Аннотация: Альплагерь. Атмосфера праздника и военных действий."На войне как на войне" Там нет личин, лица открыты как объятия друга. Любовь подобна фронтовой,быстрая и естественная как пуля. Дружба как спирт крепкая и хмельная.
АЛЬПЛАГЕРЬ
Река шумела заглушая наши голоса, как шум реактивного двигателя. Всюду лежали рюкзаки, словно разбросанные ветром листья на сочной траве долины.
Водитель грузовика ехать отказался, так как дорога закончилась. И нам предстояло пару километров идти пешком.
Лагерь размещался в самом конце ущелья, недалеко у границы ледника. Вещей у каждого из нашей группы было много, и я беспокоился о том, как их донести. Громадный рюкзак, сумка с продуктами и еще малый штормовой рюкзак, предстояло подымать по горной тропе.
Шаг за шагом и через пару часов мы подошли к забору из зеленых досок, за которым и располагался лагерь. Он представлял собою некий форпост, островок жизни среди леса, скал и льда. Три щитовых здания барачного типа, Одно двухэтажное капитального строения и ангар для техники. За корпусами располагались палатки. Они были разные, островерхие типа домик, шатровые, бочкообразные. Располагались кругом, который ограничивал границы отрядов из разных городов нашей необъятной тогда страны. В этих крошечных лагерях кое - где дымились костры. Запахи супа, сосновой смолы и свежести снеговых гор, были неизменными в такого рода биваках и стоянках.
Мы разбили палатки в кругу "своих", таких же, как и мы искателей приключений, наших земляков.
Рукопожатия, объятия и крепкий чай, это то, что происходит всегда при встречах старых друзей. Некоторых я не видел всю зиму. С кем - то встречался только в сезон, летом в горах. Но боевая дружба, скрепленная палаткой, чаем и ледорубом не знает времени.
- Ого го! Кричал Толян и шел на меня с раскрытыми объятиями. - Понаехали тут всякие! Он был инструктором и водил молодняк в горы. Инструктор имеет особый статус и определенный авторитет. Когда я был начинающим "зеленым" третьеразрядником, со мною произошла такая история.
Нас, приезжих по профсоюзной путевке молодых альпинистов, распределили по отделениям, отрядам. В горах вся организация быта горовосходителя, строилась по образцу армейскому. Да и собственно альпинизм организовывался в тридцатые годы, как малая горная Армия. Поэтому традиции дошли до нашего времени почти неизмененными.
Отряды, как полки в Армии, были подразделениями в лагере. Они в свою очередь делились на отделения. Это как роты Армейские. Отделения делились на спортивные группы. Подобие боевого взвода.
В группе нас было шестеро и один инструктор. Палатки на двоих. Самая большая на троих. Мне досталась как раз - такая, трехместная. Со мною распределена была девочка Оля - студентка МГУ, естественно - москвичка . И наш инструктор Борис Григорьевич Крымчанин из Севастополя. У него было любимое слово - говно. Он все время говорил - Не лезь в это говно! Это тебе горы, а не говно. И тому подобное.
Мы дружно ходили на занятия по скалолазанию, готовили завтраки и ужины. Через два дня я понял, что люблю Олю, горы и небо. Жизнь была замечательна. Оставалось, только объясниться с москвичкой, после смены в лагере съездить в Москву забрать ее вещи и перевезти в свою квартиру. Одна маленькая деталь, которую я считал тогда незначительной, настораживала меня.
Нужно было сказать об этом всем Оле, которая похоже догадывалась о моих чувствах.
- Давай я понесу твои вещи, говорил ей я.
- Ой, ты такой мужчина! Отвечала Оля.
- Я припрятал тут тебе шоколад, говорил ей я и протягивал ей самое дорогое, что было у нас на восхождении. Его я не съедал, а хранил для возлюбленной. Что еще более могло так ярко выразить мои чувства к этой красавице из столицы !?
Оля с милостью принимала мою жертву и демонстративно чмокала в мою небритую щеку. Инструктор Боря, который для нас был Борисом Григорьевичем, посматривал на меня как - то снисходительно. При этом многозначительно молчал. Инструктору было сорок два года, и мне двадцати пятилетнему, казалось, что он старый и мудрый.
Ночь была очень теплой. Мы пришедшие с ледовых занятий, усталые быстро поужинали и залегли в палатках.
От чего мне не спалось, я не помню. Но только я лежал с закрытыми глазами и мечтал о нашей совместной жизни с москвичкой Олей. Меня насторожил шорох спальников и едва слышный шепот девушки. - А как же Валера....
- Да спит он , раздраженный непокорностью девушки отвечал инструктор. Они занимались любовью, а я не знал, что мне делать. Мысль металась между убийством ненавистного инструктора ударом ледоруба и моим бегством в горы. Я выбрал третье. Молча встал, выполз из палатки и молчаливо просидел до рассвета на камне.
Как только поднялось солнце, из палатки появилась изменщица Оля. Она была еще красивее, чем всегда. Именно это приводило меня в ужас. Я повернулся спиною к ней и продолжал сидеть. Камень - стул, был огромным и Оля присела рядом. Я демонстративно отодвинулся. То, что она мне тогда сказала, я запомнил навсегда.
- Валер, полушепотом говорила москвичка, - ну чего ты? Он же инструктор!
У меня появилось не преодолимое желание стать инструктором.
Уже намного позже со мною произошла подобная история. Но роли были иными. Умные девушки ездили в альплагеря не для покорения сложных вершин. Они там находили мужей. Нормальных ребят, компанейских, спортивных. А красивые ходили по дискотекам в шумных городах. А если в альплагерь приезжала умная и красивая девушка... Это было сродни броуновскому движению самцов вокруг палатки красавицы. Лучшие гитарные посиделки. Самые вкусные вечера.
И вот мы с моим товарищем Андрюшей решили попариться в бане. Баня была в соседнем лагере и на всю смену расписана по минутам. Но кто не знает проныру Андрея Тарновского, тот не поймет, как ему удалось вырвать три часа банного времени для нас. Собравшись побаловать себя парком, мы помалкивали об этом. Так как желающих обижать отказом не хотелось. И вот, собрав штурмовые рюкзачки, начали двигаться по биваку . пробираясь среди палаток. Из одной палатки рука протянулась к моей ноге и цепко вцепилась в меня. Это была девушка, с любимым мною именем Оля. Она жила с Ирой вдвоем в палатке и невероятно скучала по мужскому общению. Вокруг ее роились мальчики - ровесники. Но в двадцать пять лет девушки предпочитают мужчин под сорок.
- Куда это вы собрались? Требовательно и игриво спросила девушка.
Андрюха посмотрел на меня взглядом - "вот оно!" и быстро влез в палатку.
- Только никому! Мы как заговорщики сидели внутри палатки. Ира закрыла полог - вход.
- Ну, ясный перец.. Серьезно ответила Оля. Впрочем, это не важно. Мы с вами мальчики. Возьмете?
Мы переглянулись с Андреем и засмеялись.
В свой лагерь на утренний развод, мы конечно же опоздали.
На развод нас подкинули на своем УаЗике спасатели. Они ехали к перевалу и нам было по пути.
Воспоминания оставили меня, когда Толик протянул мне флягу.
- Нет, не сейчас. Надо как - то акклимуху поймать, говорю ему.
- А! ладно, до вечера поймаешь. Гарантирую. Толик прячет флягу со спиртом, что бы "не поналетали" А я пошел по лагерю в контору, оформить некоторые условности.
Народ незнакомый приятно улыбался, знакомые приглашали на чай. Это международный напиток общения.
Начспас лагеря - суровый в бывшем боевой командир - мужик под именем Саныч, протянул мне руку и спросил усталым голосом - Когда приехал?
Я понимал, что вопрос дежурный, но ритуал должны соблюсти. У меня в кармане куртки приютилась бутылка коньяку. Я молча поставил на стол боевому командиру спасателей. Разлили по кружкам. Чуток совсем, для приличия. У Саныча с этим проблема. Он типичный "фронтовик" и гасил свои воспоминания в спиртном. Вечером к нему заходить нельзя. А в прошлом это был один из лучших альпинистов. Стоял у истоков организации спас отряда. Нужно сказать, что во времена Союза, альпинизм был массовым. И, к сожалению не очень безопасным. Мне как - то приходилось участвовать в спас работах. Да впрочем всем, кто серьезно ходил в горы, такая участь доставалась неминуемо. Но мы, привлекались к спас работам иногда. А спасатели каждый день. Редко когда у них была передышка. Я смотрел на Саныча и думал о том, что в отряде спасателей можно работать только один сезон. А он работал уже почти десять лет. После каждого спущенного "пакета" спасатели пили спирт. Напивались до чертиков.
Мы с Санычем подняли кружки и сказали - Ну давай!
Не принято здесь тосты говорить. " А ля гертум а ля Гер" как говорят французы. На войне как на войне.
- Представляешь, говорит мне начспас. Позавчера у нас день тяжелый был. Ребята с горы притащили "пакет"... Ну выпили, конечно. Под утро легли спать. И Санычь рассказал мне историю.
В альплагерь теперь приезжают не только альпинисты. Но и всевозможные сборы спортсменов, и просто людей, которые хотят пожить в горах. Так вот приехала группа из Москвы "солнцеедов", как о них сказал Саныч. Начспас не любил "туристов". Но финансовые дела базы, требовали подкрепления.
Эти солцееды занимались медитацией, не понятными никому размахиванием рук. И еще они голодали. Это не нравилось завхозу, так как продукты нужно было продавать. Он о них говорил обиженно - "говноеды"
Но эти туристы питались все же солнцем, а не тушенкой. Они по утрам встречали рассвет. И когда солнце вставало, подымали руки и говорили - здравствуй солнце! При этом нужно было говорить открыто, не сдерживая себя, что бы получить позитивный заряд энергии и бодрости на весь день. Их, солнцеедов было тридцать два человека.
В то утро главная солнцеедка, решила не идти далеко, а проводить занятие "встречи солнца" на поляне у того двухэтажного флигеля, где спал после принятия спирта наш Саныч. Комната его была на втором этаже и выходила балконом на поляну.
И вот он рассвет. Солнце встает над крышей флигеля с балконом, где открыв настежь двери, спал устало начспас.
Солнцееды подняли руки и дружно протянули - Здравствуй солнце! У них это получилось очень бодро и оптимистично позитивно. Так они должны произнести эту фразу три раза.
После второй фразы Саныч не выдержал. Он вышел шатаясь на балкон. Его фигура с раскинутыми по сторонам руками ищущими опору, напоминала Швондера из фильма "Собачье Сердце" Трусы он носил с армейским штампом. Громадные и рваные. Волосы его торчали как иголки дикобраза. Майка была растянутой на груди и испачканной кабачковой икрой.
Он зарычал с примесью спиртовых паров на весь лагерь
Пи - да - ры! Вон на х...отсюда!
Весь позитивизм солнцеедов тут же иссяк и они понурив голову пошли к речке.
Я посочувствовал начспасу, а он принялся разливать по второй.