Аннотация: Удивительная история, о том, как могут проявить себя в жизни "круги "своя"...
"...Известно ли вам, что такое гамбит? Нет? По-итальянски gambetto значит "подножка". Dare il gambetto - "подставить подножку".Гамбитом называется начало шахматной партии, в котором противнику жертвуют фигуру ради достижения стратегического преимущества".
Б.Акунин, "Турецкий гамбит"
***
Ожидая объявления рейса, она сидела на пластиковом стульчике аэропорта Анталии и невидящими глазами смотрела перед собой. Ничего не слышащие уши пропускали все реплики подруги. Было тяжело дышать. Просто тяжело. Словно через силу, будто до предела свело носовые полости, проходил воздух, хотелось глотать его ртом, словно выброшенной вдруг на берег рыбе.
"Что же это? Что ж так тяжело? Летать не боюсь, а спазм какой-то в груди. Словно камень кто на неё положил", - она почти готова была поделиться этим с подругой, но вдруг передумала. Не ровен час, та воспримет это как предчувствие чего-нибудь связанного с полетом и...
"Как замечательно все сложилось в этот отпуск. Так все ненавязчиво, легко, красиво...", - успокаивала она себя. - "Отпуск удался. Нормальный отель. Погода не подвела. Загореть успели. Али... Ну вот. Али. Ты остаешься. А я улетаю. Так все стремительно и ничего нельзя изменить. И зачем же так? Что ж со мной как-то всё... А разве все было бы так здорово, если можно было бы изменить? Но я... Я не хочу улетать. Я не хочу улетать!"
Порыв осознания происходящего был настолько сильным, что она чуть не вскочила с места и не ринулась обратно, через все контроли туда - к входу в аэропорт, на такси и назад - к нему. Она даже приподнялась в кресле.
После практически бессонной ночи слипались глаза. Она смотрела из иллюминатора на волнистые горные склоны Турции, и боролось с мыслью о том, что проспит минуту обрыва той тонкой чувственной нити, которая так надрывно звучала внутри. Но сон победил. Ей снилось море, чьи-то сильные руки поддерживали её и она плыла, плыла, плыла...
Посадка принесла знакомый вкус будничного настроения. Праздник кончился. У всякой сказки есть конец. Даже у мудрой восточной. И словно в фантастическом рассказе, ты, вдруг переступая порог двери, оказываешься в другой реальности.
Но Али, как она не боролась с собой, не выходил у неё из головы. Она улыбалась ему, шутила с ним, делала замечания ему. Да просто жила потому, что был он. Все, с чем она боролась, когда он был рядом, дало о себе знать со всей силой и полнотой, когда она поняла как далеко они теперь друг от друга. Я влюблена. Я влюблена и это не-воз-мож-но! Господи, и что мне теперь делать?..
Три отосланных в отчаянной, но тщательно завуалированной, тоске смс остались без ответа. Она вообще не знала - доходят ли они. В любом случае он молчал. Ну, что же - он остался где был, там его работа, там все новые и новые счастливые лица отдыхающих. Там море. Там солнце. Там он. А я - здесь. Но я - там!
Я сейчас в этот знойный полдень захожу в прохладное море и знаю, что он смотрит на меня. Не знаю, откуда, но смотрит точно. А сейчас я пройду мимо него к бассейну, чтобы легко сбросить шлепанцы и нырнуть в него с головой. А перед ужином я подойду к нему пожелать приятного аппетита и увижу его невероятные глаза, в которых растворюсь вся без остатка.
А потом, когда он закончит работу, мы увидимся подальше от всех глаз и сможем коснуться друг друга руками. И будем долго, тесно прижавшись, гулять теплыми ночами вдоль моря, вдоль ярких лавочек с ненасытными продавцами всякой всячины. Будем отшучиваться с ними и громко смеяться. Я - там. Не может быть иначе!
Может. И по утру тебя будят птицы, которые поют на русском языке. И вместо пальм - кудрявые березы, и воздух пахнет по-другому, и вообще вокруг - город. И среди миллионов его жителей нет одного - самого необходимого человека...
"Ну, вот почему со мной так?.. Неужели не могло найтись кого-нибудь поближе...", - выражаемое самой себе сожаление не было искренним. Она радовалась уже тому, что это вообще произошло. Порой казалось, что уже и нет, и не уже, а никогда, да и зачем, а тут вдруг - бац! И ведь прекрасно понимала - уеду! Скоро уеду. Ни к чему это. Курортные романы? Со мной?... Бред!
Но нет. Все, над чем смеялась, - стоило увеличиться расстоянию между - стало далеко не смешным. И как она не твердила себе, что скоро все следы, как недолговечный южный загар, смоются не романтичной набегающей волной, а банальной из-под крана, ничего поделать с собой не могла. И совсем не хотелось это вновь испытываемое чувство, такое нежное, свежее, ничем еще не омраченное, оставлять атрибутом двухнедельного летнего отдыха у моря. Вопреки всем доводам рассудка, хотелось, чтобы и осенью, и зимой и без моря, только бы с ним...
Полученное вдруг по электронной почте письмо заставило её замереть, прикрыв рукой губы. Она даже прикусила себя за палец, чтобы начать читать длинное письмо от Али. На несчетный день смутного мироощущения, она получила весточку, из которой, стоило закрыть глаза, словно набранные на самой сетчатке, вставали строки: "Я тоскую по тебе, любимая. Кругом чужие лица, а мне хочется вдруг обернуться и увидеть тебя. Ни днем, ни ночью не было минуты, чтобы я не думал о тебе. Приезжай завтра! Скажи куда и я найду тебя. Сразу! Я отпрошусь, сбегу, заболею! Только вернись. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя..." Эти три слова были повторены несчетное количество раз, но каждый раз за ними стоял новый оттенок чувства. Взаимного чувства. И хотелось смеяться и плакать одновременно. И непременно жить. Очень!
***
Девушка нервно выпрыгнула перед ней на мостовую, не озадачиваясь звуком, который издаст в сердцах захлопнутая автомобильная дверца. "Козел", процедила она сквозь зубы и с невидящими глазами влилась в поток прохожих...
От быстроты произошедших прямо перед её носом действий она замерла на месте. Дверца авто чуть приоткрылась перед ней:
- Все нормально?
- А у вас?
- Как видите. Может быть, вас подвезти?
- По-моему, вас лучше сейчас побыть одному.
- Не стоит того. - Молодой мужчина за рулем отмахнулся. - Давайте подвезу.
- Не говорите так. Никогда не говорите так. Все чего-то стоит. - Она захлопнула дверцу и, нагнувшись, одними губами произнесла "спасибо".
- Он что - предлагал вас подвезти?! - Вдруг откуда не возьмись вынырнула девушка, чуть не сбившая её с ног.
- Бог мой, как вы всегда неожиданно появляетесь! - Остолбенела она.
- Он предлагал?! - Тон у неё был претенциозный.
- Нет. - Соврала она, всматриваясь в лицо напротив. Оно было ей знакомо. Откуда-то очень издалека.
- Врете! - Не хватало упереть руки в боки. - Что он тогда вам сказал?
- Он спросил, не зашибли ли вы меня дверью, когда выскакивали. - В памяти что-то смутно оживало. Какой-то образ из прошлого.
- Чушь! Я его знаю! Он для всех готов! Дамский угодник...
- Я вас видела раньше. С другим мужчиной... - Зачем она это ей сказала? Знать бы самой.
- Каким мужчиной?.. - От неожиданной смены темы разговора девушка посмотрела на неё как на сумасшедшую.
- Точнее, не вместе. Вы долго встречались?
- Кто? Да вам какое дело! Больная... - Фыркнула девушка и шарахнулась в сторону. Её унесло потоком движущихся в том же направлении тел...
Это была она. Ошибки быть не может. Это лицо, увиденное однажды на стоящей на столе фотографии и потом еще раз в профиль, мельком вживую... Она бы узнала его и много больше лет спустя. Гораздо больше, чем какой-то год.
Она никогда не всматривалась в это лицо, не изучала, не запоминала. Все, что ей нужно было знать об обладательнице этого лица, она знала. Больше было ни к чему.
Только одно было важно. Это - лицо молодой женщины, которой суждено было быть с её мужчиной. Ей - да. Почему-то ей...
Она думала тогда - что же в ней такого? Почему она? И понимала, что ей все равно что конкретно. Она хороша уже тем, что рядом с ней он - человек, которого она любила...
***
"...Как жить?", - она задавала себе этот вопрос почти каждое утро, когда открывала глаза. Что бы она не делала, куда бы не спешила, о чем бы ни думала, какие вопросы не решала - она словно отвечала на этот вопрос: "Если это делать так, так и так - это значит жить...".
- И это жизнь? - Иногда кто-то словно доверительно заглядывал в глаза.
- Да. Это моя жизнь. - Тихо отводила она свои.
Когда прошло полгода, она не могла поверить. Что прошло так мало. Казалось - вечность. Тягучие, вязкие как жвачка числа на календаре слились в какой-то мутный полукруг, и вряд ли кто усмотрел в нем цифру "шесть". Полгода. Невыносимо.
Когда она вспомнила вдруг однажды очень четко дату. Ту, их последнюю дату, она рванулась искать карманный или хоть какой календарик и сердце в режиме перепадов высокого напряжения сжалось до размеров игольного ушка при виде впереди цифры - "год". Она ощутила себя тогда 300-летней черепахой, не способной больше сделать ни шага.
Сощурив увлажнившиеся глаза, она распахнула дверцу балкона, улыбнулась замечательной погоде, такой же как тогда, глубоко вздохнула и ...заплакала. Тихо поскуливая, словно навсегда лишенная возможности иметь своих щенят сука. Она увидела себя поджавшей хвост всеми забытой, некогда очень верной и породистой собакой. У неё просто отняли что-то очень важное, она не могла жить без этого как прежде и ушла... И так и бродит, шарахаясь от любых движений, лишь недоверчиво заглядывая в устремленные на неё глаза.
Она обхватила голову руками и опустилась на корточки прямо перед раскрытой балконной дверью. Слезы высохли. Где-то внутри застрял звук. Набрав воздух в легкие, она зажмурилась посильнее, потом открыла глаза, ощутив каждой клеточкой, как зрачок разрезает острый солнечный луч...
Она давно сказала себе правду. О том, что себе и ему врала! И про то, что не споткнулась, и про то, что не поперхнулась. На самом деле она - нет, не утонула, она продолжала тонуть.
Однажды, проснувшись глубокой ночью от совершенно бессодержательного, но такого понятного ей почему-то сна, она поняла, что все еще любит и по-другому просто не может. И нечего это скрывать. Тем более от самой себя.
И нужно, наверное, от этого быть счастливой. Во всяком случае - что может помешать ощущать себя таковой, если ты любишь? Да ничего! И тогда она взяла себя в руки: "Что значит - не можешь больше? Можешь! Стисни зубы. Еще сильней! И люби!"
А в общем и целом жизнь была нормальной. Не хуже, чем у других и не лучше, чем у некоторых. Работа, друзья, походы по широтам своей родной и выезды за её пределы.
Кто-то осуждал, кто-то понимающе кивал головой. По большему счету было все равно. Понимание - это хорошо, но обязательно ли, когда знаешь - просто убивается время. Просто некуда спешить - пустой вокзал и гулкое эхо зала ожидания.
Знакомства, редкие мужчины, которым сначала хочется идти навстречу, а потом - поскорее от них убежать, потому как понимаешь - не то. Не девочка уже - головы крутить всем подряд направо и налево! Да и в таком возрасте башню с первого взгляда не сносит.
Она вспыхивала и гасла. Она всегда улыбалась и сама закрывала за собой дверь. И были встречи, о которых не хотелось забывать. Вот только продолжать... Оставался один верный партнер, да и к тому после полученного редкого смс: "Привет! Что поделываешь? Я соскучился. Есть место и большое желание!" не всегда хотелось торопиться. Она благодарно улыбалась в ответ телефону и все чаще писала в ответ: "Жаль, что именно сегодня...".
Но где-то рядом поселилась уже надежда и иногда заглядывала за спичками и в глаза: "Есть ли огонек, милая?".
Но где-то в глубине скулила. Где-то в глубине сука. От первой хотелось избавиться, но так, чтобы не сама. Вторую хотелось просто убить, но было страшно.
***
Она не связывала особых надежд с предстоящим отпуском. Хорошо было уже то, что он ей отвалился с широкого гендиректорского плеча и появилась реальная возможность продлить лето в компании хорошей подруги, которая, как в детской песенке: в беде не бросит и лишнего не спросит. А ведь было о чем. И наверняка было бы спрошено кем-то другим и пришлось бы объяснять трудно объяснимое даже самой себе.
...Неужели нам дано что-то знать заранее? Или это пресловутая женская интуиция? Или как называет то знание, осознание которое происходит потом, а вначале ты просто понимаешь, что сделать нужно так, а не иначе? И, несмотря на то, что все внутри против этого, ты берешь и делаешь. Тебя ломает, но ты понимаешь, что так нужно. Что это?
Заявление о том, что он летит отдыхать в Турцию один, было неожиданным. Она могла предполагать, что он летит со своей девушкой или, может быть, с ней. Но - один? Впрочем, ничего удивительного - ему и правда, наверное, нужно было в тот момент уехать от них обеих подальше, чтобы понять к кому он вернется. Она восприняла это так - с пониманием и пожеланием непременно хорошего отдыха. И от себя в том числе, хоть в его жизни она и появлялась только тогда, когда он это допускал.
Она писала ему: "Прилетай скорее! Привези этой земле Солнышко!". Он молчал. Но даже если бы ответил: "Везу!", не соврал бы. Он его нашел там - в Турции. И всю дорогу домой держал за руку, боясь, что оно исчезнет...
Очень хотелось дождаться. А там - внутри - что-то твердило "тебе пора!". И голос его креп, несмотря на тысячи разделяющих их километров.
И почему-то запомнился взгляд. Тот - его последний взгляд. Он запомнился сразу. Если закрыть глаза - его можно было увидеть. "Почему?, - неутомимо спрашивала она себя. - Я уже тогда знала, что он последний?.. Да не знала я ничего. Я даже мысли не хотела допускать! Не хотела, но... Допустила? Не знаю... Я не знаю. Я старалась запомнить каждый раз, а запомнился почему-то этот. Я еще подошла тогда к дороге, оглянулась, конечно, его уже не было, и я увидела этот взгляд. Такие большие глаза... Как фотография крупным планом. Почему?.."
...Он не вернулся. И затянулась странная неделя совместного пребывания на одной земле. Она в спешке искала путевку, виня себя за то, что ведь предчувствовала, но почему-то не сделала этого раньше - не улетела до, допустила эту унизительную встречу, где пришлось изображать живой интерес, когда чуяла подкоркой - все изменилось. И натужно улыбалась, глядя в его счастливые глаза. И пронзительные холодные иглы проникали глубоко в позвоночник и заставляли отступить, скрыться, спрятаться.
Она еще ничего не знала. Просто срабатывал инстинкт. Наверное, так животное чувствует потребность в самосохранении и спасается от неминуемой гибели. Долгой и мучительной. И она вылепила свою правду: он отдохнул и по трезвому, вдали от обеих милых сердцу и телу дам, сделал свой выбор. Не в её пользу. Вот и всё! Ну, а то, что он не нашел в себе силы сказать об этом прямо... Ну, что ж. Она и так поняла. Возможно, он знал, что она и так поймет. Они всегда понимали друг друга. Она это всегда ценила.
Пускай она. Не я. И, воспользовавшись "горячим предложением" знакомой турфирмы, уехала. Бегство? Пусть. Зато не хамелеонство. И в свою очередь не вернулась...
Она часто потом размышляла над этим жизненным сюжетом. Таким скомканным, как исписанный лист бумаги, после чего вся тщательно выводимая каллиграфия теряет всякий смысл, не говоря уже о том, что красивые буквы составляли довольно умные слова, а те в свою очередь глубокомысленные фразы... "Стоит ли писать набело, если в итоге выходит полная ерунда?..", - спрашивала она себя. И себе же отвечала: - "Все-таки стоит".
***
Она так и стояла на тротуаре, понимая, что что-то произошло, но не совсем понимая что и что с этим делать. И зачем ей дано узнать об этом?
Она растерянно оглянулась по сторонам, уловила мутным взором вывеску кафе на противоположной стороне улицы и двинулась в его сторону.
Курить захотелось так, что, войдя в помещение случайного, неуютного и явно без кондиционера кафе, она жадно втянула носом табачный запах.
- Пожалуйста, пачку сигарет... Каких? Нет, не легких. Хороших. Пусть эти. Да. И зажигалку. Кофе у вас варят? Нет, постойте. - Сходу срывая целлофан с положенной на стойку пачки, заторопилась она. - Водка есть у вас? Грамм 150... Кофе потом.
Практически упав на стул за столиком в углу, она прикурила сигарету и поняла, что руки дрожат. Мелкая и вряд ли кому заметная со стороны дрожь прошла только после первого глотка водки и пары последних затяжек. Сладковато-горький водочно-табачный вкус вернул её в её реальную, тщательно скрываемую и маскируемую всеми доступными средствами, жизнь. Сделав второй глоток, она прикусила губы и сощурилась, словно от яркого солнца.
"Нужно понять. Обязательно нужно понять... Чтобы понять, нужно оттолкнуться... Третья планета от Солнца. 21 век от рождества Христова. Здорово, наверное, жить столько, что твой возраст начинают мерить веками...", - успокаивающиеся мысли плавно потекли в прошлое.
Прошлое? Что это такое? Разве не все развивается одновременно? Ведь нет ни "начала", ни "конца". Есть только точка отсчета от начала и от конца. И наше сознание приспосабливается к этому. Нужно же от чего-то отматывать...
...Чушь! Это слово произнесла сегодня его девушка. Она разговаривала с ней. Сегодня. Та выскочила из машины. Какой? Не важно. Не его машины. В ней сидел другой мужчина! Это абсолютно точно. Она с ним разговаривала. А потом с ней...
Кто бы мог подумать!? Еще какое-то время назад... Неприятная оказалась девица. Симпатичная, но неприятная. Дерганая и как будто все ей должны. Назвала меня больной. "Впрочем, здорова ли я?..", - женщина за столиком потерла пальцами виски и отпила из рюмки.
И откуда ей знать - сколько и чего мне стоило это её "больная!" По истине неисповедимы пути. И пришлось таки нам перекинуться в этой жизни парой слов. Глупых, бестолковых, никому не нужных, но унести с собой самые важные, так вслух и не произнесенные. Уже никогда. Но зачем?..
Уставшая женщина покрутила в руках рюмку, наклонила её над пепельницей - кап. Теперь рюмка пуста. Сладко-горькие стенки внутри и не такие уж чистые снаружи. Она отставила её, перебрав пальцами, словно очищая от чего-то.
...Вернемся. Так что все это значит? А значит это следующее: ты сошла с дистанции ради того, чтобы не мешать им быть вместе, но они все равно не вместе. Значит ли это, что ты одна и он один?.. В первом случае да. Во втором - не известно. Просто твоя причина оказалась не общей причиной. Так правильно я ли поступила с собой тогда?.. Ох...
Перестав прикусывать губы, она снова прикурила. Вязкие мысли не давали дотянуться до спасительного узелка: "И что ты чувствуешь? А ничего. Ты так надолго была оглушена и ослеплена обидой и болью, что этот иронический выпад судьбы уже никак не повлияет на органы зрения и слуха. Одно средство избавиться от этих пороков - понять сейчас, что взять с собой в дорогу, а что оставить здесь. Хватит, пожалуй, жить с этим внутри. Нужно собраться и забыть всё здесь, в случайном кафе. Сколько можно уже?!".
***
У вас бывает такое - тыкаешься, тыкаешься и туда, и сюда, а все никак не можешь понять, где же выход? Да и откуда выход тоже очень смутно. Да и выход ли - так, движение, жизнь. Все словно как отрезано от тебя невидимыми ножницами. Словно заколдованной чертой, ставшей вдруг непреодолимой преградой к тебе и от тебя. Словно ведьмин круг в дремучем лесу - что ни надломай всё поганка.
А потом. Вдруг! Неожиданно. Само собой все это заклятие падает, исчезает, словно и не было никогда, а ты, ожидая подвоха, замираешь на долю секунды в сомнениях, что это снова обман. И ведь именно там, где вдруг открывается голая правда, вдруг, словно обнаженная девушка, не ожидающая зорких глаз зрителя, она является взору, замирает и шустро ретируется назад, приходит на ум, что это - обман. Не наоборот. Почему-то не наоборот. И ты, не успевая поверить глазам своим, встряхиваешь головой и усмехаешься: "Вот ведь!.."
И только потом понимаешь - пелена-то спала! Спала! Это "до" был обман, а вот сейчас - правда. Сейчас. Не раньше! Не там, где понимал, что не понимаешь. А сейчас, когда четко понял всё. И как это не глупо, но выглядишь ты в собственных глазах полным дураком. Идиотом. Слепым, глухим и калекой на всю душу. Потому что мучался по дурости, идиотски, не видя и не слыша очевидного и всей этой самой душой.
- Один у нас уже съездил в Турцию! - Голос их общего знакомого прозвучал в её голове громом среди ясного неба. Она и правда тряхнула головой. Вслушалась в раскаты: "Один. У нас. Уже съездил. В Турцию", - четко повторило эхо. И заработали шестерни. Сдвинули хрупкие, заржавевшие от времени и пролитых слез, колесики мысли. И понеслась она по выступам и выемкам, раскручивая механизм: тон голоса, поза, жест.
Ах, если бы не резануло по ней тогда лезвием брошенного взгляда, если бы не осекся тогда на полуслове знакомый, если бы заметила она это - сразу бы все поняла! Но не заметила, не откликнулась из-за очерченного круга самообмана госпожа голая Правда. Затаилась в кустах сомнений и даже дышать перестала: слишком много глаз и ушей вокруг. Я потом, когда ты одна...
- И что же там с ним случилось? - Просто поинтересовалась она тогда, заранее улыбаясь возможному ответу. Но ответа-то не последовало! Тему сменили быстро, пустились в рассуждения и личные примеры и все - уткнулась носом Правда в прозрачные одежды и так и осталась стоять в кустах, никем не замеченная.
И только теперь четко сложились все пазлы в заданный изощренным автором неповторимый орнамент. Только теперь, трезвыми глазами взглянув на картинку, она поняла все и ужаснулась: она оставляла его ради той - на фото на столе, на тротуаре. Она отпускала его к ней, которую он выбрал. Она старалась сделать все проще, осознанно по-взрослому, насухо без ливня чувственного мелодраматизма. Расчищала ему дорогу, собирая в подол рваные части разнесенной в клочки души, сжимала в кулачках сердечко, лепила из него пластилиновое, податливое, твердила по себя: "Пропусти. Отпусти...".
А он! Он разыграл её, как пешку! Он сдал её в самом начале игры как лишнюю фигуру на доске. Ох, бедная девочка...
Бедная? От чего же? Она-то наверняка все знала. Всю расстановку сил. Она только одного не знала, что была еще и ты! Она бы долго смеялась, поверь! Эта рассусоливать не будет - повесит ярлык и в чулан, к паукам из твоей головы, до которых ей нет никакого дела.
Так кто же из вас двоих был пешкой? Да ты, милая моя. Ты, а не та, которую ты сейчас пожалела. Себя жалей. У неё-то все просто и понятно. А вот по тебе резьбой долгие круги водоворота, из которых только что и удалось. Так удалось, что уже без сил. И от этого неожиданного "подарка судьбы", вытолкнувшего тебя из пучины в тот момент, когда ты уже и не надеялась, хочется лечь пластом на землю и громко истерически хохотать в никуда. А потом еще долго возвращать на место лицо, и еще дольше восстанавливать дыхание, и пытаться приподняться на локтях, покрутить головой, чтобы понять - где ты, кто ты и что с тобой вообще после этой мясорубки.
И никакой снисходительности! Начни с чувства глубокой ненависти к себе. Оно подстегнет к жизни. Потом впейся в чувство презрения к нему. Оно вернет силы. Потом встань, подними повыше руки над головой, вдохни поглубже и, резко на выдохе опусти их: "Пошли все на!..". А потом развернись на 180 и шагай, не оглядываясь, прочь от этой проклятой пристани невернувшихся кораблей. Здесь их ждут только заброшенные чуланы с пауками, из лапок которых ты сейчас выбралась. Выбралась!
Да, дура. Шаг первый. Да, идиотка. Второй. Да, полная тупица. Третий. Да, слепая. Четвертый. Да, глухая. Пятый. Да, да, да. Шестой. Седьмой и так далее все дальше и дальше от места соприкосновения с беспощадной истиной, которая кружила-кружила рядом, да вдруг у неё самой голова-то и закружилась. И выдала она себя. И пляснулась прямо на тебя и, сама того не ожидая, обрадовалась этому. Вон как мышцы-то свело от внезапности принятия такой тяжести на грудь. Давай, разминай конечности. Встряхнись!
- А не знать-то лучше, милая, - шепчет противненько что-то вставшее прямо посреди пути. - Ведь правда-то, она у каждого своя. И с чего вдруг ты на общую-то засмотрелась? Ведь уродлива, как смертный грех... Забудь о ней.
- Пшёл вон, паскудник! - Словно мерзкую жабу ногой. - А правда твоя красоты неописуемой другим-то кажется. Только тебе-то не дано этого - сжег ты шкурку её в печи. Все о себе думал. Сволочь! Пресмыкайся теперь. Лови слепых, бери за руку. Тем на ощупь все одно лягушка. А чуланов столько, что по росту не долго подбирать - каждому уже готовый стоит.
И гордо шагни мимо прочь от всего, что стало таким низким и пошлым к тому, что ждет там, за невысоким пологим холмом, поросшим стойкой зеленой травой. Это оттуда - с гибельной пристани - он казался непреодолимым скалистым отвесом, а сейчас одна радость подняться, да осмотреть все сверху, да подивиться на узость кругозора всех, кому не дано...
И пройдут волной по телу зеленые атласные ленточки сочной травы, и стечет по ним чувство презрения, и впитается в землю, и останется там, удерживаемое цепкими корнями. И снимет с плеч груз ненависти порывистый ветер и развеет по бескрайнему зеленому морю, и испарится в ярком солнце, серебристым шелком лижущем поле. И упругая золотая тропа верно доведет до опушки вечного леса, где по-отечески качнет мудрой головой дуб-великан, а под сенью его испокон веков ждет быстрая птица-тройка, чтобы умчать отсюда подальше и навсегда...
И глядя на всю окружающую вечную бесконечность, ты четко поймешь, почти произнесешь вслух: "Не будет он счастлив в жизни. Ох, не будет...". Не потому, что так с тобой, с ней, со всеми вами. Это его правда жизни. Сейчас она девица-раскрасавица в шелках да бархате. Кожа бела, щечки румяны, губки-вишенки, локоны до пояса. Ручкой махнет налево - воды расступаются, направо - горы в пояс кланяются.
Другая правда есть. Жизни. Она еще откроет ему свою наготу. Она еще затмит весь белый свет пузырчатой липкостью зеленой слизи. Она сама сделает это и стоит ли вмешиваться, если давно сожжена шкурка и трижды пропел петух, а стрелы все выпущены и луки сломаны. Нельзя так играть человеческими душами. Не пешки они, да и ты не гроссмейстер.
И как тут не называйся Иваном-дураком, как не прикидывайся, а никто не поможет. Жар-птицы по клеткам распиханы, волки в людей больше не верят, а коньки-горбунки восстанавливают силы после пластических операций, навсегда лишивших их способности вывозить заблудших на собственном горбу по причине его отсутствия.
Да и поделом. Дуракам верить - себя не уважать. А пора! Пора бы нам всем, да... "Эх, возница, погоняй! Да с удалью молодецкой, да не по-детски, а в серьез и надолго! Эге-гей!!! За углом вниз по улице через квартал кассы авиабилетов. Притормози там. Я выйду".
***
"Такая глупость была думать про себя, что я его никогда больше не увижу! Ну что это за фатализм!? Ну вот с чего!? Как будто мы на разных планетах живем или того хуже - в разных временных пространствах". - Она улыбалась, всю дорогу глядя в окно поезда, пока окончательно не стемнело. Но и потом сон не шел. Радостью преодоления было переполнено сердце. Счастьем возможности того, что еще так недавно казалось невозможным и не под каким предлогом, и никогда и ни за что.
Какие мы странные, люди: рисуем себе непреодолимые преграды, придумываем какие-то сложности. Ну, расти нам нужно, конечно, а как же без сложностей? Да никак, по сути. Они нас и растут, как говорится. И если бы все не было так сложно в начале, разве было бы так просто в конце?.. Ох, не знаю.
"Школа жизни" - даже фраза соответствующая есть в языке. А он - что? Зеркало! И мыслим мы зеркально тому, чем можем выразить. А если слов не подобрать, значит -мысль зашла в тупик. Пока не подберет, не выкарабкается. И как тут это чистописание школой не назвать? Самая что ни на есть!
&;nbsp;
Написал с ошибками - получи оценочку. Мысли правильно, а слова придут сами! И набело, начисто, а то - по рукам, по рукам! Нерадивые ученики-то все какие! Бестолочи. Вот и мается она с нами. Устала как ломовая лошадь, а что делать?..
Еще часов семь можно поспать, потом в аэропорт, прямо к регистрации, потом... Ох, как же еще долго-далеко до тебя и как же скоро я тебя увижу! Твои глаза - карие вишни, спрятанные в трех рядах бархатных ресниц, уткнусь носом в твое тело с еле уловимым запахом морского бриза, прижмусь к тебе вся-вся и так и останусь, наверное, памятником стоять прямо на выходе из аэропорта для тех, кто думает, что есть непреодолимые расстояния и неодолимые преграды. Эта мысль была последней связной перед тем, как все заполнили звуки мчащегося в ночи поезда Минск-Москва.
***
...Как-то все вдруг не задалось. Что не так - он понять не мог. Все как обычно, никаких споров, ссор и обвинений, да и не было причин ни для первого, ни для второго. Только жизнь словно обернулась другой стороной медали. А там ни четкого рисунка, ни обозначенной ценности, все какое-то притертое, да и не очень чистое.
Слова рождались с трудом, шутки не получались вовсе, привычные объятия она отклоняла, поцеловать себя не давала, на реплики отвечала раздраженно и вообще была вся какая-то противная и вредная. ПМС исключался - у неё все недавно только закончилось, а это обещало две недели блаженства в номере 5-звездочного отеля с кондиционированным воздухом в любое время суток, когда им только захочется. "Захочется?..", - он поморщился и решил, что это у неё предполетная лихорадка. Вроде бы она не боялась самолетов, хоть четко это он не помнил, а спрашивать сейчас - лишний раз нарываться.
В автобусе, совершающем трансферный рейс от вокзальной площади Минска до аэропорта Домодедово, её тоже все раздражало: музыка ей не нравилась, фильм показывали старый. И почему-то он не взял ничего с собой выпить, в то время как другие ехавшие парами, счастливо чокались тайком от экспедитора и сладко целовались после выпитой за предстоящий отпуск. Она все время дулась и смотрела в окно.
На коротких остановках - туалет, кофе-чай, перекур - она не давала ему ни с кем разговаривать. Как только завязывался обычный разговор во время разминания конечностей на тему: "А вы куда? На сколько? Сколько заплатили? А здесь вы не были?..", она оказывалась рядом, брала его под локоток и уводила к торговой палатке. В добавок ко всему, ко времени прибытия на конечный пункт ему дали понять, что ночью он все время сидел неудобно и у неё затекли ноги, потому что она никак не могла расположить их на его коленях так, как ей хотелось бы.
В аэропорту он не поменял деньги на российские рубли, а она хотела кофе. Во время получения у представителя турфирмы ваучеров и авиабилетов он не поторопился и они из-за него оказались в конце очереди. Во время регистрации тот же случай. Короче говоря, он её не устраивал не только в частностях, но и вообще.
Зайти в Дюти фри он уже откровенно боялся, сел в кресло в зале перед вылетом, поставил на соседнее ручную кладь и сказал, что никуда не пойдет. В сердцах она процедила сквозь зубы что-то обидное и рванула в магазин одна.
Он не понимал, что происходит, но четко осознавал, что ему тоже все не нравится, уже, сейчас, заранее, и еще, что ему все надоело настолько, что он ничего не хочет исправлять, даже пальцем не пошевелит! И вообще - почему бы ему одному было не поехать? Видимо, пришла им пора отдохнуть не вместе, а друг от друга, а то ведь все время рядом, а тут еще и отпуск. "Вдвоем!..", - эта мысль его чуть не убила наповал и он начал оглядываться по сторонам в поисках знакомых по автобусу лиц.
...Истерически напряженная девушка в Дюти фри просто выхватила у неё из рук бутылку Мартини и рванулась к полке с шоколадом. "Ох, еще одна страшащаяся перелетов по причине непонимания как эта стальная гаргарина летает...", - вздохнула она, сожалея о том, как мучаются такие люди каждый раз перед, а главное - после, отдыха, она протянула руку к другой бутылке, но тут девушка появилась снова и возвратила взятую на место.
- Да не волнуйтесь так, бог мой. Все пройдет нормально. - Еле слышно произнесла она и взяла прежнюю бутылку. Девушка оглянулась, смерила её презрительным взором и растворилась среди покупателей.
Она замерла перед прилавком с парфюмерией, но потом передумала. От него пахло чем-то таким незамутненно первозданным, чем-то таким естественным, что покупать туалетную воду было бы просто оскорблением. Тогда, наверное, она возьмет коньяк. Хороший коньяк. Она не знает, пьет он его или нет. Но это и не важно. И еще она возьмет шампанское. Самое дорогое. В знак торжественности момента, символизирующего победу над пространством и обыденностью. В знак праздника души. Душ! Она улыбнулась и встала в кассу.
...И почему бы им не лететь одним самолетом! Очень показательно было бы. Ан нет! Кто бы мог подумать, но разница в вылетах чартерных рейсов по маршруту Москва-Анталия составляла всего 40 минут. Но разница была. На удивление, самолеты приземлялись с меньшей разницей - в минут 20. Видимо, так хитро были проложены воздушные эшелоны для страждущих поскорее попасть к морю.
Получив багаж, она, несомая невидимыми крыльями, выплыла из плавно раздвинувшихся перед ней стеклянных ворот аэропорта и замерла в воздушном потоке. Вдохнув полной грудью насыщенный теплом средиземноморский воздух, она услышала, как в грудной клетке затукало волнующееся сердце. Сдерживать его не было ни сил, ни смысла.
Едва успев на счастливо сощуренные от солнца глаза надвинуть очки, она увидела его. Почувствовав её взгляд, он замедлил движение. В свойственной ему манере, чуть наклонив, повел головой в сторону и рванулся к ней бегом с распростертыми объятиями:
- Любимая!..
Боясь даже на долю секунды оторвать друг от друга руки, они проплывали мимо череды выстроившихся автобусов, готовых принять новую партию отдыхающих и послушно развезти их по отелям, к автомобильной стоянке, когда она увидела нервическую девушку, что-то требовательно спрашивавшую у гида.
- Чуть больше, чем через час вы будете в отеле. - Отвечал он ей. - Напитки можно купить у водителя автобуса. Вода - доллар. Пиво - два доллара. Они прохладные, из холодильника...
- Бутылка?
- 300 грамм пиво. Вода пол-литра.
- Ты слышал? З00 грамм! - Обернулась она к измученного вида молодому человеку.
- Я возьму пиво. Ты будешь?
- Нет, доллар - вода!?
- Ты будешь пиво?.. - Устало повторил он вопрос.
...Она знала этот голос наизусть, каждую интонацию до мелочей. Она узнала бы его и через год, и через десять. Но видеть его обладателя было ни к чему - она знала и выражение его лица в этот самый момент, и саму позу, в которой он стоял.