Аннотация: Даты создания этой вещи: вторая половина 1996 - конец 1997 года. С самим Музыкантом я знакома не была, но всегда считала его гением. Понимаете, о ком речь?
Мой Друг Музыкант
Твой вальс
рождался днём, когда листва
взлетала вихрем, и слова
звучали хрипло, невпопад,
оцепеневшие, как сад,
уже в преддверии зимы --
в тот день, когда прощались мы.
Разлуку праздновал мой дом,
как будто выполнил свой долг
несправедливого суда.
Неважно, страшен ли удар,
надежда будет мне врачом.
Но жаль, что ветер обречён
метаться там, в сыром саду,
стеная, как бродячий дух,
не находя тебя, мой друг.
А я уехала на юг,
но даже в лунной пелене,
среди бессильно белых стен,
ты возвращаешься ко мне --
во сне, как будто насовсем.
Ты старше. Незачем искать
друзей: со мной мой Музыкант --
причина всех моих стихов
и оправдание удач.
Нас не касался гневный хор
соседей из окрестных дач,
которых отчего-то злил
твой безупречный внешний вид.
В их недоверчивых глазах
ты был чужим, тебя нельзя
понять, и ты неисправим.
Они не в силах допустить,
что этот молодой артист
мог столько значить для меня.
Ты был явлением другим,
ответом, большим, чем вопрос.
Твой голос многое менял.
Светлел обычно плотный дым.
Ты жил шутя, играл всерьёз.
Ты вёл
меня сквозь дебри к облакам,
тропой
у кромки тлеющих болот.
Потом -- пригорок, поворот,
и вдруг дорогу завершал
доисторический платан.
Как ясно было нам вдвоём!
Не знали мы, куда плывём,
как дети в поисках тепла,
где наш причал, кто капитан.
Мечтали, стоя на мостах.
Нас отражали зеркала
воды -- волнистого стекла.
Легко читался Пастернак,
был щедрым мир. Была слышна
гармония в полёте пчёл,
не шли дожди. Никто не вёл
счёт дням, и ты был увлечён.
Ты был. Ты охранял меня от бед.
Нас плохо выручал ещё
девиз "не думай ни о чём".
По вечерам струился свет
на лак рояля, гроздья нот.
Ты мог играть -- и заодно
быть колдуном -- и быть со мной.
Вдали в окне река вилась,
неслышно подступала ночь.
Потом здесь прозвучит отказ
жить так, как от тебя хотят,
как за тебя предрешено.
И ты покинешь дом и сад --
без колебаний, не простясь
почти ни с кем, под мерный стук
созревших яблок. Так мы вдруг --
без объяснений и без слёз --
расстались. Ветер листья нёс
и ими в воздухе играл.
Пусть тот, кто никогда не рвал
непрочных связей меж людьми,
даёт советы, как нам быть,
кого и сколько нам любить.
А ты --
играй!
Перед распахнутым окном --
играй, в грозу не прекращай
игру тревог, игру с огнём.
Прощай.
Терпи, борись, переезжай.
Страдай.
Поток разрушит наш шалаш.
Не ждать. Наперекор себе дышать.
Пусть буря будет всё сильней.
Теперь, куда бы я ни шла --
мы были здесь, нас больше нет.
Воспоминаний тоже нет.
От летних встреч на берегу --
и твоих плеч у моих губ --
остался только частый пульс
и еле уловимый вкус
высот, куда я не вернусь,
куда одна не доберусь.
Тебя запомнят Острова
и будут очень тосковать.
Потом
придёт весна,
растопит лёд,
и с ним пласт памяти умрёт,
и вот я буду жить в ладу --
а не в аду -- сама с собой.
Вся боль
по каплям в землю утечёт.
Долой
внезапных бед круговорот.
Бежать -- над пропастью забот,
на волю, вдаль, на теплоход,
вперёд. На красный светофор.
В дороге, часто в тесноте,
среди людских ленивых тел,
на корабле, где был бассейн,
я так старалась быть как все!
Теперь я, кажется, как все.
Жара. Другие Острова,
возможности очаровать
прекрасных бронзовых ребят,
порой похожих на тебя.
Оставить след в морском песке,
играть в любовь неважно с кем,
кого подбросил Океан.
Смириться с натиском реклам,
читать очередную дрянь,
журналы мод по сто страниц.
Как можно дальше отложить
тома знакомых с детства книг.
Раз я обязана забыть
на всю оставшуюся жизнь,
что в этом космосе есть ты --
единственный, кто волновал! --
я буду петь, смеяться, пить,
меня закружит карнавал.
Но часто в памяти всплывал
и мне особенно мешал
финал "Бегущей по волнам".
(Она рисовала людей одной линией,
она была чересчур удивительной.
Они познакомились на карнавале,
в конце концов он её променял
на юную девушку, очень домашнюю.
Ему ни к чему оказалась загадочность.)
Настал
концертный бархатный сезон,
когда
тут никого не удивишь
ни звёздной громкостью имён,
ни наводнением афиш
на самых разных языках.
Всё приедается -- таков
закон курортных городов,
не опровергнутый пока.
В привычку входит пропускать
всё, что не может поразить,
всегда рассеянно скользить
глазами вдоль зовущих цифр.
Однажды вечером застыть:
там, в суете названий, дат,
улыбок, приторных везде,
твоё лицо вдруг угадать.
Ты выступал последний день.
Я не успею! Я лечу,
молюсь: не стань обманом чувств!
Мы разминулись на чуть-чуть.
Моя игра не стоит свеч.
Ты передашь привет Москве?
Не всё же так, как я хочу.
И мы не встретились чуть-чуть.
Через неделю меня ждал
сюрприз -- мерцающий экран,
и можно было посмотреть
весь конкурс, весь гала-концерт.
Аплодисменты, пыл, восторг,
и ты на бис играл как бог.
Я думала, ты будешь рад.
Не удалось. Меня хранят --
или тебя хотят сберечь --
от бьющих прямо в сердце встреч.
Мы здесь, уставшие от снов
любви, уставшие от слов
любви, иными стали мы,
усталость морем нам не смыть.
Но то, что можешь сделать ты,
прорвёт покровы темноты,
объявится во всей красе
сиять над темами бесед
и скучных светских новостей.
И вот поэтому -- играй,
взахлёб, и даже по ночам.
Дерзай. Ведь ты не слишком веришь снам
и мнениям знакомых дам.
Играй. Встречаю пасмурный рассвет.
А кто ты -- гений или нет --
мне не дано об этом знать,
как не дано уметь терять
людей, похожих на мечту,
и вот я этому учусь.
Я многому ещё учусь:
тому, как заглянуть за грань,
любую жизнь принять как дар,
не задавать вопрос "когда",
и образ мыслей изменить.
И крайности соединить.
И знать, что -- здесь или вдали --
ты снова залы покоришь.
Ты не хотел ни с кем делить
свою судьбу, пока горит
пожар страстей, обид, утрат,
костёр обломков прежних вер.
Жить ради Музыки! Ты прав,
но путь, который ты отверг,
возможно, был путём наверх
для нас двоих. В душе сироты,
мы -- птицы разного полёта,
певцы несовместимых сфер --
neanmoins, enfin, j'espere* --
всегда, особенно теперь.
________________________________________________
* -- однако, в конце концов, я надеюсь (фр.).