"Мы и не ожидали, что среди круговорота масок одна из них окажется подлинным лицом" (В. Набоков)
У всех на виду феномен плодовитого писателя Бориса Акунина: пребывать в русской литературе одновременно в двух ипостасях. Солидной литературной публике он давно известен как профессиональный литературовед, эссеист и литературный критик под фамилией Григорий Чхартишвили. А всей остальной читательской массе как Борис Акунин - автор головокружительной детективной серии книг об Эрасте Фандорине, куда позднее вошли несколько книг о Пелагее. Сейчас Акунин раскручивает новую серию "Жанры".
Казалось бы, какое значение для писателя имеет выбор имени: подлинного ли, выдуманного ли, так называемого псевдонима? - вещи привычной, хорошо известной как в русской, так и в мировой литературе. И все-таки, приглядевшись внимательней, чуточку поразмыслив, оценив деловую обстановку и определив делеко идущие цели, которые преследует или декларирует писатель, мы увидим некие, не бросающиеся в глаза, нестыковки. То ли имя оказывается слишком тесным для нашего автора, то ли псевдоним слишком широким?
Заставили меня задуматься об этом последние книги Чхартишвили "Писатель и самоубийство" и "Кладбищенские истории", вышедшие недавно под его подлинным именем. Любопытная деталь: обе недавно изданные книги заметно проигрывают как в тираже и популярности, так и в литературном мастерстве знакомому нам автору детективов Борису Акунину. Добротные литературные эссе, разве мало их сегодня, с хорошим подбором исторического материала, широкой историей вопроса, дающие привлекательную возможность автору блеснуть начитанностью и эрудицией, - но все эти достоинства вряд ли привлекли внимание публики, если бы на новые книги не падала гигантская тень акунинской славы.
- Почему же, - мысленно задавал я себе вопрос, - после стольких лет славы, обильно одарив нас приключениями великолепного статского советника, заметно подняв свой писательский рейтинг и взметнув заработок до небес, вдруг появляются книги совсем другой тональности и под другой фамилией? Зачем Чхартишвили написал книги от своего имени, заранее понимая их ограниченный читательский потенциал, или он теперь настолько уверен в себе, что ему не стоит заботиться о таких мелочах, как деньги и популярность?
Литературный проект
"Но все-таки встреча Чхартишвили и Акунина под одной обложкой - это тоже своего рода литературный прием. И два автора - настоящий и вымышленный - встретятся с тем, чтобы разойтись".
(из интервью Акунина о книге "Кладбищенские истории")
Здесь позвольте мне сказать несколько слов о том, как появился детективный писатель Акунин. Господин Чхартишвили никогда особенно не скрывал этого и однажды в интервью откровенно выложил все. Когда ему до смерти надоело завидовать более удачливым, но менее талантливым писателям, умный Чхартишвили придумал и сумел убедить издателей в том, что им выгоднее сделать ставку на него. Совместно с неким издательством, спонсирующим его идею, им был задуман долгосрочный литературный проект, совмещающий детективный и исторические жанры. Чем же литературный проект отличается от свободного выхода в свет любой книги?
Отличие существенное, я бы сказал, роковое.
Литературный проект (вдумайтесь только в столь модно звучащие, но столь же бессмысленные слова) не просто книга или книги одинокого писателя; книга сам по себе и сама в себе, пока еще не оцененная критикой. Книга, которая вбрасывается в безграничный книжный рынок, который ей нужно завоевать и доказать, что ее стоит-таки купить и прочитать. Проект же - это серьезное вложение капитала, целая индустрия шоу-бизнеса, хорошо знающая законы продаж, которая стоит за тобой и раскручивает твои книги, рекламируя, зондируя почву, оповещая читателей и внедряя в подсознание назойливую мысль, будто бы без данной книги ты отстанешь от моды.
Литературный проект просчитывается далеко вперед и до малейших деталей, холодно и по-деловому, бьет без промаха, учитывает малейшие прихоти читателя, подлаживаясь и удобно подстраиваясь под его вкусы и потаенные желания.
Короче, литературный проект - это удачный способ быстро и хорошо заработать, но он так же далек от литературы, как и настоящая литература далека от всяких проектов.
С этой точки зрения такие капитальные литпроекты, как Стивен Кинг с его нескончаемой серией мистических романов или Джоан Роуллинг с ее Гарри Потером - волшебником, вовсе не литературные явления, а умелые находки книжного бизнеса.
Что особенно поражает во всей истории с литературным проектом Б. Акунина?
Оказалось, что создатель проекта - отменный писатель. Точный в деталях и описаниях, интересный, увлекательный, работающий с тщательно выверенным историческим материалом, где хорошо выписанные детали не заслоняют чудесной общей исторической панорамы. Акунина можно не только с наслаждением читать, но и даже перечитывать. Потому что уже через несколько страниц повторного чтения ты снова с головой погружаешься в его акунинский мир и как будто забываешь о том, что когда-то был здесь.
Акунин - тонкий писатель-стилист. В его книгах ощущается хорошо знакомый нам привкус классической литературы девятнадцатого века. Его словесная легкая ткань умело оттеняет литературные персонажи, подчеркивая изящные формы.
Акунин - блестящий профессионал детективного жанра. Прекрасно выстроенный жесткий каркас сюжета сочетается у него с мягкими лирическими характеристиками героев. Ни одно убийство, а их превеликое множество на страницах романов, не является надуманным или проходным, а точно вписывается в общую картину. И только в самом конце, по железным законам жанра, вы открываете истину.
Однако самая сильная сторона Акунина, без которой он просто бы не состоялся - это выдающееся мастерство стилизации. Под его пером оживают известные по литературе художественные портреты, тонко отретушированные филигранным резцом. Весь строй литературного языка - подлинный слепок языка девятнадцатого века. Обрисовка типичных для старого русского искусства персонажей, традиционные Москва и Петербург, русская провинция и деревенские пейзажи - все изобличает прилежного читателя великой классики.
Но его блестящая стилизация-подделка - лишь еще одно доказательство отсутствия оригинальности, своего мировидения, своих пусть даже ошибочных трактовок, - так как даже плохой оригинал все же лучше точной копии. Для Акунина русская классика лишь хорошо выписанная бутафория, сцена, задник, на котором так удобно рисовать свои детективные картинки, столь угодные современному читателю.
Литературный псевдоним
"Мистификация - мистическое измерение литературного творчества. Псевдоним, с какими бы целями он ни создавался, чем бы ни объяснялся, расплющивает своего хозяина ивыворачивает энергию творчества против него с какой-то на редкость последовательной яростью". (Роман Гари)
Но еще раз вернемся к началу и зададимся простым вопросом: зачем вообще писателю нужен литературный псевдоним?
Широко распространены случаи литературных мистификаций, когда неизвестный автор издает свои книги под чужим именем, стилизируя, подделывая их под нужным углом зрения. Как правило, такие мистификации в конце концов раскрываются, но попутно рождаются сенсационные открытия и необыкновенная слава.
Потрясающий пример тому "Песни Оссиана", изданные Макферсоном, который выдавал их за легендарные шотландские саги. "Песни Оссиана" имели оглушительный успех в Европе. Прошло много лет пока была раскрыта тайна средневековых песен.
Другой напрашивающийся пример из литературной жизни России начала двадцатого века. Так называемый "серебряный век" открыл для читателей много новых имен. Но имя Черубины де Габриак - таинственной испанки - покорило изысканную публику чарующими мелодичными стихами. 1909 - 1910 годы прошли под знаком Черубины. Множество поклонников требовало от издателя открыть наконец имя прекрасной незнакомки. Каково же было изумление, когда, сбросив маску пленительной испанки, явилась миру скромная некрасивая и немолодая учительница Дмитриева, которая совместно с поэтом Максимиллианом Волошиным и изготовила мистическую Черубину.
Любопытный пример игры-мистификации показывает нам французский писатель Ромен Гари, чье настоящее имя Роман Касев. Получив известность и славу под псевдонимом Гари (первый псевдоним), на склоне лет писатель издается под новым псевдонимом - Эмиля Ажара (второй псевдоним), вызывая ажиотаж и недоумение во французских литературных салонах, получив, таким своеобразным способом, вторую Гонкуровскую премию.
Во всех приведенных случаях псевдоним - мистификация-тайна, обеспечившая автору долголетнюю анонимность.
В то же время существовал другой простой и понятный пример псевдонимов: это была маска-ширма, за которой так удобно скрывать подлинное лицо. И сейчас, спустя время, совершенно неважно, почему автор скрывался, какие цели преследовал, от кого прятался.
У всех на слуху известные псевдонимы-фамилии, широко прославившие своих владельцев, так что сегодня нужно заставить себя вспоминать их подлинные фамилии, скрытые и рассеянные в тумане времени: Козьма Прутков (а не Алексей Толстой и братья Жемчужниковы), Максим Горький, Демьян Бедный, Михаил Светлов, Анна Ахматова и прочие...
То есть в данном варианте псевдоним - это маска, скрывающая подлинное лицо
Другой интересный случай создания псевдонима, когда писатель начинает свою деятельность под прикрытием псевдонима, опасаясь чего-то, а затем, сбросив личину, открывает подлинное лицо и пишет уже под настоящей фамилией.
Так Николай Васильевич Гоголь начинал свою литературную деятельность под псевдонимом ОООО, затем подписал свою книгу "Вечера на хуторе близ Диканьки" Николай Гоголь, сократив свою настоящую фамилию Гоголь - Яновский. Получился гибридный вариант: не то псевдоним, не то настоящая фамилия.
Антон Павлович Чехов в начале своей деятельности скрывался под разными псевдонимами: Человек, Человек без селезенки, Михаил Ковров, Антоша Чехонте. И лишь в 1886 году, спустя 5 лет после начала журнальной карьеры осмелился подписаться подлинным именем.
Великий Владимир Набоков первые годы эмиграции, начиная с 1923 года и вплоть до 1940, пишет под псевдонимом Сирин, означающим райскую птицу русского лубка. И только спустя 17 лет Сирин превратился в полноценного Набокова.
Во всех этих случаях псевдоним - это полумаска, это кокон, в котором вызревает до поры до времени настоящее имя, чтобы в конце концов выпорхнуть из него легкой бабочкой и получить признание уже в своей подлинной сути..
Подлинное имя или вымышленный псевдоним
"У маски есть фантастические и волшебные возможности.Человек, надевший маску, как бы превращается в другого персонажа..."
(Энциклопедия символов)
В нашем же случае с Борисом Акуниным псевдоним - это не мистификация- игра, не ширма-маска, не кокон-полумаска и не такая уж жгучая тайна, а слегка завуалированный для вида, насквозь коммерческий пиар-проект, своеобразная реклама-приманка, на которую легко ловится рассеянное читательское внимание, тонко продуманный авантюрный трюк, обеспечивший удачливому дельцу большой денежный барыш.
Еще раз вернемся к тому вопросу, с которого мы начали: зачем Чхартишвили превратился в Акунина - это вроде бы понятно, а вот, наоборот, почему Борис Акунин вдруг уступил место Чхартишвили?
Можем ли мы сравнить создание современного мифа-псевдонима с давно известными нам историческими образцами?
Думается, что нет.
Допустим самое примитивное - два имени нужны Чхартишвили - Акунину для двух разных целей: для тела и души, для денег и для отдохновения, для славы и для сладкой возможности самореализации. В таком случае автор стремится достичь невозможного: идеального момента сохранения точки равновесия, где гармонично сочетаются недостатки и достоинства двух противоположных взглядов на мир и творчество. В нашем же варианте, когда писатель от раскрученного псевдонима возвращается к своему имени, писательская суть настоящего Чхартишвили неожиданно превращается в новую маску, которая служит другой задаче.
Обе маски, одетые на одно лицо, но направленные в разные стороны, в какой-то момент становятся его подлинными лицами. Автор удачно реализует свою потребность - смотреть на мир с разных позиций, но теряет при этом свое лицо.
И тогда оказывается, что придуманный как будто бы случайно псевдоним заключает в себе собственное метафизическое значение, перестраивая и переделывая личность под себя. То есть, сознательно выбрав какой-то псевдоним и вдохнув в него жизнь, ты даешь ему власть над собой, больше того - в ущерб собственному имени.
С этой точки зрения Акунин оказался сильнее Чхартишвили.
И последнее превращение псевдонима в фамилию выявило во всю силу данную закономерность. У Бориса Акунина, явившего литературному миру чудеса ловкости и умело срежессированной мистификации, последний трюк оказался неудачным. Когда, наконец, вдоволь наигравшись в детектив, убедив всех в своем профессиональном мастерстве, Чхартишвили сбросил маску и всерьез взялся за настоящую литературу, вот здесь его и ожидал непредвиденный сбой. Столь привлекательная раньше маска неожиданно превратилась в западню.
Настоящий писатель Чхартишвили вчистую проиграл выдуманному Акунину.