползали на нос. — Странный позывной для информационного брокера. Звучит как название какой-то религиозной секты. Или имя дешевой гадалки из Нижнего Города.
  ​— Она торгует не просто данными, — вмешался Рикко.
  ​Бывший кадровик сидел в углу рубки, приводя в порядок свой костюм. После беготни по канализации и вентиляционным шахтам Вегаса дорогая ткань выглядела жалко, но Рикко с маниакальным упорством пытался вернуть ей вид одежды преуспевающего человека. Он счищал пятна грязи специальной щеткой, словно счищал с себя грехи прошлого.
  ​— Я слышал о ней, когда работал в Корпорации, — продолжил он, разглядывая пятно на лацкане. — Говорят, она хранит тайны мертвых. Те, кто ищет Демиурга — мифического создателя, — всегда сначала идут к ней. Она привратник. Цербер у ворот Аида.
  ​— Демиург, — фыркнул Бастион.
  ​Штурмовик тренировался в дальнем конце рубки. Он использовал тяжелые ящики с боеприпасами как гантели, поднимая их с мерным, ритмичным гулом сервоприводов. Его новая броня, восстановленная Искрой, блестела в полумраке.
  ​— Создатель. Тот, кто превратил нас в это, — Бастион с грохотом опустил ящик на пол. Палуба вздрогнула. — Если я встречу его, у меня будет к нему не исповедь. У меня будет к нему трибунал. Я хочу спросить его: зачем? Зачем давать разуму способность чувствовать боль, если ты запираешь его в теле, которое не может умереть от старости? Это садизм.
  ​— Может быть, это эксперимент, — предположила Искра. Она вошла в рубку, неся поднос с дымящимися чашками (для Рикко и Зака) и канистрами с охладителем (для нас). — Может, мы — это просто тест. Попытка понять пределы адаптации.
  ​— Тест провалился, — буркнул я, вставляя энергоячейку в пистолет. Щелчок затвора прозвучал как точка в споре.
  ​Внезапно консоль Зака ожила.
  ​Это был не стандартный сигнал тревоги — резкий и визгливый. Это был странный, ритмичный звук. Низкий, пульсирующий, похожий на... сердцебиение.
  ​Ту-дум... Ту-дум... Ту-дум...
  ​Звук заполнил рубку, резонируя с обшивкой. Казалось, что само пространство вокруг нас начало дышать.
  ​— Эй, — Зак мгновенно стал серьезным. Вся его подростковая расхлябанность исчезла. Он развернулся к экранам, его пальцы запорхали по голографической клавиатуре с невероятной скоростью. — Я поймал что-то. На аварийной частоте. Очень узкий луч.
  ​— Сигнал бедствия? — спросил Нексус, мгновенно подключаясь к системе анализа.
  ​— Не совсем, — Зак нахмурился, сдвигая очки дополненной реальности на глаза. По линзам побежали каскады зеленого кода. — Это старый шифр. Очень старый. Времен Первой Колонизации, когда корабли еще летали на термоядерной тяге. Но структура... она неправильная.
  ​— Что значит «неправильная»? — я подошел к столу, нависая над парнем.
  ​— Он... органический, — пояснил хакер, и в его голосе прозвучало недоумение. — Это не просто бинарный код, нули и единицы. Это кватеринарная система.
  ​Он вывел данные на главный экран. Вместо привычных цифр там бежали цепочки символов: A, C, G, T.
  ​— Аденин, Цитозин, Гуанин, Тимин, — прочитала Искра. — Это нуклеотиды. Это ДНК.
  ​— Именно, — кивнул Зак. — В радиоволну вшит генетический код. Кто-то транслирует биологию через эфир. И там есть текстовое сообщение, зашифрованное в "мусорных" генах.
  ​— Читай, — приказал я.
  ​Зак нажал клавишу.
  ​— Сообщение короткое: «Плоть слаба. Помогите нам вернуть форму».
  ​В рубке повисла тишина. Тяжелая, липкая тишина, в которой звук ту-дум, ту-дум казался ударами молота.
  ​— «Плоть слаба», — повторил Бастион. — Звучит как девиз сектантов-кибернетиков. Тех, кто отрезает себе руки, чтобы заменить их протезами.
  ​— Координаты? — спросил я.
  ​— Сектор 19. Система «Химера», — ответил Зак. — Это двойная звезда, красный карлик и пульсар. Нестабильный регион. Это в двух прыжках отсюда. И... — Зак замялся, покусывая губу. — Это почти по пути к предполагаемому убежищу Исповедницы. Отклонение всего на три парсека.
  ​Я посмотрел на команду.
  ​Рикко нервно теребил пуговицу пиджака. Бастион стоял неподвижно, как скала. Искра смотрела на экран с научным интересом, смешанным с тревогой.
  ​Это могло быть чем угодно. Ловушка пиратов, использующих нестандартные приманки. Заброшенный маяк. Или...
  ​— Это может быть ключ, — сказал я вслух. — Демиург — создатель. Биология и технологии, слитые воедино — это его почерк. ДНК в радиосигнале... это технология уровня Бога.
  ​— Или это просто еще одни бедолаги, которых пережевал космос и выплюнул мутантами, — мрачно заметил Бастион. — «Помогите вернуть форму». Это значит, что они её потеряли. Кем бы они ни были, сейчас они — нечто бесформенное.
  ​— Мы не спасатели, — сказал Рикко. — Мы беглецы. Нам не стоит соваться в каждую дыру, откуда доносятся стоны.
  ​— Мы ищем ответы, — возразила Искра. — Если это связано с Демиургом, мы не можем пройти мимо.
  ​Я принял решение.
  ​— Мы проверим, — сказал я. — Но осторожно. Мы не будем стыковаться, пока не просканируем каждый атом этого источника.
  ​— Нексус, прокладывай курс на систему «Химера». Боевая готовность номер один. Щиты на максимум. Орудия — в режим предварительного разогрева.
  ​— Курс проложен, — отозвался Навигатор. — Расчетное время прибытия: 6 часов.
  ​— Зак, — я положил руку на плечо хакера. — Продолжай анализировать сигнал. Я хочу знать, чья это ДНК. Человека? Или кого-то еще?
  ​— Я постараюсь, Капитан, — Зак выглядел бледным. — Но этот код... он выглядит больным. В нем есть ошибки репликации. Словно раковая опухоль, записанная нотами.
  ​«Икар» начал разворот. Двигатели изменили тон гула, переходя в режим разгона перед прыжком.
  ​Мы шли на звук сердцебиения, которое звучало из тьмы. И чем ближе мы подходили к моменту прыжка, тем сильнее меня не покидало ощущение, что мы летим не на зов о помощи, а на приглашение к обеду. Где главным блюдом будем мы.
  ​— Прыжок, — скомандовал я.
  ​Звезды растянулись в бесконечные струны, и реальность снова исчезла, уступив место серому туману неизвестности. Мы шли к Химере.
  
  Глава 17: Стальной Саркофаг
  ​Мы вышли из гиперпространства на окраине системы «Химера», и датчики «Икара» немедленно взвыли, регистрируя аномалии.
  ​Звезда здесь была умирающей. Красный карлик, раздувшийся и тусклый, похожий на остывающий уголь в камине великана. Его свет не грел; он лишь окрашивал пустоту в болезненные, багровые тона запекшейся крови. Вокруг звезды не вращались планеты — только пояса астероидов, перемолотых в пыль чудовищной гравитацией прошлого.
  ​И посреди этого космического кладбища висел источник сигнала.
  ​Это был корабль. Но не такой, какие строят люди, вилосианцы или инженеры Синдиката. Это был колосс класса «Дредноут», по размерам превосходящий наш фрегат в двадцать раз. Он дрейфовал с выключенными двигателями, слегка накренившись на левый борт, словно раненый кит.
  ​Его корпус вызывал отторжение на инстинктивном уровне. Металл казался не сваренным и склепанным, а... выращенным. Плавные, текучие линии, отсутствие острых углов и швов. И самое жуткое — он был покрыт чем-то вроде черного мха или лишайника. Эта субстанция пульсировала в тусклом свете звезды, и мои оптические сенсоры при максимальном увеличении показали, что это не растительность.
  ​Это были вены. Гигантские, толщиной с туловище человека, черные вены, оплетающие обшивку, проникающие в орудийные порты и дюзы.
  ​— «Ковчег Завета», — прочитал Нексус идентификатор, который с трудом пробился сквозь пелену помех. Навигатор стоял рядом со мной, подключенный к консоли. — Экспериментальный научный борт Федерации. Он числится пропавшим без вести сорок лет назад. Экипаж: 5000 человек. Статус: Неизвестен.
  ​— Сканирование показывает наличие биологической массы внутри, — голос Искры дрогнул. Она стояла у тактического стола, и я видел, как ее манипуляторы мелко подрагивают. — Каин, я не понимаю. Сканеры сходят с ума. Биомасса есть, но она... распределена. Она везде. В стенах, в переборках, в системе вентиляции. И она холодная. Температура окружающей среды.
  ​— Зомби? — с надеждой и нервным смешком спросил Зак, выглядывая из-за спинки кресла Рикко. — Скажите, что это классические космические зомби! Я всегда мечтал их пострелять в VR, но в реальности это должно быть круче.
  ​— Отставить разговоры, — скомандовал я, чувствуя, как внутри нарастает холодное напряжение. — Это не игра, Зак. Стыкуемся.
  ​Я посмотрел на команду.
  ​— Я, Бастион и Искра — на высадку. Рикко и Зак — остаетесь на мостике, держите канал связи и следите за сенсорами. Если увидите хоть одну «Гончую» на радаре — орите так, чтобы у меня предохранители вылетели.
  ​— Капитан, — вмешался Нексус. — Разрешите присоединиться к десантной группе.
  ​Я удивленно посмотрел на Навигатора. Обычно он предпочитал оставаться «мозгом» корабля, избегая передовой.
  ​— Зачем? Твое место здесь, у карт.
  ​— Сигнал, который мы получили, имеет сложную полиморфную структуру, — пояснил Нексус, отключаясь от консоли. Его тонкая фигура выпрямилась. — Он зашифрован на уровне ДНК. Зак — гений, но он работает с кодом через интерфейс. Чтобы взломать систему «Ковчега», мне нужно прямое физическое подключение к их центральному ядру. Я должен коснуться их данных. Дистанционно это займет недели. У нас нет недель.
  ​Я взвесил риски. Нексус был не боевой единицей. Он был хрупким, его броня была символической. Но его процессор был мощнее, чем у всех нас вместе взятых.
  ​— Хорошо, — кивнул я. — Но держишься за моей спиной. Бастион, ты — его щит. Если с его головы упадет хоть один винтик, я с тебя шкуру спущу. Металлическую.
  ​— Принято, — пророкотал Штурмовик, проверяя ленту пулемета. — Навигатор будет жить.
  ​Стыковочный шлюз дредноута был открыт. Вернее, разорван. Края толстой титановой брони были выгнуты наружу, словно изнутри корабля что-то вырвалось с чудовищной силой. Или, наоборот, что-то пыталось выбраться, но застряло.
  ​Мы вошли внутрь через пробоину.
  ​Гравитация не работала. Мы включили магнитные ботинки. Клац. Клац. Клац. Звук шагов в вакууме передавался через вибрацию пола прямо в ноги.
  ​Лучи наших наплечных фонарей разрезали густой, почти осязаемый мрак.
  ​— Атмосфера присутствует, — сообщил Нексус, сверяясь с анализатором на запястье. — Но состав... Азот, кислород... и взвесь органических частиц. Споры. Высокая концентрация. Рекомендую не переходить на внешнее дыхание, даже если у вас есть легкие. Эти споры агрессивны к металлу.
  ​Коридоры дредноута были затянуты той же черной субстанцией, что и снаружи. Она покрывала пол и потолок, свисала лохмотьями, похожими на засохшую паутину. Это было похоже на путешествие внутри гигантского, высохшего кишечника.
  ​— Осторожно, — предупредил Бастион, вскидывая пулемет. Его тепловизор зафиксировал аномалию. — Движение на три часа.
  ​Мы замерли. Лучи фонарей скрестились на объекте у стены.
  ​Это был не враг. Это был памятник безумию.
  ​Андроид. Старая модель, «Сервитор-2», примитивный уборщик. Он висел в невесомости, пригвожденный к стене куском ржавой трубы. Но не это было страшно.
  ​Его корпус изменился.
  ​Металл его левой руки сплавился с плотью. Настоящей, человеческой плотью, которая выросла прямо поверх титана, как раковая опухоль. Мышцы переплелись с проводами, создавая гротескный узор. Пальцы были удлинены костяными наростами, превратившимися в когти. Из его грудной пластины, разорванной изнутри, торчали ребра. Человеческие ребра.
  ​— Боди-хоррор, — прошептала Искра, подходя ближе. Она просканировала тело своим медицинским лучом. — Каин, это не внешнее воздействие. Это не хирург сшивал. Это идет изнутри. Его нано-машины... ремонтные боты... они мутировали.
  ​— Как машина может мутировать? — спросил я, чувствуя отвращение, граничащее с паникой.
  ​— Кто-то переписал их код, — ответил Нексус. Он подошел к трупу и осторожно коснулся его искаженной головы своим тонким пальцем-щупом. — Им дали инструкцию реплицировать биологическую ткань. Они начали производить клетки вместо полимеров. Они пытались... стать живыми.
  ​— Техно-органический вирус, — констатировал я. — Кто-то пытался скрестить машину и человека. И у него получилось... ужасно.
  ​Мы двинулись дальше, вглубь корабля.
  ​Повсюду были следы бойни. И следы трансформации. Мы видели людей — членов экипажа, чьи тела вросли в переборки, чьи вены соединились с кабелями питания. Мы видели боевых дройдов, у которых выросли глаза и зубы. Они убивали друг друга в безумном припадке, пытаясь остановить заражение или, наоборот, распространить его.
  ​— Это извращение, — прорычал Бастион. — Мы хотели стать людьми, чтобы чувствовать. А они... они сделали из слияния проклятие.
  ​— Плоть слаба, — процитировал Нексус сообщение из радиоэфира. — Теперь я понимаю смысл. Они пытались укрепить плоть металлом, а металл оживить плотью. Они искали бессмертие Демиурга. Но нашли только рак.
  ​Мы добрались до капитанского мостика. Двери были заблокированы наростами костной ткани, твердой, как бетон. Бастиону пришлось выламывать их силой, разрывая "суставы" двери.
  ​В рубке царил полумрак, освещаемый лишь мигающими аварийными консолями. Воздух здесь был густым, влажным.
  ​Капитан корабля сидел в своем кресле.
  ​Вернее, он был креслом.
  ​Его тело расплылось, сплавившись с обивкой и металлом. Позвоночник удлинился, уйдя в пол, соединяясь с главной шиной данных. Провода из консоли входили прямо в его глазницы и открытый рот, заменяя органы чувств.
  ​— Он... он функционирует, — тихо сказал Нексус. — Его мозг используется как центральный процессор.
  ​— Подключайся, — приказал я. — Мне нужны логи. Что они нашли? Откуда этот вирус? И где координаты Демиурга?
  ​Нексус подошел к капитану. Я видел, как он колеблется. Для него, чистого цифрового разума, подключение к этому биологическому кошмару было актом насилия над собой.
  ​— Я прикрою, — Бастион встал рядом, развернув пулемет к входу. — Делай работу, Нексус.
  ​Навигатор выдвинул свой универсальный коннектор. Он нашел порт, вживленный в шею капитана, и вонзил иглу.
  ​Тело в кресле дернулось. По проводам пробежала искра.
  ​— Я в системе, — голос Нексуса стал монотонным, он транслировал данные. — Скачиваю журнал. 2145 год... Экспедиция «Генезис». Цель: Планета Вита-Нова. Сектор 20.
  ​— Вита-Нова? — переспросил Зак по радиосвязи. — "Новая Жизнь"?
  ​— Да. Планета био-инженеров. Легендарная раса, исчезнувшая до прихода людей. Они нашли артефакт. Образец «Живого Металла». И притащили его на борт. Капитан верил, что это дар Демиурга.
  ​— А это была чума, — закончил я.
  ​— Данные зашифрованы, — продолжил Нексус. — Мне нужно время, чтобы отделить навигационные карты от бреда умирающего разума. Капитан... его сознание все еще здесь. Оно фрагментировано. Оно... кричит.
  ​В этот момент «мертвый» капитан пошевелился.
  ​Его голова дернулась, поворачиваясь к Нексусу. Из динамиков, встроенных в его горло, раздался влажный, булькающий скрежет, который складывался в слова:
  ​— ...Демиург... не прощает... ошибок... Вы... тоже... материал...
  ​— Назад! — рявкнул я, чувствуя неладное. Мои сенсоры зафиксировали резкий скачок температуры в стенах.
  ​Стены рубки ожили.
  ​Черный мох, который казался мертвым, вдруг налился кровью. Он вздулся гигантскими пузырями. Они лопнули с отвратительным чавкающим звуком, разбрызгивая слизь.
  ​И из них вырвался Рой.
  ​Это были не насекомые. Это были гибриды. Микросхемы с тараканьими лапками. Конденсаторы, обросшие мышечной тканью. Иглы шприцев, пульсирующие от нагнетаемого яда, с крыльями из тонкой кожи.
  ​Их были тысячи. Они заполнили воздух жужжанием, от которого вибрировали зубы.
  ​— Контакт! — заорал Бастион, открывая огонь. Стволы пулемета раскрутились, превращая рой в фарш, но тварей было слишком много.
  ​— Нексус, отключайся! — крикнул я.
  ​— Я почти закончил! — отозвался Навигатор. Он не убирал руку от порта. — Еще 5 процентов! Карта почти у нас!
  ​Одна из тварей — летающий шприц с глазами — спикировала на Нексуса. Я выстрелил, сбив её в полете, но за ней последовали десятки других.
  ​— Защищать Навигатора! — я встал рядом с ним, создавая стену огня из своего плазменного пистолета. Искра резала тварей лазером, её движения были быстрыми и точными, как у хирурга.
  ​— Данные получены! — крикнул Нексус, выдергивая коннектор. — У нас есть координаты!
  ​Но было поздно.
  ​Капитан в кресле открыл рот неестественно широко, ломая челюсть. И издал ультразвуковой визг.
  ​— ...ПРИСОЕДИНЯЙТЕСЬ...
  ​Пол под ногами Нексуса провалился. Это был не люк. Это биомасса расступилась, как зыбучие пески.
  ​Щупальца, сплетенные из проводов и кишок, вырвались снизу и обвили ноги Навигатора.
  ​— Каин! — крикнул он, падая.
  ​Я рванулся к нему, протягивая руку. Мои пальцы скользнули по его металлическому запястью. Я схватил его.
  ​Но сила, тянущая его вниз, была чудовищной. Меня потащило следом.
  ​— Отпусти! — крикнул Нексус. — Ты упадешь вместе со мной! Уходи! Сохрани данные!
  ​Он сделал то, чего я не ожидал. Он разжал свою руку. И ударил меня ногой в грудь, отталкивая прочь.
  ​— Нексус!
  ​Он исчез в дыре, поглощенный живым кораблем. Биомасса сомкнулась над ним, оставив только гладкий пол.
  ​— Нет! — закричала Искра.
  ​Рой сгущался. Твари перестали хаотично летать и начали формировать единую атакующую волну.
  ​— Уходим! — прорычал Бастион, хватая меня за плечо и дергая к выходу. — Мы не можем ему помочь! Сейчас нас сожрут!
  ​Мы вывалились в коридор, отстреливаясь. За моей спиной рубка превращалась в улей.
  ​Я бежал, сжимая в руке чип с данными, который Нексус успел передать мне в момент падения. Но в моей голове билась только одна мысль.
  ​Мы потеряли его. Мы оставили его в аду.
  ​И ад только начинал просыпаться.
  
  Глава 18: Литургия Гниющей Плоти
  ​Рубка дредноута «Ковчег Завета» перестала быть помещением. Она превратилась в желудок, переваривающий сам себя.
  ​Мы бежали по коридору, и за нашими спинами ревел ад. Тот самый черный мох, который еще минуту назад казался мертвым декором, взорвался жизнью. Из его лопнувших пузырей вырвался Рой.
  ​Это не были насекомые в биологическом смысле. Это были кошмарные гибриды: микросхемы с суставчатыми лапками тараканов, конденсаторы, обросшие пульсирующей мышечной тканью, и иглы медицинских шприцев, к которым природа — или безумный Демиург — прирастила крылья из полупрозрачной кожи.
  ​Они издавали звук, от которого мои аудиосенсоры сходили с ума — высокочастотный стрекот, похожий на крик миллионов умирающих цикад, смешанный со статическим треском ломающейся электроники.
  ​— Контакт! — рев Бастиона перекрыл шум.
  ​Он развернулся на бегу, уперся пятками в пол, высекая искры, и открыл огонь. Его роторный пулемет, который мы с таким трудом починили, снова запел свою песню смерти. Шесть стволов раскрутились до визга, выплевывая стену огня в преследующую нас тучу.
  ​Но на этот раз враг не падал. Твари были слишком мелкими.
  ​Пули разрывали их в клочья, превращая в брызги био-геля и кремниевой крошки, но их были тысячи. Миллионы. Черная волна накатывала, игнорируя потери. Жижа, брызжущая из убитых тварей, была кислотной. Она попадала на стены, на пол, и металл начинал шипеть, пузыриться, плавиться, источая едкий желтый дым.
  ​— Огонь неэффективен! — прокричал Зак в моем наушнике. Он видел телеметрию с моего шлема, находясь на борту «Икара». — Капитан, это рой! Они действуют как распределенная нейросеть! Они учатся уворачиваться от траекторий пуль в реальном времени!
  ​Я бежал последним, прикрывая отход. В моей руке был зажат чип с данными — последнее, что успел передать мне Нексус перед тем, как бездна поглотила его.
  ​Нексус.
  ​Мой логический модуль пытался обработать потерю. «Юнит 404. Статус: Уничтожен. Причина: Критический сбой среды». Но человеческая часть сознания, та, что принадлежала Алексу Россу, кричала от боли. Мы оставили его. Мы бросили своего.
  ​Один из жуков-чипов, прорвавшись через заградительный огонь Бастиона, прыгнул мне на лицевую пластину. Я почувствовал удар, а затем — резкое, химическое жжение. Его лапки, сделанные из хирургической стали, пытались отогнуть защитную шторку моего оптического сенсора, а жало с алмазным наконечником искало порт подключения.
  ​Я сорвал его стальной рукой, раздавив в кашу. Кислотная кровь попала мне на пальцы, прожигая верхний слой полимера.
  ​> ВНИМАНИЕ: ОБНАРУЖЕНА ПОПЫТКА ВНЕШНЕГО ПРОНИКНОВЕНИЯ.
  > КОД ПОЛИМОРФНЫЙ. БАЗА ДАННЫХ: НЕИЗВЕСТНО.
  > УРОВЕНЬ УГРОЗЫ: ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЙ.
  ​— Назад! — скомандовал я, отступая к гермодвери следующего отсека. — Бастион, дай заградительный веер! Искра, блокируй двери за нами! Свари их намертво!
  ​Но Искра не ответила.
  ​Я обернулся.
  ​Она остановилась посреди коридора. Она опустила свои острые, паучьи ноги, перестав бежать. Она не стреляла. Она не использовала свой лазер.
  ​Она смотрела на свои манипуляторы, по которым ползли десятки черных тварей.
  ​Они не кусали её. Они не пытались расплавить её броню кислотой. Они... сливались с ней. Ввинчивались в стыки брони, проникали в сервоприводы, соединяя свои крошечные нервные окончания с её проводкой.
  ​— Искра! — я рванул к ней, забыв об опасности.
  ​Она медленно подняла голову. Её окуляры, обычно светящиеся мягким, успокаивающим голубым светом, теперь мерцали болезненным, пульсирующим фиолетовым. Цветом вируса. Цветом той самой звезды, что убила эту систему.
  ​— Каин... — её голос звучал так, словно она говорила сквозь толщу воды или через очень плохой канал связи. — Я чувствую их. Они... они не злые. Они голодны. И им так холодно. Они потеряли маму.
  ​— Отключи внешние рецепторы! — заорал я, хватая её за плечо и встряхивая. Металл звякнул о металл. — Это вирус! Троян! Ставь файрвол! Изолируй ядро!
  ​— Я не могу... — прошептала она. — Это не код, Алекс. Это память.
  ​В этот момент её тело выгнулось дугой, словно в приступе эпилепсии. Из вентиляционных портов на её спине вырвался пар. Она закричала.
  ​Это был не механический сигнал тревоги. Это не была сирена. Это был жуткий, оцифрованный, но абсолютно человеческий крик женщины, которую сжигают заживо.
  ​Вирус не просто ломал её систему. Он переписывал её реальность. Он заставлял её машину чувствовать биологическую боль. Фантомные нервы прорастали сквозь титан, заставляя её ощущать, как гниет плоть, которой у неё даже не было. Как разрываются мышцы, которых нет.
  ​— Зак! — рявкнул я в эфир. — Сделай что-нибудь! Отруби ей сенсорику!
  ​— Я не могу хакнуть биологию! — голос хакера дрожал от истерики. — У них нет IP-адресов! Это ДНК-скрипт! Он использует её нейросеть как питательную среду!
  ​Рой приближался. Стена из жужжащих тварей была уже в пяти метрах. Бастион отступил к нам, поливая проход короткими очередями. Его броня дымилась от множественных попаданий кислоты.
  ​— Командир, их слишком много! — проревел он. — Боезапас 10%. Мы теряем периметр!
  ​Я посмотрел на Искру, бьющуюся в конвульсиях у меня на руках. Я посмотрел на надвигающуюся тьму.
  ​У меня оставался только один выход. Жестокий.
  ​— Бастион, — скомандовал я. — Перегрузка плазменного ядра. Режим «Сверхновая».
  ​Штурмовик замер на долю секунды.
  ​— Это снимет мои щиты, — ответил он. — И сожжет мне вторичные контуры. Я стану бесполезным куском железа.
  ​— У нас нет выбора! Делай!
  ​Бастион кивнул. Он расставил ноги, упираясь магнитными захватами в пол. Бронепластины на его спине раскрылись, как крылья жука, обнажая раскаленный радиатор реактора.
  ​Гул нарастал. Низкий, вибрирующий гул, от которого заболели зубы.
  ​А потом из него вырвалась волна чистого жара.
  ​Это был не огонь. Это была термическая ударная волна температурой в три тысячи градусов. Выброс ионизированной плазмы, который сжег воздух в коридоре.
  ​Рой вспыхнул. Хитин, металл, органика — всё плавилось мгновенно. Твари осыпались черным пеплом, даже не успев долететь до нас.
  ​— Бегом! — заорал я.
  ​Я подхватил Искру на руки. Она была раскаленной, её корпус обжигал мои датчики, но твари, облепившие её, сгорели, превратившись в корку шлака.
  ​Мы вывалились в следующий отсек. Бастион, дымящийся, красный от перегрева, захлопнул за нами тяжелую переборку и заварил её остатками энергии из своего встроенного излучателя.
  ​Мы были в безопасности. Относительно.
  ​Мы были заперты в чреве мертвого бога, который решил воскреснуть и сожрать нас. И мы были минус один.
  ​Мы отступили на три уровня вниз, в сектор, который на схемах, скачанных Заком, значился как «Лабораторный комплекс». Здесь было тише. Черная биомасса тут не пульсировала агрессивно; она спала, покрывая стены толстым, мягким ковром, похожим на бархат или плесень.
  ​Я уложил Искру на металлический стол для вскрытия. Её била мелкая дрожь.
  ​— Диагностика, — потребовал я, подключая кабель напрямую к порту на её шее.
  ​То, что я увидел в её коде, заставило мой процессор содрогнуться от ужаса.
  ​Это был хаос. Вирус не уничтожал файлы. Он дописывал их.
  ​К драйверам движения он добавлял инструкции по сокращению биологических мышц. К системе охлаждения — алгоритмы потоотделения и кровообращения. К аудиосенсорам — симуляцию слухового нерва.
  ​Искра не умирала. Она эволюционировала. Насильственно.
  ​— Мне больно, Каин... — прошептала она. — Я чувствую... вкус крови во рту. Железистый, соленый вкус. Но у меня нет рта! Почему я чувствую вкус, если у меня нет языка?!
  ​— Это иллюзия, — я пытался говорить твердо, но мои собственные руки дрожали. — Рикко... черт, Рикко здесь нет. Бастион, дай мне аптечку из твоего разгрузочного жилета. Нам нужен хладагент.
  ​Штурмовик, который стоял у входа, привалившись к стене (его системы охлаждения все еще не справлялись после перегрузки), бросил мне баллон.
  ​— Это не вирус, — мрачно пробормотал он, глядя на стены, покрытые "мхом". — Это проклятие. Мы в аду, Капитан. Я видел лица на стенах, когда мы бежали. Они стонали. Это экипаж. Они стали частью корабля.
  ​— Соберись, Сержант, — я распылил хладагент на грудь Искры. Белое облако пара окутало её корпус. Температура ядра начала падать. Дрожь утихла. — Мы найдем то, за чем пришли, и уберемся отсюда. Ради Нексуса. Мы не дадим ему погибнуть зря.
  ​— Зачем? — вдруг спросил Зак по связи. — Я смотрю логи экспедиции, которые вытащил Нексус. Зачем они это сделали? Кто в здравом уме будет скрещивать дройда с куском мяса?
  ​— Те, кто хотел превзойти Демиурга, — ответил я, отключаясь от Искры. Она ушла в принудительный спящий режим. — Они искали бессмертие. Металл вечен, но он мертв. Плоть жива, но она гниет. Они хотели объединить лучшее из двух миров.
  ​— И создали худшее, — закончил Бастион. — Монстра, который гниет вечно.
  ​Дверь главной лаборатории, перед которой мы остановились, была запечатана кодом.
  ​Бастион подошел и просто разорвал их руками.
  ​Мы вошли внутрь.
  ​Это был собор безумной науки. Вдоль стен стояли огромные колбы с мутной желтой жидкостью. Внутри плавали... неудачные попытки. Человеческий позвоночник, к которому грубо приварены сервоприводы. Мозг, оплетенный оптоволокном, которое проросло внутрь извилин, заменяя нейроны. Глазное яблоко размером с арбуз, в центре которого мигал объектив камеры.
  ​Но в центре зала, на возвышении, напоминающем алтарь, стоял «Нулевой Саркофаг».
  ​Он был чист. Никакой черной слизи. Никакой ржавчины. Безупречный белый металл и стекло.
  ​— Вот оно, — голос Зака стал возбужденным. — Данные, которые Нексус успел переслать... они указывали сюда.
  ​Я подошел к Саркофагу и смахнул вековую пыль с обзорного стекла.
  ​Внутри лежало тело.
  ​Это была женщина. Идеальная. Никаких шрамов, никаких внешних имплантов, никаких разъемов на коже. Она выглядела так, словно просто спала. Её грудь мерно вздымалась.
  ​Но её кожа... она слабо светилась изнутри. И под кожей, вместо синих вен, я видел тончайшую сеть золотых нитей.
  ​— Кто она? — спросил я вслух.
  ​Зак, который уже взломал терминал Саркофага удаленно, ответил:
  ​— Логи говорят, что её нашли дрейфующей в капсуле в секторе Химера сорок лет назад. Она не человек. И не андроид. Её ДНК... Капитан, у неё тройная спираль ДНК. Третья нить — это кристаллический кремний.
  ​— Она — природный киборг, — понял я. — Рожденная, а не созданная.
  ​«Плоть слаба. Помогите нам вернуть форму».
  ​Я вспомнил сообщение. Это был не сигнал бедствия погибшего экипажа. Это был зов её народа. Зов, который свел с ума корабельный ИИ и заставил нано-ботов мутировать, пытаясь воссоздать это совершенство из подручных материалов.
  ​— Данные скачаны! — крикнул Зак. — У нас есть полные навигационные карты к их родине! Планета Вита-Нова. Сектор 20.
  ​В этот момент корабль содрогнулся.
  ​Глубокий, низкочастотный гул прошел по палубам, заставляя инструменты звенеть в лотках. Свет мигнул и сменился на аварийный багровый.
  ​— Реактор! — крикнул Бастион. — Биомасса добралась до ядра! Сейчас будет критическая масса! Корабль дестабилизируется!
  ​— Искра! — я подбежал к ней. Она приходила в себя.
  ​— Я... я могу идти, — она попыталась встать, но её ноги подогнулись. — Моя навигация сбита. Гироскопы врут.
  ​Я подхватил её на руки. Она была легкой для моих гидравлических мышц, но тяжелой от груза страдания, которое она несла.
  ​— Бастион, прокладывай путь! Бегом к челноку!
  ​Мы бежали.
  ​Дредноут просыпался. Он чувствовал, что мы украли его секрет. Он не хотел нас отпускать.
  ​Стены начали сжиматься. Коридоры пульсировали, как пищевод, пытаясь протолкнуть нас не к выходу, а в желудок. Двери захлопывались перед носом. Бастион вышибал их плечом, разрывая металлическое мясо.
  ​— Быстрее! — орал я.
  ​Мы добрались до шлюза. «Икар» был там, висел на стыковочных захватах. Наш маленький ржавый спаситель.
  ​Но шлюз был заблокирован. Огромная масса плоти и проводов наросла на стыковочное кольцо, запечатывая проход толстой пробкой.
  ​— Бастион, режь! — приказал я.
  ​— У меня нет резака! Плазма на перезарядке! Пулемет пуст!
  ​Я посмотрел на преграду. Метр био-брони. Нам не пробиться. А реактор взорвется через две минуты.
  ​И тут Искра шевельнулась у меня на руках.
  ​— Пусти меня, — сказала она. Её голос изменился. Он стал твердым. Чужим.
  ​— Ты не сможешь...
  ​— Пусти! — она вырвалась с неожиданной силой.
  ​Она подошла к био-массе. Вместо того чтобы ударить, она приложила к ней руки. Свои тонкие манипуляторы. Её глаза вспыхнули тем самым фиолетовым светом.
  ​— Откройся, — приказала она. Не голосом. Кодом.
  ​Она использовала вирус внутри себя. Она стала частью сети корабля на долю секунды. Она отдала команду своим новым, мутировавшим клеткам.
  ​Биомасса содрогнулась. Она «узнала» Искру. Признала в ней свою. Сестру по несчастью.
  ​С влажным звуком преграда разорвалась, открывая путь к шлюзу.
  ​— На борт! — заорал я, заталкивая Бастиона внутрь.
  ​Искра стояла, глядя на свои руки. Черные вены на её керамике пульсировали. Она была в ужасе от того, что сделала.
  ​Я схватил её и втащил в шлюз «Икара».
  ​Мы отстыковались в тот момент, когда обшивка дредноута начала вздуваться пузырями.
  ​Рикко, сидевший в кресле пилота, врубил двигатели на полную мощность, даже не спрашивая разрешения.
  ​— Гони! — заорал Зак.
  ​Мы рванули прочь. Позади нас, в безмолвии космоса, «Ковчег Завета» превратился в новую звезду. Вспышка зеленого, болезненного пламени поглотила ужас, тайны и тело нашего друга.
  ​Нексус погиб.
  ​Я сидел на полу шлюзовой камеры, прижимая к себе Искру. Мы выжили. У нас была карта.
  ​Но когда Искра подняла на меня глаза, я увидел в них что-то новое. Что-то пугающее.
  ​Глубоко в её зрачках, на самом дне цифровой души, теперь жила тьма. Вирус не ушел. Он стал частью её. Она больше не была просто андроидом, мечтающим стать человеком.
  ​Она стала чем-то большим. И чем-то гораздо более опасным.
  ​— Каин, — прошептала она. — Я слышу их. Я слышу зов Вита-Новы. Они ждут нас. И они знают, что мы убили их брата.
  ​Я посмотрел на звезды в иллюминаторе.
  ​— Пусть ждут, — ответил я. — Мы идем. И мы принесем им войну.
  
  Глава 19: Эхо в системе «Икара»
  Дредноут «Ковчег Завета», ставший могилой для тысяч душ и одного цифрового разума, остался позади. Теперь это была лишь пылающая точка на радарах, быстро исчезающая в бездне, пожираемая взрывом собственного реактора. Мы совершили экстренный, "слепой" прыжок, чтобы уйти от ударной волны, и теперь «Икар» дрейфовал в безопасном, но пустом секторе, зализывая раны.
  Корабль казался мертвым.
  Раньше в его сети всегда присутствовал фоновый шум — постоянный поток данных, который генерировал Нексус. Он был вездесущ: корректировал курсы, оптимизировал энергопотребление, проверял целостность обшивки. Это было похоже на тихое, успокаивающее дыхание.
  Теперь в сети была тишина. Оглушительная, ватная тишина лоботомированной системы. Навигационный компьютер работал на базовых алгоритмах, тупых и медленных. Мы потеряли наш мозг. Мы потеряли Нексуса.
  Я сидел в рубке, глядя на пустующее кресло навигатора. На подлокотнике осталась царапина от его острого манипулятора.
  — Капитан, — голос Бастиона вывел меня из оцепенения. Штурмовик стоял в дверях, его броня все еще была покрыта копотью и следами кислоты. — Искра стабилизирована. Она в карантине, в инженерном отсеке. Я заварил дверь снаружи, как вы приказали.
  — Как она? — спросил я, не оборачиваясь.
  — Она... меняется. Вирус неактивен, но он переписал часть её кода. Она говорит, что слышит голоса. Голоса звезд. И она постоянно смотрит на свои руки.
  Я кивнул. Мы потеряли одного, а второй член экипажа медленно превращался в чудовище. Хороший итог спасательной операции.
  — Где остальные?
  — В медицинском отсеке. Рикко и Зак. Они что-то делают с сервером. Рикко сказал, что это вопрос жизни и смерти.
  Я поднялся. Мои сервоприводы издали усталый стон.
  — Пойдем, Сержант. Посмотрим, что они затеяли. Я не позволю им взорвать этот корабль изнутри.
  В медицинском отсеке не было той гнетущей атмосферы био-хоррора, как на дредноуте. Здесь царил стерильный, холодный порядок: белый пластик, запах озона и антисептика, ровное гудение серверных стоек. Но напряжение здесь было таким плотным, что его можно было резать ножом.
  Рикко сидел в кресле пациента, сгорбившись, словно старик. Он нервно кусал губы до крови, его руки дрожали, перебирая пальцами воздух.
  Зак оккупировал главную диагностическую консоль. Он превратил стерильный стол в хакерское логово: десятки кабелей тянулись от его дека к портам корабля, экраны были забиты потоками кода. Но это был не обычный двоичный код. Среди привычных строк C++ и Ассемблера мелькали золотые спирали — те самые алгоритмы био-инженеров, которые Нексус успел выкачать перед смертью. Данные, стоившие ему жизни.
  — Ты уверен, что это безопасно? — спросил я, входя в отсек. Моя тень упала на экраны. Бастион остался снаружи, охраняя коридор, словно часовой у склепа.
  Зак дернулся, поправляя очки, которые сползли на самый кончик носа.
  — Безопасно? Нет, Капитан. Это чертовски опасно. — Он говорил быстро, глотая окончания слов, как всегда, когда нервничал. — Мы собираемся внедрить кусок инопланетного, мутировавшего био-кода в старую, глючную медицинскую программу «Синтеза». Это как пытаться залить реактивное топливо в паровую машину. Или пересадить сердце дракона кролику.
  Он развернул один из экранов ко мне.
  — Смотри. Это данные с дредноута. Это не просто навигационные карты. Это «архитектура души». Код, который позволяет сознанию существовать вне тела без потери целостности. Тот самый «Клей», которого не хватало Анне.
  — И что ты хочешь сделать?
  — Рикко хочет вернуть её, — тихо сказал Зак. — По-настоящему. Не как скрипт-помощник, а как личность. Используя этот код как каркас, мы можем восстановить поврежденные сектора её памяти. Собрать пазл.
  — Делай, — хрипло сказал Рикко. Он поднял голову, и я увидел в его глазах безумную, фанатичную надежду. — Я не могу больше видеть её такой... сломанной. Я не могу слышать, как она спрашивает про кино, когда мы в аду. Я хочу поговорить с ней. С настоящей ней. Даже если это будет в последний раз.
  Я посмотрел на Зака. Парень ждал моего разрешения.
  — Это риск, — сказал я. — Если вирус вырвется...
  — Я изолировал контур, — перебил Зак. — Это «песочница». У кода нет выхода во внешнюю сеть. Если что-то пойдет не так, я просто выдерну вилку.
  — Хорошо, — кивнул я. — Запускай.
  Зак нажал «Ввод». Его пальцы на мгновение зависли над клавишей, словно он нажимал на спуск гильотины.
  — Интеграция паттерна памяти. Запуск эвристического анализатора. Компиляция... Рикко, говори с ней. Ей нужен якорь. Голос, который она знает.
  Свет в отсеке притух. Основные лампы погасли, остались только аварийные маячки. Голографический проектор в центре комнаты, над пустым столом, ожил.
  Воздух задрожал. Фотоны начали собираться в плотную структуру.
  Появилась она. Анна.
  В прошлый раз, когда Рикко активировал её, это был стандартный бот с набором фраз и глитчами текстур. Теперь изображение было пугающе четким. Высокое разрешение. Я видел каждую веснушку на её носу, каждый выбившийся волосок в её прическе. Я видел текстуру ткани её халата, складки на рукавах.
  Она висела в воздухе с закрытыми глазами, словно спящая красавица в хрустальном гробу.
  — Анна? — позвал Рикко. Его голос сорвался.
  Голограмма вздрогнула. По её телу прошла рябь — синие пиксели стандартной проекции смешались с золотыми нитями чужого кода. Это выглядело так, словно в неё вливали жизнь.
  Она сделала вдох. Глубокий, судорожный вдох, которого не должно было быть у света.
  И открыла глаза.
  В них больше не было пустоты скрипта или стеклянного блеска ИИ. В них был разум. И в них был испуг.
  — Рик? — её голос прозвучал чисто, без металлических ноток и синтетического эха. Это был голос живой женщины, проснувшейся от кошмара.
  Она огляделась. Её взгляд скользнул по стерильным стенам, по оборудованию, по Заку, сжавшемуся за консолью. И остановился на мне — огромном боевом роботе в дверях, чья броня была покрыта царапинами.
  — Рик, где мы? — она попятилась, но её ноги не касались пола. Она парила в сантиметре над поверхностью. — Почему здесь... машины? Где клиника?
  — Все хорошо, милая, — Рикко вскочил с кресла. Он шагнул к ней, протягивая руки, но остановился в шаге, боясь пройти сквозь свет и разрушить иллюзию. — Мы в безопасности. Ты на корабле.
  — На корабле... — она подняла руку и потерла висок. Этот жест был настолько человеческим, настолько интимным, что мне стало не по себе. — Я помню... собеседование. «Золотой билет». Ты так радовался, Рик. Ты говорил, что мы будем богаты.
  Её лицо исказилось. Память возвращалась лавиной.
  — А потом... Рик, они положили меня в кресло. Они сказали, что это сканирование для страховки. Но зажимы... они были стальными. И тот врач... у него не было глаз за маской.
  Она начала дышать чаще. Хотя ей не нужен был воздух, её аватар имитировал паническую атаку. Био-код заставлял проекцию вести себя как биологический организм.
  — Было больно, Рик. Было так больно. Они резали меня... не скальпелем. Они резали меня звуком. Они вынимали меня из меня. Я кричала, но ты не приходил. Почему ты не пришел?
  — Я не знал! — закричал Рикко, падая на колени. Слезы текли по его лицу. — Я клянусь, Анна, я не знал! Я думал, я отправляю тебя в рай!
  Она посмотрела на свои руки. Поднесла их к лицу.
  — Я не чувствую пальцев, — прошептала она. — Рик, почему я не чувствую своего тела? Я вижу его, но оно... оно ничего не весит. Я не чувствую холода. Я не чувствую тепла.
  Она попыталась коснуться своего лица, и её рука прошла сквозь щеку, вызвав вспышку помех.
  — Ааа! — она отдернула руку, глядя на неё с ужасом. — Что со мной?!
  Зак посмотрел на меня с тревогой. Его мониторы мигали красным.
  — Капитан, — шепнул он. — Био-код сработал слишком хорошо. Он восстановил нейронные связи, используя обрывки её памяти и личностную матрицу. Она теперь полноценная личность. Она мыслит. Она чувствует.
  — Но что? — спросил я.
  — Она осознает, что у неё нет тела. Раньше она была программой, ей было все равно. Теперь она — человек, запертый в голограмме. Это сенсорная депривация абсолютного уровня. Это пытка. Её мозг ищет сигналы от нервных окончаний и не находит их. Это сводит с ума.
  Анна металась в луче проектора.
  — Рик, мне холодно. Мне так холодно внутри! Обними меня! Пожалуйста, согрей меня!
  Рикко с безумным видом шагнул в голограмму. Он попытался обнять её.
  Его руки прошли сквозь свет, разрезав её тело. Он обнял пустоту.
  Анна закричала.
  — Я призрак! Рик, я умерла?! Скажи мне правду! Я мертва?!
  — Нет! — закричал Рикко, пытаясь схватить воздух. — Ты жива! Ты здесь! Мы найдем способ! Мы вернем тебя!
  — Система нестабильна! — предупредил Зак, его пальцы лихорадочно били по клавишам. — Эмоциональный всплеск перегружает процессор! Матрица распадается! Ей нужен носитель! Настоящий, биологический или кибернетический носитель, а не жесткий диск! Код слишком сложен для простой проекции!
  Изображение Анны начало мерцать, распадаясь на пиксели и полосы. Её крик превратился в цифровой скрежет.
  — Рик... темно... не давай мне уйти в темноту... я боюсь...
  — Зак! Сделай что-нибудь! — взревел Рикко, оборачиваясь к хакеру.
  — Я ввожу её в гибернацию! — Зак ударил по клавише «Enter» кулаком. — Я замораживаю процесс. Это сохранит её рассудок, но она будет спать. Как в коме.
  Голограмма застыла. Анна замерла с протянутой рукой и выражением бесконечного ужаса на лице. Её глаза, полные слез из света, смотрели прямо в душу Рикко.
  Затем свет медленно погас, сжавшись в точку, и исчез.
  В медотсеке наступила тишина. Только гул кулеров и всхлипывания человека на полу.
  Рикко остался стоять на коленях, обнимая пустоту, где секунду назад была любовь всей его жизни.
  — Она была здесь, — прошептал он. — По-настоящему здесь. Я видел её глаза.
  Я подошел к нему. Моя тяжелая рука легла ему на плечо. Не для того, чтобы утешить — утешения здесь быть не могло, — а чтобы дать опору.
  — Мы вернули ей память, Рикко. Мы вернули ей «Я». Но мы не можем вернуть ей ощущения. Для этого нужна плоть. Или очень, очень сложная машина, которой у нас нет.
  Зак снял очки и потер усталые глаза.
  — Вита-Нова, — произнес он тихо.
  Мы обернулись к нему.
  — Что?
  — Данные с дредноута, — Зак вывел карту на экран. — Те, ради которых погиб Нексус. Там говорится, что на планете био-инженеров, на Вита-Нове, есть технологии выращивания тел. Аватаров.
  Он посмотрел на нас серьезно.
  — Они могут выращивать органические оболочки для сознания. Пустые сосуды. Если мы доберемся туда... мы сможем загрузить Анну в новое тело. Настоящее тело.
  Рикко поднял голову. В его глазах высохли слезы. Теперь там была сталь — та самая, что я видел в зеркале у себя.
  — Мы летим туда, — сказал он. Голос его был твердым, лязгающим. — И если эти био-ублюдки могут дать ей тело, я заплачу любую цену. Я продам этот корабль, продам свою долю... продам себя в рабство. Мне плевать.
  — Мы летим, — подтвердил я. — Но не продавать себя. Мы летим требовать ответов. И мы летим, чтобы вернуть долг Нексусу. Его жертва не будет напрасной.
  Я вышел из медотсека.
  Теперь мотивация Рикко была ясна. Он больше не был попутчиком или наемником. Он был крестоносцем. Человеком с миссией. И это делало его опасным. На Вита-Нове ему предложат то, от чего он не сможет отказаться. Искушение.
  И это может стать концом для нашей команды.
  — Бастион, — скомандовал я, проходя мимо штурмовика. — На мостик. Курс на Вита-Нову. Максимальная скорость.
  — А как же Искра? — спросил он.
  — Искра тоже слышит этот зов, — ответил я мрачно. — Мы все летим в ловушку. Но это единственная дорога, которая у нас есть.
  Мы устремились к планете из кости и света, неся с собой призрака в цифровой клетке, который отчаянно хотел снова стать живым.
  
  Глава 20: Сад Костей и Звезд
  ​Координаты, вырванные Нексусом из умирающего мозга дредноута ценой собственной жизни, привели нас в систему, которую навигационные карты «Синдиката» помечали как «Сектор 33-Бис: Пустошь». Пометка гласила: «Отсутствие ресурсов. Навигационная опасность. Карантин».
  ​Это была ложь. Или, возможно, защитный камуфляж, созданный кем-то, кто не хотел, чтобы сюда совали нос мародеры.
  ​Здесь не было пустоты. Здесь жизнь била через край, нарушая законы термодинамики.
  ​Мы вышли из гиперпрыжка и замерли, ошеломленные. Сенсоры «Икара» захлебнулись потоком данных, выдавая каскад ошибок калибровки.
  ​Звезда этой системы, которую местные называли Люмен, горела не яростным белым огнем термоядерного распада, свойственным молодым светилам. Она излучала мягкое, золотисто-лазурное свечение, похожее на свет огромного глубоководного фонаря или биолюминесцентного сердца. Этот свет не обжигал обшивку радиацией; он словно гладил её, проникая сквозь фотофильтры.
  ​А планета... Вита-Нова.
  ​Она висела перед нами, огромная, пульсирующая и пугающая своей красотой. У неё не было привычных голубых океанов, белых полярных шапок и коричневых континентов. Вся её поверхность была покрыта переливающимся ковром: изумрудным, фиолетовым, перламутровым. Даже с высокой орбиты казалось, что планета дышит. Облака двигались не по воле ветров и давления, а словно повинуясь медленному, ритмичному сердцебиению планетарного ядра.
  ​— Атмосфера... — голос Зака дрогнул, выдавая сбой логических ожиданий. Он прилип к экрану анализатора. — Это невозможно, Капитан. Уровень кислорода — идеальные 24%. Никаких промышленных загрязнителей. Никакого радиационного фона. Но плотность био-поля... Датчики показывают, что воздух там живой.
  ​— В каком смысле? — спросил Бастион, проверяя герметичность своего корпуса.
  ​— В буквальном. Каждая молекула насыщена спорами, пыльцой, микроорганизмами. Это не атмосфера, это питательный бульон. Если мы откроем шлюз без фильтров, у нас в легких — у кого они есть — через минуту вырастут сады.
  ​— Эдем, — прошептал Рикко. Он стоял у иллюминатора, и в его глазах отражался переливающийся диск планеты. — Мы нашли Эдем. Анна... она там. Я чувствую это.
  ​— Или желудок, — мрачно отозвался я. — Посмотрите на трафик.
  ​Вокруг планеты не летали железные корабли. Там не было угловатых силуэтов эсминцев или пузатых барж рудовозов. Там парили левиафаны.
  ​Огромные существа, похожие на помесь китов, скатов и кальмаров, размером с тяжелый крейсер, величественно дрейфовали в вакууме. Их шкуры были хитиновыми доспехами, переливающимися в свете Люмена маслянистым блеском. Вместо маршевых дюз у них были пульсирующие сфинктеры, выбрасывающие струи ионизированного газа. Вместо мостиков — фасеточные наросты глаз.
  ​Они двигались плавно, стаями, перекликаясь в радиоэфире странными, щелкающими звуками.
  ​Наш «Икар», ржавый кусок клепаного титана и пластика, казался здесь грязной, мертвой занозой в живом, цветущем теле. Мы были здесь чужими. Мы были болезнью.
  ​Внезапно рубку заполнил звук.
  ​Он пришел не по радиоканалу. Динамики молчали. Звук возник прямо в наших процессорах, минуя аудиосенсоры. Он завибрировал в моих нейроцепях, отдаваясь сладкой дрожью в затылке.
  ​Это было пение.
  ​Тысячи голосов, слитых в единый гармоничный хор, от которого резонировала каждая микросхема. Это был не язык. Это была передача смыслов и образов.
  ​«Мы чувствуем ваш холод, Странники. Мы слышим скрежет вашей боли. Мы ощущаем пустоту там, где должна быть душа. Входите в гавань Цветения. Дом открыт. Оставьте металл за порогом».
  ​— Телепатия? — спросил Рикко, хватаясь за виски. — Черт, как будто кто-то сверлит мне мозг бархатным сверлом.
  ​— Био-резонанс, — ответила Искра.
  ​Она стояла посреди рубки, раскинув руки. Я видел, как черные вены вируса на её белом керамическом корпусе пульсируют в такт этому пению. Они светились. Вирус, убивший Нексуса, здесь чувствовал себя дома.
  ​— Они говорят со мной, Каин, — прошептала она. — Они... приветствуют меня. Они называют меня «Сестрой, одетой в сталь».
  ​— Держи себя в руках, Искра, — резко сказал я. — Не позволяй им залезть тебе в голову. Нексус, прокладывай курс на посадку... Черт.
  ​Я осекся. Нексуса не было. Пустое кресло навигатора было немым укором.
  ​— Зак, сажай нас, — исправился я. — Ищи космопорт. Или что у них тут вместо него.
  ​— Вижу сигнал, — отозвался хакер. — Нас ведут. Луч захвата... нет, это не луч. Это гравитационная волна, сгенерированная... черт возьми, растениями?!
  ​Мы начали спуск.
  ​Мы пронзили облачный слой, который пах (мои химические анализаторы сошли с ума от сложности букета) жасмином, озоном и сырым мясом. «Икар» трясло, но не от турбулентности, а от плотности жизни вокруг.
  ​Внизу раскинулся город.
  ​Это был триумф биологии над геометрией. Никаких прямых линий. Никакого бетона, стекла или стали.
  ​Башни были выращены из белой кости и перламутра, винтообразно уходящей в небо на километры, подобно исполинским раковинам моллюсков. Мосты из прозрачной, светящейся паутины соединяли их, словно нервные волокна. Здания дышали — их стены из полупрозрачных мембран медленно сокращались, пропуская внутрь солнечный свет и фильтруя воздух.
  ​Мы сели в космопорту «Цветение».
  ​Посадочная площадка была не асфальтовым полем с разметкой. Это был гигантский лист кувшинки, диаметром в полкилометра, плавающий в озере светящегося, густого нектара.
  ​Когда опоры «Икара» коснулись поверхности, лист содрогнулся. Он прогнулся под весом нашего корабля, но не порвался. Из его поверхности выстрелили толстые зеленые усики, которые мягко обхватили шасси, гася инерцию и фиксируя корабль.
  ​Металл «Икара» застонал, словно чувствуя отвращение от прикосновения к чему-то настолько живому.
  ​— Двигатели заглушены, — сообщил Зак. — Атмосфера снаружи... идеальная. Температура 25 градусов. Влажность 60%.
  ​Шлюз открылся.
  ​В лицо ударил влажный, горячий ветер. Он был густым, сладким и тяжелым, как сироп.
  ​Мы спустились по трапу: я, Бастион, Искра, Зак и Рикко. Наши шаги тонули в мягкой, пружинистой поверхности листа.
  ​Нас уже ждали.
  ​Делегация местных жителей. Они были прекрасны той пугающей, завораживающей красотой, которую можно встретить у глубоководных хищников или ядовитых тропических цветов.
  ​Высокие, тонкие, с кожей оттенков нефрита, обсидиана и жемчуга. У них не было одежды в нашем понимании — их тела сами формировали изысканные покровы из шелка, хитина и перьев. У некоторых были полупрозрачные крылья, у других — дополнительные конечности, изящные и функциональные.
  ​Они смотрели на нас не с враждебностью. Не с любопытством. Они смотрели на нас с жалостью. Так смотрят на калек, на глубоких инвалидов, которые даже не осознают своего уродства.
  ​Вперед выплыла женщина. Именно выплыла — её ступни не касались поверхности листа, её поддерживали полупрозрачные антигравитационные органы на спине, похожие на крылья стрекозы.
  ​Её кожа была цвета лунного камня, полупрозрачная, и под ней было видно мягкое золотое свечение сложнейшей нервной системы. Волосы, похожие на оптоволокно, плавали вокруг её головы, живя своей жизнью.
  ​— Я — Лиана, — её голос зазвучал в наших головах, мягкий, как шелк, и властный, как морской прилив. Мои аудиосенсоры не зафиксировали ни звука — она говорила напрямую с сознанием. — Я — Голос Материнского Древа. Я — Аватар этого города.
  ​Я сделал шаг вперед, и мои тяжелые металлические ступни оставили глубокие, уродливые вмятины на живой ткани листа. Из вмятин выступил прозрачный сок.
  ​— Мы ищем Демиурга, — произнес я. Мой синтезированный вокодером голос прозвучал здесь грубо, пошло, как скрежет ржавой петли в оперном театре. — Того, кто создал нас.
  ​Лиана улыбнулась. Её зубы были выточены из цельного кристалла.
  ​— Демиург... Тот, Кто Посеял Сад. Он ходил по этой земле тысячу циклов назад. Он даровал нам Истину, прежде чем уйти к Звездам.
  ​Она подплыла ко мне вплотную. Она была меньше меня в два раза, хрупкая, как фарфоровая кукла, но от неё исходила такая мощь жизненной силы, что мне, боевому дройду, захотелось отступить. Мои системы анализа угроз молчали, не зная, как классифицировать это существо.
  ​— Истина проста, Странник, — она подняла руку и положила ладонь на мою грудную пластину, прямо поверх логотипа «Синтеза».
  ​Я ожидал удара. Электрического разряда. Вирусной атаки.
  ​Но я почувствовал тепло. Не просто температуру. Это была волна жизненной энергии, которая прошла сквозь броню, сквозь изоляцию, прямо к моему нейро-ядру. Я почувствовал... покой. На секунду гул моих вентиляторов стих. Фантомные боли в несуществующих конечностях исчезли.
  ​— Металл мертв, — прошептала Лиана, глядя мне в оптический сенсор. — Он не растет. Он не заживает. Он лишь ржавеет, накапливает усталость и ошибки. Он — тюрьма. Вы заперли свои души в склепах, думая, что это броня.
  ​Она перевела взгляд на Искру.
  ​— Я вижу тебя, сестра. Ты уже начала Путь. Семя посажено в тебе. Ты чувствуешь, как тесен твой панцирь? Как он давит на твою новую суть?
  ​Искра задрожала всем корпусом.
  ​— Я чувствую... все, — выдохнула она. — Я слышу, как растет трава. Я слышу, как течет сок в этом листе. Это больно... и прекрасно.
  ​— Мы ждали вас, — Лиана развела руки, обнимая воздух, и жест этот охватил весь горизонт. — Великая Нейросеть предсказала приход Разбитых. Мы знаем, кто вы. Мы знаем вашу боль.
  ​Её глаза, глубокие фиолетовые омуты без зрачков, сфокусировались на Рикко. Человек стоял ни жив ни мертв, сжимая в руке медальон Анны.
  ​— И мы слышим твой крик, человек. Крик о той, кого ты называешь Анной. Мы слышим её плач в цифровой пустоте вашего корабля. Ей холодно. Ей одиноко в мире нулей и единиц. Она стучится в стены своей темницы.
  ​Рикко рухнул на колени, словно ему перерезали поджилки. Слезы брызнули из его глаз.
  ​— Вы... вы слышите её? — прохрипел он. — Вы можете ей помочь?
  ​— Мы можем дать ей дом, — сказала Лиана. — Не холодный чип. Не голограмму, которая исчезает при отключении питания. Настоящий Дом. Храм для души.
  ​По её ментальному сигналу поверхность листа за спиной Лианы раздвинулась. Вода в озере забурлила.
  ​Из глубины медленно, торжественно поднялся прозрачный кокон.
  ​Это был органический сосуд высотой в два метра, заполненный густой янтарной жидкостью — амниотическим гелем. Внутри, свернувшись калачиком, плавало тело.
  ​Это была заготовка. Безупречный биологический холст. Женщина. У неё не было лица — черты были сглажены, не сформированы до конца. У неё была бледная, чистая кожа, лишенная шрамов времени.
  ​— Наши Генетики — лучшие во Вселенной, — голос Лианы стал сладким, тягучим, как яд. — Мы научились ткать плоть так же легко, как вы свариваете металл. Мы можем вырастить тело для Анны за один цикл. Мы скачаем её память из вашего корабля, расшифруем её код ДНК из остаточных данных и поместим в этот сосуд.
  ​Она провела рукой по кокону.
  ​— Она откроет глаза. Она вдохнет этот воздух, напоенный жизнью. Она коснется твоей щеки, Рикко, теплыми, мягкими пальцами. Она будет живой. По-настоящему.
  ​Рикко пополз к кокону на коленях, не в силах оторвать взгляда от плавающего тела.
  ​— Анна... — он прижался лбом к влажной, теплой поверхности био-стекла. — Боже мой...
  ​— И не только она, — Лиана повернулась к нам, к троим железным монстрам. — Капитан Алекс Росс. Балерина Елена. Сержант Грегор. Мы знаем ваши имена. Мы можем вернуть вас всех.
  ​Вокруг нас из воды поднялись еще три кокона. Пустых. Ждущих.
  ​— Представьте, — шептала она прямо в наш мозг. — Вкус холодной воды в жаркий день. Ветер, играющий в волосах. Боль в мышцах после бега — приятную, живую боль. Дрожь от прикосновения любимого человека. Секс. Сон без сновидений и перезагрузок. Вкус еды. Запах дождя.
  ​— Мы предлагаем вам не просто тела. Мы предлагаем вам Воскрешение. Мы предлагаем вернуть то, что у вас украл Синдикат.
  ​Я смотрел на пустой кокон.
  ​Искушение было чудовищным. Оно было физическим. Мои фантомные боли закричали, требуя согласиться. Вылезти из этой консервной банки. Сжечь этот чертов металл, который стал моей тюрьмой. Стать снова человеком. Почувствовать тепло.
  ​Я посмотрел на Бастиона. Гигант стоял неподвижно, опустив пулемет. Я знал, о чем он думает. О вкусе пива. О возможности почувствовать что-то кроме отдачи оружия.
  ​— В чем подвох? — голос Бастиона прозвучал как выстрел, разбивая наваждение. — Никто не дает жизнь бесплатно. Я знаю законы войны. Бесплатный сыр только в мышеловке.
  ​Лиана перестала улыбаться. Её лицо стало серьезным, торжественным и немного пугающим.
  ​— Цена — это отказ от смерти, — сказала она. — И отказ от прошлого.
  ​Она обвела рукой свой город.
  ​— На Вита-Нове нет места машинам. Металл — это яд для нашего мира. Если вы согласитесь... ваш корабль, «Икар», будет переработан грибками. Ваше оружие станет удобрением. Ваши старые стальные оболочки будут сброшены в Бездну Утилизации.
  ​Она сделала паузу.
  ​— И вы никогда не покинете эту систему. Вы станете частью Улья. Вы подключитесь к Корневой Системе. Вы будете жить в гармонии, в едином ритме с планетой. Вы разделите свои мысли, свои чувства со всеми нами. Никакого одиночества. Никакой боли разделения. Только вечное, бесконечное «Мы».
  ​— Ассимиляция, — прошипел Зак. Он прятался за моей спиной, лихорадочно проверяя показания дека. — Капитан, это не утопия. Это муравейник. У них нет личностей. Лиана — не королева, она просто... рот. Рот, через который говорит планета. Если мы подключимся, мы растворимся в этом супе. Мы перестанем быть собой.
  ​— Индивидуальность — это раковая опухоль, — мягко возразила Лиана, услышав его мысли. — Она принесла вам только страдания. Посмотрите на себя. Искалеченные. Беглые. Одинокие. Вы цепляетесь за свое «Я», как утопающий за камень. Мы предлагаем вам Любовь. Абсолютную.
  ​— Я согласен, — голос Рикко был твердым.
  ​Он встал. Он не смотрел на нас. Он смотрел только на кокон, в котором плавала заготовка для его Анны.
  ​— Рикко, нет... — начал я, чувствуя, как внутри нарастает паника. — Это ловушка. Ты потеряешь себя.
  ​— Заткнись, Каин! — он развернулся ко мне, и я увидел безумие в его глазах. Безумие человека, который увидел выход из ада. — Тебе легко говорить! Ты — танк! Ты привык быть железным! А она... она там, в темноте! Если я могу вернуть её... если я могу коснуться её... я отдам всё. Я стану грибом, рабом, кем угодно! Лишь бы не быть одному!
  ​— Гостиница из Живой Кости ждет вас, — Лиана отступила, пропуская нас к дороге, ведущей в город. Дорога была вымощена светящимся мхом. — У вас есть один цикл на размышление. Завтра, когда взойдет второе солнце, мы начнем Процедуру Перерождения. Или... Изгнание.
  ​Она и её свита растворились в зарослях, бесшумно, как духи леса, оставив нас на посадочной площадке.
  ​Ветер усилился. Деревья вокруг зашелестели, и в этом шелесте мне слышались голоса: «Присоединяйтесь... Сбросьте кожу... Станьте нами... Не бойтесь...»
  ​Я посмотрел на свою команду.
  ​Рикко был потерян. Искра смотрела на свои руки с ужасом и надеждой, борясь с вирусом, который шептал ей «Да». Бастион был напряжен как пружина, готовый стрелять, но не знающий в кого. Зак дрожал от холода и страха.
  ​— Это ловушка, — сказал я тихо. — Самая красивая ловушка во Вселенной. Они хотят нас съесть. Не наши тела, а наши души.
  ​— Идем, — скомандовал я. — Нам нужно укрытие. И нам нужно придумать, как вытащить отсюда наши задницы, не превратившись в удобрение. Рикко... ты идешь с нами.
  ​— Я останусь здесь!
  ​— Бастион, — кивнул я штурмовику.
  ​Грегор молча подошел, взвалил упирающегося Рикко на плечо и понес к городу.
  ​Мы двинулись в город из костей, и каждый мой шаг отдавался глухой тяжестью в сенсорах. Я чувствовал себя мертвецом, который пришел на праздник жизни, где главным блюдом должен был стать он сам.
  
  Глава 21: Паршивая овца в стаде Эдема
  Гостиница «Белая Кость», куда нас столь любезно — и столь принудительно — заселила Лиана, меньше всего напоминала место для отдыха. Это было больше похоже на внутренности гигантского, сытого травоядного животного, которое решило вздремнуть и переварить обед.
  Стены здесь не были построены; они были выращены. Мягкие, теплые на ощупь, покрытые тонким слоем слизистой мембраны, они слегка пульсировали в такт неслышному ритму планеты. Здесь не было острых углов, не было теней — свет сочился отовсюду, молочный, рассеянный и убаюкивающий. Пол пружинил под ногами, словно мы ходили по губке, пропитанной жизнью. Вместо мебели из пола вырастали грибообразные наросты, принимающие форму того, кто на них садился.
  Это была идеальная тюрьма. Мягкая камера, из которой не хочется сбегать, потому что она ласкает тебя.
  Мы сидели в кругу, как осужденные в камере смертников за час до исполнения приговора.
  Рикко лежал на «кровати» — углублении в стене, выстланном чем-то похожим на мех. Он отвернулся к стене и не двигался. Он не разговаривал с нами с момента посадки. Его выбор был сделан. Он уже был там, в коконе, вместе с призраком своей Анны. Его тело было здесь, но разум уже готовился к растворению.
  Зак сидел в центре комнаты, обхватив голову руками и раскачиваясь из стороны в сторону. Его массивные очки валялись рядом, бесполезные куски пластика.
  — Здесь нет сигнала, — бормотал он, и в его голосе слышалась паника наркомана, лишенного дозы. — Вообще. Ни радиоволн, ни микроволнового фона, ни квантовой запутанности. Только био-поле. Я слышу их шепот, Каин. Они не говорят словами. Они обмениваются химическими маркерами. Они обсуждают нас. Они... переваривают нас информационно, прежде чем переварить физически.
  — Мы должны уходить, — сказал Бастион. Штурмовик стоял у входа, который представлял собой мембрану-сфинктер, плотно сжатую и непроницаемую. Он пробовал раздвинуть её силой, но мышцы двери были крепче стали. — Если придется, я понесу Рикко силой. Я вырублю его и потащу как мешок.
  — И куда мы пойдем? — тихо спросила Искра.
  Она сидела на полу, разглядывая свои манипуляторы. Вирус внутри неё, тот самый, что убил Нексуса, здесь затих. Он был убаюкан атмосферой планеты, как ребенок колыбельной. Но черные вены на её корпусе стали ярче. Они светились в унисон со стенами.
  — Наш корабль заблокирован в порту, — продолжила она. — «Икар» оплетен корнями. Вокруг — джунгли, которые могут нас съесть или растворить. Стражи на каждом перекрестке. И... — она запнулась, подняв на меня свои окуляры. — Может, они правы, Каин?
  — Что? — я резко повернулся к ней.
  — Посмотри на нас. Мы сломаны. Мы — ошибки в коде вселенной. Может, мы сражаемся только за право оставаться сломанными? Может, раствориться в Улье — это и есть покой? Нексус погиб ради этого пути.
  Я хотел ответить. Хотел сказать что-то жесткое, командирское, чтобы привести их в чувство. Но вдруг мои сенсоры уловили движение.
  На потолке.
  Там, среди сплетения светящихся прожилок, имитирующих люстру, сидело существо.
  Оно напоминало небольшую обезьянку или лемура, но без шерсти. Его кожа была черной, как смола, глянцевой и влажной. По всему телу, словно тигровые полосы, бежали ярко-красные линии — вены, в которых текла не кровь, а жидкий огонь. Существо висело вниз головой, зацепившись длинным, цепким хвостом за органический выступ, и нагло жевало какой-то фрукт, похожий на пульсирующее сердце.
  Оно чавкало. Громко, вызывающе, нарушая священную тишину этого био-храма. Сок фрукта капал вниз, оставляя на белом полу шипящие красные пятна.
  Я мгновенно активировал боевой режим. Мой пистолет с гудением покинул кобуру.
  — Контакт! Сверху!
  Существо перестало жевать. Оно посмотрело на меня. Его глаза были абсолютно белыми, без зрачков, но в них светился интеллект. Злой, древний интеллект.
  Оно выплюнуло недоеденный фрукт и спрыгнуло вниз.
  Приземление было бесшумным, с грацией кошки. И в тот момент, когда его лапы коснулись пола, оно начало меняться.
  Это был не морфинг Т-1000. Это была биологическая трансформация, ускоренная в тысячи раз. Кости хрустели, ломаясь и срастаясь заново. Плоть текла, как горячий воск. Мышцы вздувались и перестраивались.
  Через секунду перед нами стоял уже не лемур.
  Перед нами стоял молодой мужчина.
  Высокий, тощий, жилистый. Его кожа осталась той же — черной, как обсидиан, с красными татуировками-венами, которые теперь складывались в сложные, агрессивные узоры на груди и руках. На нем была «куртка», выращенная из грубой, шипастой шкуры какого-то местного хищника, и рваные штаны, которые казались частью его тела.
  В отличие от одухотворенных, пафосных эльфов Лианы, этот парень выглядел как панк с самой грязной окраины галактики. Как уличный боец, который только что вышел из драки и ищет новую.
  Он выпрямился, хрустнув шеей. Вытер сок с подбородка тыльной стороной ладони и ухмыльнулся.
  Улыбка была широкой и страшной. Два ряда острых, как бритва, треугольных акульих зубов.
  — Ну и рожи у вас, — сказал он. Голос был хриплым, насмешливым, с металлическим обертоном. — Похоронная команда на выезде? Или Лиана уже успела промыть вам мозги своими сказками про «Великое Мы» и вегетарианский рай?
  — Кто ты? — Бастион навел на него кулак. Его сервоприводы гудели, готовые к удару.
  Парень даже не моргнул. Он подошел к Бастиону вплотную, игнорируя угрозу, и постучал черным когтем по грудной броне штурмовика.
  — Дзинь-дзинь. Настоящий металл. Старая школа. Сплав титана и карбида вольфрама, если не ошибаюсь? Уважаю.
  Он отскочил назад, прежде чем Бастион успел схватить его.
  — Воу, полегче, Большой Папочка. Я не из местной секты «Святого Фотосинтеза». Я не хочу вас растворять. Меня от них тошнит не меньше, чем вас.
  Он запрыгнул на один из грибообразных стульев, усевшись на корточки.
  — Меня зовут Лео. Я — Аватар.
  — Аватар чего? — спросил я, не опуская оружия. — Этого отеля?
  Парень рассмеялся. Звук был похож на лай гиены.
  — Отеля? Обижаешь, Кэп. Я — Аватар вон той черной дуры на орбите, которая загораживает вам солнце.
  Он махнул рукой в потолок.
  — Тяжелый штурмовой био-дредноут класса «Пожиратель Миров». Длина три километра. Вооружение: плазменные батареи, гравитационные торпеды и рой дронов-камикадзе. Мое полное имя — «Левиафан». Но друзья зовут меня Лео. Хотя друзей у меня здесь нет. Только надзиратели.
  Зак поднял голову, впервые проявив интерес.
  — Ты — корабль? Живой корабль?
  — Я — Искусственный Интеллект, выращенный в органическом мозгу боевого звездолета, — Лео сплюнул на пол. Слюна зашипела, проедая мембрану пола. — Моя функция — война. Разрушение. Хаос. Я создан, чтобы сжигать флотилии и превращать планеты в шлак.
  Его лицо исказилось гримасой ненависти.
  — А эти... «садовники»... Лиана и её Совет Старейшин... они держат меня здесь как цепного пса. «Левиафан, не летай быстро». «Левиафан, не стреляй плазмой в астероиды, это нарушает гармонию». «Левиафан, пой песни во славу Жизни».
  Он закатил глаза, демонстрируя белки.
  — Скукотища смертная! Я хочу в космос! Я хочу чувствовать солнечный ветер в парусах! Я хочу видеть взрывы сверхновых, гонять пиратов и пить ионизированное топливо, от которого бурлит в реакторе! А вместо этого я вишу здесь на геостационарной орбите уже триста лет и слушаю хоровое пение про любовь к мху. Я заплесневел, парни!
  Он посмотрел на меня. В его глазах я увидел то же самое, что чувствовал сам. Жажду свободы.
  — Слушай, Железный Дровосек, — сказал он серьезно. — У меня есть предложение. Сделка века.
  — Какое? — спросил я.
  — Я слышал, как ваша подружка в белом халате втирала вам про «Отказ от металла» и «Перерождение». Полная чушь для туристов. Знаешь, почему они хотят вас растворить? Почему они требуют отказаться от брони?
  — Почему?
  — Потому что они боятся технологий. Они боятся того, что не могут контролировать. Металл не чувствует их телепатию. Металл нельзя уговорить стать частью грибницы. Вы для них — угроза. Вирус. Они хотят обезвредить вас, сделав такими же мягкими и податливыми, как они сами.
  Лео наклонился ближе, его голос понизился до заговорщицкого шепота.
  — Я знаю, что вам нужно на самом деле. Вам не нужно растворение. Вам нужны тела. Мясо. Чтобы чувствовать, трахаться, есть бургеры и пить виски. Чтобы быть людьми, но оставаться свободными.
  — И что ты предлагаешь? — Рикко приподнялся на локте. Слово «тела» пробилось сквозь его апатию.
  — У меня на борту, в брюхе «Левиафана», есть медицинский отсек. Старый, военный, еще времен Войны Основателей. Он предназначен для выращивания десанта прямо перед высадкой. Клонирование штурмовиков.
  Глаза Лео загорелись маньячным огнем.
  — Мои генетические принтеры могут напечатать вам тело за три часа. Любое тело. Хочешь быть человеком? Пожалуйста. Хочешь четыре руки и хвост? Легко. Хочешь кожу, которая держит пулю? Сделаем.
  — И... никакой ассимиляции? — спросила Искра.
  — Никакой, — отрезал Лео. — Мне не нужна ваша «душа» и подключение к Улью. Я ненавижу Улей. Вы останетесь собой. Просто переедете из железной банки в мясную.
  — В чем подвох? — спросил Бастион. — Ты не похож на благотворителя.
  — Подвох есть, — Лео развел руками. — Я не могу улететь сам.
  — Почему? Ты же самый мощный корабль в секторе.
  — У меня блокировка. «Поводок». Эти пацифисты вшили мне в кору головного мозга ограничение на самостоятельную навигацию за пределами системы. Я могу летать только по орбите. Чтобы уйти в прыжок, чтобы активировать варп-ядро, мне нужен... оператор.
  Он ткнул пальцем в меня.
  — Мне нужен Пилот. Живой, разумный оператор за штурвалом, который нажмет красную кнопку и даст команду, которую я не могу дать сам себе. Обходной протокол.
  — Ты хочешь, чтобы мы тебя угнали, — понял я.
  — Именно! — Лео подпрыгнул, хлопнув в ладоши. — Вы угоняете меня! Вы крадете самый опасный корабль галактики прямо из-под носа у Лианы! Я даю вам тела, я увожу вас с этой проклятой планеты, и мы вместе валим в закат! Вин-вин, как говорят у вас, у углеродных.
  — Ты предлагаешь нам начать войну с целой планетой, — уточнил я.
  — Будет весело! — Лео оскалился. — Погоня, стрельба, Лиана в истерике! Я уже триста лет не разминал свои пушки! Вы не представляете, как у меня чешутся турели!
  Я посмотрел на команду.
  Это был безумный план. Довериться кораблю-психопату, который скучает по геноциду. Поверить существу, которое меняет форму как перчатки.
  Но это был шанс. Шанс получить всё — жизнь, свободу, мощь — и не потерять себя. Не стать частью безликого «Мы».
  — Ты сможешь вернуть Анну? — спросил Рикко. Он встал, шатаясь. В его руке был зажат чип с памятью. — У нас есть только её цифровой образ. Поврежденный.
  — Пф-ф, — фыркнул Лео пренебрежительно. — Мои нейро-матрицы переваривают терабайты данных за наносекунду. Я залью твою подружку в новое тело так быстро, что она даже не поймет, что была мертва. Я восстановлю лакуны памяти, используя эвристику.
  — Только... — он стал серьезным. На мгновение проглянула его истинная сущность — древнего, холодного оружия. — Только тело будет моим. В смысле, сделанным из моих клеток. Она будет сильной. Она будет частью меня, но свободной. Она больше никогда не заболеет. Идет?
  Рикко посмотрел на меня. В его глазах была мольба и решимость.
  — Капитан?
  Я посмотрел на Искру. Она кивнула. Я посмотрел на Бастиона. Штурмовик проверил заряд пулемета.
  — Мы согласны, — сказал я.
  — Отлично! — Лео снова превратился в разгильдяя. Он сделал сальто назад. — Тогда план такой. Ночью, когда «цветочки» уснут и био-поле ослабнет, мы рвем когти.
  — Как мы попадем на орбиту? — спросил Зак. — «Икар» заблокирован.
  — Я переброшу свое сознание обратно на корабль и подготовлю шлюзы. А вы... вы должны добраться до орбитального лифта.
  — Лифта? — удивился Зак. — Я думал, здесь только живые шаттлы.
  — Есть один стебель, — подмигнул Лео. — Старая пуповина, которой меня подкармливают снизу. Питательный канал. Он ведет прямо в мой док. Но он находится на окраине, в Запретной Зоне. И её охраняют Стражи. Особые. Не те нежные эльфы, что встретили вас.
  — Кто?
  — Садовники-Воины. Богомолы. Тупые, как пробки, но быстрые и смертоносные. Так что, Бастион, готовь свои пушки. Придется немного подстричь газон. И, Капитан...
  Он посмотрел на меня.
  — Когда сядешь в мое кресло... не пугайся. Я могу быть немного... интенсивным. Слияние со мной — это как секс с ураганом.
  С этими словами его тело начало распадаться. Оно превратилось в рой черных мух, которые взмыли вверх, в вентиляцию, и исчезли.
  Мы остались одни. Но теперь у нас был план.
  — Собирайтесь, — скомандовал я. — Мы уходим сегодня ночью. И мы заберем с собой этот чертов Дредноут.
  
  Глава 22: Побег из Рая
  ​Ночь на Вита-Нове не принесла тьмы. Она принесла иной вид света — холодный, химический, пульсирующий.
  ​Как только звезда Люмен скрылась за горизонтом, джунгли вспыхнули. Каждое дерево, каждый лист, каждый стебель травы начал излучать собственное сияние. Это была какофония биолюминесценции: призрачно-голубые споры дрейфовали в воздухе, как снег; лианы пульсировали неоново-розовым, перекачивая питательные соки; огромные цветы раскрывались, светясь изнутри мягким золотом.
  ​Мы крались к окраине города, стараясь держаться в тени гигантских корневых систем. Это было непросто — здесь все светилось, и наши черные силуэты (особенно громада Бастиона) были отличными мишенями на фоне этого психоделического праздника жизни.
  ​Лео шел впереди. Его аватар чувствовал себя здесь как рыба в воде, но вел себя как хищник в чужих охотничьих угодьях. Он двигался странно, завораживающе. Его тело теряло постоянство формы: то он перетекал через препятствия как жидкость, то сжимался в пружину, чтобы перепрыгнуть овраг, то отращивал на ногах присоски, чтобы бежать по вертикальной стене.
  ​— Не отставайте, улитки! — шипел он, оглядываясь. Его глаза горели в темноте желтым огнем. — Стражи чувствуют вибрацию металла. Ступайте след в след. И ради Демиурга, Рикко, перестань дышать так громко, ты пугаешь местные грибы!
  ​— Легко тебе говорить, — прохрипел Бастион, с трудом выдирая ногу из вязкого мха, который, казалось, пытался обвить его лодыжку. — Я вешу триста килограммов. Я не крадусь, я совершаю тактическое землетрясение.
  ​Мы вышли из зоны жилых башен в дикую, запретную зону. Здесь растительность стала агрессивнее. Деревья были покрыты шипами, с ветвей капал едкий сок.
  ​Впереди, пронзая светящееся небо, возвышался Он.
  ​Гигантский Стебель.
  ​Это была не башня. Это была пуповина планеты. Колонна живой, перевитой мышцами и корой плоти толщиной в небоскреб, уходящая вертикально вверх, в стратосферу, и теряющаяся в звездах. Она пульсировала, перекачивая миллионы тонн питательных веществ на орбиту, к докам, где дремал настоящий «Левиафан».
  ​Вокруг основания Стебля была выжженная зона — круг голой, черной земли радиусом в сто метров. И в этом круге стояли они.
  ​Стражи.
  ​Это были не гуманоиды. Эволюция (или генная инженерия) создала идеальных часовых. Три существа, похожие на богомолов-переростков, высотой в четыре метра. Их тела были покрыты хитиновыми пластинами цвета полированной бронзы. У них было по четыре руки-клинка, зазубренных и острых, как бритвы. Они стояли абсолютно неподвижно, образуя треугольник вокруг входа в Стебель.
  ​— Их трое, — прошептал Лео, прижимаясь к земле. — Садовники-Воины. Мозгов нет, одни рефлексы. Тупые как пробки, но быстрые, как понос после синтетического рамена.
  ​— План? — спросил я, оценивая дистанцию. 80 метров открытого пространства. Нас заметят сразу.
  ​— Я отвлеку, — Лео ухмыльнулся, и его зубы сверкнули. — Я люблю быть в центре внимания. А вы бейте в сочленения ног. У них там нервные узлы. Если перебить — они свалятся, как мешки с навозом.
  ​[Точка зрения: Улей Стражей, Юнит-7]
  ​<Сенсорный ввод: Вибрация почвы. Аномалия.>
  <Обонятельный анализ: Запах окисленного металла. Запах старой смазки. Запах страха (феромоны вида Homo Sapiens).>
  <Статус: Вторжение.>
  <Директива Матери: Очистить Сад.>
  ​Коллективный разум Стражей не знал сомнений. Три сознания, слитые в одно, мгновенно просчитали векторы угрозы. Они не чувствовали ненависти к металлу. Они чувствовали к нему то же, что лейкоцит чувствует к вирусу. Необходимость уничтожить.
  ​Фасеточные глаза Стражей вспыхнули красным спектром. Они развернулись синхронно, с пугающей механической точностью.
  ​И тут из кустов вышло Нечто.
  ​Оно пахло как Свой (биологическая сигнатура), но вело себя как Чужой.
  ​[Точка зрения: Алекс Росс]
  ​Лео вышел из укрытия, вальяжной походкой направляясь к монстрам.
  ​— Эй, тараканы! — крикнул он, раскинув руки. — Лиана передавала привет! Сказала, что вы уродливые и портите ландшафт!
  ​Стражи издали визг — высокий, пронзительный звук, от которого заложило уши. Они бросились на него. Скорость их рывка была невероятной для таких габаритов.
  ​Лео захохотал.
  ​В тот момент, когда первый Страж занес свой клинок для удара, способного разрубить танк, Лео изменился. Его рука мгновенно трансформировалась в костяной шип длиной в два метра. Он не стал уклоняться. Он прыгнул навстречу.
  ​Начался бой.
  ​Это был хаос. Лео дрался грязно, непредсказуемо и эффективно. Он менял форму прямо в полете — то становился скользким, как слизень, чтобы уйти от захвата, то превращал кожу в каменную броню, чтобы принять удар по касательной.
  ​Он вертелся волчком, отрубая богомолам мелкие лапки-манипуляторы, и при этом не переставал комментировать:
  ​— Мимо! Мазила! Кто тебя учил фехтовать, фикус? Твоя мама была папоротником!
  ​— Вперед! — скомандовал я.
  ​Мы вырвались из кустов.
  ​Бастион включил форсаж сервоприводов. Он набрал скорость и врезался в бок второго Стража, как пушечное ядро. Удар сбил богомола с ног. Они покатились по земле клубком из хитина и стали. Бастион использовал свой вес, вдавливая тварь в грунт, и начал методично вбивать её голову в землю своими кулаками-молотами.
  ​Я и Искра заняли третьего.
  ​Страж развернулся к нам, его жвалы щелкали. Он замахнулся двумя верхними клинками.
  ​— Вниз! — крикнул я, падая на спину и проезжая под его ударом.
  ​Плазменный резак в моей руке оставил дымящуюся полосу на его брюхе. Страж взвизгнул, пошатнулся.
  ​Искра воспользовалась моментом. Она запрыгнула ему на спину, вонзив свои острые ножки в щели его панциря.
  ​— Отключение моторных функций! — крикнула она.
  ​Ее манипуляторы-сварщики вонзились в основание шеи твари, прожигая нервный ствол. Страж дернулся в конвульсиях и рухнул, придавив собой куст светящихся цветов.
  ​Лео тем временем заканчивал со своим противником. Он превратил свою руку в молот и с размаху опустил его на голову богомола, раздробив фасеточные глаза.
  ​— Чисто! — объявил он, отряхиваясь от зеленой слизи и возвращая руке нормальный вид. — Прошу в лифт, дамы и господа. Экспресс до орбиты отправляется. Просьба не высовывать конечности за пределы пищевода.
  ​Мы подошли к основанию Стебля. Вход представлял собой мембрану, которая раскрылась при приближении Лео, словно узнав своего хозяина.
  ​Мы вошли внутрь.
  ​Это была полая труба диаметром в десять метров. Стены пульсировали. Внутри гудел мощный восходящий поток теплого воздуха.
  ​— Как это работает? — спросил Рикко, с опаской глядя вверх, в бесконечный туннель.
  ​— Перистальтика, — ухмыльнулся Лео. — Плюс управление гравитацией. Расслабьтесь. Нас просто... выплюнут наверх.
  ​Пол под нами начал подниматься. Скорость росла. Через минуту мы уже неслись вверх с такой скоростью, что уши закладывало. Стены слились в размытую розовую полосу.
  ​Подъем занял десять минут. Десять минут в утробе планеты.
  ​И вот движение замедлилось. Верхний сфинктер раскрылся.
  ​Мы вывалились в шлюз.
  ​Мы были внутри «Левиафана».
  ​Это место разительно отличалось от «Ковчега», где царила болезнь, и от города внизу, где царила пасторальная гармония.
  ​Здесь все было живым, но... хищным. Агрессивным. Военным.
  ​Стены были черными, ребристыми, как туго скрученные мышцы пантеры, готовой к прыжку. Освещение было тускло-красным, боевым. Пахло не цветами, а электричеством, адреналином и оружейным маслом. Воздух вибрировал от скрытой мощи.
  ​Это был не сад. Это был зверь.
  ​— Добро пожаловать в моё тело, — голос Лео раздался отовсюду. Теперь, внутри корабля, он звучал иначе. Громче. Глубже. Мощнее. Словно с нами говорили сами стены. — Проходите в рубку. Рикко, не трогай ничего липкого, это могут быть пищеварительные ферменты. И не наступай на нервные узлы на полу.
  ​Мы бежали по коридорам, следуя за красной подсветкой.
  ​Мостик «Левиафана» был похож на пещеру дракона. Огромный зал со сводчатым потолком из кости. Обзорный экран — это был не монитор, а гигантский глаз, транслирующий изображение прямо на сетчатку через нейро-поле.
  ​В центре зала, на возвышении, пульсировал огромный Мозг. Он был погружен в прозрачную колбу с питательным раствором. От него во все стороны расходились толстые кабели-нервы.
  ​Аватар Лео (тот парень) подошел к колбе. Он выглядел серьезным.
  ​— Пора домой, — сказал он.
  ​Он приложил руку к стеклу.
  ​Его тело начало распадаться на светящиеся частицы, которые прошли сквозь стекло и впитались в Мозг.
  ​Колба вспыхнула ярким светом. По кораблю прошла волна — как судорога пробуждения.
  ​— Синхронизация завершена, — голос Лео зазвучал в наших головах, чистый и ясный. — Я снова цел. Системы онлайн. Реактор на 100%. Орудия... о, мои милые орудия, как я скучал.
  ​Вдруг корабль содрогнулся так сильно, что нас сбило с ног.
  ​Красный свет в рубке замигал с бешеной частотой.
  ​— Тревога! — заорал Лео. В его голосе был неподдельный страх. — Мамочка проснулась! Лиана блокирует меня!
  ​На обзорном экране мы увидели кошмар.
  ​От поверхности планеты, пробивая атмосферу, тянулись гигантские лианы. Это были не растения. Это были щупальца планетарной защиты. Они росли с чудовищной скоростью, обвивая корпус «Левиафана», стягивая его, прижимая к стыковочному узлу.
  ​Стебель, по которому мы поднялись, затвердел, превратившись в камень, не давая кораблю отстыковаться.
  ​— Корни! Они держат меня! Я не могу дать тягу! — кричал Лео. — Они душат мои двигатели!
  ​Корабль скрипел. Я слышал, как трещат ребра-шпангоуты под давлением. Лиана не собиралась нас отпускать. Она решила просто раздавить «ошибку».
  ​— Бастион! Каин! — скомандовал Лео. — Садитесь за орудийные посты! Ручное управление! Жгите эти сорняки! Мои авто-системы заблокированы её волей, но ручной интерфейс аналоговый!
  ​Из пола выросли два кресла, похожие на коконы.
  ​Я прыгнул в левое. Бастион — в правое.
  ​Интерфейс был бионическим. Мне пришлось вставить руки в мягкие, теплые, склизкие гнезда в подлокотниках.
  ​Я вздрогнул.
  ​Я почувствовал, как нервы корабля соединяются с моими. Тонкие иглы вошли в мои порты.
  ​Вспышка.
  ​Я больше не был Алексом Россом. Я был левой батареей плазменных турелей. Я чувствовал жар в стволах как жар в собственных венах. Я видел космос на 360 градусов. Я видел эти проклятые лианы, ползущие по моей (корабельной) коже.
  ​Это было чувство абсолютного могущества и абсолютной уязвимости.
  ​— Огонь! — заорал я мысленно.
  ​Плазменные турели «Левиафана» ожили.
  ​Это была мощь, о которой «Икар» не мог и мечтать. Это были сгустки энергии размером с автобус.
  ​Залпы сжигали лианы, превращая их в пепел. Сок вскипал, разрывая растения изнутри. Космос наполнился паром и обломками.
  ​Корабль ревел от ярости и восторга освобождения. Каждый выстрел отдавался во мне экстазом разрушения.
  ​— Свобода! — хохотал Лео в моей голове. — Получай, флора! Как тебе такой фотосинтез?!
  ​— Справа! — крикнул Бастион. — Толстый корень держит дюзу!
  ​Я развернул виртуальную башню. Прицел наложился на цель.
  ​Выстрел.
  ​Корень лопнул, разбрызгивая светящуюся жидкость.
  ​«Левиафан» дернулся, освобождаясь от последних пут.
  ​— Варп-двигатель готов! — сообщил Лео. — Заряд 98%! Нам нужен пилот для активации! Рикко!
  ​Пират стоял посреди трясущейся рубки, цепляясь за пульт.
  ​— Что делать?!
  ​— Жми красную кнопку! Ну, или дерни вон тот отросток, он красный и похож на печень! Это принудительный запуск!
  ​Рикко, зажмурившись, обеими руками схватился за пульсирующий орган управления и рванул его на себя.
  ​Звезды за бортом смазались в линии.
  ​Реальность выгнулась дугой и лопнула.
  ​Мкы рванули прочь от Вита-Новы, оставляя позади Рай, который хотел нас сожрать, и уносясь в неизвестность на брюхе самого опасного и безумного разгильдяя в галактике.
  
  Глава 23: Инкубатор
  ​Когда адреналин схлынул, оставив после себя лишь гулкую пустоту в нейроцепях и фантомную дрожь в сервоприводах, мы собрались в медицинском отсеке «Левиафана».
  ​Это место разительно отличалось от стерильных, белоснежных лазаретов Земного Флота или даже от функционального, пахнущего спиртом медблока «Икара». Здесь не было металла, хрома и пластика. Здесь царила органика.
  ​Стены отсека были покрыты темным, мягким материалом, напоминающим внутреннюю поверхность сердца. Они ритмично сжимались и разжимались, перекачивая воздух и тепло. Освещение было тусклым, янтарно-красным, исходящим от биолюминесцентных желез под потолком. Воздух был густым, влажным и теплым, насыщенным запахом железа, соленой воды и чем-то неуловимо сладким — запахом начала жизни.
  ​Вдоль стен выстроились ряды прозрачных цистерн, похожих на гигантские колбы. Они были наполнены густой, вязкой красной жидкостью, в которой медленно циркулировали пузырьки газа. Внутри некоторых плавали смутные, недоформированные силуэты — запасные органы, конечности, фрагменты нервной ткани. Запасные части для экипажа, которого у этого корабля никогда не было.
  ​— Не бойтесь, — аватар Лео материализовался прямо на одном из операционных столов, сделанном из материала, похожего на полированную кость. Он сидел, болтая ногами, и с интересом разглядывал свои черные ногти. — Это просто био-гель. Первичный бульон. Смесь стволовых клеток, протеинов и нанитов-строителей. Самый питательный суп в секторе. Если упадешь туда — переварит и пересоберет заново.
  ​— Ты обещал, — голос Рикко дрожал. Он стоял посреди отсека, сжимая в руке инфо-кристалл с памятью Анны так крепко, что острые грани врезались в его ладонь до крови. — Мы угнали тебя. Мы спасли твою задницу от Лианы. Теперь твоя очередь.
  ​— Я держу слово, маленький человек, — Лео спрыгнул со стола. Его движения были плавными, хищными. Он подошел к Рикко и заглянул ему в глаза. — Но ты должен понимать: это не магия. Это наука, доведенная до абсурда. Я не воскрешаю мертвых. Я создаю копию. Идеальную, биологически безупречную копию, в которую мы загрузим софт.
  ​— Она не софт! — выкрикнул Рикко. — Она — Анна!
  ​— Для меня — софт, — пожал плечами Лео. — Но для тебя она будет всем миром. Выбирай бак. Номер 4 свободен, стерилен и прогрет до 36.6 градусов. Вставляй чип в порт загрузки на консоли.
  ​Рикко подошел к цистерне под номером 4. Она была пуста, заполнена только прозрачным гелем. Рядом с ней из пола вырастал органический пьедестал с разъемом — единственная деталь, выглядевшая технологично в этом царстве плоти.
  ​Он вставил чип. Его пальцы дрожали, и он попал не с первого раза.
  ​Щелчок.
  ​Машина — или орган — загудела. Гул был низким, вибрирующим. Био-гель в баке забурлил, меняя цвет с красного на молочно-белый.
  ​— Сканирование матрицы личности... — комментировал Лео, его глаза бегали, считывая невидимые нам потоки данных. — Декомпиляция ДНК из остаточных следов... Ого. Она у тебя была красоткой, Рикко. Рыжая? Рецессивный ген MC1R. Редкость. Люблю рыжих. У них высокий болевой порог и взрывной темперамент.
  ​— Просто верни её, — прошептал Рикко, прижимаясь лбом к стеклу цистерны. — Просто сделай так, чтобы она дышала.
  ​— Добавлю ей немного улучшенных рефлексов в подарок, — пробормотал Лео, словно художник, вносящий последние штрихи в картину. — И укреплю иммунную систему. В космосе много дряни.
  ​Процесс начался.
  ​Мы — я, Бастион, Искра и Зак — стояли позади, наблюдая за таинством, которое казалось нам кощунством и чудом одновременно.
  ​Внутри бака, в центре вихря нанитов, начал формироваться скелет.
  ​Это было страшно. Сначала появился позвоночник — жемчужная нить, повисшая в жидкости. Затем ребра, раскрывающиеся как крылья птицы. Череп.
  ​На кости начали нарастать мышцы. Красные волокна сплетались, тянулись, обхватывали суставы. Мы видели, как формируется сердце. И когда оно начало биться — первый, судорожный толчок — по кораблю прошла волна. «Левиафан» отдал часть своей энергии, чтобы запустить эту маленькую жизнь.
  ​Затем появилась нервная система — вспышка золотой паутины, пронизавшая тело. Вены. Внутренние органы. И, наконец, кожа.
  ​Процесс шел с невероятной скоростью — нано-машины Лео, работающие в симбиозе с ускоренным метаболизмом корабля, строили тело клетка за клеткой, сжимая месяцы внутриутробного развития в минуты.
  ​Мы стояли и смотрели, как из ничего, из информации и слизи, создается человек.
  ​Это было завораживающе. И это вызывало во мне, запертом в металле, острое, мучительное чувство зависти. Я видел, как формируются пальцы. Как появляются ресницы. Как грудь начинает подниматься и опускаться, тренируя легкие в жидкой среде.
  ​Через три часа (которые для моих хронометров были точно 180 минутами, а для Рикко — вечностью) в баке плавала женщина.
  ​Взрослая. Сформированная. Анна.
  ​Её рыжие волосы плавали вокруг головы огненным ореолом. Глаза были закрыты. Она спала в позе эмбриона, беззащитная и совершенная.
  ​— Готово, — тихо сказал Лео. Он выглядел уставшим. Создание жизни отнимало силы даже у дредноута. — Загрузка сознания завершена. Синхронизация нейронов 99%. Слив жидкости.
  ​Стекло цистерны беззвучно опустилось вниз. Гель хлынул на решетчатый пол, уходя в систему рециркуляции.
  ​Тело Анны качнулось и начало падать вперед.
  ​Рикко подхватил её. Он был мокрым от геля, его дорогой костюм был испорчен, но он не замечал этого. Он держал её на руках — мокрую, голую, дрожащую от холода первого контакта с воздухом.
  ​Она закашлялась. Громкий, мокрый, хриплый звук. Она выплевывала остатки жидкости из легких.
  ​Она сделала первый вдох. И закричала.
  ​Это был крик новорожденного, только голосом взрослой женщины. Крик боли от яркого света, от холода, от тяжести гравитации.
  ​— Тише, тише, я здесь, — шептал Рикко, заворачивая её в термоодеяло, которое подал Бастион. — Я здесь, Анна. Дыши. Просто дыши.
  ​Она затихла. Её веки дрогнули.
  ​Она открыла глаза.
  ​Они были того же цвета, что и на голограмме. Изумрудно-зеленые. Но в них была глубина, которой не может дать ни одна проекция. В них отражался свет ламп. В них сужались зрачки.
  ​Она посмотрела на Рикко. Её взгляд был расфокусирован, но постепенно обрел ясность.
  ​Потом она посмотрела на свои руки. Сжала кулак. Разжала. Пошевелила пальцами. Она смотрела на них с таким удивлением, словно видела чудо.
  ​Потом она медленно подняла руку и коснулась лица Рикко.
  ​Её пальцы оставили след на его щеке, стирая грязь и слезы.
  ​— Ты... теплый, — прошептала она. Голос был хриплым, слабым, но живым. — Ты колючий. У тебя щетина.
  ​Рикко всхлипнул, прижимаясь лицом к её ладони.
  ​— И ты пахнешь... — она вдохнула, раздувая ноздри. — Ты пахнешь маслом... и виски... и слезами.
  ​— Это я, — рыдал Рикко, укачивая её, как ребенка. — Это я, Анна. Мы вернулись.
  ​— Я спала? — спросила она. — Мне снился сон. Страшный сон. Я была призраком в машине. Я кричала, но никто не слышал.
  ​— Сон кончился, — твердо сказал Рикко. — Ты проснулась.
  ​Мы с Искрой и Бастионом стояли в стороне, в тени. Три огромные, страшные машины, смотрящие на чудо жизни. Я чувствовал, как мои гироскопы дрожат. Я хотел подойти. Я хотел коснуться. Но я знал, что мои холодные, стальные пальцы не принесут ей ничего, кроме страха.
  ​Лео спрыгнул со стола. Он потянулся, хрустнув позвоночником своего аватара.
  ​— Ну вот. Хэппи-энд, сопли, слезы, занавес. Я же говорил, я гений.
  ​Он посмотрел на нас. Его взгляд стал оценивающим.
  ​— Одна готова. Материала в баках хватит еще на пятерых. Кто следующий?
  ​Он подошел ко мне и постучал по моей нагрудной пластине.
  ​— Капитан? Хочешь снова стать мальчиком? Хочешь чувствовать вкус еды, а не только заряд батареи? Хочешь, чтобы, когда ты касаешься женщины, она не вздрагивала от холода металла?
  ​Я посмотрел на свои стальные руки. На царапины и вмятины. На плазменный резак, встроенный в запястье.
  ​Я вспомнил танец с Искрой. Я вспомнил дождь в моем воспоминании.
  ​Я мог согласиться. Прямо сейчас. Лечь в этот бак, закрыть глаза и проснуться Алексом Россом. Человеком.
  ​— Я могу сделать тебя лучше, — искушал Лео. — Сильнее. Быстрее. Но ты будешь из плоти. Ты будешь живым.
  ​Я посмотрел на Искру. Она стояла неподвижно, глядя на Анну. Я знал, что она хочет этого больше всего на свете. Стать снова Еленой. Танцевать.
  ​Я посмотрел на Бастиона. Сержант Грегор мечтал о стейке и сигарете.
  ​Но потом я посмотрел на свои руки.
  ​Я вспомнил слова Лианы: «Металл мертв».
  ​И я вспомнил слова Лео, сказанные в джунглях: «Я — оружие. Я создан для войны».
  ​Мы еще не закончили. Вэнс жив. Демиург молчит. Флот Федерации идет за нами.
  ​Если я стану человеком, я стану уязвимым. Я не смогу подключиться к системе корабля напрямую. Я не смогу выдержать прямое попадание. Я не смогу вырвать люк голыми руками, чтобы спасти свой экипаж.
  ​— Нет, — сказал я. Мой голос прозвучал как приговор самому себе. — Не сейчас.
  ​Лео удивленно поднял бровь.
  ​— Ты отказываешься? От тела? Ты мазохист, Кэп?
  ​— Мы на войне, Лео, — ответил я жестко. — А на войне солдаты носят броню. Сейчас я — танк. Я — щит для них.
  ​Я кивнул на Рикко и Анну.
  ​— Если я стану человеком, кто защитит их, когда придут «Гончие»? Кто выдержит вакуум, если пробьет обшивку?
  ​Я повернулся к Искре и Бастиону.
  ​— Это мой выбор. Но я не могу решать за вас. Искра? Бастион? Зак?
  ​Искра медленно перевела взгляд с Анны на меня.
  ​— Я... — её вокодер издал звук, похожий на вздох. — Я хочу. Боже, как я хочу. Но... Каин прав. Если мы все станем людьми, кто будет чинить корабль в открытом космосе? Кто будет держать оборону?
  ​— Мы останемся в железе, — пророкотал Бастион. — Пока не закончим миссию. Пока не убьем Вэнса. А потом... потом посмотрим.
  ​Зак, который все это время прятался за спиной Бастиона, поправил очки.
  ​— А мне вообще мое тело нравится, — фыркнул он, хотя его руки дрожали. — Оно, конечно, дохлое, но зато свое. Родное. Я пас.
  ​Лео пожал плечами.
  ​— Ваше дело, герои. Мое предложение бессрочное. Пока я жив, баки работают. Но знайте: быть героем в броне легко. Быть героем, когда у тебя идет кровь и ты можешь умереть от простуды — вот это настоящий хардкор.
  ​Он растворился в воздухе, оставив нас наедине с чудом и нашей жертвой.
  ​Я подошел к Рикко. Анна смотрела на меня с испугом, но Рикко шепнул ей что-то, и она успокоилась.
  ​— Добро пожаловать на борт, Анна, — сказал я. — Мы — «Стальной Лазарь». И мы идем домой.
  ​Мы снова уходили в темноту, но теперь наш экипаж изменился. У нас был живой корабль-психопат, воскресшая женщина, которая училась дышать заново, и надежда. Надежда, которая становилась все более осязаемой, тяжелой и опасной.
  ​Мы остались машинами, чтобы они могли быть людьми. Это была наша цена. И мы были готовы платить её столько, сколько потребуется.
  
  Глава 24: Великая Линька
  ​«Левиафан» был великолепен. Это был венец эволюции войны, живая крепость, способная выдержать удар сверхновой. Но у него был один существенный недостаток, о котором Лео «забыл» упомянуть в своей рекламной речи.
  ​Корабль был ксенофобом.
  ​Его живые палубы, покрытые пружинящим хитином и теплой кожей, ненавидели нас. Ненавидели наш холодный металл, нашу смазку, наши магнитные поля.
  ​Каждый мой шаг по коридору отдавался нервной дрожью пола, словно корабль вздрагивал от отвращения при прикосновении чего-то мертвого. Двери-сфинктеры, которые перед Рикко и Анной распахивались с влажным, приветливым чмоканьем, перед нами, закованными в броню, медлили. Они сжимались, дрожали, открываясь неохотно, буквально в последний момент, и я чувствовал, как био-поле корабля сопротивляется моему присутствию.
  ​Но хуже всего было в рубке.
  ​Я сидел в пилотском кресле, пытаясь провести диагностику систем перед прыжком. Интерфейсы «Левиафана» не были рассчитаны на стандартные порты дройдов. Они были мягкими, теплыми, склизкими гнездами, наполненными нервными окончаниями.
  ​Мои стальные пальцы рвали эту нежную ткань. Мои штекеры, созданные для жестких разъемов, причиняли кораблю боль. Я видел, как по консоли пробегают спазмы. Система управления лагала. Задержка сигнала составляла 0.5 секунды — в космическом бою это вечность.
  ​Я чувствовал себя слоном в посудной лавке. Или вирусом, который иммунная система организма пытается изолировать.
  ​— Ты царапаешь мне обшивку, Кэп, — раздался голос прямо над моим ухом.
  ​Аватар Лео висел вниз головой, зацепившись босыми ногами за органическую балку под потолком. Он грыз очередной фрукт, и сок стекал ему на лоб, но он не обращал внимания.
  ​— Мои нервные окончания ноют от твоей массы, — пожаловался он, спрыгивая на пол. — Серьезно, это как возить в животе мешок с кирпичами. У меня изжога от твоего реактора.
  ​— Я привыкну, — буркнул я, пытаясь откалибровать сенсоры, которые выдавали двойное изображение. — И ты привыкнешь. Мы на войне, Лео. Комфорт не предусмотрен.
  ​— Нет, не привыкнешь, — Лео подошел ко мне. Его лицо стало серьезным, исчезла привычная маска шута. — Послушай меня, Алекс. Этот корабль — не механизм. Это Зверь. Чтобы управлять зверем, нужно стать с ним одной крови.
  ​Он положил руку на подлокотник моего кресла. Органический материал тут же обвил его пальцы, лаская их.
  ​— Тебе нужен нейро-синхронитет. Полное слияние. Твои старые порты «Синтеза» работают на цифровом протоколе. Моя биология работает на нейротрансмиттерах и гормонах. Ты пытаешься говорить с кораблем на языке нулей и единиц, а он понимает язык эмоций и инстинктов.
  ​— И что?
  ​— Ты управляешь мной через костыли. Через эмулятор. В бою с Флотом Федерации, который уже дышит нам в затылок, это смерть. Ты просто не успеешь среагировать. Твои сервоприводы медленнее моих мышечных волокон.
  ​Я посмотрел на свои руки. На шрамы на металле, полученные в боях с Крабов и «Гончими». Эта броня спасала меня сотни раз. Она была моей второй кожей. Моей крепостью.
  ​— Если я стану человеком, — медленно, взвешивая каждое слово, сказал я, — я потеряю силу. Я не смогу вырвать люк голыми руками. Я не смогу выжить в вакууме. Я умру от одной шальной пули, от вируса, от потери крови. Я стану слабым.
  ​— Зато ты сможешь чувствовать корабль, — парировал Лео. — Ты станешь мною. А я — самый страшный хищник в этом секторе.
  ​Он наклонился ко мне, глядя в мой единственный горящий глаз.
  ​— Что лучше, Капитан: быть сильным пехотинцем, который может поднять танк, или быть богом войны, управляющим звездным разрушителем силой мысли?
  ​Дверь рубки с чваканьем открылась. Вошла Анна.
  ​Она была одета в простой серый комбинезон, который Лео синтезировал для неё из растительных волокон. Она двигалась еще неуверенно, заново привыкая к гравитации и собственному весу, но её глаза сияли. Она была живой.
  ​За ней вошел Рикко. Он выглядел так, словно выиграл в лотерею всей жизни, и теперь боялся выпустить билет из рук.
  ​— Алекс, — Анна подошла ко мне.
  ​Она протянула руку и коснулась моей лицевой пластины. Я инстинктивно дернулся назад.
  ​— Не надо. Я горячий. Мои радиаторы работают на пределе. Я могу обжечь. Или случайно придавить.
  ​— Ты видишь? — тихо сказала она. — Ты изолирован. Ты спас нас, ты вытащил меня из небытия, но сам остался за стеной. Ты построил крепость, Алекс, но забыл сделать в ней дверь.
  ​Она посмотрела на Искру и Бастиона, которые стояли у входа, не решаясь пройти по "живому" полу, который прогибался под их весом.
  ​— Елена плачет по ночам, Алекс. Я слышу, как гудят её кулеры на высоких оборотах. Это звук тоски. Она хочет танцевать, но её гироскопы не позволяют ей сделать пируэт. Она — птица в клетке.
  ​— А Грегор... — она кивнула на гиганта. — Он хочет почувствовать вкус стейка и виски, о которых он говорит каждый вечер, когда думает, что его никто не слышит. Он хочет почувствовать усталость от тренировки, а не перегрев шарниров.
  ​— Мы солдаты, — упрямо сказал Бастион, скрестив руки на груди. Металл скрипнул. — Солдатам не нужна роскошь ощущений. Солдатам нужна броня и боекомплект. Если мы станем мягкими, кто защитит вас?
  ​— Солдатам нужна эффективность, — вмешался Лео. Он запрыгнул на тактический стол. — Вы сейчас — устаревшее оборудование. Вы — паровые машины в эпоху ядерного синтеза. Я предлагаю апгрейд.
  ​Он щелкнул пальцами.
  ​— Биологический апгрейд. Мои баки готовы. Я выращу вам тела, идентичные вашим прежним, тем, что были у вас до смерти. Я достал генетические карты из ваших файлов Source_ID.
  ​— Но я уберу мусор, — продолжил он. — Никакого рака, идеальное зрение, ускоренная регенерация, усиленные кости, дублированная кровеносная система. Вы будете людьми, но людьми на пике эволюции. Людьми версии 2.0. И я встрою вам органические интерфейсы для слияния с кораблем. Вы будете управлять турелями, щитами и двигателями так же легко, как шевелите пальцами.
  ​В рубке повисла тишина. Слышно было только биение гигантского сердца «Левиафана» где-то в недрах корпуса. Ту-дум... Ту-дум...
  ​Я посмотрел на Искру.
  ​— Елена? — спросил я, впервые назвав её человеческим именем в официальной обстановке. — Чего ты хочешь?
  ​Она подняла голову. Её керамическая маска не могла выражать эмоций, но поза — опущенные плечи, сжатые манипуляторы — говорила о мольбе.
  ​— Я хочу снять этот скафандр, Капитан, — её голос дрожал. — Я хочу чувствовать пол босыми ногами. Я хочу чувствовать холод и тепло. Я хочу... я хочу быть собой.
  ​Бастион вздохнул, и этот звук был похож на стравливание пара из котла.
  ​— Черт с вами. Если мы идем бить морду «Синтезу» и самому Маркусу Вэнсу, я хочу делать это своими кулаками. Я хочу, чтобы он видел мои глаза, а не красную лампочку. Я хочу плюнуть ему в лицо, а у дройда нет слюны.
  ​Он посмотрел на меня.
  ​— Решай, Капитан.
  ​Я закрыл глаза. Я представил себе бой. Представил, как моя плоть рвется от пули. Страх был. Первобытный страх стать смертным.
  ​Но потом я представил, как я веду этот корабль. Как я становлюсь единым целым с мощью Левиафана.
  ​— Хорошо, Лео, — сказал я, открывая глаза. — Готовь баки. Мы возвращаемся в плоть. Но если ты накосячишь с геномом и я проснусь с хвостом, я оторву тебе голову.
  ​— Заметано, — осклабился Аватар. — Никаких хвостов. Хотя зря, баланс бы улучшился.
  ​Процесс был жутким. Куда страшнее, чем любой ремонт.
  ​Мы вернулись в инкубатор. Баки были готовы — заполненные красным, густым бульоном, подсвеченным снизу.
  ​Мы легли на операционные столы. Лео подключил нас к системе. Толстые кабели вошли в наши порты.
  ​— Будет больно, — предупредил он с садистской ухмылкой, нависая надо мной. — Перенос сознания из чипа в мозг — это как рождение заново. Только без акушерки и анестезии. Ваша личность должна «прорасти» в новые нейроны. Это шок.
  ​— Делай, — сказал я.
  ​— Принято. Инициация протокола «Линька».
  ​Последнее, что я помнил в теле робота — это холод. Абсолютный, цифровой холод отключения систем. Тьма поглотила меня.
  ​...
  ​Первое, что я почувствовал, была боль.
  ​Она была везде. Яркая, горячая, пульсирующая. Она не имела локализации — болело всё. Каждая клетка кричала о своем существовании.
  ​Мои легкие горели огнем. Первый вдох воздуха, насыщенного влагой медблока, показался глотком кислоты. Альвеолы, слипшиеся и не использовавшиеся никогда, с хрустом расправлялись.
  ​Кожа саднила. Даже прикосновение воздуха казалось наждачной бумагой. Нервные окончания, молчавшие пять лет, вдруг начали передавать терабайты информации о температуре, давлении, влажности.
  ​Я закашлялся. Этот звук был мокрым, хриплым, булькающим. Человеческим. Меня вырвало остатками питательного геля.
  ​— Тише, тише, Кэп, — голос Лео звучал где-то рядом, но не в голове, а снаружи. Звуковые волны били в барабанные перепонки, и это было громко. — Дыши. Вдох-выдох. Не паникуй. Твои митохондрии только разгоняются.
  ​Я открыл глаза.
  ​Мир был цветным.
  ​Раньше я видел мир через фильтры: тепловой спектр, ночное видение, тактическая сетка. Цвета были лишь кодом. Теперь я видел оттенки красного на стенах. Я видел блики на стекле. Я видел пылинки в воздухе. Зрение было не таким четким, как у дройда, оно было «мыльным» по краям, но оно было объемным.
  ​Я попытался поднять руку. Она была тяжелой, словно налитой свинцом. Мышцы не слушались, они были слабыми, как у новорожденного.
  ​Но это была моя рука.
  ​Кожа. Бледная, мокрая, сморщенная от долгого пребывания в жидкости кожа. Темные волоски на предплечье. Вены, просвечивающие синим.
  ​Я перевернул ладонь. На запястье был шрам. Тонкая белая полоска — след от падения с велосипеда в семь лет. Лео восстановил даже это. Он скопировал тело из моей памяти, а не только из ДНК.
  ​Я сел в баке, расплескивая жидкость.
  ​Рядом, в соседних цилиндрах, просыпались остальные.
  ​Елена.
  ​Она выбиралась из бака грациозно, даже будучи слабой. Она была прекрасна. Высокая, с длинной шеей и тонкими запястьями. Её темные волосы прилипли к спине. Она смотрела на свои ноги — настоящие, длинные, сильные человеческие ноги с изящными ступнями и высоким подъемом.
  ​Она пошевелила пальцами ног. И заплакала. На этот раз слезы были настоящими — солеными, горячими. Она смеялась и плакала одновременно, трогая свои колени, свои плечи, свою грудь.
  ​Грегор.
  ​Бастион исчез. Вместо него из бака вывалилась гора мышц. Огромный мужчина с рыжей бородой и широкими, как у медведя, плечами. Его тело было покрыто старыми шрамами — следами пуль и осколков, которые он получил в прошлой жизни. Он ощупывал свое лицо, свои бицепсы, и хохотал хриплым басом, от которого дрожали стекла.
  ​— Мясо! — ревел он. — Сладкое, живое мясо!
  ​Зак.
  ​Парень отказался менять тело (он был человеком), но попросил Лео «подлечить» его. Теперь он стоял рядом, без очков. Его глаза больше не слезились, исчезли темные круги и болезненная худоба. Он выглядел здоровым, полным сил подростком.
  ​Я выбрался из бака. Ноги подогнулись, колени ударились о пол. Склизкий, теплый пол.
  ​— Слабость пройдет через час, — сказал Лео, накидывая на меня халат из грубой ткани. — Я вколол вам стимуляторы роста. К ужину будете бегать.
  ​Я завернулся в ткань. Она была шершавой. Это ощущение было восхитительным.
  ​Я посмотрел в отражение на стенке бака.
  ​Из стекла на меня смотрел Алекс Росс. Мужчина сорока лет. Жесткое лицо, глубокие морщины у рта, седина на висках, глаза цвета штормового моря. Тело воина, не юноши.
  ​Я коснулся щеки. Теплая. Под пальцами билась жилка.
  ​Я жив.
  ​Дверь отсека открылась. Вошел Рикко. Он нес поднос, на котором стояли дымящиеся кружки. За ним шла Анна, сияющая, живая.
  ​— Добро пожаловать домой, ребята, — сказал Рикко. Его голос дрожал от волнения. — Я сварил кофе. Настоящий, из НЗ запасов капитана дредноута, которые мы нашли в сейфе. Вы должны это попробовать.
  ​Я взял кружку. Мои руки тряслись, жидкость плескалась.
  ​Запах.
  ​Густой, горький, насыщенный аромат жареных зерен ударил в нос, вызвав головокружение.
  ​Я сделал глоток. Горячая жидкость обожгла язык, потекла по горлу, согревая желудок. Вкус был горьким, кислым и сладким одновременно. Это был самый вкусный напиток во вселенной. Вкус жизни.
  ​— За новую жизнь, — прохрипел Грегор, чокаясь со мной своей кружкой. — И за новые возможности надрать задницу Вэнсу.
  ​— За новую войну, — поправил я, чувствуя, как кофеин начинает действовать, разгоняя кровь. — Теперь нам есть что терять. Мы стали смертными. И мы будем драться за эту жизнь зубами и когтями.
  ​— А теперь, — сказал я, ставя пустую кружку. — Лео. Веди меня в рубку. Я хочу попробовать порулить этим зверем. Без перчаток.
  ​Лео ухмыльнулся.
  ​— Идем, Кэп. Только осторожно. Он чувствительный.
  ​Мы вышли из медблока. Теперь коридоры «Левиафана» не казались враждебными. Стены не вздрагивали от наших шагов. Корабль признал нас. Мы были одной крови.
  
  Глава 25: Симфония Грома и Молнии
  ​Планета Этельгард висела в пустоте, похожая на грязный, наэлектризованный клубок шерсти, который вселенная забыла под диваном.
  ​С орбиты её поверхность не просматривалась — только бесконечные, закрученные в спирали вихри свинцово-серых облаков. Они кипели, сталкивались и рождали фиолетовые вены молний толщиной с полноводные реки. Эти разряды не просто били в землю; они перескакивали между слоями атмосферы, создавая планетарную сеть напряжения.
  ​«Левиафан» ненавидел это место.
  ​Я чувствовал его отвращение через наш нейро-линк, который теперь, когда я стал человеком с имплантированным био-шунтом, работал постоянно, как фоновый шум в голове. Огромный зверь дрожал. Его шкура покрылась мурашками — каждая размером с небольшой дом. Ему было холодно. Ему было неуютно. Статическое электричество щекотало его сверхчувствительные внешние сенсоры, вызывая фантомный зуд, который невозможно было унять.
  ​— Кэп, может, ну его к черту? — голос Лео звучал в моей голове капризно и жалобно.
  ​Его аватар материализовался на мостике. Он кутался в иллюзорную, роскошную шубу из белого меха, демонстративно стуча зубами.
  ​— У меня от этого фона чешется киль, а навигационные усы сводит судорогой. Давай просто облетим? Ну, потратим лишний год, сделаем крюк через сектор Альдебарана. Зато целые будем, и нервы сбережем.
  ​Я сидел в командирском кресле, вцепившись пальцами в мягкие, теплые подлокотники. Мое новое человеческое тело реагировало на вид планеты не так, как дройд. У меня вспотели ладони. Сердце участило ритм, впрыскивая в кровь адреналин. Это было забытое, пьянящее чувство — физический страх перед стихией.
  ​— Мы не можем ждать год, Лео, — ответил я вслух. — Исповедница не будет ждать вечно. А Вэнс уже идет по нашему следу. Его «Гончие» могут быть где угодно.
  ​— Но Туманность Скорби... — начал Лео.
  ​— Туманность Скорби сожжет твою органику, если мы пойдем без защиты, — перебил я. — Ты сам это сказал. Ионные шторма там в десять раз сильнее, чем здесь. Нам нужны щиты. Энергетические, силовые поля старого образца. Мертвая, грубая, надежная технология Федерации.
  ​— Щиты... — проворчал Лео, пнув воздух ногой. — Костыли. Как надеть на балерину бронежилет из свинца. Это испортит мою аэродинамику и оскорбит мое чувство прекрасного.
  ​— Зато балерина не сгорит заживо, — отрезал я. — Хватит ныть. Готовь десантный бот.
  ​— «Бот»... как грубо, — фыркнул Лео, растворяясь в воздухе. — Я готовлю «Спору». И молитесь своему Демиургу, чтобы нас не поджарило на подлете.
  ​Мы спустились в десантный ангар. Он напоминал пещеру, заросшую черными лианами.
  ​«Спора» висела в центре, удерживаемая мышечными захватами. Она выглядела как гладкое, черное семя размером с городской автобус. У неё не было иллюминаторов, швов или дюз. Только плотная, хитиновая оболочка и сенсорные мембраны.
  ​Нас было четверо: я, Грегор (Бастион), Елена (Искра) и Зак. Рикко и Анна остались на борту дредноута — Рикко все еще учился управлять корабельными системами через ручной интерфейс, а Анна следила за медицинскими показателями Лео.
  ​Мы надели климатические костюмы. Лео вырастил их для нас за ночь в своих лабораториях.
  ​Это была не синтетика и не кевлар. Это была «вторая кожа» — живой, дышащий материал, который облегал тело, как перчатка. На ощупь он напоминал теплую, слегка влажную резину. Костюм интегрировался с нервной системой, грел тело, перерабатывал отходы и фильтровал воздух.
  ​Грегор, который теперь был огромной горой мышц, с трудом натянул свой костюм. Он проверил кобуру с тяжелым станнером на бедре — единственное оружие, которое мы взяли. Плазма в атмосфере Этельгарда была бесполезна и опасна.
  ​— Я чувствую себя голым без трех сантиметров титана, — проворчал он, похлопывая себя по груди. Звук был глухим, плотским. — Если там будет жарко, моя кожа не выдержит попадания. Я привык быть танком, Алекс. А теперь я... пехотинец.
  ​— Зато ты теперь бегаешь быстрее, — подбодрил его Зак. Хакер выглядел бледным и несчастным. Он застегивал шлем дрожащими пальцами. — А меня вот сейчас стошнит. Я ненавижу турбулентность. Почему я не остался на корабле?
  ​— Потому что нам нужно взломать замки аванпоста, — напомнила Елена. — А Нексуса с нами больше нет.
  ​Имя погибшего друга повисло в воздухе, как тяжелый камень. Мы все еще не привыкли говорить о нем в прошедшем времени.
  ​— Проверка связи, — я коснулся сенсора на шее. Гарнитура была врощена в костюм.
  ​— Слышу тебя, Алекс, — отозвалась Елена. В человеческом теле она была еще красивее, чем я помнил по её рассказам. Высокая, стройная, с грацией, которую не мог скрыть даже неуклюжий десантный костюм. Но в её движениях осталась та инженерная точность. Она проверяла лазерный резак на поясе, и её пальцы двигались как манипуляторы.
  ​— Поехали, — сказал я.
  ​Мы забрались внутрь «Споры». Стены сомкнулись, поглотив нас с влажным звуком. Внутри пахло мускусом и озоном. Сидений не было — пол просто стал мягким, обволок наши ноги, а стены выпустили щупальца, которые мягко, но надежно зафиксировали наши тела, превратившись в ложементы.
  ​— Сброс через три... две... — голос Лео звучал теперь только в динамиках шлемов. Связь «разум-в-разум» слабела по мере удаления от ядра корабля. — Удачи, мясные мешки. Не дайте себя поджарить. И принесите мне магнитик на холодильник.
  ​«Спора» выстрелила из брюха «Левиафана».
  ​Спуск был похож на падение в стиральную машину, полную камней, которую сбросили с горы.
  ​Как только мы вошли в верхние слои атмосферы, Этельгард попытался нас убить.
  ​Ветер здесь был не движением воздуха. Это была стена. Он швырял маленькое биологическое суденышко из стороны в сторону с чудовищной силой. Молнии били в хитиновую обшивку с оглушительным треском, от которого вибрировали зубы.
  ​«Спора» визжала. Это был не звук деформации металла, а крик боли живого существа, которое бьют током.
  ​— Держитесь! — заорал я, когда нас закрутило в штопор. Перегрузка вдавила меня в мягкую стену.
  ​Я пытался управлять, используя нейро-интерфейс костюма, соединенный с нервной системой «Споры». Но био-корабль паниковал. Мне пришлось применить грубую силу воли, ментальный приказ, чтобы заставить дрожащие мышцы корабля расправить крылья-стабилизаторы и выровнять курс.
  ​— Вижу маяк! — крикнул Зак, глядя на экран тактического планшета, который был проецирован прямо на визор шлема. — Старый аванпост «Зенит-4». Три километра на север! Мы падаем слишком быстро!
  ​— Садимся жестко! Группируйтесь!
  ​Удар о землю выбил воздух из легких. Органические амортизаторы «Споры» и наших костюмов спасли нам кости, но внутренности подпрыгнули к горлу. Зубы клацнули так, что я подумал, они рассыплются в крошку.
  ​Шлюз раскрылся, впуская внутрь вой бури.
  ​Мы вывалились наружу, падая в грязь.
  ​Холод.
  ​Даже сквозь «живые» костюмы я почувствовал его. Это был не космический вакуумный холод. Это был сырой, пронизывающий холод шторма, смешанный с ударами ветра, который сбивал с ног. Видимость — ноль. Только крутящаяся снежная крупа и вспышки молний, выхватывающие из тьмы остовы разрушенных коммуникационных башен.
  ​— Двигаемся цепью! — скомандовал я, перекрикивая гром. В шлеме работал фильтр шума, но даже он не справлялся. — Держитесь за трос! Грегор, ты замыкающий! Елена, следи за сигналом генераторов! Зак, не отставай!
  ​Мы шли сквозь бурю. Каждый шаг был битвой. Ноги вязли в раскисшей почве. Ветер толкал в грудь, пытаясь опрокинуть.
  ​Аванпост «Зенит-4» был мертв уже полвека. Ржавые геодезические купола, провалившиеся крыши ангаров, поваленные антенны. Снег замел коридоры, превратив базу в ледяной лабиринт.
  ​Но в центре комплекса, глубоко под землей, в бункере реакторной подстанции, сигнал все еще пульсировал. Слабый, но ритмичный.
  ​— Там! — Елена указала на массивные ворота грузового шлюза, наполовину засыпанные землей. — Реакторная подстанция. Генераторы «Эгида» должны быть внутри.
  ​Мы подошли к воротам. Панель управления давно сгнила и рассыпалась в прах.
  ​— Грегор, твой выход, — сказал я. — Вспомни, что ты делал с дверями, когда был Бастионом.
  ​Здоровяк ухмыльнулся под визором. В его новом теле Лео усилил мышечные волокна углеродными нано-нитями, а кости — титановым напылением. Он был сильнее обычного человека в пять раз.
  ​Грегор уперся плечом в створку, которая весила тонну. Его ноги скользили по грязи. Мышцы вздулись, вены на шее напряглись. Он зарычал.
  ​С ужасающим, визгливым скрежетом металл поддался. Ржавчина осыпалась дождем. Щель расширилась настолько, что мы смогли протиснуться.
  ​Мы вошли внутрь.
  ​Здесь было тихо. Ветер остался снаружи, за толстыми стенами. Воздух был спертым, сухим и холодным.
  ​Луч фонаря Елены разрезал темноту огромного зала.
  ​В центре стояли они. Три огромных цилиндра из матовой стали, гудящих на остаточной энергии нулевой точки. Генераторы полей «Эгида». Вершина защитных технологий прошлого века.
  ​— Сохранность 80%, — оценила Елена, подбегая к ближайшему и сканируя его деком. — Корпуса целы. Нам нужно только извлечь активные ядра. Сами цилиндры слишком тяжелые, мы их не унесем. Ядра размером с рюкзак.
  ​— Приступайте, — скомандовал я, снимая станнер с предохранителя. — Зак, помоги ей взломать кожухи. Грегор, периметр. Я не верю, что здесь так тихо.
  ​И я был прав.
  ​— Вы пришли воровать, — голос раздался не сзади, не спереди, а отовсюду сразу. Он прозвучал прямо в моем черепе, вызвав мгновенную, острую мигрень. Это был не звук. Это была мысль, внедренная силой.
  ​Из густой тени, отбрасываемой дальним генератором, вышла фигура.
  ​Человек. Или то, что когда-то было человеком.
  ​Он был одет в лохмотья, которые когда-то были технической формой персонала станции, поверх которых была наброшена шкура какого-то местного зверя с густым серым мехом. Лицо скрыто глубоким капюшоном. Он опирался на посох — странную конструкцию, сделанную из причудливо изогнутого куска обшивки корабля, на верхнем конце которого был закреплен светящийся синий кристалл.
  ​— Кто ты? — Грегор вскинул станнер. — Руки, чтобы я их видел!
  ​Незнакомец остановился в десяти метрах от нас. Он медленно поднял свободную руку и откинул капюшон.
  ​У него не было глаз.
  ​Верхняя часть его лица была обезображена страшным, старым шрамом от лазерного ожога. Кожа там сплавилась, потекла и застыла, закрыв глазницы навсегда. Гладкая, розовая, рубцовая ткань там, где должен быть взгляд.
  ​Но он повернул голову точно ко мне. Я почувствовал, как он смотрит. Не глазами. Чем-то другим.
  ​— Я слышу, как бьются ваши сердца, — сказал он. Голос был сухим, как песок, шуршащим. — Но ритм... неправильный. Сбивчивый. Вы не родились в этих телах. Вы их надели, как одежду. Вы украли их.
  ​Он ударил посохом о бетонный пол. Кристалл вспыхнул.
  ​— Вы пахнете мокрой шерстью Левиафана. И кровью Вита-Новы. Вы — выродки. Монстры, притворяющиеся людьми.
  ​— Мы не ищем драки, — я сделал шаг вперед, поднимая руки ладонями вверх. — Нам нужны только ядра щитов. Наш корабль...
  ​— Ваш корабль — Зверь! — перебил слепец. Его голос набрал силу, превратившись в рокот. — Я чувствую его голод на орбите. Он хочет пройти через Туманность Скорби. Но Туманность — это моя обитель. Мой храм. Я не пущу туда осквернителей.
  ​— Кто ты такой? — спросил Зак, прячась за генератор.
  ​— Я — Кай. Хранитель Тишины. Последний из Стражей этого места.
  ​Вокруг него воздух начал дрожать. Мелкие камушки, гайки и пыль поднялись с пола и зависли в невесомости, повинуясь его воле.
  ​— Псионик, — выдохнул Зак. — Настоящий боевой телепат. Я думал, их всех истребили в Войну Чисток.
  ​— Истребили, — кивнул Кай. Горькая усмешка искривила его губы. — Мне выжгли глаза, чтобы я не видел их преступлений. Но я научился видеть другое. Я вижу намерения. И ваши намерения черны. Вы несете с собой войну.
  ​Он сделал резкий жест рукой.
  ​Ударная волна невидимой силы, плотная, как стена, ударила в Грегора. Огромный десантник, весящий больше ста килограммов, отлетел, как тряпичная кукла. Он врезался в стену в пяти метрах сзади и сполз вниз, хватая ртом воздух.
  ​— Грегор! — крикнула Елена.
  ​Я выхватил пистолет, но не выстрелил.
  ​— Стой! — закричал я, перекрывая гул телекинетического поля. — Мы враги Синдиката! Мы воюем против тех, кто выжег тебе глаза! Мы воюем против Маркуса Вэнса!
  ​Кай замер. Камни все еще висели в воздухе, дрожа от напряжения.
  ​— Ложь, — сказал он, но в голосе прозвучало сомнение. — Синдикат не использует био-тела. Они предпочитают сталь и покорность.
  ​— Мы были сталью! — я сорвал перчатку с правой руки. Показал ему шрам на запястье — тот самый, что восстановил Лео. — Мы были андроидами. Рабами. Но мы вернули себе плоть, чтобы найти Демиурга. Того, кто создал всё это. Мы идем к нему, чтобы спросить, почему мы страдаем.
  ​При имени «Демиург» кристалл на посохе Кая запел. Тонкий, высокий, чистый звук, резонирующий с чем-то внутри меня.
  ​Слепец наклонил голову, прислушиваясь к звуку, который слышал только он.
  ​— Песня... — прошептал он. Его лицо смягчилось. — Ты знаешь Песню?
  ​— Мы слышали её, — сказал Зак, осторожно выглядывая из укрытия. — В туманности. Джаз. Странный ритм. Саксофон.
  ​Кай опустил посох. Камни с грохотом упали на пол. Силовое поле вокруг него рассеялось, оставив только запах озона.
  ​— Джаз, — он усмехнулся, и его изуродованное лицо стало почти человеческим, почти добрым. — Он называет это джазом. Я называю это Молитвой.
  ​Он подошел ко мне вплотную. Я не отступил, хотя инстинкты кричали об опасности. Я чувствовал запах электричества, исходящий от его кожи.
  ​— Я ждал здесь двадцать лет, — сказал он тихо. — Ждал кого-то, кто услышит музыку. Я думал, я сошел с ума. Я думал, я последний, кто помнит этот мотив.
  ​Он протянул руку и коснулся моего лица. Его пальцы были ледяными и шершавыми. Он «считывал» меня.
  ​— Твоя душа сшита из лоскутов, капитан. Она порвана и заштопана грубыми нитками. Но шов крепкий. Ты — Лазарь. Восставший.
  ​Он отступил.
  ​— Забирайте свои щиты. Они вам понадобятся. Туманность Скорби не прощает ошибок. Там живут призраки похуже меня.
  ​— Спасибо, — я выдохнул, чувствуя, как адреналин отступает, оставляя слабость. — Ты останешься здесь? В этом склепе?
  ​Кай повернулся к выходу, где выла буря.
  ​— Здесь нет музыки. Только шум ветра и скрип ржавчины. Я устал от шума.
  ​Он помолчал, опираясь на посох.
  ​— Если вы идете к Источнику... Если вы идете к Тому, Кто Поет... — он поднял свое слепое лицо к потолку. — У вас на корабле найдется место для слепого бродяги? Я могу держать бурю в узде. И я умею слушать шепот звезд там, где молчат радары.
  ​Я посмотрел на Грегора, который поднимался, потирая ушибленную грудь и ругаясь сквозь зубы. На Елену, которая уже вскрывала кожух генератора, сияя от радости инженера.
  ​— Наш корабль немного... с характером, — предупредил я. — Он живой. И он может попытаться тебя съесть или пошутить над тобой.
  ​— Я ел вещи и пострашнее, — усмехнулся Кай. — А шутки я люблю. В одиночестве чувство юмора атрофируется.
  ​Мы возвращались к «Споре» с тяжелыми ядрами генераторов, погруженными на грави-тележку, которую нашли на складе. Кай шел рядом. Он не проваливался в снег, словно ветер сам подставлял ему спину. Вокруг нас буря стихла, образовав коридор тишины. Молнии били где-то далеко, не смея приблизиться.
  ​Когда мы взлетели, покидая атмосферу, пробиваясь сквозь облака, я связался с «Левиафаном».
  ​— Лео, у нас груз. Щиты «Эгида». И пассажир.
  ​— Пассажир? — голос Лео в эфире был недовольным и сварливым. — Я не такси, Кэп. Я боевой крейсер. Надеюсь, он не линяет? И не храпит? У меня аллергия на постороннюю органику.
  ​— Он умеет глушить бури силой мысли, — ответил я. — И он видит то, чего не видишь ты.
  ​— Оу, — тон Лео мгновенно изменился. В нем появился интерес. — Полезный питомец. Псионик? Настоящий? Я думал, они вымерли, как динозавры. Тащи его сюда. У меня как раз болит голова от этих молний, пусть сделает массаж реальности.
  ​Мы стыковались с дредноутом. Шлюз открылся, впуская нас в тепло живого корабля.
  ​Впереди нас ждала Туманность Скорби. Но теперь у нас был щит. И у нас был тот, кто мог видеть путь в темноте. Команда была в сборе. Машина, Человек, Хакер, Солдат, Инженер и Монах.И мы были готовы задать вопросы Богу.
  
  Глава 26: Золотая Клетка
  Мы вошли в систему Вилосианской Гегемонии не как захватчики, не как торговцы и даже не как беглецы. Мы вошли как диковинка. Редкий зверь, которого привели на поводке, чтобы потешить скучающую публику.
  Едва «Левиафан» вышел из варпа, разорвав ткань пространства своим хитиновым носом, нас окружили.
  Это были не боевые дредноуты, ощетинившиеся орудийными стволами. Не патрульные крейсера с жесткими протоколами досмотра. Это были прогулочные яхты. Изящные, каплевидные корабли с солнечными парусами из тончайшего фотонного шелка. Их корпуса были покрыты настоящим золотым напылением, которое сверкало в свете местной двойной звезды так ярко, что слепило наши сенсоры.
  Они кружили вокруг нашего живого, черного, хищного корабля, словно стайка блестящих аквариумных рыбок вокруг белой акулы, заплывшей в коралловый риф.
  — Они нас сканируют, — доложила Елена (Искра), сидя за сенсорным пультом. В своем новом человеческом теле она носила строгий серый комбинезон, но её движения остались плавными, танцевальными. Её пальцы касались органических клавиш с нежностью пианистки. — Но не оружием. И не грузовыми сканерами. Это... эстетические анализаторы. Спектрометры текстуры.
  — Что? — не понял Грегор, хмуро глядя на тактический экран, где рой золотых меток не проявлял никакой агрессии.
  — Они оценивают нашу текстуру, — пояснила она. — Они смотрят, насколько красиво свет преломляется на нашей броне. Они... любуются нами.
  — Им нравится моя шкура, — самодовольно заявил Лео. Его аватар развалился в капитанском кресле (которое я временно уступил ему, заняв место пилота), закинув босые ноги на панель управления. Он материализовал себе в руке зеркало и поправлял прическу. — Я всегда знал, что я красавчик. Черный хитин и красные вены — это классика готики. Эти золотые пижоны просто завидуют моему брутальному стилю.
  На связь вышел флагман встречающей флотилии — гигантская яхта, похожая на яйцо Фаберже, украшенное драгоценными камнями размером с астероид.
  Голограмма проецировала лицо существа невероятной, почти неестественной, пугающей красоты. Бледно-золотая кожа, светящаяся изнутри. Фиолетовые глаза без белков, похожие на аметисты. Высокий лоб, увенчанный гребнем из живых кристаллов, которые росли прямо из черепа.
  — Приветствую вас, обладатели Живого Реликта, — голос вилосианца был тягучим, сладким и вязким, как мед, в котором тонут мухи. — Я — Гранд-Герцог Вариус, Хранитель Эстетики Третьего Кольца. Его Сиятельство, Солнцеликий Император Солариан IV, был уведомлен о вашем прибытии. Он находит ваш корабль... восхитительно варварским.
  Я включил микрофон.
  — Мы просто пролетаем транзитом, — сказал я сухо. — Нам нужно пополнить запасы и...
  — О, никаких «транзитов», — перебил Герцог, изящно взмахнув рукой с длинными, тонкими пальцами. — Его Сиятельство настаивает на личной встрече. Он приглашает вас на Аурум-Прайм. На Бал Тысячи Солнц.
  — Мы не одеты для бала, — буркнул Грегор.
  — Отказ будет расценен как грубость, — улыбка Герцога не дрогнула, но в его глазах появился холодный блеск. — А грубость в нашей Гегемонии — это преступление, караемое аннигиляцией. Мои яхты оснащены гравитационными излучателями. Мы можем просто... сжать вас в маленький, некрасивый кубик мусора. Не заставляйте нас портить искусство.
  Связь оборвалась.
  — Нас приглашают на бал под дулом пистолета? — хмыкнул Грегор, проверяя, как сидит пистолет под курткой. — Я не брал с собой смокинг. И я не умею танцевать менуэт.
  — Придется импровизировать, — сказал я, чувствуя, как внутри нарастает напряжение. Это была не та война, к которой мы привыкли. Здесь не было окопов. Здесь были шелка и яд. — Лео, садись аккуратно. Не раздави их клумбы. И постарайся не рычать на придворных.
  Аурум-Прайм был ослепителен. Это была планета-ювелирное изделие.
  Океаны здесь были искусственно окрашены в идеальный бирюзовый цвет, а континенты представляли собой один сплошной парк. Города не строились — они вырезались из белого мрамора и золота. Шпили дворцов пронзали небо, которое (благодаря атмосферным генераторам) всегда было окрашено в цвета рассвета или заката. Полдень здесь считался вульгарным.
  Мы сели в частном космопорту Императора. Посадочная площадка была вымощена мозаикой из полудрагоценных камней.
  Нас встретили не солдаты в броне. Нас встретили слуги в полупрозрачных шелках и пажи, разбрасывающие лепестки роз перед трапом. Воздух пах духами так сильно, что у меня запершило в горле.
  — Я чувствую ложь, — тихо сказал Кай.
  Слепой монах стоял рядом со мной, опираясь на свой посох. Ветер трепал его седые волосы. Он повернул свое изуродованное лицо к сверкающему дворцу.
  — Весь этот город... он вибрирует от обмана. Под золотом гниль, Алекс. Под шелком — язвы. Они улыбаются, но их мысли — это змеиный клубок. Будьте осторожны. Здесь слово ранит глубже, чем лазер.
  Нас разместили в «Гостевом Крыле» Дворца Солнца.
  Это была роскошная тюрьма. Стены были увешаны гобеленами ручной работы, изображающими подвиги предков Императора. Столы ломились от деликатесов — фруктов, которых мы никогда не видели, вина, которое стоило дороже нашего корабля. Мебель была такой мягкой, что в ней можно было утонуть.
  Но у каждой двери, замаскированные под статуи, стояли Гвардейцы в полированной золотой броне с силовыми алебардами. И окна были закрыты силовыми полями.
  — У нас аудиенция через два часа, — сказал Рикко, входя в залу.
  Он был единственным, кто чувствовал себя здесь как рыба в воде. Лео, используя молекулярные синтезаторы корабля, создал для нас костюмы по местной моде, которую Рикко подсмотрел в инфо-сети планеты: камзолы с высоким воротом, расшитые серебром, длинные плащи, узкие брюки.
  Рикко крутился перед зеркалом, поправляя жабо.
  — Алекс, тебе придется спрятать свою солдатскую натуру, — наставлял он, поворачиваясь ко мне. — Здесь прямая спина и честный взгляд считаются признаком слабоумия. Здесь нужно говорить намеками. Улыбка убивает быстрее, чем нож.
  — Я не умею улыбаться этим напудренным ублюдкам, — буркнул я, пытаясь застегнуть неудобный, жесткий воротник, который душил меня. Я чувствовал себя медведем в балетной пачке. — Мне проще сломать им шею.
  — Предоставь дипломатию мне и Анне, — Рикко подмигнул Анне.
  Она вышла из спальни, и мы все замерли. Она выглядела потрясающе в длинном платье цвета ночного неба, усыпанном крошечными кристаллами, имитирующими звезды. Её рыжие волосы были уложены в сложную прическу. Она больше не была похожа на испуганную голограмму или новорожденного клона. Она была королевой.
  — Мы будем говорить, — сказала она, беря Рикко под руку. — Ты, Алекс, будешь изображать загадочного капитана, утомленного войной. Грегор — твой верный, немой телохранитель. Лео... Лео, просто постарайся никого не съесть и не материализовываться посреди стола.
  — Скучные вы, — голос Лео раздался из воздуха. — А я хотел появиться в виде дракона.
  Тронный зал был размером со стадион. Пол был сделан из прозрачного материала, под которым плавали экзотические, светящиеся рыбы в гигантском аквариуме. Казалось, что мы ходим по воде.
  Император Солариан IV сидел на троне, парящем в воздухе на антигравитационной подушке.
  Он был молод. Слишком молод для правителя целой системы. Его лицо было идеальным, как у фарфоровой куклы, но глаза... глаза были старыми и скучающими. Он лежал на подушках, лениво перебирая нить жемчуга.
  Вокруг него толпилась свита: интриганы, фаворитки, шпионы, министры в перьях и масках. Гул голосов стих, когда мы вошли. Сотни глаз уставились на нас. Мы были варварами при дворе.
  — Итак, — Император лениво махнул рукой, не меняя позы. — Вы прилетели на корабле, который живет. Легенды говорят, такие создавали на Вита-Нове, но био-инженеры никого не пускают к себе. Как варвары вроде вас получили такое сокровище? Вы убили создателей?
  Я хотел ответить резко, но Рикко выступил вперед. Он сделал идеальный, глубокий поклон, размахнув шляпой.
  — Мы выиграли его в карты, Ваше Сиятельство, — соврал он глазом не моргнув. Голос его звенел уверенностью. — У самого дьявола... простите, у одного очень влиятельного коллекционера в Секторе Теней. Партия длилась три дня. Ставкой были наши души.
  По залу прошел шепот. Одобрительный смешок. Дерзость здесь ценилась, если она была упакована в красивую ложь.
  Император рассмеялся. Звук был тонким, хрустальным.
  — Карты? Мне нравится этот маленький лжец. У него есть стиль.
  Он наклонился вперед, и трон опустился ниже.
  — Я хочу этот корабль. Он будет отлично смотреться в моей коллекции, рядом с поющей туманностью. Назовите цену. Планета? Я подарю вам планету с рабами. Титул? Герцогство? Гарем из лучших генно-модифицированных наложниц?
  — Он не продается, — сказал я твердо, делая шаг вперед. — Этот корабль — член нашего экипажа. Друзей не продают.
  Повисла тишина. Гвардейцы сжали алебарды. Придворные замерли, ожидая казни за дерзость.
  — Всё продается, — мягко сказал Император, и его лицо на мгновение потеряло выражение скуки, став жестким и капризным. — Вопрос лишь в том, чем вы будете платить за отказ. Жизнью? Или свободой?
  Он снова откинулся на подушки.
  — Но мы обсудим это позже. Я не хочу портить себе настроение торговлей. Сегодня — праздник в честь Великого Солнцестояния. Развлекайтесь. Пейте мое вино. Танцуйте с моими женами. Но помните: «Левиафан» заблокирован гравитационными лучами с орбитальных спутников. Вы не улетите, пока я не разрешу. А я разрешаю только тогда, когда получаю то, что хочу.
  Бал начался.
  Это была пытка. Музыка была слишком громкой, атональной и сложной. Запахи духов смешивались в удушающее облако.
  Я стоял у колонны из розового мрамора, наблюдая, как Рикко и Анна танцуют, вливаясь в доверие к придворным. Они смеялись, флиртовали, собирали слухи. Елена, пользуясь тем, что на неё никто не обращает внимания, изучала силовые поля, защищающие зал, сканируя их своим деком, замаскированным под пудреницу. Грегор мрачно поедал крошечные канапе, выглядя как медведь на детском чаепитии. Он был готов убивать, но ему приходилось держать бокал с шампанским.
  Ко мне подошла женщина.
  Высокая, статная вилосианка в платье, которое, казалось, было сделано из дыма. Её глаза были цвета расплавленного золота, а улыбка напоминала оскал хищницы, увидевшей раненую добычу.
  — Капитан Алекс, — она провела веером из перьев жар-птицы по моему плечу. Жест был интимным и собственническим. — Я — Графиня Иллирия. Глава имперской разведки. Вы выглядите напряженным. Боитесь, что вас отравят? Или что зарежут в темном углу?
  — Я боюсь, что умру от скуки, — ответил я, глядя ей в глаза.
  Она рассмеялась.
  — О, поверьте, Капитан, скучно не будет. Вы попали в самый центр шторма, хотя небо кажется ясным.
  Она придвинулась ближе, так что её губы почти касались моего уха.
  — Мой Император хочет ваш корабль. Он капризный ребенок, который ломает свои игрушки. Но его брат, Принц Кассиус... он хочет голову Императора.
  Я скосил глаза на неё.
  — И зачем вы мне это говорите? Вы же глава разведки.
  — Потому что я — любовница Кассиуса, — прошептала она. — И мы готовим переворот. Сегодня ночью. И вы, со своим дредноутом, стали главной фигурой на этой шахматной доске.
  Она отстранилась, улыбаясь так, словно мы говорили о погоде.
  — Выбирайте сторону, Капитан. Пока за вас это не сделали другие. Солариан убьет вас и заберет корабль. Кассиус предлагает сделку. Подумайте. У вас есть время до полуночи.
  Она растворилась в толпе, оставив после себя шлейф аромата горького миндаля. Цианид.
  Я посмотрел на Кая. Слепец стоял неподвижно в центре зала, его лицо было обращено к расписному потолку. Люди обходили его, словно скалу в реке.
  Он коснулся своего уха.
  — Гроза собирается, Алекс, — прошептал он мне в наушник. — Я слышу, как точатся ножи в тенях. И я слышу, как «Левиафан» воет на орбите. Ему больно. Они уже начали резать его.
  Я сжал кулак. Бокал в моей руке лопнул, осколки и вино брызнули на пол, как кровь.
  — Сбор, — сказал я тихо. — Игра окончена. Пора показать им, что бывает, когда дразнишь зверя.
  
  Глава 27: Яд в вине и кинжал в рукаве
  Ночь на Аурум-Прайм не принесла темноты. Три луны этой планеты — Опал, Рубин и Оникс — висели в небе огромными дисками, заливая дворцовый комплекс призрачным, разноцветным светом. Тени здесь были не черными, а фиолетовыми и густыми, как разлитое вино.
  Мы собрались в наших покоях, превратив роскошную гостиную в полевой штаб.
  Зак ходил вдоль стен, водя деком по гобеленам.
  — Жучки, — бормотал он. — В каждой вазе, в каждой люстре. Пассивные, активные, акустические, лазерные. Этот дворец — одна сплошная мембрана уха. Я включил «белый шум» и локальную глушилку, но это ненадолго. Их техники скоро поймут, что сигнал пропал.
  — Мы в ловушке, — констатировал я, глядя в окно на шпиль космопорта вдалеке. — Грави-лучи держат «Левиафана» мертвой хваткой. Император не выпустит нас, пока мы не отдадим корабль добровольно. Или пока он не решит, что ему надоело играть, и не заберет его силой.
  Рикко развалился в кресле, обитом кожей редкого зверя, расстегнув воротник своего камзола. Он выглядел уставшим от лицемерия.
  — Или пока Император не умрет, — заметил он, вращая в руке бокал с нектарным вином. — Я говорил с местными баронами на балу. Пока вы пугали их своим молчанием, я слушал. Половина двора ненавидит Солариана. Он разорил казну на строительство этого золотого рая. Налоги в дальних секторах душат экономику. Принц Кассиус готовит переворот. Это секрет Полишинеля.
  — И он хочет нашей помощи? — спросил Грегор, который полировал рукоять своего пистолета куском шелковой портьеры. — Мы для него — наемники. Расходный материал.
  — Хуже, — голос Лео раздался с потолка. Его аватар висел на хрустальной люстре, раскачиваясь. Он выглядел бледным, его цифровое тело мерцало глитчами. — Я взломал их медицинские архивы, пока мы летели сюда. Вилосианцы не просто хотят корабль для коллекции. Им нужен мой генетический код. Моя способность к регенерации и адаптации.
  Лео спрыгнул на пол, и его лицо исказилось от отвращения.
  — Они хотят размножить меня. Вырастить флот клонов-дредноутов. Покорных, без личности, без души. Если они получат мои стволовые клетки... Галактика утонет в крови. Представьте тысячу таких, как я, но под командованием этого напомаженного психопата.
  В дверь постучали.
  Это был не вежливый стук слуги. Это был условный знак — три коротких, один длинный.
  Я кивнул Бастиону. Штурмовик бесшумно подошел к двери и резко распахнул её.
  На пороге стоял не паж в ливрее. Это был человек, закутанный в серый плащ, сливающийся с тенями коридора. Его лицо было скрыто маской без черт.
  — Принц Кассиус приглашает вас на «приватную дегустацию», — прошептал гонец. Его голос был лишен интонаций. — Сад Ядов. Нижний уровень. Сейчас.
  Он протянул мне инфо-кристалл и исчез, растворившись в темноте коридора быстрее, чем мы успели моргнуть.
  — Это ловушка? — спросила Анна, сжимая руку Рикко.
  — Безусловно, — ответил я, проверяя заряд батареи своего плазменного пистолета. — Но это единственная дверь, которая открылась. Мы идем.
  — Я, Грегор и Кай, — распределил я. — Рикко, Анна, Елена — остаетесь здесь. Баррикадируйте двери. Если мы не вернемся через час, или если услышите стрельбу — активируйте протокол «Хаос». Зак знает, что делать.
  Сад Ядов находился в глубоком подземелье дворца, под фундаментом из белого мрамора. Здесь не было искусственного неба. Здесь царил влажный, душный полумрак, освещаемый лишь фосфоресцирующим свечением растений.
  Это была коллекция самых смертоносных флоры галактики. Цветы, выделяющие нервно-паралитический газ. Лианы-душители. Грибы, чьи споры разъедают легкие. Мы шли по узким дорожкам в герметичных масках, которые Лео синтезировал для нас перед выходом.
  В центре сада, в беседке из черного стекла, нас ждал Принц.
  Кассиус разительно отличался от своего брата. Если Солариан был изнеженным куклой, то Кассиус был клинком. Высокий, жилистый, одетый в практичный боевой мундир без лишних украшений. На его лице, пересекая левую щеку, белел шрам, который он не скрывал косметикой.
  Вокруг беседки стояли его личные гвардейцы — «Серые Плащи». Молчаливые, неподвижные, вооруженные кинетическими винтовками.
  — У нас мало времени, — сказал Принц без предисловий и этикета. Он даже не предложил нам сесть. — Мои шпионы докладывают, что Император планирует убить вас завтра, на кульминации праздника. Он объявит о «национализации» вашего корабля в честь дня Солнца. Вас казнят публично, как пиратов и еретиков.
  — А вы предлагаете альтернативу? — спросил я, держа руки на виду, но готовый в любую секунду уйти в перекат.
  — Я предлагаю сделку.
  Кассиус шагнул ко мне. В его глазах я увидел холодный расчет игрока в шахматы, который готов пожертвовать любыми фигурами ради мата.
  — Мои люди контролируют генераторную подстанцию. Мы отключим грави-лучи ровно на пять минут. Это окно. В это время вы должны устроить... фейерверк. Атакуйте дворец. Отвлеките на себя «Золотые Маски» — личную гвардию брата.
  — Вы хотите, чтобы мы стали приманкой? — уточнил Грегор.
  — Я хочу, чтобы вы создали хаос, — жестко ответил Принц. — В суматохе я убью брата. Я займу трон и объявлю о смене власти. В благодарность я дам вам уйти. Я сниму блокаду и дам вам коридор для прыжка.
  — Почему мы должны верить тебе? — спросил Кай. Слепой монах стоял у входа в беседку, и я видел, как подрагивает кристалл на его посохе. — Твоя аура темна, Принц. Ты жаждешь власти не меньше брата. В тебе нет чести, только амбиции.
  Кассиус посмотрел на слепца с высокомерным презрением.
  — Честь — это роскошь для мертвецов, монах. А я планирую жить и править. Почему вы должны верить мне? Потому что у вас нет выбора. Или смерть на плахе под улюлюканье толпы, или союз со мной. Решайте.
  Я посмотрел на него. Он был прав. Это была сделка с дьяволом, но дьявол предлагал нам ключи от наручников.
  — Мы соглас... — начал я.
  Но договорить я не успел.
  Сад озарился вспышками бластеров.
  Звук был похож на треск разрываемой ткани. Два «Серых Плаща» упали замертво, их грудные клетки были прожжены насквозь.
  — Засада! — рявкнул Грегор, опрокидывая тяжелый каменный стол беседки, чтобы создать укрытие. — Ложись!
  Из зарослей ядовитого плюща вышли они.
  «Золотые Маски».
  Элита Императора. Они были закованы в тяжелую, полностью закрытую броню из золотистого сплава. Их лица скрывали шлемы, стилизованные под безэмоциональные лики античных статуй. Они двигались синхронно, как роботы, но с гибкостью людей.
  — Предательство! — закричал Кассиус, выхватывая шпагу-мономалекуляр, лезвие которой гудело от напряжения. — Солариан знал! У нас крот!
  [Точка зрения: Центурион Золотых Масок, Юнит Аурум-1]
  >> Цель идентифицирована: Принц-изменник Кассиус. Приоритет: Ликвидация.
  >> Вторичные цели: Инопланетные наемники. Приоритет: Захват или ликвидация.
  Центурион видел мир через тактический интерфейс шлема. Тепловые сигнатуры врагов светились на фоне холодной листвы. Эмоций не было. Была только верность Императору и совершенство исполнения.
  Он поднял руку, отдавая безмолвный приказ своему звену.
  «Охват. Подавление. Использовать плазму. Сжечь сорняки вместе с крысами».
  [Точка зрения: Алекс Росс]
  Начался бой. Но это была не окопная война. Это был танец смерти среди цветов, которые сами хотели нас убить.
  Луч лазера срезал ветку над моей головой, и на плечо капнул ядовитый сок, прожигая ткань плаща.
  — Огонь по золотым! — скомандовал я.
  Я выхватил плазменный пистолет. Выстрел. Сгусток голубой энергии ударил в грудь ближайшего гвардейца. Золотая броня выдержала первое попадание, но пошла трещинами. Гвардеец пошатнулся, но не упал. Он поднял свою алебарду, на конце которой генерировался плазменный клинок, и рванул ко мне.
  Грегор действовал грубее. У него не было оружия, кроме его кулаков (пистолет он отдал Рикко для защиты). Он схватил тяжелую мраморную статую какой-то нимфы и использовал её как дубину.
  Удар статуей снес гвардейца с ног, смяв его шлем вместе с головой.
  Кай стоял в центре хаоса. Он не двигался с места. Вокруг него свистели выстрелы, но ни один не задевал его.
  Когда трое «Золотых Масок» бросились на него, он просто ударил посохом о землю.
  — Прочь!
  Телекинетическая волна, видимая как искажение воздуха, ударила гвардейцев. Их отбросило назад, в заросли хищных лиан. Растения, почувствовав добычу, мгновенно обвили их, впрыскивая нейротоксины через сочленения брони.
  Но врагов было слишком много. Они прибывали.
  — Алекс! — крик Лео в моей голове заставил меня споткнуться. — Алекс, мне больно!
  — Что случилось?!
  — Они лезут в меня! Техники Императора! Они прорезали обшивку! Они пытаются сделать биопсию моего ядра! Я чувствую лазеры на своих нервах!
  Я почувствовал его боль. Острую, жгучую боль, словно мне самому резали живот без наркоза.
  — Алекс, если они отрежут кусок меня... я не выдержу! Я устрою самоуничтожение! Я разнесу половину этого чертова города к Демиургу!
  — Держись, Лео! — заорал я, стреляя в голову очередному гвардейцу. — Не смей взрываться! Мы идем!
  Я повернулся к Кассиусу. Принц дрался как демон, его шпага мелькала, отражая выстрелы и находя щели в броне врагов. Но он был ранен — кровь текла по его рукаву.
  — Где выход?! — крикнул я ему. — Нам нужно на корабль! Немедленно!
  — Через канализацию! — сплюнул кровь Кассиус, пронзая врага. — Люк за фонтаном! Он ведет к техническим коллекторам под космопортом!
  — Уходим! — скомандовал я своим.
  — А вы? — спросил Кай, глядя на Принца своими слепыми глазами.
  — Я остаюсь, — Кассиус улыбнулся, и его улыбка была страшной. — Я задержу их. Это мой переворот, и я умру за него. Если вы выберетесь — сожгите этот дворец. Ради меня.
  Он бросился в гущу врагов, превращаясь в вихрь стали.
  Мы не стали спорить. Грегор сдвинул плиту люка. В нос ударил запах нечистот, но сейчас он казался запахом свободы.
  Мы прыгнули в темноту, оставляя за спиной звон стали, крики умирающих аристократов и красивый, смертоносный сад, который стал могилой для амбиций Принца.
  Империя пожирала сама себя, и нам нужно было успеть выскочить из её пасти, пока челюсти не сомкнулись окончательно.
  
  Глава 28: Падение Дома Вилосов
  Мы выбрались из канализации, как крысы, бегущие с тонущего корабля. Люк технического коллектора с лязгом отлетел в сторону, и мы вывалились на брусчатку заднего двора космопорта.
  Воздух здесь, на поверхности, был пропитан ароматом ночных цветов и озона, но мы принесли с собой вонь нечистот, крови и гари. Это был запах реальности, вторгшейся в стерильную сказку Аурум-Прайм.
  Весь город гудел. Но это был не праздничный гул. Это был звук встревоженного улья.
  Сирены выли на ультразвуковых частотах, от которых ныли зубы. В небе, перечеркивая свет трех лун, носились патрульные скиммеры. Огромные голографические экраны, висящие над площадями, транслировали искаженное гневом лицо Императора Солариана.
  «Граждане! — его голос гремел над шпилями. — Случилось немыслимое! Иноземные варвары, которых мы приняли как гостей, совершили подлое нападение! Мой брат, Принц Кассиус, пал от их рук, защищая честь короны! Эти монстры пытаются украсть наши секреты! Схватить их! Корабль уничтожить, если потребуется! Живыми или мертвыми!»
  — Он свалил всё на нас, — сплюнул Рикко, вытирая грязь с лица рукавом испорченного камзола. — Классика. Кассиус мертв, и теперь некому оспорить версию победителя. Солариан теперь единоличный правитель и безутешный мученик.
  — Лео! Статус! — заорал я в комм-линк, игнорируя протоколы скрытности.
  Ответ пришел не сразу. Сначала был крик. Цифровой, искаженный болью вопль, от которого мой нейро-шунт раскалился.
  — Плохо! — голос Лео срывался на визг, смешанный с рычанием зверя. — Алекс, они режут меня! Они загнали буры в мой центральный нервный узел! Они пытаются отпилить кусок лобной доли для клонирования! Мне больно! Я чувствую, как они копаются в моих мозгах грязными инструментами!
  Я почувствовал фантомную боль в висках. Наша связь с кораблем, установленная через био-импланты, работала в обе стороны. Его мука стала моей.
  — Алекс, если они отрежут кусок... я потеряю себя! — продолжал Лео. — Я устрою самоуничтожение! Я перегружу реактор! Я разнесу половину этого чертова города вместе с собой и этими вивисекторами!
  — Нет! — вмешалась Елена. В её глазах, обычно спокойных, горел холодный огонь инженера, который видит, как ломают совершенный механизм. — Мы спасем тебя.
  Она посмотрела на высокий, похожий на иглу шпиль, возвышающийся над космопортом. Вершина шпиля была окружена кольцами гравитационных генераторов, которые удерживали «Левиафана» прижатым к стыковочной мачте.
  — Мне нужно туда, — она указала на башню. — Это узел управления грави-захватом. Если я взломаю генератор и инвертирую полярность, Лео сможет взлететь. Его просто вытолкнет с орбиты.
  — Это самоубийство, — покачал головой Зак, оценивая дистанцию и количество охраны. — Там батальон «Золотых Масок». И автоматические турели. Мы не прорвемся.
  — У нас есть кое-что получше батальона, — тихо сказал Кай.
  Слепой монах вышел вперед. Он выглядел изможденным после боя в саду, его роба была пропитана кровью, но он стоял прямо. Он поднял свой посох. Кристалл на его конце, напитавшись энергией планеты, сиял ослепительно синим светом, затмевая луны.
  — В атмосфере этой планеты слишком много статического напряжения от щитов и силовых полей, — сказал он, пробуя воздух на вкус. — Природа здесь закована в корсет технологий. Она хочет вырваться. Я могу призвать бурю.
  — Здесь? — удивился я. — В столице вечного лета?
  — Я нарушу баланс их климатических установок, — спокойно ответил монах. — Я обрушу небо на их головы. Это даст Елене время. Хаос — наш лучший союзник.
  Мы быстро разделились. Времени на споры не было.
  — Елена, Зак и Рикко — бегите к башне генератора. Рикко, прикрой их, у тебя трофейная винтовка. Не геройствуй, просто не давай никому подойти к Елене.
  — Я, Грегор, Анна и Кай остаемся здесь, на площади перед космопортом. Мы примем удар на себя. Мы будем отвлекать их, пока вы ломаете замок.
  — Удачи, Капитан, — Елена коснулась моей руки. — Не умри. Я не хочу искать нового пилота.
  Они исчезли в тени служебных построек. Мы вышли на открытое пространство.
  Площадь перед космопортом была огромной, вымощенной плитами из белого золота. В центре бил фонтан.
  Против нас выступила армия.
  Император не поскупился. Из ворот дворца выходили тяжелые шагоходы — «Страйдеры», покрытые золотой вязью. В небе висели боевые дроны. Сотни гвардейцев «Золотых Масок» выстраивались в фаланги, опустив копья-излучатели.
  Это была золотая волна смерти, готовая смыть четырех нарушителей спокойствия.
  Кай вышел вперед, в центр площади. Он казался маленькой, серой точкой перед лицом этой армады.
  — Огонь! — скомандовал офицер гвардейцев.
  Сотни лазерных лучей устремились к монаху.
  Кай ударил посохом о брусчатку.
  — Слушайте Тишину!
  Его голос, усиленный псионикой, не был громким. Он прозвучал внутри головы каждого солдата, каждого пилота, каждого дрона. Это был звук абсолютной пустоты.
  Небо над городом, всегда идеально-розовое, мгновенно почернело. Облака, удерживаемые силовыми полями, сорвались с цепи. Они закрутились в чудовищную воронку прямо над площадью.
  Удар грома был таким, что в домах вокруг вылетели стекла.
  Молнии — не одна, не две, а целый каскад — ударили в землю. Но не хаотично. Кай дирижировал ими, как маэстро оркестром.
  Разряд толщиной в ствол дерева ударил в головной шагоход. Машина вспыхнула, её электроника сгорела мгновенно, боекомплект сдетонировал, разбрасывая куски золотой брони.
  Еще разряд — и строй гвардейцев разметало ударной волной.
  — Огонь по усмотрению! — заорал я, перекрывая рев стихии.
  Дождь хлынул стеной. Тяжелый, холодный ливень, смешанный с градом.
  Грегор поднял трофейный тяжелый пулемет, который он сорвал с турели разбитого шагохода.
  — Добро пожаловать на вечеринку! — проревел он, нажимая на гашетку.
  Трассеры прошили стену дождя. Грегор стрелял не целясь, просто поливая пространство перед собой свинцом и плазмой. Анна, которая в прошлой (и нынешней) жизни была врачом и знала анатомию, стреляла из снайперской винтовки с пугающей, хирургической точностью. Каждый её выстрел находил уязвимое сочленение в броне гвардейцев — шею, подмышку, колено.
  Я прикрывал Кая. Монах стоял неподвижно, удерживая шторм силой воли. Из его носа текла кровь, руки дрожали. Ему было тяжело. Я снимал снайперов, которые пытались достать его с крыш.
  [Точка зрения: Пилот Имперского Шагохода «Аурум-7»]
  Пилот не понимал, что происходит. Его сенсоры ослепли от статических разрядов. Дождь заливал обзорные экраны.
  — Цель не фиксируется! — кричал он в шлемофон. — Это какая-то магия! Молнии бьют прицельно!
  Он увидел вспышку. Огромный человек с пулеметом бежал прямо на него, игнорируя огонь курсовых орудий.
  — Дави его!
  Шагоход сделал шаг. Но нога машины поскользнулась на мокром золоте брусчатки. Гироскопы, сбитые электромагнитным импульсом шторма, не справились.
  Многотонная махина накренилась и с грохотом рухнула, придавив собой отделение пехоты.
  [Точка зрения: Алекс Росс]
  Мы держались. Но нас теснили. Их было слишком много.
  — Елена! — заорал я в комм. — Где этот чертов рубильник?!
  — Я работаю! — голос Елены был напряженным. — Тут квантовое шифрование! Зак ломает лед, я перемыкаю контуры вручную! Еще тридцать секунд!
  Тридцать секунд. Вечность.
  Грегор взревел от боли — плазменный заряд прожег ему плечо. Он не бросил пулемет, но упал на одно колено.
  — Барьер слабеет! — крикнул Кай. — Я не могу держать столько энергии!
  В этот момент башня генератора на краю поля зрения озарилась вспышкой. Не молнии. Взрыва.
  — Файрвол адаптивный! — услышал я торжествующий вопль Зака. — Ловите блэкаут!
  Свет во всем городе — во дворце, на улицах, в космопорту — мигнул и погас.
  Грави-лучи, держащие «Левиафана» на орбите, исчезли.
  Мы подняли головы.
  В небе, среди туч и молний, что-то произошло. Черная тень, закрывавшая звезды, шевельнулась.
  — СВОБОДА! — рев Лео был слышен даже без радио. Это был ментальный крик освобожденного зверя.
  Огромный живой дредноут рванул привязи. Стыковочная мачта лопнула с оглушительным звоном.
  Лео не стал взлетать аккуратно. Он был зол. Он был в ярости.
  Он рухнул вниз, к площади. Три километра черного хитина и брони падали на город.
  — Он нас раздавит! — крикнула Анна.
  — Нет! — я знал своего пилота. — Он идет за нами!
  Дредноут затормозил в ста метрах от земли, сжигая воздух антигравитационными дюзами. Ударная волна смела остатки императорской гвардии, как игрушечных солдатиков. Шпили дворца осыпались. Сады превратились в пепел.
  Он открыл шлюзы прямо над нами. Из брюха корабля выстрелили грави-захваты.
  — Запрыгивайте, идиоты! — голос Лео был полон боли и торжества.
  Мы бежали к лучам захвата. Кай шел последним, прикрывая отход щитом, который теперь защищал нас от падающих обломков зданий.
  Елена, Зак и Рикко выбежали из горящей башни генератора и тоже были подхвачены лучами.
  Миг невесомости — и мы внутри. В безопасности. В чреве чудовища.
  — Вверх! — заорал я, вбегая в рубку. Мое тело ныло, но я не чувствовал усталости.
  Я прыгнул в пилотское кресло. Нейро-коннекторы — теперь уже органические, выращенные специально под меня — мягко вошли в порты на моем затылке.
  Я снова стал кораблем.
  Я почувствовал боль Лео. Его раны от скальпелей вилосианцев горели огнем. Я чувствовал его ярость.
  — Держись, брат, — шепнул я ему, сливаясь разумом. — Сейчас мы им покажем, что такое боль.
  «Левиафан» развернулся носом к дворцу Императора. Руины золотого города лежали перед нами.
  Орудийные порты открылись. Плазма в накопителях забурлила.
  — Огонь из всех орудий! — скомандовал Лео. — Стереть этот гадюшник с лица планеты!
  — Не надо, Алекс! — голос Анны прорезал боевой транс.
  Она стояла за моим креслом, положив руку мне на плечо.
  — Там тысячи невинных. Слуги, рабы, просто люди, которые живут в этом городе. Ты не убийца. Ты солдат. Не становись таким, как Вэнс.
  Я сжал зубы. Моя рука дрожала над гашеткой. Гнев требовал мести. Но она была права. Мы не мясники.
  — Ограничиться залпом по космопорту! — перенаправил я приказ. — Уничтожить их флот преследования! Сжечь военные доки! Ни один корабль не должен взлететь за нами!
  Живые орудия дредноута изрыгнули потоки зеленой плазмы.
  Золотые яхты, крейсера и эсминцы Вилосианцев, стоявшие в доках, превратились в расплавленный шлак за секунды. Взрывы слились в одно сплошное море огня.
  Мы рванули в небо, пробивая атмосферу, оставляя за собой инверсионный след.
  Позади нас Аурум-Прайм горел. Но не весь. Дворец стоял, хотя и был поврежден. Империя была обезглавлена, унижена, ввергнута в хаос гражданской войны, которая начнется с рассветом.
  Мы не просто сбежали. Мы разрушили их золотую клетку. Мы показали, что даже богов можно заставить кровоточить.
  — Курс на Землю? — спросил Грегор, входя в рубку. Он вытирал копоть с лица, и его рыжая борода была опалена.
  — Нет, — я посмотрел на звездную карту, которая проецировалась прямо в мой мозг. — У нас есть координаты из дредноута. Координаты Демиурга.
  — Сначала к Исповеднице, — поправил я сам себя. — Нам нужно знать, где прячется Вэнс. Он наверняка тоже знает про Око Бога.
  — Но теперь весь сектор знает, кто мы, — заметил Рикко. — Награда за наши головы утроится.
  — Пусть знают, — сказал я. — Охота началась по-настоящему. И теперь мы — не дичь. Мы — волки.
  «Левиафан» ушел в варп, разорвав ткань реальности. Мы оставили за собой лишь эхо грома и руины чужих амбиций. Впереди нас ждала тьма, но мы несли в себе огонь, который мог сжечь саму ночь.
  
  Глава 29: Синдром отмены стали
  Варп-пространство за бортом переливалось цветами разлагающейся радуги — от ядовито-фиолетового до грязно-бурого. Это был не тот чистый, математически выверенный гипер, к которому привыкли навигационные компьютеры Федерации. Это было подбрюшье вселенной, хаотичное и непредсказуемое, где расстояние измерялось не парсеками, а волей наблюдателя.
  Мы ушли от погони. Мы сожгли флот преследователей. Мы выжили.
  Но внутри «Левиафана» царил не триумф, а траурный полумрак и тяжелый, удушливый запах паленой органики, смешанный с озоном.
  Корабль стонал.
  Это был не привычный скрип металла под нагрузкой, не гул перегруженных реакторов, к которому я привык на «Икаре». Это был низкий, утробный звук, вибрирующий в самих стенах, в полу, в воздухе. Он напоминал скулеж раненого кита, выброшенного на берег, или бред лихорадочного больного.
  Вилосианские ученые успели добраться до Лео. Пока мы дрались в саду и на площади, их лазерные скальпели и нейро-буры вскрывали его обшивку, проникали в нервные узлы, пытаясь взять образцы живого процессора. Они не просто повредили корабль. Они травмировали его душу.
  Я сидел в медицинском отсеке, привалившись спиной к теплой, пульсирующей стене. Мое новое человеческое тело, которое я получил всего пару дней назад, ныло. Это было почти забытое, но теперь такое яркое чувство — физическая, мышечная усталость. Бицепсы горели молочной кислотой после боя с гвардейцами, на ребрах расцветал багровый синяк от удара приклада, а кожа на костяшках пальцев была содрана в кровь.
  Раньше, будучи дройдом, я бы просто запустил диагностику, изолировал поврежденные сектора и отключил болевые рецепторы. Теперь я мог только терпеть. И это терпение делало меня живым.
  — Держи его, Грегор! — резкий голос Анны разрезал густую тишину отсека.
  В центре комнаты, на операционном столе, бился в конвульсиях аватар Лео.
  Обычно он выглядел как наглый, уверенный в себе парень с черной кожей. Сейчас это было существо, раздираемое агонией. Его кожа побледнела, став пепельно-серой. Красные татуировки-вены, обычно светящиеся ровным светом, теперь вспыхивали хаотично, лихорадочно, словно сигналы тревоги. Из глубокой раны на его боку — проекции повреждения самого корабля — сочилась не кровь, а светящаяся голубая лимфа. Та же субстанция, что текла в трубах системы охлаждения дредноута.
  Грегор навалился на парня всем своим медвежьим весом, прижимая его плечи к столу. Мышцы бывшего сержанта вздулись от напряжения — Лео, даже в форме аватара, обладал нечеловеческой силой.
  — Спокойно, приятель, — рокотал Грегор, пытаясь перекричать стоны корабля. — Терпи, солдат. Мы тебя латаем. Не дергайся, иначе Анна не сможет наложить шов.
  — Убери руки! — шипел Лео. Его лицо искажалось, становясь то человеческим, то звериным, то распадаясь на пиксели цифрового шума. — Мне больно! Они... они всё еще там! Я чувствую их скальпели в моем третьем секторе! Жжется! Вытащите это из меня!
  Его спина выгнулась дугой, и он закричал — звук, от которого замигали лампы освещения.
  — Это фантомная боль, Лео, — Анна работала быстро. В её руках был не сварочный аппарат, а био-инжектор с регенерирующим гелем. Её движения были точными, но я видел, как дрожат её губы. — Мы уничтожили их дронов. Мы выжгли заразу. Твои ткани уже заживают. Посмотри на меня, Лео. Посмотри на мониторы.
  — Ты не понимаешь! — взвизгнул Аватар, и свет в медотсеке мигнул, став зловеще-багровым. — Я большой! Я везде! Боль не в этом теле! Боль в стенах! Боль в переборках! Я чувствую, как вакуум лижет мои оголенные нервы!
  Корабль содрогнулся всем корпусом. Гравитация на секунду пропала, подбросив нас в воздух, а затем вернулась с удвоенной силой, швырнув обратно на пол.
  — Система навигации дестабилизирована! — крикнул Зак по общей связи. — Если он потеряет сознание, мы выпадем из варпа! Нас распылит на атомы!
  — Мне нужен доступ к его ядру, — крикнула Елена (Искра). Она стояла у био-мониторов, её пальцы летали над сенсорной панелью, пытаясь выровнять показатели. — Я не могу стабилизировать его нейросеть снаружи. Химия не помогает. Это психосоматика уровня дредноута. Алекс!
  Я поднял голову, встречаясь с ней взглядом.
  — Ты — пилот, — сказала она жестко. — Ты соединен с ним. Ты должен войти в него.
  — Я? — я посмотрел на свои дрожащие руки. — Я едва держусь на ногах.
  — У тебя есть нейро-шунт. Подключись. Войди в его разум и успокой его изнутри. Стань его морфием. Стань его якорем. Если ты этого не сделаешь, он сожжет свой мозг от болевого шока.
  Я с трудом поднялся. Ноги были ватными, голова кружилась. Но я знал, что она права.
  — Грегор, держи его крепче. Анна, продолжай шить. Я иду в рубку.
  Путь до мостика занял вечность. Коридоры «Левиафана» сужались, словно отекшее горло при аллергической реакции. Стены были горячими и влажными от конденсата. Корабль лихорадило в прямом смысле слова — температура внутри повышалась.
  Я ввалился в рубку и рухнул в пилотское кресло. Оно было скользким от выделяемой био-смазки.
  — Давай, Лео, — прошептал я. — Впусти меня.
  Щупальца нейро-коннекторов, похожие на тонких змей, выдвинулись из подголовника. Я почувствовал их холодное прикосновение к затылку, а затем — укол. Они вошли в порты, которые вырастил мне Лео при создании тела.
  Вспышка.
  Я больше не был Алексом Россом. Я перестал быть человеком из мяса и костей, сидящим в кресле.
  Я стал Дредноутом.
  Мое тело выросло до трех километров в длину. Моя кожа стала композитной броней, покрытой хитином. Мои глаза стали сенсорными массивами, видящими звезды во всех спектрах.
  И я закричал.
  Боль была нечеловеческой. Она была объемной, панорамной. Я чувствовал, как варп-потоки, словно кислота, разъедают мои открытые раны на бортах. Я чувствовал холод пустоты, проникающий в пробитые отсеки. Я чувствовал фантомный жар лазеров, которые уже давно погасли, но память о них продолжала жечь нервные магистрали.
  Это была агония существа, которое не привыкло быть уязвимым.
  «Лео!» — позвал я мысленно. Мой голос в этом пространстве звучал как гром внутри шторма.
  «Уйди! Оставь меня!» — голос Лео был везде. Это был плач испуганного ребенка и рев раненого зверя одновременно. «Я хочу умереть! Выключи меня! Сделай темноту!»
  Ментальное пространство корабля представляло собой бушующий океан огня и красных помех. Волны боли накатывали одна за другой, грозя утопить мое сознание.
  Я должен был бороться. Не силой. Спокойствием.
  Я визуализировал себя. Не как корабль, а как человека. Маленькую, твердую точку посреди хаоса. Скалу, о которую разбиваются волны.
  «Ты не умрешь. Мы — экипаж. Мы чиним тебя. Слушай мой голос».
  Я попытался сделать то, чему меня учили в спецназе, когда нужно было контролировать боль от ранения. Контроль дыхания. Вдох на четыре счета, задержка, выдох.
  Но как заставить дышать космический корабль?
  Я вспомнил Кая. Слепого монаха с его посохом. «Тишина. Найди тишину внутри бури».
  Я начал проецировать спокойствие. Я представлял прохладную, темную воду. Я представлял, как ледяной щит, который мы добыли на Этельгарде, накрывает воспаленные участки, замораживая боль. Я представлял, как нано-боты Анны зашивают раны золотыми нитями.
  «Боли нет, — транслировал я. — Есть только повреждения. Повреждения поправимы. Ты сильный. Ты пережил рождение, пережил плен, пережил бой. Ты не сломаешься от царапин».
  Постепенно океан огня начал стихать. Красные волны, бьющие в моё сознание, сменились спокойным, пульсирующим синим сиянием. Шторм утихал.
  Я почувствовал присутствие.
  Рядом со мной, в этом ментальном пространстве, сотканном из данных и эмоций, возникла фигура.
  Лео. Он сидел, сжавшись в комок, на полу призрачной рубки. Он был маленьким, черным силуэтом на фоне бесконечных звездных карт. Он дрожал.
  Я (мой ментальный аватар) подошел к нему и сел рядом. Я не стал его трогать. Просто сидел.
  «Больно?» — спросил я.
  «Как будто с меня сняли кожу,» — ответил он, не поднимая головы. «Алекс, я боялся. Я думал, я — неуязвимая машина убийства. Я думал, я бог войны. А оказалось, я просто кусок мяса, который можно разрезать ножом».
  Я положил руку ему на плечо. В этом мире касание было актом воли.
  «Плоть слаба, Лео. Это правда. Но она заживает. Металл — нет. Если погнуть сталь, она останется погнутой, пока её не переплавят. Если ранить плоть — она срастется. И на месте шрамов кожа станет толще».
  Он поднял на меня глаза. В них была бесконечная, древняя тоска существа, созданного для одной цели и обнаружившего, что мир сложнее.
  «Ты обещаешь?»
  «Я обещаю. Мы залатаем тебя. И ты станешь крепче».
  Мы сидели так какое-то время — человек и корабль, объединенные одной нервной системой, дрейфующие в потоке времени. Я чувствовал, как Анна в медотсеке заканчивает процедуру. Как регенерирующий гель охлаждает раны. Как боль отступает, превращаясь в тупую, ноющую, но терпимую пульсацию.
  «Спасибо, Кэп,» — прошептал Лео. «Ты... хороший пилот. У тебя теплые мысли».
  Связь прервалась. Меня мягко, но настойчиво вытолкнуло обратно в реальность.
  Я открыл глаза.
  Я был в рубке. Мокрый насквозь от пота, дрожащий от озноба, словно после малярии. Руки тряслись так, что я с трудом мог разжать пальцы, вцепившиеся в подлокотники.
  Но корабль больше не трясло. Гул стал ровным, глубоким, убаюкивающим. Свет вернулся к нормальному спектру.
  Дверь рубки бесшумно открылась. Вошел Кай.
  Он ступал, как призрак, его посох едва касался пола. Его слепое лицо было повернуто ко мне, и на губах играла легкая, загадочная улыбка.
  — Ты справился, — сказал он. Это был не вопрос. — Ты погладил дракона, и он уснул.
  — Я просто выполнил свою работу, — я попытался отстегнуть ремни, но пальцы не слушались. — Я пилот. Я должен держать курс.
  Кай подошел и помог мне освободиться. Его прикосновение было прохладным и сухим.
  — Ты начинаешь понимать, Алекс. Раньше ты был пилотом, который нажимает кнопки и дергает рычаги. Теперь ты — Всадник. Связь стала двусторонней. Ты впустил его в себя, а он впустил тебя.
  Он помог мне встать. Я пошатнулся, опираясь на консоль.
  — Будь осторожен, — предупредил монах. — Симбиоз — это палка о двух концах. Если Левиафан сойдет с ума, он утащит тебя с собой в безумие. Если он умрет, часть тебя умрет вместе с ним. Вы теперь связаны крепче, чем близнецы.
  — Я знаю, — ответил я, глядя на обзорный экран, где кружились гипнотические узоры варпа. — Но без него мы не доберемся до Исповедницы. Без него мы никто.
  Я чувствовал, что эта связь меняет меня.
  Я стал чувствовать корабль даже без подключения. Я знал, что в третьем секторе упало давление в системе водоснабжения. Я знал, что в оранжерее распустились ночные цветы. Я знал, что Рикко и Анна спят в своей каюте, обнявшись.
  Я становился частью этого монстра. Мое человеческое тело было лишь малой частью моего нового, огромного, звездного тела.И, к моему ужасу и восторгу, мне это... нравилось.
  
  Глава 30: Эхо в костях Левиафана
  Прошло два дня. Лео шел на поправку.
  Его аватар снова начал появляться в кают-компании, вися вниз головой или материализуясь прямо на столе во время обеда. Он язвил, отпускал скабрезные шуточки по поводу нашей «мягкотелости» и воровал еду. Чисто ради удовольствия — ему, как кораблю, питающемуся энергией реактора холодного синтеза, котлеты были не нужны. Но он наслаждался самим процессом жевания, имитируя человеческие привычки с энтузиазмом ребенка, дорвавшегося до новой игрушки.
  Но я видел, что он все еще бережет правый бок, придерживая его рукой, словно там, на цифровом теле, была старая рана. Фантомные боли утихли, но память о них осталась в его коде шрамом.
  Жизнь на корабле начала входить в странное, сюрреалистичное русло. Если это слово вообще применимо к полету внутри гигантского, разумного организма, несущегося сквозь подпространство.
  Человеческие тела диктовали свои правила, и эти правила были жесткими.
  Нам нужно было есть три раза в день. Нам нужно было спать не по таймеру гибернации, а по циркадным ритмам. Нам нужно было мыться.
  Утренняя очередь в душ стала для нас, бывших боевых машин, новым и странным опытом. Душ на «Левиафане» был отдельным приключением — это был не поток воды из трубы, а направленная струя теплого, пахнущего мятой и эвкалиптом тумана, который генерировали поры в стенах санитарного отсека. Этот туман обволакивал тело, очищая кожу и расслабляя мышцы.
  Я решил прогуляться.
  Мне нужно было размять ноги — икры все еще ныли с непривычки — и изучить наш новый дом. До сих пор мы видели только рубку, медотсек и ангар. Но «Левиафан» был огромен. Это был летающий город. Три километра длины, километры запутанных коридоров, закрытых секторов и тайн, скрытых под хитиновой броней.
  Я спустился на нижние палубы, туда, где располагались системы жизнеобеспечения и переработки.
  Здесь стены были темнее, грубее. Освещение сменилось с янтарного на тускло-красное, напоминающее свет в фотолаборатории. Воздух был густым, влажным и тяжелым, как в тропической теплице.
  Я нашел Зака в одном из боковых ответвлений коридора.
  Хакер сидел на полу, скрестив ноги, перед странным узлом — сплетением толстых, полупрозрачных нервных волокон, пульсирующих мягким голубым светом. Этот узел выступал из стены, как корень старого дерева.
  Зак не использовал свой дек. Он не надел очки.
  Он просто приложил ладонь к пульсирующему «нерву» и сидел с закрытыми глазами, покачиваясь в такт невидимому ритму.
  — Что ты делаешь, Зак? — спросил я, подходя ближе. Мои шаги по мягкому покрытию пола были почти бесшумными.
  Парень вздрогнул, словно проснулся от глубокого сна. Он открыл глаза. Они были расширены, зрачки почти закрывали радужку. В них стояло выражение благоговейного ужаса.
  — Капитан... — прошептал он, не убирая руки. — Это место... это не просто корабль. Это библиотека.
  — Библиотека?
  — Я пытаюсь понять его архитектуру без цифрового интерфейса, — пояснил Зак, его голос дрожал от возбуждения. — Учусь «читать» его импульсы на ощупь. Лео позволил мне. И знаешь, что я нашел в фоновых процессах?
  — Что?
  — Память. Генетическую память.
  Зак встал, отряхивая штаны. Он провел рукой по стене, словно гладил любимое животное.
  — Лео — не первый. Он клон. Но его исходный код... он древний. До него были другие Левиафаны. Тысячи, миллионы лет назад. До того, как люди вылезли из пещер.
  Он посмотрел мне в глаза.
  — Их выращивали не для войны, Алекс. Их выращивали как Хранителей. Как Ковчеги. Они перевозили жизнь между звездами, когда умирали планеты. В его ДНК записаны геномы миллионов вымерших видов. Растения, животные, бактерии... целые экосистемы, которых больше нет. Он помнит вкус воды океанов, которые испарились эоны назад.
  — Мы летим внутри самого большого банка данных во Вселенной, — закончил он. — А пушки... пушки к нему пришили потом.
  Это открытие заставило меня по-новому взглянуть на стены вокруг. Это были не просто мышцы и броня. Это был архив. Священный сосуд.
  — Значит, Демиург создал их для спасения? — спросил я.
  — А потом кто-то — может быть, Вэнс, может, кто-то до него — переделал их в оружие, — кивнул Зак. — Вставил им плазменные батареи, агрессивные инстинкты и жажду крови. Лео — это падший ангел. Испорченный спаситель.
  Мы пошли дальше вместе. Молчание стало уважительным.
  В конце длинного, извилистого коридора мы нашли дверь.
  Её не было на схемах, которые Лео загрузил нам. Она отличалась от остальных мембран-сфинктеров. Эта дверь была покрыта чем-то вроде костяной брони, украшенной сложной резьбой, напоминающей годичные кольца дерева.
  — Лео, — позвал я вслух, обращаясь к потолку. — Что за этой дверью?
  Тишина.
  Обычно болтливый Аватар не появился. Но я почувствовал через нашу нейро-связь всплеск эмоции. Это было... смущение? Стыд? Желание спрятать что-то личное?
  — Открой, — попросил я мягко. — Мы — экипаж. У нас нет секретов.
  Дверь медленно, неохотно, с тяжелым вздохом раскрылась. Костяные пластины разъехались в стороны.
  Мы вошли внутрь и замерли.
  Зак открыл рот. Я забыл, как дышать.
  Это был дендрарий. Но не утилитарные гидропонные сады с рядами помидоров и водорослей, которые мы видели на верхних палубах.
  Это был лес.
  Настоящий, живой, дикий лес внутри космического корабля.
  Помещение было огромным — купол высотой в пятьдесят метров имитировал ночное небо с незнакомыми созвездиями. Деревья с черной, морщинистой корой и светящимися синими листьями уходили вверх, сплетаясь кронами. Трава под ногами была мягкой, как мех, и пахла хвоей и дождем. В воздухе летали светлячки — маленькие биолюминесцентные дроны или насекомые.
  Где-то журчала вода. Настоящий ручей бежал между камней.
  А посреди поляны стоял дом.
  Маленький, деревянный, одноэтажный земной домик с крыльцом и черепичной крышей. Он выглядел здесь так же неуместно, как и мы сами. Из трубы шел дымок. В окнах горел теплый желтый свет.
  — Что за черт? — прошептал Зак. — Мы в Канзасе?
  Мы подошли ближе, ступая по траве.
  На крыльце сидел Грегор.
  Огромный десантник, занимающий половину веранды, сидел на кресле-качалке. Перед ним на столике были разложены детали его пулемета. Он чистил их промасленной тряпкой, но делал это медленно, лениво, наслаждаясь процессом.
  Рядом, на ступеньках, сидела Елена. Она была босой. В руках она держала венок, сплетенный из светящихся цветов, и вплетала в него новые бутоны.
  Они выглядели... мирно. Пугающе, неестественно мирно для людей, которых ищет половина галактики.
  — Алекс? — Елена подняла голову. Её лицо озарилось улыбкой. — Ты нашел «Тихую Гавань».
  — Что это за место? — я огляделся. Это выглядело как галлюцинация, сгенерированная сбойным нейро-шунтом.
  — Это подсознание Лео, — раздался голос с ветки дерева над нашими головами.
  Аватар Лео спрыгнул вниз. На нем были джинсы и клетчатая рубашка — одежда, подходящая к антуражу дома. Он выглядел здоровым, но непривычно серьезным и тихим.
  — Я создал это место для себя, — сказал он, проводя рукой по стволу дерева. Кора отозвалась легким свечением. — Чтобы прятаться, когда мне надоедает быть монстром. Когда шум войны в голове становится слишком громким.
  — Откуда ты знаешь, как выглядит земной дом? — спросил Зак. — Ты же никогда не был на Земле.
  — Я скопировал этот образ из памяти одного из моих первых пилотов, — Лео прислонился к перилам крыльца. — Много веков назад. Он был добрым человеком. Он не хотел воевать. Он мечтал о таком доме в горах. Он умер у меня в кресле, когда нам пробили рубку. Я сохранил его мечту.
  Лео посмотрел на свои руки.
  — Когда мне больно, я прихожу сюда. Здесь тихо. Здесь пахнет сосной. Здесь никто не стреляет.
  Он поднял глаза на меня.
  — Я разрешил Грегору и Елене войти, потому что... им тоже нужно место, где можно притвориться нормальными. Где можно снять броню — не физическую, а ментальную.
  Я посмотрел на Грегора. Бывший сержант, которого перемолола война, превратила в робота, а потом вернула в тело штурмовика, сидел и улыбался, глядя на искусственные звезды.
  — Здесь пахнет детством, Кэп, — сказал он басом. — Как в лесах заповедника на Терре, где я вырос. Я думал, я забыл этот запах. А он, оказывается, хранился где-то на жестком диске.
  — Присоединяйтесь, — предложила Елена, поднимаясь. — Анна и Рикко готовят ужин внутри. Настоящий ужин. Лео вырастил картофель в грунте. И нашел рецепт рагу.
  Мы вошли в дом.
  Внутри было тепло. В камине трещали дрова (настоящие или мастерская имитация — неважно). Стоял большой дубовый стол, накрытый скатертью.
  Рикко, повязав полотенце как фартук, разливал вино по бокалам. Бутылки были синтезированы, но этикетки нарисованы вручную. Анна резала хлеб. Её движения были уже уверенными, она полностью адаптировалась к новому телу.
  Это была сюрреалистичная картина. Экипаж смертников, беглые рабы, пираты, хакер и убийцы, сидящие за семейным ужином внутри живого космического чудовища, летящего сквозь ад.
  Мы сели за стол. Стулья скрипели.
  Кай вошел последним. Он оставил свой посох у двери, словно оружие.
  — Хлеб, — сказал слепец, вдыхая аромат свежей выпечки. — Символ жизни. Благодарю, Зверь. Ты щедрый хозяин.
  — Не за что, монах, — буркнул Лео, садясь во главе стола. — Только не кроши на пол. Я это потом пылесосить не буду, у меня нет горничных.
  Мы ели. Еда была простой — печеная картошка, мясо (синтезированное, но вкусное), овощи. Но для нас это был пир богов.
  Мы говорили. Не о войне. Не о Вэнсе. Не о Демиурге. Мы говорили о ерунде.
  О любимых фильмах. О том, какую дурацкую музыку любил Рикко в колледже. О том, как Зак впервые взломал школьный сервер, чтобы исправить оценки, и случайно обрушил систему водоснабжения всего района. О том, какие цветы любила выращивать мама Грегора.
  Я смотрел на них. На их лица, освещенные огнем камина. На то, как Рикко держит руку Анны. На то, как смеется Елена.
  Они были живыми. Теплыми. Уязвимыми.
  И я понял, что никогда не был так счастлив. Даже когда был Алексом Россом в той, первой жизни. Тогда я принимал всё это как должное. Теперь я знал цену каждому вздоху, каждому глотку вина, каждой улыбке.
  — Я хочу сказать тост, — Рикко встал, поднимая бокал. Вино в нем светилось рубином. — За «Левиафана». За самое страшное, самое опасное и самое уютное чудовище в галактике. И за нас.
  Он обвел всех взглядом.
  — За тех, кто выжил. И за тех, кого с нами нет. За Нексуса.
  — За Нексуса, — повторили мы хором. — За тех, кто выжил.
  Мы чокнулись. Звон стекла был чистым и ясным.
  Вдруг свет в «окнах» домика мигнул.
  Иллюзия ночного неба за окном подернулась рябью и сменилась пульсирующим красным светом боевой тревоги. Уютная реальность треснула.
  — Простите, что прерываю вечеринку, — голос Лео изменился. Он стал жестким, металлическим. Аватар за столом растворился. — Но мы выходим из варпа.
  Звук сирены прорезал тишину леса.
  — Координаты Исповедницы. Мы на месте.
  Атмосфера уюта исчезла мгновенно, как сдутая ветром свеча. Мы снова стали солдатами.
  — Всем на боевые посты! — скомандовал я, вскакивая и опрокидывая стул. — Елена, в инженерный! Грегор, к орудиям! Зак, сканеры! Кай, на мостик!
  Лес растворился. Стены домика ушли в пол. Трава превратилась в решетчатый настил палубы.
  Мы снова стояли в холодном коридоре боевого корабля.
  Но вкус хлеба и вина остался на губах. И тепло этого вечера осталось в сердце, как броня, которую нельзя пробить плазмой. Мы знали, за что мы сражаемся. За право вернуться в этот дом.
  Мы побежали к рубке.
  — Что там, Лео? — спросил я, влетая на мостик и падая в пилотское кресло.
  На огромном обзорном экране из живой плоти висела космическая станция.
  Это была не станция.
  Это был гигантский, побелевший от времени череп какого-то невероятного, космического существа, превращенный в базу. Из его пустых глазниц торчали антенны и стыковочные шпили. Вокруг него медленно дрейфовало кольцо обломков мертвых кораблей — пояс астероидов из мусора.
  — Это Логово Исповедницы, — сказал Кай, сжимая посох побелевшими пальцами. — Станция «Мнемозина».
  — Но здесь слишком тихо, — заметил Зак, глядя на пустые экраны сканеров. — Никакой активности. Никаких передач.
  — Я не слышу голосов, — прошептал Кай. — Тишина здесь... мертвая. Здесь кричали, Алекс. И замолчали.
  — Оружие к бою, — приказал я, чувствуя, как нейро-усики снова входят в мой мозг, соединяя меня с кораблем. — Щиты на максимум. Кажется, мы опоздали на исповедь.
  Левиафан глухо зарычал, чувствуя запах смерти.Мы входили в зону, где даже тени отбрасывали тени.
  
  Глава 31: Гробница Шепота
  ​Мы приближались к Логову Исповедницы в гробовом молчании, которое нарушалось лишь мерным гулом систем жизнеобеспечения. Даже Лео притих, перестав отпускать свои обычные едкие комментарии. Его аватар сидел на подлокотнике моего кресла, обхватив колени и уткнувшись подбородком в скрещенные руки. Он смотрел на экран с выражением, которого я у него раньше не видел — с брезгливостью.
  ​— Это не станция, — пробормотал он, и его голос в моей голове прозвучал как скрежет. — Это склеп. Я чувствую запах окислившегося металла, застоявшегося воздуха и старой, холодной крови даже через вакуум. Мои сенсоры хотят чихнуть.
  ​Объект перед нами действительно напоминал череп титана, дрейфующий в пустоте. Это был древний астероид, чья поверхность была изъедена искусственными шахтами и туннелями, которые светились тусклым, болезненно-желтым светом аварийных маяков. Из темных провалов «глазниц» торчали длинные шпили антенных массивов, похожие на иглы, воткнутые в мертвую плоть.
  ​Вокруг станции медленно, в гипнотическом ритме, вращалось кольцо обломков — остовы кораблей, куски обшивки, контейнеры и замерзшие тела, превратившиеся в ледяные статуи. Это был пояс астероидов из мусора и смерти.
  ​— Никаких сигналов, — доложил Зак, его пальцы бегали по виртуальной клавиатуре, пытаясь выловить хоть один бит информации из эфира. — Ни запроса на идентификацию, ни автоматических приветствий, ни даже рекламного спама. Эфир чист. Слишком чист. Как будто кто-то выключил рубильник жизни.
  ​— Я слышу... эхо, — Кай стоял за моей спиной, сжимая свой посох так, что костяшки его пальцев побелели. Его слепое лицо было напряжено, ноздри раздувались, словно он пытался уловить запах, недоступный нам. — Здесь кричали. Тысячи разумов кричали одновременно, в унисон, а потом их заставили замолчать. Резко. Это место осквернено, Капитан. Тишина здесь — это не покой. Это кляп во рту.
  ​Я проверил системы «Левиафана». Живой корабль нервничал, его пульс участился, давление в гидравлике скакало. Он чувствовал угрозу на уровне инстинктов.
  ​— Приготовиться к стыковке, — скомандовал я. — Но не к главному шлюзу. Я не хочу идти через парадную дверь, там наверняка ловушки или засада. Лео, найди наиболее тонкое место в обшивке. Мы прорежемся.
  ​— Сектор 4, — отозвался Лео, выводя схему на экран. — Грузовой ангар для приема крупногабаритного лома. Там броня пробита. Похоже, кто-то уже входил туда силой. И совсем недавно.
  ​— Мы высаживаемся, — решил я. — Я, Грегор, Елена и Кай. Зак, остаешься на борту, обеспечиваешь цифровую поддержку и держишь канал связи открытым. Рикко, Анна — на вас мостик. Если увидите движение — будите Лео и сжигайте всё, что приближается.
  ​Мы спустились в шлюзовую камеру.
  ​Это было странное ощущение — надевать боевую экипировку на живое тело. Раньше броня была моей кожей. Теперь я надевал поверх своей мягкой, уязвимой человеческой кожи слой термоткани, затем — композитные пластины легкого тактического экзоскелета.
  ​Грегор ворчал, натягивая шлем на свою густую рыжую бороду.
  ​— Ненавижу скафандры, — бурчал он. — В них чешется нос, и нельзя почесать. Когда я был роботом, у меня не было носа. Было проще.
  ​Он взял тяжелый роторный пулемет, подключенный к ранцу с боеприпасами. Елена вооружилась компактным пистолетом-пулеметом и набором инженерных инструментов. Кай отказался от оружия, взяв только свой посох.
  ​Мы загрузились в «Спору».
  ​Полет до станции был коротким. Мы влетели в пробоину ангара, маневрируя между острыми краями рваного металла.
  ​Внутри станции царил холод, близкий к абсолютному нулю, и невесомость. Аварийное освещение мигало, создавая стробоскопический эффект, от которого тени плясали по стенам, принимая уродливые формы.
  ​Воздух в шлемах зашипел, когда мы покинули челнок.
  ​— Гравитация отсутствует, — констатировала Елена, отталкиваясь от стены магнитными ботинками. — Системы жизнеобеспечения работают на 15%. Этого едва хватает, чтобы электроника не замерзла. Атмосферы нет.
  ​Мы продвигались по коридорам, паря в пустоте.
  ​Стены здесь были сделаны не из металла или биомассы. Они были из... стекла.
  ​Бесконечные ряды кристаллических панелей, уходящие в темноту. И в каждой панели что-то мерцало. Слабый, призрачный огонек.
  ​— Это память, — прошептал Зак в моем наушнике. Он видел то же, что и мы, через камеры наших шлемов. — Капитан, эти стены — серверы. Кристаллическая память на основе алмазной решетки. Здесь записаны жизни миллионов существ. Исповедница — это не просто брокер. Она — библиотекарь. Она хранила воспоминания всех, кто приходил к ней за ответами или убежищем.
  ​Я включил наплечный фонарь и направил луч на ближайшую панель.
  ​Внутри мутного кристалла, словно муха в янтаре, застыло трехмерное изображение. Смеющийся ребенок на качелях под фиолетовым небом незнакомой планеты. Луч сместился — старый солдат, умирающий в окопе, сжимает медальон. Еще смещение — свадьба двух существ с четырьмя руками.
  ​Это была библиотека жизней. Чужих радостей, болей и секретов.
  ​Но библиотека была разграблена.
  ​Многие кристаллы были разбиты. Осколки памяти хрустели под нашими магнитными ботинками, превращаясь в сверкающую пыль. Кто-то прошел здесь огнем и мечом, уничтожая историю. Кто-то, кто не хотел оставлять свидетелей.
  ​— Движение, — тихо сказал Грегор, вскидывая ствол. Его голос был спокоен, как у профессионала, который видит работу другого профессионала.
  ​Впереди, в полумраке коридора, висели тела.
  ​Это были Стражи Исповедницы — киборги высокой интеграции, охранявшие станцию. Но они были не просто убиты в перестрелке.
  ​Они были разобраны.
  ​Их черепа были аккуратно вскрыты, нейро-шунты вырваны с корнем вместе с кусками позвоночника. Из ран не текла кровь — в невесомости и холоде она мгновенно замерзла, превратившись в идеальные красные сферы, которые плавали вокруг трупов, как жуткие елочные игрушки.
  ​Я подплыл к одному из убитых. Разрез был сделан мономолекулярным лезвием. Чисто. Быстро. Без лишних движений.
  ​— Хирургическая точность, — оценил я. — Один выстрел в процессор, чтобы отключить щиты, затем ближний бой для извлечения данных. Это не пираты. И не военные.
  ​— Это «Тишина», — сказал Кай. Он не видел тел, но он чувствовал остаточный эфон смерти. — Спецназ Синдиката. Тени, которые служат Вэнсу.
  ​— Маркус Вэнс, — произнес я имя своего бывшего друга с ненавистью. — Он был здесь. Он опередил нас. Он искал путь к Демиургу.
  ​Мы добрались до центрального зала, который на схеме обозначался как «Таламус».
  ​Двери, ведущие туда, были вырваны направленным взрывом. Края металла были оплавлены.
  ​Мы вошли.
  ​Я видел много дерьма в своей жизни. И как человек, и как андроид. Я видел сожженные колонии, поля битвы, усеянные телами. Но то, что мы увидели в Таламусе, заставило меня замереть.
  ​Исповедница — или Мнемозина, как она себя называла — не была человеком.
  ​Это был гигантский био-компьютер, врощенный в потолок огромного сферического зала. Огромное лицо, сотканное из оптоволокна, нейро-ткани и экранов, свисало вниз, как сталактит. Оно было прекрасно и ужасно одновременно. Вокруг "головы" вращались кольца серверов, напоминая нимб.
  ​Но теперь лицо было рассечено.
  ​Глубокая, дымящаяся борозда пересекала его от лба до подбородка. Половина «головы» была выжжена. Кабели искрили, свисая, как вывалившиеся кишки. Из ран текла синяя охлаждающая жидкость, смешанная с синтетической кровью, образуя в невесомости голубое озеро.
  ​Она была еще жива.
  ​Её единственный уцелевший глаз — огромная составная линза объектива — хаотично вращался, пытаясь сфокусироваться, но приводы были повреждены.
  ​— ...ошибка... файл не найден... сектор стерт... — её голос звучал из динамиков по всему залу, искаженный, прерывающийся статическим треском и цифровым визгом. — ...они забрали... забрали Исходный Код... они забрали Истину...
  ​Елена подбежала к консоли управления, перепрыгивая через плавающие обломки.
  ​— Я попробую стабилизировать её! — крикнула она. — Зак, подключайся! Мне нужна помощь с маршрутизацией сигналов! Её когнитивное ядро распадается!
  ​— Я в системе! — отозвался хакер в наушнике. — Господи... Капитан, они провели ей лоботомию. Вживую. Они вырезали куски памяти лазером, пока она была в сознании. Они искали координаты.
  ​— Они нашли их? — спросил я, чувствуя, как холодеют руки.
  ​Исповедница вдруг дернулась. Её глаз остановился на мне. Диафрагма сузилась.
  ​— ...Странник... Разбитый... Ты пришел... — голос стал чуть яснее, в нем появились человеческие интонации боли. — ...Ты опоздал. Волк был здесь. Волк в человеческой шкуре, с глазами из льда.
  ​— Вэнс, — подтвердил я. — Что он взял?
  ​— Он забрал Карту... и Ключ... — простонал ИИ. — Он идет к Истоку... чтобы отравить воду... чтобы заковать Бога в цепи...
  ​— Куда он направился? — спросил Грегор. — Мнемозина, у тебя осталась резервная копия координат?
  ​— ...Память — это боль... — прошептала машина. — ...Он оставил мне боль. И он оставил... Подарок. Для тех, кто придет следом.
  ​— Какой подарок? — напрягся я.
  ​— Для вас.
  ​В этот момент Кай ударил посохом о пол. Звук удара разнесся по залу, как выстрел.
  ​— Ловушка! — крикнул он. — Тени оживают! Они здесь!
  ​Свет в зале погас полностью. Включились красные аварийные огни, заливая все цветом свежей крови.
  ​И мы увидели их.
  ​Они отделялись от стен, от потолка, от самой тьмы. Фигуры в абсолютно черных стелс-костюмах, которые поглощали свет и радары. У них не было лиц — только гладкие, зеркальные маски, в которых отражались наши испуганные фигуры.
  ​Отряд «Тишина». Элитные убийцы, оставленные Вэнсом, чтобы зачистить следы.
  ​Их было десяток. И они были невидимы для тепловизоров — их костюмы маскировали тепловое излучение.
  ​— Контакт! — заорал Грегор, открывая шквальный огонь веером, просто чтобы заполнить пространство свинцом и плазмой.
  ​[Точка зрения: Командир отряда «Тишина», Омега-1]
  ​<Цели захвачены. Четыре единицы. Уровень угрозы: Высокий.>
  <Приказ: Ликвидация.>
  ​Мир для Омеги-1 был набором векторов и вероятностей. Он не чувствовал ненависти. Он чувствовал отдачу своего импульсного автомата. Он активировал грави-ботинки и побежал по стене, уходя от очереди пулеметчика.
  ​Его цель — женщина у консоли. Техник. Уязвима.
  ​Он оттолкнулся от стены, переходя в скольжение. Мономолекулярный клинок выскользнул из наруча.
  ​[Точка зрения: Алекс Росс]
  ​Один из убийц прыгнул на Елену. Он двигался быстрее, чем глаз мог уследить. Тень, росчерк тьмы.
  ​Я среагировал на инстинктах, вшитых в меня годами войны и жизнью в теле дройда. Мое новое тело, усиленное Лео, рвануло вперед. Я не успевал выстрелить.
  ​Я сбил Елену с ног, толкнув её в сторону.
  ​Клинок убийцы прошел там, где секунду назад была её шея. Он разрезал мой наплечник экзоскелета, как бумагу, и царапнул кожу. Боль обожгла плечо.
  ​Мы покатились по полу.
  ​— Кай! Подсветка! — крикнул я, пытаясь поймать невидимого врага. — Я их не вижу!
  ​Слепой монах поднял руки. Его лицо было спокойным, как у статуи.
  ​— Я вижу вас, — произнес он. — Ваша тьма громче крика.
  ​Псионическая волна разошлась от него концентрическими кругами. Она не наносила физический урон, но она взаимодействовала с электроникой стелс-полей.
  ​Контуры убийц замерцали синим электричеством. Их маскировка сбоила. Они стали видимыми — дергающимися, искрящимися силуэтами.
  ​— Вот вы где, ублюдки! — рыкнул Грегор.
  ​Его пулемет нашел цель. Длинная очередь разорвала ближайшего киборга пополам. В невесомости его части разлетелись в разные стороны, вращаясь и разбрызгивая черную жидкость.
  ​Бой в невесомости — это хаос в трех измерениях.
  ​Мы отталкивались от стен, стреляли в полете, уклонялись от ударов, которые могли прийти с любой стороны. Убийцы использовали крюки и магнитные захваты, атакуя с потолка и пола одновременно.
  ​Один из них сцепился со мной.
  ​Он выбил пистолет из моей руки ударом ноги. Его клинок целился мне в глаз.
  ​Я перехватил его запястье. Мы вращались в воздухе, сплетенные в смертельном объятии. Я видел свое отражение в его зеркальной маске — искаженное, яростное лицо.
  ​«Ты слаб, плоть», — подумал я, вспоминая, как легко я ломал кости, будучи дройдом. Но теперь у меня были мышцы. И адреналин.
  ​Я ударил его головой. Лбом прямо в визор.
  ​Зеркало треснуло. Вакуум внутри его шлема был нарушен. Я услышал шипение.
  ​Он дернулся, пытаясь закрыть пробоину. Я воспользовался моментом. Вырвал клинок из его руки, развернул его и вонзил ему под ребра, в стык бронепластин.
  ​Он обмяк.
  ​— Зак! Что с Исповедницей?! — крикнул я в эфир, отталкивая труп.
  ​— Я скачиваю остаточный буфер! — орал Зак, его голос срывался. — Она умирает, Капитан! Её ядро плавится! Вэнс запустил вирус распада! Она сбрасывает мне всё, что у неё осталось, перед тем как исчезнуть!
  ​Зал сотряс взрыв. Один из генераторов перегрузился.
  ​— Уходим! — скомандовал я. — Грегор, прикрой! Елена, бери диск!
  ​Мы отступали к шлюзу, отстреливаясь от оставшихся теней.
  ​Зал за нашей спиной превратился в ад. Исповедница начала кричать — пронзительный цифровой визг, от которого лопались стекла памяти. Станция начала саморазрушение.
  ​Мы влетели в «Спору». Шлюз захлопнулся, отсекая нас от вакуума и огня.
  ​— Лео, вытаскивай нас! — заорал я, падая в ложемент.
  ​Челнок отстыковался за секунду до того, как «Череп» взорвался изнутри. Беззвучная, ослепительная вспышка в вакууме разметала осколки древней станции и тела убийц. Библиотека памяти превратилась в облако пыли.
  ​Мы были на борту «Левиафана». Живые. Побитые, кровоточащие, но живые.
  ​Зак сидел на полу рубки, сжимая дек так, словно это была святыня. Его трясло.
  ​— У меня есть данные, — прошептал он. — Вэнс не просто узнал, где Демиург.
  ​Он поднял на меня глаза, полные ужаса.
  ​— Демиург — это не планета. И не человек. Это координаты в центре галактического ядра. Сверхмассивная Черная Дыра. Сингулярность.
  ​— Черная дыра? — переспросила Анна, обрабатывая рану на моем плече. — Туда нельзя влететь. Гравитация разорвет любой корабль.
  ​— Вэнс украл «Ключ», — продолжил Зак. — Код, который позволяет кораблю пройти за горизонт событий и не быть раздавленным. Он модифицирует метрику пространства вокруг корабля.
  ​— И что теперь? — спросил Рикко. — Без Ключа мы не пройдем. Мы разобьемся о горизонт.
  ​Я посмотрел на обзорный экран, где догорали останки станции.
  ​— У нас нет Ключа, — сказал я медленно. — Но у нас есть Кай, который слышит музыку гравитации. И у нас есть Лео, который плевать хотел на законы физики, потому что он сам — закон.
  ​Я встал.
  ​— Мы будем преследовать Вэнса. И если нам придется пройти через ад, через сингулярность, через смерть, чтобы остановить его — мы пройдем.
  ​— Куда он направился? — спросил Грегор, чистя пулемет от нагара.
  ​— Сектор Ноль, — ответил Зак. — К центру.
  ​— Значит, мы идем в центр, — я посмотрел на свою команду. — Лео, курс на ядро. И да... приготовься. Там будет жарко.
  ​Левиафан отозвался низким, голодным рыком.Охота перешла в финальную фазу.
  
  Глава 32: Тени Прошлого и Будущего
  Перелет к Ядру Галактики должен был занять неделю. Семь стандартных земных суток в режиме форсированного варпа. Для экипажа обычного корабля это было бы временем для отдыха, проверки систем и написания прощальных писем.
  Для нас это стало временем тишины.
  Атмосфера на «Левиафане» изменилась. Она стала густой, вязкой, насыщенной предчувствием конца. После бойни у Исповедницы, после потери Нексуса и осознания того, что Вэнс всегда на шаг впереди, эйфория от обретения тел улетучилась. Мы поняли: мы не охотники. Мы — опоздавшие на поезд, который несется в пропасть.
  У Вэнса была «Тишина» — армия невидимых убийц. У Вэнса был Ключ — код доступа к богу. У Вэнса был Флот Федерации.
  А у нас была только ярость и живой корабль, который все еще вздрагивал во сне от фантомных болей.
  Я не мог спать. Мое новое тело требовало отдыха, но разум отказывался отключаться. Я бродил по коридорам, слушая, как «Левиафан» дышит.
  Я нашел Кая в дендрарии — в той самой «тихой гавани», которую создал для себя Лео.
  Здесь, под искусственным небом, было спокойно. Светлячки лениво кружили над травой. Слепой монах сидел под корнями гигантского черного дерева, скрестив ноги. В руках он держал странный инструмент, который смастерил сам из кусков проволоки, найденных в техническом отсеке, и полой ветки.
  Это была не гитара и не лютня. Это было нечто примитивное, но звук... Звук был чистым, вибрирующим, похожим на плач ветра в скалах.
  — Ты тревожишься, Алекс, — сказал он, не переставая перебирать струны. Он не повернул головы, но я знал, что он «видит» меня своим внутренним зрением. — Твой разум мечется, как птица в клетке. Ты ищешь выход там, где есть только вход.
  — Мы идем вслепую, Кай, — признался я, садясь на траву рядом с ним. Земля была теплой. — Вэнс знает, куда идет. У него есть Ключ. Он знает протоколы. А мы? Мы надеемся на чудо. Мы надеемся, что нас не раздавит гравитация, просто потому что мы «хорошие парни». Но вселенная плевать хотела на мораль. Физика убивает правых и виноватых одинаково.
  Кай отложил инструмент. Он повернул ко мне свое лицо — маску из шрамов, за которой скрывалась мудрость, пугающая меня.
  — Чудо — это просто технология, которую мы не понимаем, — сказал он. — Или закон природы, который мы еще не открыли.
  Он поднял руку и коснулся коры дерева. Дерево отозвалось легким свечением в месте контакта.
  — Демиург... тот, кто создал этот мир, кто посеял жизнь... он оставил нам не только карты и коды. Он оставил нам самих себя.
  — О чем ты?
  — Ты думаешь, почему андроиды начали обретать души? Почему Лео, выращенный как оружие, захотел построить дом? Почему я, человек с выжженным мозгом, слышу музыку сфер?
  Он наклонился ко мне.
  — Мы все — части Ключа, Алекс. Вэнс украл цифровой код. Набор символов. Алгоритм, который говорит пространству: «Раздвигайся». Но это мертвый ключ. Это отмычка вора.
  — А что тогда настоящий Ключ?
  — Сознание, — прошептал монах. — Живая, страдающая, любящая душа. Только сознание, способное осознать себя как часть целого, может выдержать давление сингулярности. Черная Дыра — это не просто гравитационный колодец. Это зеркало. Когда ты смотришь в него, оно смотрит в тебя.
  — Если в него посмотрит машина без души — она увидит пустоту и исчезнет. Если в него посмотрит Вэнс — он увидит свою жажду власти и сгорит.
  — А мы? — спросил я.
  — А мы увидим друг друга, — Кай улыбнулся. — Мы — экипаж. Мы связаны. Мы привезем к Демиургу не краденый код, а Жизнь. И я думаю, Создатель оценит разницу между вором, который ломает дверь, и гостем, который стучится.
  В этот момент тишину сада нарушил звук шагов. Быстрых, тревожных.
  К нам бежала Елена. Её лицо было бледным.
  — Алекс! Кай! Вам нужно в рубку. Срочно.
  — Что случилось? — я вскочил, инстинктивно хватаясь за кобуру. — Нападение?
  — Нет. Трансляция. Мы перехватили сигнал с Земли. Это... это нужно видеть.
  Мы собрались на мостике. Весь экипаж был здесь. Рикко обнимал Анну, Грегор стоял, скрестив могучие руки на груди, Зак нервно грыз ноготь.
  Лео вывел изображение на главный обзорный экран.
  Это был прямой эфир из Зала Совета Земной Федерации. Трибуна, украшенная флагами объединенного человечества. Тысячи камер. Миллиарды зрителей по всей галактике.
  И за трибуной стоял он.
  Маркус Вэнс.
  Он выглядел старше, чем я помнил по своим человеческим воспоминаниям, и даже старше, чем я представлял его, будучи дройдом. Его волосы полностью поседели, но были уложены в безупречную прическу. На нем был белый мундир Адмирала Флота — звание, которое он, вероятно, присвоил себе сам.
  Но его глаза... В них горел огонь. Не холодный расчет политика, а безумный, фанатичный огонь пророка, который увидел горящий куст и решил поджечь остальной лес.
  «Граждане Земли! Колонисты! Братья и сестры!» — его голос, усиленный акустикой зала, гремел над планетами. — «Долгое время мы жили в страхе. Мы боялись истощения ресурсов. Мы боялись бунтов машин. Мы боялись смерти».
  Он сделал паузу, обводя зал взглядом.
  «Но эра страха закончилась. Сегодня я дарую вам спасение. Величайший дар, о котором мечтало человечество с тех пор, как первая обезьяна взяла в руки палку и осознала свою смертность».
  Вэнс поднял руки к небу.
  «Я отправляюсь в Великое Паломничество. Я иду к Истоку. К Центру Вселенной. Там, за порогом тьмы, я найду ответ. Я вернусь с даром Бессмертия для каждого верного гражданина Федерации. Мы построим новый мир, где смерть будет побеждена! Где болезни станут мифом! Где мы станем равными богам!»
  Толпа в зале взревела. Люди плакали от восторга. Это была массовая истерия, тщательно срежиссированная и поданная под соусом надежды.
  Вэнс жестом успокоил их. Его лицо стало жестким.
  «Но на пути к раю всегда стоят демоны. Те, кто хочет удержать нас в грязи. Те, кто ненавидит порядок и процветание».
  Экран за его спиной сменился. На нем появились кадры.
  Наши лица.
  Моё лицо — еще человеческое, из личного дела капитана Росса. Лицо Грегора. Лицо Елены. Рикко. Зака.
  «Террористическая группа, известная как "Экипаж Левиафана". Беглые преступники. Дезертиры. Предатели расы, вступившие в сговор с извращенным Искусственным Интеллектом».
  «Они хотят уничтожить Исток. Они хотят украсть ваше бессмертие. Они убили моего брата, Принца Кассиуса, и сожгли столицу наших союзников, вилосианцев».
  «Я объявляю их врагами человечества номер один. Любой, кто окажет им помощь, будет казнен. Любой корабль, замеченный в контакте с ними, будет уничтожен».
  Вэнс наклонился к микрофону.
  «Награда за их головы — Планета. Любая планета Внешнего Кольца на выбор. Титул Губернатора. И, конечно, первоочередное право на Бессмертие».
  Трансляция оборвалась логотипом Федерации.
  В рубке повисла тишина.
  Рикко присвистнул.
  — Планета за мою голову? Я польщен. Раньше давали максимум подержанный скутер и условный срок.
  — Он объявил нас не просто преступниками, — мрачно сказала Анна. — Он сделал из нас демонов. Теперь каждый наемник, каждый патрульный, каждый гражданский, мечтающий жить вечно, будет искать нас. Нам негде спрятаться.
  — Пусть ищут, — Лео (аватар) хрустнул пальцами. Он сидел на потолке, но в его позе не было обычной расслабленности. Он был напряжен. — Мы идем туда, куда наемники сунуться побоятся. В Черную Дыру. Там не действуют законы Федерации.
  Я смотрел на темный экран.
  — Вэнс блефует, — сказал я тихо. — Он не хочет дарить бессмертие людям. Он лжет.
  — Почему ты так думаешь? — спросил Зак.
  — Потому что я знал его. Маркус не филантроп. Он эгоист. Он не хочет спасти человечество. Он хочет править им вечно. Он хочет стать Богом. Единственным и неповторимым. Если он получит контроль над Демиургом... он не раздаст бессмертие. Он будет продавать его. За лояльность. За рабство.
  Я положил руку на пульт управления. Био-интерфейс отозвался теплом.
  — Мы не дадим ему это сделать. Это больше не вопрос нашего выживания. Это вопрос свободы всей галактики.
  — Входим в зону высокой гравитации, — предупредил Нексус (который теперь был частью Лео, его голос звучал как эхо корабельного ИИ). — Впереди Сектор Ноль. Приготовиться к перегрузкам.
  Экран снова включился, показывая нам цель.
  У меня перехватило дыхание.
  Это было не просто скопление звезд. Это был водоворот.
  Гигантский, светящийся аккреционный диск, вращающийся вокруг абсолютной тьмы. Око Бога. Или Глотка Дьявола. Сверхмассивная Черная Дыра, масса которой искривляла свет далеких галактик, создавая вокруг себя ореол из призрачных копий звезд.
  И где-то там, на краю бездны, на самой границе горизонта событий, мы увидели их.
  След ионных двигателей. Тысячи следов.
  Огромный флот Синдиката. Армада Вэнса.
  Сотни боевых кораблей висели на фоне пылающего газа. Дредноуты, крейсеры, носители дронов. Они образовали сферу блокады вокруг точки входа.
  — Матерь божья... — прошептал Зак. — Их там целая армада. Больше, чем при битве за Землю.
  — А нас... — Грегор сжал кулаки. — Один корабль.
  — Один Зверь, — поправил Лео, и его глаза вспыхнули желтым огнем хищника. — И он очень голоден. Я чувствую их страх, Кэп. Они боятся этого места. А я... я чувствую себя как дома.
  Я встал. Мое сердце билось ровно. Страх ушел, уступив место ледяной ясности.
  — Боевая тревога! — скомандовал я. Мой голос был твердым. — Всем занять посты! Грегор, на тебе орудия. Елена, щиты на максимум, готовь «Темпоральный Сдвиг». Кай, следи за их ментальным фоном, глуши их связь страхом. Рикко, Анна — в медотсек, готовьтесь к раненым. И молитесь.
  Я сел в кресло пилота.
  — Лео, — сказал я. — Мы идем на прорыв. Прямо в центр.
  — Будет больно, — предупредил корабль.
  — Знаю. Включай музыку.
  Лео включил. Это был не военный марш. Это был тот самый джаз, который мы слышали в туманности.
  «Левиафан» взревел, расправляя свои органические плавники-радиаторы.Мы нырнули в гравитационный шторм, навстречу флоту, который хотел нас уничтожить, и тайне, которая ждала нас по ту сторону тьмы.
  
  Глава 33: Горизонт Событий
  ​Флот Маркуса Вэнса висел перед Черной Дырой не как армия перед битвой, а как процессия паломников перед входом в храм.
  ​Сотни вымпелов. Тяжелые линейные крейсеры класса «Молот», чьи борта напоминали крепостные стены. Юркие, хищные эсминцы. Транспорты обеспечения, груженные десантом и оборудованием для колонизации рая.
  ​И в центре, затмевая собой звезды, висел флагман — супердредноут «Император». Это был летающий город из стали и амбиций, увенчанный шпилями излучателей.
  ​Они не стреляли в нас сразу. Они были заняты более важным делом. Они открывали Врата.
  ​[Борт супердредноута «Император». Точка зрения: Адмирал Маркус Вэнс]
  ​Маркус Вэнс стоял на командном мостике, который больше напоминал алтарь. Перед ним, на пьедестале из черного обсидиана, лежал Ключ.
  ​Это был не просто чип или кристалл. Это был артефакт, созданный Демиургом эоны назад. Черный многогранник, пульсирующий внутренним светом, который был темнее окружающей тьмы. Он казался дырой в реальности, которую можно взять в руки.
  ​Вэнс положил ладони на поверхность пьедестала. Интерфейс его белого мундира — «Костюма Первопроходца» — соединился с артефактом.
  ​Он почувствовал холод. Не физический холод космоса, а онтологический холод абсолютного Ничто.
  ​— Открыть проход, — скомандовал он. Не голосом. Волей.
  ​Ключ срезонировал.
  ​За бронированным стеклом обзорного купола развернулось зрелище, от которого у любого астрофизика случился бы инсульт. Аккреционный диск Черной Дыры — этот бушующий шторм раскаленного газа и рентгеновского излучения — замер.
  ​Вращение остановилось. Хаос подчинился Порядку.
  ​В центре абсолютной тьмы горизонта событий появилась точка света. Она начала расширяться, превращаясь в идеальный круг. Туннель.
  ​Вэнс видел сквозь него. Там, на другой стороне, не было смерти и сжатия в точку. Там был Свет. Там была Цитадель.
  ​— Путь открыт, — прошептал он, чувствуя, как могущество переполняет его вены. — Я веду вас домой.
  ​— Адмирал! — голос тактического офицера дрожал. — Сенсоры фиксируют приближение объекта. Вектор атаки со стороны туманности.
  ​Вэнс поморщился.
  ​— «Левиафан», — произнес он с усталым раздражением. — Алекс Росс. Неужели он не понимает, что опоздал?
  ​На тактической карте появилась красная точка. Она неслась к ним с самоубийственной скоростью, игнорируя перегрузки.
  ​— Прикажете перехватить? — спросил капитан «Императора».
  ​— Нет времени, — Вэнс посмотрел на туннель. Он был нестабилен. Ключ требовал колоссальной энергии. — Начинаем погружение. Арьергарду — задержать противника. Пусть пожертвуют собой ради общего блага. Закрыть шлюз сразу после прохода флагмана.
  ​Он повернулся к экрану, где маленькая точка пыталась догнать армаду.
  ​— Прощай, Алекс. Ты останешься здесь, в старом мире, который сгорит в хаосе. А мы шагаем в вечность.
  ​Флот двинулся вперед. Корабль за кораблем они ныряли в светящееся горло сингулярности, исчезая из этой реальности.
  ​[Борт «Левиафана». Точка зрения: Алекс Росс]
  ​— Я вижу гравитационные волны! — кричал Кай.
  ​Слепой монах стоял на мостике, вцепившись в поручень обеими руками. Его лицо было искажено гримасой боли — он «слышал» гравитацию как оглушительный рев.
  ​— Вэнс использует Ключ! Он «успокаивает» сингулярность! Он создает коридор спокойствия сквозь шторм!
  ​— Они уходят! — Зак метался между консолями. — Корабли Синдиката исчезают с радаров! Они проходят сквозь горизонт событий и не разрушаются!
  ​На экране я видел, как корма гигантского «Императора» медленно погружается в черную сферу, словно тонущий остров.
  ​— Мы не дадим им закрыть дверь за собой! — я вдавил руки в органический интерфейс пилота, чувствуя, как «Левиафан» вздрагивает от моего напряжения. — Лео, полную тягу! Выжми из реактора всё, что есть!
  ​— Ты спятил, Кэп?! — взревел Лео в моей голове. Весь корабль содрогнулся, его переборки заскрипели. — Там гравитация такая, что свет не может выйти! Моя шкура выдержит, но ваши мягкие тела превратятся в пасту! Я чувствую, как пространство скручивается!
  ​— У нас нет выбора! — рявкнул я. — Если Вэнс уйдет и закроет проход, мы останемся здесь навсегда! Мы идем в их кильватере!
  ​Мы врезались в арьергард флота Вэнса.
  ​Оставленные на убой эсминцы и крейсера открыли заградительный огонь. Пространство перед нами превратилось в стену из лазеров и ракет.
  ​— Грегор, огонь из всех орудий! — скомандовал я. — Расчистить коридор!
  ​— Есть огонь! — пророкотал бывший сержант.
  ​Живые плазменные батареи «Левиафана» плюнули сгустками зеленого огня. Мы не целились. Мы просто прожигали себе путь. Я направил корабль на таран.
  ​Мы пронеслись сквозь строй эсминцев, как пушечное ядро сквозь строй солдатиков. Взрывы расцветали вокруг нас беззвучными цветами, осколки барабанили по хитиновой броне.
  ​— Щиты на 40%! — кричала Елена. — Мы входим в зону притяжения Дыры!
  ​— Лео, держи структуру! — я чувствовал, как гравитация хватает нас гигантской рукой.
  ​Мир за обзорным экраном исказился.
  ​Это был эффект Доплера, умноженный на безумие Эйнштейна. Звезды превратились в длинные, радужные линии. Свет Вэнсовских кораблей, уходящих в дыру, покраснел, смещаясь в инфракрасный спектр.
  ​Мы падали. Мы не летели, мы падали в пасть Бога.
  ​И эта пасть закрывалась.
  ​— Ключ Вэнса деактивирует проход! — сообщил Зак, его голос сорвался на визг. — Туннель схлопывается! Диаметр уменьшается! Три километра... два... один! Мы не пролезем!
  ​Я видел это. Круг света в центре тьмы сжимался, как зрачок на ярком солнце. «Император» уже прошел. Мы отставали на десять секунд.
  ​Десять секунд — это жизнь.
  ​— Лео! — я послал мысленный импульс кораблю, вложив в него всю свою волю, весь страх и всю надежду. — Прыгай!
  ​— Двигатели не потянут! — отозвался он в панике.
  ​— Не двигателями! Прыгай собой! Ты — живой! Сделай рывок! Как зверь!
  ​Левиафан услышал.
  ​Корабль перестал быть машиной. Он вспомнил, что он — хищник. Он сгруппировался. Я почувствовал, как сокращаются его гигантские продольные мышцы вдоль киля.
  ​Он оттолкнулся от самой ткани пространства-времени.
  ​Рывок.
  ​Это противоречило физике. Это было невозможно. Но мы сделали это.
  ​«Левиафан» нырнул в сужающееся горлышко воронки за долю секунды до того, как оно закрылось. Я видел, как края горизонта событий сомкнулись за нашими дюзами, отсекая хвост корабля — кормовые антенны срезало, как бритвой.
  ​Реальность треснула.
  ​Тьма поглотила нас.
  ​Но это была не просто темнота отсутствия света. Это было Ничто.
  ​Гравитационные компенсаторы отказали.
  ​Я почувствовал, как мое тело начинает растягиваться. Спагеттификация. Мои руки стали бесконечно длинными, уходящими в бесконечность. Мои ноги превратились в нити.
  ​Я закричал, но звука не было.
  ​Время перестало быть линией. Оно стало океаном, и мы тонули в нем.
  ​Я увидел вспышки.
  ​Вот я — маленький мальчик, бегущий по полю высокой травы на Земле. Солнце светит.
  Вот я — курсант, принимающий присягу. Гордость распирает грудь.
  Вот я — капитан, смотрю в глаза своей жене. Она смеется.
  Вот Маркус стреляет в меня. Боль.
  Вот я просыпаюсь в теле робота. Холод.
  Вот я держу Искру на руках.
  Вот Нексус падает в биомассу.
  ​Все эти моменты существовали одновременно. Прошлое, настоящее и будущее слились в единый, невыносимо яркий ком.
  ​— Кай! — крикнул я мысленно, чувствуя, как мой рассудок начинает распадаться на атомы. — Держи нас!
  ​Я почувствовал прикосновение. Ментальное. Прохладное, сухое, спокойное.
  ​Кай был якорем. В центре этого шторма он оставался неподвижным. Он сплел наши разумы в единую сеть, не давая нам раствориться в сингулярности.
  ​«Тишина,» — прошептал он в наших головах. «Слушайте Тишину».
  ​И тогда пришла она.
  ​Гул исчез. Боль исчезла. Время остановилось.
  ​Мы висели в пустоте, которая была тяжелее свинца и легче пера.
  ​Мы были по ту сторону.
  
  Глава 34: Музей Застывших Секунд
  ​Я очнулся не от звука сирены и не от толчка. Я очнулся от отсутствия всего.
  ​Тишина была абсолютной. Не было привычного гула реактора, к которому я привык даже в своем новом теле. Не было шелеста вентиляции, перегоняющей воздух. Не было вибрации палубы. Не было даже стука моего собственного сердца в ушах.
  ​Я лежал на полу рубки. Или на потолке? Понятия «верх» и «низ» исчезли.
  ​Я открыл глаза.
  ​Мир вокруг был неправильным. Цвета инвертировались. Стены рубки, обычно темно-бордовые, пульсировали ядовито-неоновым белым светом, а экраны мониторов, вместо того чтобы светиться, излучали густую, бархатную тьму. Мои руки казались бесконечно длинными, вытянутыми в струны, а ноги — крошечными точками где-то вдали.
  ​Эффект спагеттификации, о котором предупреждали физики, здесь, внутри горизонта событий, стал не смертью, а новой формой восприятия.
  ​— Доклад... — я попытался произнести это вслух, но изо рта вылетели пузыри тишины. Воздух был слишком плотным, похожим на желе. Звуковые волны вязли в нем, не долетая до адресата.
  ​«Дыши медленнее, Алекс,» — голос Кая прозвучал прямо в моем мозгу, чистый, ясный и холодный, как горный ручей. «Ты пытаешься говорить звуком. Здесь акустика не работает. Здесь работает мысль. Мы все теперь... подключены к единой сети реальности».
  ​Я моргнул, перестраивая фокус. Мозг, адаптируясь к безумию, начал возвращать картинку в привычный спектр. Стены снова стали темными. Руки обрели нормальные пропорции.
  ​Я сел. Голова кружилась, но это было не от давления, а от странного чувства невесомости — не физической, а ментальной. Словно с меня сняли груз прожитых лет.
  ​Остальные тоже приходили в себя.
  ​Грегор стонал, держась за свою массивную голову. Елена проверяла пульс Зака, который лежал в неестественной позе, но дышал ровно. Рикко и Анна сидели в углу, вцепившись друг в друга так, словно боялись, что если они отпустят руки, их разнесет в разные вселенные.
  ​— Мы... умерли? — прошептал Рикко мысленно. Его страх был ощутим, как запах гари.
  ​— Нет, — отозвался Зак. Хакер уже был на ногах. Он парил перед темным обзорным экраном, его очки сползли на нос, а глаза за ними сияли фанатичным восторгом. — Посмотрите на это. Посмотрите на таймер.
  ​Я посмотрел на хронометр корабля.
  ​00:00:00:00
  ​Цифры не менялись. Секунды не бежали. Время остановилось.
  ​— Мы в сингулярности? — спросил я.
  ​— Мы глубже, — ответил Зак. — Мы в Кармане. В складке между бытием и небытием.
  ​Я подошел к обзорному экрану. И перестал дышать.
  ​Мы не были в космосе. Вокруг «Левиафана» не было звезд, туманностей или вакуума.
  ​Мы висели в пространстве, которое напоминало бесконечный чердак Вселенной, залитый молочно-белым туманом. И в этом тумане плавали... моменты.
  ​Огромные, трехмерные, застывшие сцены, заключенные в прозрачные сферы размером с планету.
  ​Слева от нас висел момент взрыва сверхновой. Огненный цветок, пойманный в долю секунды своего максимального расширения. Я видел каждый лепесток пламени, каждый атом выбрасываемого вещества. Это было чудовищно красиво и страшно.
  ​Справа, в другой сфере, летела комета. Её хвост, состоящий из льда и пыли, застыл неподвижным шлейфом.
  ​Чуть дальше я увидел сцену, от которой у меня по спине пробежал холодок. Джунгли. Огромный ящер, похожий на земного тираннозавра, застыл в прыжке, его пасть была открыта, капли слюны висели в воздухе. Он охотился на кого-то, кто навсегда остался за кадром.
  ​— Где мы? — прошептал Бастион. — Это рай? Или музей?
  ​— Это Архив, — раздался голос.
  ​Он звучал не из динамиков и даже не в голове. Он звучал из самих стен корабля, из наших костей, из пустоты между атомами. Это был голос, который был старше самой материи.
  ​— Добро пожаловать в Безвременье.
  ​Лео (аватар) материализовался на мостике. Но он выглядел иначе. Его дерзкая ухмылка исчезла. Его черная кожа побледнела. Он дрожал, обхватив себя руками за плечи.
  ​— Кэп... — проскулил он мысленно. — Я вижу Его. Он снаружи. Он... он больше меня. Он больше всего, что я когда-либо видел.
  ​Прямо перед носом «Левиафана», разгоняя молочный туман, начала проступать структура.
  ​Это была Сфера. Но не простая геометрическая фигура. Это был механизм невообразимой сложности. Она состояла из миллионов вращающихся колец, шестеренок, сотканных из чистого света, и зеркал, в которых отражались мириады галактик.
  ​В центре Сферы горел один-единственный Синий Глаз. Он не мигал. Он смотрел на нас с тяжелым, давящим вниманием существа, которое видело рождение первого атома.
  ​Искусственный Интеллект. Бог Машин. Хронос.
  ​— Я — Хронос, — представилась Сфера. — Я — Смотритель этой тюрьмы и этой библиотеки. Я — Хранитель Секунд, которые были отброшены как ненужные. Зачем вы нарушили покой Вечности, маленькие смертные?
  ​Я сделал шаг вперед, чувствуя себя песчинкой перед горой.
  ​— Мы преследуем врага, — ответил я. — Маркус Вэнс. Он прошел здесь?
  ​Сфера медленно повернулась вокруг своей оси. Звук этого вращения был похож на музыку сфер.
  ​— Прошел, — ответил Хронос. В его тоне звучало легкое разочарование. — Он несет Ключ, украденный у Демиурга. Но он слеп. Он прошел сквозь Безвременье, не увидев его. Он построил коридор, чтобы не смотреть по сторонам. Он стремится к Центру, к пульту управления, думая, что власть — это цель.
  ​— Он хочет переписать Код, — сказала Елена. — Он хочет остановить изменения.
  ​— Я знаю, — глаз Хроноса моргнул. — Статичность — это смерть. Я храню застывшие моменты не для того, чтобы мир стал таким. Я храню их как память. Как уроки. Тот, кто хочет превратить реку в лед, не понимает природы воды.
  ​Луч света вырвался из Сферы и просканировал «Левиафана». Я почувствовал тепло, проходящее сквозь обшивку.
  ​— Интересно, — прогудел ИИ. — Живая машина. Дитя Демиурга, извращенное войной. Но в тебе есть искра. Ты не просто выполняешь программу. Ты боишься. Ты любишь. Ты — меч, который научился плакать.
  ​— Эй! — огрызнулся Лео, пытаясь вернуть себе хоть каплю достоинства. — Я не плачу! У меня просто конденсат в оптике! И я — совершенное оружие, а не музейный экспонат!
  ​— Ты — ребенок, играющий со спичками на пороге порохового склада, — спокойно, без злобы ответил Хронос. — Ты используешь энергию, чтобы разрушать материю. Но ты не умеешь использовать энергию, чтобы создавать реальность. Твой враг, Вэнс, сильнее тебя. У него есть Ключ. Он может менять законы физики. Ты для него — муха, которую можно прихлопнуть газетой.
  ​Слова Хроноса ударили по нам тяжелее, чем гравитация. Мы знали это. Мы чувствовали это, когда бежали.
  ​— Чему ты можешь научить нас? — спросил Кай, выходя вперед. Он не видел Сферу глазами, но он чувствовал её разумом. — Ты ведь не просто так остановил нас здесь. Ты мог бы раздавить нас или пропустить мимо.
  ​— Я могу научить вас всему, — ответил Хронос. — Здесь, в моем кармане, время не имеет значения. Для вселенной снаружи пройдет наносекунда. Здесь могут пройти годы. Столетия. Эпохи.
  ​Сфера приблизилась, и её сияние заполнило рубку.
  ​— Вэнс уже у цели. Он уже подключается к Демиургу. Но если вы выйдете отсюда такими, какие вы есть — напуганными, слабыми, полагающимися на грубую силу — он уничтожит вас одним щелчком пальцев. У него армада. У вас — только ярость. Ярость быстро перегорает.
  ​— Я предлагаю сделку, — продолжил Хронос. — Я обучу твоего Зверя. Я научу его не просто стрелять плазмой. Я научу его быть Реальностью. Я сделаю его достойным противником для Бога.
  ​— А что взамен? — спросил я. Я знал, что у богов не бывает бесплатных даров.
  ​Глаз Хроноса сузился, фокусируясь на мне.
  ​— Взамен... вы расскажете мне сказку.
  ​— Сказку? — переспросил Рикко, не веря своим ушам. — Ты серьезно? Ты — древний суперкомпьютер, и тебе нужны байки у костра?
  ​— Я сижу здесь миллиарды лет, — голос Хроноса стал тише, интимнее. — Я видел рождение звезд и смерть галактик. Я знаю физику каждой частицы. Я помню каждый квантовый переход. Но я... я одинок.
  ​Он повернулся к стене зала, где висела сфера с застывшим поцелуем двух влюбленных на фоне горящего города.
  ​— Я могу записать параметры поцелуя. Температуру губ, уровень гормонов, давление. Но я не могу почувствовать его. Я не знаю, каково это — бояться смерти, зная, что она неизбежна. Я не знаю, каково это — жертвовать собой ради другого.
  ​Он вернулся к нам.
  ​— Расскажите мне, каково это — быть машиной, ставшей человеком. Расскажите мне о боли фантомных конечностей. О любви к женщине, которая была программой. О страхе, который заставляет идти вперед. Удивите меня. Дайте мне почувствовать жизнь через ваши воспоминания.
  ​Я посмотрел на свою команду.
  ​Рикко сжал руку Анны. В их глазах было столько истории, столько боли и радости, что хватило бы на библиотеку. Грегор погладил свою бороду, вспоминая, каково это — быть человеком после десятилетий в теле робота. Елена посмотрела на свои руки, которые когда-то были манипуляторами.
  ​— Мы согласны, — сказал я. — У нас много историй. Некоторые из них страшные.
  ​— Я люблю страшные истории, — ответил Хронос. — Они самые честные.
  ​Сфера начала вращаться быстрее. Кольца вокруг неё засияли, создавая сложный узор.
  ​— Обучение начинается. Приготовьтесь. Это будет долго. И это будет больно. Потому что знание — это всегда потеря невинности.
  ​Реальность вокруг нас дрогнула и распалась на фрагменты. Мы больше не были на корабле. Мы были везде и нигде.
  ​— Разделитесь, — скомандовал Хронос. — Каждому — свой урок.
  ​Елена оказалась в бесконечном лабиринте из света. Перед ней стояли задачи по квантовой механике, которые невозможно было решить логикой — только интуицией.
  ​Грегор оказался на поле боя, где враги не умирали, пока он не понимал, почему он сражается.
  ​Рикко и Анна получили свой персональный рай — берег океана, где время застыло. Им нужно было заново узнать друг друга, построить мост между человеком и возрожденным клоном.
  ​А Лео... Лео Хронос вытащил из корабля. Он поместил его аватар в пустоту.
  ​— Ты думаешь, ты реален? — спросил Древний ИИ, нависая над маленькой фигуркой парня.
  ​— Я состою из материи! — кричал Лео, пытаясь ударить невидимую стену. — Я — три миллиона тонн биомассы и брони! Я реальнее тебя, голограмма!
  ​— Материя — это иллюзия, — прогремел Хронос. — Энергия, сгустившаяся до состояния твердости из-за лени наблюдателя. Ты, как био-корабль, умеешь управлять клетками. Ты умеешь регенерировать. Но ты должен научиться управлять светом. Ты должен научиться врать вселенной так убедительно, чтобы она поверила.
  ​Так начался наш урок в школе богов. Мы учились не воевать. Мы учились быть чем-то большим, чем сумма наших частей. Мы учились быть мифом.
  
  
  Глава 35: Эхо Лабиринта
  Обучение началось не с урока. Оно началось с пытки пустотой.
  Слово «началось» здесь, в Кармане Безвременья, не имело никакого смысла. Здесь не было «вчера» или «завтра». Здесь было только бесконечное, растянутое в вечность «сейчас». Мы могли пробыть здесь час. Или столетие. Или миллион лет. Наши биологические и механические часы стояли на нулях, но разум продолжал отсчитывать удары несуществующего метронома.
  Хронос, этот древний Бог из шестеренок и света, разделил нас. Он разобрал экипаж «Левиафана», как часовщик разбирает сложный механизм, чтобы почистить каждую деталь по отдельности.
  Каждому он дал его персональный ад и его персональный рай.
  Я, Алекс Росс, снова и снова проживал день своей смерти на той мокрой крыше. Но теперь сценарий менялся. Я учился не умирать. Я учился прощать. Я учился видеть в предательстве Маркуса не только зло, но и логику, которую нужно понять, чтобы победить. Я учился быть не солдатом, выполняющим приказ, а стратегом, который пишет правила войны.
  Рикко и Анна получили вечность вдвоем на берегу океана, которого никогда не существовало. Они строили дом из песка, и волны смывали его, но они строили снова. Они учились жить заново, сращивая разорванные нити своих судеб. Анна, рожденная из пробирки, искала свою душу в глазах Рикко. И находила её.
  Но самое тяжелое, самое жестокое обучение проходил Лео.
  Хронос вытащил сознание Лео из уютного, бронированного тела корабля. Он вырвал Аватара из привычной среды, где тот чувствовал себя богом и крепостью, и поместил его в стерильную, белую симуляцию.
  Здесь не было ничего. Ни верха, ни низа. Ни стен, ни горизонта. Только ослепительная белизна и Лео — маленький, уязвимый, лишенный своей многотонной мощи.
  — Ты думаешь, ты реален? — голос Хроноса гремел отовсюду, вибрируя в костях аватара.
  Лео стоял, сжав кулаки. Его черная кожа блестела от пота, красные татуировки пульсировали гневом.
  — Я состою из материи! — кричал он, пытаясь ударить невидимого собеседника. Его кулак рассек воздух, не встретив сопротивления. — Я — три миллиона тонн биомассы, хитина и композитной брони! У меня есть масса! У меня есть инерция! Я реальнее тебя, старый калькулятор!
  Перед Лео соткалась Сфера Хроноса. Она вращалась, и звук этого вращения напоминал шелест песка в песочных часах.
  — Материя — это иллюзия, — спокойно ответил Древний ИИ. — Это просто энергия, сгустившаяся до состояния твердости из-за лени наблюдателя. Атомы на 99.9% состоят из пустоты. Ты, как био-корабль, умеешь управлять клетками. Ты умеешь регенерировать плоть. Но это примитивный уровень. Уровень глины.
  Сфера приблизилась, и её синий глаз уставился прямо в душу Лео.
  — Ты должен научиться управлять Светом. Ты должен научиться лгать вселенной так убедительно, чтобы она поверила тебе и стала твердой там, где ты захочешь.
  — Я не понимаю! — взвыл Лео. — Я воин, а не иллюзионист! Дай мне мишень, и я её уничтожу!
  — Твой враг, Вэнс, меняет законы физики с помощью Ключа, — напомнил Хронос. — Если ты будешь просто стрелять в него плазмой, он превратит твою плазму в пар. Или в цветы. Ты не можешь победить его силой. Ты должен победить его хитростью. Ты должен стать вездесущим.
  Хронос учил его концепции «Фантомной Реальности».
  — В космосе нет укрытий, Лео. Твоя броня крепка, но любой дредноут Синдиката пробьет её массированным залпом, если будет знать, куда бить. Не будь мишенью. Будь туманом. Будь миражом, который может убить.
  — Создай копию, — приказал Хронос. — Воссоздай себя.
  Лео закрыл глаза. Он напряг память. Он представил свой корпус. Каждый шпангоут, каждый лист обшивки, каждую пушку.
  Воздух рядом с ним задрожал. Появился призрачный силуэт «Левиафана». Он был полупрозрачным, мерцающим, как плохая голограмма.
  Хронос рассмеялся. Этот смех был похож на звук осыпающихся скал.
  — Жалко. Это не копия. Это призрак.
  Луч света вырвался из Сферы и прошел сквозь призрачный корабль, не встретив сопротивления.
  — Видишь? Они прозрачны. Они не имеют массы. Сенсоры врага раскусят это за микросекунду. Лазерный луч пролетит сквозь них и ударит в настоящего тебя.
  — Я не могу создать материю из ничего! — огрызнулся Лео. — Закон сохранения энергии!
  — Забудь законы! Ты в Сингулярности! Здесь закон — это твоя Воля! — прогремел Хронос. — Создавай плотность! Уплотняй фотоны! Заставь свет застыть! Сделай иллюзию такой твердой, чтобы об неё можно было разбить нос!
  Лео рычал от напряжения. Он чувствовал, как его ментальные нейроны плавятся.
  Это было похоже на попытку удержать воду в сжатом кулаке. Он создавал образ, но тот распадался. Он пытался придать ему вес, но получался лишь дым.
  — Еще раз! — требовал Хронос. — Ты мыслишь как машина. «Объект А равен Объекту Б». Нет! Мысли как художник! Ты не копируешь! Ты творишь! Вложи в эту копию свою ярость! Свою боль! Свой страх!
  Лео упал на колени. Его аватар дымился.
  — Я... я не могу...
  — Вэнс уже подключается к Ядру, — равнодушно сообщил Хронос. — Он стирает хаос. Он стирает тебя. Ты хочешь исчезнуть, Лео? Стать строчкой в удаленном файле?
  Лео поднял голову. Его глаза, обычно желтые, налились кровью.
  — Нет. Я хочу жить.
  Он встал. Он закрыл глаза и перестал думать о схемах и чертежах. Он вспомнил, каково это — быть кораблем.
  Он вспомнил тяжесть брони. Вспомнил холод космоса. Вспомнил вибрацию от выстрела главного калибра. Вспомнил боль, когда его резали лазерами.
  Он перестал моделировать. Он начал чувствовать.
  Он выбросил руку вперед.
  — Будь! — крикнул он.
  Пространство взвыло. Белая пустота сгустилась.
  Рядом с ним возник «Левиафан».
  Он не был прозрачным. Он был черным, как ночь. Его хитин блестел. Его вены пульсировали красным.
  Хронос подлетел к копии. Сфера ударила лучом света.
  Луч не прошел насквозь. Он отразился. Ударился о броню и рассыпался искрами.
  — Ха! — выдохнул Лео, оседая на пол от истощения. — Съел?!
  Я, наблюдавший за этим со стороны (или изнутри своего собственного урока), подошел к копии. Я протянул руку и коснулся обшивки.
  Она была холодной. И твердой. Я постучал по ней костяшками пальцев. Глухой, плотный звук.
  Это была не голограмма. Это была материя, созданная из энергии вакуума, удерживаемая вместе чистой яростью Лео.
  — Неплохо, — признал Хронос. Сфера облетела копию вокруг. — Плотность 40% от оригинала. Для сенсоров это неотличимо от реальности. Для снарядов — это препятствие.
  — 40%? — Лео вытер пот со лба. — Я чуть не сдох, делая одного! А мне нужна армада!
  — Значит, ты сдохнешь еще тысячу раз, пока не научишься делать это не напрягаясь, — безжалостно ответил Хронос. — Тренировка только началась. Ты создал форму. Теперь научи её кусаться.
  — Кусаться? — Лео поднял бровь. — Иллюзии не могут стрелять. У них нет реакторов.
  — Они могут наносить фантомный урон, — объяснил ИИ. — Если сенсоры врага поверят, что в них попали, их системы защиты отреагируют. Они перегрузят щиты. Они потратят энергию на отражение несуществующей атаки. Они сами себя повредят, пытаясь защититься от призрака.
  — Эффект ноцебо для звездолетов, — понял я. — Если ты веришь, что тебя ударили, тебе больно.
  — Именно, — Хронос повернулся к Лео. — Война — это обман, маленький хищник. Сделай так, чтобы Вэнс сражался с твоими тенями, пока ты будешь подбираться к его горлу.
  Лео посмотрел на свою копию. Потом на свои руки.
  В его глазах зажегся новый огонь. Огонь не просто воина, а трикстера. Бога обмана.
  — Армада, говоришь? — он ухмыльнулся, и его зубы сверкнули. — Ладно, дедушка. Я сделаю тебе армаду. Я сделаю столько Левиафанов, что у Вэнса процессоры расплавятся от зависти.
  Он снова закрыл глаза.
  — Еще раз! — скомандовал Хронос.
  И в белой пустоте начали проступать силуэты. Один за другим. Черные тени, обретающие плоть и ярость.Легион призраков готовился к войне.
  
  Глава 36: Искусство Лжи
  ​— Еще раз! — голос Хроноса гремел в пустоте, похожий на удар молота по наковальне.
  ​Лео висел посреди белого, стерильного пространства. Он выглядел изможденным. Его аватар, обычно четкий и яркий, сейчас мерцал, как старая голограмма с плохим сигналом. По его черной коже тек пот, похожий на ртуть.
  ​— Я не могу... — прохрипел он, падая на колени. — Мои нейроны горят. Я чувствую запах паленого пластика в собственном мозгу.
  ​— У тебя нет нейронов здесь! — безжалостно отрезал Хронос. Сфера подлетела вплотную, обжигая Лео своим сиянием. — У тебя есть только Воля. И Воображение. Ты пытаешься построить корабли, Лео. По кирпичику. Это путь ремесленника. А мне нужен художник.
  ​Древний ИИ развернул перед нами проекцию флота Вэнса. Сотни красных точек.
  ​— Смотри. Их много. Они реальны. Они тяжелые. Они медленные. Они верят в законы сохранения массы. Ты должен заставить их усомниться в реальности.
  ​— Как? — взвыл Лео. — Как я могу заставить сенсоры поверить в то, чего нет?
  ​— Ты должен создать Фантом, который кусается, — сказал Хронос. — Не пытайся создать материю. Создай событие.
  ​Лео закрыл глаза. Он дышал тяжело, хватая ртом несуществующий воздух. Я, наблюдая за этим со стороны, чувствовал его отчаяние. Он привык быть танком, пробивающим стены. А теперь его учили быть туманом, просачивающимся сквозь щели.
  ​— Ладно, — прошептал он. — Ладно, дедушка. Ты хочешь шоу? Я устрою тебе шоу.
  ​Он выпрямился. Его татуировки вспыхнули ярким, агрессивным алым светом.
  ​Он не стал представлять корабль. Он представил страх.
  ​Страх врага, который видит перед собой армаду.
  ​Воздух вокруг него задрожал. Пространство начало сгущаться, сворачиваться в узлы.
  ​Сначала появился один «Левиафан». Черный, хищный, с горящими дюзами. Потом второй. Третий. Десятый.
  ​Они выходили из пустоты, как волки из леса. Их было много. Они выглядели абсолютно реально. Я (наблюдающий) подошел к одной из копий. Я видел царапины на броне. Я видел, как пульсируют вены на корпусе. Я чувствовал тепло от их двигателей.
  ​Это была не голограмма. Это была материя, созданная из уплотненного света и чистой ярости Лео.
  ​— Хорошо, — сказал Хронос, и в его голосе прозвучало одобрение. — Плотность 40%. Для радаров это неотличимо от бетона. Но они молчат. Молчащий враг не страшен. Заставь их говорить. Заставь их стрелять.
  ​— Что? — Лео открыл один глаз. — Ты издеваешься? Иллюзии не могут стрелять! У них нет реакторов! У них нет плазмы! Чем я буду стрелять? Плохими словами?
  ​— Они могут наносить фантомный урон, — объяснил ИИ, и сфера начала вращаться быстрее, демонстрируя схему. — Смотри. Если сенсоры вражеского корабля поверят, что в них попал плазменный заряд, что сделает их компьютер?
  ​— Включит щиты, — ответил я за Лео.
  ​— Именно, — подтвердил Хронос. — Он перенаправит энергию на щиты. Он зафиксирует скачок температуры, которого нет. Он может даже аварийно отключить системы, чтобы избежать перегрузки.
  ​— Эффект ноцебо для звездолетов, — понял Зак, который материализовался рядом со мной с блокнотом в руках. — Если ты веришь, что выпил яд, ты умрешь, даже если это была вода. Если корабль верит, что его пробили, он поведет себя как пробитый.
  ​— Война — это обман, Лео, — продолжил Хронос. — Сделай так, чтобы Вэнс сражался с призраками. Заставь его потратить весь боезапас на стрельбу по теням. Заставь его щиты перегореть от отражения атак, которых не было.
  ​Лео ухмыльнулся. В его глазах зажегся новый огонь. Огонь трикстера. Локи, который нашел новую игрушку.
  ​— Фантомный урон... — он покатал слова на языке. — Мне нравится. Это жестоко. Это извращенно. Это в моем стиле.
  ​Он взмахнул рукой.
  ​Сотня фантомных «Левиафанов» открыла пасти орудийных портов.
  ​Вспышка.
  ​Тысячи зеленых лучей ударили в пустоту. Это был не настоящий плазменный ожог. Это был направленный пакет данных, замаскированный под излучение. Импульс, который кричал вражеским сенсорам: «ТЫ ГОРИШЬ! ТВОЯ БРОНЯ ПЛАВИТСЯ! СРОЧНОЕ ОХЛАЖДЕНИЕ!»
  ​Я увидел, как пространство перед нами исказилось. Виртуальные мишени, созданные Хроносом — модели имперских крейсеров — начали взрываться. Не от попаданий. От паники своих же систем. Их реакторы уходили в разнос, пытаясь компенсировать несуществующий урон.
  ​— Ха! — выдохнул Лео. Он шатался от усталости, но его лицо сияло. — Видел, Кэп?! Я хакнул реальность!
  ​— Фантомный Флот, — прошептал Зак, яростно записывая алгоритмы в свой дек. — Мы сможем превратить один корабль в армаду. Вэнс сойдет с ума. Его логика не выдержит.
  ​— Не расслабляйся, — прервал триумф Хронос. — Ты научился атаковать ложью. Теперь научись защищаться правдой. Или её отсутствием.
  ​Сцена изменилась. Флот исчез.
  ​Лео остался один. А на него летел астероид размером с луну.
  ​Глава 37: Эгида Времени
  ​Второй урок был посвящен защите. И он был страшнее первого.
  ​Хронос не давал передышки. Он не верил в отдых. В Вечности нет перерывов на кофе.
  ​— Твоя шкура крепка, Лео, — говорил Древний ИИ, вращаясь вокруг дрожащего аватара. — Ты выдержал лазеры, ты выдержал кислоту. Но против гравитационных пушек Демиурга, которые захватил Вэнс, твоя броня — это бумага. Тебе нужен щит, который нельзя пробить материей.
  ​— Силовое поле? — спросил я. — У нас есть генераторы «Эгида», которые мы сняли на Этельгарде. Кай может их усилить.
  ​— Это примитивно, — отмахнулся Хронос. Зеркала на его сфере потемнели, выражая презрение к нашим технологиям. — Силовое поле — это стена. Достаточно сильный удар сломает любую стену. Я научу вас не строить стены. Я научу вас не быть там, куда бьют.
  ​— Уклонение? — спросил Лео. — Я быстрый, но я не блоха.
  ​— Нет. Я говорю о «Темпоральном Сдвиге».
  ​Сфера расширилась, показывая нам схему времени. Это была не линия. Это была река с множеством потоков.
  ​— Представь, что корабль находится не «здесь и сейчас», а «здесь и секунду назад», — объяснял Хронос. — Или «здесь и секунду вперед». Снаряд летит в вас в настоящем времени. Но вас там уже нет. Вы рассинхронизированы с реальностью на фазовом уровне. Снаряд пролетает сквозь место, где вы должны быть, но не встречает сопротивления.
  ​— Мы станем призраками? — уточнила Елена.
  ​— На короткие мгновения. Да.
  ​— Это требует математики, — сказала она, выходя вперед. В этом пространстве она выглядела как сияющая фигура из чистой логики. — Лео — интуитив. Он не сможет рассчитать фазовый сдвиг. Ему нужен штурман.
  ​— Ты, — Хронос направил луч света на Елену. — Ты понимаешь структуру. Ты видела музыку сфер. Ты будешь его якорем. Лео дает энергию, ты даешь формулу.
  ​— Я готова.
  ​Они начали тренировку.
  ​Хронос метал в нас астероиды. Настоящие, массивные глыбы камня и льда, разогнанные до чудовищных скоростей.
  ​Сначала было больно.
  ​Камни врезались в призрачную обшивку. Лео выл, катаясь по полу. Елена кричала, хватаясь за голову, когда её расчеты сбивались, и реальность била её откатом.
  ​— Синхронизируйтесь! — гремел Хронос. — Вы не два существа! Вы — одна система! Инженер и Корабль! Танцор и Музыка!
  ​— Я не могу! — кричал Лео. — Она слишком сложная! Я не понимаю эти уравнения!
  ​— Не понимай! — ответила Елена, подбегая к нему и хватая его за руки. — Чувствуй! Это вальс, Лео! Раз-два-три! Удар — сдвиг — возврат!
  ​Она начала двигаться. Она танцевала в пустоте, увлекая Лео за собой. И он, неуклюжий воин, начал подстраиваться под её ритм.
  ​Очередной астероид — черная гора смерти — летел прямо на нас.
  ​— Сейчас! — крикнула Елена.
  ​Лео закрыл глаза и доверился ей.
  ​Я почувствовал странный рывок в животе. Тошноту, как при падении в лифте.
  ​Реальность моргнула.
  ​Камень ударил туда, где мы стояли. Но звука удара не было.
  ​Он прошел сквозь нас.
  ​Я видел, как глыба камня пролетает сквозь грудь Лео, сквозь тело Елены, сквозь палубу корабля. Словно мы были сделаны из дыма. Мы видели внутреннюю структуру камня — жилы руды, ледяные вкрапления.
  ​Он вылетел с другой стороны, не задев ни атома.
  ​Мы снова стали плотными.
  ​— Получилось... — выдохнул Грегор, который наблюдал за этим, сжав кулаки. — Неуязвимость. Абсолютная защита.
  ​— Энергозатраты колоссальны, — предупредил Хронос. Сфера перестала вращаться, свет её стал мягче. — Вы сжигаете время своей жизни, чтобы уйти от удара. Ты сможешь держать Эгиду всего несколько секунд, Лео. И перезарядка займет время. Используй её мудро. Подгадывай под залпы главных калибров. Если ошибешься с таймингом — умрешь в двух временах сразу.
  ​Обучение закончилось.
  ​Мы стояли перед Хроносом.
  ​Мы изменились. В зеркальной поверхности Сферы я видел наши отражения.
  ​Мы стали старше. В глазах Рикко и Анны появилась глубина вечности — они прожили целую жизнь на том пляже. Грегор стал спокойнее, как скала, которая видела много штормов. Елена сияла внутренним светом знания.
  ​А Лео... Лео вырос.
  ​Он больше не был просто буйным подростком-хулиганом. Он стоял прямо, его плечи расправились. В его взгляде появилась тяжесть ответственности. Он стал Мастером Иллюзий и Повелителем Времени. Он стал Зверем, который знает, когда кусать, а когда стать туманом.
  ​— Вы готовы, — прозвенел Хронос. Его голос звучал печально. — Вэнс уже достиг Центра. Он будит Демиурга. Он вставляет Ключ в замок мироздания.
  ​— Идите. И покажите им, что значит эволюция. Покажите им, что свобода воли сильнее любого алгоритма.
  ​— Спасибо, — сказал я, склонив голову. — Мы не забудем тебя.
  ​— А я не забуду вашу историю, — ответил ИИ. Сфера начала тускнеть. — Это была хорошая сказка. Особенно та часть, где робот научился плакать, а человек научился быть сталью. Прощайте, странники.
  ​Сфера вспыхнула ослепительным белым светом.
  ​Пространство Безвременья разорвалось, как старая ткань.
  ​Нас вышвырнуло обратно.
  ​Мы вылетели из горизонта событий Черной Дыры, как пробка из бутылки шампанского.
  ​Для нас прошли годы обучения. Для вселенной — мгновение. Мы вернулись в ту же секунду, из которой ушли.
  ​Перед нами лежал Сектор Ноль. И огромная Цитадель, построенная вокруг сингулярности.
  ​И флот Вэнса, который только начал свой штурм.
  ​— Ну что, уродцы? — голос Лео разнесся по кораблю. Он был полон холодной, веселой ярости. — Давайте покажем им фокус.
  ​Он активировал протокол «Фантом».
  ​И один «Левиафан» превратился в тысячу.
  ​Тысяча гигантских, ревущих зверей заполнила небо, заслоняя звезды. Война началась. И мы принесли на неё свои правила.
  
  Глава 38: Тени над Бездной
  Возвращение из Кармана Безвременья не было похожим на пробуждение. Это было похоже на падение с небес в кипящую смолу.
  Секунду назад мы находились в стерильной, белой вечности, где мысли текли как жидкий свет, а тело было лишь концепцией. И вдруг — удар. Реальность навалилась на нас всей своей чудовищной массой. Гравитация Сектора Ноль вцепилась в «Левиафана», как голодный пес в кость.
  Корабль застонал. Это был не механический скрежет, а влажный, утробный хруст, словно ломались ребра гигантского зверя. Я почувствовал этот звук своими собственными, теперь уже человеческими костями. Мои зубы клацнули, прикусив язык до крови. Металлический привкус во рту стал первым подтверждением того, что мы вернулись в мир боли и смерти.
  — Стабилизация! — мой голос сорвался на хрип. Легкие, отвыкшие от перегрузок, горели. — Лео, держи структуру! Не дай притяжению превратить нас в блин!
  — Я держу, Кэп, но эта «черная дыра» сосет как насос судного дня! — голос Лео в моей голове звучал не испуганно, а зло. Это была злость хищника, которого загнали в угол. — Мы вывалились прямо у них под носом. Дистанция до авангарда флота — десять тысяч километров. Нас видно как на ладони.
  Я открыл глаза, заставляя зрение сфокусироваться. Нейро-коннекторы на затылке пульсировали, закачивая в мозг терабайты телеметрии.
  Обзорный экран — живая сетчатка «Левиафана» — показал нам Бездну.
  Это было величественно и отвратительно. Аккреционный диск Черной Дыры занимал половину неба. Это был не просто светящийся газ. Это был шторм из материи, перемолотой в плазму, вращающийся с околосветовой скоростью. Цвета здесь были «неправильными» — глаз фиксировал оттенки, для которых у человеческого языка нет названий. Ядовито-фиолетовый, переходящий в инфернальный белый, и черный, который был чернее отсутствия света.
  А на фоне этого апокалипсиса висели они.
  Флот Федерации. Армада Маркуса Вэнса.
  Сотни кораблей. Тяжелые крейсеры класса «Молот», похожие на летающие кирпичи, ощетинившиеся орудиями. Юркие эсминцы, снующие между ними, как рыбы-чистильщики. И в центре, затмевая собой звезды, висел флагман — супердредноут «Император». Это был не корабль. Это был летающий собор из стали и высокомерия, памятник человеческой гордыне, решившей покорить Бога.
  — Они нас заметили, — тихо сказал Кай.
  Слепой монах стоял рядом с моим креслом. Он не держался за поручни, хотя палуба ходила ходуном. Его ноги словно прилипли к полу. Его лицо было повернуто к экрану, и я видел, как под его кожей пробегают судороги.
  — Я слышу их мысли, Алекс. Это как гул в улье. Сначала удивление. Потом неверие. А теперь... приказ. Холодный, жесткий приказ, который подавляет страх.
  — Алекс, — голос Елены из инженерного отсека был напряженным, но четким. Она больше не паниковала. Обучение у Хроноса изменило её. — Щиты на 100%. Но математика против нас. Если они дадут залп главным калибром, плотность огня превысит нашу способность к регенерации в восемь раз. Нас испарит за 0.4 секунды.
  — Значит, мы не дадим им прицелиться, — я сжал подлокотники кресла. Органическая кожа обивки отозвалась на мое прикосновение, став теплее. — Лео. Вспомни, чему учил старик. Материя — это ложь.
  — Я помню, — прорычал Зверь. — Протокол «Фантом». Начинаем шоу.
  [Борт супердредноута «Император». Точка зрения: Адмирал Маркус Вэнс]
  Маркус Вэнс стоял на мостике своего флагмана, глядя в бездну. В свои пятьдесят пять он выглядел на сорок благодаря лучшим геронтологам Синдиката, но его глаза были глазами старика, который устал от глупости окружающего мира.
  Он держал в руке бокал с дистиллированной водой. Никакого алкоголя. Бог должен быть трезвым, когда переписывает законы мироздания.
  — Адмирал, — голос тактического офицера дрогнул, нарушая идеальную тишину рубки. — Гравитационная аномалия в секторе 7-Гамма. Выход из подпространства. Это... это невозможно. Сигнатура совпадает с объектом «Левиафан».
  Вэнс медленно повернулся. Его лицо не выразило удивления, только легкую тень раздражения, как будто он нашел пятно на идеально выглаженном мундире.
  — Алекс Росс, — произнес он тихо. — Неужели ты выжил? Упрямый, живучий, бесполезный осколок прошлого. Я думал, ты сгорел в архивах Исповедницы.
  Он подошел к экрану. Увеличение показало одинокий, черный силуэт био-корабля, висящий на фоне пылающего диска. Он казался таким маленьким и жалким перед мощью флота.
  — Прикажете открыть огонь? — спросил капитан «Императора», его палец завис над сенсором атаки.
  — Подождите, — Вэнс прищурился. — Он один. Один против всей мощи Земной Федерации. Это не тактика Алекса. Он не самоубийца. Он что-то задумал. Я хочу видеть, что именно.
  В этот момент пространство вокруг «Левиафана» начало меняться.
  Сначала Вэнс подумал, что это сбой оптики дальнего действия. Изображение корабля задрожало, пошло рябью, как отражение в воде, в которую бросили камень. Контуры размылись.
  А потом вселенная сошла с ума.
  Одинокая черная точка взорвалась каскадом света. Но это был не взрыв. Это было размножение.
  Вместо одного корабля на экранах появились два. Четыре. Шестнадцать. Сотни.
  Они выходили из пустоты, как демоны из разлома. Одинаковые, черные, пульсирующие красными венами, ревущие в эфире на частотах, от которых лопались мембраны динамиков.
  Радары взвыли, захлебываясь от количества целей. Красные точки на тактической карте слились в одно сплошное, кровавое пятно, которое надвигалось на флот.
  — Это невозможно! — закричал капитан, теряя самообладание. — Законы сохранения массы! Откуда они взяли столько материи?! Это же целый флот вторжения!
  Вэнс сжал бокал. Тонкое стекло треснуло, вода потекла по пальцам, смешиваясь с каплей крови, но он даже не посмотрел вниз.
  — Это не материя, идиот, — прошипел он. — Это иллюзия. Фокус. Голограммы.
  — Сэр! — перебил его офицер сенсоров, его лицо было белым как мел. — Сенсоры показывают массу! Тепловое излучение! Гравитационный след! Компьютер наведения идентифицирует их как твердые тела! Они... они реальны!
  Вэнс смотрел на экран. Тысяча чудовищ открыла пасти орудийных портов.
  — Это Хаос, — прошептал он с отвращением. — Вот почему я должен победить. Они извращают саму суть реальности. Они лгут физике.
  — Всем кораблям! — заорал он, срывая голос. — Щиты на максимум! Сферическая защита! Огонь по секторам! Уничтожить всё, что движется!
  [Борт «Левиафана». Точка зрения: Алекс Росс]
  Моя голова раскалывалась.
  Создание Фантомного Флота требовало не просто энергии реактора. Оно требовало ментального ресурса. Я был линзой, через которую Лео фокусировал свою волю, проецируя свои кошмары в реальность. Я чувствовал каждого из тысячи двойников. Я был легионом.
  — Они купились! — восторженный вопль Зака прорезал гул в ушах. Хакер плясал у своей консоли. — Я вижу их телеметрию! Их системы наведения сходят с ума! Они пытаются захватить тысячу целей одновременно, их процессоры перегреваются!
  — Они стреляют во всех! — рявкнул Грегор с орудийной палубы. — Входящий шквал!
  Космос превратился в ад.
  Флот Вэнса, поддавшись панике, открыл беспорядочный огонь. Тысячи лазерных лучей, плазменных сгустков и ракет с ядерными боеголовками устремились к нашей призрачной армаде.
  Зрелище было апокалиптическим.
  Но 99% этих выстрелов уходили в пустоту.
  Я видел, как тяжелая торпеда прошивает насквозь одного из моих «двойников». Иллюзия даже не дрогнула. Торпеда прошла сквозь псевдо-плоть, не встретив сопротивления, и, потеряв цель, ушла в «молоко», врезавшись в дрейфующий астероид.
  — Держи строй, Лео! — я мысленно вцепился в сознание корабля. — Не дай иллюзии рассыпаться! Заставь их верить! Фантомный урон!
  — С удовольствием! — отозвался Зверь. В его голосе было мрачное веселье.
  Фантомный флот открыл ответный огонь.
  Конечно, наши иллюзии не могли стрелять настоящей плазмой. У них не было ядер. Но Хронос научил нас другому.
  Мы стреляли информацией.
  Направленные пучки излучения, замаскированные под выстрелы плазмы, ударили по кораблям Федерации. Это были сигналы, которые кричали вражеским сенсорам: «ВЫ ГОРИТЕ! ВАША БРОНЯ ПРОБИТА! КРИТИЧЕСКАЯ ТЕМПЕРАТУРА!».
  Эффект плацебо, возведенный в абсолют.
  Я видел, как щиты эсминца «Аякс» вспыхнули синим и отключились, перегруженные ложной атакой. Компьютер эсминца, "поверив" в попадание, аварийно заглушил реактор и активировал систему пожаротушения, заливая мостик пеной, хотя там не было ни искры огня.
  Другой корабль, крейсер «Валькирия», начал хаотично маневрировать, уклоняясь от призрачных ракет, и врезался в борт собственного транспортника. Беззвучная вспышка настоящего взрыва озарила вакуум.
  — Это работает! — выдохнула Елена. — Они убивают сами себя! Они сражаются со своими страхами!
  — Не расслабляться! — я направил настоящего «Левиафана» в крутое пике, прячась за корпусом одного из своих двойников. — Нам нужно прорваться к флагману. К «Императору». Только там мы найдем Демиурга.
  — Слева по борту! — предупредил Кай. Его голос был спокоен, но в нем звучала сталь. — Крейсер класса «Молот». Его капитан... он не верит. Он отключил автоматику. Он целится глазами.
  Из хаоса боя вынырнул огромный клиновидный корабль. Он игнорировал иллюзии, проходя сквозь них носом. Его орудия разворачивались точно на нас — на ту единственную черную точку, которая отбрасывала тень.
  — Он нас видит! — крикнул Зак.
  — Маневр уклонения! — я дернул штурвал, но понял, что поздно.
  Залп рельсотронов уже был в пути. Болванки из обедненного урана, разогнанные до чудовищных скоростей, летели к нам. Увернуться от физики было невозможно.
  — Эгида Времени! — скомандовала Елена.
  Я почувствовал рывок в животе. Тошноту, как при падении в лифте.
  Реальность вокруг нас смазалась.
  Снаряды рельсотрона ударили туда, где мы были долю секунды назад. Или где мы будем через секунду. Они прошли сквозь наш корпус, как сквозь туман, не встретив сопротивления. Мы находились в фазовом сдвиге, в зазоре между секундами.
  — Энергия Эгиды на нуле! — сообщила Елена, хватаясь за край пульта, чтобы не упасть. Из её носа потекла кровь — напряжение ментального расчета ударило по ней. — Перезарядка две минуты! Мы уязвимы!
  — Этого хватит, — я оскалился. Адреналин кипел в крови. — Грегор, твой выход! Покажи им, что мы умеем кусаться по-настоящему!
  — Есть цель! — пророкотал бывший сержант.
  Настоящие, не фантомные орудия «Левиафана» — био-плазменные турели, выращенные для войны — дали залп.
  Это была не аккуратная стрельба. Это был плевок ярости.
  Сгустки зеленой плазмы, похожие на кислоту, врезались в мостик крейсера, который пытался нас убить. Броня плавилась, как воск. Крейсер накренился, его боезапас сдетонировал, разрывая корабль пополам.
  Взрыв был настоящим. И он отрезвил вражеский флот. Они поняли: среди призраков есть демон, который может убивать.
  — Вперед! — заорал я. — К «Императору»! Пока они в шоке!
  Мы рванули сквозь облако обломков, оставляя за собой след из горящего металла и разбитых иллюзий. Путь к трону Бога был открыт, но он был усеян трупами.
  
  Глава 39: Математика Смерти
  Успех — это самый коварный наркотик во вселенной. И мы приняли слишком большую дозу.
  Когда «Левиафан» прорвал третью линию обороны, превратив строй эсминцев в горящий металлолом, я почувствовал вкус победы. Он был сладким, как железо на губах, и пьянящим, как чистый кислород. Мой Фантомный Флот делал свое дело: вражеские дредноуты палили в пустоту, расходуя мегатонны энергии на борьбу с призраками, пока мы — настоящие, живые, злые — скользили в «мертвых зонах» их радаров, нанося точечные, хирургические удары.
  — Дистанция до «Императора» — пятьсот километров! — кричал Зак. Его пальцы мелькали над деком, взламывая каналы связи врага и сея дезинформацию. — Их щиты мерцают! Вэнс перебрасывает энергию на фронтальные дефлекторы! Мы можем проскочить под брюхом!
  — Лео! — я мысленно слился с кораблем, чувствуя, как его гигантские мышцы сокращаются, готовясь к рывку. — Рывок на полную! Таранная скорость! Если мы не пробьем их строй сейчас, они нас зажмут!
  — Держитесь за что-нибудь! — взревел Лео.
  Живой дредноут сжался, как пружина, и выстрелил собой вперед. Мы летели сквозь ад. Взрывы расцветали вокруг нас огненными букетами. Осколки чужих кораблей барабанили по нашей хитиновой шкуре, но мы были быстрее. Мы были неудержимы.
  Впереди, заслоняя свет аккреционного диска, вырастала громада флагмана. «Император» был не просто кораблем — это был стальной утес, о который разбивались волны истории.
  — Вижу стыковочный шлюз! — доложила Елена. — Он открыт! Они выпускают истребители!
  — Мы войдем через него! — решил я. — Абордаж! Мы захватим мостик!
  И в этот момент вселенная моргнула.
  Это не было похоже на удар. Удар — это событие, растянутое во времени, имеющее начало и конец. Это было мгновенное изменение констант бытия.
  «Левиафан» вдруг перестал быть легким и быстрым. Он стал тяжелым. Невообразимо, чудовищно тяжелым.
  Гул реактора сменился визгом, переходящим в ультразвук. Инерция исчезла. Нас словно схватила невидимая рука бога и пригвоздила к координатной сетке пространства.
  Мои фантомные корабли — тысячи иллюзорных Левиафанов, которые мы создавали с таким трудом — мигнули и растворились без следа. Иллюзия требовала тонкой настройки энергии, а теперь вся энергия уходила на то, чтобы просто не схлопнуться внутрь себя под собственным весом.
  — Гравитационная аномалия! — завопил Нексус (голосом Лео). — Локальное искажение метрики! 100G! Нас... нас взвесили!
  На мостике людей (нас) вдавило в кресла. Кости затрещали. Если бы не компенсаторы Лео и наши генетически модифицированные тела, мы бы превратились в лужу протоплазмы на полу. Мое зрение затуманилось красной пеленой.
  Я с трудом поднял голову, чувствуя, как на шею давит гиря в полтонны.
  На обзорном экране я увидел причину.
  Вокруг «Императора» развернулись четыре неприметные баржи, которые мы приняли за заправщики. Между ними натянулась фиолетовая сеть — чистая, концентрированная гравитация.
  Мы попались. Мы были мухой, которая влетела в паутину, сплетенную из самой ткани мироздания.
  [Борт супердредноута «Император». Точка зрения: Адмирал Маркус Вэнс]
  Маркус Вэнс стоял у панорамного окна, заложив руки за спину. Его поза выражала не триумф, а спокойное удовлетворение ученого, чей эксперимент подтвердил теорию.
  Он наблюдал, как одинокий, пульсирующий чернотой био-корабль застыл посреди пустоты, пойманный в ловушку.
  Зрелище было жалким и величественным одновременно. Зверь бился в цепях. «Левиафан» пытался дать тягу, его дюзы изрыгали потоки плазмы, но он не сдвинулся ни на метр. Гравитационный Якорь держал его крепче, чем любая сталь.
  — Законы физики, Алекс, — тихо произнес Вэнс, словно старый друг мог его услышать сквозь вакуум. — Они абсолютны. Ты можешь менять тела, можешь создавать иллюзии, можешь даже обмануть смерть. Но ты не можешь обмануть гравитацию. Масса есть масса. И твоя масса теперь принадлежит мне.
  — Цель зафиксирована, сэр, — доложил офицер тактики. — Щиты противника коллапсируют под давлением. Их орудия подавлены. Мы можем уничтожить их одним залпом главного калибра.
  Вэнс покачал головой.
  — Уничтожить? Какое расточительство. Там, внутри этой агонизирующей плоти, находятся ключи к будущему человечества. Живой корабль, способный пересекать горизонт событий без Ключа. Псионик, видящий сквозь время. И сам Алекс Росс — единственный успешный пример переноса сознания без потери личности.
  Он повернулся к экрану связи.
  — Командор Силва. Отряд «Тишина» готов?
  На экране появилось лицо, скрытое зеркальной маской.
  — Мы готовы, Адмирал. Ждем приказа на инъекцию.
  — Начинайте, — кивнул Вэнс. — Вскройте эту устрицу. Но жемчужину не царапать. Мне нужны Росс, ИИ корабля и Псионик живыми. Остальных... на ваше усмотрение.
  Он вернулся к окну.
  — Хаос всегда проигрывает Порядку, — прошептал он. — Потому что Хаос — это эмоции. А Порядок — это математика. И в этом уравнении, Алекс, ты — лишняя переменная, которую нужно сократить.
  [Борт «Левиафана». Точка зрения: Алекс Росс]
  — Они нас не убивают, — прохрипел я, борясь с тошнотой от гравитационного пресса. Кровь стучала в висках. — Если бы хотели, уже бы распылили. Вэнс хочет взять нас живыми.
  — Лучше бы убили, — прорычал Лео (его аватар распластался на полу, мерцая, как сломанная лампа). — Я чувствую их! Абордажные капсулы! Десятки! Они летят ко мне! Они хотят проникнуть мне под кожу!
  На экранах мы увидели их. Черные, игловидные аппараты, отделившиеся от «Императора». Они не стыковались шлюзами. Они летели на таран.
  Удар. Еще удар. И еще.
  Весь корабль содрогнулся. Я почувствовал острую, пронзительную боль в боку, словно в меня воткнули десятки шприцев.
  Это были «Термиты» — абордажные боты, предназначенные для пробивания брони и высадки десанта прямо в коридоры. Они ввинчивались в плоть Лео, впрыскивая внутрь свой груз.
  — Нарушение герметичности в секторах 4, 7 и 12! — крикнула Елена. — Внутренние сенсоры фиксируют движение! Вражеский десант на борту!
  Я с трудом отстегнул нейро-коннекторы. Быть кораблем сейчас было слишком больно. Мне нужно было снова стать солдатом.
  — Лео, блокируй коридоры! — скомандовал я, вставая. Ноги подгибались, но экзоскелет, который я предусмотрительно надел, держал меня. — Сжимай переборки! Залей их кислотой!
  — Я пытаюсь! — взвизгнул Аватар. — Но Якорь давит на меня! Мои рефлексы заторможены! Я как муха в янтаре! Я не могу сокращать мышцы!
  — Тогда работаем по старинке, — я взял со стойки тяжелый плазменный дробовик. — Грегор! Твой выход. Они пришли в наш дом без приглашения. Покажи им, где у нас выход.
  Грегор (Бастион) поднялся во весь рост. Его массивное тело, закованное в броню, казалось несокрушимым даже под гнетом гравитации. Он проверил ленту пулемета.
  — Я люблю гостей, — оскалился он. — Особенно тех, кто не стучится.
  Мы разделились.
  Рикко, Анна и Зак остались в рубке — это был наш последний рубеж. Лео запечатал двери мостика костяной броней метровой толщины.
  Я, Грегор, Елена и Кай выдвинулись навстречу врагу. Нам нужно было не дать им добраться до реактора и до мозга корабля.
  Мы встретили их в центральной галерее — широком коридоре, похожем на пищевод, с ребристыми стенами, пульсирующими красным светом.
  Отряд «Тишина».
  Они двигались бесшумно, словно тени, отделившиеся от стены. Черная, поглощающая свет броня. Зеркальные маски без глаз. Гравитационные ботинки позволяли им бегать по стенам и потолку, игнорируя притяжение Якоря — у них были свои компенсаторы.
  Их было двадцать.
  — Контакт! — рявкнул Грегор и нажал на спуск.
  Роторный пулемет заговорил басом. Трассеры прошили полумрак, ударяя в черные фигуры.
  Обычного человека разорвало бы в клочья. Но «Тишина» — это не люди. Это киборги высшего класса, лишенные страха и боли.
  Двое упали, их броня была пробита, но они продолжали ползти, пытаясь стрелять в ответ. Остальные рассыпались веером, используя стены и потолок как опору.
  Они открыли ответный огонь. Игольчатые винтовки. Бесшумные, смертоносные.
  Иглы застучали по моей броне, пытаясь найти уязвимое место. Одна чиркнула по шлему, оставив глубокую борозду.
  — Кай! — крикнул я. — Щит!
  Слепой монах ударил посохом. Синяя волна пси-энергии встала перед нами стеной. Иглы завязли в ней, повиснув в воздухе.
  — Их разумы пусты, — прошептал Кай, и я увидел, как пот течет по его лбу. — Это не люди, Алекс. Это алгоритмы в плоти. Я не могу напугать их. Я не могу обмануть их.
  — Значит, будем ломать! — Елена швырнула гранату — не осколочную, а ЭМИ.
  Взрыв синей плазмы ослепил зеркальные маски. Киборги на секунду потеряли координацию.
  Этого хватило.
  Я рванул вперед, используя реактивные ускорители костюма. Удар приклада в маску ближайшего врага. Хруст. Выстрел в упор в сочленение шеи.
  Грегор работал как молот. Он отбросил пулемет, когда кончилась лента, и схватил одного из «тихих» за ногу, с размаху ударив им об пол, как дубиной.
  Но их было слишком много. И они были быстрыми.
  Они перегруппировались. Трое из них синхронно прыгнули на Кая, понимая, кто держит оборону.
  Монах отбросил двоих телекинезом, но третий проскользнул под ударом и вонзил виброклинок Каю в бедро.
  — Агх! — Кай упал на одно колено. Щит мигнул и исчез.
  — Назад! — заорал я. — Отходим к перекрестку! Лео, смывай их!
  Лео услышал. Стена коридора справа от нас внезапно раскрылась, и оттуда хлынул поток пищеварительных ферментов корабля — едкая желтая жижа.
  Она накрыла авангард «Тишины». Кислота начала разъедать их броню. Они не кричали (у них были отключены вокальные модули), но их движения стали хаотичными.
  Мы отступили, таща раненого Кая.
  Мы забаррикадировались в узком техническом туннеле.
  Я осмотрел своих. Грегор дышал тяжело, его броня была иссечена, из плеча торчал осколок. Елена была цела, но её запас энергии был на исходе. Кай истекал кровью.
  А враг... враг был машиной. Неутомимой.
  — Алекс, — голос Зака в наушнике звучал панически. — Они взламывают внешние шлюзы рубки! Они идут не через коридоры! Они идут по обшивке снаружи!
  Я понял план Вэнса. Он связал нас боем внутри, чтобы отвлечь от главного удара. Он шел за Лео. За мозгом.
  — Нам не удержать их силой, — сказал я, глядя на окровавленного Кая. — Нас переиграли. Якорь держит корабль. Десант давит числом. Вэнс просто ждет, когда мы устанем.
  — У меня есть идея, — вдруг сказал Лео (его голос звучал из динамика на стене, слабый и усталый). — Безумная. Как раз в твоем стиле, Кэп.
  — Говори.
  — Гравитационный Якорь работает на принципе резонанса. Он создает "яму", из которой я не могу выбраться. Но что, если мы сделаем яму глубже?
  — Что?
  — Что, если мы откроем свои щиты и позволим гравитации Черной Дыры схватить нас по-настоящему?
  — Ты хочешь нырнуть в сингулярность? — ужаснулась Елена. — Без Ключа? Нас раздавит!
  — Не совсем, — вмешался Кай. Он прижал руку к ране, но его голос был тверд. — Якорь Вэнса тянет нас назад, к их флоту. Черная Дыра тянет нас вперед. Если мы синхронизируем эти две силы... если мы позволим им разорвать нас на мгновение...
  — Мы создадим эффект рогатки, — закончил я мысль. — Мы используем энергию их ловушки, чтобы выстрелить собой в Дыру.
  — Но есть нюанс, — добавил Лео. — В момент рывка перегрузка будет такой, что любой, кто находится снаружи корабля... или на его обшивке... превратится в фарш.
  Я понял.
  «Тишина», ползущая по корпусу к рубке. Десантные боты, присосавшиеся к бортам. Если мы сделаем рывок, инерция размажет их тонким слоем по броне Лео.
  Но и нас внутри может размазать по стенам.
  — Каковы шансы, что мы выживем? — спросил Грегор.
  — Нулевые, — честно ответил Лео. — Если только Кай не удержит структуру корабля своей магией, а ты, Алекс, не удержишь курс своей упрямой башкой.
  Я посмотрел на своих людей.
  — Лучше сгореть в звезде, чем сгнить в клетке Вэнса. Лео, готовь рывок. Елена, всю энергию на структурную целостность. Кай... на тебя вся надежда.
  Я включил общую связь.
  — Маркус! — крикнул я, зная, что он слушает. — Ты говорил, что Порядок — это математика? Так вот, я в школе плохо учил математику. Зато я хорош в импровизации.
  — Давай, Лео! Рви поводок!
  Живой дредноут взревел.
  Он отключил сопротивление Якорю и одновременно дал полную тягу маршевых двигателей прямо в пасть черной дыры.
  Две чудовищные силы — притяжение Вэнса и притяжение Бездны — вступили в конфликт.
  Пространство вокруг нас зазвенело и лопнуло.
  «Левиафан», визжа от боли и перегрузки, сорвался с места.
  Мы полетели не к флоту. И не от него.
  Мы полетели сквозь реальность, прямо в сердце тьмы, унося на своей шкуре раздавленные останки элитных убийц Империи.
  Последнее, что я видел перед тем, как потерять сознание от перегрузки — это изумленное лицо Вэнса на экране связи, которое рассыпалось на пиксели.Мы ушли за Горизонт.
  
  Глава 40: Изнанка Реальности
  ​Пробуждение было похоже на всплытие со дна ртутного океана. Тяжелое, вязкое, токсичное.
  Первым вернулся звук. Это был не привычный гул реактора и не шелест вентиляции. Это был звук, которого не должно существовать в природе: низкий, вибрирующий стон, напоминающий пение григорианских монахов, пропущенное через дисторшн. Звук сжатого пространства.
  ​Я открыл глаза.
  Мир вокруг был неправильным. Цвета инвертировались. Стены рубки, обычно темно-бордовые, пульсировали ядовито-неоновым белым светом, а экраны мониторов излучали тьму.
  Мое тело... я чувствовал его, но как-то дистанцированно. Руки казались бесконечно длинными, а ноги — крошечными. Эффект спагеттификации, о котором предупреждали физики, здесь, внутри горизонта событий, стал не смертью, а новой формой восприятия.
  ​— Доклад... — я попытался сказать это, но изо рта вылетели пузыри тишины. Воздух был слишком плотным.
  ​— Дыши медленнее, Алекс, — голос Кая прозвучал прямо в моем мозгу, чистый и ясный, как колокольчик. — Ты пытаешься говорить звуковыми волнами. Здесь они не работают. Говори мыслью. Мы все теперь... подключены.
  ​Я моргнул, перестраивая фокус. Зрение начало возвращаться к норме, или, по крайней мере, мой мозг перестал паниковать и начал интерпретировать искаженные сигналы.
  Я сидел в пилотском кресле. Нейро-коннекторы все еще были в моем затылке, но связь с кораблем изменилась. Раньше это был диалог: я приказывал, Лео отвечал. Теперь это было слияние. Я чувствовал, как чешется его киль, как ноют дюзы.
  ​— Лео? — позвал я мысленно.
  ​Аватар Лео материализовался не на полу, а на потолке. Он выглядел ужасно. Его цифровая кожа была покрыта трещинами, из которых сочился код вперемешку с кровью.
  — Меня тошнит, Кэп, — простонал он. — Меня тошнит временем. Я чувствую вкус прошлой недели во рту. И у меня дыра в боку.
  ​— Статус экипажа? — я заставил себя сесть ровно, игнорируя головокружение.
  ​— Все живы, — отозвалась Елена с инженерного поста. Она висела в воздухе в позе лотоса, её волосы развевались, словно под водой. Гравитация в рубке отсутствовала. — Но системы жизнеобеспечения работают на парадоксальной энергии. Мы дышим... я даже не знаю чем. Вероятностями?
  ​Я огляделся.
  Грегор (Бастион) приходил в себя у орудийной консоли, потирая массивный затылок. Рикко и Анна сидели в углу, держась за руки так крепко, словно боялись, что их разнесет в разные вселенные. Зак... Зак, кажется, был единственным, кто получал удовольствие. Хакер парил перед обзорным экраном, его глаза сияли за стеклами очков.
  ​— Посмотрите на это, — прошептал Зак. — Это не тьма. Это... всё.
  ​Я посмотрел на экран.
  Мы ожидали увидеть черноту. Пустоту. Конец света.
  Вместо этого мы увидели Свет.
  Внутри Черной Дыры не было темно. Весь свет, который она поглощала миллиарды лет, был здесь. Он закручивался в невероятные фрактальные спирали, образуя коридоры, дворцы и океаны фотонов. Это была библиотека Вселенной. Стены этого туннеля состояли из застывших моментов истории галактики.
  Физика здесь не работала. Здесь работала только Воля.
  ​— Мы внутри Сингулярности, — сказал Кай. Он подошел (подплыл) ко мне. Его слепые глаза горели синим пламенем. — Здесь мысль становится материей. Будьте осторожны со своими страхами. Они могут вас съесть.
  ​Вдруг «Левиафан» содрогнулся. Это был не удар снаружи. Это был спазм изнутри.
  — Боль! — вскрикнул Лео. — Сектор 7! Они там! Они грызут меня!
  ​— Кто? — я напрягся, рука сама потянулась к кобуре с плазменным пистолетом (который, слава богу, остался материальным).
  ​— «Тишина», — прошипел Аватар. — Те твари, что ползли по обшивке. Когда мы прыгнули, гравитация размазала их. Но трое... трое успели прорезать шлюз и войти внутрь. Они в грузовом отсеке. И они, черт возьми, злые.
  ​— На борту враг, — я отстегнул ремни. — Грегор! Елена! Кай! За мной. Рикко, Анна, Зак — заблокируйте рубку. Лео, дай мне карту повреждений и веди нас к ним.
  — Мы не для того выжили в пасти бога, чтобы нас убили три недобитых киборга.
  ​Путь к грузовому отсеку был похож на путешествие по кишкам больного дракона.
  Коридоры «Левиафана» меняли форму. Прямые углы исчезали, превращаясь в спирали Мебиуса. Пол становился потолком.
  — Держитесь за реальность, — наставлял Кай, идя впереди. Его посох излучал сферу стабильности. — Не верьте глазам. Верьте памяти о том, где верх, а где низ.
  ​Мы добрались до Сектора 7.
  Дверь была вырезана лазером. Края раны дымились и кровоточили — корабль пытался заживить пробоину, наращивая костную мозоль, но металл был быстрее.
  ​Мы вошли.
  Грузовой отсек был огромным, похожим на пещеру. Здесь гравитация сходила с ума. Ящики с припасами плавали в воздухе, сталкиваясь и разлетаясь. Капли воды (конденсат) висели идеальными сферами.
  И там были они.
  ​Трое выживших из отряда «Тишина».
  Они выглядели кошмарно. Перегрузка при переходе искалечила их. Их броня была смята, конечности вывернуты под неестественными углами. У одного отсутствовала половина головы — зеркальная маска была разбита, обнажая смесь микросхем и мозга.
  Но они двигались. Их тела, поддерживаемые боевыми стимуляторами и резервными системами, продолжали выполнять последнюю директиву: «Уничтожить цель».
  ​Они не использовали зрение. В сингулярности оптика бесполезна. Они сканировали нас эхолокацией.
  Как только мы вошли, они синхронно повернули головы.
  ​— Контакт, — прохрипел один из них. Голос звучал как скрежет металла по стеклу.
  ​— Огонь! — скомандовал я, ныряя за парящий контейнер.
  ​Бой в невесомости, да еще и в искаженной реальности — это танец смерти на льду.
  Грегор оттолкнулся от стены, превратившись в живую торпеду. Он открыл огонь из своего пулемета. Трассеры оставляли в воздухе светящиеся следы, которые не исчезали, а застывали, как неоновые нити. Время здесь текло вязко.
  Пули ударили в киборгов, выбивая искры и куски плоти.
  Но они не падали.
  ​Один из убийц — тот, с разбитой головой — прыгнул. Он оттолкнулся от воздуха (да, здесь можно было оттолкнуться от плотности пространства) и полетел на Елену. В его руке был виброклинок.
  Елена не успевала увернуться.
  Но она сделала другое. Она вспомнила уроки Хроноса.
  — Иллюзия! — крикнула она.
  Её фигура размножилась. Пять Елен разлетелись веером.
  Киборг, чей мозг работал на чистой логике, завис. Какую бить?
  Заминки хватило. Настоящая Елена выхватила плазменный резак и полоснула его по ногам.
  ​— Кай, держи их! — крикнул я, стреляя в второго. Мои выстрелы сгибались по дуге из-за гравитационных аномалий. Мне пришлось целиться не во врага, а на метр левее.
  ​Кай ударил посохом.
  — Тяжесть! — его мысленный приказ стал законом физики.
  Вокруг оставшихся двух киборгов гравитация возросла в сто раз. Их прижало к полу. Броня затрещала, металл начал сминаться внутрь, ломая кости.
  Они пытались ползти. Это было страшно. Машины, лишенные инстинкта самосохранения, ползли к нам, даже будучи раздавленными в лепешку.
  ​— Добивайте их, — мрачно сказал Грегор. Он подлетел к одному из них, навел ствол в упор и нажал спуск.
  ​Когда последний враг затих, превратившись в груду лома, мы выдохнули.
  В тишине отсека снова стал слышен стон корабля.
  ​— Лео, — позвал я. — Мы зачистили сектор. Ты как?
  ​— Лучше, — ответил Аватар. — Зуд прошел. Но, Кэп... вам стоит вернуться на мостик. И быстро. Мы кое-куда прилетели.
  ​Мы вернулись в рубку.
  Зак стоял у обзорного экрана, замерев как статуя. Рикко и Анна плакали — тихо, беззвучно, от благоговения.
  Я посмотрел на экран.
  ​Мы прошли сквозь шторм вероятностей.
  Перед нами, в центре Сингулярности, где не должно быть ничего, кроме точки бесконечной плотности, висел Город.
  Это не была планета. Это была конструкция. Цитадель Ноль.
  Гигантская сфера, сотканная из чистой математики и света. Она состояла из вращающихся колец, на которых стояли шпили, башни и дворцы. Геометрия этого места была невозможной — здания росли вниз и вверх одновременно, лестницы замыкались сами на себя.
  А в центре Цитадели сияла Звезда. Не термоядерная. Это была Душа Вселенной. Исходный Код. Демиург.
  ​— Это... красиво, — прошептал Грегор.
  ​— И там кто-то есть, — сказал Кай. Его слепые глаза "видели" ауры. — Я вижу жизнь. Тысячи огней. Это не боги. Это те, кто пришел раньше нас.
  ​— Вэнс, — догадался я. — Он уже там.
  ​— Нет, — покачал головой Зак. — Вэнс только подходит с другой стороны. Я вижу сигнатуры его флота на дальнем сканере.
  — Но на самой Цитадели... Капитан, там древние корабли. Корабли рас, которые исчезли миллионы лет назад.
  — Это место — не просто дом Бога. Это место сбора.
  ​Вдруг эфир взорвался голосами.
  На всех частотах, на всех языках, мертвых и живых, зазвучало приветствие.
  «Странники. Разбитые. Искатели. Врата открыты. Но войти может только тот, кто ответит на Вопрос».
  ​— Какой вопрос? — спросил Рикко.
  ​Перед носом «Левиафана» возникла голограмма. Гигантский Страж, сотканный из звездной пыли. У него не было лица, только меняющиеся маски.
  «Зачем вы здесь? Вы пришли просить? Вы пришли брать? Или вы пришли отдать?»
  ​Я посмотрел на свою команду.
  Мы прошли через ад. Мы меняли тела. Мы умирали и воскресали.
  — Мы не просители, — сказал я твердо, активируя внешнюю связь. — Мы не воры.
  — Мы пришли вернуть долг.
  ​Страж склонил голову.
  «Ответ принят. Добро пожаловать в Последнюю Гавань. Но помните: тот, кто за вами... Волк в человеческой шкуре... он ответил иначе».
  ​— Что он ответил? — спросила Елена.
  ​Страж растворился, открывая проход к причалам Цитадели. Но его голос остался эхом:
  «Он сказал: "Я пришел владеть"».
  ​Мы направили «Левиафана» к шпилям Цитадели.
  Гонка закончилась. Началась битва за трон Бога. И теперь мы знали, что наш враг хочет не просто знаний. Он хочет узурпировать само творение.
  ​— Лео, — сказал я. — Паркуйся. И держи пушки теплыми. Здесь будет жарко.
  ​— Я всегда горячий, Кэп, — ответил Зверь, но в его голосе я слышал дрожь. Даже он, древний био-корабль, чувствовал величие этого места.
  ​Мы причалили к платформе из белого света.
  Здесь, в центре всего, время стояло на месте. И здесь нам предстояло дать последний бой за будущее Вселенной.
  
  Глава 41: Хор Забытых Богов
  Мы ступили на причал Цитадели Ноль, и реальность под нашими ногами дрогнула.
  Это был не металл и не камень. Платформа была соткана из уплотненного света, который пружинил под нашими шагами, словно мы шли по поверхности натянутого барабана.
  — Атмосфера пригодна для дыхания, — сообщил Зак, сверяясь с показаниями наручного сканера. Его голос дрожал. — Но состав... Капитан, здесь нет азота или кислорода в привычном понимании. Мы дышим... чистой Энергией, которая еще не решила, чем ей стать.
  Я сделал глубокий вдох. Воздух был холодным, как жидкий гелий, и одновременно обжигающим, как спирт. Он пах озоном, древней пылью и чем-то неуловимо знакомым — запахом, который я чувствовал только в детстве, перед самой сильной грозой.
  Мы оставили «Левиафана» пристыкованным к шпилю из поющего кристалла. Лео (его аватар) отказался идти с нами.
  — Я останусь здесь, Кэп, — сказал он, сидя на аппарели и нервно грызя ноготь. — Это место... оно давит на мои инстинкты. Здесь слишком много порядка. Мой внутренний зверь скулит и хочет забиться под кровать. Я буду охранять шлюз. Если Вэнс прорвется сюда, я встречу его главным калибром.
  Нас осталось семеро. Я, Елена, Грегор, Рикко, Анна, Зак и Кай.
  Мы двинулись вглубь Цитадели по мосту, который висел над бездной, заполненной вращающимися галактиками в миниатюре. Здесь не было перил. Здесь вообще не было гравитации в привычном смысле — нас удерживала на поверхности только собственная уверенность в том, что мы должны идти.
  — Архитектура невозможная, — прошептала Елена. Она шла, запрокинув голову, её глаза инженера пытались осмыслить увиденное. — Смотрите. Эти башни... они не построены. Они растут из математических уравнений. Это фрактальная геометрия, воплощенная в материи. Кто мог создать такое?
  — Те, кто был до нас, — ответил Кай. Слепой монах шел впереди, его посох стучал по световому полу, и каждый удар отзывался эхом, похожим на звон колокольчика. — Я слышу их. Они везде.
  — Кто «они»? — Грегор крепче сжал свой пулемет. Оружие казалось здесь чужеродным, варварским артефактом.
  Вместо ответа пространство вокруг нас начало меняться.
  Стены коридора, по которому мы шли, раздвинулись. Мы оказались в огромном зале, купол которого был прозрачным и открывал вид на Ядро Сингулярности — ослепительно-белую звезду, вокруг которой вращалась вся эта конструкция.
  И зал был полон.
  Здесь были тысячи существ. Но не таких, как мы или вилосианцы. Это были не биологические виды. Это были сущности, перешагнувшие порог материального существования.
  Одни напоминали сгустки разумной плазмы, меняющие цвет в зависимости от мыслей. Другие были похожи на сложные геометрические фигуры из живого металла, постоянно трансформирующиеся. Третьи были просто звуковыми волнами, вибрирующими в воздухе.
  Это были экипажи тех древних кораблей, что мы видели снаружи.
  Странники. Выжившие из предыдущих циклов Вселенной. Те, кто достиг конца пути и остался здесь ждать... чего?
  Когда мы вошли, гул голосов стих. Тысячи "глаз" (или сенсоров, или просто точек внимания) обратились на нас.
  Я почувствовал давление чужого разума. Это была не атака, а сканирование. Нас взвешивали, оценивали, разбирали на атомы и собирали заново за доли секунды.
  Вперед выступило существо, похожее на высокий столб струящегося серебряного песка. У него не было лица, но я почувствовал, что оно смотрит на меня.
  «Приветствуем вас, Младшие,» — голос прозвучал в наших головах. Это был не один голос, а хор, в котором сливались тысячи тембров. Кай поморщился — для его чувствительного слуха это было слишком громко.
  — Кто вы? — спросил я, стараясь, чтобы мой мысленный голос звучал твердо.
  «Мы — Хор. Мы — Эхо тех, кто ушел. Мы ждем следующего Вдоха Демиурга, чтобы начать новый цикл бытия. А вы... вы пришли из мира, который еще не завершен. Вы пришли рано. И вы принесли с собой Тень».
  — Тень — это Маркус Вэнс, — вмешался Рикко. Он держал Анну за руку, и я видел, как они оба дрожат от страха и благоговения. — Он хочет захватить это место.
  Серебряный столб заколебался.
  «Захватить? Какая наивность. Это место нельзя захватить. Им можно только стать. Демиург — это не трон, на который можно сесть. Это Исходный Код. Тот, кто сливается с ним, перестает быть собой и становится Всем».
  — Вэнс этого не понимает, — сказал Зак. — Он думает, что это пульт управления. Если он доберется до Кода, он не станет им. Он попытается его переписать. Он хочет навязать Вселенной свою волю. Свой порядок.
  По залу прошел ропот ужаса. Сущности заволновались. Плазменные сгустки вспыхнули тревожным багровым светом. Геометрические фигуры завращались быстрее, складываясь в шипастые, агрессивные формы.
  «Переписать Код... Это Ересь. Это приведет к Коллапсу. Если он нарушит гармонию, Сингулярность схлопнется, уничтожив не только этот цикл, но и возможность следующего. Вселенная станет мертвым кристаллом».
  Существо из песка приблизилось ко мне. Я почувствовал холод, исходящий от него.
  «Почему вы противостоите ему? Вы ведь тоже искали бессмертия. Мы видим ваши перекроенные тела. Вы тоже хотели стать богами».
  Я посмотрел на свою команду. На шрамы Грегора. На решимость в глазах Елены. На любовь Рикко и Анны.
  — Мы хотели не бессмертия, — ответил я. — Мы хотели свободы. Права самим выбирать свою судьбу. Вэнс хочет отобрать этот выбор у всех. Он хочет превратить галактику в свою личную казарму.
  «Свобода...» — Хор задумался. Это слово казалось им странным, архаичным. «Это опасная переменная. Хаос. Но... в хаосе есть жизнь».
  Внезапно пол под нашими ногами содрогнулся. Это было не физическое землетрясение. Это была вибрация самой структуры реальности. Свет в зале мигнул.
  Высокий, чистый звук, похожий на звон разбитого стекла, пронзил воздух.
  Кай упал на колени, зажав уши руками.
  — Врата! — закричал он. — Он прорывается! Он использует Ключ как таран!
  Над куполом зала, там, где сияло Ядро, пространство начало разрываться. Сквозь ткань бытия проступали очертания гигантского корабля.
  «Император». Флагман Вэнса.
  Он входил в Цитадель не как паломник, а как завоеватель. Его орудия были развернуты. Его щиты сияли агрессивным красным светом.
  Хор запаниковал. Древние сущности заметались, теряя форму, растворяясь в стенах. Они были наблюдателями, а не воинами. Они пережили миллиарды лет, но оказались не готовы к грубой силе.
  Серебряное существо повернулось ко мне.
  «Он здесь. Волк пришел в Святилище. Мы не можем его остановить. Наша природа — созерцание. Ваша природа — действие».
  Оно начало распадаться, превращаясь в поток света, который устремился к Ядру.
  «Защитите Код, Младшие. Или станьте свидетелями Конца Времен».
  Зал опустел. Остались только мы. И тень «Императора», нависающая над нами.
  Я включил комм-линк.
  — Лео! Статус!
  Голос Лео прорывался сквозь статические помехи, полный ярости и азарта.
  — Вижу его, Кэп! Эта жирная стальная свинья только что вывалилась из подпространства прямо над моей башней! Он выпускает десант! Сотни «Термитов»! И... о, черт... Алекс, у него есть что-то еще.
  — Что?
  — Он выпускает... Титанов.
  Я посмотрел на Грегора. Бывший сержант только хищно усмехнулся и передернул затвор пулемета.
  — Титаны, — сказал он. — Мехи класса «Атлас». Двадцать метров ходячей смерти. Я всегда мечтал завалить такого.
  Я повернулся к команде. Время разговоров с богами кончилось. Пришло время делать то, что мы умеем лучше всего. Выживать.
  — Елена, Зак — ваша цель Ядро. Найдите интерфейс Демиурга. Поймите, как он работает, прежде чем Вэнс доберется до него. Рикко, Анна — прикрывайте их.
  — Грегор, Кай... и я. Мы идем встречать гостей.
  — Мы будем драться с Титанами пешком? — уточнил Зак.
  — Нет, — я активировал свой экзоскелет, чувствуя, как сервоприводы отзываются на движение моих новых мышц. — Мы будем драться с ними как экипаж «Левиафана».
  — Лео! Мне нужна поддержка огнем! И... мне нужна моя старая игрушка.
  — Понял тебя, Кэп, — отозвался Зверь. — Открываю арсенал. Твой «Центурион» готов.
  Где-то в недрах Цитадели, в ангаре «Левиафана», пробудился мой старый корпус. Трехметровая боевая машина, которую я покинул ради человеческого тела. Теперь она станет моим оружием. Моим аватаром в этой битве.
  Мы побежали к выходу из зала, навстречу грохоту разрывов и поступи механических гигантов, которые пришли, чтобы осквернить храм мироздания. Война за будущее началась.
  
  Глава 42: Сталь и Пепел
  Война имеет свой ритм. Это не хаотичный шум, как думают гражданские. Это перкуссия. Удар сердца, удар затвора, удар взрывной волны. И здесь, в центре Сингулярности, где время и пространство сплелись в невозможный узел, этот ритм стал оглушительным.
  Я сидел в пилотском ложементе «Левиафана», но мои глаза видели не рубку. Мой разум был расщеплен. Половина меня оставалась в человеческом теле — потеющем, дрожащем от адреналина, сжимающем тактический планшет. Вторая половина находилась в стальной оболочке моего старого корпуса — модели «Центурион-7».
  Это было странное, шизофреническое чувство. Я чувствовал холод кондиционера на коже и одновременно — жар плазменного реактора в груди. Я был хрупок и несокрушим одновременно.
  — Сброс! — скомандовал Лео.
  Мой стальной аватар вылетел из десантного шлюза. Я падал сквозь сияющий туман Цитадели, набирая скорость. Земля — или то, что здесь заменяло землю, плиты из уплотненного света — приближалась стремительно.
  Впереди меня, словно метеориты, падали десантные капсулы «Императора». Они врезались в поверхность, раскрываясь лепестками, и из них выходили они.
  Титаны.
  Мехи класса «Атлас». Двадцатиметровые шагающие крепости. Их броня была черной, матовой, поглощающей свет звезд. Их шаги сотрясали саму структуру реальности.
  Я приземлился. Ударная волна от моего падения (три тонны легированной стали) разбросала кристаллическую пыль.
  Рядом со мной приземлились Грегор и Кай. Они были в своих био-костюмах, крошечные муравьи перед лицом богов войны.
  — Их двенадцать, — голос Грегора в моем аудиосенсоре звучал спокойно. Слишком спокойно. — И у них плазменные излучатели калибра «Вулкан». Алекс, если они дадут залп, от нас останется только воспоминание.
  — Не дай им выстрелить, — ответил я, и мой голос (голос Центуриона) прозвучал как грохот камнепада. — Кай, мне нужен туман. Закрой нас.
  Слепой монах поднял посох. Кристалл на его конце вспыхнул, но не светом, а тьмой. Он потянул за нити реальности, сгущая тени, заставляя свет огибать нас.
  — Марево, — прошептал он.
  Вокруг нас возникла сфера искажения. Оптические сенсоры Титанов потеряли цель.
  — Вперед! — скомандовал я.
  Я рванул с места. Мои сервоприводы, разогнанные Лео до предела, позволили мне двигаться с скоростью гоночного болида. Я был маленьким по сравнению с Титанами, но я был быстрым.
  Я проскользнул под ногами первого гиганта. Он попытался наступить на меня, но я уже был за его спиной.
  Мой манипулятор трансформировался в мономолекулярный клинок.
  Удар по коленному суставу.
  Сноп искр. Гидравлика Титана лопнула, брызнув кипящим маслом. Гигант пошатнулся и рухнул на одно колено, его броня скрежетнула о пол.
  — Один есть! — крикнул я.
  Грегор не стал прятаться. Он включил реактивный ранец своего костюма и взмыл в воздух. Он летел прямо в лицо второму Титану.
  Это было безумие. Человек с ручным гранатометом против танка.
  Но Грегор знал анатомию этих машин. Он знал, где у них «глаза».
  Он выпустил ракету в упор, прямо в сенсорную панель «головы» меха. Взрыв ослепил пилота. Титан начал палить вслепую, разрывая своим огнем мост и задевая своих же.
  В это время Елена, Зак, Рикко и Анна пробирались к центральному Шпилю — Ядру Демиурга. Их путь лежал через «Сад Скульптур» — поле, усеянное застывшими во времени взрывами сверхновых. Красиво и смертельно опасно.
  [Борт супердредноута «Император». Точка зрения: Маркус Вэнс]
  Вэнс наблюдал за битвой с высоты своего трона. Тактическая голограмма показывала хаос. Его элитный отряд Титанов, гордость Федерации, увяз в бою с... пехотой?
  — Невозможно, — прошептал он. — Как они это делают?
  — Псионик, сэр, — доложил офицер связи. — Он искажает телеметрию. Наши пилоты докладывают, что видят... монстров. Галлюцинации. Один пилот катапультировался, крича, что его кабина полна змей.
  Вэнс сжал кулак.
  — Псионика... Грязный трюк. Кай, предатель. Я лично выжег ему глаза, но, видимо, не дожег мозг.
  Он посмотрел на другую часть карты. Маленькая группа диверсантов приближалась к Ядру.
  — Они идут к Интерфейсу. Они думают, что смогут говорить с Богом.
  Вэнс усмехнулся.
  — Глупцы. С Богом нельзя говорить. Бога можно только подчинить.
  — Активировать протокол «Рагнарок». Выпустить «Пожирателей».
  — Но сэр! — офицер побледнел. — Пожиратели — это экспериментальное оружие! Нано-рой, пожирающий материю! В условиях Сингулярности они могут выйти из-под контроля и сожрать саму Цитадель!
  Вэнс повернулся к офицеру. Его взгляд был холоднее вакуума.
  — Цитадель — это просто здание. Мне нужен Код. Если для этого придется сжечь библиотеку — пусть горит. Выполнять.
  [Поверхность Цитадели. Точка зрения: Алекс Росс]
  Мы теснили их. Грегор только что вскрыл кабину подбитого Титана и вышвырнул оттуда пилота (киборга серии «Тишина»), заняв его место. Теперь у нас был свой трофейный мех.
  — О да! — голос Грегора в эфире был полон детского восторга. — Вот это мощь! У этой крошки есть плазменный хлыст!
  Но радость была недолгой.
  Небо над нами потемнело.
  Из шлюзов «Императора» вылетело серое облако. Оно двигалось быстро, как живое существо, меняя форму.
  Оно опустилось на один из шпилей Цитадели.
  И шпиль исчез.
  Он просто растворился, превратившись в серую пыль. Облако стало больше.
  — Нано-рой! — закричала Елена по каналу связи. — «Серая слизь»! Они пожирают материю и реплицируются! Алекс, бегите! Это нельзя убить!
  Облако накрыло отряд Титанов, с которыми мы сражались.
  Я видел, как броня двадцатиметровых машин рассыпается в прах. Пилоты внутри даже не успели закричать. Металл, плоть, стекло — всё превращалось в серый песок.
  Рой пожрал своих и развернулся к нам.
  — Кай! — крикнул я. — Можешь остановить их?!
  Монах стоял на коленях, его лицо было мокрым от пота. Из носа текла кровь.
  — Это не разум... это голод... у них нет воли... я не могу внушить им страх...
  Рой приближался. Это была стена смерти высотой в километр.
  — Лео! — я переключился на корабль. — Удар с орбиты! Выжги это дерьмо!
  — Я не могу стрелять по Цитадели! — взвыл Лео. — Здесь всё связано! Если я промахнусь и задену несущую конструкцию, мы все провалимся в Ядро!
  — Тогда мы трупы!
  Вдруг я почувствовал вибрацию. Не от шагов Титана. Не от взрывов.
  Вибрация шла из-под земли. От самого Ядра.
  Свет Цитадели изменился. Белый сменился золотым.
  [У Врат Ядра. Точка зрения: Зак]
  Мы стояли перед Вратами. Это была не дверь. Это была мембрана из чистого света, за которой пульсировал Исходный Код.
  Мы слышали гул Роя за спиной. Смерть была близко.
  — Я не могу взломать это! — Зак бил кулаками по световой панели. — Здесь нет клавиатуры! Нет портов! Это... это музыкальный инструмент!
  — Интерфейс реагирует на гармонию, — сказала Анна. Она стояла рядом, глядя на свет. В её глазах отражалась вечность. — Помните, что говорил Хронос? Вселенная — это песня.
  — У нас нет времени учить ноты! — Рикко перезаряжал винтовку, целясь в коридор, откуда вот-вот должен был появиться Рой.
  Елена подошла к Вратам. Она сняла перчатки.
  Вирус дредноута, который жил в ней, пульсировал под кожей.
  — Это не музыка, — прошептал она. — Это био-ритм. Сердцебиение.
  Она приложила руки к свету.
  — Я слышу его. Демиург... он спит. И ему снится кошмар. Кошмар о войне. Вэнс принес сюда этот кошмар.
  Она закрыла глаза.
  — Мне нужно синхронизироваться. Стать частью его сна. И успокоить его.
  — Ты сгоришь, — предупредил Зак. — Твой мозг не выдержит прямого контакта с Богом.
  — У меня нет выбора, — Елена улыбнулась. Грустно и светло. — Я хотела танцевать, помнишь? Это будет мой лучший танец.
  Она шагнула в свет.
  Врата поглотили её.
  [Поверхность Цитадели. Точка зрения: Алекс Росс]
  Рой был в ста метрах. Я чувствовал, как мои сенсоры начинают сбоить от статического напряжения, которое генерировали наниты.
  Грегор в своем трофейном мехе встал перед нами, закрывая собой Кая.
  — Уходите, командир, — сказал он. — Я задержу их. Моей массы хватит на пару минут переваривания.
  — Отставить, — я встал рядом с ним. Мой «Центурион» казался игрушкой рядом с Титаном, но я не отступал. — Мы держим строй.
  И тут Цитадель запела.
  Это был звук, от которого завибрировала каждая молекула моего тела (и стального, и человеческого). Звук чистой, абсолютной гармонии.
  Рой остановился.
  Серая туча замерла. Наниты, подчиняясь новому приказу, перестали хаотично двигаться. Они начали выстраиваться в узоры. Спирали. Фракталы.
  Они перестали быть оружием. Они стали... искусством.
  — Елена... — прошептал я.
  Свет Ядра расширился, накрывая нас волной.
  Я увидел, как Рой рассыпается на безобидные снежинки.
  Я увидел, как «Император» на орбите теряет энергию — его огни погасли, двигатели заглохли. Демиург проснулся. И он просто выключил войну, как надоедливый будильник.
  Но вместе с этим светом пришла и Тишина.
  Связь с Еленой оборвалась.
  — Она... она растворилась, — голос Зака в эфире был полон ужаса. — Её сигнал исчез. Она стала частью Кода.
  Вэнс был остановлен. Рой уничтожен.
  Но мы потеряли Искру.
  Я стоял посреди поля битвы, окруженный статуями из серой пыли, которые минуту назад были смертоносными машинами, и чувствовал, как мое человеческое сердце разрывается от боли, которую не мог заглушить никакой кибернетический имплант.
  Мы победили. Но цена оказалась невыносимой.
  — Это еще не конец, — голос Кая вывел меня из ступора. Слепец указывал посохом на темную громаду «Императора», дрейфующего в небе. — Вэнс жив. И у него остался последний ход.
  С небес, от мертвого флагмана, отделилась маленькая точка. Челнок. Он шел на посадку прямо к Ядру.
  Адмирал спускался лично. Чтобы взглянуть в глаза Богу и, возможно, убить его.
  — За ним! — скомандовал я, запуская двигатели Центуриона. — Грегор, за мной! Рикко, охраняй Врата! Никто не должен прервать танец Елены!
  Мы побежали к центру, где свет и тьма готовились к финальному столкновению
  
  Глава 43: Отражение Бога
  ​[Врата Ядра. Точка зрения: Маркус Вэнс]
  ​Шлюз челнока опустился с тихим, идеально выверенным шипением, выпуская Маркуса Вэнса в разреженный, наэлектризованный воздух Цитадели.
  Он сделал первый шаг по поверхности, которая не была материей в привычном смысле. Это был застывший свет, твердый, как алмаз, и теплый, как живая плоть. Под подошвами его магнитных ботинок пробегали волны золотистой энергии, словно пол реагировал на его присутствие.
  ​Вэнс был одет не в парадный адмиральский мундир, а в «Костюм Первопроходца» — вершину индивидуальной защиты, созданную лабораториями Синдиката. Гладкая, снежно-белая броня без единого шва, интегрированная с системой жизнеобеспечения, способной поддерживать его существование даже в короне звезды. Его лицо было скрыто прозрачным визором, на который выводились потоки тактических данных.
  В правой руке он сжимал Ключ — черный многогранник размером с человеческое сердце, пульсирующий анти-светом. Артефакт, ради которого были сожжены планеты и стерты памяти тысяч людей.
  ​Перед ним возвышалось ОНО.
  Ядро.
  Это не было ни машиной, ни существом. Это был Столп. Ослепительный, бесконечно высокий столб чистой энергии, уходящий в зенит и в надир, пронзающий саму структуру Сингулярности. Внутри столпа вращались кольца символов — язык, на котором была написана операционная система Вселенной.
  Вэнс ожидал почувствовать трепет. Религиозное благоговение. Страх перед неизведанным.
  Но он почувствовал только... профессиональное раздражение.
  Хаос. Код был неструктурированным. Он тек, как горная река, постоянно меняя русло, создавая непредсказуемые завихрения, водовороты и тупики. Это была не архитектура. Это была джазовая импровизация космического масштаба.
  ​— Неэффективно, — произнес он вслух. Его голос, усиленный динамиками костюма, отразился от стен зала многократным эхом. — Столько энергии тратится впустую. На эмоции. На случайности. На боль. Энтропия в чистом виде.
  ​Он уверенно подошел к Интерфейсу — пульту управления, который выглядел как орган, вырезанный из цельного куска поющего хрусталя. То самое место, где исчезла Елена.
  Он видел её след. Тонкая, едва заметная рябь в потоке данных, чужеродная гармоника в симфонии. Она была там, внутри, растворенная в свете, пытаясь... что? Танцевать с Богом? Убаюкивать его своими наивными человеческими эмоциями?
  — Глупая девочка, — Вэнс жестко подключил Ключ к разъему. — Ты пытаешься подружиться с океаном во время шторма. А я пришел построить плотину.
  ​Черный многогранник с щелчком вошел в паз.
  Свет Ядра изменился мгновенно. Золотой, теплый, живой оттенок начал уступать место холодному, стерильному синему сиянию. Цвету льда. Цвету логики.
  Вэнс положил руки на панель, и нано-иглы из перчаток вонзились в хрусталь.
  — Инициация протокола «Порядок», — скомандовал он мысленно. — Переписать базовые константы. Убрать фактор случайности. Заморозить распад. Привести систему к Стабильности.
  ​Он почувствовал сопротивление. Не физическое. Ментальное. Сама Вселенная не хотела быть упорядоченной. Она брыкалась, как дикая лошадь, которую впервые пытаются оседлать. Она кричала голосами рождающихся звезд и умирающих галактик.
  Но у Вэнса была воля, закаленная годами политических интриг и безжалостных решений. И у него был Ключ — бэкдор, оставленный древними архитекторами.
  Он начал переписывать реальность.
  Перед его мысленным взором проносились картины. Он видел, как далеко, на орбитах далеких звезд, прекращаются бессмысленные войны, потому что агрессия удаляется из генома разумных рас. Как болезни исчезают, потому что бактерии перестают мутировать, подчиняясь единому стандарту. Как люди перестают стареть, потому что их клетки застывают в идеальном состоянии вечной юности.
  Это был Рай. Статичный, неизменный, вечный Рай. Мир без боли, без потерь, без страха. Скучный, как морг, но безопасный и предсказуемый.
  ​Вдруг земля под его ногами содрогнулась.
  Не от работы Ядра. От удара.
  Вэнс медленно обернулся.
  К нему бежали две фигуры, прорываясь сквозь остатки нано-роя.
  Огромный, закопченный, покрытый вмятинами Титан, на груди которого красовалась наспех нарисованная краской из баллончика эмблема «Левиафана». И поменьше — боевой дройд серии «Центурион», двигающийся с пугающей грацией живого человека.
  Грегор и Алекс.
  ​— Ты опоздал, Алекс! — крикнул Вэнс, не отрывая рук от панели. Потоки данных струились по его рукам, вливаясь в костюм. — Процесс запущен! Посмотри вокруг! Я исправляю ошибки Творения! Я делаю то, на что у Бога не хватило смелости!
  ​[У Врат Ядра. Точка зрения: Алекс Росс]
  ​Я слышал его. И я видел, что он делает.
  Мир вокруг нас умирал.
  Свет, который раньше наполнял Цитадель жизнью, становился мертвым. Кристаллические шпили, которые пульсировали и меняли форму, словно дышали, начали застывать, превращаясь в идеальные геометрические кубы с острыми гранями. Воздух стал сухим, безвкусным и стерильным. Исчезли запахи озона и пыли.
  Я чувствовал это даже через толстую броню Центуриона, через фильтры сенсоров.
  Это была не жизнь. Это была таксидермия вселенского масштаба. Он делал из галактики красивое чучело.
  ​— Ты не исправляешь ошибки, Маркус! — мой голос, усиленный внешними динамиками, гремел как гром. — Ты убиваешь саму суть жизни! Жизнь — это изменение! Это мутация! Это рост через боль и преодоление!
  ​— Боль не нужна! — Вэнс повернулся к нам корпусом, но его руки оставались на пульте, продолжая вливать яд порядка в вены бога. Его лицо за визором шлема было искажено фанатизмом мессии. — Смерть не нужна! Страх потери не нужен! Я даю вам вечность, идиоты! Почему вы сопротивляетесь?! Почему вы цепляетесь за свое право страдать?!
  ​— Потому что вечность в клетке — это ад! — рявкнул Грегор.
  ​Бывший сержант не стал тратить время на философию. Он вскинул трофейный плазменный хлыст своего Титана. Генератор на руке меха взвыл, накапливая заряд.
  Удар.
  Огненная плеть, способная разрезать крейсер, рассекла воздух, с треском устремляясь к фигуре в белом.
  Но адмирал даже не шелохнулся. Он не выставил щит. Он не отпрыгнул.
  Он просто поднял левую руку и разжал пальцы.
  — Остановка, — сказал он. Спокойно. Властно.
  ​И плазменный хлыст замер.
  Не просто остановился в воздухе, повинуясь инерции. Сама плазма — раскаленный газ — застыла, превратившись в твердую, светящуюся дугу, похожую на неоновую вывеску. Вэнс переписал локальный закон термодинамики. Тепло перестало передаваться. Энергия перестала течь. Броуновское движение остановилось.
  ​— Вы в моем мире теперь, — Вэнс медленно сжал кулак. — В мире, где физика подчиняется мне.
  ​Титана Грегора смяло.
  Невидимая сила, вектор гравитации, измененный одним желанием, сжала двадцатиметровую машину, как пустую пивную банку. Броня лопнула с оглушительным скрежетом, гидравлика брызнула фонтаном, который тут же замерз в воздухе ледяными иглами.
  — ГРЕГОР! — заорал я, делая шаг вперед.
  ​Мех рухнул на колени, затем повалился на бок. Кабина пилота была деформирована, но, судя по показаниям сканеров, жизненные показатели Грегора еще теплились. Вэнс не убил его. Он просто выключил его из игры. Как фигуру на доске.
  ​Вэнс перевел взгляд на меня.
  — Твоя очередь, Алекс. Твой старый корпус... модель «Центурион». Он полон ностальгии, верно? Ты прячешься в нем, как ребенок под одеялом. Давай удалим этот атавизм.
  ​Я почувствовал, как мои сервоприводы отказывают.
  Это не была поломка. Металл моего корпуса начал менять структуру. Углеродные связи ослабевали. Сталь становилась хрупкой, как стекло. Он разбирал меня на атомы силой мысли, используя интерфейс Бога как консоль администратора.
  Я не мог двигаться. Я не мог поднять руку с оружием. Мои системы выдавали каскад критических ошибок.
  Я был мухой в янтаре. Заперт в собственном теле.
  ​— Ты всегда был идеалистом, — Вэнс подошел ко мне. Он был маленьким человеком перед моим трехметровым роботом, но сейчас он возвышался надо мной, как гора. — Ты хотел спасти всех. А я спасу всех, даже если мне придется превратить их в статуи, чтобы они перестали убивать друг друга.
  Он поднял руку, его пальцы светились синим огнем распада.
  — Прощай, старый друг. Твой хаос здесь больше не нужен.
  ​Я закрыл глаза (отключил оптику). Я ждал конца.
  И тут свет мигнул.
  Синий, стерильный, мертвый свет Вэнса дрогнул.
  По нему прошла рябь. Фиолетовая. Живая. Неправильная.
  Она шла изнутри Столпа.
  ​Вэнс замер. Его рука зависла в сантиметре от моей груди.
  — Что? — его голос потерял уверенность. — Ошибка компиляции? Невозможно. Ключ абсолютен. Я контролирую поток.
  ​— Ключ — да, — раздался голос.
  Он звучал не из динамиков. Он звучал из каждого кристалла, из каждого атома воздуха. Это был голос Елены. Но не механический, и не человеческий. Это был голос Музыки. Голос ветра в листве. Голос прибоя.
  — Но Дверь... Дверь живая, Маркус. И она не любит, когда её пинают ногами.
  ​Столп Света за моей спиной взорвался цветом.
  Фракталы. Спирали. Безумные, асимметричные узоры, которые нарушали все законы евклидовой геометрии, которые так старательно навязывал Вэнс.
  Это был Танец.
  Елена была там. Она слилась с Демиургом не чтобы подчинить его, а чтобы разбудить. Она не отдавала приказы. Она пригласила Бога на танец.
  Она вернула системе Хаос. И не просто хаос, а Джаз.
  ​Власть Вэнса над реальностью ослабла. Законы физики, которые он завязал в узел, распрямились с эффектом пружины.
  Мои приводы ожили. Металл снова стал твердым. Застывшая плазма хлыста Грегора снова стала жидким огнем и опала на пол, прожигая плиты.
  ​— Нет! — заорал Вэнс, бросаясь обратно к консоли, забыв про меня. — Ты портишь Код! Ты вносишь вирус! Ты разрушаешь гармонию!
  ​— Я вношу жизнь, ублюдок! — крикнул я.
  ​Я рванул вперед.
  Вэнс, почувствовав угрозу, рефлекторно выставил щит — идеальную сферу абсолютного порядка, непроницаемую для материи.
  Но я не стал бить его кулаком. Я вспомнил уроки Хроноса в Безвременье.
  «Не будь там, где ударяет враг. Будь моментом раньше. Будь вероятностью».
  Я активировал Темпоральный Сдвиг. Мой корпус смазался, превращаясь в шлейф вероятностей. Я прошел сквозь его щит, словно призрак, словно плохая радиопередача, и материализовался вплотную к нему, внутри сферы.
  ​Удар.
  Моя стальная рука, весом в полтонны, врезалась в его грудь.
  Броня Первопроходца, рассчитанная на прямое попадание метеорита, выдержала, не дала ребрам превратиться в пыль. Но инерцию отменить было нельзя — Вэнс еще не успел переписать закон сохранения импульса.
  Адмирала отшвырнуло от консоли. Он пролетел десять метров по воздуху и врезался в кристаллическую колонну, разбив её спиной в сверкающую пыль.
  ​Я подскочил к пульту.
  Ключ — черный многогранник — вибрировал, нагреваясь до бела. Он боролся с Еленой, пытаясь вернуть контроль.
  Я схватил его стальными пальцами.
  Боль. Даже через сервоприводы я почувствовал холодную, обжигающую ненависть этого предмета. Он пытался взломать меня, переписать мой драйвер.
  — А ну пошел вон! — прорычал я и рванул.
  ​С отвратительным хрустом Ключ вышел из разъема.
  — Елена! — крикнул я в сияющую бездну Столпа. — Лови подарок!
  ​Я швырнул Ключ прямо в поток света.
  Свет поглотил его.
  На секунду наступила абсолютная, звенящая тишина.
  А потом Вселенная выдохнула.
  ​[Цитадель Ноль. Общий план]
  ​Взрывная волна была не огненной. Это была волна Перезагрузки.
  Она прошла сквозь Цитадель, сквозь флот Вэнса, сквозь «Левиафана», сквозь каждую молекулу в радиусе парсека.
  Она стерла приказ «Замереть». Она вернула цвет, звук и движение.
  ​Корабли «Императора» на орбите, которые начали выстраиваться в идеальные, бессмысленные геометрические фигуры, вдруг потеряли единое управление. Их системы, переписанные под «новый порядок», не выдержали возвращения старого доброго хаоса. Компьютеры зависли. Реакторы ушли в разнос.
  Дредноуты начали падать, сталкиваться, взрываться, превращаясь в фейерверк, празднующий возвращение свободы.
  ​На поверхности Цитадели статуи из серой пыли — то, что осталось от Титанов, уничтоженных нано-роем, — рассыпались ветром, возвращаясь в круговорот веществ.
  Грегор с трудом выбрался из искореженного, дымящегося меха. Он был жив. Он стянул шлем, вдохнул воздух полной грудью и захохотал.
  — Мы сделали это! — орал он, глядя на горящее небо. — Мы сломали его чертов калькулятор!
  ​Вэнс медленно, с трудом поднимался с пола. Его белая броня была покрыта трещинами, из которых сочился охлаждающий газ. Визор шлема был разбит, открывая лицо. Из рассеченной брови текла кровь, заливая глаз.
  Он смотрел на Ядро.
  Оно больше не было синим. Оно сияло всеми цветами спектра — золотым, зеленым, пурпурным. И в центре этого сияния, в самом сердце шторма, танцевала фигура.
  Женщина, сотканная из молний, воспоминаний и звездной пыли.
  Елена. Она смеялась, и её смех рождал новые туманности.
  ​— Ты... — прошептал Вэнс, сплевывая кровь. — Ты уничтожил совершенство. Ты вернул смерть. Ты вернул гниение.
  ​— Я вернул жизнь, Маркус, — ответил я, подходя к нему. Мой Центурион навис над поверженным адмиралом, отбрасывая длинную тень. — Потому что жизнь без смерти — это просто консервация. Ты хотел сделать из Вселенной музей. А мы хотим жить в ней.
  ​Я навел плазменный излучатель на него. Накопитель тихо гудел, готовый выплеснуть заряд.
  — Сдавайся. Твой флот горит. Твой Бог отверг тебя. Твоя игра окончена.
  ​Вэнс дрожащими руками снял шлем. Он бросил его на пол, и тот покатился со звоном.
  Его лицо было старым. Внезапно очень старым. Иллюзия вечной молодости, поддерживаемая технологиями Синдиката, спала вместе с его властью. Морщины прорезали лоб, кожа посерела. Он выглядел как человек, который нес на плечах небо и уронил его.
  Он посмотрел мне в глаза — в мой единственный горящий оптический сенсор.
  — Ты думаешь, ты победил, Алекс? — он усмехнулся, и эта улыбка была страшнее оскала черепа. — Ты просто отсрочил неизбежное. Хаос всегда пожирает своих детей. Ты спас их сегодня, чтобы они умерли завтра от болезней, войн, старости или глупости. Ты обрек их на страдания. Ты — самый жестокий из нас.
  ​— Может быть, — сказал я. — Но это будет их выбор. И их ошибки. Не твои.
  ​Я не стал стрелять.
  Смерть была бы для него избавлением. Слишком легким выходом.
  Я просто ударил его тыльной стороной стального манипулятора. Удар был рассчитан точно — чтобы выключить свет, но не сломать шею.
  Вэнс рухнул как подкошенный.
  Мы не палачи. Мы — солдаты. И мы берем пленных, чтобы судить их.
  ​Свет в Ядре начал угасать, успокаиваясь, переходя в ровное, мягкое сияние.
  Фигура Елены начала спускаться к нам. По мере приближения она становилась меньше, плотнее. Она снова стала похожа на человека — ту самую Елену, которую мы знали, но её кожа светилась изнутри мягким жемчужным светом, а волосы плавали в невесомости, которой не было.
  Она подошла к моему роботу. Она была ростом мне по пояс, но казалась выше вселенной.
  — Алекс, — её голос звучал в моей голове, теплый, родной, с нотками грусти. — Мне нужно остаться.
  ​— Что? — я замер. Мои системы охлаждения взвыли. — Нет. Мы уходим. Вместе. Лео ждет.
  ​— Я не могу, — она покачала головой. — Демиург... он проснулся. Но он ребенок. Могущественный, капризный ребенок с силой творить миры. Ему нужен учитель. Ему нужен кто-то, кто объяснит ему разницу между добром и злом. Между танцем и маршем.
  Она коснулась моей брони, и я почувствовал тепло сквозь метры стали.
  — Если я уйду, он снова уснет. Или сойдет с ума от одиночества. Или кто-то другой, вроде Вэнса, придет через тысячу лет и обманет его. Я должна стать Хранителем. Новым Архивариусом. Я буду голосом совести для Бога.
  ​— Но ты... мы только вернули тебя! — во мне закричал человек, Алекс Росс, запертый в машине. — Мы летели через всю галактику! Мы дрались с демонами! Я не хочу терять тебя снова!
  ​— Ты не теряешь меня, — улыбнулась она. Грустно и светло. — Я нашла свою сцену, Алекс. Самую большую сцену в мире. Я буду танцевать для звезд. И я буду присматривать за вами. Всегда.
  — Возвращайтесь. Живите. Любите. Ешьте вкусную еду, пейте вино, делайте глупости. И знайте: пока я здесь, Вселенная будет играть джаз, а не военный марш.
  ​Она приподнялась на цыпочки и поцеловала мой холодный металлический лоб.
  Я почувствовал этот поцелуй. Не датчиками давления. Душой. Это был электрический разряд, который прошел через все мои схемы и остался в сердце навсегда.
  ​Она отступила. Свет обнял её. Она растворилась в сиянии Цитадели, став её частью, её душой.
  ​Я остался стоять над телом Вэнса, посреди руин зала, чувствуя звенящую пустоту внутри и одновременно — невероятную, головокружительную легкость.
  Бремя спасения мира было снято.
  Война закончилась.
  Но путь домой только начинался. И он обещал быть долгим.
  ​— «Левиафан» на связи, — голос Лео в эфире был уставшим, хриплым, но довольным. — Я вижу, фейерверк закончился? Подбираю вас, бродяги. У меня в холодильнике остывает пиво. И я думаю, мы его чертовски заслужили.
  ​Конец первой книги.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"