Аннотация: Кто-то считает, что смерть решает все проблемы. Однако бывает так, что к имеющимся добавляются новые. Начало истории о двух мальчишках, в посмертии поменявшихся телами.
Пролог
***
Проходит все. Похожа жизнь на сон:
Мгновенье от рожденья и до смерти.
Но в этой ненормальной круговерти
Чуть слышится хрустальный перезвон
Случайных встреч в безвременье ночи,
Где искрами сердец сближаясь, люди
Сливаются под музыку прелюдий...
Но крылья жгут над пламенем свечи
Зажженной для чего? Увидеть свет?
Но душу опаляет ветром боли,
Сдирающим флер розовый с любови,
Которой, если вдуматься, то нет.
А что же есть? Сансары колесо:
Проявленной Вселенной нужно тело,
Чтоб искра новая, взвиваясь неумело
В ней отыграла жизни эпизод...*
***
- Вовка! Придурок! Ты куда убёг? - Надрывалась с обрыва босоногая девчонка лет пяти в коротеньком синем платьице. - Иди домой, мамка зовет! А если не придешь... - Девчонка встала на мысочки и с удовольствием выкрикнула в гулкую сень заросшего оврага, - Она тебе жопу надерет!!!
Один из мальчишек, сидевших у реки с удочками, нехотя повернул голову.
- Вот разоралась, дура!
- А, что, тебя сеструха и вправду бьет? - Поинтересовался его друг. - Бабка говорила...
- Да мало ли что говорит твоя бабка! Разинь варежку и дольше слушай! - Разозлился первый паренек и встал, сматывая леску на самодельную удочку. Вечерело, и в логу под холмом, где протекала речка, становилось прохладно.
- Пойдем. Все равно клева нет. Каких-то три дохлых карасика. Вов, давай их отпустим? Жалко, они еще маленькие!
Вовка посмотрел на банку с водой. Рыбки медленно шевелили плавничками и печально смотрели сквозь стекло мелкой посудины.
- А, - махнул он рукой, - лей.
Второй мальчишка обхватил горлышко двумя руками и выплеснул рыбок в воду. Те шевельнули хвостиками и сразу исчезли в колышущихся водорослях.
Закинув удочки в ближайшие кусты, они хлопнули друг друга по рукам.
- Бывай!
И стали продираться сквозь заросли каждый к своей тропинке.
Солнце совсем скрылось за холмом, золотя лишь верхушки деревьев. Где-то над головой дневные птички укладывались спать, шебурша ветками и тихонько переговариваясь между собой. Вовке за воротник посыпался мелкий мусор. Он остановился и выругался, вытаскивая из штанов длинную, не по размеру, мужскую рубаху, донашиваемую им после мужа сестры до состояния 'ткни пальцем - будет дырка'. Но не дай Бог этой дырке появиться! Манька запилит до такой степени, хоть из дома беги. Он бегал. Раньше, когда не понимал, что на многие сотни километров здесь только лес и редкие вдоль тракта деревни. До райцентра, куда раз в полмесяца с большой земли прилетал вертолет, около восьмидесяти километров. Зимой, на учебу, их, деревенских детей, собирал старенький желтый автобус, выхлоп от которого вонял жженой резиной, а двигатель заводился только от пинка по капоту и отборного мата водилы Санька, не просыхавшего ни на день. Местные мужики ржали, что Санек вполне может заправлять древнее транспортное средство жидкими отходами своей жизнедеятельности. Тот усмехался и просил поделиться сигареткой. Мужики тут же испарялись, поскольку такой товар в лавке стоил дорого и расхватывался сразу.
- Черт! - Вовка шлепнул себя по шее. От воды голодным вечерним патрулем разлетались комариные стаи, поэтому парень, вынырнув на тропу, быстро понесся вверх по холму.
- И где тебя, ирода, носит? - Привычно накинулась на него старшая сестра Манька, являющаяся хозяйкой в большом пятистенном рубленом доме, а также женой Витька, здешнего фермера, и матерью трех детей мал мала меньше.
Так уж случилось в короткой Вовкиной жизни, что родители, у которых родились Машенька и Вовочка с разницей в десять лет, при возвращении домой с дачи погибли на дороге. Стоял теплый летний вечер, когда в их квартиру, где с маленьким трехлетним пацаном возилась бабушка, позвонили незнакомые люди. Мальчик отчетливо помнил, как схватилась за сердце и осела по стенке со стоном баба Таня. Как приехали люди в белых халатах, и в воздухе запахло лекарствами. И как ее на носилках унесли в большую белую машину с красным крестом. Соседка, которая осталась сидеть с ребенком до прихода загулявшей Машеньки, накормила и уложила малыша спать. Но ему не спалось. Ведь рядом не было мамы, которая спела бы сыночку колыбельную песню и тихого голоса папы, разговаривающего о чем-то со старшей сестрой. Еще, спустя время, выяснилось, что бабушка Таня не имеет права взять внуков к себе, поскольку старенькая. А кормить одной пенсией двоих детей законом запрещено. Вот так они с Манькой оказались в детском доме. Бабушка приезжала к ним каждое воскресенье. Она плакала, гладя неровно обстриженные Вовкины светлые волосенки, а Манька привычно ее ругала, говоря, чтобы не приходила и не носила конфет: все равно отберут. Но Вовка понимал, что пока мамы рядом нет, надо немножко потерпеть плохое отношение больших детей и невкусную еду, которой кормили в столовой. Сестра заходила в его группу редко и выживала в этом мире, как могла: где воруя, где унижаясь... Потом, когда он немного подрос, она кричала, тряся мальчишку за плечи и выливая на брата бесконечную обиду на жизнь.
- Нет больше мамы с папой! И никогда не будет! Бросили они нас, понимаешь?! Все бросили!
А баба Таня, которая пришла очередным воскресеньем, на настойчивые пацаньи вопросы ответила, что да, ушли они в далекую звездную страну, откуда нет возврата.
- Бабушка, но почему? - Спрашивал шестилетний малыш. - Почему они не взяли меня с собой?
- Надо было бы... - снова плакала бабушка, - да за чьи-то грехи вас с сестрой здесь оставили...
- Я вырасту и пойду искать маму. Куплю билет на самолет и улечу в звездную страну. Если она не приедет, то я сам уеду к ней!
- Да, малыш!
Старческая морщинистая рука гладила его плечи, а из блеклых глаз одна за другой падали вниз прозрачные слезы...
Бабушка, не дожив до Манькиного выпуска из интерната, тоже ушла к звездам, оставив внукам свою квартиру и жилплощадь, принадлежавшую когда-то родителям. Манька, подученная всяческими дружками и подружками, учиться или работать не захотела, а сдала арендаторам одну из них. И теперь, оттягиваясь после четырех лет унижений на полную катушку, привечала всех любителей растворяться в грезах выпивки и дури, регулярно попадая на беседы к участковому. Жалея сироту, тот делал молодой оторве строгие внушения и снова отпускал с миром. А Вовка, осознавший, что такое смерть, боролся за выживание в тесном мирке, состоящем из человеческих волчат, готовых из-за отсутствия тепла и любви сожрать любого споткнувшегося... Вскоре беспечно прожигавшая молодую жизнь Манька обратила на себя внимание местных черных риэлторов, пришедших к выводу, что для интернатской шалавы две квартиры - слишком роскошно и, уколов девчонку какой-то дрянью, сводили ее к нотариусу. Очнувшаяся в помойном контейнере девчонка кое-как доползла до дома и неделю лежала, отпиваясь водой, поскольку желудок на пищу реагировал приступами рвоты. Потом к ней пришли выселенные из бабушкиной квартиры жильцы и рассказали, что их выставили на улицу. Исхудавшая Манька понеслась к участковому, но тот, проверив документы, развел руками, поскольку все бумаги были подписаны ей самой. Предупредив, что собственная квартира станет следующей, он посоветовал бросить пить и заняться делом. Девушка пить бросила и даже устроилась на работу комплектовщицей. Там, волей прихотливой судьбы, познакомилась с приехавшим на заработки из Сибири Витьком. Парень, выросший в небольшой деревне, где жили, в-основном, натуральным хозяйством, надеялся заработать в столице деньжат. Он мечтал прикупить несколько гектар земли и основать там собственное хозяйство, а также найти в интернете единомышленников и создать с ними новое поселение. И тут - подарок судьбы! Одинокая молодая Манька, у которой есть то, что можно продать и приблизить желаемое на пару, а то и пяток лет! Парень все привычно разложил по полочкам: чтобы заполучить ее квадратные метры, а затем их продать, нужно было жениться на этой толстой ленивой девахе и, заделав ей ребенка, оставить без работы. А там можно предложить красивый вариант: тихое сельское счастье на свежем воздухе в окружении трав и буренок, а также большой, построенный собственными руками, дом. Куры, овцы, огород... Витек понимал, что Манька, вероятно, дальше МКАДа за город не ездила и, тем более, своими руками ничего не делала. 'Ничего, - думал он, - не справится - разведусь!' И ему было абсолютно все равно, куда денутся женщина с ребенком без средств к существованию и жилья. Главное - его мечта сбудется! И не когда-нибудь тяжким трудом, а совсем скоро... Делов-то: девку охмурить. И он начал ухаживать: дарить цветы, водить в кино. Один раз даже покатал на теплоходе. И все время рассказывал, как здорово там, в Сибири, где чистый и свежий воздух, нет злых людей, свежее молоко и вкусный ржаной хлеб прямо из печи.
Вовка удивился, когда Манька пришла к нему в интернат наряженная и накрашенная, словно кукла.
- Я вышла замуж! - Похвасталась она. - Ставлю тебя в известность, что продаю квартиру и уезжаю с любимым в Сибирь! Там природа, курочки...
Витек пожал Вовке руку.
А потом пошли письма. Сначала восторженные: 'мы живем в большом доме у родителей...', потом - настороженные: 'Витек затеял строительство, покупает технику и скот...', а затем - панические: 'оказывается, это я должна все делать? У меня ребенок, коровы, огород...' И - финальным аккордом: 'Я - дура!'
Вовка на письма не отвечал. Он хотел выучиться, найти работу и самому добиться всего в той жесткой суровой действительности, какой перед ним предстала жизнь. Но и этим простым мечтам случиться было не суждено. Однажды мальчишку сняли с урока и отправили в интернат прямо к директору.
- Забирают тебя, - холодно процедил холеный темноволосый мужчина, от которого хорошо пахло духами. - Опекунство твоя сестричка оформила.
Вовка замер, не веря своему счастью. Неужели он выйдет из этой тюрьмы?
Но директор, скосив глаза в его сторону, нехотя добавил:
- Понимаю, что здесь вам не сахар. Но там, куда тебя забирают, интернат покажется раем. Не обессудь и не поминай лихом.
Через пару дней, вместе с приехавшей за ним и похудевшей до размера фотомодели сестрой, Вовка полетел в Иркутск. А там, на перекладных, в настоящую тмутаракань, побег из которой невозможен.
И началось... С раннего утра, часов с четырех, и до позднего вечера он убирал навоз, готовил, задавал скотине корм, заготавливал на тракторе сено. В свободное от этих физических занятий на свежем воздухе время он 'отдыхал', убирая избу и стирая постельное белье с вещами племянников. За этот труд ему полагалась одежда - две рубахи со штанами на лето и телогрейка с валенками на зиму. Еще кормежка: суп да каша. Спасала от этого только школа, посещение которой было обязательным и контролировалось директором, переживавшим, что из-за недостатка учеников девятилетку в райцентре закроют, и учителя останутся без стажа. Трудился Вовка не покладая рук, поскольку знал, что если Витек спьяну осерчает, то на орехи достанется не только ему. Под раздачу попадет постоянно беременная сестра и маленькие племянники. А у фермера рука тяжелая...
За три года, проведенных на природе, Вовка вытянулся. Нарастив небольшие, но крепкие мышцы, из маленького юркого городского пацана он превратился в долговязого тринадцатилетнего белобрысого подростка с неулыбчивым лицом и серьезными серыми глазами, способного починить хоть мотоцикл, хоть трактор. Парнишка прекрасно осознавал, что чем больше в хозяйстве требуются его руки, тем больше его станет ценить и беречь Витек. Но еще со времен интерната главной его целью так и осталось обрести самостоятельность. И он с нетерпением ждал дня, когда сможет получить паспорт и закончить девять классов общеобразовательной школы. А там - под ногами весь мир! И никто не посмеет удержать мальчишку среди коров, огорода и бесконечных гор навоза.
Манька стояла на крыльце, уперев руки в бока. Во всем подражая матери, рядом с ней стояла Анютка. Ее лобик был нахмурен, а босой ножкой девочка стучала по земле.
- Ах ты, коза! - Шлепнул малышку Вовка. Та улыбнулась и протянула ему ручки. Он подхватил малявку на руки.
- И что же ты меня перед друзьями позоришь? - Укорил он ее, прижав пальцем маленькую пуговку носа.
- Так вечер же! И мамка звала! Ты мне сказку на ночь расскажешь?
В открытых дверях, за марлевой сеткой, показался второй ребенок Маньки - трехлетний сын Тишка. Он сосал палец одной руки, другой расчесывал голое пузико, которое укусил комар.
- Ты бы рубашку на дитя надела! - Укорил он похудевшую и подурневшую сестру. Четвертая беременность вытягивала из нее все соки. От рождения негустые волосы выпадали пучками, а редко улыбавшийся рот щерился всего пятью оставшимися зубами.
- Ничего с ним не станет! Почешется и пройдет! - Буркнула Манька. - Вов, приходил почтальон.
- И? - Вовка спустил с рук вертящуюся Аньку, которая тут же поскакала загонять в сарай кур. - Витек опять взял кредит?
- Это тебе. На-ка вот, читай. - Женщина тяжело опустилась на притиснутую к завалинке лавочку.
- Странно. - Парень повертел в руках конверт со множеством штемпелей разных почтовых отделений. Фамилия отправителя, указанная в верхней строке, была совершенно не знакома. Он посмотрел письмо на просвет и аккуратно надорвал край. Оттуда выпал белый лист, испещренный маленькими печатными буковками. - Реклама, что ли?
Развернув лист, он начал читать сначала про себя, а потом, по мере того, как его брови ползли вверх, сестра попросила прочесть написанное вслух.
'Здравствуй мой совершенно незнакомый внук Володенька! Пишет тебе твоя бабушка, мама твоего отца, Лидия Петровна Энцель. Наконец-то мне удалось разыскать твой адрес! Так жалею, что не нашла вас с Машенькой сразу после гибели ваших родителей. Спешу оправдаться: мой сын, твой отец, не захотел со мной общаться, когда я вышла замуж и уехала с мужем в Германию, где и живу до сих пор. Он не простил мне 'измену Родине'. Не знаю, что тогда творилось в его в голове, но он даже не дал мне увидеть тебя, только родившуюся тогда кроху...
- Помню я ее, - с ненавистью сказала Манька, - такая вся воспитанная, культурная фифа с шоколадными конфетами...
- И чё? Ты обожралась ими до рвоты?
- Не, отец все выбросил. Не знаю, кажется, он ее ненавидел.
- За что?
- А хрен знает! Может, злился, что мать стала жить для себя...
- Ну, дальше читать?
- Читай. - Манька прихлопнула на своей отвисшей до пуза груди комара и обтерла ладонь о грязный халат.
- Мань, брось его в стиралку. Я бы потом сходил на речку и отполоскал. Оно ж воняет.
- Да и ... с ним. Витьку все равно. Сам, как козел. Мылся в прошлом году. Ты мне зубы не заговаривай, читай давай!
- Угу. Так... а, вот: 'Я в мае месяце смогла приехать по делам в Москву и стала искать вас по старому адресу. Там встретила соседку, и она рассказала мне вашу печальную историю. Теперь я понимаю, почему на мои письма и запросы в жилконтору не было никакой реакции. Те весточки, что я посылала бабушке Татьяне, тоже оставались без ответа. Я считала, что она вредничает... Это мне тогда так казалось. Но теперь я точно знаю, что она умерла, а ваше детство прошло в детском доме. Прости, Вовочка, если можешь! Также я знаю, что твоя сестра вышла замуж, продала квартиру и, оформив над тобой опекунство, забрала в Сибирь. Я понимаю: ее жизнь уже сложилась. Она рядом с любимым человеком и детьми. Надеюсь, она счастлива...'
- Да уж... - Манька посмотрела на закатывающееся за гору солнце. - Счастлива...как треска в маринаде. Уже мертва, а форма и запах остались!
- Постирай свой вонючий халат. Останется только форма.
- Какая разница, если внутри все мертво? Вов, посмотри: мне только двадцать четыре года. А на кого я похожа? Грязные отекшие ноги в сосудистой сетке и пяточных трещинах. На ногтях - грибок. Под глазами - синяки. Худая, как скелет. Одно брюхо торчит! Да разве это жизнь? Существование! Вон Витек - живет! С детства в навозе барахтается. В нем и помрет с перепоя. Ладно, читай...
- '...счастлива. Но ты еще совсем небольшой человечек, и я хочу загладить свою вину хотя бы перед тобой. Дать нормальное образование, возможность устроиться в одной из цивилизованных стран мира и найти свой истинный путь. Внучек, если ты согласен, напиши мне вот по этому адресу. Здесь живет одна из моих хороших знакомых. Ее сын работает наладчиком оборудования на ГРЭС и часто летает в Сибирь. Так что ему не составит труда встретить тебя в каком-нибудь городе и отвезти в Москву. Надеюсь на благоразумие твоей сестры и твое желание увидеть мир. Обнимаю - бабушка Лидия'. Вот и все.
Солнце ушло за холм, и на его пологие склоны легла роса. Дневные цветки свернули свои нежные лепестки, но от реки, вместе с туманом, поднялся терпкий запах болотных цветов. В перелеске чирикнула, пробуя голос, ночная птица. Рассекая воздух черными юркими телами, вылетели на охоту летучие мыши. Мягко махнув широкими крыльями, на ветку стоявшей у ворот ели уселась сова и пристально посмотрела на курятник. Но куры спали на насесте, сунув головы под крыло.
Вовка молча закрыл дверь. Серый кот, мявкнув, прошел за занавеску в поисках еды. Тишка, неожиданно дернув рукой, заорал.
- Анька, пошли в дом! - Крикнула мать. - Холодно.
Резвая девочка, вскочив на крылечко, пихнула младшего брата в толстый животик. Тот, не удержавшись на ногах, свалился и заорал еще громче.
- Вов, сделай ему кашу. Пойду полежу. Что-то поясницу так и тянет...
Парень давно уговаривал сестру съездить в райцентр в больничку, показаться врачам. Но та отмахивалась: мол, троих родила... Но внимательный Вовка все чаще находил на грязной одежде сестры и простынях, брошенных в стиральную машину, розовый кровавый след. Тогда он поговорил с Витьком:
- Ты бы это...не спал с Манькой-то. Вдруг ребенка скинет?
- Я ей скину... - Витьково настроение менялось, как осенняя погода: с утра, приняв стакан на грудь, он улыбался, но к вечеру, когда темная душа томилась ненастьем, начинали чесаться кулаки. - Вот возьму вожжи...
Вечером на щеке сестры красовался свежий синяк, а ночью, перебивая пыхтение справлявшего нужду мужа, слышались болезненные стоны сестры.
- Лучше бы он гулял! - Бросил утром в сердцах Вовка, когда с первыми лучами зари собирался в поле пропалывать перед уборкой картошку.
Несмотря на изматывающую боль, Манька встала готовить свиньям и птицам, а Витек, выдыхая алкогольные пары, до сих пор храпел в кровати.
- Что ты! - Зашипела разъяренной кошкой Манька. - Не дам!
- Дура! Помрешь от постоянных родов. А если не от них, то от побоев.
- Сам дурак! Бьет - значит, любит!
... Вечером, после работы, Вовка сварил ребенку молочную кашу. Потом растолок ее и залил в бутылочку с соской. В резинке была большая дырка, чтобы крупинки могли попадать в рот. Ребенок довольно зачавкал. Нетолченая каша досталась Аньке и матери. В кроватке под москитной сеткой захныкал шестимесячный братик Степа. Манька встала и, тяжело переваливаясь пузом через ограждение, вытащила пацана. Потом достала из сарафана грудь и вставила ребенку в рот. Тот зачмокал.
- Ты бы мясо ела, что ли... Давай кролика зарежу. Витек все равно не знает, сколько их. Ведь ты должна есть за троих!
- Что ты! - Испугалась Манька. - Узнает, убьет!
Вовка плюнул и начал запаривать комбикорм для кур и гусей. Затем бросил в закипевшую воду прошлогоднюю картошку для себя, Витька и свиней. Жили они очень бедно, несмотря на то, что держали много скотины. И во всем этом был виноват Витек, купивший по пьяни в райцентре огромный плазменный телевизор со спутниковой антенной. Денег тогда с собой у него было немного, но телевизор захотелось аж до зуда в пятой точке. И он не придумал ничего лучше, как пойти в банк и взять кредит. Погашали они его до сих пор, продавая в окрестные деревни и на городской ярмарке все, что производило их немудрящее хозяйство: молоко, творог, сыр, картошку, свеклу и мясо.
- Вов... - Манька покормила малыша, спустила его на теплый деревянный пол, и продолжила начатый днем раньше разговор. - Ты поедешь?
- Мань... - парень вздохнул и посмотрел сестре в глаза. - Думаю, да. Вот это всё, - он обвел взглядом комнату, - не мой выбор. Прелести сельской жизни ты выбрала, не спросив меня. А я хочу учиться. Мань... Может, ну его, Витька? Поехали вместе?
- Заманчиво. - Сестра грязным ногтем поводила по чистой столешнице. - Но я не могу.
- Почему? Хоть поживешь по-человечески. Дети будут ухоженными, чистенькими, здоровыми...
- Я без Витька не поеду. - Она подперла рукой подбородок. - Люблю его, гада, сволочь эдакую!
Вовка пожал плечами.
- Как знаешь. А я напишу этой тетке. Только ты своему не говори. И тебя изобьет, и меня.
- Правильно. Езжай, Вовка! Пусть хоть твоя жизнь сложится... Что-то Витька долго нет.
- Пьет, небось, с Дорофеевыми. Их брат приехал. Слушай, и почтальон ведь с ними?
- Нет, дед Мартын у Захарьиных ночует. Он им родня.
- Тогда я быстро напишу и сбегаю, отдам ему письмо?
- Давай, да только не задерживайся. Еще Зорьку с Дашкой доить.
Письмо было написано и уехало вместе с Мартыном на следующее утро.
***
Прошел месяц. Ночи стали совсем холодными, а дни - короткими. Битые утренними заморозками травы желтели и ложились на землю. Коровы приходили с пастбищ голодными, поэтому на утренней и вечерней зорьке Вовка закладывал им в кормушки сено. Вот так, за домашними хлопотами, незаметно пролетел август, и уже завтра наступало долгожданное первое сентября.
Ради такого случая Манька выдала Вовке чистую, не совсем застиранную рубаху, и свадебные брюки Витька, в которые тот давно не помещался. Хоть парню они были длинноваты, да и в бедрах велики, он взял веревку и сплел из нее широкий пояс. А из куска проволоки скрутил застежку.
- Ну как, Мань? - Поинтересовался он у сестры вечером. - Не засмеют?
- Так дай тем, кто смеется, в рожу. Делов-то...
- Нет, школа - это тебе не интернат. Здесь дети семейные. Хочешь, чтобы кто-то пожаловался Витьку?
- Да пошел он... кобелина...
Совсем незадолго до этого разговора выяснилось, что Витек после базарного дня вовсе не торопился на любимую ферму к любимой жене, а всенепременно заворачивал к местной молодой вдовушке, которая утешала труженика полей ватрушками и сладкими сказками не только на ночь, но и утром, на дорожку. Соответственно, часть выручки от проданного товара так же оседала в ее запасливых карманах. Сначала Манька не поверила и даже попыталась вцепиться в волосы соседке, принесшей дурную весть. Но, немного остыв, она раскинула мозгами и вспомнила, что приезжает он не на последнем автобусе пятничным вечером вместе с остальными сельчанами, а только на следующий день попутками. И сразу ложится спать, довольный не только собой, но и окружающим миром. И к Маньке по нужде ночью не пристает. Вовка сходил к соседям, спросил, почем Витек продает товар, вспомнил небольшую кучку денег на столе и решил поговорить с родственником начистоту. Но разозленная сестра успела раньше. Как только Витек приехал с поля, она, вместо того, чтобы покормить голодного мужа, сразу заорала от самого порога:
- Ты на мои деньги купил этот свинарник, живешь в свое удовольствие, а я, рожая твоих ублюдков, из нищеты не вылезаю! Где мои деньги, сволочь? У какой шлюхи в городе ты их оставил?
Дело кончилось тем, что взбешенный Витек, уверенный в собственной безнаказанности, врезал Маньке и попутно отпинал попавшего под горячую ногу Тишку. Тот заревел, а сестра, не обращая внимания на малыша, самозабвенно бросилась в драку. Глядя на семейное счастье сестры, Вовка схватил Аньку и убежал к своему другу на другой конец деревни. Однако, вернувшись домой поутру, он застал идиллическую картину: на супружеской кровати в обнимку лежали Манька и Витек. В воздухе витал тяжелый запах самогона. А на грязном полу там и сям темнели капли крови. С тех пор Манька, жалуясь на боли в животе, утром и вечером принимала по полстакана ядреного деревенского пойла. После чего все вокруг начинало сверкать красками, а боль уходила в глубины сознания.
- Ты завтра не задерживайся. - Манька подшила брату рубаху и откусила единственным передним зубом нить. - Мне тяжело доить, да и вообще нагибаться.
- Не задержусь. Не парься, утром сена скоту задам, а кур уж сама...
- Хорошо. - Манька кивнула головой и посадила на колено ползающего за хвостом кота Степку. Тишка тут же пристроился у матери между ног.
Следующим ранним утром, еще затемно, вместе с остальными ребятишками Вовка трясся в старом вонючем автобусе по щебеночно-ямной дороге в сторону райцентра, где находилась их школа.
- Вов, мамка говорила, начальство хочет списать автобус и сделать при школе интернат. - Прошептал сидевший рядом друг Пашка.
- Не вовремя. - Нахмурился парень. - Маньке скоро рожать.
- И что ты в них, словно клещ, вцепился? - Удивился Пашка. - Что ты хорошего там видишь? Дети и скотина. Пьяные сеструха и Витек. Все на тебе держится! Пусть хоть немного сами поковыряются!
- Племяшей жалко. Малыши еще.
- У них бабка с дедом есть в соседнем селе. И что-то помогать не торопятся!
- Так с ними средний и младший сыновья живут. Они им помогают.
- Дурак ты, Вовка!
- Нет, Пашка. Просто сирота. Знаешь такое слово? И податься мне некуда.
Торжественный час, посвященный началу нового учебного года, прошел быстро. Директор поздравил, учителя похлопали, а ребята тихо пообщались между собой.
- Перед тем, как разойдетесь по классам, хочу сделать объявление. - Вспомнил директор. - Уже через неделю наш автобус утилизируют. Затем, через какое-то время, купят новый. Пока суть да дело, большая просьба известить родителей, что с понедельника вы остаетесь в школе на пятидневку. Вполне возможно, что и больше. Захватите с собой одежду, зубные щетки и тапочки с полотенцами. Всем ясно?
Дети загудели. Не каждому хотелось отрываться от дома. Но Вовка, несмотря на бедственное положение сестры, облегченно вздохнул: появился реальный повод отоспаться, отъесться и отдохнуть. Несмотря на молодость и выносливость, богатырем он не был и очень уставал. 'Ничего, - подумал он, - неделю как-то без меня перебьются. Витек поднимет толстую задницу пораньше и сам покормит свою скотину'. Еще радовало то, что еда в школе была за счет местного муниципалитета, иначе нищему Вовке пришлось бы голодать.
- Мань, - сообщил новость сестре в последний день перед самым отъездом, - сегодня я не вернусь. Только через неделю. Автобус сломался. Будут новый покупать.
- Вовка, а как же мы?
- Справитесь. - Буркнул он и вышел за дверь. Вслед ему понеслась отборная ругань.
'Прав Пашка. Это их семья. Понадобится, Витек братьев с родаками позовет. А мне надо учиться. Интересно, почему задерживается письмо Лидии Петровны?'
В школе было привычно легко и весело. Уроки, когда их не надо делать в два часа ночи, усваивались мгновенно, и у Вовки в дневнике появились пятерки. В семь утра он лежал в чистой кровати и радовался тому, что не вскочил чуть свет, чтобы покормить и подоить скотину. На сытном трехразовом питании у лица появились щеки, а живот, наконец, отлип от хребта. 'Только бы новый автобус покупали подольше... - лениво думал он, - так не хочется возвращаться к этому уроду Витьку...'
Полдевятого начинались занятия, и Вовка с удовольствием окунался в них с головой. Это остальные дети трудились, а он - отдыхал. Но как-то днем, на третьем уроке, за ним пришла старшеклассница и позвала к директору. За спиной раздались смешки: 'навозу в школе не место', 'уголь привезли, разгружать некому'. Вовка показал внушительный кулак за спиной, и насмешники из городских смолкли.
Директор стоял у окна и смотрел на мерзлую землю и пушистый легкий снег, падающий с небес на увядшую траву.
- Владимир, - почувствовал он присутствие мальчика, - у меня неприятные для тебя известия. Сегодня ночью в больницу привезли твою сестру, а утром сделали операцию. Ты бы сходил, навестил ее...
- Хорошо. - Спокойно сказал Вовка. - Можно после уроков?
- Да, - директор не отрывался от окна, - конечно, можно... Только обязательно сходи.
Когда закончились занятия, Вовка нацепил телогрейку и старую вязаную шапку.
- Ты куда? - удивился Пашка. - Скоро обед!
- Попроси, чтобы мне суп в столовке оставили. Маньку в больничку привезли. Пойду, узнаю, что да как...
- Ты побыстрее!
- Постараюсь.
Войдя в трехместную палату, Вовка не сразу отыскал сестру. Он ее просто не узнал. Черное лицо, глубокие впадины закрытых глаз и - никакого живота.
- Мань! - Позвал он, усевшись на стул рядом с кроватью.
Ресницы дрогнули, а разбитые и запеченные кровью губы слегка раздвинулись в улыбке.
- Вов... - прошептала она.
- Витек? - догадливо спросил парень. - Убью скотину! Ночью приду и зарежу!
- У меня больше не будет детей... - тихо сказала сестра.
- Вот и хорошо. Хватит ему издеваться над тобой!
- Вов...обещай мне...когда придет письмо... ты уедешь... навсегда... домой не ходи... Витька взбесился... что теперь все сам... меня бил...
- Мань, поправишься, заберем детей, уедем!
- Нет, Вов... я с ним...останусь... куда он без меня... руки целовал... плакал...
- Боялся, что посадишь. Только все равно дальше Сибири не услали бы... Короче, живи, как знаешь. - Парень встал. - Буду ждать письма и домой не вернусь. Только у меня нет ни паспорта, ни свидетельства о рождении. Все равно к вам привезут.
- В платье карман... посмотри...
Вовка запустил руку в карман висящего на стуле платья. Там, в целлофановом пакете, лежало свидетельство об опекунстве и Вовкина метрика.
- Круто! Молодец, Маня! Но без твоего отказа, заверенного печатью, меня все равно вернут.
- Так сходи к главврачу! - Посоветовала тетка с соседней кровати. - Он напишет бумагу и поставит печать!
Вовка кивнул и выбежал из палаты.
Сухонький и маленький главный врач был на месте. Меряя шагами свою приемную, он усиленно распекал за какое-то прегрешение молоденькую секретаршу. На ресницах бледной девушки дрожали блестящие капельки слез.
- Можно? - Засунул голову внутрь кабинета Вовка.
- Проходной двор! Дети скоро в футбол играть начнут! - Сварливо проговорил доктор в надежде, что парень тут же уберется.
Но пинать детдомовского ребенка было бесполезно. Если его не пускали в двери, он лез в окно.
- И вам добрый день. - Толкнул он створку и вошел в кабинет. - Если Вы меня выслушаете, уйду быстро. В противном случае останусь ночевать.
- Вы, молодой человек, пытаетесь меня испугать? И чем же? Таких, как Вы, у меня по сто штук в день.
- Таких, как я, у Вас еще не было. - Нахально ответил Вовка.
- И что же с тобой приключилось, Гаврош? - Главврач опытным глазом оценил заношенную мальчишечью одежду.
- Я - Вовка. И со мной ничего не случилось. Но вот моя сестра Манька, которая является опекуном, отдала мне документы и сказала, чтобы домой я не возвращался.
- Да что ж у тебя за сестра, парень? Или сотворил что?
И Вовка рассказал всю свою немудреную жизнь, закончив повествование просьбой заверить Манькин отказ от опекунства.
- Я, конечно, заверю, но только боюсь, что тогда тебя снова отдадут в детдом. Уже здесь, в Сибири. И бабушка окончательно потеряет твой след.
- Что же мне делать? - С тоской вопросил парень.
- Постарайся найти нового опекуна.
- Да кто захочет связываться с чужим ребенком? - Вполне рассудительно сказал Вовка, а потом, подумав, добавил: - А давайте моим опекуном станете Вы!
Доктор даже подпрыгнул от неожиданности.
- Нет, Вы не думайте, я не задаром! Смотрю, тут у вас грязно, так я полы помою, могу постирать, дрова поколоть. Я дома все делал сам. И денег мне не надо!
Врач задумался, а секретарша утерла слезки и радостно улыбнулась.
- Хорошо. Возьму тебя на испытательный срок. Будешь плохо работать или шкодничать, отправлю в детдом. Понял?
Вовка кивнул.
- А раз понял, тогда так. Жить станешь здесь, при больнице. Комнатку выделим. Зарплату, если будешь справляться, получишь как уборщик и истопник. Выпадет снег - будешь чистить. Короче, около десяти тысяч набежит.
У Вовки даже застучало сердце. Денег в руках он отродясь не держал. Сглотнув в горле ком, переспросил:
- Это все мне?
- Если справишься.
- Конечно, справлюсь! Только пойдемте, бумаги оформим!
Как Витек забирал Маньку, Вовка не видел. Да и не хотел он больше встречаться с вечно поддатым фермером. Подумал, если Манька захочет, то напишет ему сама на адрес больнички. Когда они уехали, он с легким сердцем взял свои пожитки из школьного корпуса и переехал в больничный чуланчик с кроватью, тумбочкой и матрасом. Отдраив его до блеска, Вовка с радостью посмотрел в окно. Вот оно, счастье! Собственная комната! И ни с кем не надо ее делить! Медсестра выдала ему ключ. Но ел он по-прежнему в школьной столовке. Ведь зарплата будет только через месяц.
И начались его трудовые будни. Вставая в шесть часов, он несся в кочегарку и засыпал уголь в печь. Потом брал в руки сделанную им самим широкую лопату и быстро чистил снег вдоль корпуса. Затем бежал мыться и, уже опаздывая на уроки, в школу. А вечером мыл полы во всем корпусе и снова сгребал снег. Работы оказалось много. Главврач, увидев снизившуюся успеваемость парня, освободил того от должности истопника, снова посадив к печи деда Панкрата.
- Не переживай, - погладил доктор парня по плечу. - Деньги за это платят маленькие. Тебе сейчас главное - учиться. Ты же хочешь поехать к бабушке? Как думаешь, ей понравится внук - неуч? И читать тебе надо. Я начну подбирать для тебя книги, а ты прочтешь и расскажешь, что именно в каждой привлекло.
Зимние месяцы медленно тянулись бесконечными морозами, метелями и редким солнцем. Весточек ни от бабушки, ни от Маньки не было.
- Паш, - спросил он как-то своего приятеля по школе. - Что там с Манькой? Витек ее сильно лупит?
- Не хотел тебе говорить. Но раз спросил... - Друг поморщился. - Укатила твоя сеструха.
- Куда? - Вылупил глаза парень.
- Пильщики приезжали на вахту. Вот с ними и укатила. Куда - никто не знает.
- А дети?
- У бабки с дедом в Скорово. А Витек новую бабу завел. Только делает теперь все сам. А она нарядится, словно артистка, и по дороге гуляет... Представляешь, по нашим сугробам - на каблуках!
Тут Вовка понял, что эта страница его жизни теперь закрыта навсегда.
***
Главврач, Андрей Андреич, сурово спрашивал с мальчишки знание школьной программы. А когда узнал, что бабушка, к которой собрался парень, живет в Германии, радостно потер руки:
- Вот теперь я знаю, чем мы с тобой займемся!
И притащил большой учебник немецкого языка. Вовка приуныл. Но Андрей Андреевич, видя, что парень не знает, с какой стороны к нему приступить, начал на дежурствах понемногу с ним заниматься. И его помощник, доктор Петр Ильич, видя сильное желание парня выбиться в люди, стал помогать ему с языком и химией.
У хирурга Петра Ильича Хворостова, заместителя главного врача, была необычная и интересная судьба. В детстве, с отцом старателем, он мыл на приисках золото и считал, что, когда вырастет, обязательно станет фартовым. Потом, послужив в армии, окончил вечернюю школу и поступил на заочное отделение в геологический институт. Мысли про фарт все еще будоражили его буйную головушку искателя правды и любителя приключений. Учился он хорошо. Постепенно, вместе изменением видения мира, он задумался о более стабильной работе геолога по нефтяным месторождениям. Но непредсказуемая судьба сыграла с ним очередную шутку, полностью перевернув его жизнь. Так случилось, что в то время он работал в геологической партии рабочим. А искали они алмазы. Да-да. Кристаллическое чудо среди сибирских болот. И набрели-таки на выход тяжелых пород к поверхности земли. Поставили лагерь. Начали копать. Радовались красным и зеленым камешкам, попадающимся в смывах. А потом пошли алмазики. Небольшие необработанные и тусклые камешки. Технические. Но как же они по этому поводу ликовали! Даже выпили вечером. А ночью на них напали. И перерезали всех, кроме Петра и еще одного геолога, заночевавших у дальнего шурфа, за пару километров от лагеря. Уж очень не хотелось уставшим парням месить, на ночь глядя, болотную грязь. А когда утром они вернулись в лагерь, спасать было некого. Да и хищники, в изобилии водившиеся в этих местах, над телами поработали изрядно. Спутниковая связь была выведена из строя. Образцы, которые тщательно отмывались и пронумеровывались, похищены. Из всех продуктов осталась только крупа и пара банок тушенки. Немного подумав, они решили похоронить убитых товарищей и еще несколько дней поковыряться в грунте. Затем на базе сдать образцы и сообщить, что на лагерь напал медведь - людоед. Если бы они сказали иначе, сами стали бы первыми кандидатами на отсидку. Хорошо, что ружья и патроны у них были с собой. Видимо, Судьба все-таки хотела, чтобы геологи вернулись к людям, поскольку за два дня они нарыли камешков больше, чем за всю предыдущую неделю. Обратная дорога до зимовья, где они оставили вездеход, стала для голодных и измученных людей какой-то бесконечной смесью ржавой воды и мокрой травы. Моросящего дождя и гнуса. Сырая, едва разваренная крупа, приправленная мошкарой, и редкие кусочки случайно подстреленной дичи не могли побороть усталость и бесконечный голод. После похода и длительного ментовского допроса с пристрастием Петр забрал документы из геологического и пошел в медицинский. Причем, не дистанционно, а на вечернее отделение. И тут ему снова повезло. В общежитие вечерников не селили, поэтому, разыскивая через газеты и столбы объявления о сдаче комнат, он познакомился с потомками немцев, выселенных когда-то с Волги в Сибирь. Они были крепкими и дружными ребятами, но в своей среде предпочитали говорить на родном языке. Петру, которого их общество очень устраивало, пришлось осваивать чужой язык. И к тому времени, когда институт и интернатура были благополучно закончены, по-немецки он не только разговаривал, как на родном русском, но и писал статьи в медицинские журналы. Как подающего надежды молодого специалиста его оставили работать в городском военном госпитале. Он много работал и совершенствовал свое мастерство. Но тут судьба снова сделала очередной поворот: он влюбился. Бросив перспективы в большом городе, хирург уехал в маленький районный центр за своей избранницей. Женившись на помотавшей ему нервы девушке, он захотел вернуться обратно, но место было занято. Тогда он остался. Теперь к нему, как к хорошему хирургу, люди сами ехали со всех близлежащих областей, поселков и городишек. Рабочий день был расписан у Хворостова с утра до вечера. Но если предстояло ночное дежурство... Вот тут Петр Ильич вспоминал свои приключения и гонял упрямого мальчишку в хвост и гриву. Иногда до двух ночи, приговаривая, что тяжелое учение поможет выжить в бою.
***
Дни бежали за днями, и про мечту мальчишки уехать к бабушке в Германию узнали все: учителя в школе, персонал больнички и даже больные, страдающие после операций от боли и скуки. Однажды, когда после вечернего обхода он мыл полы, его окликнула недавно поступившая молоденькая девушка с переломом голени: упала с понесшей лошади. Она была приехавшей из города на зимние каникулы к подружке-студентке в деревню, и вот так глупо попала в неприятность.
- Эй, парень! Тебя Вовкой звать?
- Ну да! - Улыбнулся он хорошенькой девчонке и оперся о швабру. - Болит?
- Болит! А еще чешется. Меня Олей зовут.
- Хорошо.
- А тут совсем телевизора нет?
- Совсем. Видишь, какая больничка бедная? Даже дыры в полу я заделывал сам.
- Скукота! У вас даже вай-фай не работает!
- А что это?
- Вовка, ты вообще слышал про интернет?
- Ну да, у директора школы ноутбук есть.
- Слушай, у вас все такие темные?
- Это ты про компьютеры? - Вовке разговор не понравился, и он обмакнул тряпку в ведро. - Я в деревне жил. Извини, мне надо работать.
На следующий день скучающая Оля обрадовалась парню, как родному:
- Вовка, привет!
- Здравствуй, Оль. - Теперь он торопился здесь помыть, поскольку не любил, когда кто-то задирал перед ним нос.
- Ты извини, если чем обидела.
Он поднял на нее холодные серые глаза.
- Проехали.
- Хочешь, я с тобой позанимаюсь?
- Чем? Болтать мне некогда.
- Биологией. Расскажу, какие травки что лечат. Могу литературой. Если хочешь, научу писать стихи. Могу этикетом. Расскажу, какими приборами что едят. Ты ведь к бабушке собрался? Вот поведет она тебя в ресторан...
- Договорились. - Вовка с силой провел шваброй по полу, оставляя на досках мокрые дорожки. - Но не каждый день. Скажем, в субботу и среду. После восьми вечера.
- А почему так? - Надула губки благодетельница.
- Видишь, работаю. Это тебя мама с папой содержат, а я сирота. - Вовка отжал тряпку и вышел из палаты. И уже в субботу он сидел рядом с Олей и постигал азы вежливого общения и стихосложения.
***
Вот так, в делах, учебе и новых знакомствах, пролетела зима. Теперь все чаще на голубой небосвод выкатывалось теплое солнышко. Над кабинетом главврача спустились с крыши длинные сосульки, которые Вовка сбивал каждый вечер. Но за следующий день они нарастали снова. Чувствуя приближение весны, пели птицы. Снег на припеках оседал и темнел, а на открытых местах образовался жесткий и прочный наст. Когда выдавалась свободная минутка, Вовка брал лыжи, подаренные на новый год Петром Ильичем, и отправлялся за больничку в глубокий и широкий овраг, выводивший ручей к местной речке. Андрей Андреевич даже поругался из-за парня с Петром:
- Поломается мальчишка на твоих лыжах! Кто пол мыть и снег чистить будет?
- Поломается, сошьем! - Улыбнулся безбашенный хирург. - Вдруг бабка его в Альпы повезет? А он лыжи в глаза не видал!
После таких слов Вовка стал относиться к лыжам, как к предметам, которые обязательно надо выучить. Вдруг бабка в нем разочаруется? Вдруг обзовет деревенским лаптем?
На деревьях потихоньку набухали почки, и снег вокруг больнички таял сам собой. Оля, давно уехавшая в свой далекий город, подарила ему на память простенький смартфон, купленный в ближайшем салоне связи.
- Интернет тут не поймаешь, но sms-ки я тебе буду слать. А ты - отвечай! Хорошо?
- Обязательно!
И теперь они иногда так общались: Оля заставляла его писать на разные темы стихи и с удовольствием критиковала то сюжет, то грамотность, то слог. Но Вовка не обижался. Ему даже нравилось. А на горизонте вовсю маячили контрольные перед концом учебного года, экзамены и - прощай, средняя школа.
- Тебе бы одиннадцатилетку закончить, да в институт... - Задумчиво говорил главврач. - Где же затерялась твоя бабка?
А перед самым своим днем рождения, когда дотаивали апрельские снега, вдруг зазвонил его телефон.
- Алло? - Осторожно поинтересовался пацан. - Кто это?
Голос был мужским, незнакомым и далеким.
- Володя?
- Я.
- Это Игорь Владимирович. Я по поручению твоей бабушки. Она просила забрать тебя и привезти в Москву. Она должна была тебе писать...