Аннотация: В горах Урала заблудилась группа геологов. Какая-то сила кружит их на одном месте. Главная героиня пытается найти выход... и неожиданно оказывается в Москве и встречается со своей старой знакомой.
ДРИАДА
К. Берцова
Марго помнила вчерашний вечер.
Именно тогда у нее зародились первые подозрения, в том, что они заблудились. Нет, сначала в чем-то другом куда более страшном. Но она так быстро прогнала это страшное, что и сама не заметила, что оно появлялось, и чем было.
По плану они должны были пройти насквозь долину между седьмым и восьмым хребтом и выйти к небольшому ущелью восьмого хребта. В долине их настиг туман. Туман, сначала невесомый, как перышки, постепенно наливался мутноватой тяжестью и к вечеру слился с сумраком, окутав пологом окружающую реальность. Так что, когда они выбрались из лесу, и ущелья не оказалось, никто не удивился. Они вышли на пологий склон, усыпанный камнями в рост человека - обломками древних катаклизмов - типичный рельеф для североуральских гор.
И тут-то Марго и показалось, что они снова находятся на седьмом хребте. Она чувствовала места, в которых когда-то побывала. Они казались ей теплыми и какими-то удобными, словно забытые старые туфли, некогда разношенные по ноге. И этот склон был именно таким теплым и удобным. Не может быть.
- Мы просто немного промахнулись, когда плутали в лесу, - тогда сказала Марго самой себе.
Не смотря на туман, здесь было очень хорошо. Ветер нес воздух с гор и приносил с собой аромат распаренной земли и горячей каменной пыли, и еще чего-то неуловимого, но такого древнего, что дух замирает, и приходят на память миллионолетия геологических эр.
Правда, этот ветер не разгонял туманные валы, а только перемешивал их, как ведьма - варево. Марго часто представляла в шуме ветра какой-нибудь голос. Вот и вчера ей слышался такой голос, он монотонно повторял одну-единственную фразу: 'у-у-у', в которой разыгравшееся воображение могла представить что угодно: от 'люблю-у-у' до 'заколду-у-у-ю'.
- Просто промахнулись, - еще раз повторила себе Марго. Но на душе все равно было неспокойно. Что-то ныло глубоко в груди за ребрами и отсыревшей курткой. Она смотрела на утопающий в тумане склон и сама того не ведая, прижимала руку к левой ключице и ниже, там, где сердце.
Витал легкий матерок. Это мужики обустраивали лагерь, ругали туман и предвкушали встречу с нашей красавицей. Красавицу Марго на свой счет не приняла. Она догадывалась, что это не она, а обнаруженная Борисом поллитра. Марго обернулась. Так и оказалось.
- Умница, красавица, - Борис нацеловывал горлышко огромной, наверное, литровой бутылки, - и как только ты здесь оказалась?
Ему вторил Серега:
- Ребята, это волшебное место, смотрите, какую я закусь нашел, - он вытащил из рюкзака банку огурчиков и продемонстрировал собравшимся.
Как будто не сами запихнули все это в кармашки рюкзаков. Все-таки мужики как дети. Марго хмыкнула. Но обыденность происходящего ее успокоила. Она решила ничего не говорить о своих подозрениях. Пусть думают, что все идет по плану, нехорошо, когда начальник экспедиции ударяется в панику. А завтра они отыщут ущелье, и спокойно двинутся дальше.
****
Сегодня утром она объявила первый забор образцов. Ей просто захотелось подняться налегке на вершину и осмотреть окрестности. Никто не возражал. Борис - потому что спиртное еще не кончилось, остальным - потому что все равно.
Страшно видеть, как, постепенно спиваясь, теряет человеческий облик близкий и хороший человек, может быть лучший из мужчин, которых она встречала. Еще несколько лет назад, Борис никогда не напивался в экспедициях. А еще раньше дарил ей полевые цветы, водил на утреннюю рыбалку и клялся, что будет вечно любить.
-Я бродяга, - говорил тогда Борис, - я не могу быть оседлым, мне душно в городе. Ты хочешь меня приручить, одомашнить, а я дикий. Пойми, я - дикий. Мое - это лес, горы, звери, рыбы, вот эти камни. Камни говорят со мной. Зовут меня. А алкоголь? Что алкоголь? Я же не алкаш какой-нибудь. Захочу и брошу в любой момент.
Ах, Борис - Борис.
В экспедициях пили и раньше. Марго одно время и сама здорово употребляла, с той целью, чтоб спиртное быстрее закончилось, и началась работа. А потом как-то увидела свою бывшую одноклассницу - абсолютно спившуюся бабу с сизым носом без капли собственного достоинства, она тоже когда-то начала пить, чтобы мужу поменьше доставалось. С тех пор как отрезало.
На самом деле Марго никогда не хотела одомашнить Бориса, потому что он нравился ей именно такой - дикий, с многодневной щетиной и не помещающейся в квартире коллекцией камней. Она только хотела, чтобы он бросил пить.
Все-таки врожденное чувство дороги ее не обмануло. Марго вышла к какой-то вершине. Она задрала голову, всматриваясь в скалу, буквально воткнувшуюся в опустившееся небо. Скала была размером с трехэтажный дом, но склоны ее были изрезаны трещинами и уступами, облегчающими подъем. Пожалуй, это одна из самых высоких гор среди здешнего ландшафта, и она почти возвышается над проклятым туманом. Марго решила взобраться на вершину и осмотреться.
Туман. Повсюду туман. Горизонта не было, только море тумана, из него проступали нетвердые очертания горного хребта, на котором находилась Марго. И темные пятна далеко вдали, то ли очертания еще одного хребта, то ли просто скопления все того же тумана.
А вниз лучше не смотреть. Там заросшая лесом долина, полностью затянутая клубами водяной взвеси, как облаком. Там лагерь. Оттуда Марго пришла. Лагеря, конечно, не видно, в той стороне вообще ничего не видно, кроме тумана, но Марго безошибочно могла бы указать направление, в котором он находился. Вот там. Марго всегда чувствовала верный путь; для нее это - как теплое дыхания, идущее с правильной стороны. У нее же абсолютное чувство дороги, как бывает у некоторых счастливчиков абсолютный слух.
И это было очень плохо. Потому что сомнений больше не осталось. Это был седьмой хребет. Тот самый, с которого они спустились вчера днем, и который должен был остаться далеко позади. Значит там, в лесу, они сделали круг и снова вышли к месту своего исхода? Но ведь это практически невозможно. Дело даже не в ее чувстве дороги, просто они шли по компасу. И по картам. И все время выходили к местам, худо-бедно подходящим к своему описанию. Невозможно. Марго снова посмотрела на плавающие в тумане вершины гор.
Седьмой хребет.
Она медленно спустилась с вершины и двинулась в сторону лагеря.
Нехорошие, очень нехорошие мысли возвращались к ней. Подкрадывались тихонечко в виде воспоминаний.
Сначала вспомнилась одна из геологических баек. История про геологическую экспедицию, которая в семидесятых годах бродила две недели под Пермью. Продуктов у них было с гулькин нос, и, в конце концов, ребята просто свалились в голодный обморок. И тут их нашли. Пастухи из соседней деревни. Спрашивается, где была эта деревня, когда ребята две недели пытались идти по прямой, а их заворачивало? И что, в конце концов, их заворачивало? Называлось это - Марго вспомнила - леший закружил. Леший. Нехорошее, очень нехорошее слово.
Потом вспомнился случай из детства. Она была в гостях в деревне у дальних родственников. Как водится, истопили баньку. Ей было уже тринадцать лет и она застеснялась идти в баню со взрослыми. Да, в том возрасте она почему -то очень стеснялась своего тела, точнее своей пробуждающейся женственности. Пошла после всех, одна. А баня стояла немного на отшибе. Не так, чтобы уж слишком. Но все - таки. Впрочем, днем, играя, она много раз бегала по этому отшибу и ничего. А вот ночью, когда она возвращалась из бани случилось странное. Она шла по тропинке к дому, а дома не было. Потом она вообще уткнулась в какой-то забор, густо обросший чем-то колючим. Повернула в сторону, вообще уперлась в непролазные кусты. Тогда она повернула в другую сторону. И снова кусты. И так несколько раз подряд. Хоть садись на землю и плачь.
Марго навсегда запомнила странное чувство зачарованности, охватившее ее тогда. Но в детстве она с ним сумела справиться. Просто она вернулась к бане. Постояла там, а потом снова пошла по тропинке к дому. И вышла.
А может и сейчас нет никакого тумана? Может быть, он вообще существует только в ее голове? Это и была та самая нехорошая мысль.
Марго остановилась так внезапно, что чуть не потеряла равновесие. Она с трудом удержалась на кончике большой каменной балки, нависающей над склоном и уставилась в колышущуюся пустоту между скалами, до боли напрягая глаза, словно пытаясь разглядеть..., что? Свое отражение в тумане? Или след съезжающего на сторону сознания? Или потерянную вчера дорогу? Она подняла камень и до боли, до крови вдавила его острый край в основание ладони. Капля крови и, действительно, выступила. 'Я заражусь', - подумала Марго. Плевать.
Но тут же почувствовала облегчение. Да, нет же, нет. Ребята ругали туман. Вчера вечером. И утром Серега сразу сказал: 'Ни зги не видно'. И потом маршрут не она вчера выбирала, а Борис. 'Если бы туман был только в моей голове, то как бы мог Борис в нем заблудиться?' - это была хорошая правильная мысль, только она не успокаивала. Марго помнила, как она искала в детстве правильный поворот на абсолютно прямой тропинке из бани к дому. Захочет Бог наказать, он прежде разума лишит. Лишит разума... Потому что нас не спас ум. Не спас ум. Теперь нас может спасти только сердце, потому что нас уже не спас ум.
Не спас ум, не спас ум - стучало в висках в такт ее прыжкам.
Две скалы, стояли так близко друг к другу, что издалека могли показаться обнявшимися любовниками, превращенными в камень недобрым волшебником. Ничего особенного не ожидая, Марго завернула за ближайшую скалу и застыла. Крохотная ложбинка между скалами, казалась перенесенной сюда из другого места, из сказки. Нет, из мультфильма, насколько яркими были краски. Хотя все то же самое. Обычная природа Урала. Зеленый ковер из голубики и черники густо выстилал крохотный берег, слегка продавившийся в центре под крупной каплей озера, синей-синей, словно оторвавшийся от неба кусочек. То ли это эффект скал, загородивших ложбинку от ветров, то ли что -то еще, но здесь было жарко, в небе светило солнце, а не засиженная мухами лампочка, и главное, не было никакого тумана. Было тихо, только в черепе громко билась какая-то мысль. Марго узнала ее: 'Вот за этим-то мы и лезем в горы' - шептала в ее голове она же сама только двадцатилетней давности. 'Вот за этим-то мы и лезем...'. Марго даже вспомнила тот момент, когда она говорила это. На одном из сборищ - КСП - клуба самодеятельной песни. И говорила это она, совсем зеленая геологиня, восторженной девочке с биофака, которую кажется звали Надей; да-да, именно Надей, она с полгода посещала их занятия. В отличие от нее, у Надежды был и слух, и голос, вот только что-то разладилось тогда в ее жизни, раз она смогла жить и без гор, и без песен.
Марго наклонилась над озером, коснулась воды. И даже вода была здесь теплой. Вот бы где устроить привал. Или нет. Марго почувствовала, как теплая волна пробежала по телу. Сюда надлежит приходить одной. Как в храм. Не купание, а омовение. Вот. А потом сидеть в позе лотоса и медитировать на какую-нибудь вечную тему. Марго с сожалением поднялась. Может быть, в другой раз. На обратном пути.
Камни, усыпавшие склон, угрожающе шипели, как змеи, словно угрожая рассыпаться под ее ногами, или что похуже. Но, как ни странно, дорога успокоила ее. И в голосе ветра ей теперь слушалось уже не столько грозное 'заколдую', сколько лирическое 'люблю'.
Марго вышла к лагерю. Здесь в пределах одного горного хребта чувство дороги ее не подводило. Стоянку она почувствовала задолго до того, как увидела блеклое пятно костра. Пахло жареным мясом.
А в лагере царило веселье. Абсолютно счастливый Рустам жарил зайца. Серега, не принявший еще ни грамма спиртного, поджидал ее с грудой находок. Рядом валялся Борис на спальнике, вытащенном из палатки и уже успевшем порядком отсыреть и испачкаться; время от времени он отпускал комментарии по поводу какого-нибудь Серегиного камушка, но с места не вставал. С самого первого дня Борис поставил точки над 'и'. Костром, палаткой и приготовлением пищи занимаются Серега с Рустамом, потому что они - рабочие, а он зам начальника экспедиции.
До вечера Марго разбирала собранные Серегой камешки.
- Ну что, начальница, - Серега, наконец, не выдержал, и, подойдя к ней вплотную, спросил, - есть что-нибудь ценное? Заслуживает такой блестящий работник, как я, премии?
'Неужели они не боятся?' - подумала Марго, глядя на абсолютно счастливых своих спутников. Впрочем, Марго и сама еще не была напугана достаточно, чтобы обещать премии ни за что.
- Ну, тогда может чего другого, а, заслуживаю?- Серега широко улыбнулся ей, подмаргивая дырой на месте недавно выпавшего зуба.
- Зубы сначала вставь, заслуживатель, - привычно парировала Марго, она умела общаться с экспедиционными рабочими. И матом могла послать при необходимости.
- Вот найду золото - золотые вставлю, - нисколько не смущаясь, пообещал Серега.
Магнитного железняка, разумеется, не было. Но ведь они еще и не дошли до места. Потом Борис квасил с подсевшим к нему Сергеем. Потом они выпивали все вместе, и закусывали это дело зайчатиной, подгоревшей с одной стороны и сыроватой с другой.
И когда мужички с характерным звуком сдвинули кружки, Марго поняла, что что-то в ее жизни безвозвратно утеряно. Ведь не за залежами же магнитного железняка она на самом деле сюда пошла? А за чем же? За туманом - тут же подсказало ответ воображение, - за туманом, за мечтами и за запахом тайги. Может быть, она просто захотела вернуться в прошлое? Снова почувствовать себя молодой? Зеленой студенткой геофака, вышедшей в свою первую экспедицию? Когда все было таким простым и ясным. Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались. Когда люди шли по свету. Когда они вот так же засиживались вечерами у костра. И по кругу шла не поллитра, а гитара. И тогда она чувствовала, как спирает в груди дыхание от невозможно высокой любви ко всему живому, к горам, и к лесу, к звездам над головой, и к своим спутникам, которые вырастали в ее глазах в поднебесных исполинов, настолько они все были прекрасны. Под сливающуюся с дымом песню. Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались. И хотелось куда-то идти. По свету. И оставаться на месте, чувствую плечом теплые плечи соседей. И петь во весь голос, забыв про то, у кого нет голоса, и у кого не абсолютный слух.
- А я предлагаю выпить за нашу начальницу, а то она сидит такая грустная! - со своим тостом вылез Серега.
- Марго, иди к нам!- быстро перехватил его инициативу Борис.
Наверное, это невозможно - вернутся в прошлое.
И тут ей стало все равно.
- А, наливайте, - она махнула рукой и потом, не глядя, приняла стакан какого-то мутного самогона.
Горько! Еще раз горько! И пусть будет еще горше!
И потом как-то сразу все стало хорошо. Исчезло болезненно-прекрасное ощущение зачарованности. Зато стало весело. Как в студенчестве. И совсем не сыро. И не грязно. И зайчатина стала прожаренной. Марго чувствовала плечо Рустама сидящего рядом, на ее спине лежала сильная рука Бориса, а Серега сидел напротив и казался таким мужественным в свете дымящегося костра. Какие же они все хорошие! У Марго даже слезы на глаза навернулись. Рыцари. Собратья. Словно они отправились в какой-то великий поход. За каким-нибудь Граалем. И вот короткий привал перед новым подвигом. Надеешься только на крепость рук, на руки друга и вбитый крюк. Хотелось петь.
Марго запела. Ее поддержал Серега. Так это или нет, но ей показалось, что у него великолепный голос. И вот так вдвоем, нет, иногда Борис подпевал, они и спели про 'люди идут по свету', про 'как здорово, что все мы здесь сегодня собрались', про 'если вам штормовки не досталось новой', даже про 'взвейтесь кострами синие ночи' спели.
Утром Марго проснулась с головной болью и ощущением легкой гадливости. Вот чего она терпеть не могла так это пьяных братаний, слезливой сентиментальности и запойных признаний в любви. И вчера вечером она опять позволила себя в это втянуть. Тьфу. Она выбралась из палатки. Проклятый туман никуда не делся. Он по-прежнему лез в глаза, впивался в одежду, заползал в волосы и спал с ними в одной палатке - компания: она, туман и трое мужиков. Марго покачала головой. За свою честь она не опасалась, даже когда ей было восемнадцать; чего уж теперь, когда и самой под сорок, и мужики - кобели только на словах.
Марго подошла к ручейку, в этом месте он растекался небольшой лужицей, и дрожащая вода показала ей ее отражение. Марго с отвращением уставилась на незнакомую бабу, больше похожую на привокзальную бомжиху, а не дипломированного геолога, закончившего ни много ни мало Московский университет в далекой отсюда столице нашей родине. 'Ты помнишь, как все начиналось?' - спросила себя Марго. Она-то помнила.
Глядя на всклокоченные нечесаные волосы и одутловатое лицо под ними, Марго попыталась вспомнить в каком кармашке рюкзака осталась расческа. Что за мужицкая манера, забывать в походе об элементарных правилах гигиены. Бориска называл это закосить по черному, он и раньше в экспедициях принципиально переставал бриться и чистить зубы. Впрочем, чего это она? Борис уже несколько лет не чистит зубы и в городе, вместо этого жвачку жует остатками своих жвал. Орбит - съел и порядок. Потом она ожесточенно терла лицо, бросая воду горстями на голову, на шею, чтобы щекочущий холод побежал по телу, выгоняя остатки вчерашнего. Потом вообще стащила и куртку и футболку, осталась в одном бюстгальтере. Кожа побежала пупырышками. Зато пропойное чувство потихоньку отступало.
Марго приняла решение - вернуться.
Вернуться - наперекор силам, которые вертят ими как хотят. Как в детстве, когда она возвратилась к бане, и только так смогла отыскать потерянную дорогу.
И способ возвращения она выбрала простой и надежный, как кулак, которым пытаются пробить стену. Подняться на седьмой хребет и, перевалив через него, вернуться к основанию шестого. В конце концов, удалось же ей вчера подняться на вершину.
Вопреки ее беспокойству, мужики доверчиво приняли объявление об очередном сборе образцов. Потрясающе, несуразицы прут со всех углов. Она сходит с ума от тревоги. Они все время выходят на одно и то же место, и как будто, как и надо.
Ну, работяги - это понятно. Марго давно заметила, что рабочие в экспедиции ведут себя как студенты на экскурсии с преподавателем. Абсолютно беспечно, в наивной детской уверенности, что начальство как господь-бог обо всем позаботиться. Велят в третий раз копать один и тот же карьер - значит так и надо, лишь бы деньги капали. Но Бориска-то, Борис. Проклятое спиртное.
Рустам снова заговорил о зайчишках. Будь другое положение, она бы объяснила горе-охраннику, что ему заплачены хоть малые, но денежки, и не за охоту на зайчишек, а за сбор геологических образцов. Но сейчас молча порадовалась обыденности происходящего.
Сама она решила проложить маршрут к трехэтажной скале. Простроить его в виде отметин на местности, вешек в своей памяти, и записей в блокноте. А завтра пройти по нему. Подняться на верхотуру. И, удерживая череду отметин строго за спиной, спуститься вниз. Так они должны вырваться из заколдованного круга.
В путь она вышла буквально с восходом солнца. Было холодно и мерзко. Влажная куртка не грела, а высасывала тепло. 'Ничего, попрыгаешь по скалам - согреешься', - утешила она саму себя, с ходу взяв темп. Может быть, они уже сегодня поднимутся над трехэтажной скалой?
И снова нахлынули воспоминания. Неожиданно вспомнился бывший супруг. Марго вышла замуж на четвертом курсе. За однокурсника Вилена, который особенно проникновенно выводил 'Лучше гор могут быть только горы' на сборищах КСП.
Когда-то в детстве Марго неприятно поразила газетная статья о том, что Владимир Высоцкий, автор всех песен в фильме 'Вертикаль', в реальной жизни не только никогда не ходил в горы, но и вообще боялся их. 'Как можно так жить, - думала она, вслушиваясь в знакомый хриплый голос, - петь о любви, и не любить'. Просто он любит петь - растолковывал ей какой-то завсегдатай КСП.
Марго согрелась. Она даже расстегнула куртку, а потом вообще ее сняла, завязав рукавами на поясе. И настроение тоже улучшилось. К тому же отсюда уже была видна трехэтажная скала. Марго спрыгнула с очередного камня, зарисовала очередную заметку в блокнот и двинулась вперед.
Волоокое облако затянуло отроги седьмого, по традициям сказки - решающего хребта. Туман скапливался в низинах, стелился по плоскогорьям, окутывал скалы нежным одеялом и только гордые пики, если бы на Урале были гордые пики, возвышались над ним.
Опять зашевелились воспоминания. Как всегда в тяжелые моменты своей жизни Марго ныряла в свою память, как в омут. Там был один период, когда Марго была абсолютно счастлива. Первые годы студенчества. КСП. Москва. Она вспомнила Москву такой, какой увидела ее первый раз, еще на абитуре. А потом сделала еще один шаг и оказалась в Москве.
***
В первый момент Марго даже не узнала места, где очутилась. Она стояла на кромке тротуара, невдалеке от пешеходного перехода, словно собиралась перейти на другую сторону. На той стороне, на пригорке возвышался огромный торговый центр, окруженный сетью пристроек, киосков, стоянок. Где-то громко играла музыка. Марго обернулась. Позади слева вращалась огромная воронка метро, всасывая и выплевывая сотни, тысячи пассажиров. И все, ни на минуту не останавливаясь, продолжали мчаться по своим делам, ухитряясь так-то выдерживать и темп и направление в суете городов и потоках машин. Москву было невозможно не узнать. Разве есть в России еще такой город, где жизнь кипит, как позитроны в атомном котле, выплескивая в мир бешенные потоки энергии. Кто-то толкнул ее. Интеллигентного вида дама.
И Марго тут же почувствовала себя лишней на этом торжествующем празднике жизни. В брезентовых штанах и старой разбухшей куртке на поясе она была Робинзоном Крузо, попавшем прямо с острова на бал к королеве.
'Мама, дорогая', - подумала Марго, ощущая мучительный стыд за свое неуместное здесь одеяние, пропотевшую футболку, свалявшиеся волосы, и наверняка, перепачканное лицо. Хорошо, если только за бомжиху примут. Хуже, если за террористку какую-нибудь. Нужно срочно что-то предпринять, умыться где-то, переодеться. Марго осмотрелась. Погожий июльский день медленно переходил в вечер. По небу споро бежали кучерявые облака, они притушили раскаленную солнечную мощь середины лета. Но все равно было жарко. Марго почувствовала, как от ее одежды начинает валить пар, как от закипающей кастрюли с супом. Жарко. Прохожие были одеты легко, футболки, шорты. Новая мода - короткие кофточки и невесомые брюки, едва удерживающиеся на выступах бедер.
С таким пузом я бы джинсы на бедрах не надевала, - машинально подумала Марго, провожая глазами пробегающую мимо толстушку в возрасте. Толстушка зло покосилась на нее и что буркнула. Марго покраснела. Срочно, срочно - найти точку для привала. Пока милицию не позвали. Она переступила с ноги на ногу. Какие тяжелые неуклюжие ботинки.
И тут Марго узнала местность. Метро Юго-Западная. Здесь неподалеку жила девочка, вместе с которой они занимались в КСП, - Надежда. Марго только вчера вспоминала о ней. И надо же.
Здесь должна быть остановка автобуса, на котором нужно ехать в пригород, где жила Надя. Марго прошла мимо метро, чувствуя, как косятся и даже отшатываются от нее прохожие. Она бы и сама отшатнулась от себя, если бы могла. Но приходилось делать морду кирпичом и упрямо тащить себя вперед. За волосы, как Мюнхгаузен из болота. 'Я ж, наверное, еще и пахну: костром, дымом, отсыревшей одеждой - дикий аромат для столичного жителя', - подумала она.
Пресловутое чувство дороги в городе у Марго не работало. В гостях у Нади она была один раз, и то случайно. Надежда чем-то заболела и они всем клубом навестили ее, купив по дороге мандаринов, конфет и цветы. Марго вспомнила, что цветы купила она сама. Вот здесь стоял деревянный прилавок, на котором торговали всякой всячиной: от колбасы до папирос, и цветы - ее любимые астры. Марго тогда не удержалась и купила. Теперь на этом месте был кричащий павильон с бесстыдно распахнутыми витринами.... И все равно цепкая память геолога разворачивала перед ней маршрут, как будто бы он был пройден только вчера.
До дома Надежды Марго добиралась минут двадцать.
И уже на лестничной площадке, перед самой дверью, острое ощущение невозможности происходящего резануло ее.
'Я схожу с ума, - она сжала руку в кулак в миллиметре от кнопки звонка. - Немыслимо. Пятнадцать лет! Пятнадцать лет назад я вышла из этой двери и теперь возвращаюсь сюда, грязная, без копейки денег, в этой безобразно походной одежде. Дурдом! Как будто меня здесь ждут. Да, ведь мы никогда с Надеждой и не дружили, - вспомнила она, - это я хотела с ней подружиться, да, а она, потомственная москвичка, вращалась в своем кругу, лишь изредка появляясь в КСП, по молодости лет привлеченная романтикой костров и песен'.
Надежда появилась в КСП внезапно, в середине года, пришла с гитарой в руках и скромно присела в уголок. Чем-то она поразила тогда Марго, неотесанную провинциалку. Какой-то своей явной принадлежностью к избранным московским кругам, интеллигентностью, мягкой, но, тем не менее, бездонной эрудицией. Марго училась в Москве уже второй год и впервые встретила настоящую москвичку. От Нади веяло элитарностью, как от юной дворянки - происхождением, когда та попадала на заседание рабоче-крестьянской ячейки в предреволюционные времена. Потом Надя была просто красива. У нее была совершенная фигура и потрясающее сочетание восточных и славянских черт лица. Чуть широковатые скулы, необычный разрез голубых глаз, но при этом нежная кожа и сбегающие на плечи волны мягких светло-русых волос. Парни из КСП в осадок выпали. А из девушек Марго в тот момент была одна, поэтому Надежда и подошла к ней. А потом все завертелось. Через полгода Надя из КСП ушла, а вскоре вышла замуж. За поклонника - не из клуба. Сначала Марго позванивала ей время от времени. Потом, когда у самой закрутилась личная жизнь, стало не этого. Но, оставаясь в столице, Марго старалась отслеживать этапы Надиной жизни: через общих знакомых, случайные встречи... Так, она узнала, что первый брак Надежды оказался непрочным, молодые развелись не прожив и года, потом Надя уходила в академический отпуск, что-то с нервами, потом был второй брак, по слухам удачный, и уже когда Марго уезжала, говорили, что бывшая соратница по клубу ждет ребенка. Но все равно, все это было очень и очень давно.
'Да я даже не знаю, живет ли она по-прежнему здесь, с родителями - подумала Марго, глядя на железную дверь с глазком, похожим на поджатые губы классной дамы. - А если живет, то, что я ей скажу? Здравствуй, я - твоя бывшая случайная знакомая Рита. Пятнадцать лет не виделись. И вот теперь я неожиданно оказалась в Москве, пусти погреться и переночевать?'
Помыться и привести себя в порядок.
'Я просто спрошу, живет ли она здесь. А потом извинюсь за свой внешний вид, скажу, что попала сюда прямо из экспедиции, и что я ненадолго. Тем более, это правда, мне действительно нужно возвращаться, прокладывать маршрут, ребята же ждут', - с этими мыслями Марго коснулась кнопки звонка.
Дверь распахнулась мгновенно, как будто бы кто-то стоял за дверью и наблюдал за ее колебаниями. Открыла Надя.
Она практически не изменилась. Конечно, стала старше. Но это почти незаметно, разве что лоб чуть-чуть поддался тоненьким нитям морщинок, но и их скрывают струящиеся волны все-таки же волнистых волос. Правда, появились круги под глазами и волосы, скорее всего крашенные, но какая разница? Надежда осталась все такой же красивой, и ее облик по-прежнему задевал какие-то струны в душе, порождая тягучую волнующую мелодию, от которой хотелось забыться и за которой мечталось пойти на край света.
Надя стала пользоваться новыми духами. Марго уловила легкий аромат, скорее похожий на запах свежескошенных лесных трав.
Марго смутилась. За свой неожиданный визит и вообще. Она почему-то всегда чувствовала смущение в присутствии Надежды.
- Рита? - в тоне Надежды одновременно вопрос, удивление, и ... радость, - Рита!- повторила она, голосом и легким движением руки приветствуя незваную гостью, - Рита, ну надо же!
Надя отступила вглубь небольшого коридора.
- Проходи.
Что-то бормоча, Марго неуклюже протиснулась следом:
- Ты извини... без звонка... я прямо из экспедиции... ненадолго. Очень рада тебя видеть! - Марго и сама с трудом осознает, что за слова срываются с ее губ.
Ботинки оставляют мокрые следы на безукоризненном коврике. Марго застывает. Среди подобранных со вкусом вещей в миниатюрной квартире Нади она начинает чувствовать себя горной медведицей. Только горным медведям не место в городских квартирах. Марго с шумом наклоняется и начинает лихорадочно распутывать шнурки. Что -то валится.
Потом Марго долго отмокала в ванной, стирала и чистила одежду, развешивая ее прямо на батареях горячей воды, к счастью не отключенных на лето.
- Рита, - осторожно позвала Надежда через дверь, - там, в тумбочке шампунь, гели, крем, маникюрный набор, пожалуйста, пользуйся всем, чем захочешь.
Марго не брезглива. Походная жизнь научила ее пользоваться малым. Она спокойно может почистить зубы чужой щеткой и хлебать суп ложкой, которой кто-то только что ел. Но она также знает, что большинство людей совершенно не такие, поэтому из всего богатства коробочек, крышечек и флаконов берет только минимум необходимого. Шампунь, мыло и зубную пасту, да и ту намазывает на палец, чтобы не портить совершенно новую щетку, которую Надя ей дала. Впрочем, пришлось также воспользоваться полотенцем и натянуть предложенный хозяйкой халат, не оставаться же голой. И еще Марго не выдерживает, ножницами Надежды подстригает ногти, очень коротко, как стригла всегда. Не удобно в городской квартире медведице с когтями.
Потом они ужинают в небольшой кухоньке, и, Марго, наконец, отходит. Где-то в сумраке квартиры мелькают родители Нади. Здороваются. Все так непринужденно, мило, почти по семейному, словно это абсолютно нормально, когда вам на голову сваливается студенческая знакомая дочери, без вещей, денег и даже сменного белья.
Время проходит незаметно. Потом они сидят в тесной комнатке Нади. И только сейчас Марго понимает, что уже поздно.
- Мне, наверное, пора, - Марго косится на окно, там напоминающее полыхает закат, такой же красочный, как и в горах. Поздний закат. Фиолетовый на черном.
- Никуда я тебя не отпущу, - Надя ловит ее взгляд, - ночуй здесь у меня, хочешь? Тем более что метро уже не ходит.
Метро. Метро. При чем здесь метро, - хочет сказать Марго. Ей нужно возвращаться. Ребята ждут и вообще. Не метро же повезет ее до Уральских гор. Уральские горы..., а как далеко они от Москвы...? Эта мысль мешает ей. Марго трясет головой, отгоняя ее как надоедливую мошку.
- Останься, - просит Надежда, - я скучала без тебя.
Марго подходит к окну (это два маленьких шажочка) и снова всматривается в глубь тревожно набухшего неба. Хорошо, когда сухо. Хорошо, когда тепло, хорошо, когда нет тумана.
- Разве, что до утра, - наконец, говорит она.
- Ничего, если я постелю тебе вместе со мной? - спрашивает Надежда, разбирая диван, - валетом, а то после ремонта стало совершенно некуда воткнуть раскладушку?
Марго не возражает, в прошлую ночь она ночевала в тесной палатке одна с тремя мужиками.
На кровати просто чудесно. Надя постелила ей у стенки, принесла новую простынь, отдельное одеяло с пододеяльником, даже новую наволочку надела. Марго неудобно. Столько хлопот, когда она могла бы уснуть даже на коврике под порогом. Но в московских семьях свои обычаи. Она не удивилась бы, если б узнала, что некоторые из москвичей держат отдельную стопку постельного белья - специально для гостей, на которую не при каких условиях не улягутся сами (брезгливы`с).
- Рита, а ты где сейчас, в какой экспедиции? - неожиданно спрашивает Надя со своей половины кровати.
- На Северном Урале, за магнитным железняком, - Марго начинает привыкать к тому, что она Рита, в конце концов, во времена КСП ее называли именно так.
- Там хорошо?
- Да, - Марго вытягивается во весь рост, ощущая прикосновения ткани к телу. Приятно все-таки иногда ночевать не в спальнике.
Стыдно сказать, но последние пять лет она, геолог по призванию и по профессии, провела в теплом управлении геологоразведки Урала, делая потихоньку карьеру и переползая из кабинета в кабинет.
Когда в прошлом году к ней попали материалы местных вертолетчиков, она сразу поняла, что это судьба. Ничего особенного, просто в районе безымянной долины расположенной между хребтами восемь и девять, начинала шалить стрелка компаса. Естественно, при приземлении. Зачем, туда садились вертолетчики, она не спрашивала. Зато подняла данные геологоразведки данной территории за весь период освоения Урала, во всяком случае, все материалы, что были в Екатеринбургском архиве. Так вот именно в этом месте не проходила не одна геологоразведочная партия. Марго запросила материалы аэро и спутниковой съемки, и тогда, рассматривая фотографии, она отчетливо видела слегка смазанные признаки богатого месторождения магнитного железняка. Как такое могло быть в исхоженном геологами вдоль и поперек Урале, она вопроса не задавала, даже в самом бедном пруду, всегда остается хоть одна рыбина. На счастливчика. Тогда Марго думала, что хочет быть этим счастливчиком, хочет оставить свой след на карте Урала, включить свою фамилию в учебники геологии.
- В горах всегда хорошо. По своему. Не так, как здесь, но все равно очень хорошо. Там вечность, а здесь - время. Знаешь, - неожиданно признается она, - мне бы хотелось, как у Высоцкого, уходить, а потом возвращаться. Не пройдет и полгода, как я возвращусь. Чтобы снова уйти на полгода. Вот так!
- И поэтому-то ты и ищешь там магнитный железняк, да? - Надежда тоже смотрит на нее через сумрак комнаты.
И Марго неожиданно отвечает правду, которую до сих пор скрывала даже от себя.
- Не поэтому.
Денег на экспедицию никто не давал. Их геологоразведочное управление давно уже медленно загибалось от недостатка финансирования. Денег хватало только на зарплату мелким чиновникам, и еще чуть-чуть на премии - крупным. Марго была мелким чиновником. Но у нее был грант . Полученный от научного фонда Академии наук на написание монографии: 'Минералы Урала: сегодня и завтра'. И тогда она бухнула все выделенные ей на год денежки на организацию этой экспедиции, приурочив ее к собственному отпуску. Хотя тех денег и было жалко до слез. Ведь их можно было выписать себе на зарплату, как и делали большинство счастливчиков.
Нет, ни ради магнитного железняка она пошла в горы. Но и не ради мифических красот и чудес. Она просто хотела еще раз почувствовать неизбывную силу воспетой в песнях суровой мужской дружбы. Ну и самой тихонько посидеть рядом, подпеть в такт, и любить их всех обветренных романтиков дальних дорог чистой любовью и может быть даже чувствовать невозможное - себя - одной из них. Возьмемся за руки друзья. Чтоб не пропасть по одиночке.
Разве она хотела так многого? Чтобы то о чем поют, было правдой.
- А лес там есть? - неожиданно спрашивает Надежда.
- В предгорьях, - отвечает Марго, - на Уральских горах между хребтами - долины, вот там лес, тайга.
- А в лесу тебе хорошо?
- Ну, сейчас там сезон малины, грибы, и уже голубика созревает, - Марго вспоминает, злополучная долина оживает перед глазами, но не пугает, а наоборот кажется праздничной и светлой, - цветы повсюду, деревья. Вот в лесу, действительно, красиво. Ты знаешь, - она хмыкает, - мы там даже заблудились немного...
- Вы выберитесь, я думаю, вы обязательно выберетесь, - на полном серьезе обещает Надежда.
Надежда замолкает, и Марго начинает казаться, что она уже заснула. У самой Марго сна ни в одном глазу. Марго пристально всматривается в ту половину кровати, ей хочется рассмотреть лицо подруги. Но когда свет только что выключили, это безнадежно.
- А классно было в КСП, правда?- вновь подает голос Надежда.
Некоторое время они вспоминают КСП, забавные эпизоды, песни, которые тогда звучали.
- Помнишь вот эту?- Надя тихонечко напевает.
- Да-да, - Рита подхватывает, - А вот эту?
- Рита, а ты хотела бы обратно вернуться в юность? Чтоб снова стать восемнадцатилетней. Опять поступить в институт, учиться, ходить в клуб?
Марго уже думала на эту тему. Не так. Марго очень часто думала на эту тему. И Марго хочется говорить об этом.
- Такой же как я есть сейчас, со всеми моими знаниями, опытом, но восемнадцати лет, да? - переспрашивает она.
- Да.
- Ты знаешь, нет. Я бы хотела продолжить быть как восемнадцатилетняя сейчас. Мне бы хотелось пойти еще куда-нибудь поучиться. И песни петь. Выступать. Собираться компанией. Снова создать клуб. Да, и чтоб другие люди, мои сверстники, нет, - Марго сама заводится от своих слов, - любые другие люди, независимо от возраста, любые, вокруг были тоже как в юности. Ходить в походы. Вот иду я с гитарой. Вот дедок с клюкой. А вот пацанка какая-нибудь с гербарием. На самом деле в горах не настолько и тяжело, как описывают. И дедок, и пацанка, - мы все могли бы спокойно пройти маршрут, например, на Золотинку. Если бы они захотели. Надя, проблема в том, что никто не хочет.
Марго умолкает. А потом продолжает снова. Ей еще никогда не доводилось говорить на эту тему вслух. Просто никому не было интересно слушать.
- А снова стать восемнадцати лет - нет, не хочу. Ты удивишься, но мне было вовсе не так хорошо в восемнадцать лет. Я была вся какая-то навязчивая, или привязчивая. А остальные поверхностные. В эмоциональном смысле. А если я буду такая как сейчас, то вообще труба, остальные мне вообще мотыльками будут казаться. Я начинаю чем-то увлекаться, человеком, уроками, песней, ... только разгоняюсь, а остальные уже - капут. Все. Пережили. А я только на взлете. Мне кажется, я вообще никогда не могла чувствовать в полную силу.
Марго не выдерживает, поднимает в кровати и садится. Теперь отсюда ей лучше видно лицо Нади.
- Всегда была в этом проблема, - жалуется она, - и с мужчинами так. Мне Алеша нравился, он потом на Лильке женился. На самом же деле нравился. И я видела, он ко мне неравнодушен. И я... Я..., ну, ждала чего-то. Он меня в театр пригласил, билеты купил, а я не могла, правда не могла, домой надо было срочно ехать. Я так мечтала дома, вот приеду, а он ждет, он опять купит билеты.... А он уже все - перегорел. А я ..., - Марго горько машет рукой, - потом я думала, что дело в сексе.
Одеяло постоянно скатывалось с плеча, и что бы удержать его, Марго наклоняется все ниже и ниже к Наде. Ее потихоньку начинало познабливать, словно в комнате кто-то открыл окно и ветер несет холод прямо с ледника.
- С Виленом сразу легла в постель, - она чувствует, как слова сталкиваются в горле, стремясь вырваться наружу, и удержать их нет никаких сил, да и никакого желания нет - удерживать. - Потому что думала, мужчине это надо, думала, Алеша меня из-за этого бросил, что я ему отказывала, может, не может без этого мужчина начать любить. Да. Я думала, это будет начало. А для Вилена это был конец. Нет, он меня любил. Но его чувства слишком быстрые, и какие-то не глубокие. Я просто не помещалась в него. Я могла бы любить его больше, понимаешь, еще больше, еще сильнее, а ему - все. Больше уже не надо. Мои чувства, они тлели вполнакала, а его это полностью устраивало. Это ужасно, никогда не доходить до той силы чувств, на которые ты способна. Я не секс имею в виду, с этим у Вилена было все в порядке. Но чувства....
Их брак изошел сам собой после окончания университета. Супруг поставил своей целью во чтобы то ни стало остаться в Москве. Он подрабатывал носильщиком во вьетнамском общежитии, торговал книгами, потом пошел переучиваться на бухгалтера. Марго угнетал город. Нет- нет, Москва ей нравилась. Она хотела бы возвращаться сюда. Возвращаемся мы просто некуда деться. Из долгих-долгих странствий и походов. Но чтобы, прежде всего, были эти походы и странствия. Увы.
Когда Вилен учился на курсах бухучета, там он нашел себе москвичку с жилплощадью и ребенком. Первое в его глазах перевесило второе. Марго даже не огорчилась, бросила аспирантуру и вернулась в Свердловск, за время ее отсутствия уже ставший Екатеринбургом - к любимым горам. Она только жалела иногда, что, будучи в законном браке, не завела себе ребенка. Подростало бы рядом близкое существо, потихоньку учась ходить, петь, читать-писать и лазить по горам и долам. И вместе с ним, Марго и сама бы заново открывала для себя мир. Сначала ребенка не хотел Вилен, потом ей казалось, вот встану на ноги и тогда.... И только сейчас к четвертому десятку Марго начинала понимать, что в этой жизни вообще невозможно встать на ноги. И нужно жить так, как получается, и все равно искать свое призвание. А иногда Марго радовалась, что не завела ребенка, потому что себя ощущала таким ребенком.
Марго чувствует, что ее уже всю трясет. Сильно. Кажется, даже зубы начинают постукивать. Марго замечала это и раньше, некоторые темы ее буквально в дрожь бросают. Такое было два или три раза в ее жизни. Первые раз, когда она сочинила песню, сама, и слова и музыку, и попыталась исполнить ее маме с папой, и не смогла - губы от холода сводило, и руки тряслись.
- Тебе же холодно, - тихонько произносит Надежда и набрасывает на нее край своего одеяла, - иди сюда.
Наверное, под одеялом у Надежды тепло, но Марго этого не чувствует, ее продолжает колотить.
- И ноги как ледышки, - Надя касается руками ее стопы, - ну ка давай их сюда.
Она захватывает ноги Марго своими бедрами, прижимая ее ледяные ступни к своей раскаленной коже.
Когда Марго не говорит, она согревается. Это ей тоже знакомо. Стоит замолчать, как дрожь утихает.
- Тебе лучше?- Надя дотягивается до нее и нежным движением проводит по ее руке, ребрам, животу. Тело немедленно отзывается на прикосновение, звоном в ушах и незаметным движением за скользящей ладонью.
'Пускай,- думает Марго, - а пускай. Вались все пропадом'. Она несмело протягивает руку вперед, держа ее повыше, словно пугаясь возможности слишком интимного прикосновения. Касается плеча. И все-таки не выдерживает, отдергивает руку. Надя опять проводит ладонью по животу.
Шум в ушах нарастает. Пускай. Пускай. Пускай. Марго чувствует, что теряет сознание. Пускай. Кажется, она подается к Надежде, уже не думая, где кто.
И тут Надя спрашивает:
- А ты никогда не думала, что у других людей чувства просто ускоренней, но не слабее?
Слова с трудом прорываются сквозь шторм, бушующий в ушах. Но прорываются.
И Марго отстраняется. Просто ей очень хочется ответить.
- Думала. Я думала. За два дня проживают, но с такой силой, до какой я бы разгонялась год, да? - это риторический вопрос, но Марго замолкает, потому что чувствует, холод возвращается и ее опять начинает колотить.
- Ты говори-говори, - тихонько просит ее Надежда, и опять приближается к ней в тесноте общего одеяла, - это ничего, что я тебя немного обниму, да? Просто согрею...
И Марго подчиняется и движениям этих рук, невидимых в темноте ночи, и просьбе говорить.
- Я не знаю, может быть, это и так, но мне их жизнь всегда казалась какой-то...неподлинной, - грустно говорит она, - и я в нее никак не попадала. На третьем курсе мы решили группу создать, помнишь? А, да ты тогда уже в клуб не ходила. Но все равно. И ничего не вышло. Сначала же все загорелись. Но тогда я с каждым днем загоралась все больше, остальные гасли. Несколько раз собрались и все... Свои дела. Но ведь они же хотели этого, Надя, хотели. Почему я хочу этого до сих пор? И потом.... . Да, тебе же, наверное, не интересно, - спохватывается она.
- Ты даже не представляешь, как мне интересно, - шепчет Надежда и ее дыхание щекочет кожу, а когда она говорит, ее губы почти касаются Ритиной шеи, и руки нежно, очень нежно, охватывают, обнимают ее со всех сторон, - рассказывай, прошу тебя!
И Маргарита продолжает говорить, чувствуя, как что-то тяжелое, уходит, сваливается с ее души.
***
Утром Марго встала чуть свет. Старая геологическая привычка. Во сколько бы ты ни заснул, просыпаться с рассветом. Стараясь не шуметь, она быстро переоделась в свою походную одежду. Следовало спешить в лагерь. Как бы ее там не потеряли.
И тут впервые беспокойство касается ее, нет только легкая тень от беспокойства. А как же она попадет обратно в лагерь? Но беспокойство тут же тает. Ведь это же очень просто. Она выскакивает из квартиры, бежит по ступенькам и постепенно перепрыгивает обратно на каменистый склон в окрестностях Северного Урала. Просто и естественно, как во сне, когда не задаешься вопросом, откуда что берется и куда девается.
А здесь, возле Трехэтажной горы уже темнеет. Марго пристально смотрит за раздвоенный пик. Ей расхотелось подниматься. Да и возвращаться пора. Зато тумана стало меньше. Хребет виден почти весь до самой долины, только внизу еще колышутся то ли остатки тумана, то ли сгущающиеся сумерки. 'Вот что значит разница в часовых поясах, - думает Марго, - в Москве ранее утро, а у нас уже вечер'.
Конечно-конечно, разница в часовых поясах. Кто в нашей стране не слышал знаменитого: 'московское время столько-то часов'. Вот только разница во времени между Москвой и Уралом всего-навсего два часа. Но во сне не замечаешь противоречий. Ничего подозрительного в ранних сумерках не увидела и Марго.
Она проворно сбегает вниз. Для этого ей даже не нужно ее шестое чувство, настолько хорошо она выучила маршрут. Правда, вскоре ей пришлось сбросить скорость. Темнело просто катастрофически быстро, и последние сотни метров она пробиралась буквально ползком. Иначе было легко сверзиться с какого-нибудь камня.
В лагере полыхает огромный костер, и все ходят такие счастливые. И, что удивительно, трезвые.
На ужин сготовлено картофельное пюре из порошка с сушеным мясом.
- Что не было сегодня зайцев?- проходя, спрашивает она у Рустама.
- Лиса! Лиса! Лисонька, - охотник почти поет, - я уже и шкуру снял. Прикрепил на камни сохнуть. Только бы солнышка завтра Бог послал. А завтра ... я видел следы оленей. Будем с оленинкой.
- А я столько образцов насобирал, - ревниво оттесняет его Серега, - посмотришь завтра, Марго! Мне кажется, что есть очень даже перспективные экземпляры.
- Верно, - поддерживает его Борис.
Надо же, даже Бориска влился!
Марго пытается в неверном свете костра и при ничуть не лучшем свете фонарика разглядеть принесенную добычу. Магнитного железняка нет и в помине. Все образцы напоминают... медный колчедан.
- Серега, - тут до Марго доходит, - ты вообще-то чего собирал?
- Золото. А что? - подтверждает ее догадку Сергей.
- Нет тут никакого золота, - Борис по хозяйски оттесняет других мужиков от нее, - Откуда на Урале самородки, балда?
- Дак мне много не надо, - спорит изгоняемый Сергей. - Ну один -то кусочек на всем огромном Урале можно найти.
Борис не отвечает. Он подтаскивает какие-то свои камни.
- Вот посмотри Марго, знаешь, что это?
Марго вертит камень
- Похоже на .....
- Вот-вот, - Борис воодушевлен. - А знаешь, спутником чего является это?
Марго догадывается, она знает давнюю мечту Бориса, обнаружить на Урале месторождение алмазов.
Так в приподнятом настроении они добираются до палатки.
- Ну, так что на завтра? - спрашивает Борис, - какие у нас планы? Я бы разведал здешние окрестности. Богатые возможности в них таяться, ох чует мое сердце, богатые.
- Остаемся, - легко решает Марго и улыбается никому невидимой в темноте палатки улыбкой.
- Нет, - отвечает Марго сразу обеим, - у меня на завтра другие планы.
Хорошие они все-таки, ее ребята.
В эту экспедицию она постаралась пригласить последних романтиков, которые еще встречались в управлении геологоразведки. Прагматики бы, впрочем, не поехали, за те деньги, которые она предполагала им заплатить.
Почему так странно получается, что с возрастом, те, кто смог добиться хоть мало-мальского успеха, становятся прагматиками, а в разряд романтиков перекочевывают всяческие неудачники. Наверное, им просто больше ничего не остается кроме, как быть романтиками. Если у них отнять возможность петь под распиваемую поллитру 'как здорово, что все мы здесь сегодня собрались', то им просто не останется, зачем жить.
Борис окончил какой-то техникум, и нынче числился на ставке инженера-геодезиста в их управлении. Борис был романтиком родного края. Город он не любил. Все свободное время проводил на даче. Рыбалка. Грибы. Ягоды. Собирал коллекцию полезных ископаемых Урала. Коллекция потихоньку заняла всю квартиру, и уже начинала заполнять дачу. Борис хвастался, что его коллекция даже богаче, чем в городском горном музее, и Марго ему верила. Еще в ее бытность молодой специалисткой у них с Борисом случился роман, и уже тогда его коллекция превышала способности Марго к наведению порядка. У коллекционера было много достоинств. Красивый, романтичный, широкоплечий, настоящий джентльмен, щедрый и внимательный. Недостаток у него был только один. Борис оказался запойным пьяницей. А когда начинался запой, он переставал быть человеком, в такие минуты даже его драгоценная коллекция легко бы ушла к другому хозяину, если бы нашелся желающий ее купить.
Работяг в экспедицию нанимал Борис. Рустам работал в управлении, в охране, и как Марго успела понять, был не равнодушен к охоте. Во всяком случае, в эту экспедицию он взял не спиртное, а обрез. 'Зайчишек нам постреляю на ужин', - приговаривал он, любовно поглаживая приклад самодельного ружья. Второго рабочего - Серегу - Марго не знала, просто один из парней в управлении, Марго сильно подозревала, что Борис взял его в качестве собутыльника. Это оказалось и так и не так. Потому что свое дело Серега знал отменно. В этой экспедиции он оказался единственным, кто отбирал минералы для анализа, вел дневник, где отмечал взятые пробы и по собственной инициативе сделал еще десяток совершенно рутинных дел, которыми вообще-то должны были заниматься дипломированные геологи. Впрочем, Борис говорил, что Серега решил потратить свой небольшой отпуск на экспедицию из-за денег, дескать, на нем висит долг. Пусть так, хотя трудно представить долг, который можно удовлетворить деньгами, обещанными за участие в этом походе.
Ночью Марго ворочалась без сна. Мужики храпели. Она просто опоздала родиться. Ей бы жить в эпоху великих географических открытий. Или хотя бы в сороковые - шестидесятые годы. Это было время большой геологии. И великих геологов, которые способны были дружить, а не только петь о горячей любви к горам и суровой мужской дружбе. И хранить верность не жене и детям, а этим скалам. Какая удивительно неженственная мысль. Поэтому -то от нее и сбежал бывший супруг.
Жаль, что здесь нет магнитного железняка. Жаль потраченных денег. Но плевать. Геология кончилась как наука и как искусство в прошлом веке. Никто не ходит сейчас по горам с отбойным молотком. Да все полезные ископаемые давно нанесены на карты. И штурман проверяет в последний раз маршрут.
Под утро она все-таки заснула.
А утром ночные мысли развеялись. Она оставила ребят завтракать, и, захватив с собой только свой верный блокнот, направилась в горы.
- Точно не пойдешь со мной за образцами? - нагнал ее вопрос Бориса.
Марго покачала головой.
- Нужно проверить тут некоторые породы на предмет железняка, - ответила она, не останавливаясь.
На самом деле Марго хочет пригласить Надю к озеру. Ведь она сразу, как только обнаружила этот чудесный водоем, подумала о Надежде. После завтрака она быстро исчезает с глаз своих спутников. В горах это очень легко сделать, удалился на несколько метров, и ты уже скрыт от внешнего мира вздымающими каменными ребрами, как сердце в центре груди. Только ты и вечность. Марго направляется к озеру. 'Ах, неужели, неужели, неужели,- думает она, - неужели не хочется вам, налетая на штормы и мели, тем не менее плыть по волнам?'
Собственно, песни всегда звучали в ее душе. Вспыхивали взволнованными строчками по поводу, и без. В слух она в последние годы почти не пела. Раньше, да, ей очень нравилось выступать. Особенно в школе. В пятом классе она даже хотела стать певицей. Увы. Голос-то у нее был, и не плохой. Громкий. Вот слух подкачал. А многих почему-то раздражает, когда исполнительница не попадает в ноты. Самой Марго это было безразлично, но приходилось считаться с обществом. Неприятно же, когда какие-нибудь эстетствующие грымзы, сроду не выходившие в горы, ехидно переглядываются и ухмыляются, слушая твое пенье. И еще неприятнее время от времени просить этих грымз настроить твою гитару. И постепенно песни спрятались, ушли с внешнего уровня на внутренний. Там в глубине ее души никто не морщился под эти необыкновенные строки и никто, никто не смеялся за спиной, если она путала слова, они просто звучали и звучали. Жаль, только слушать их здесь было некому.
Чудесное утро. Наконец, и к ним на Северный Урал пришло лето. Солнце с небес палит как одержимое. Марго даже куртку сегодня не одевала. Жара такая, как в Москве. В Москве. Надя в Москве. Опять это чувство, словно она чего-то забыла, чувство, ненужное как зубная боль.
Марго спрыгнула с камня в небольшую расщелину и застыла. Тонкой змейкой вползло недоумение и зашуршало где-то внутри. Позвать Надю. Позвать Надю. А как это сделать? Надя в Москве...
Ее осенило. Телефон! Марго повела глазами по сторонам в поисках чего-нибудь, кабинки, какого-нибудь указателя. Да вот же он. Телефон висел неподалеку. Прямо на скале. Причем аппарат был такой как у них в студенческом общежитии: двухкопеечный таксофон, который на самом деле соединял бесплатно.
Марго медленно сняла трубку. Гудок громкий и чистый заполнил вселенную. Пальцы заскользили по диску. Как странно, оказывается, она до сих пор помнит номер Нади.
Любопытно все-таки устроена человеческая психика. То, что вполне естественно - помнить номер небезразличного тебе человека - кажется странным. А то, что ни в какие ворота не лезет - гудок в не подключенном ни к чему телефоне - не вызывает никаких сомнений. И почему мы так уверены в реальности мира, который вокруг нас, если все что мы видим - лишь результат нашего восприятия? И почему мы считаем сумасшедших - сумасшедшими, если они просто видят не то, что остальные? Впрочем, в этот раз Марго о таких вещах не задумалась.
Надя отозвалась практически мгновенно.
И опять проклятое смущение сделало Марго косноязычной.
- Я это.... Хотела пригласить тебя, - запинаясь, произносит она, - тут в одно место, в горах. Горное озеро. Ты, наверное, не захочешь...
- Очень хочу! - обрадовалась Надежда, - Жди меня там, где ты сейчас находишься.
- А ты найдешь меня? - Марго с сомнением огляделась. Камни, усеивающие склоны Уральских гор, камни размером с арбуз, камни размером с тумбочку, камни в рост человека, камни объемом с дом. В этой расщелине она практически невидима. А горизонт заставлен обломками скал, как музейный склад - статуями.
- Я тебя повсюду найду, - пообещал телефон голосом Нади.
***
Озеро ожидало их. Они завернули за склонившуюся скалу, и вновь Марго показалось, что она попала в сказку. Здесь было даже несколько миниатюрных деревьев, которых она в первый раз не заметила. И как только они смогли вырасти на голом камне. Марго слабо разбиралась в ботанике, но, это, похоже, плодовые деревья. Может быть яблони, или карликовые вишни, если такое возможно.
Озеро было небольшое, размером с маленькую комнату. И неглубокое, даже в самом центре вода едва доходила им до шеи. И еще оно было очень теплым. Только в самой глубине холодные ключи щекотали босые пятки. Надежда смеялась и поджимала ноги, зависая на поверхности, не доставая дна, а потом тело начинало медленно погружаться. И лишь когда она оказывалась в воде с головой, только тогда Надя делала несколько быстрых гребков руками, подпрыгивая над гладью вод. Мокрые волосы смешными прядями налипали на лицо, Надя то пыталась их сдуть, то трясла головой.
Марго облюбовала мини заливчик у самого берега. С одной стороны был отвесный камень, а с другой по пологому склону прямо под воду сбегал ковер из стелящихся стеблей голубики, черники, брусники и чего-то еще, очень зеленого и очень яркого. Причем ягоды росли даже под водой. Марго специально проверяла Зеленый ковер стелился по самому дну, почти на метр заходя под воду. И это была не тина, Марго сорвала пару голубик. Марго сидела на этой траве, погрузившись в воду по шейку, и смотрела на Надю.
- Рита, смотри, Рита, - я ныряю! Ныряю! - девушка в очередной раз ушла под воду с головкой и тут пробкой выпрыгнула на поверхность, - ты видишь? Видишь, да? Я ныряю. Я это делаю!!!
Марго улыбалась. Все-таки она чувствовала некоторое смущение, приглашая сюда Надежду. Не потому, что боялась, что потомственная москвичка испугается трудностей, а потому что помнила прошлую ночь. Трудно сказать, считается ли то, что между ними было за то, что между ними что-то было. За свою жизнь, Марго неоднократно влюблялась, заводила любовников, один раз даже замужем побывала, могла бы и второй раз выйти. Но все это были мужчины, а вот как следует вести себя с женщиной.... Причем с женщиной, с которой она много лет безнадежно пыталась подружиться. И подругой которой она до сих пор хотела бы стать.
Надежда ничем не напомнила ей вчерашнюю ночь. Они добрались до озера, перебрасываясь ничего незначащими фразами. У озера Надя сразу бросилась к воде, на ходу сбрасывая одежду; под одеждой оказался купальник. Так что мучащая Марго дилемма, до каких пор следует раздеваться, решилась сама собой. Она осталась в белье.
-Рита, я буду учиться нырять, а ты смотреть, ладно?
- Ладно, - согласилась Марго.
Это место, наверное, и в правду волшебное.
Надя казалась по настоящему счастливой здесь, и Марго была счастлива этим ее счастьем.
Но! 'Неужели, я нравилась Надежде все это время? - с изумлением подумала Марго, - никогда бы не подумала'.
Ведь это Марго всегда стремилась подружиться с ней, а Надя обычно мягко отстранялась. Это Марго подстраивала случайные встречи и выспрашивала общих знакомых. Это Марго запомнила день ее рождения, и всякий раз старалась позвонить и поздравить. И в последний год, в аспирантуре, Надя уже ждала ребенка, Марго просто купила веселенькую открытку и отправила ей по почте, даже не подписавшись.
- Рита, видишь, я достала дна! - Надя продемонстрировала камушек.
Когда в аспирантуре Надя ждала ребенка. И она была счастлива в своем втором браке. И ей не было никакого дела до Маргариты. Где он, тот второй муж? И где ребенок?
Надя сейчас должна быть..., солидной матроной..., замужней дамой..., москвичкой. Мысли с трудом протискивались в узкое сито сознание, словно через болото пробирались.
О, Марго много видела таких вот заматеревших москвичек, с мужем, детьми, квартирой, машиной, дачей.
Да, Марго не заметила многих нестыковок последних дней: неожиданное попадание в столицу, неподключенный телефон, но это.... Это разрывало ей душу и не могло завязнуть в трясине подсознания.
'Надя никогда не хотела дружить со мной', - снова подумала Маргарита. Надя должна быть сейчас... в Москве... , с мужем и ребенком ..., а не скакать как восторженный ребенок из-за того, что ей удалось достать со дна камушек.
Словно что-то почувствовав, девушка замерла и потом стала медленно поворачивать напрягающееся лицо в сторону геологини. И это ее движение было совсем не Надиным.
- Надя, - с трудом произнесла Марго, - ты ведь не Надя, да? Ты ведь не можешь быть Надей, правда? Надя сейчас в Москве..., - и Марго отчетливо представились тысячи и тысячи километров, разделяющих безвестное озеро на Урале и столицу нашей страны.
- Как может Надежда быть здесь, если она в Москве замужем за хорошим человеком. И потом, - Марго сглотнула, - Она никогда не хотела дружить со мной.
Противоречие. Надежда никогда не хотела дружить с неприкаянной девушкой с геофака. Никогда. Не хотела. Это мысль вышибла какой-то заслон в подсознании Марго, и другие противоречия хлынули рекой.
Тысячи километров. На мгновение ей стало трудно дышать. Полчаса назад Надя еще была в Москве, Марго вспомнила свой телефонный звонок, сделанный с несуществующего аппарата.
А сейчас девушка поднималась прямо из воды к ней навстречу. И выражение ее лица менялось - менялось - менялось.
'Надя сейчас в Москве, - повторила про себя Марго, - она просто не может быть здесь'.
Камень под ее рукой поддался, и ладонь оперлась на край ванной. Марго с недоумением осмотрелась. Конечно же Надя в Москве. И она, Марго, тоже в Москве. Принимает душ. Наверное, задремала в тепле. Вот и почудилось...
'Я в ванной, - Марго с облегчением рассматривала уже знакомую тумбочку, стиральную машинку в углу и роскошное полотенце на гвоздике, - и зачем Надежда опять дала мне новое полотенце, право слово...'. Мысли легко свернули на привычную дорогу. Привести себя в порядок. Смыть дорожную грязь. Марго протянула руку и взяла флакончик шампуня с края раковины. Сейчас она помоется и пойдет в кухню, где Надежда ждет ее, и откуда доносятся запахи жарящихся котлет.
Нет. Марго потрясла головой. Она не может быть в ванной у Надежды. Потому что Надежда в Москве, а она на северном Урале, в экспедиции за магнитным железняком. И это не край ванны, это камень. Марго прижала руку к эмалированной поверхности, вызывая в себе ощущение шероховатости. Здесь должен быть камень.
Она видела край ванны, она чувствовала его гладкое прикосновение. Она слышала, как каплет вода из неплотного закрытого крана.