Аннотация: Стиль есть попытка копирования кописта) - копирую Мазуччо Гуардатти, копировавшего Бокаччо. Сюжет взят из реальной жизни.
Новеллу эту я посвящаю одной прекрасной сеньоре, которую, как мне известно досаждала героиня следующего повествования.
В своей следующей краткой новелле хочу я обратить внимание на тех дам, что в лицемерной святости своей достигают порока и гневят не только природу, не срывая плодов своей цветущей юности, но и Господа Бога, врага всякой лжи.
Произошел случай этот столь недавно, что любопытный читатель еще может найти его следы, подтверждающие достоверность написанного.
В одном городе, скорее славившимся в дурную сторону, чем в хорошую (впрочем, не буду слишком чернить то место, где я встретил столько прекрасных людей) жила некая дама, что все время стремилась прославиться своей добродетелью (которой у нее может и было ... немного).
Она входила в группу молодых (и не очень) девушек и женщин, что больше всего почитали свергнутых век назад Государя и его жену, а также их родных и детей, принявших мученическую смерть.
Оставим Господу судить того, кто не удержал корону от притязаний мерзкой черни. Поверим и святой матери Церкви причислившей Государя этого и семью его к лику святых. Однако перо мое стремится осудить тот небольшой кружок дам (и нескольких кавалеров) что из святых мучеников сделали себе кумиров, наделив этих людей такими свойствами, что и ложные боги древних меркнут; что постоянно рассуждают о своих любимцах, забывая о других святых и доблестных мужах и женах; те кто в своей лицемерной добродетели (более похожей на извращение всякой природы и естества) столь "чисты", воспитаны и благопристойны, ведут себя столь religiose et ordinate (благочестиво и порядочно), что всякому знакомому с мерой, называемой древними не иначе как золотой - aurea, кажутся они смешными.
Так вот одна из этих дам, что всегда отличалась, кроме вышеперечисленного,ґ еще и крайне помпезной речью (видимо восхищенная слишком цветастым, на взгляд человека vir multe literature, "красноречием" ромеев), стремясь показать себя крайне добродетельной стала рассказывать повсеместно следующее.
Буд-то однажды довелось ей наблюдать то ли мистерию, то ли просто выступление труппы комедиантов и скоморохов. Наверное в силу того, что шоссы одного из комедиантов были плохо подвязаны, вследствие спешки, рассеяности или из-за обильных возлияний (коими актеры часто подкрепляют себя воспевая Диониса), они начали сползать вниз, увлекая за собой и Брэ. И вот комедиант, еще не закончив выступление уже предстает перед зрителями в первозданной красоте.
Добродетельная дама, думая что негодник хочет своим видом сбить с пути истинного молодых девушек и ее саму, подбегает к нему и закрывает руками его кинжал, от прикосновений добродетельной донны ставший уже не коротким клинком, но мечем годным для любовной битвы.
Впрочем, о последнем дама умалчивала в своем рассказе, но всюду расхваливала она свою добродетель и славный подвиг, так что скоро о нем знали многие в городе и у этого скорее забавного, чем славного поступка даже появились сторонники.
Один человек, по имени Ланчелотто, которому уже осточертели эти почитатели святых венценосцев, решил дать им ответ и встретив эту даму, в окружении группы девиц, он дождался окончания ее очередного рассказа про славное de geste и сказал - Вам стоило лишь закрыть глаза и предоставить другим думать о собственной защите, но вместо этого вы коснулись рукой, очевидно решив в одиночку завладеть столь распространенным повсеместно, но редким для вас сокровищем..
Сказав это и оставив общество в некотором смущении Ланчелотто ушел. А над этой дамой после того многие стали смеяться.
Что добавить нам к словам этого забавника? Разве только мы попытаемся оправдать бедного скомороха, чьего ловчего сокола коснулась рука "почтисвятой донны". Думается мне, что не Венера, но Вакх или воды Леты стали причиной его обнажения.
Я же, автор, записываю эту новеллу с целью обличения лицемерия тех, кто polluere sponsam Christi (запятнал невесту Христову), и если потребуется, то несколькими доводами я смогу доказать, что поступок дамы этой был вызван скорее тайным желанием хоть немного удовлетворить свою похоть, чем истинной добродетелью и чистотой. Ведь не хочешь не смотри или помоги же заключить птицу в клетку, но не хватай ее!