- Одну вещь. Мне надо сказать тебе одну вещь, но ты понимаешь, я не знаю, стоит ли.
- Говори.
- Ты знаешь, эта вещь она очень такая... Я не уверена, что мне стоит это говорить.
- Ты уже начала.
- Боже, как тут жарко.
Она абсолютно права. Безумная парилка. Я слышал про такой способ избавиться от неуместной беременности: женщина выпивает бутылку водки и садиться в горячую ванную. Водку мы уже выпили, но что мы делаем в ванной? Я вроде не беременный, она, я надеюсь... Черт, почему мы не разделись толком? Зачем на мне футболка?
- Говори.
- Но ты можешь обидеться. А ты понимаешь, я не хочу, что бы ты на меня обижался, мне было с тобой так хорошо и...
- Говори, хватит тянуть.
- Я не люблю тебя.
- Понятно. Лучше бы сразу сказала, а так я уже почти догадался.
- Я Нику люблю.
Никита у нас гитарист. Высокий и хрупкий юноша. Я смог бы к нему ревновать, только если бы он по греческой традиции завел себе любовника из зрелых граждан нашего полиса. Я не могу больше оставаться в этой ванной. Я задохнусь. Я сварюсь. Я сдохну. Разум покидает меня. Кажется что мозг сдался и вытекает в виде геля через поры кожи. Я должен отсюда выбраться.
- Я раньше думала, что ты талантливый и любила тебя, теперь не люблю, извини.
Зачем-то схватился за целлофановую занавеску, исписанную толстым слоем каких-то лепесточков, и она падает в горячую воду, накрывая нас с головой. Под слоем целлофана мой голос звучит совершенно нереально, на секунду мне начинает казаться, что уже давно умер и эти безумные картины - лишь блеклые воспоминания моей, мутирующей где-то в глубоком космосе, души.
- Значит я бездарь? Пустое место?
- Извини?
- Я бездарь?
- Раньше мне казалось, что нет.
Два человеческих тела в стандартного размера ванной, залитой горячей водой это слишком. Я вот-вот растворюсь. Примерно также в медицинских училищах хранят трупы для лабораторных работ. Ванные больше, трупов больше, в место горячей воды - формалин.
Переваливаюсь через край ванной. Весь пол в воде, вода бежит ручьями с моей спины, рук, волос. Хватаюсь за раковину. Слышен хруст ломающейся керамики, вовремя отпускаю. Видимых разрушений не нанесено, впрочем, утром все может быть иначе. Вываливаюсь из ванной. Сижу на корточках в коридоре. Я слишком пьян, чтобы жить.
Грудная клетка сжимет легкие как кулак живодера шею слепого котенка. Чьи-то немытые руки гладят мой нежный беззащитный желудок. Ноги подкашиваются, я падаю на колени. Сдавленное судорогой горло пытается выпрыгнуть наружу. В животе глухие толчки, как отзвук ритуального барабана. Черт! Язык безвольно высовывается наружу и... Как же хреново! О-о! О-о! Пауза. Вдох чего-то прохладного, как маленькая передышка в аду. Вроде пока все.
Принять вертикальное положение для меня слишком сложно, но необходимо попытаться. Помогая руками, если нужно. Перехожу из партера в стойку. Я, должно быть, похож сейчас на сумасшедшего краба. Что пытается сделать этот человек? Задница где-то высоко, руки разъезжаются по паркету. Опа! Еще раз, давай. Так, потихоньку, сначала на колени, потом... так! Так! Встал. О стену, конечно о стену, иначе мне не удержать завоеваний. Так, хорошо, теперь вперед, главное по стеночке, по стеночке. Что это на обоях? Это от моих рук? Разумеется, от чьих же еще? Пока ты валялся в ванной организм успел переработать закуску в блевотину. А когда ты упирался в пол руками, что бы встать, помнишь? Все, все, вспомнил.
Я уже вижу кровать. Осталось преодолеть два шага до дверного косяка, три шага после и все, можно будет падать. Самое главное, чтобы не мимо, второй раз я не встану. Ну, ну же, давай! Три, четыре. Падай! О! Боже мой... Стальные пальцы ребер снова впились в легкие. В животе послышался барабан. Не закрывай глаза только не... Черт! Я превратился в игральную кость отскакивающую от стенок стакана. Это не больно, мозг мгновенно начинает сворачиваться, как молоко, в которое бросили лимонную дольку. Поближе к краю. Почему же так хочется выплюнуть глотку? О-о! Хорошо, на пол. О-о! Боже...
... Бездарь...
Так по что тогда все, черт, это, когда оно, все оно делалось лишь только с целью, с целью которая теперь саму себя порвав на части стала против меня камнем в глотке, которую я чуть не выблевал? Шумит кулер. Не смазанный. Сколько раз мне говорили, что надо смазать. Грудная клетка пытается сжать легкие, но и у нее силы уже закончились, мое тело до утра будет в свободном полете, только последние трезвые клеточки будут отстаивать меня у отравления алкоголем. На них вся надежда. Как я добрался до компьютера?
Стираю все, что может хоть как связать меня со стихоплетством, все. Все к чертовой матери, я бы разбил к чертовой матери, разбил бы на хрен и выкинул в окно, если б не работа матери, которая тоже находится на этом винчестере, с которого я сейчас на хрен сотру все, блин, что хоть как-то связано со стихоплетством.
Рву на части распечатки. Весь пол покрыт обрывками, я никогда не думал, что столько текстов было написано, было напечатано. Теперь буду знать. Все. Все. Ничего больше.
- Ты? Что?
Она тоже выбралась из ванной и стояла в дверях обнаженная.