Аннотация: Шесть печатных публикаций: в США и в Канаде
Отдавая, можно иногда потерять, но
если только берёшь - не найдёшь никогда.
Мне неоднократно приходилось замечать за некоторыми знакомыми одну общую особенность: стоит кому-нибудь из них увидеть хранящуюся у меня в каюте форменную фуражку, как им тут же хочется её на себя примерить. Такие головные уборы в своё время носили представители старшего командного состава ВМФ СССР. С высокой тульей, с золотым галуном на лакированном козырьке - в меру строгие, в меру парадные. Каждый раз, когда я вижу руку гостя, тянущуюся потрогать поблекшую от времени металлическую кокарду с военморовским якорем, я уже твёрдо знаю, что очень скоро памятный мне предмет окажется у того на голове. Задайся я целью написать нечто фантастическое - и эта повторяющаяся сцена вполне могла бы сойти за начало романа. Чем не классический пролог к занимательному повествованию? Стоило бы только его главному герою напялить на себя чужую вещь, как он тотчас переместился бы неизвестно зачем и куда, а самое главное, в поисках непонятно чего. И понеслась бы, похожая на сотни других, пустая байка, но не сказка, потому как не отыскать там ни искуссной лжи, ни тонкого намёка и уж, тем более, не пробиться сквозь нагромождения нереальных событий к смыслу, хотя бы в малой доле равноценному тому времени, что потратишь на чтение.
Увы, не сподобил меня Создатель умением засылать персонажей в непролазные дебри волшебного и оттого приходится описывать народ всё больше обычный и обделённый сверхъестественными возможностями. И герои моих рассказов люди самые обыкновенные, как и их черты характера. Хорошие и плохие - одно ведь неотделимо от другого в настоящем мире, где человек живёт лишь собственным телом и душой.
Фуражку мне подарил Толик - бывший морской офицер. Как он очутился в Америке - это отдельная история, но так уж удивительно распорядилась жизнь, закинув отставного "кап-три" в страну, которая по роду службы была для него когда-то потенциальным объектом военного противостояния. Да уж, странности судьбы.
Собственно, и познакомились мы довольно необычно. В прошлом году я решил провести неделю на Санта-Каталине - довольно большом и обжитом острове в двадцати шести милях от Лос-Анджелеса. Для яхтсменов это место настоящая Мекка. Короткий и неутомительный переход с материка и через пять часов ты оказываешься в вечно зелёном живописном уголке с почти постоянной комфортабельной температурой воздуха, не превышающей восьмидесяти градусов по Фаренгейту - летом и не опускающейся ниже пятидесяти - в холодные ночи на протяжении нескольких зимних месяцев.
Авалон - столица острова. Он же единственный городок, привлекающий сюда многочисленных туристов и просто жителей большого Лос-Анжелеса. Круглое здание казино на берегу - опозновательный знак Авалона. Красная черепичная крыша строения чуть ли не столетней давности появляется первой из дымки на подходе к уютной гавани и последней тает в тумане, когда её покидаешь.
C мая по октябрь обычно в заливе от яхт не протолкнуться. Это обстоятельство и подтолкнуло меня подыскать якорную стоянку в одной из тихих и удобных бухт острова. Там, подальше от шума ресторанов, расположенных на набережной, мне хотелось безмятежно провести в одиночестве некоторое время. Если, конечно, удастся. Сезон, как-никак. Однако, моим планам сбыться так и не довелось. Едва я закончил со швартовкой, как буквально через несколько часов в полусотне ярдов от меня начала моститься другая яхта, приписанная к Джорджтауну, с хорошо узнаваемым флагом Каймановых островов, развевающимся на корме. Судя по её солидному размеру, те, кто суетился возле брашпиля*, наверняка были членами команды. Двое молодых людей, одетые в одинаковые тёмно-синие футболки, довольно ловко произвели все необходимые операции, переговариваясь по рации с капитаном. Едва яхта отработала на задний ход, надёжно закрепив якорь, как капитан тут же помахал мне рукой, приветствуя и словно извиняясь за непредвиденное вторжение.
В последующие два дня ничего особенного не просходило. Мои соседи не проявляли никаких особенных признаков жизни, лишь изредка небольшой катер, спущенный ими на воду, отправлялся в сторону Авалона. На третий день кто-то из пассажиров, вероятно, решил развлечься и покататься на каяке. Этим смельчаком, готовым хоть как-то разнообразить довольно ленивый отдых, была женщина. Она довольно бодро махала веслом и через открытые двери рубки я мог наблюдать её натренированные движения. Волнения в бухте почти не ощущалось и утлая лодчонка бойко крутилась практически в радиусе полумили, то приближаясь, то отдаляясь от берега, когда вдруг произошло что-то непонятное. Буквально в момент каяк как-то странно подбросило вверх и женщина мгновенно очутилась в воде. Тут же раздался сильный всплеск и мне показалась, что она машет рукой. Всё случилось абсолютно неожиданно, но уже через секунду я заметил торчащий из воды крупный рыбий хвост. Он стремительно метнулся, вызвав фонтан брызг, потом медленно проелозил из стороны в сторону и исчез, а вместо него на поверхности воды сначала возникла чёрная тень и затем жуткая раскрытая пасть. Распахнутые челюсти, усеянные большими широкими зубами в виде неправильных треугольников, не могли не вызвать оторопь. Стоило только представить, с какой силой они могут сомкнуться вокруг тела жертвы или легко, как бритвой, отпанахать руку или ногу, как тут же прошибал холодный пот от леденящей душу картины. Крупная белая акула примерно пятнадцати футов длиной, агрессивно разрезая воду, развернулась и словно, торпеда двинулась в сторону опрокинутого каяка. Женщина, находившаяся в воде истерично взвизгнула, прочувствовав со всей очевидной неумолимостью свою полную обречённость. Её крик немедленно привлёк внимание тех, кто находился на палубе яхты: мужчины, загоравшего на корме в шезлонге, и молодого человека, занятого протиранием окон салона. Те немедлено кинулись к борту, ещё плохо соображая, в какой смертельной опасности находится их попутчица. Раздался хруст дерева и каяк, как переломанная спичка, тотчас исчез в глубине, увлекаемый туда кровожадным монстром. Пока люди, стоящие у фальшборта*, в оцепенении наблюдали за этим страшным зрелищем, кто-то моментально спрыгнул в катер и на полном газу рванул его в сторону обезумевшей от ужаса женщины. Та, перепуганная до смерти, продолжала истошно орать и, впав в панику, вертела во все стороны головой, в полной уверенности неизбежного нападения. К счастью, расстояние до места происшествия было ничтожно малым и очень скоро её, парализованную ужасом, этот кто-то рывком выволок наверх и они вместе упали на дно катера. Почти в ту же самую минуту недалеко от них опять всплыл острый плавник и, неспеша описав полукруг, скрылся в толще воды.
Тем временем команда уже вязала концы катера к сходням на корме и мне удалось разглядеть человека, столь быстро отреагировавшего на угрозу акульей атаки. Что и говорить, если бы не его молниеносные действия, здесь, в этом райском месте вполне могла бы разыграться кровавая трагедия. Кархародон или в простонародье "Great white" - свирепая хищница, и обычно встреча с ней заканчивается весьма и весьма плачевно. Такова уж её мрачная репутация. Так что спаситель не растерялся и подоспел как нельзя вовремя.
Им оказался тот самый капитан, что приветствовал меня накануне. Без рубашки, в одних лишь шортах, он теперь помогал едва живой от страха женщине подняться на борт. Его встретили на палубе как героя да и по сути дела, тот вполне заслужил не только признательность несостоявшейся жертвы, но и всеобщее уважение.
Уже перед самым отходом с Санта-Каталины я встретил его в баре на Авалоне.
- Как дела, кэп? - он, узнав меня в лицо, жестом пригласил присесть к столику и составить ему компанию.
- Да уж лучше, чем могли бы быть рядом с той зубастой рыбкой.
Мне оставалось покачать головой, намекая на небольшое, но незабываемое приключение и конечно же, на его триумф.
- Это точно. Такая ничем не подавится.
Он поднял свой бокал с пивом и я с удивлением заметил на его руке чётко различимую татуировку в виде адмиралтейского якоря и буквами "Ч" и "Ф" по обе стороны от веретена*. Очевидно, мой пристальный взгляд капитана немного озадачил. Он перехватил бокал другой рукой и, желая рассеять моё молчаливое недоумение, снисходительно решил пояснить:
- Черноморский флот. Севастополь.
Фразу эту он произнёс с нескрываемой гордостью в голосе, на что в ответ услышал уже то, от чего у него самого полезли глаза на о лоб:
- Однако, братишка. Одесса.
Из бара мы вышли затемно и хорошо навеселе. Толик, как звали моего нового знакомого, изрядно соскучился по языку и по общению, и мы, уговорив бутылочку текилы, прониклись к друг к другу самыми дружескими чувствами. Из его слов я понял, что та приметная яхта, где он действительно капитан, принадлежит какому-то состоятельному лицу и в настоящее время её владелец направляется с близкими в Мексику. Авалон - промежуточная стоянка между Сан-Франциско и Энсенадой, где они собираются пополнить запасы топлива и потом уже, минуя порты, идут прямиком в Лапас. Спасённая им женщина, которой едва не пообедала акула - жена владельца яхты. Она и её муж теперь не знают как благодарить и готовы буквально носить на руках человека, кинувшегося без раздумий на помощь. Рассказывая об этом, Толик смущённо улыбнулся:
- Эндрю и раньше ко мне относился совсем неплохо, ну, а теперь...
Он красноречиво поднял глаза к звёздному небу.
- Наверное, мне следует написать благодарственное письмо той самой рыбке.
Больше ни о чём он не распространялся да и я прекрасно понимал, что проявить досужее любопытство будет, по меньшей мере, нетактично. Не говоря уже о том, что любые вопросы здесь просто неуместны. Тем самым мне удалось избавить Толика от неловкого положения. Впрочем, как я полагаю, он и сам предпочитал немногословие и не стал бы как помелом трепать языком направо и налево.
На прощанье мы договорились созвониться, когда Толик будет в Лос-Анджелесе.
- Друзей у меня там немного, - грустно заметил он, - по окончании путешествия Эндрю намеревается остановиться в Марине Дэл Рэй. Думаю на пару месяцев, не меньше. Так что, милости прошу.
- Вот так номер, - я в очередной раз несказанно удивился, - и я там стою.
Для двух капитанов, неожиданно познакомившихся в море и встретившихся вновь потом на земле, такое совпадение - это, ниспосланный им свыше знак скрепить начавшуюся дружбу хорошей и основательной пьянкой, отрываясь на всю катушку на берегу. Ну, что сказать? Толик объявился, как и обещал. За короткий промежуток времени мы с ним обошли все местные кабаки и отметились в каждом баре, попадавшимся на нашем пути. Нормальный оказался мужик. Сколько было с ним перепито, а сколько переговорено...
Не поделись однажды Толик со мной одним, на первый взгляд, малозначительным эпизодом из своей заграничной жизни, и скорее всего, мысль, что однажды меня уже посетила, так и осталась бы без подтверждения. Ну, не будешь же, право, все случайные наблюдения по поводу проявления человеческой натуры возводить в ранг хрестоматийных? Или, тем более, спешить с выводами? Они, может, часто и напрашиваются сами собой, но кто застрахован от ошибки? Допустить её, ох как легко. Причём, не только, совершив что-нибудь дурное самому и с досадой сожалея после, но и попытавшись оценить чужие действия с собственной точки зрения. Вероятно, рассказ Толика покажется кому-то неважным, но я абсолютно уверен, что всё происшедшее с ним, осталось в его памяти надолго, если не навсегда.
Благодарность многолика, но как часто даже просто слова, произнесённые в знак вежливости на добро, означают, что мы с трепетом испытываем потребность оплатить готовностью сделать столько же или во много раз больше? Ведь совсем необязательно, что у каждого человека присутствует в душе способность возвысить себя до ощущения восторга отдавать и далеко не всем дано прочувствовать эту сердечную радость. Да и слова могут быть уж очень разными...
Так получалось, что Толик всегда старался помочь Ане. Та однажды оказала ему услугу, о которой он не только не забыл, но и старался при любом удобном случае отблагодарить, как мог. Делал он это без всякого дальнего прицела или какой другой корысти ради, а лишь в силу определённого склада характера, испытывая к Ане, помимо неугасающей признательности, чуть больше, чем просто тёплое дружеское расположение. Аня настолько привыкла к незаметной и ненавязчивой опеке Толика, что уже и воспринимала его поведение вполне естественным и само собой разумеющимся. Они иногда перезванивались, но в основном Толик первым поднимал трубку и набирал заветный номер женщины, с которой ему неизменно хотелось пообщаться, а то и просто поговорить по душам. На этот раз Аня позвонила ему сама.
Она из вежливости поинтересовалась мимоходом о его текущей жизни и зачем-то принялась описывать провинциальные красоты какого-то захолустного штата, где недавно провела неделю отпуска. Толик, не перебивая, терпеливо её слушал, а когда Аня закончила с отвлечёнными подробностями, он уже догадался, что та хочет обсудить что-то важное.
- Аннушка, давай без долгих предисловий. Насколько я понял, ты нуждаешься в моей помощи?
Сообразительность Толика оказалась как нельзя кстати своевременной.
- От тебя ничего не утаишь.
- И не надо. Выкладывай.
Толик, обрадованный возможностью быть полезным, на всякий случай, решил слегка приободрить свою собеседницу:
- Ну, смелее. Я уверен, что у тебя ко мне какое-то дело.
Он не ошибся. Аня, конечно же, звонила не просто так. Как хорошо воспитанная дама, она не могла обойтись без пустого вступления, чтобы тем самым соблюсти необходимые приличия. Правда, на этот раз она начала ну, очень уж издалека, по всей видимости, посредством дружеской болтовни вымащивая себе путь к чему-то особенному. Так оно в действительности и оказалось.
У Ани намечался приезд гостей из Москвы. Причём, навестить её собрались не дальние родственники, а близкая школьная подруга с мужем. Приятное и хлопотное одновременно событие Аня ожидала с волнением. Ещё бы! Как очень многим, уехавшим когда-то в Америку за лучшей долей, ей не хотелось ударить в грязь лицом и она была готова вылезти вон из кожи, чтобы показать собственную жизнь за границей в самом наивыгодном свете. Тем более, людям, с мнением которых она всегда считалась и ревниво ожидала сейчас если не восторженных слов, то хотя бы молчаливого одобрения своего нынешнего положения. Подруги не виделись без малого четырнадцать лет и Аня от всей души желала этой встречи. Естественно, что и план их совместных мероприятий был расписан ею до мелочей. Помимо осмотра городских достопримечательностей и шикарных магазинов на Родео-Драйв в список развлечений входила поездка в Лас-Вегас, с посещением всевозможных шоу-феерий и в завершение, как гвоздь программы - короткий круиз вдоль тихоокеанского побережья на частной яхте. Всё по высшему классу - не на какой-нибудь зачуханной посудине с шаромыгой-шкипером, а на белоснежном судне с капитаном и его помощниками.
Морскую прогулку Аня сознательно намеревалась придержать от гостей до поры до времени в тайне, желая произвести на них, как ей представлялось, впечатление, достойное их сегодняшнего социального статуса. Муж подруги в России занимался серьёзным бизнесом и успел повозить свою супругу по всему миру. Так что удивить этих людей, положа руку на сердце, было трудновато, а тут на тебе - огромная яхта! Аня никогда бы и не посмела мечтать о подобном. В её более чем скромный бюджет эмигрантки не вписывались столь сумасшедше-разорительное времяпрепровождение, не окажись среди её окружения нужного в такой ситуации человека.
О Толике она вспомнила сразу же как только возникла эта блестящая мысль. На него Аня могла рассчитывать без колебаний, уловив уже давно, что тот к ней неровно дышит. Надо сказать, что она никогда не заблуждалась на счёт Толика. Для замужества его кандидатура не походила по многим причинам. Ни кола-ни двора, да ещё и в море постоянно ошивается. А уж его финансовое положение и вообще, представлялось ей крайне плачевным. По тем же соображениям и в любовники Толик тоже не годился. Ни положения и гол как сокол. Не даром говорится, что мужчина без денег - это самец... Однако, именно сейчас род занятий Толика давал ей вполне реальный шанс однажды объявить гостям за завтраком:
- А знаете, что? У меня есть неплохая идея!
Эдак небрежно и как бы невзначай случайно подкинуть заманчивое предложение провести день на воде. И далее, как по писаному, приятно поразить москвичей совершенно непредвиденными возможностями, которыми она здесь располагает. А заодно и подруге "за шкуру сальца залить". Так, между прочим. Намекнуть туманно и ненароком, многозначительно удовлетворив отчасти её дамское любопытство по поводу загадочной персоны, в чьём обществе Аня проводит время таким далеко не каждому доступным образом.
- Он мой очень близкий друг...
При этом потупить взор и поделиться по секрету некоторыми подробностями романа, сетуя на несправедливость жизни, когда люди не могут всецело принадлежать самим себе. Вот и отчасти причина в оправдание тому, что она живёт одна в далеко не лучшем районе, в задрипанном кондоминиуме, который не чета их московским хоромам.
- Как видишь, не всё так просто. Да, собственно говоря, я здесь и не часто бываю...
Впрочем, в некоторой степени, Анин ответ прозвучал бы совершенно недалёко от истины. Представляя таким образом Толика, Аня ни на йоту не солгала бы, что он - единственный из всех её знакомых, кто не только имеет отношение к роскошной океанской красавице, но и отзывчивый верный товарищ, всегда готовый без второго слова проявить внимание к её нуждам.
Толик выслушал, не перебивая, и в некотором смущении от странной просьбы, осторожно спросил:
- Анечка, милая, мне, естественно, хотелось бы тебе посодействовать, но, надеюсь, ты понимаешь, что я - не хозяин яхты?
Для Ани в его доводе прозвучало никак не ожидаемое ею препятствие.
- Толик, ты же капитан! Неужели нельзя выйти в океан хотя бы на пару часов?
Ей было необходимо во что бы то ни стало его уломать, иначе восторженные впечатления подруги от Аниного житья-бытья подменялись бы абсолютно иными. Аня даже могла представить жалостливую-снисходительность в её глазах от всего увиденного и то, как та, сравнив свой и Анин уровни жизни, полетит успокоенная домой в Москву.
- Я очень тебя прошу.
Анин тон приобрёл бархатный оттенок.
- Сделай это ради меня.
Толик не знал, что и ответить. С одной стороны, ему совершенно не хотелось обращаться к Эндрю с неуместной просьбой. И хотя после того, как Толик, не раздумывая кинулся спасать его жену, тот проявлял к нему не просто симпатию, а уже видел в нём чуть ли не преданного друга, между ними всё равно сохранялась огромная дистанция. С другой же стороны, подвернувшийся случай оказать очередную любезность Ане, причём такого маcштаба, обнадёживала Толика. С некоторых пор он не то чтобы имел на неё виды, но всё чаще подумывал о том, чтобы превратить их приятельские отношения в более близкие. Как порядочный человек, Толик ничего не мог ей обещать, не собираясь менять образ жизни, но и для Ани, вероятно, их связь наверняка не стала бы обузой? Оба свободные, они, как Толик считал, испытывали взаимное расположение друг к другу, а это ли не главное условие в доверительных отношениях? Немного любви и ласки - что ещё нужно одинокому морскому волку?..
Что же касалось Ани, то она была прекрасно осведомлена о романтических настроениях Толика, но всегда легкомысленно отшучивалась, предпочитая туманную недоговоренность. В Лос-Анджелесе Толик бывал довольно часто - не менее трёх-четырёх раз в году. В каждый свой приезд он непременно звонил Ане и обязательно приглашал её на ужин, и каждый раз она принимала приглашение, но упорно уклонялась от того, что интересовало её спутника. Теперь же этой странной просьбой Аня словно давала ему шанс окончательно определиться со своими намерениями и делом доказать их серьёзность.
- Толик, милый, ты меня этим здорово выручишь, - проговорила она нежно, словно обещая ему благосклонность в дальнейшем, - ты даже не представляешь как.
Аня почувствовала его некоторое замешательство и уже не собиралась отступать, настолько ей хотелось, чтобы план, так крепко запавший ей в голову, не умер на корню по вине её нерешительного воздыхателя. Впрочем, она напрасно беспокоилась. Толик тут же проявил сговорчивость, в которой Аня отнюдь не видела признаков преодоления каких-нибудь особых сложностей для него.
"...Большое дело, - рассуждала она, - ну, выйдет на три часа в океан. Это ж сущий пустяк. Ни от кого ничего не убудет..."
Как женщина, бесконечно далёкая от людей неизвестного ей статуса, обитающих в другом финансовом измерении, Аня смотрела на проблемы, с которыми Толик вынужден был столкнуться, со своей колокольни. Да и как может рассуждать человек, называя семимиллионную стофутовую яхту - лодкой и даже не предполагая, что в мире, о котором у него весьма смутное представление, существует определённая этика отношений и субординация с чётко очерченной границей между капитаном, пусть даже самым опытным, и тем, кто его нанимает?
Для Толика Анин сумасбродный каприз выливался не столько в дневную оплату помошнику и погашению расходов на топливо (а его за три часа плавания уходило ох как немало), сколько в крайне неудобную необходимость обратиться к хозяину с щепетильным вопросом. Обо всём этом Аня просто не задумывалась, целиком поглощённая только личными нуждами. Чего не сделаешь ради женщины? Толик, почти уверенный, что Эндрю ему не откажет, скрепя сердце, согласился:
- Ведь мы же всегда готовы прийти на помошь друг другу? И не можем отказать друг другу ни в чём? Или я ошибаюсь?
Аня поняла его прозрачный намёк и, как обычно, попыталась отшутиться, избегая щекотливой для неё темы:
- Так... Мой дорогой!
Она, обрадованная результатами разговора, игриво засмеялась в тубку.
- Это очень смелое предположение.
- Ты полагаешь? - иронично парировал Толик Объяснять Ане все обстоятельства совершенно непростой ситуации не имело смысла. Она всё равно не смогла бы в них вникнуть, а разводить ненужную канитель Толик не считал для себя приемлемым. Он, не скрывая этого, более не желал оказаться в очередной раз обманутым.
- В данном случае я не строю никаких предположений и можешь поверить, что мне придётся хорошенько извернуться. Хотелось бы знать заранее, во имя чего. Вот такие дела, Аннушка.
Как Толику показалось, его слова не произвели на Аню должного эффекта. Она будто не хотела слышать ни о чём, что сделало бы её хоть сколько-нибудь обязанной. Для определённых людей, свойственный им латентный эгоизм, прекрасная защита от посягательств на их интересы.
- Давай не будем сейчас об этом, - нетерпеливо оборвала его Аня.
- А когда?
Ей, припёртой к стене, больше ничего не оставалось, как уйти в сторону.
- После.
- Как скажешь, - голос Толика приобрёл грустные нотки, - но мне бы крайне не хотелось, чтобы в своих решениях ты руководствовалась чем-нибудь ещё, кроме собственных желаний, и не постеснялась бы сейчас откровенно сказать, если они не совпадают с моими.
Эти слова сорвались у него непроизвольно, как у безумно уставшего от долгой неопределённости мужчины, которого слишком долго водили за нос.
- Так мы выходим в море или как?
Аню неожиданная прямота Толика на секунду застала врасплох. Она поначалу не нашлась, что ответить, но тут же преодолела растерянность:
- Ты же не станешь меня торопить с ответом? Ведь не будешь?
Последнюю фразу она произнесла очень выразительно и даже с некоторым заметным придыханием.
- Не буду.
Аня умело сыграла на чувствах Толика, заведомо зная, что одержит победу. Он бы не был тем, кем есть, не проявив перед дамой душевную щедрость.
- Яхта будет в твоём распоряжении на назначенне число. Я обещаю.
- Спасибо, - произнесла она без особого воодушевления, уже увлечённая вдруг родившейся новой идеей.
- Толик, - замялась Аня, - а не могу ли я попросить тебя ещё об одном малюсеньком одолжении?
- Ещё?
Как бы изумляясь растущим аппетитам, Толик притворно вздохнул.
- И что же на этот раз?
- Послушай, а нельзя сделать так, чтобы у моих гостей не возникло сомнения в том, что именно ты и есть хозяин яхты? Ну, ты понимаешь, о чём я говорю...
- Примерно.
Такое целенаправленное и дешёвое стремление пустить пыль в глаза своим давним друзьям у него вызвало недоумение.
- А что, в этом есть какая-то необходимость?
- Нет, - обсуждать мотивы собственных действий Аня не собиралась. Ей требовался верный союзник, а вернее, безропотный и надёжный исполнитель.
- Тебя ведь это не затруднит?
- Нисколько.
Толик про себя усмехнулся, ощутив полное безразличие к тому, за кого его будут выдавать. Своей готовностью стоять за штурвалом или разыгрывать из себя олигарха он преследовал теперь только одну цель - заслужить Анину признательность. Но не расплывчатую в виде очередного чмока на прощанье, а в определённой и конкретной форме.
- Анечка, я же уже сказал, что не откажу тебе ни в чём, и в этой безделице - тоже. Надеюсь, теперь наши желания совпадают?
- Ах, Толик, ты - прелесть!
Судя по ликованию в Анином голосе, она была довольна собой.
- Я воспринимаю твою похвалу как аванс. Да?
Аня не ответила и стала прощаться.
- Я тебе предварительно позвоню. Ну, пока.
За всё время, что Толик знал Аню, он успел к ней внимательно присмотреться. Правда, его мнение о своей, пожалуй, единственной близкой знакомой в Америке не было беспристрастным, но, тем не менее, ему вполне хватало того, как он её воспринимал. Объективность к повадкам женщины сопутствует равнодушному сердцу и холодному рассудку, в противном случае - лучше не замечать то, о чём не хочется знать.
Нельзя сказать, что Толик идеализировал Анину натуру. И черты её характера, проявляемые ею иногда без тормозов, ему уже не были в новинку. Однако, вместе с тем, Толику приходилось лишь догадываться обо всех прочих её достоинствах и недостатках. Так уж устроена психология мужчины, что прежде всего он видит в женщине самые привлекательные качества, а уж потом открывает для себя и всё остальное. Толик не представлял исключения из правил, и Аня, несмотря на хорошо различимую в той очевидную стервозность, ему давно нравилась. Он даже находил в ней завуалированную восторженность и скрытую мечтательность - те самые свойства души, которые делают женщину склонной переживать любое событие заранее. Загодя обдумывать незначительные, но необыкновенно важные для неё детали и, скрупулёзно стараясь предусмотреть всё до мелочей, растягивать тем самым удовольствие от тщательных приготовлений. Аня никогда активно не афишировала собственных вкусов, но из замечаний, вырывавшихся у неё бесконтрольно, Толик уже без особенного труда мог сделать вывод о существовании этой черты. Вот и сейчас, она тщательно готовилась к приёму гостей. Продумывала его сценарий, не оставляя ничего на последний момент, и, уверенная в себе, собиралась спокойно насладиться результатом.
Чем больше Толик предавался мыслям об Ане, тем яснее в сознании вырисовывалось, что их интимная встреча, если такая произошла бы, могла иметь другую окраску, чем он раньше себе представлял. С каждым разом он видел её объёмней и насыщенней пикантными подробностями. Наверное и к подобному свиданию Аня постаралась подготовиться задолго и оно стало бы не просто рутинным "перепихом", когда партнёры не стесняются обмениваться друг с другом полуциничными шутками, но наверняка - красивым и запоминающимся рандеву. Вероятно, Толик наделял Аню большим, чем мог от неё ожидать, но не предвидеть, как она себя поведёт, означало бы проявить полную близорукость к её способности показать себя с лучшей стороны, когда та того хочет.
В том, что Аня могла бы появиться перед ним эффектная и неотразимая, Толик ни секунды не сомневался. Он настолько живо себе представлял эту сцену, что испытал бы разочарование, окажись та иной. Стоило ему закрыть глаза и сконцентрироваться, как в сознании тут же вспыхивали моментальные картинки, словно разрозненные кадры цветного видеопозитива:
"...Вот Аня в полупрозрачном длинном пеньюаре чёрного цвета с тонюсенькими бретельками, а под ним эротично проглядывается такого же цвета корсет. Непременно из тонкого жаккарда и, украшенный декоративной кружевной отделкой на лифе с эластичной косточкой, красиво придерживающий грудь..."
Толик даже прослеживал себя в эти упоительные мгновения. Представлял как коснётся и бережно отведёт в сторону Анину руку, стыдливо прикрывающую оголённые части тела, откровенно проглядывающие через полы запахнутого халата. Как слегка пожмёт её пальцы, возбуждаясь от вида краешка ажурного пояса со спускающейся к чулку узкой резинкой, едва впившейся в белизну кожи...
О пристрастии Ани к дорогому белью Толик был немного осведомлён. Однажды в его присутствии она высказалась достаточно убедительно о том, что думает по поводу хороших вещей, и в особенности, этой специфической части дамского гардероба. Разговор шёл, в общем то, о другом, но её мысль пришлась очень к месту, подкрепляя выраженную ею точку зрения. Короткое и неприметное для кого-то замечание не осталось без внимания Толика и он хорошо его запомнил. Как ему теперь думалось, Аня, должно быть, непременно испытывала необъяснимый трепет при виде прекрасных предметов туалета, которые делают её ещё желаннее и обольстительнее. Что же касалось цвета, то почему-то Толик почти не сомневался в его выборе.
"...Ну, не белый же, право..."
Менее всего он представлял Аню непорочно-девственной или холодновато-равнодушной.
"...В голубом и зелёном она выглядела бы слегка вульгарной, а в розовом -чересчур сентиментальной. В малиновом - обыденно-равнодушной, а в тёмно-бордовом - сдержанной и замкнутой. Нет. Только чёрный! Именно этот цвет до конца раскрепощает сознание и помогает обрести необходимую уверенность. У женщины её типа обязательно должно присутствовать классическое видение собственного имиджа. Да и Аня из тех людей, которые не экспериментируют..."
Чаще всего Толик привык добиваться намеченного. И дело было даже не в его целеустремлённости или в завидном упорстве, а в трезвом взгляде на жизнь, когда мужчина ничего не хочет никому доказывать, ломая попусту копья о непреодолимые препятствия. Залогом спокойного успеха Толику служило стремление ставить перед собой реально достижимые цели, иначе они не стоили затраченных усилий. Такая жизненная позиция у него прослеживалась не только в повседневной деятельности, но и в отошениях с женщинами. Он вовремя останавливался, если не чувствовал взаимности, и это умение схватывать на лету оттенки настроения партнёрши по едва заметным признакам всегда уберегало его от неудачных романов. Однако, с Аней получалось как-то странно. Толик впервые не мог до конца разобраться, что ему здесь светит. Даже его интуиция, на которую прежде он мог всегда, не задумываясь, положиться, на сей раз предательски безмолствовала. Занятным было другое. По сути дела, Толик никогда прежде столь настойчивостью не добивался чьего-либо расположения и сознание этого факта будило в нём неведомые до сих пор эмоции. В них таился не внезапно проснувшийся азарт мужчины-ловеласа - во что бы то ни стало заполучить благосклонность предмета своей негаданно вспыхнувшей страсти, а томительное ожидание сластолюбца в предвкушении незнакомой ему прежде новизны ощущений. Аня буквально источала сексуальный магнетизм, противостоять которому, означало бороться против своего естества. Если она колебалась, а именно так Толик воспринимал её поведение, то тем самым Аня лишь больше его распаляла. Выбранная ею стратегия - стараться обходить неудобную тему стороной, успеха не имела. Наоборот, с каждой следующей встречей Аня не могла не замечать растущее к себе внимание. Её рассудительная сдержанность лишь подстёгивала Толика и Аня даже не догадывалась, что она теперь привлекает его как никогда раньше.
Морская прогулка удалась на славу. Как Толик и предвидел, Эндрю не выразил и жестом неудовольствия. Когда он заикнулся о выходе в океан с тремя пассажирами, тот лишь по-доброму ухмыльнулся:
- Девушка?
- Если бы, - Толик развёл руками, - в этом случае мне бы вполне хватило скутера. У зрелой женщины иные запросы.
- Понятно, - не вдаваясь в подробности, заметил Эндрю. Затем невозмутимо и с педантичностью делового человека принял чек, который Толик выписал на имя корпорации - официальной владелицы яхты. Сумма, покрывающая расходы на дизельное топливо, составляла чуть ли не четверть его месячной зарплаты.
Анины гости остались под сильным впечатлением. Та хоть и расписывала Толику их несметные богатства в России, но по всему было заметно, что эти люди впервые вступили на борт яхты такого размера и класса. В отличие от Ани, толком и не представляющей, о каких затратах может идти речь, они с должным почтением отнеслись к эксклюзивному отдыху. Толик, стараясь проявить гостеприимство, попотчевал своих пассажиров бокалом просекко, провёл небольшую экскурсию по внутренним помещениям, показал машинное отделение, сверкающее чистотой и нержавейкой, и даже дал каждому порулить на мостике к всеобщему восхищению. Аня делала вид, что подобное ей не в новинку, и вела себя здесь так, словно бывала на борту бессчётное количество раз.
-И вообще, морская экзотика меня более не вдохновляет. Приелось, - заключила она, когда разговор зашёл о дальних странствиях.
-Гаваи, Багамы, - снисходиттельно поморщилась Аня, - одно и тоже. В Ницце на Лазурном берегу ещё куда ни шло отдыхать, а на Карибах смертная скука...
По её репликам выходило, что у богатых свои причуды и их друзья несут за это ответственность, "вынужденные маяться в бесчеловечных условиях" где-то в тёплых морях. Вот и приходится тусоваться среди миллионеров, когда тебя уже воротит от шампанского и омаров, вместо того, чтобы исправно каждый день ходить на работу и сидеть там, не подымая головы. Анина подруга наивно заглатывала эту наживку и Толику оставалось только скромно помалкивать. Ну, не мог же он, в самом деле, перебить Аню и высказать диаметрально противоположное мнение, заявив о том, что те люди, о которых та едва знает понаслышке, предпочитают крайне ограниченный круг знакомств и ведут довольно замкнутый образ жизни. Именно таким был Эндрю.
Аня старалась вовсю и, если в ней когда-то и умер талант актрисы, то теперь дар перевоплощения возродился вновь с прежней силой и блеском. Вместо того, чтобы дико озираться по сторонам, она пребывала в полном спокойствии, пока её подруга с мужем охали и ахали от восторга и уже прикидывали как бы и им провести следующий отпуск на яхте. Не на такой, конечно, а значительно меньше, но обязательно прочувствовать удовольствие от путешествия в качестве единственных пассажиров. Все старания Ани были направлены на то, чтобы создать себе ореол женщины, равнодушной к деньгам, которой посчастливилось найти настоящую любовь. Великую и всепоглощающую! И она без раздумий пожертвовала собственной семейной жизнью, отыскав единственного мужчину, но, к сожалению, связанного брачными узами. В подтверждение этого Ана умело проявляла недвусмысленные знаки внимания к Толику, но обязательно в присутствиии гостей. Награждая его ласкательными эпитетами, Аня хотела заставить поверить окружающих в то, что они не просто банальные любовники, а мужчина и женщина, повстречавшие свою судьбу. Со стороны это выглядело очень натурально, тем более, что Толик абсолютно не подыгрывал, а нооборот, старался быть к Ане предельно предупредительным и нежным. Впрочем, московскую пару их взаимотношения волновали крайне мало, и те с большим интересом вникали в специфику длительного пребывания на борту яхты во время путешествий.
- Здесь можно жить! - воскликнула Анина подруга, обалдевшая от выложенной зелёным мрамором ванной комнаты внушительных размеров.
- Я и живу, - только и оставалось правдиво отреагировать Толику. На яхте он проводил без преувеличения гораздо больше времени, чем на земле.
В открытом океане немного покачивало, но женщины не могли отказать себе в удовольствии пройти на самый нос яхты и там, подобно главной героине фильма "Титаник", занять место возле флагштока с вымпелом. Они обнялись, вместе расставили в сторону руки, как расправленные крылья, и неподвижно стояли так, мечтательно устремив взгляды в необозримую синюю даль навстречу свежему солёному ветру. Скорость была приличной - двадцать два узла. Яхта легко рассекала водную гладь и, достигнув Малибу в районе Зума Бич, Толик повернул обратно. Возвращаясь, он решил, что будет совсем неплохо показать гостям всю марину целиком - это удивительное инженерное сооружение, самую крупную в мире искусственную гавань такого типа, сооружённую человеком. Неспешное плавание вдоль причалов здесь напоминало прогулку по бульвару, с той лишь разницей, что движешься по воде и глазеешь с палубы на такую же праздную публику. То же ощущение вышедшего на спацер*, довольного собой горожанина.
Москвичи, находившиеся рядом с Толиком на мостике у штурвала, с изумлением наблюдали за точными и выверенными манёврами огромного корпуса яхты в узком пространстве каналов, а когда Толик виртузно пришвартовался, они не могли сдержаться и зааплодировали. С Аниного лица на протяжении всего времени не сходила самодовольная улыбка.
"...Не думайте, мои дорогие, что только Вы там благоденствуете, но и мы здесь отнюдь не бедствуем..."
Эту терзавшую её мысль Аня словно адресовала каждому, кто мог бы усомниться, насколько она преуспела в жизни. Наверное именно так Аня и думала. В самоуверенном взгляде, знающей себе цену женщины, сквозила нескрываемая гордость от свершившегося факта того, что ей так красиво удалось утереть нос московской подруге.
- Ну как? - улучив момент, поинтересовался Толик. Оставшись с Аней наедине, он, так щедро обласканный ею на протяжении всего круиза, уже предвкушал благодарный поцелуй.
- Все ли довольны капитаном?
- Спасибо, - вместо тёплого объятия сухо бросила Аня, собираясь присоединиться к гостям, сошедшим на берег.
- Это всё, что тебе хотелось мне сказать напоследок?
На его шутливо-ироничный вопрос Аня ответила насмешливо и жёстко, словно наотмашь хлестнув по лицу:
- А что ты ожидаешь от меня услышать?
Она более не считала нужным сдерживать взявшееся ниоткуда раздражение.
- Или ты заботишься о своих чаевых?
Толик взглянул Ане в глаза, светившиеся досадой от надоевшего ей внимания, и только сейчас до конца сообразил, что эта женщина его элементарно использовала. Он ей был больше не нужен!
И ещё Толик понял, что никогда ей уже не позвонит, замирая от звука знакомого голоса. И не пригласит её более на ужин, втайне надеясь на романтическое продолжение вечера. Никогда теперь мысленно не разденет Аню и не станет мечтать об изысканной красивой встрече. Как и вообще, не скажет ей ни единого слова. Благодаря Ане, он теперь будет жить с уверенностью, что отдавая, можно иногда потерять и уже не будет сомневаться в том, что никогда ничего не найдёшь, если только берёшь.
*Брашпиль - лебёдка, применяемая на судах для подъёма якоря.
*Фальшборт - укрепленный пояс, расположенный выше верхней палубы судна.
*Веретено - массивный стержень, к нижней части которого прикреплены рога адмиралтейского якоря.