И было утро. И стремительно
дорога мчалась под попутные колёса.
И, лёжа в кузовах, мы тайною чека
наполнены до зоба были.
Охота ехать от оказии -
по леву сторону Абхазия.
А там, внезапно вознесясь,
восстала арка над пожаром
и нежно-белыми словами сказала:
"Азия. Добро пожаловать!"
Добро пожаловать в века...
И гирей сгинула чека,
надёжно валенком сокрыта и согрета.
Тогда не стало синих истуканов,
которым черви красные увили руки
и по ногам ползут.
И женщины карабкаются в кузов
и говорят гортанным языком.
Тогда не стало синих истуканов,
которым черви красные увили руки
и по ногам ползут.
Свобода! Солнце!
И молчат худые женщины,
по кузовам рассевшись.
Их путь - в долину Эа,
в Цхалтубо и Самтредиа.
И долго с ними еду я,
вдыхая: "Азия. Добро пожаловать!",
сплетая: "Азия. Добро пожаловать!",
и шорох шин: "Добро пожаловать..."
А по бокам - всё "дзе" и "ута",
и только снежно те же чайные
артельных чашек зубы скалят
да иногда сапог пылит Восток.
Так заунывно, тихо еду я,
пою - Цхалтубо и Самтредиа.

1962, 1990