Аннотация: Чего только не напишешь, когда к тебе приходит Она.
Секрет писательского успеха
- Вот ты говоришь трудная у нас писателей жизнь, - проглаголил Петрович, отпив очередную порцию пива из кружки.
- А я вот с тобой категорически не согласен, - ткнул он своим толстым указательным пальцем в грудь молодому начинающему писателю Сидорову.
- И знаешь почему? Да куда тебе, конечно не знаешь, потому как молод ещё, чтобы знать, - вынес свой приговор Петрович.
Петрович, маститый писака, работал в крупном газетном издательстве, зарабатывал на хлеб в основном статьями в газеты и журналы. Но так, в свободное время пописывал рассказы, повести, не брезговал и другими способами жизнеописания. Правда, нигде свои труды не печатал и никому не показывал, но любил много о них говорить с товарищами по писательскому цеху. Когда же дело доходило до просьб со стороны коллег дать почитать, что-нибудь из написанного, Петрович всегда говорил: " Нет, это знаете личное, для души, не для широкого круга, можно сказать автобиографическое".
- Вот уйду, - он указывал пальцем в небо, - тогда прочтёте.
Злые языки поговаривали, что Петрович маститый писатель только в собственных глазах, и что если бы не мохнатая рука наверху, его давно бы выгнали с работы за пьянство и аморальное поведение. Но злым языкам не всегда следует верить, хотя прислушиваться к ним иногда бывает и полезно, для уравновешивания лжи изливающейся из уст льстецов.
- Вот скажи, кто нам писателям помогает в работе? - продолжал Петрович.
- Думаю в первую очередь коллеги по работе, да и критики делают нам неоценимую услугу, - вставил, наконец, своё слово Сидоров.
- Товарищи по работе помогут тебе? Смотри как же, только и ждут, когда ты сделаешь промах, споткнёшься, ослабеешь! Враз сожрут и сядут на твоё ещё не успевшее остыть место!
- А критики! - Петрович скривился как от зубной боли.
- Да они только и ждут, чтобы облить твои труды грязью. И чем гениальней произведение ты напишешь, тем с большим вдохновением они это будут делать. Вампиры чёртовы!
Петрович умолк и вновь прильнул к пивной кружке.
- Ты не прав Петрович, - попытался возразить ему Сидоров.
Но Петрович был не из тех людей, кто слушал возражения. Он стукнул своим кулачищем по столу и продолжил гнуть свою линию.
- Нет, всё ты не о том. Вот прежде чем ты попадёшь со своим произведением в лапы критики или в дружеские объятия товарищей, кто тебе помогает его писать? - сделал попытку Петрович наводящим вопросом направить мысль коллеги в нужное русло.
- Вероятно мои способности, вдохновение, - предположил Сидоров, силясь угадать, что хочет услышать от него Петрович.
- Вот! - воскликнул корифей местной печатной промышленности, - именно вдохновение! Конечно в первую очередь оно! А кто тебе его приносит?
Петрович прищурил левый глаз и вопрошающе посмотрел на начинающего литератора.
- А кто его знает, - вяло ответил Сидоров, вгрызаясь в пересушенную рыбину зубами.
- Потому у тебя и дела идут так плохо, что ты до сих пор не понял, кто твой главный помощник и от кого зависит твой успех! Но тебе крупно повезло, что ты сегодня встретил на своём трудовом пути меня. Я открою тебе глаза на тайную сторону нашего писательского дела.
При последних словах Петровича, Сидоров открыл рот и выпустил из своих зубов многострадальную рыбину. Он приготовился со всем своим вниманием, на которое в данное время был способен, выслушать посвящённого в тайну Петровича.
Петрович же ободрённый повышенным вниманием со стороны молодого коллеги не торопился с раскрытием тайны, стремясь попутно получить от сего процесса максимум удовольствия. Он отодвинул на край стола очередную опустошённую пивную кружку и обнял своими ручищами следующую, ещё не познавшую тайну освобождения от своего содержимого.
- Начну с того, что опишу тебе внешний вид нашей благодетельницы.
Петрович на мгновение задумался, потом сделал руками сверху вниз некое такое витиеватое движение, сопровождая его словом эх, и ещё добавил
- Такая стройненькая, светленькая!
- Бутылка водки, - сразу сообразил Сидоров.
- О-о-о! Дорогой! Куда у тебя однако мозги повёрнуты, - удивился Петрович.
- Я ему о высших материях, о тайне можно сказать, а он о чём думает.
- А ну конечно, как я сразу не догадался, это же женщина! - радостно воскликнул Сидоров.
- Она можно сказать тоже женщина, но совсем не та о которой подумал ты, - Петрович с удовольствием запил пивом всю горечь появившуюся в его душе от несообразительности молодого коллеги и продолжил понемногу приоткрывать тайну.
- Не буду тебя больше пытать, скажу прямо, её зовут, - здесь он замолчал и посмотрел на потолок, будто хотел там прочесть её имя.
- Вот чёрт! Склероз проклятый! - с возмущением воскликнул он. Воскликнул так, будто склероз был вовсе не его, а Сидорова, - забыл!
- Чего забыл? - не понял Сидоров.
- Забыл, как её зовут! Вот склероз! - Петрович в сердцах опять грохнул кулаком по столу.
- Бывает, - попытался успокоить его собеседник.
- Я как-то после одной вечеринки утром никак не мог вспомнить, где гулял вечером. И ничего, потом похмелился и вспомнил.
- Нет брат это совсем другое, это тебе не похмельный синдром, это склероз - проклятье века, - Петрович запил пивом своё огорчение и вновь оживился.
- Так вот я и говорю, придёт к тебе эта стройненькая такая утончённая блондинка, - Петрович опять посмотрел на потолок.
- Вспомнил! Её зовут муза! Придёт она к тебе, и что ты будешь делать?
Молчи! Слушай, что тебе опытный товарищ скажет, - обрубил на корню попытку Сидорова вставить своё слово в разговор Петрович.
- Ты, конечно, ухватишься за ручку, и будешь писать, писать, забудешь о пищи и сне, так? Так, так, не возражай!
Хотя за столиком музы не было видно, она такие места не посещает, тем не менее, Петрович был на пике своего красноречия, видимо в данном конкретном случае четыре выпитых кружки пива вполне заменяли отсутствие музы.
- Ну и что? Погрузишься ты в писанину по самые уши, а муза возьмёт и уйдёт! Она уйдёт, а ты останешься выжатый как лимон, голодный, с синяками под глазами от бессонных ночей и с незаконченной работой. И хоть тебя убей, но с её уходом ты уже не сможешь написать более ни строчки. Да что там написать, тебя даже от уже написанного станет тошнить. Вот и жди теперь неизвестно сколько музу. Когда теперь она вновь к тебе придёт, ведь нас много, а она одна. Ты пей, пей, а сам слушай, я ведь не каждому открываю тайну писательского успеха. Вот ты говоришь муза, муза, - Петрович вновь ткнул пальцем в грудь коллеги.
- А ты ей Муза Ивановна, пожалуйте на чашечку чая. А сам незаметно ей в чай коньячка плесни, ну и себя конечно не забывай.
- Да о себе я в этом смысле никогда не забываю, - успел вставить слово Сидоров.
- Да я не о коньяке, а о том, что записывай, записывай, но не всё подряд, а так вкратце незаметно между делом, т.е. чаепитием. Записывай, а сам беседу поддерживай и чайку подливай да сильно Музу Ивановну не напрягай, она всё же женщина. И как всякая женщина требует к себе повышенного внимания. А ты не скупись на внимание, оно, в конечном счёте, окупится. Так вот без напряга, в тихой и приятной беседе за чашкой чая, ты незаметно сделаешь наброски своего будущего литературного шедевра. При этом Музу Ивановну не утомишь и сам не обессилишь, и, что самое главное понравишься ей своей обходительностью, и она будет захаживать к тебе почаще, чем к другим.
- Вот так-то брат писатель, - закончил свой монолог Петрович.
- Во всяком деле есть свои тонкости, без знания которых успеха не видать.
Петрович допил своё пиво, распрощался с коллегой и неуверенной походкой направился к выходу.
А Сидоров ещё долго сидел в баре, переваривая в своей хмельной голове секрет писательского успеха и обильно запивая его пивом. И кто знает, вспомнит он завтра, с кем сегодня сидел в баре за одним столом. И сможет ли оценить щедрость своего именитого коллеги. Мне почему-то хочется, чтобы вспомнил. Присоединяйтесь и вы дорогой читатель к моему желанию. Сказывают, что коллективная мысль очень действенна, и быть может, все вместе мы подвигнем молодого писателя на сотворение в будущем интересного литературного шедевра. И будем всю жизнь гордиться тем, что приложили к этому важному делу свою заботливую руку.