Странно, что я задумалась о смерти сейчас. Странно ли? То ли она прошла где-то рядом, то ли просто дохнула в мою сторону. Предрассудки это все, скажет обыватель. Хорошее русское раньше было понятие - мещанин. Сразу определяло человека с узким кругозором...
Смерть ужасна в том и только в том случае, когда она уносит молодых, красивых, талантливых, надежных, верных - всех тех, кого не хватает. Катастрофически не хватает живым в мире живых. Тех, кого ищет каждый или каждая... А может именно потому, что их не находят? Как будто она, эта (почему-то) женщина, хочет показать - так вот же он был! Почему вы его увидели только сейчас??? И сразу решается вопрос про женский род. Нет. Ничего не хочу сказать плохого про мужчин.
Значит смерть - это все-таки хорошо? И хорошо именно из-за женского рода? Нет, дорогие, из-за разборчивости...
А мужчины. Как-то они узки что ли. Нет. Они дальновидны - ого-го! Они могут настроить планов. Они могут даже их осуществлять, но в чем-то одном. Отметая всё лишнее на своем пути, они сами себя лишают самого прекрасного - многообразия одного момента! Одного... Не до того, не после, а именно сейчас и здесь посмотреть с разных сторон. Это же так просто!
Извините, это пишет женщина. Тысяча, десять тысяч извинений. Но рассердиться и рассмеяться через доли секунды может только женщина! И я хотела бы быть мужчиной только при одном условии, что именно это я бы о женщинах знала. Это невероятно! Это уникально. Это уникально, как смерть.
Можно задавать множество вопросов, писать долгие трактаты о том, есть ли жизнь до жизни. Если ли жизнь после жизни. Но почему не задаться вопросом - а есть ли жизнь во время жизни? А может именно это и есть МЕЖДУжизнье?.. Эдак меня занесет.
Задать хороший вопрос - это полдела. Дать хороший ответ - дело.
Вы сталкивались со смертью?
Нет, я не спрашиваю вернувшихся из тоннеля со светом в конце. Я спрашиваю тех, кто хоронил.
Я столкнулась. Слова лезут в голову банальные - вот что обидно. Чувства неординарные, а слова - затрепанные до дыр. Эдакое могучее тело да в ящик!
Мне кажется, что умирать легче, чем хоронить. Человек тяжело воспринимает истинные, непреложные вещи. Когда ему напоминают о неизбежном - ему плохо. Это ощущение называют горем. От него тоже умирают... Не в мое время.
От него надолго запивают. Он него высыхают. Чернеют. Сходят с ума. А всё от того, что чувствуют больше, чем обычно. А это непривычно. Чувствуют как будто за двоих. За себя и за "того парня". ...Может он, "тот парень" и делится уходя? Только делится как с кем - с кем горечью (добавляет каплю до наполнения слова "горе"), с кем-то - вот такими ощущениями абсолюта.
Смерть- толчок. Кого в плечо. Кому под дых. Не более?
Смерть - импульс.
Если смерть ничего не дала тебе понять или почувствовать - тогда жив ли ты? А может давно уже нет? А может всё вокруг тебя сейчас не реальность, а условность?..
Да всё может быть. Так же, как всё может НЕ быть. А если все мы тленны и прах к праху и тому подобные прописные, тогда что же? Сесть и сложить ручёнки?.. И знаете, шо я вам скажу на это? (акцент тёти Фиры с привоза) А делайте шо хотите!
Главное - не прекращайте думать! Человек - это такое уникальное животное, которое наделено интеллектом! Пользуйтесь!
Я не стану учить вас жить. Может чуточку, может толику, может граммулечку я научу вас умирать...
Первая любовь
Я влюблена была в этого мальчика, наверное, с первого дня его появления в нашем классе. Не потому, что он был высок ростом и с самой очаровательной шевелюрой из имеющихся в наличии. Он был взрослым.
Он, конечно, не думал, о том, что он делает, но он делал. А думаете, взрослые люди поступают по-другому? Улыбнитесь.
Остальные были вообще как мыши. Они не делали ничего, но делали вид, что думают. Эдакие отроки - между детством и взрослостью.
Илья. У нас сложились странные отношения. Это только на первый взгляд казалось, что у нас отношений нет в принципе. Они были и ещё какие! Каждый из нас, когда что-то делал, он делал это для другого: чтобы тот заметил, чтобы тот оценил... Это такое чудесное время, когда кожей чувствуется каждая доля жеста! Доля! Ты чувствуешь даже то, как тебя не хотят чувствовать.
Два года пронеслись и все бури, кипевшие в каждом из нас, были отмечены только записью нашего с Ильей одноклассника Лёхи в моем дневнике (чудная была традиция - каждый в конце года писал или рисовал тебе что-нибудь в этом ужасном документе. И это были не замечания и оценки, а дружеские нелепости). Значит, ему было понятно. Значит кусочек нашего торнадо его задел! А написал он фразу про "тугезе форевор", которую я с трудом тогда переводила и на тот момент усматривала в ней нечто ужасно эротическое.
Илья ушел. Из класса, из школы во взрослую жизнь с работой и вечеркой... Но прошло время и, как жившие в одном районе мальчик и девочка, мы встретились на танцполе местного клуба "Юность".
О юность! Здесь начинается период довольно долгого по нынешним временам (и тем приятнее) ухаживания. Мы больше, наверное, и не расставались. После работы он ко мне. После учебы я к нему. Мы так долго разговаривали. Мы так долго о чем-то спорили! Мы вместе ходили в походы, мы по полночи смотрели вместе на звезды, но бедный Илюха боялся меня даже поцеловать...
Мы в обществе друг друга становились другими - мы трезвели среди пьяных и мы пьянели среди трезвых. Как это все сейчас ужасно-прекрасно!
Вот вы подумали - и неужто ни-ни?
Ни! Это случилось во время очередной дискотеки. Мы просто сбежали вместе покурить. Опять о чем-то заспорили и Илья в порыве безнадежного со мной во всем согласия сказал: "Ленуша, я так тебя люблю!".
Я больше не спорила. Самые первые прикосновения губ и рук я не могу вспомнить. Это всё как вихрь сплело и слепило нас вместе до такого сумасшедшего экстаза, что колготки на мне были порваны, а мне было все равно! Мне! Аккуратистке на столько, что пятнышко на юбке заставит меня её не надеть... Секс был всепоглощающий, на какой-то ближней стройке, среди арматуры и бетонных плит двое молодых людей так хотели друг друга, так друг другу отдавались, что было все равно сколько времени это длилось и что с ними случится потом. Умрут они сейчас, через час. Или через 10 лет... 10 лет.
Помню, что когда все закончилось, Илья пытался извиняться, пытался объяснять что-то взрослое, мужское до мозга костей, а всё мое тело и коленки в синяках, и губы - всё пело и смеялось, как гитара (он мастерски владел ею, чем всегда наповал сражал женские сердца), на которой уже сыграли, но она продолжает звучать. Боже мой, как я любила этого мальчика!
Но как наполовину мальчик, наполовину мужчина, он умел по-детски жестоко причинять огромную боль и по-мужски доставлять огромное наслаждение. Быть с ним - означало жить во всем этом спектре одновременно. Я взрослела. Я училась быть женщиной.
Я отучивала себя от ревности, повод для которой был в каждом слове-намёке его друга о приключениях прошлой ночью. Я учила себя думать только о хорошем, делать только приятное и ничего не просить взамен, кроме того, что предназначено именно для меня...
Если мы были в ссоре. А такое бывало. Куда денешься! То они были серьезны и навсегда. Распадалась вся компания. Все вокруг молчали или говорили шепотом. Никто не шутил. А если шутил, то никто не смеялся. Как можно - Илья и Лена в ссоре! Да вы что?!
Ух, гнетущие были моменты. Причем мы оба накаляли обстановку. Отпускали колкости в адрес друг друга и всячески издевались. Но, накалившись до предела, Илья не выдерживал. Он начинал нарезать круги. Затягивать петельку вокруг меня, а потом вдруг: Ну, нет. Я так не могу. Это невозможно терпеть! Ну почему ты такая? - говорил он каким-то совершенно детским голосом и казалось, что он вот-вот заплачет.
Но всё не так просто. Мы ведь уже успевали наговорить друг другу. И по всем правилам следовало побыть неприступной еще немного. - Прекрати мне эти свои штучки! - тоном классного руководителя выдавала я и отворачивалась как ни в чем не бывало. Но проходило какое-то время и... И мы начинали смеяться. Кампания оживала! Обретала голос. Взрывалась смехом вместе с нами. Ёлки, как же хорошо, когда Илья и Ленка мирятся.
Когда я возвращалась домой со свиданий, мама смотрела на меня с укором. Ну как можно целоваться у подъезда полтора часа на глазах у всех соседей, стоя ногами на лавочке! Картинка, да? Но что делать - разница в росте была не маленькой, и Илья дл удобства ставил меня на лавочку. Очаровательно!
...Мы много выпили вместе, мы много накуралесили вместе, мы много любили друг друга. Везде! Мы находили столько укромных уголков! Я читала ему стихи. Он пел мне песни. Мы столько звезд переловили и передали с ладони на ладонь. И мы понимали наши шутки - это многого стоит, поверьте.
Но пришло время, и Илью призвали в ряды...
Именно в те сутки он, мальчик с огромными плечами и ростом, кому я еле дотягивалась головой до подмышки, мальчик, не научившийся выпрямляться ещё и сутуливший свою атлантскую стать, мальчик, обладавший потрясающими, не мутирующими басами, заплакал. Тот, который мог ругаться как сапожник, мог назло напиться, мог сделать самое страшное для женщины - отвернуться и уйти. Он заплакал от бессилия. Я пишу и вижу это как сейчас. Я плачу сама... Плачу сейчас, а тогда я, готовая его растерзать (слон и Моська), гладила его по голове и убеждала в том, что всё будет хорошо.
Я врала. Но я еще не знала тогда об этом. А значит... Значит, я говорила правду. Я свято верила в то, что говорила. Именно это и есть правда.
А потом сборный пункт и его пьяные (проводы или где, в конце концов?) глаза и длинные, музыкальные пальцы рук через решетку: - Ты будешь меня ждать, Ленуша? - Да. Илюша. Конечно, да. И губы с привкусом водки и металла...
Всё.
Я знаю, о чем вы подумали. Мальчик в армию - девочка "налево". Что ж. Ничего плохого, скверного, ужасного даже после со мной произошедшего я не вижу. Мы писали друг другу длинные письма. Мы скучали друг по другу, я уверена, одинаково сильно. Мы снились друг другу одновременно. Я съездила к Илье на присягу в Киев. Мама Ильи даже оставила нас на часик вдвоем, и мы занялись быстрой и скомканной любовью в солдатской гостинице, где все пахнет карантином, и где все давит на тебя, словно ты под колпаком...
Письма... Странно, но я всегда любила их писать. А говорила, что не люблю только тогда, когда писать просто не хотела. Но то письмо я написала.
Основательное, прочти на целую школьную тетрадь. Глупое, потому что ничего хорошего оно не сулило никому. Мне в первую очередь. Это письмо было для меня исповедью-обвинением и потому самооправданием для меня и наказанием для него.
Два раза в жизни я находила (мы находили друг друга) мужчин, в глазах которых я отражалась. Обоим я написала такие письма. Что со мной случалось тогда, когда я брала ручку?..
Кто-то мне сейчас может сказать, по-дружески похлопав по плечу: Ленка, это были не письма, за ними стояли не ваши судьбы. Это были просто главы из твоей книги...
Если бы.
Какая странная штука жизнь. Но жизнь!
Много лет прошло с тех пор, как Илья вернулся из армии. Мы по-прежнему были неравнодушны друг к другу, все также наблюдали за реакцией друг друга, ловили каждое слово, каждый по-своему страдал, вздрагивал от прикосновения другого. Дай бог памяти, пару раз нам даже приходилось вместе ночевать, но близости физической между нами больше не было.
Один раз я помню очень хорошо. Мы встретились случайно, когда я со своими студенческими друзьями пришла на какую-то дискотеку, где, замерев на мгновение от удивления, прямо в дверях стоял Илья. Мы рванули друг к другу и он закружил меня в своих больших сильных руках. Мы пробыли там недолго. Пьяненькие друзья и знакомые потихоньку расползались по домам.
Нам же было в одну сторону.
Пешком? Ну конечно! Надо же успеть поговорить, подержаться за руки, поделиться теплом.
Но это было начало необычной ночи. Это была ночь рождественская. В храмах шли служения, люди бережно и
торжественно выносили оттуда зажженные свечи.
- Зайдем?
- Илья, не смеши меня. Там столько народу - не
протолкнешься.
- Со мной?.. - Ироничная улыбка.
С ним можно. Мы зашли и даже откуда-то в руках появились свечи, и мы зажгли их, и храмовый гул, словно борт космического корабля, оторвал нас от земли. Но за спиной я чувствовало могучее тело, которое защищало меня от всякого движения вокруг. Невероятная сила. Незыблемость. Её ощущают так.
В общем потоке нас вынесло на морозную улицу и, конечно, мы пошли дальше пешком. Глубокая ночь. Увы, городские фонари затмевают яркость рождественских звезд и, в конце концов, продрогнув (не месяц май) оставалось только позвонить другу, рядом с домом которого мы оказались.
Конечно, мы зашли.
Во-первых, люди отмечали рождество. Это так потрясающе выглядело все тогда! Не надо накрытых столов, только чем-то прикусить. Много водки?.. Нет, ну водка, конечно, но не так чтобы уж. Ты будешь вино? Кагор? Есть! Люди смеялись на одном конце стола и плакали на другом. Кто-то вел тихие разговоры у подоконника, кто-то на диване играл на гитаре. Перекуры на лестнице и парочка в ванной комнате. И во всем этом был смысл! Здесь каждый самовыражался как мог. Какой сон?! Жизнь!
Ну а во-вторых, Илья входил в любой дом, в любое время и в любое сердце. Он не просто входил - ему всегда были рады. С ним нигде не было страшно. Он - космос. Его ирония к жизни была так велика, что всем рядом с ним становилось легко и понятно, что есть что, кто есть кто и зачем вообще все. Он был взрослым с рождения. Такие действительно долго не живут. Как искры костра, как падающие звезды. Но они живут ярко...
И мы остались там до утра. В отдельной комнате. Мы лежали и смотрели друг на друга, даже не раздеваясь. И о чем-то тихо говорили и при этом даже умудрялись слышать друг друга. Именно умудрялись, потому что за дверью жизнь кипела и бурлила и делала это довольно громко.
Но тепло, постоянные недосыпы и то спокойствие, которое мы испытывали рядом друг с другом, сделали свое дело. Илья поцеловал меня в щеку, положил мою голову на свое плечо, крепко обнял, и мы уснули.
Ну, конечно, утром мы изобразили друг перед другом крайнее удивление, что "Ах! Как мы могли! Уснуть просто так и ничего?!". Было смешно. Конечно, все думали иначе, да и какая разница. А тогда казалось - да ночей у нас этих будет еще ого-го сколько! И одну из них можно преспокойно и счастливо вот так проспать...
У каждого из нас протоптались свои жизненные тропы.
Всегда, бывая в районе своего отрочества, где я взрослела и где сейчас живет моя мама, я думала - может я увижу Илюху, мы с разбегу обнимем друг друга, обрадуемся, расцелуем, перекурим, поговорим обо всякой ерунде и улыбнемся на прощание. "До скорой!"...
Смерть
А на небе встретят Сашка да Илья.
Хватит хлеба, да 100 грамм - без них нельзя.
Что нам плакать. Жизнь - не срам, чего страдать.
Рай не слякоть. Вьюга - наша благодать.
"ДДТ"
А вы уж надеялись, что о смерти я всё. Не дождетесь!
Илья.
Я так его и не увидела. Живым.
Как-то утром (мир тесен!) мне позвонил друг друга и сказал просто:
- Илья вчера разбился.
- Как?
- На кольцевой.
- На машине?
- Да...
- Ничего себе, новость с утра, - промямлила я в ответ.
А потом, положив трубку, я поняла... Что называется - дошло. Так замирает время. Вот оно тикает себе, тикает... и вдруг раз! Тишина.
Это невозможно. Илья - насмерть. Невозможно. Бред! Ошибка. Что за чушь! Нелепость...
Я не могла с ним не проститься.
Я так хотела его увидеть.
Живым.
Я не могла его не увидеть.
Последний раз.
Любым.
...И одна-единственная мысль в голове, как заезженная пластинка: "Ну вот я и пришла к тебе. Ну вот и увиделись. Ну вот и увидела. Ну вот и...".
И ещё как молоточек. Потом: "Почему ты?! Почему все так. Как же это возможно?!... Прости...".
И слова его мамы: - Вот, сыночек, и Лена к тебе пришла, видишь?
И распахнулось окно, и опрокинуло цветы. Прямо мне под ноги.
Он увидел?..
Смерть.
Вот она - прекрасная, самая любимая, ибо любимая в первый раз, а значит навсегда. Вот она - самое мужественное тело, самые (почему волосы распрямились?) любимые локоны на лбу.
Я прожила рядом с тобой всю нашу короткую жизнь. Всю такую короткую и такую незабываемую. Я вспомнила каждую деталь и нисколько не удивлюсь, если кто-то удивился, глядя на то, как я улыбаюсь, сидя рядом с тобой. У гроба.
И кто-то спросил, а кто это? И ему ответили (рядом вдова) - бывшая школьная подруга. И попросили попрощаться. И нужно целовать в лоб. Тебя. В лоб. Он холодный? Что нужно говорить? Говорить нужно вслух? Кругом люди. Мы только что так наговорились. Мы были одни, а тут столько людей!
...Я не помню, что я сказала.
Но в самые тяжелые для меня минуты я знаю, что моя "Ленуша" была сказана навсегда. Она была такой потрясающей девчонкой рядом с тобой! И она осталась твоей девчонкой навсегда.
...Никогда не убивайте свою мечту. Никогда не осуществляйте её полностью. Обязательно оставляйте маленькую капельку недосказанности и недоделанности себе. Будьте уверены - это не будет означать, что вы не доверяете этому, единственному в мире для вас сейчас, человеку. Это будет означать только то, что вы дорожите им.
Отдаваясь полностью, всё о себе разжевывая и демонстрируя, вы можете только убедить в чем-то. Но убеждение и вера - это разные вещи. Человек - такое дурное животное, которое можно убедить в чем угодно, но которое всё равно будет верить вопреки всем убеждениям...
Оставляйте человеку надежду, пусть даже она (чужая) будет стоить вам хлопот. Ничего. Вы потом поймете, что эта малость была самым важным поступком в вашей бесполезной жизни.