Арсений, отшельник
Виталия (Вита), молодая крестьянка

Арсений. Покрепче дверь запру и окна,
Да разведу огонь пожарче.
Авось, и в этот раз жилище
Не треснет в кулаке у ветра
Подобно спелому ореху.
Потреплет ветер и отстанет,
Исхлещет ливень, да и схлынет.
А поутру, когда уймётся
Моя непрошеная гостья
Сварливая бродяга буря,
Я не спеша ущерб поправлю,
Соломой подлатаю кровлю,
Расчищу дворик свой от веток,
И восстановится порядок
В моих бесхитростных владеньях...

Как ни буйна, ни своенравна
Лихая сумасбродка буря,
Не я мишень её ударов,
И нет нужды встречать их грудью.
Разит она напропалую.
Не целясь, шлёт свои заряды,
Но стоит лишь слегка пригнуться,
Уйти с пути, найти укрытье,
Как вот уже несётся мимо
Неистовое войско бури.

Не по себе немного, право,
Когда представишь, что творится
В мгновенья эти за стеною,
Из грубо тёсаных камней
Надёжно сложенной когда-то.
Беснуясь, мокрым кулачищем
Её охаживает ветер
В кромешной темноте беззвёздной.
Но тем уютнее, придвинув
Свой стул к огню, вернуться снова
К своим привычным размышленьям.

Всегда мне были непонятны
Те из людей, что тяготятся
Отсутствием себе подобных.
Мне ж одиночество - отрада.
Оно приводит в стройность мысли,
Приоткрывает взору вечность,
Открытий сладость обещает.

Отрадно сознавать, что нынче
От праздного пустого любопытства
Я ограждён всем тем пространством,
Где правит безраздельно буря.
Ничья рука стучать не станет
В мою приземистую дверь.

Сегодня я наедине останусь
С моим излюбленным предметом
Исканий, полуночных бдений,
С самим собою жарких споров
И страстных трепетных мечтаний.
Предмет мой - красота. И, право,
Она одна даёт пытливому уму
Его достойную работу.

Алхимиков смешна задача:
При помощи волшебств и тайных знаний
Перегонять свинец во злато.
Меня совсем не привлекает
Холодный мертвенный металл
В другой металл, такой же мёртвый,
Сил не жалея, превращать.
Природа красоты другая.
В ней материал не так уж важен.
Бывает, из обычной глины
Шедевр бесценный создаётся.
Да! Вот алхимикам подсказка,
Как из грошового металла
Создать несметные богатства:
Ваятелю его отдайте!
Тогда в его руках искусных,
Глядишь, металл-то и оттает,
И оживёт, и запоёт.
А главное, для вас что важно,
Он станет вдруг дороже злата.

Вот раковина, её состав известен -
Обычный мел, но погляди-ка
Как прихотливо вьются очертанья,
Как будто выразить хотят
То ли идею геометра,
То ли ваятеля мечту.
На берегу найдётся много
Оставленных волной предметов -
Камней, и раковин, и веток,
До блеска вылизанных морем.
Но почему-то камень серый
Я обошёл своим вниманьем,
А эту раковину поднял.

С теченья мыслей тут же сбившись,
Вертел её в руках всё утро,
Разглядывал и так и эдак,
То видя в ней одно, а то другое.
Я различаю в ней строенье
Причудливой архитектуры,
Напоминающее башню
И замок одновременно.
В ней также чаша различима,
Сосуд для масла иль подливы
С изящным носиком для стока.
Что может быть её прекрасней?
Сказать могу определённо,
Что в этой хижине убогой
И в окружающей чащобе
Вы не найдёте ничего, что
Красотой бы с ней сравнилось.
(стук в дверь)
Ох, что-то ветер разошёлся,
Бросаться ветками затеял.
Пора б уже ему уняться,
Отправиться на боковую.
(стук повторяется)
Постой, постой, однако это
Совсем на ветер не похоже,
Но и поверить невозможно
В то, что б зашёл сюда прохожий.
(идёт к двери, отворяет её. Входит Вита)
Вита. Очаг. И крыша. Камень. Стены.
Закройте поплотнее двери.

Арсений. Уже закрыл. Бежишь ты от погони?

Вита. Погони? Да. За мной они гнались,
Хватали за руки, за волосы, за плечи,
Сбивали с ног. Насилу я ушла.

Арсений. 
Ого! Разбойники?  В такую ночь,
Когда и самый лютый хищник,
Хвост подобрав, в норе укромной
Ждёт окончания грозы?
Что ж за разбойнички лихие
Злодейским ремеслом своим
В такую непогоду промышляют?

Вита. Их было много - дождь и ветер
Из самых рьяных, дерзких наглецов,
Ещё кусты, с их цепкими руками,
Капканы спутанных мозолистых корней.

Арсений. И только? Если это весь
Преследователей список, то тогда
Ты в полной безопасности теперь.
Никто из них не сунется сюда,
Уж в этом можешь мне поверить.
Возьми вот этот тюк. В нём шкур и тряпок,
Быть может, грубоватых, но сухих
Ты можешь взять себе на выбор.

Вита. Спасибо... Да... И волосы бы надо просушить.

Арсений. Займись собой вот в том углу,
Что недоступен свечке моей тусклой.
А я об ужине и чае позабочусь.
(расходятся по разным углам хижины и занимаются своими делами)
Арсений. Вот это происшествие, однако...

Вита. Тепло и сухо. Не могу поверить...

Арсений. Здесь даже в вёдро никого не встретишь,..

Вита. С тех пор как огонёк блеснул сквозь ветки,..

Арсений. А гость в грозу - и вовсе чудо.

Вита. Всё кажется - случилось чудо.
(сходятся у стола)
Арсений. Ну, дай-ка разглядеть тебя,
Моя таинственная гостья.

Вита. Незваная, хотели вы сказать.

Арсений. Я так не говорил. Но, впрочем,
Да, это правда, я тебя не звал.
Ненужную учтивость отметая,
Я выбираю искренность. Она
Вернее служит делу пониманья.

Вита. Мою историю услышать вы хотите:
Что привело в сей час ненастный, да?..
И в предвкушеньи стул уже придвинут,
И на носу прилажены очки.

Арсений. А ты колючая, как тёрна куст...
Иль розы... Скорее розы. И слова-шипы
Лишь оттеняют лепестков прозрачность.
Признаюсь, что рассказ столь странной гостьи
Собой украсить мог бы странный этот вечер.
Но нет, так нет, настаивать не буду.
Чай можно пить и молча, предоставив буре
Возможность побраниться от души.

Вита. Уж это верно, буря грубовата.
Узнать её поближе мне пришлось,
А подружиться, нет, не получилось.
(после паузы)
Была на скалах я у берега, когда
Весёлый полдень был сметён и скомкан
Внезапным шквалом, налетевшим с моря.
И всё же было весело смотреть,
К скале прижавшись, грозную картину,
Без счёта повторявшую себя.
Вам, верно, приходилось видеть, как

Громада вала гулко ухнет
Зелёным тяжким брюхом в камни
И брызги веером рассыплет,
С дождём их смешивая щедро.
А следом под кнутами ветра
Другие дыбятся и пухнут,
Сечёные сутуля спины.
Их ветер озлоблённо хлещет,
Терзает вспенненные холки...
Хлопок! Фонтаном дружным брызги,
Взлетев, обрушивают снова
Солёный дробный душ на скалы,
На взмокшие от битвы камни.
Базальта хмурые утёсы
Привычно сдерживают натиск
С холодным безразличьем камня.
Лохмотья туч, к земле приникнув,
Сквозь пики елей продираясь,
Спешат, несутся, рвутся в клочья.

Под низким, под бегущим небом,
Их подгоняя, рыщут ветры,
Набрасываются жадной сворой
На одинокие деревья,
Рвут их взлохмаченные кроны,
Порой ломая с треском ветви,
Швыряя в иступлённой злобе.
 
Арсений. Знакомая картина... Знаешь,
Я, кажется, угадываю место:
Есть узкая расселина в камнях,
Куда волна, ворвавшись, попадает
Как будто в западню, и рёв её ужасен,
Когда она, поднявшись на дыбы,
С размаху расшибает лоб о скалы.
Заворожённый я и сам не раз
Подолгу наблюдал за грозным действом.
 
Но ночь и буря для прогулок
Не лучшая компания, однако...
 
Вита. Да, шторм крепчал, и, вдруг, мне ясно стало,
Что всё это не шутки, и тогда
Укрытие найти я попыталась.
Металась в страхе, верно, бестолково
От мокрых валунов к растрёпанным дубам,
Не находя нигде спасения от шторма.
Когда ж упала ночь, я вовсе потерялась,
Шла лесом, натыкаясь на стволы,
Слабея, тратя сил остатки,
О корни спотыкаясь беспрестанно...
И тут вдруг ночи воровской мешок
Проткнулся словно раскалённым шилом -
Свет вашего окна пришпилил ночь,
Застав её врасплох за чёрным делом.
Когда б не улыбнулся этот случай,
Немного шансов оставалось мне
Дожить до нового восхода.
 
Арсений. Всё это позади теперь.
Я в хижине моей немало пережил
Штормов жестоких. Думаю, пройдёт
К утру и этот. Но скажи,
Что привело тебя на скалы,
Ведь тут без малого пятнадцать вёрст
До самого ближайшего селенья?
Иль эту тайну знать я недостоин?
 
Вита. Чего уж там... Пожалуй расскажу.
Вы мой спаситель. Я у вас в долгу.
 
Арсений. Моя заслуга в том лишь, что мой дом
Случайно оказался на дороге...
Невольный подвиг, что и говорить...
Вот хлеб и чай, совсем немного сыра.
Едой я не богат, зато уж чай горяч.
 
Вита. Спасибо. Хочется согреться.
С чего начать? С безоблачного детства?
В деревне нашей нам легко жилось,
Всё игры - ни забот, ни лишних тягот
И ожиданье праздника - всегда.
А в праздник волшебство - огни, подарки,
И смех, и музыка, нарядов пестрота,
И пляски - чинные девичьи хороводы
В венках под тихую свирельную печаль.
А после, позже, у костра,
К свирели бесом подсыпался бубен,
И гулкий рокот барабанов
Стучался в грудь и подгонял сердца,
Их учащая ритм и призывая к действу.
Ах эта кровь, прилившая к щекам,
И нетерпенье молодого тела
Движеньем высказать томленье и восторг,
С другими слиться в истовом круженьи!
В такой, однажды, пляске заводной,
Когда горящий взгляд, чужой и цепкий
Обжёг сильнее пламени костра,
И крепкая рука решительно и властно
Меня на круг из тени повлекла,
Тогда я поняла, что детство миновало...
Не раз ещё потом я плакала в ночи,
Безоблачность его с печалью поминая,
Но свыклась понемногу...

Арсений. Скажи, пожалуйста, а ведь и я когда-то знал -
Бывают чувства жарче, чем огонь.
Прости, я перебил тебя, но вот опять молчу,
Весь обратясь в прилежное вниманье.

Вита. Мой Мартин был хорош,
Как дуб степной он был силён и статен.
А я, подобно гибкому плющу,
Вокруг него была готова виться
Податлива, его колючий нрав
Смягчая, облегая добротой,
Смиреньем и терпением покорным.
Он пламенем горел неистово и жарко,
И думала я так: огонь, он сердце очага.
Очаг - основа дома. Что ж ещё желать?
Была б основа, а уж дальше я 
С усердием примусь за дело,
Совью уютное добротное гнездо,
Лелея всходы новой лучшей жизни.

Но пламя бушевало не шутя
И в очаге коптить горшки
с крестьянскою похлёбкой не желало.
 
Однажды Мартин объявил мне твёрдо
С каким-то вызовом в сияющих глазах,
Что отправляется искать удачу
На поприще военном. Из друзей,
Таких же дерзких забияк как сам,
Он сколотил дружину крепкую,
С любовию оружье подгонял, доспехи, латы
И с жаром мне рассказывал о том,
Как из похода с тучною добычей
Ко мне вернётся, и тогда наш дом
Войдёт в число славнейших и знатнейших.
Зачем нам эта слава, и какой нам прок
От знатности, неясно было мне,
Но я не возражала, зная точно -
Что к возраженьям Мартин будет глух.
 
Два года выпало мне ждать,
У редких странников известий крохи
Прося, как просят подаянья.
Невнятны и отрывочны, они
Картины не давали связной,
Тревожней только делав ожидание.

Поэтому, как ранний снег, вернулся он
Внезапно, вдруг, прибытием своим
Встряхнув и возмутив округу.
Трофеев было с ним довольно много,
Хотя гораздо менее того,
Что прежде воображеньем рисовалось.
И тут же вся геройская дружина
Пустилась с жадностью в широкую гульбу,
Добытое в бою спуская лихо
В чаду и гаме сельских кабачков.
Видать, судьба пытала их с пристрастьем,
И, видно, многое хотелось им забыть,
Раз так отчаянно, с какой-то даже злостью
Швырялись деньги, сыпались каменья
В пивные лужи на нечистые столы.
Что делать было мне? И я опять ждала,
Когда же он натешится, и дом наш шаткий
Руки хозяина дождётся наконец.
Но нет, теперь я вижу хорошо:
Как ты ни бейся, ни борись -
Свою судьбу ничем не переспоришь.
Что свыше нам предписано в веках,
Лишь то и будет, ничего другого.

Арсений. Как странен этот груз печальной мудрости
У юной девы, той, что лишь вчера
играла в салочки, да с песнями
плела венки из луговых ромашек!

Вита. Несчастья учат быстро, их урок
Жесток и внятен, стоит многих лет
Сидения за книжками, наверно...

Пора заканчивать историю мою.
Нашла его хмельным я прошлой ночью
В объятиях гулящей девки, в кабаке.
Приход мой их нисколько не смутил,
А только новый повод дал к веселью,
И без того кипевшего вовсю.
Мой гневный вид казался им смешон,
И девка, не сходя с его колен,
Презрительно выпячивала губы
И жгла меня бесстыжими глазами.
А Мартин спьяну начал поучать,
Что всё путём, и что удел жены,
Не глядя ни на что, ждать мужа на пороге,
Поступки же его судить не сметь.

Услышав это, пьяная ватага
Взорвалась свистом, хохотом и рёвом,
Согласие своё тем самым подтверждая.
Как мерзко было это - смех презренья
В ответ на справедливый мой упрёк!
И тут реальность для меня
Разбилась вдребезги и принялась плясать
Перед глазами мутной каруселью.

Не помню точно, как я вышла вон,
Как до утра бродила по лугам,
Слезам давая волю и проклятьям.
Та ночь была тиха, не то что эта.
Поток моих сумбурных слов
Она как будто слушала с вниманьем,
Ветвями сонными дерев
Участливо и горестно качая,
Виски мои пытаясь остудить
Предутренним прохладным бризом.
Когда же утром прояснилось небо,
Всё в мире как-то встало на места,
Приобретя привычность очертаний.
И так же в бедной голове моей
Смятение помалу улеглось.
Тогда, когда ко мне вернулась
Способность трезво, здраво рассуждать,
Я поняла, что в дом постылый свой
Теперь уж не смогу вернуться

Арсений. И что же дальше? Ведь, как ни крути, 
А человеку к ночи нужен кров,
Тепло и пища...

Вита. Это так, но я
Без сил от тяжких потрясений
Всё утро проспала в лесу на хвое
И после, встав, старалась не будить
Той своры скверных чёрных мыслей,
Что накануне мне изгрызли душу.
Бродя без цели в странном полусне,
К полудню набрела на хижину косцов
И благодарно приняла от них
Ломоть ржаного хлеба с кружкой молока.
Вид их семьи, и дружной, и весёлой
Мне обещал, что может и моя
Судьба устроиться каким-то чудом.
Расставшись с ними, вышла я на берег...
Что было дальше знаете и так.

Арсений. Невесело. Рискну предположить
Что план дальнейших действий у тебя
Отсутствует, полуночная гостья.
И Провидению поручена твоя судьба.

Вита. О будущем не думаю. Один вопрос
Преследует меня, и мнится, что
Пока я не сыщу ему ответ,
Нет смысла беспокоиться о прочем.
Вопрос же мой таков: "Как верить людям?"

Арсений. Вопрос не прост. Когда-то и меня
Погнал он далеко, до самой этой вот
Затерянной норы. С тех пор прошло
Немало лет, и вот живу я в мире
С стихиями, с собой, и даже люди
На расстоянии мне кажутся милы.

Вита. Неловко мне. Я не должна была
Вторгаться, нарушать уединенье...

Арсений. Нет-нет. Совсем не то, не надо
Себя винить, дитя моё, в грехах,
Тобой не совершённых. Твой приход,
Случившийся по прихоти погоды,
Преобразил угрюмое жилище отшельника,
Счёт потерявшего спешащим дням,
К великой тайне подбирая ключ.

Вита. Ключ к тайне?

Арсений. Тайной сути красоты:
Какой набор из свойств и черт
Необходим, чтобы в обыденном предмете
Обыденность была побеждена,
И родилось неведомое нечто,
Что заставляет радоваться сердце?

Вита. Вот что вас занимает! Я частенько
Из луговых цветов букеты составляя
Или любуясь утренней зарёй,
Пожаром алым запалившей небо,
Подобные вопросы задаю.
Но мысли далеко нейдут,
Запутавшись на первом шаге...

Арсений. Признаюсь, что и я недалеко
Продвинулся в своих исканиях,
И продолжает тайна ускользать,
За годом год со мной играя в прятки.
Те несколько несложных заключений,
Что смог я вывести, не могут объяснить
Увы, почти что ничего.
Но я не сетую, я рад уж и тому,
Что научился видеть красоту
В живой и неживой природе,
Рисунком овладел, смешеньем красок,
Работой мелом, кистью и углём.
Когда не достаёт мне верных слов,
Я обращаюсь к линиям и цвету.

Вита. Возможно ль вырваться из будничных забот,
Съедающих до крошки дни и ночи?
Забыть про стирку, глажку, про горшки,
Кастрюли и котлы, прополку и уборку?
Забросить кухню, пахнущую щами,
Мышами, уксусом и прочей чепухой,
Захлопнув дверь, войти в свой новый дом,
Где вместо стен - окружье горизонта.

Арсений. Да, это путь, которым я бежал.
Следы людей, их запахи, их вещи
Казались мне уродливы, грубы,
Подобны язвам на здоровом теле.
Так чужеродны девственной природе,
Что я спешил избавиться от них,
Найти убежище, откуда стройный храм
Нерукотворный не будет заслонён
Ремесленной поделкой кособокой,
Сработанной рукою человека.

Вита. Как это близко, как понятно мне -
Ведь грязь и ненависть лишь только средь людей
Плодятся и кишат, природа их не знает.
В горах бегут хрустальные ручьи,
А сточные зловонные канавы
Берут начало лишь в людских селеньях.

Арсений. Давно обрёл желанный я покой,
Изгнал старательно следы людей из жизни.
От их вторжения не жду добра
И сторонюсь насколько это можно.

Вита. Такая жизнь... О ней мои мечты... 
Ах, если б вы позволили при вас 
Послушной стать и верной ученицей!
Была бы незаметной я и тихой.
По целым дням могла бы я молчать,
Теченье ваших мыслей охраняя.

Арсений. Теченье мыслей прихотливо...
Когда-то привело оно меня к тому,
Что, только отвернувшись от людей,
Возможно разглядеть красоты мира.

Вита. Простите мне нелепые мечты.
Покорно признаю их неуместность.
Вы дали мне укрытие в грозу,
Я этим счастлива, и большего не надо.

Арсений. Нет-нет. Не то опять. Опять, опять не то.
Постой, свечу поближе я придвину -
Глаза уже не так остры, как встарь...
Толчок внезапный может изменить
Привычное теченье мыслей.
Так в реку рухнувший утёс
Способен изменить её теченье.

Вита. Река... течение... утёс...
О чём вы? Что всё это значит?

Арсений. Теперь я вижу ясно, что обида,
Гордыня глупая и спесь 
Со мной сыграли злую шутку.
Я что-то важное из виду упустил.
В самонадеянном досадном ослепленьи
Я проглядел ещё одну,
Божественную грань прекрасного.
В трудах моих недостаёт
Одной главы, быть может, самой важной.

Вита. Главы о чём?

Арсений. О том, что красота
Способна быть одушевлённой.
Осмысленность, одушевлённость красоты
Из примитивной декорации её
Возносят до Божественной идеи,
И в образе творенья проступают
Непостижимые черты Творца.

Вита. Ну что вы! Это всё не про меня.
Я девушка простая, непонятно,
Как всё это смогли вы разглядеть.
Во мне нет ни следа какого-то величья,
Одна усталость от перенесённых бед.

Арсений. Да это так, но на лице, как в книге,
Читается история твоих невзгод,
Надежд и радостей, мучений и терзаний.
И красоты блистательный венец - 
Залог вниманья высших сил
К твоей судьбе и обещанье
Поддержки в будущем. Но ты, дитя моё,
Едва глядишь и голову готова уронить
Под болтовню трескучую мою.
Ложись и спи - мы поутру с тобой
Продолжить сможем этот разговор.

Вита. Но вы же не прогоните меня,
Позволите при вас остаться?

Арсений. Да-да, ты не заботься ни о чём
Спокойно спи до самого утра.
(Вита засыпает)
Уснула. Как же хороша она
Теперь, когда всемилосердный сон
Смахнул с чела её нелёгких дум следы!

Как переменчиво её лицо,
И с каждым настроеньем будто вижу
Я следующий шедевр из галереи
Портретов чудных кисти неземной.
То вдруг трагедия, то сага, 
То акварельная льняная пастораль.

Сезонов смена точно так же
Решительно меняет вид земли,
Так что она другая всякий раз,
Но каждый раз по-своему прекрасна.
Я завтра же возьмусь писать её портрет.

Писать я буду... А она-то как же?
Что сможет для себя найти она?
В убогой хижине, в безгласном царстве,
Где торопливый говор ручейка
И шум дубрав о вечном говорят,
Но деревенских новостей не знают.
Теперь она в отчаяньи, в тоске
И думает, что лишь покой и мир
От жизни впредь понадобиться могут,
Но я-то знаю, что не долго ждать,
Когда мой немудрёный быт ей станет тесен,
И вновь её поманит мир людей.
Он сможет огорчить, развеселить,
Но главное - наполнить жизнь событьями и смыслом.

Живая красота - не то, что неживая.
Её как раковину в ларь не приберёшь.
Она полна надежды и мечтаний,
Она грустить умеет и смеяться,
И если света я её лишу,
Она, увы, увянет слишком быстро.

Ну что ж, так значит решено -
Я завтра же займусь её судьбою
И подыщу ей место и людей,
Среди которых раненое сердце
Участие найдёт, заботу и подмогу.