Березин Александр Леонидович : другие произведения.

Безвременье

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Политическое кредо и судьбы России.

   БЕЗВРЕМЕНЬЕ.
  
   Драма в пяти действиях.
  
  
  
  
  
   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
  
   К н я з ь П е т р Г е о р г и е в и ч П е р е с л а в с к и й
   Р о м а н С е р г е е в и ч К а р а е в , кузен князя
   И е р о м о н а х А р и с т а р х , в миру Иван Караев, брат Романа Сергеевича
   К н я г и н я Л ю д м и л а Н и к о л а е в н а, мать князя Петра
   К н я ж н а Е л и з а в е т а, младшая сестра князя Петра
   К о н д р а т и й Я с е н е в, крестьянин из родовой деревни князей Переславских
   М и х а и л Щ е г л о в, юнкер Александровского Училища, жених княжны Елизаветы.
   П о л к о в н и к Т и м о ф е е в , фронтовой офицер
   П о д п о л к о в н и к Д ж е м а л ь - А л и б е к о в, драгунский офицер
   Ш т а б с - к а п и т а н З г о р ж е л е в с к и й, преподаватель одной из московских школ прапорщиков
   П о р у ч и к С о б о л е в и ч
   П р а п о р щ и к Н и к о л а е в, офицер Московского гарнизона
   О ф и ц е р ы, ю н к е р а, к а з а к и.
   А н н а Г е р ш е л ь, однокашница княжны Елизаветы, большевичка
   К о м и с с а р Ф е й е р с о н
   О п е р у п о л н о м о ч е н н ы й л а г е р я
   К р а с н о а р м е й ц ы
   З а к л ю ч е н н ы е
   С т а р е ц И о а н н, наставник скита.
  
  
  
   ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.
  
  
  
   1913 год. действие происходит в одном из подмосковных монастырей. Комната для посетителей, ожидающих келейной исповели у духовника.. К н я з ь П е т р в мундире гвардейского корнета, Р о м а н К а р а е в в студенческой форме (просматривает конспекты), к н я ж н а Е л и з а в е т а в дорожном платье.
  
  
  
   СЦЕНА ПЕРВАЯ.
  
   К а р а е в. (читает вполголоса) - "Стратегия сохранения равновесия между основным и оборотным капиталами... гм... зависти от общей политики предприяиия и конъюнктурных условий рынка... "
   К н. Е л и з а в е т а . (зевая и крестя рот) - Господи, как мама всегда долго... неужели же она у нас такая грешница, а, Петя ?
   К н. П е т р. - Причем же здесь...
   К а р а е в. (перебивая) - Ну нет, конечно... а вообще, с другой точки зрения, что мы вкладываем в столь привычное нам понятие "греха" ?... Ясно, что все мы грешны, но в какой степени, кто определит, где критерий ? Кроме того, исповедь, насколько я понимаю, это не просто изложение грехов, но и целый процесс, так сказать, психологический, терапия души - ведь это так ?
   К н. Е л и з а в е т а. - Да, но, знаешь, батюшка всё говорит в двух словах, но он всё так примечает, так всё знает, удивительно ! Однажды мы были с мамой и Щегловыми, кажется прошлым Успенским постом...
   К н. П е т р. -- ... И батюшка предсказал тебе, что ты непременно выйдешь замуж не за кого иного, как за Мишу Щеглова, да ?
   К н. Е л и з а в е т а. - А вот и грех, а вот и грех ! Не стыдно тебе над сестрой насмехаться прямо перед исповедью ? Вот так батюшке и скажешь !
   К а р а е в. (смеясь) - Княжна, вы мне невольно напомнили один прелестный анекдот, рассказанный одной купчихой в качестве истории о чудесах прозорливости наших уважаемых старцев... К одному монаху пришла исповедоваться крестьянка, и он сообщил ей всё, всё о ней самой, вплоть до имен её детей, ну и так далее... только потом в истории упоминается петитом, что баба пришла к монаху по настоятельным советам то ли сестры, то ли снохи своей - вот откуда известия-то, я думаю. Впрочем, я не исключаю возможности феномена прозорливости, это есть и в других религиях, только исследовано недостаточно.
   К н. П е т р. - Так если тебе всё равно, какая вера, зачем ты говел, утруждал себя ? "Феномены" даже инереснее в иных местах поискать. мне так вообще всё равно, прозорлив ли батюшка, мне это дамское любопытство совершенно чуждо. Я имсповедуюсь, принимаю благодать Божию, оставление грехов, к тому же ещё и совет священника, как дальше быть - что может быть выше этого ? Предсказания мне не нужны, да и батюшка наш не цыганка же какая-нибудь, в конце концов...
   К н. Е л и з а в е т а. - Ты прямо безбожник !
   К а р а е в. - Ну уж если кого и называть здесь атеистом, княжна, то пожалуй меня ! (смотрит на княжну, ожидая эффекта).
   К н. Е л и з а в е т а. - Рома, вы что же... в Бога не верите ?!
   К н. П е т р. (с безразличием) - Социалист !
   К а р а е в. (немного подумав) - Нет, в Бога я, конечно, верю, но, знаете ли, каждой неповторимой человеческой индивилуальности...
   К н. П е т р. - Душе.
   К а р а е в. - Пусть душе... соответствует своя вера, то есть, практически, своя религия, столь же неповторимая, индивидуальная. Сколько людей на Земле - столько и религий, а наши существующие общественные конфессии - лишь социально-историческое явление, во многом, впрочем, необходимое. Вряд ли многие из нас имели возможность действительно свободно избрать себе религию, как и национальность или сословие. Почему же я православный хотя, как и всякий образованный человек в наше время, не верю, конечно, в те грубые формы религиозности, которые пока необходимы определенной части общества на данном этапе его развития ? Да потому что я родился русским и в России, механически восприняв те ценности которыми живет народ России. И было бы, наверное, глупо отвергать эти формы целиком - ведь это лишь временные формы, обусловленные сотнями факторов социально-исторического развития... да и я не нигилист. Время наивных Базаровых прошло. Что же касается исповеди... Вопрос для меня пока очень сложен. Ведь вот я был здесь, в этом монастыре, два года назад, эдаким искренним юношей... но теперь я действительно искренен, ибо говорю то, что думаю, а не по инерции общественных детерминизмов. Исповедь мне безусловно интересна как общение с выдающимся представителем духовенства, то есть класса, играющего не последнюю роль в формировании и развитии русского общества, ну и... как снятие психологического напряжения, душевное отдохновение в своем роде.
   К н. П е т р. - То бишь всё же утешения ищешь. Что ж, смотри, это ведь тогда тоже всё также субъективно будет, как и вера твоя.
   К н. Е л и з а в е т а. - Петя, вот ты всё же глупый... это же так серьёзно, страшно даже... Рома, знаете, не ходите к батюшке, он вас выгонит, точно выгонит, а нам с мамой потом перед вами совестно будет, что уговаривали вас приехать. Не ходите !
   К а р а е в. - Ну почему же выгонит, за что собственно, не понимаю ?.. Ведь я говорю откровенно, не скрываю своих взглядов, не лицемерю. С христианской точки зрения это не предосудительно, напротив. Впрочем, признаюсь, я не постился, но что с того, если для меня пост ничего не значит, кроме разве оздоровительной меры; не дано мне понять смысла поста, что поделать. Что ж теперь, поститься формально, обманывая себя и людей ? Абсурд!
   К н. Е л и з а в е т а -- Всё-то вы понять хотите, а как же вера, да и послушание Церкви ? Неживое всё это, не знаю как сказать... теории придуываем чтобы орпавдать себя, а вот смириться бы хоть чуточку ! Вы сердце свое спросите просто, Господь подскажет... Ну да не обижайтесь Рома, вы же меня знаете, я не терплю рассуждизмов.
   К а р а е в - Вот вы опять сё на эмоциях строите.
   К н. П е т р - Что до меня, то мне одинаково чужды как рассуждизмы, так и эмоционализмы. Кстати, ведь Лиза права, что тебе туда идти? Время потеряешь, да и разнервничаешься, а представителей духовенства и в Москве предостаточно, а не то с братом поговори, у него сейчас, кажется, послушание заканчивается, уж половина третьего.
   К а р а е в - Не хочется что-то... ты же знаешь, как всегда эти разговоры с ним кончаются. Признаться, я себя с ним наедине даже как-то неловко чувствую, отчуждение какое-то... не знаю, связано ли это с его священством и монашеством или есть ещё что-то... гораздо лучше, когда мы все вместе за чаем, тогда и разговор живее.
   К н. Е л и з а в е т а - Странно... Вы же с отцом Аристархом никогда не ссорились, так дружны были... Впрочем, и мне также бывает неловко с ним, и раньше тоже так было... Ведь мы, родные, так и не поняли вполне, почему вдруг Ваня поступил в монастырь, это было так странно. А он, помню, тогда так просто мне ответил, что-то вроде "В наших семействах всегда считалось, что хотя бы один мужчина должен стать военным, но кто-то же должен нас и молитвой защищать, на невидимой войне сражаться". А ведь верно!
  
  
   СЦЕНА ВТОРАЯ.
   Т е ж е и к н. П е р е с л а в с к а я (она выходит из двери, ведущей в комнату для приема паломников).
   К н. П е т р - Мама !
   К н. Е л и з а в е т а -- Мамочка!
   К а р а е в - людмила Николаевна! Мы уж беспокоились! Всё благополучно?
   К н я г и н я (тихо плача) - Слава Богу, дети мои, слава Богу! Как Он милостив... Иди, Лиза, иди. Молись, Петенька... Я в храм пока пойду. (уходит)
  
  
  
  
   СЦЕНА ТРЕТЬЯ.
   К н я з ь П е т р и Ка р а е в
   К а р а е в - Ну вот послушай хоть ты...неужели же слепая привязанность к обрядам и деталям догматики отвечает заповедям Евангелия? Я не толстовец, но во взглядах покойного графа на религию мне многое близко... и тебе также, в сущности, ведь ты не догматист. Вот сестра твоя обиделась, ладно, она добрая...но вера-то не должна разделять людей, наоборот. А получается, что мы уже не в первый раз почти ссоримся из-за этих вопросов.
   К н. П е т р - Охота тебе всё скепсис свой немецкий нагонять... Не догматист, пусть, но я одно знаю - живая вера либо есть либо её нет, и это каждый из нас познаёт на опыте. И моя вера ничем по сути не отличается от веры любого монаха или мужика, разнятся лишь иногда формы её человеческого выражения, суть же, повторю, едина объективно, ибо эту веру породил в нас и питает единый Бог, действия Которого сугубо объективны. Что же до индивидуальностей... вот мое личное восприятие: само слово "вера" по-русски предполагает понятия "верить" и "быть верным". Именно верность и желание оставаться верным несмотря ни на что - вот что движет мною и дает мне силы. Твой брат, отец Аристарх, говорит о воинстве Христовом и о невидимой брани...это, пожалуй, по мне. Но рассуждать да скептицировать - не по мне, да и слезности этой женской не люблю, когда веру заменяют сантиментами. Конечно, я ни тебя ни наших дам православных не порицаю, но и сам с позиций своих ни на линию не сдвинусь. (Пауза) Вот перед исповедью и у тебя, брат, прощения прошу...ну, сам знаешь за что...
   К а р а е в (горько усмехаясь) - Покаяние предполагает исправление содеянного... Да, я не вправе и думать что-либо и вообще должен считать дело решенным. Не будем уклоняться в деликатные сферы... Кстати, не скрою - на днях я написал Ольге Щегловой чтобы извиниться, ну и...сообщить о моей помолвке с Анной Гершель.
   К н. П е т р -- Зачем?
   К а р а е в - Ну, подруги всё же... Да неужели ты всё ещё...
   К н. П е т р (твердо перебивая) - Нет, Рома. Всё хорошо. Кстати, на разговенье обед у Селивановых. Мы приглашены...ты будешь?
   К а р а е в - Гм... Это когда?
   К н. П е т р - Ну, на Успение, пятнадцатого.
   К а р а е в -- А, нет, к сожалению я, кажется, не смогу. У меня будет важное собрание...студенческое...Нет, не смогу.
   К н. П е т р - Странно...У меня такое впечатление, что тебя когда-нибудь в Сибирь сошлют из-за этих студенчеств.
   К а р а е в (всполошившись) - Что?...что?...как в Сибирь? Что тебе точно об этом известно? Неужели какие-то слухи?
   К н. П е т р - Нет, пока не слухи...только моя личная проницательность.
  
  
  
  
  
   СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ.
   Т е ж е, и е р о м о н а х А р и с т а р х и К о н д р а т и й (входит со священником в подряснике послушника).
   К н. П е т р -- Отче, благослови...
   О. А р и с т а р х (благословляет) - Бог да благословит... (целуются; Кондратий кланяется) Ну, брат, здравствуй, как поживаешь?
   К а р а е в (смутившись, несмелым жестом обнимает брата) - Хорошо, потихоньку...Как ты живешь?
   О. А р и с т а р х - Слава Богу, вашими молитвами...подвизаемся по мере слабых сил.
   К н. П е т р (задумчиво) Нашими молитвами...нда. Рома-то у нас совсем не молится. Из принципа. Я, впрочем, тоже не силен.
   О. А р и с т а р х - Всякая тварь взывает к Богу хотя бы одним своим существованием. Только молитва молитве рознь, конечно, но ведь и Рома-то наш не безбожник же, а? Раз к нам чернецам приезжаешь, не забываешь, а?
   К а р а е в - Думаю, нас всё же несравненно больше объединяет, нежели разделяет. Очень рад тебя видеть, Ваня.
   (Кондратий предупреждающе кашляет).
   К н. П е т р - Отец Аристарх...как бы нам всем после исповеди к тебе на чай, а? Благословишь?
   О. А р и с т а р х -- Как жк, как же...вот мне ещё тут по одному послушанию и через полчаса приходите, приходите.
   К а р а е в (после неловкой паузы) - А как ты похудел! Всё посты, наверное? Неужели нельзя как-нибудь...нарушать иногда, а? Почему бы и нет?
   О. А р и с т а р х. - Зачем же? Дело-то добровольное. Да и легче жить с постом. Телу и особенно душе. Нарушение всё равно себе же во вред обернется.
   К а р а е в. - Да, почему бы и нет, с этой точки зрения, да... Что отец архимандрит, как здоровье? Говорят пошел в гору, был на приёме ТАМ... (указывает глазами на портрет Государя на стене). Снискал благоволение?
   О. А р и с т а р х - да, дело одно было...ну да это наше, сугубо клерикальное, так сказать.
   К а р а е в (иронично) - Разумеется. Нам, земнородным, не уразуметь. А что, правда, что сюда Царица инкогнито Великим Постом приезжала? Со старцем побеседовать. Только зачем же им ваш духовник, если у них там, так сказать, свой собственный лейб-старец есть...
   О. А р и с т а р х (неожиданно жестко) - Прошу тебя не говорить о Государыне в таком тоне. Ведь и я читал твои...пасквили под псевдонимом, мне приносили эти газетки - вот, Отче, что брат ваш пишет...о Распутине, о деградации монархии. Я не стыжу тебя, стыдно тебе все равно не будет, и не осуждаю, Бог тебе судья, и может быть я сам в сто раз худший верноподданный...
   К н. П е т р -- Ну уж!...
   О. А р и с т а р х. -- ...Двух вещей не пойму - как можно писать о том, чего не знаешь и не видел вовсе - ведь это клевета! --, и что же тебе этот самый царизм сделал, если ты сам и все предки твои обязаны Государям и поместьями и чинами и образованием своим? Так что же?
   К а р а е в - Ну уж и сказать ничего нельзя - во тебе свобода слова!
   О. А р и с т а р х. - Да нет, напротив, говори свободно, говори, но будь правдив, справедлив, по чести говори; зачем же вся эта клевета, неблагодарность черная?
   К о н д р а т и й (плохо сдерживаясь) - Батюшка. благословите, я в коридоре подожду - искушение такое!
   О. А р и с т а р х -- Да, пойди, конечно...(Кондратий уходит).
  
  
  
  
   СЦЕНА ПЯТАЯ.
   О. А р и с т а р х, К н. П е т р, К а р а е в.
   К н. П е т р -- Vox populi!
   К а р а е в - Нет, это всё потому, если угодно знать, всё потому что крестьянство безмолвствует и самоустраняется! А насчет чинов и образования - так что же, и предки наши и мы сами, неужели всё это не заслужили своими силами, сами, так сказать трудами праведными? Хотя согласен, коли в чиновничестве.так больше неправедными... да за что же тогда благодарность тому самому правительству, попускавшему воровство? Да и что особенного делали Монархи? Подписывали указы? Выезжали на парады? За что же благодарность? И насчет клеветы - неужели могут десятки газет и сотни общественных деятелей лгать в один голос? Одного вы не можете понять, господа, того именно, что история неумолимо движется вперед и что тот общественный строй, который возник тысячи лет назад, не может в двадцатом веке...
   К н. П е т р (равнодушно перебивает) - А кому решать, что в двадцатом веке может, а что не может? Неужели только недоучившиеся - ах, простите: обиженные режимом! - студенты из еврейских местечек имеют право решать, куда и как именно должна неумолимо двигаться история России? Скажи-ка.
   О. А р и с т а р х - Оставьте, братия, оставьте. Князь, тебе же сейчас на исповедь, ты бы помолился лучше. А ты, Рома, подумай. рассуди, пока не поздно - а ведь не поздно ещё! Гордыней ни Богу не угодишь, ни людям не поможешь - вот и останется одна голая "историческая необходимость", понимай как хочешь, а сам человек-то где? Погибнет гордец и других погубит своею гордыней!
   К а р а е в (сдержанно) - Если бы дискуссия была о религии или о психологии, я бы охотно принял твою терминологию: "гордыня, смирение, гибель души"... но речь-то об общественном устройстве, вопрос материальный по сути своей - давайте хотя бы это разделять научимся. А не то станем выяснять что-нибудь, положим, о железных дорогах, и, глядишь, о духовной сущности паровоза заговорим. Впрочем, это всё так по-русски... потому страна из нищеты всё никак не выберется.
   О. А р и с т а р х ( с расстановкой) - Материальное, говоришь, богатство...А много ли на тридцать сребреников-то приобретешь?
   К а р а е в (не поняв) - Что сребреников?
   О. А р и с т а р х - Брат, пора мне, прости... Так прошу ко мне на чай. Прости, брат...молись, князь. Спасайся! (уходит перекрестившись).
  
  
  
  
   СЦЕНА ШЕСТАЯ.
   К н. П е т р, К а р а е в, потом К н. Е л и з а в е т а.
   К а р а е в. - Ну вот хоть ты скажи, ты ведь трезвомыслящий человек, неужели в наше время это нормально, рационально - быть монархистом, а? Скажи?
   К н. П е т р - Ну хоть меня уж не агитируй, я-то не запишусь никогда в твою партию.
   К а р а е в - Да нет, что агитировать, я не о том... ты же умный человек, мне нужно знать мнение твое, по чести: что такое монархия для современной России? Тормоз объективного развития общество, социальный атавизм! Царя ты можешь уважать как человека, я это допускаю...
   К н. П е т р - И на том спасибо...
   К а р а е в -- ...допускаю, но неужели это заставляет человека быть монархистом? Будь нейтрален по всем вопросам политики, экономики, хорошо, тебя никто не агитирует, но монархия, монархия-то что? Стоит только рационально проанализировать...
   К н. П е т р -- Послушай, Рома, недосуг нынче анализировать, ты увлекся.
   К а р а е в - Хорошо, хорошо, не буду... Но после поговорим, мне очень важно точно знать твое мнение...
   К н. П е т р -- Да, да, после как-нибудь выясним... (ПАУЗА).
   К н. Е л и з а в е т а (входит) Слава Богу! Как хорошо! Петя, ты иди сейчас, а я пока пойду в храм. С Богом! (быстро уходит)
   К н. П е т р (крестится) - Ну, Рома, прости меня грешного, ради Христа...Господи, благослови!
  
  
  
  
   СЦЕНА СЕДЬМАЯ.
   К а р а е в один.
  
   К а р а е в (садится в кресло) - Уф, как надоело всё это ханжество... "простите, благословите, смиряйтесь"...И ведь явно сами ни капли не верят во всё это, проформа одна, дань сословности. А в душе - мещанство последней категории, из всех идеалов один важен - выслужиться да блеснуть. Противно, мерзко, так и хочется всех их...ух! Благодетели, родственники! Что сотую часть своих доходов швыряют караевским сиротам, так вообразили, что я их раб на всю жизнь! Да и кто ел их хлеб, я что ли? Сестрица да этот тоже...схимник. Всё, больше ни копейки от них не возьму! крепостного нашли...вот уроки подыщу, квартиру сниму и баста! Тупость, чванство, мелочность... Нет, я положительно задыхаюсь, задыхаюсь среди них... водяное общество...интриги... сам себе противен становлюсь. Петька джентльменствует. Онегиных играет...сволочь. хотя и родственник. Да что кровь? Ничто, предрассудок; идея, единомыслие, классовая солидарность - вот истинное родство! Связывает крепче всяких уз. А Ольга... возвышенностей, освобождения ведь искала, вместе тайком Маркса читали... идеалов хотела! Нашла себе - фат, пустышка, только и блеску-то, что титул да мундир. Идейности - ноль, всё на ногти смотрит да по балам шатается, а святошу из себя строит, как видно, чтобы матери угодить. Уф, что это я так зол... в конце концов мне-то что, у меня смысл жизни хоть есть, а они... эфемеры ведь, жалеть их надо, дураков вымирающих, ... да жалеть как-то не получается. Впрочем, классовая ненависть явление обязательное, на этом всё и строится. И от отца и от матери отречься, если высшие цели борьбы того требуют...хм... прямо по-евангельски опять получается. Да и от себя отречься в чем-то, старого человека в себе разрушить, нового возродить... классовое крещение принять, так сказать, именно - классовое крещение! Им-то этого никогда не понять. (пауза) А вот Ханна меня понимает, хотя, наверное и не любит... но товарищество, цели в жизни - выше сантиментов, безусловно. Ничего, мы ещё горы свернем! Всё вокруг кипит, преображается, все их вечные устои потрясаются. Прямо так и чувствуется всеми фибрами, каждой клеточкой, как старый мир отмирает... потрясающее ощущение! (пауза) Пойти что ли погулять... а то тут со скуки, пожалуй, сомлеешь... (встает, прохаживается) А то и вправду сходить к этому старцу, что ли... спрсить, что же о всё-таки по Евангелию-то о социальной справедливости думает? Если действительно по Евангелию. то он должен быть едва ли не большим социалистом чем фракция большевиков... ха, интересно. Ну да нет, ему там Петька напел уже небось обо мне, и впрямь выгонит ещё... не люблю эти сцены, только нервируешься зря. Гм... а жаль, интересно было бы. (забыв свою папку на столе уходит, напевая "Варшавянку")
  
  
   СЦЕНА ВОСЬМАЯ.
   К о н д р а т и й, потом К а р а е в.
   К о н д р а т и й (входит) - И что всё бегают, прости Господи... (видит папку) Кажется, Романа Сергеевича бумаги... надо будет сказать, а то ведь забегаются, забудут...
   К а р а е в (вбегает) -- Здесь, кажется, оставил. А, Кондрат, ты здесь... (берет папку) Вот видишь, всё учусь. Пойду в сад, почитаю пока.
   К о н д р а т и й -- Что же... к батюшке-то и не пойдете?
   К а р а е в -- Да я и не прочь бы, да вот отговорили. Я уж и впрямь не пойду, слишком сложными вопросами обременять не хочу, мешать... Сложный я человек, братец, устанет от меня ваш батюшка.
   К о н д р а т и й - Ну, воля ваша. Не знаю, как про вопросы или ещё что, а уставать-то он и так устает, да только ему в радость паломникам-то помогать, и Бог силы дает. Святой он человек, духовник наш, правда святой. Его, почитай, вся Россия знает, ездят издалека. Только, может, не для каждого он понятно скажет, это да. Многие, правда, говорят, что слова-то его не сразу понятны, а врея пройдет - и Господь открывает. А вы бы, Роман Сергеич, не сомневались бы в батюшке, пошли бы, открыли б ему что на сердце, а там уже Господь через старца вразумит и поведает всё что душе-то нужно. Ведь батюшка наш вас с малых лет помнит, и молится за вас, за всё семейство ваше. матушке-княгине спасибо тоже, она всех вас с детства сюда возила...
   К а р а е в. - Да, княгиня...гм... понимаешь, брат, всё это намного сложнее чем кажется тебе. Вот ты давеча обиделся за Царя-то, я уж заметил, да понял ли всё, что я говорил? Ты же сам ни Царя ни Царицу лично не знаешь, так ведь ? И не видел даже? Почему бы тебе не подумать, не послушать что люди говорят, знающие люди, умные... почему бы не подождать с выводами?
   К о н д р а т и й - Вы уж меня дурака прстите, Роман Сергеич, но я так верую... Бога мы с вами тоже не видели, не сподобились по грехам... а есть святые праведники, они видели, Господь открывался им в милосердии Своем. То же и за Царя - кто и никогда не увидит, а кто и цельный день с ним живет, служит.
   К а р а е в - Ну, знаешь ли! Это уж точно не по-христиански - Царя с самим Богом сравнивать. Любой властитель земной перед Богом - такой же грешник как я и ты. Ты можешь, конечно, любить и уважать Царя как человека...допустим, даже совершенно ничего не зная о нем...допустим... но почитать его личность священной только потому, что ему судьбой по рождению дано всеми нами управлять? Нет, это неразумно просто, понимаешь ли ты это? (пауза) Это я не к тому, собственно, говорю, что нужно идти куда-то бунтовать или ещё что... Да и неважно, впрочем... (пауза) Пойду-ка я в сад... Как там солнце, не слишком припекает?
   К о н д р а т и й -- Воля ваша, Роман Сергеич. (пауза) Я здесь подожду покамест Петр Георгиевич выйдет, мне к батюшке за одним благословением надобно...
   К а р а е в (поспешно) - Да, да...скажешь тогда князю, что я пошел. (уходит)
  
   СЦЕНА ДЕВЯТАЯ.
   К о н д р а т и й, потом К н. П е т р.
   К о н д р а т и й (один, прибирает в комнате) - Господи помилуй, искушение одно... Вот ведь в миру жить вроде оно и ловчей, а газет этих начитаешься, да и Бога забудешь, бунтовщиком сделаешься, убийцей, выходит так. в деревне и то лучше - и газет у нас не читают, да не дурак народ, и в Бога веруют, и Царя-батюшку почитают. А тут... несчастный он, выходит, человек, жалко, да уж, видно, не пособишь - бесы-то свое дело знают, прости Господи. Самим бы спасаться...
   К н. П е т р (входит, задумчиво) - А, Кондратий...ты здесь... тебя как раз батюшка звал, иди к нему.
   К о н д р а т и й -- Спаси вас Господи. А он уж всё знает, батюшка-то наш... (уходит поспешно)
   К н. П е т р (один) - Слава Богу за все! Что бы ни случилось...но как странно - почему он мне сказал это? Случится ли когда-нибудь подобное в России? А ведь он говорит так, как будто видит всё собственными глазами. Как быть? Самое ужасное то, что я сам, хуже Караева и его евреев ждал перемен... но нет, не таких, нет! ...Или мне всё на самом деле было до сей поры безразлично? Так что же, и я виноват?...Да, именно так - виноват. Как быть? (садится, потом встает и медленно прохаживается по каомнате) Ну нет, знаете ли! С нами Бог! Стояла Россия тысячу лет и будет стоять, если останемся верны...да, если останемся верны. Ну, Господи, дай только силы - останемся верны, пусть хоть весь мир разом против нас подымется!
  
  
   СЦЕНА ДЕСЯТАЯ.
   К н. П е т р , К н. П е р е с л а в с к а я и К н. Е л и з а в е т а (дамы входят вместе)
   К н. Е л и з а в е т а -- Петя, ты ещё здесь? Пойдем же...
   К н я г и н я - Ты исповедовался? Слава Богу! Изменился даже...Всё хорошо?
   К н. П е т р (разсеянно) - Да, маменька, всё слава Богу... Мы идем куда-то?
   К н. Е л и з а в е т а -- Как же, к батюшке Аристарху, он уже ждет нас в гостинице, наверное. Только вот где же Рома? Гуляет опять где-нибудь...
   К н. П е т р -- Да, да, наверное...пойдемте же.
   К н я г и н я - Дети, не забудьте только, что нам ещё перед всенощной каноны ко Святому Причащению читать.
   К н. Е л и з а в е т а -- Обязательно, мама, мы с Петей всё-всё помним!
   К н. П е т р - И дай Бог никогда не забыть!
  
  
  
  
  
  
  
  
   Конец первого действия.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ .
  
   Ноябрь 1917 года. Один из больших залов гостиницы „Дрезден“ в Москве. Раннее утро, темно, освещение - керосиновая лампа. В зале содержатся арестованные после восстания офицеры и юнкера, не менее 30 человек. Некоторые спят на стульях, столах, просто на полу. В двери в смежную тупиковую комнату иногда входят и выходят арестованные. Снаружи у дверей - караул. Время от времени в зал заглядывают или заходят вооружённые большевики, иногда пересчитывают арестованных, иногда просто из любопытства, с репликами типа „Сволочь, офицерьё, буржуи, довольно нашей крови попили, перестрелять всех, гадов“ и т.п. Среди арестованных: ротмистр К н. П е р е с л а в с к и й, полковник Т и м о ф е е в, подполковник Д ж е м а л ь - А л и б е к о в, шт-капитан З г о р ж е л е в с к и й, поручик С о б о л е в и ч, прапорщик Н и к о л а е в, юнкер М и х а и л Щ е г л о в.
  
   СЦЕНА ПЕРВАЯ.
   Щ е г л о в. (его слушают князь, Николаев, Згоржелевский и два александровских юнкера ) - Так вот, всю ту улицу простреливал с крыши пулемёт - ни туда, ни сюда, угол обстрела великолепный. Тогда командующий нашей полуротой поручик Ясенев посылает нас с портупей-юнкером Семёновым и Юрой Шибакиным в обход, переулками, чтобы того пулемётчика снять. Мы бежим, перелазим через пару заборов и выходим наконец во двор того дома. Нам навстречу - дворник, здоровый такой старик, руками машет.Что такое ? „Господа юнкера, там с черного хода большевиков двое - бабы !“ Ну-с, думаем, бабы так бабы... Дворник проводит нас, врываемся, „бросай оружие!“... И что же, господа? Плюгавенькие, девчонки совсем, да ещё и в галифе и в кожанках каких-то. Курсистка одна и еврейка, с винтовками, маузерами. Так вот, князь, кто бы вы думали была еврейка ? Угадайте просто.
   К н. П е т р. (флегматически) - Ну как же, судя по вашему энтузиазму, наша общая знакомая... свояченица караевская.
   Щ е г л о в. - Так точно, Фанни Гершель собственной персоной. Сестрица-то у них в комиссарах, на улицу запросто не пойдет, ну а младшая напросилась, побежала пголивать кговь за гэволуцыю...
   К н. П е т р. - Ну, это неудивительно.
   П е р в ы й ю н к е р. - И что же дальше ?
   Щ е г л о в. - Ну так вот... Разоружили их моментом и - в дворницкую, заперли. Бежим наверх - пулеметчик один, штыком его, и с крыши. Но после - что делать с пленными дамами ? А они, представьте, обозлены, как тигрицы, ругаются почем зря. Выходим через парадное и - в самый бой, наша полурота прямо по улице гонит человек сто красных. Мы прямо из пулемёта по ним как шарахнем! Представьте, господа, как они бежали! Смех! Но тут мы что-то не разсчитали, маху дали, непонятно даже, каким образом... пленных упустили, пока с пулемётом возились. Они прямо к своим и побежали. Смелы однако... курсистку ту наповал срезало, а Фанни только задело, по-видимому - кто-то подхватил, унесли, отстреливаясь. Человек двадцать мы их точно там повалили.
   П е р в ы й ю н к е р. - Правда, ведь трусы страшные - наш взвод без пулемёта их сотню человек до Хамовников три версты гнал, только пятки сверкали.
   Щ е г л о в. - Да представляю себе... А с пулемётом - одно удовольствие, только главное - врасплох застать, а там всю Москву трупами матросскими застелили бы.
   Н и к о л а е в. - Вы, юнкер, старайтесь потише о ваших подвигах - вон они, сволочи, всё шныряют туда-сюда... осторожней надо.
   Щ е г л о в. - А что там осторожность, господин прапорщик, сами посудите, ведь как Бог даст - обещали вначале вроде бы отпустить, а там кто знает - постановят разстрелять, так не помилуют, и говори тут хоть тихо, хоть громко, не поможет.
   Н и к о л а е в. - Гм, что верно, то верно... Рассчитывать на их гуманное правосудие, это всё равно что ожидать светских манер от папуасов. Ведь уголовники чистой воды, какой бы революцией ни прикрывались.
   З г о р ж е л е в с к и й. -- Это точно. Третьего дня наш патруль задержал на Никитской матроса - заблудился „товарищ“ - так что же? Изъяли два золотых креста церковных, дюжину колец, дамское ожерелье, десяток часов золотых... Возмущался, что отобрали - ведь „грабь награбленное“, все берут, тащат. Все!
   В т о р о й ю н к е р. - И что же сделали с ним?
   З г о р ж е л е в с к и й. - К полковнику Рябцеву* отправили, в штаб. То есть собственно туда, где предположительно должно было действовать что-то похожее на штаб округа... то ли собрание, то ли комитет... Парламентёры...
   П е р в ы й ю н к е р. - Стрелять на месте надо было, тогда и страху бы на них нагнали.
   Н и к о л а е в. - Стрелять, господа, надо было в Петербурге, когда они запасные полки и гарнизон агитировали.
   К н. П е т р. - Стрелять, господа, надо было в Ставке, когда Родзянко с Рузским отречение у Государя вымогали. Хотя бы конвой присягу исполнил, да всех предателей перестрелял бы, уже мы с вами здесь не сидели бы. Все остальное лишь логическое следствие этой мерзости, заговора, измены. Если это сейчас всё ещё не ясно, то я не знаю, какие бедствия нужно пережить ещё России.
   Щ е г л о в. - Н-да, события... кто бы ещё год назад мог предвидеть, а? В страшном сне...
   К н. П е т р. - Ну, положим, не только предвидеть, но и предусмотреть всё до деталей - именно этим занимались те, кто наняли идиотов вроде моего кузена-большевика. План грандиознеейший осуществили, шутка ли - тысячелетнюю империю в полгода превратить в бандитский притон.
   З г о р ж е л е в с к и й. - Да, допустим, князь, но теперь-то что? Погибла Россия!
   Н и к о л а е в. - Россию, положим, отпевать ещё рано, но если так дальше дело пойдёт... Ведь что они в Питере делают, ужас; мне поручик Соболевич рассказал, он на прошлой неделе оттуда прорвался. Пленных расстреливают, кадетов тринадцатилетних штыками закалывают, женщин не жалеют, Нева полна трупов офицеров. О грабеже не говорят уже - живым бы уйти из этого ада. Матросы грозят всех офицеров вырезать, потом за интеллигенцию и купечество взяться. Какие уж тут золотые часы...
   П е р в ы й ю н к е р. - А у меня брат в Петрограде служит, подпоручик Литовского... И связаться нельзя никак, узнать, что там с ним, с полком ?
   З г о р ж е л е в с к и й. - То ли ещё будет в Москве! Сейчас, по-моему, на фронте безопасней всего офицеру.
   К н. П е т р. - Знаете, господа, Петербург, Москва или даже фронт, теперь всё едино. Пока они всю Россию кровавым паводком не зальют, не успокоятся... да и вообще успокоятся ли когда-нибудь ? Дело ведь в идеологии, в сути, а не в тех фразах которыми на митингах трещат. А здесь одно - идеология разрушения, ненависти к России, пострашней Чингисхана.
   З г о р ж е л е в с к и й. - Так как же быть, князь? Погибла же Россия!
   К н . П е т р. - Бороться до последнего. Погибла армия, это верно. Россия - никогда.
   Щ е г л о в. - Право на отдых теперь имеют только мёртвые!
   В т о р о й ю н к е р. - Только бы вырваться отсюда!
   З г о р ж е л е в с к и й. - Да, но конкретно что мы имеем? Рябцев предал, 50000 офицеров по Москве бродят, а со сволочью одни юнкера дрались...Позор же, подумайте, господа -- всю Россию промитинговали! Теперь, допустим, опомнимся, когда нож к горлу - а что толку? Нет армии!
   _______________________________________________________
   *Командующий Московским военным округом в ноябре 17-го. Подписал позорное перемирие с большевиками на условиях призрачной амнистии для участников восстания, многие из которых вскоре были расстреляны.
   Н и к о л а е в. - Армии нет, но есть люди русские, вот что главное. И коли уж речь зашла о том, как поступать дальше, если выйдем живыми отсюда, то я уже имею кое-какие соображения по этому поводу...
   П е р в ы й ю н к е р. - Так что же, господин прапорщик, что же?
   Н и к о л а е в. - А вот что... Здесь же находящийся полковник Тимофеев, которого вы все теперь хорошо знаете со дня нашего выступления, сообщил вчера нескольким нашим офицерам, что генералы Алексеев, Каледин, Эрдели и, вероятно, вскоре также и сам Корнилов, формируют сейчас на Дону, в Новочеркасске, добровольческую организацию по освобождению России от большевиков и вообще немецких агентов. Один знакомый по галицийскому фронту предлгал мне ехать с ним вчера, не откладывая... я же обещал, что выеду дня через три, уладив семейные дела в Москве и вот результат. Так что цель мне уже вполне ясна - на Дон! Командования теперь нет законного, кому подчиниться, поэтому я как бы отдал приказ самому себе, прорваться в Новочеркасск, к Алексееву. Кто знает, Бог даст и там восстанет истинная русская армия, которую мы, действительно, промитинговали.
   Щ е г л о в. - Я согласен! Если там русские генералы и патриоты, Алексеев или кто другой, собирают добровольцев, тогда наш долг - „отдать приказ себе“ и при первой же возможности - на Дон!
   В т о р о й ю н к е р. - Ясно! Неужели по домам отсиживаться, когда наших везде режут!
   П е р в ы й ю н к е р. - Только бы вырваться... ведь говорили, что только разоружат и списки составят, скорее бы выяснилось...
   К н. П е т р. - Вырвемся, коли Богу угодно. Про Алексеева знаю одно - он предал Государя, был в заговоре, возможно масон и всё прочее... но теперь всё может быть: настал момент истины ... и, если верно то, что вы говорите, значит, он не до конца с ними. В конце концов не в Алексееве дело, а в самом движении. Я хотел бы поговорить с полковником Тимофеевым... он спит ещё... попозже.
   З г о р ж е л е в с к и й. - Что до меня, то я, как имевший несчастье побывать в эсдеках, более права на ошибку не имею. Сейчас все прочие различия явно отошли на десятый план, главное теперь - борьба с большевиками до конца. На Дон, так на Дон. Мне с Эрдели доводилось встречаться, достойнейший офицер, ему можно безусловно доверять, так же как и Корнилову.
   Н и к о л а е в. - Вы согласны, князь?
   К н. П е т р. - В нынешних условиях я не могу не согласиться, приоритет - борьба. Но мало раздавить военные силы большевиков, надо будет вырвать и уничтожить самые корни русской революционности, иначе головы краной гидры вновь отрастут и тогда... о последствиях можно догадываться. Алексеевская организация, казачество, Корнилов, октябристы, всё это очень хорошо и я еду в Новочеркасск и куда угодно, чтобы снова взяться за оружие. Это вне всякого сомнения. Но я не могу не подумать о конечной цели борьбы... Чего мы хотим для России ? Для меня ясно, что ни Россию масонскую ни республиканскую принять не смогу никогда. Республика сама в себе изначально уже содержит бациллы собственной болезни и погибели всего государства. Я готов идти с теми, кто по недальновидности своей... пусть так... именно с теми, кто, как если бы речь шла совсем не о гражданской войне, стремятся уничтожить
   большевика, но не большевизм. Я готов, но не доверяю такому непоследовательному плану спасения Отечества, противоречия которого ещё, полагаю, весьма болезненно отзовутся на плодах победы... в которую, конечно, хочется верить.
   Н и к о л а е в. - Значит, знамя монархии?
   К н. П е т р. - У вас есть для России более серьёзные предложения?
   Н и к о л а е в. - Я не против, нет, но... не изжило ли себя традиционное самодержавие наше?
   К н. П е т р. - За тысячу лет - нисколько не изжило. А вот революции да республики за полгода не просто изжили себя, а вон во что выродились. На нашей же шкуре демонстрацию теоремы испытываем, господа, неужели всё не выучили урока?
   Щ е г л о в. - Знаете, князь, вы что-то всей этой пропаганде чересчур большое значение придаете. Главное - большевиков разбить, да на всех страху нагнать как следует, чтоб запомнили, а там и о революции и о республике быстро забудется! И будет как с Разиным и Пугачевым...
   К н . П е т р. - Дай Бог.
   Н и к о л а е в. - Юнкера молодцы, носа не вешают! От вас теперь многое зависит.
   П е р в ы й ю н к е р. - Были бы офицеры, господин прапорщик!
   З г о р ж е л е в с к и й. - Я вот слушаю вас, князь, и думаю: не потому ли Бог и переворот этот попустил, что русские сами от России отказались и Государя предали, присягу нарушили?... Если так, то по логике выходит, вы правы; более того - не победить большевиков без знамени верности присяге, то есть Императору. Вот она, расплата за мартовскую эйфорию, развал армии, всю эту мерзость. Как с похмелья теперь...
   Н и к о л а е в. - Это точно. Но вы с князем как-то чересчур мистично... Ведь в конце концов политика всё, не более того.
   К н. П е т р. - В том и дело что, к сожалению... или к счастью, в России никогда не было „просто политики“, больше всё-таки той самой мистики. Да и сейчас ещё любой... не развращенный ещё солдат скажет нам, что не в оружии или умении сила русских войск была искони, а в самом духе и - верности. И то не армия сама побеждает, а Господь. Мистика простая, но страшно близка к реальности. Ну а теперь... Россия наказана - не сомневаюсь, да, Бог покарал, но не с тем ли, чтобы дать ещё возможность всё исправить? В любом случае, что делать теперь, это предельно ясно. Но наши шансы выйти из „Дрездена“ и остаться живыми ещё полчаса оцениваю как один к двадцати. Кто больше?
   Щ е г л о в. - Ха, об этом было бы неплохо спросить какого-нибудь комиссара.
   К н. П е т р. - Да вот Караев с еврейкой своей здесь, у них разве полюбопытствовать?
   З г о р ж е л е в с к и й. - Что, знакомый ваш?
   К н. П е т р. - Нет, знакомств таких старался не заводить, а просто - кузен по матери. Молоко на губах не обсохло, а всё туда же, в уездные предводители пролетариата.
   Щ е г л о в. - Что ж только уездные? Ромка бы обиделся.
   К н . П е т р. - На большее он не тянет. А впрочем... они все уездные.
   Н и к о л а е в. - Так что же и вправду.. не воспользоваться им и не вызнать чего-нибудь?
   К н . П е т р. - Сам придет, он видел меня среди арестованных, сказал я ему пару слов... заинтриговал его. Придет сегодня же утром.
   З г о р ж е л е в с к и й. - Зачем же?
   К н . П е т р. - Ну как же - агитировать нас, вот с Михаилом. Для него это une question d'honneur. Что ж, я не прочь побеседовать. Поговорить с подобной сволочью на языке их интеллигенции, это нечто... своего рода спорт. Почему бы и нет?
   Щ е г л о в. - Ну, мне с ним не о чем говорить.
   С о б о л е в и ч.(подходит) - Простите, что прерываю вас, господа... У меня просто шкурный табачный интерес... Не пожертвуете ли?
   Н и к о л а е в. - Поручик Соболевич! Садитесь, прошу вас... Я уже упоминал о вас, вы ведь только из Питера.
   Познакомьтесь - ротмистр князь Переславский, штабс-капитан Згоржелевский... господа юнкера...
   С о б о л е в и ч. - Да вот с юнкерами уже имел честь познакомиться... так сказать, на поле битвы.
   Щ е г л о в. - Здравия желаю, господин поручик! Мы и не узнали вас в темноте. Кстати, пожалуйте сигарету...
   С о б о л е в и ч. (закуривая) - Спасибо. Что слышно, господа?
   Н и к о л а е в. - Вот, поручик, мы тут сделали некоторые теоретические и практические выводы из истории всероссийского бардака под условным названием „революция“ и делимся планами на будущее.
   С о б о л е в и ч. - А что будущее? Большевиков разбить сейчас, пока не закрепились по стране - легче легкого, если бы это кому-то вообще было надо, кроме нас с вами. Удивляюсь, что их вообще цветами не встречают.
   З г о р ж е л е в с к и й. - Как это?
   К н. П е т р. - Интересно... предчувствую в вас единомышленника.
   С о б о л е в и ч. - Весьма польщен, князь... Итак, что же Петроград? Всё проще пареной репы. В столице только младенцы и правительство не знали с начала осени этого проклятого года о том, что большевики готовят переворот, переманивая на свою сторону войска обычным подлым методом натравливания на офицеров, идиотских посулов и лубочных сказок. И, пока эсеры кокетничали, а кадеты обижались, народу крепко внушили мысль - очень скоро можно будет совсем безнаказано грабить, бежать с фронта, убивать офицеров и буржуев и тому подобные прелести. Кто ж устоит? Главари шайки свистнули, разбой начался, а наше офицерство озадачилось ужасным вопросом: революционно ли, демократично ли... простите, когда это мерзкое слово произношу, у меня колики души прямо... тактично ли будет немножко погрозить оржием народу, обуянному благородным грабительским порывом, или лучше будет всё же уговорить молодцев, помитинговать с ними, договориться... неужело же братоубийство устраивать? И вот некие контрреволюционные офицеры устроили всё же братоубийтво ни в чем не повинных каннибалов, да, но как это всё происходит? Tirez les premiers, messieurs les bolcheviks!* Наше дело совсем не стрелять в вас, а всё так же митинговать, выяснять политические платформы друг друга и просто патрулировать улицы, так, для проформы... Господа! Ведь Зимний-то, по сути никому не нужный уже, ибо к тому времени красные держали весь город в руках, но и Зимний-то кто защищал? Вот эти мальчики (указывает на юнкеров), женский батальон, офицерская рота... рать Керенского в количестве пятисот человек, супротив двадцати тысяч большевиков. Но самое-то подлое во всей истории что, господа? Даже не то, что боевые русские офицеры отдавали оружие по первому требованию какой-нибудь уголовной мрази... а именно этот пресловутый нейтралитет... не-на-ви-жу! Простите... Нет, подумайте, что в столице, что в Москве: аморфная масса баранов, тупо-нейтрально взирающих на гибель Родины... и эти люди - наша доблестная армия! Казаки безучастно созерцали, как бандиты колют штыками детей и насилуют до смерти ударниц женского батальона, героинь фронта! Как в страшном сне... Вот он, собачий нейтралитет, идеал шкурника! Если так и дальше пойдёт, то после того как сопротивляющихся, то есть нас с вами, перережут, настанет черёд нейтральных баранов. То-то весело будет!
   Щ е г л о в. - Простите, господин поручик, но борьба ведь продолжается! Да и нейтралы опомнятся.
   З г о р ж е л е в с к и й. - Нет, вы правы, поручик, Россия сама себя предала...
   Н и к о л а е в. - Что бы ни было, я, если Бог даст, первым же поездом - в Новочеркасск.
   К н . П е т р. - Знаете, господа, всё это было так тщательно подготовлено, что стало в определённый момент неизбежным. Откуда же вдруг ни с того ни с сего в русской армии оказалось три четверти шкурников, дезертиров и мародёров? К этому их готовили и в марте сняли последний тормоз - самые низменные страсти неизбежно должны были излиться зловонным потоком и погубить всё. Без Самодержавия Россия - не Россия; в марте Родину парализовало, а теперь она погибает и мы её торженственно и бесславно погребаем, вот что происходит.
   С о б о л е в и ч. - Самодержавие! Князь, жму вашу руку! Да, в Самодержавии спасение, но поздно... Ведь они перережут всех членов Царствующего Дома, прежде даже чем какая-нибудь более-менее дисциплинированная часть поднимет знамя монархии. А впрочем... Бог Царя сохранит, если уж на то пошло.
   К н . П е т р. - Я безусловно верю в это.
   С о б о л е в и ч. - Не знаю... Одно мне ясно: цель моей жизни теперь - бить сволочь до последнего издыхания, без жалости и демократических соплей. Большевистская кровушка в возможно наибольшем количестве как смысл жития земного. Вот оно, мое кредо! Мне, собственно, даже безразлично, расстреляют ли нас сегодня... только вот юнкеров жаль, не жили ещё... да и стоит ли жить теперь в этом бардаке? И жаль ещё, что сволочи мало перебью. Тем не менее, ______________________________________________________
  
   * Намек на „куртуазные“ слова английского маршала, обращенные к противнику перед началом битвы при Фонтенуа: „Стреляйте первые, господа французы“. Французский генерал ответил подобною вежливостью и первый залп англичан выкосил передние шеренги союзников.
  
   господа, есть одно утешительное обстоятельство...(понизив голос) ...в голенище игрушку спрятал - обыскивали-то плохо... вот и будет подарок конвойным, на помин души русского офицерства. Неплохо, а?
   Щ е г л о в. - Здорово, господин поручик! Жаль, у нас ведь только винтовки были.
   З г о р ж е л е в с к и й. - Ну, ещё неизвестно что там сегодня будет... Но нам-то оружие доставать придется, если уж на то пошло.
   Н и к о л а е в. - А покамест, господа, нам надобно в точности узнать у полковника Тимофеева, что там в Новочеркасске. Теперь половина седьмого уже... Я, кажется, заметил полковника, он вышел в соседнюю комнату.
   К н. П е т р. (Щеглову) - Послушай, Миша, мне не даёт покоя мысль о наших... в Москве им оставаться никак нельзя. Надо обязательно дать знать маме и твоим тоже, чтобы ехали немедленно и все вместе в Харьков, благо у нас и у вас там родственники, и вообще... говорят, сейчас там всё спокойно.
   Щ е г л о в. - Да, я тоже об этом думал и... вот что: ведь у вас дома телефон, что если прямо отсюда и позвонить, а там как-нибудь зашифрованно... Я вчера видел одного артиллериста, ему разрешили, с конвоем отвели и привели. Если что, Ромка Караев поможет...
   К н . П е т р. - Ну, этого просить... сам проси лучше.
   Щ е г л о в. - Всё, заметано. Иду. (идет разговаривать с часовыми; слышны голоса: „Не положено“, „Комиссара Караева, члена совета, по важному делу...“, „Я вообще его родственник“, потом исчезает за дверью).
  
   СЦЕНА ВТОРАЯ.
   Т е ж е, кроме Щ е г л о в а, а также полк. Т и м о ф е е в и подполк. Д ж е м а л ь - А л и б е к о в.
   Н и к о л а е в. (идет к полковнику, сидящему на другом конце зала, нелалеко от входа, с Алибековым ) - Простите, господин половник, позвольте пригласить вас и подполковника за наш стол вон там... сейчас мы завтракать будем, а у вас, я вижу, и нет ничего... Кроме всего, хотелось бы поговорить, там удобнее
   Т и м о ф е е в. - Благодарствую. Господин подполковник?
   А л и б е к о в. - С удовольствием, благодарю.(идут)
   Н и к о л а е в. (представляет других, пожимают руки) - Ротмистр князь Переславский, штабс-капитан Згоржелевский, поручик Соболевич, юнкера...
   П е р в ы й ю н к е р. - Юнкер Александровского училища Торбеев, третьей роты.
   В т о р о й ю н к е р . - Юнкер Александровского училища Самойлов, третьей роты.
   Т и м о ф е е в. - Вот, имею честь представить , господа - подполковник Джемаль-Алибеков, первого Дагестанского полка, только из-под Риги...
   А л и б е к о в. - Очень рад, господа...
   З г о р ж е л е в с к и й. - Вот, просим закусить чем Бог послал.
   Разворачивают свертки с едой, один из юнкеров идет за водой в смежную комнату, режут хлеб и т. п.)
   Т и м о ф е е в. - Что-нибудь слышно интересного здесь, в вашем углу?
   К н . П е т р. - Мы здесь всё больше теоретизируем, полковник...
   С о б о л е в и ч. - Вместо того чтобы терроризировать.
   З г о р ж е л е в с к и й. - А практически нас интересует вот что: есть ли конкретные сведения об организации генерала Алексеева на Дону?
   Т и м о ф е е в. - Всё что известно пока, это то, что органзация пока немногочисленна и испытывает огромные затруднения из-за нелостатка средств. Но Алексеев, Каледин и Корнилов призывают всех патриотов объединиться на Дону в составе новой армии, чтобы бороться с красными рука об руку с казаками и вообще всеми антибольшевистскими силами. Вероятно, проезд на Дон вскоре будет крайне затруднен, поэтому, если удастся выйти отсюда, рекомендую не откладывать отъезд. Повторяю, средств пока почти нет, поэтому как можно больше, что имеете, лучше взять с собой. Ехать без погон, в своих частях или в гарнизоне пока ещё можно достать подходящие документы.
   К н. П е т р. - А что под Петроградом, полковник?
   Т и м о ф е е в. (Алибекову) Расскажите, подполковник...
   А л и б е к о в. - В двух словах. Керенский бежал, вы это знаете; Краснов не смог войти в Петроград: слишком неравны силы, да и казаки были склонны к перемирию. Финны организовывают какие-то отряды самообороны, как и эстонцы, но это всё. В городе повальные аресты, расстрелы, грабёж. Фронт разваливается на глазах, вообще творится что-то неописуемое. Есть сведения, что генерал Духонин убит солдатами в Ставке. Немцы, по всей вероятности, смогут войти в столицу к новому году, если так всё будет продолжаться.
   К н. П е т р. - Следовало ожидать...
   Т и м о ф е е в. - Главное сейчас - не поддаться унынию и нацелиться на продолжение борьбы любыми средствами, на Дону ли, в Москве ли, на Урале, в Киеве... где Бог даст. И - забыть о политике. Большевики для России не некая новая нежелательная политическая сила с особенной классовой программой, а внешний враг, захватчик хуже Наполеона. Об этом всегда надо помнить.
   С о б о л е в и ч. - Думаю, если свидетелям нынешних событий нужны будут ещё напоминания, то я готов собственноручно расстрелять таковых как большевиков! Как Рябцева и даже Брусилова, да-с, и его!
   К н. П е т р. - То ли ещё будет, господа! Брусилова-то хоть оставьте, поручик - старик может, из ума выживает...
   Т и м о ф е е в. - Н-да, отказ Брусилова от борьбы многих поколебал... Вот ещё в чем трудность - вождей нет, и большевики это знают и стараются не допустить их появления. Но быховцы уже собираются на Дону, они, думаю, и составят костяк командования. На казаков надежды мало.
  
   СЦЕНА ТРЕТЬЯ.
   Т е же и Щ е г л о в, К а р а е в.
   К а р а е в. (входит со Щегловым двумя солдатами и матросом) - Доброе утро! (подходит к князю) Петя, приветствую... (хочет пожать князю руку, но тот уклоняется. Остальные молча продолжают есть) Жалоб, надеюсь, нет.
   Щ е г л о в. - Я позвонил, князь. (кн. Петр молча кивает) Ух, я ведь тоже со вчерашнего утра не ел ничего...
   (садится со всеми)
   К а р а е в. - Да, я позволил Мише позвонить... видите, граждане офицеры, не такая уж и варварская советская власть, можно ведь всегла договориться, по-человечески. Вот вы против нас выступили, а мы вас практически и не наказываем даже, проявляем гуманность.
   С о л д а т. - А чего с ними, товарищ Караев, гуманничать-то, ведь хуже буржуев, офицерьё.
   К а р а е в. - Нет, Степан, ты не прав. Советской власти не нужно уничтожать всех представителей бывших правящих классов, достаточно просто перевоспитать их, дать им возможность опомниться пока не поздно и... перейти на сторону трудящихся.
   С о л д а т. - Перейдут они, как же, держи карман...
   С о б о л е в и ч. (с усмешкой) - В высшей степени справедливое замечание.
   К а р а е в. - Не стоит недооценивать нас в плане агитационных средств. Жизнь говорит сама за себя - уже сейчас власти пролетариата служат тысячи офицеров и чиновников. Конечно, многим понадобилось время, чтобы преодолеть классовые предрассудки и решиться... но они же сделали это и теперь не жалеют. Для них теперь главное - отдать все силы служению социалистическому отечеству. Вот вы всегда все кричите о вашей любви к Родине, к России... а ведь Россия теперь - советская и мы, а не вы отвечаем за её будущее счастье и строим его. А вам дороже мелкие классовые привилегии! Не страшно ли остаться на обочине истории?
   К н . П е т р. - Что тебе нужно? Ты пришел вербовать нас в большевики? Ты ведь знаешь, что это безполезно.
   Щ е г л о в. - Ха, князь, а давай мы завербуем его... в русские люди.
   К а р а е в. - Ну, ты, Мишка, как был дураком, так и остался. Но ты, Петр, умный же человек, разсуди...
   К н. П е т р. - Предпочитаю быть дураком.
   К а р а е в. - Ну, не ёрничай, послушай. Подумай о той невероятной созидательной перспективе, которую открывает для страны, а там и для всего мира, социалистическая республика - тот строй, при котором мечтали жить лучшие умы России - Пушкин, Некрасов, Достоевский, Толстой... Кончится война, настанет время мирного строительства, а ты и тебе подобные останетесь изгоями нового общества, вечными смешными злопыхателями, идеологами безвозвратно ушедшей эпохи. Вот ты считаешь себя монархистом, но ведь Царя нет и он никогда не вернется. Верность призраку монархии - сумасшествие... или сознательное бегство от реальности, социальное дезертирство.
   К н. П е т р. - Дезертир-то скорее ты. Я воевал... и продолжаю воевать.
   К а р а е в. - Ты воевал в безсмысленной войне за капиталистический передел рынков и сфер влияния. Все вы были слепыми орудиями мирового капитала в этой позорной войне.
   К н . П е т р. - Той войне, благодаря которой осуществился ваш всееврейский заговор против России и того капитала, которым немцы так щедро одаривали Ленина, а американские евреи - Бронштейна.
   К а р а е в.(резко) - Жизнь дорога тебе?
   К н. П е т р.(так же) -- Нисколько. Тем более - в твоей России.
   К а р а е в. - А мать, сестра?
   Щ е г л о в.(неожиданно изо всех сил бьет его в морду) - Что-о-о?!...
   С о б о л е в и ч. - Браво, юнкер! (хлопает в ладоши)
   Солдаты сбивают Щеглова прикладами на пол, все офицеры вскакивают, вбегают караульные.
   С о л д а т ы. - Ах, ты змеёныш юнкерской! Бей его!
   К а р а е в.(выхватив маузер, плохо владея собой) - Ненавижу сволочей!
  
   СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ.
   Т е ж е и А н н а Г е р ш е л ь (входит, с наганом в руке, в сопровождении двух матросов)
   Г е р ш е л ь. - Что здесь происходит?! Роман, что такое? Ну?!
   К а р а е в.(сразу успокаиваясь) - Да вот, Мишка, мерзавец, руки распускает... псих. (убирает маузер в кобуру, Щеглов поднимается и садится как нив чем ни бывало за стол)
   Г е р ш е л ь (Щеглову, зло) - Ах, это ты! В чем дело? Ты в Фаину стрелял, сволочь, теперь к нему прицепился, выродок? В чем дело, спрашиваю?
   К н. П е т р. - Твой муж тут угрожал нашим семьям, занимаясь примитивной вербовкой...
   Г е р ш е л ь. - А ты вообще заткнись, тебя не спрашиваю.
   К н. П е т р. (не обращая на неё внимания, Караеву) - Получил-то по заслугам. А теперь изволь объяснить твой гнусный намёк.
   К а р а е в. - Да что я вообще здесь со всякой контрреволюционной сволочью разговариваю...
   Щ е г л о в (ласково) - Перевоспитываешь...
   С о бо л е в и ч. - Ой, а меня можно повоспитывать? Глядишь, комиссаром стану, золотишка приграблю, а то жалованье-то маленькое...
   Г е р ш е л ь. - Могила вас всех перевоспитает. Жаль, нет ещё приказа...
   Т и м о ф е е в. - Да, ведь нас должны отпустить, обещали же. Посмотрим, как новая власть держит слово.
   Г е р ш е л ь. - Мы вам ничего не должны, это вы все должны отвечать за контрреволюционный мятеж. Из совета придет распоряжение, там посмотрим. (Щеглову) А тебя... герой, лично занесу в список особо опасных. В Фаину ты стрелял?
   П е р в ы й ю н к е р. - Я стрелял. Я даже могу рассказать как было дело.
   Г е р ш е л ь. - Ну, там посмотрим... Мне некогда здесь глупостями заниматься. Перевоспитывайте, если угодно, товарищ Караев. Только держите их под прицелом маузера. (стремительно уходит с матросами и караульными)
  
   СЦЕНА ПЯТАЯ.
   К а р а е в. - Итак, Петр, коротко - будешь служить пролетарской революции или...
   Щ е г л о в. - Или ты расстреляешь княгиню и Лизу, так что ли? Руки коротки!
   К а р а е в. - Нет, вы не поняли меня, оба. Я не смогу отдать подобного приказа, это абсурд.
   К н. П е т р. - Отчего же? Какое уж тут родство... твоя мать - партия, твои братья - трудящиеся всего мира...
   К а р а е в. - Нет, родство здесь не причем. Речь о другом. Я не отдам приказа о какой-либо репрессии, но... я смогу не воспрепятствовать отдаче подобного приказа. Но будет естественно гарантировать всем - и Михаилу -- неприкосновенность если ты пойдёшь служить народу... Я достаточно ясно выразился?
   К н . П е т р.(тихо) - Пошел вон.
   К а р а е в (подумав) - Как знаешь... коли тебе и их жизнь не дорога.
   К н. П е т р. - Дурак ты. Их Бог хранит, а под твоими ногами всю жизнь земля гореть будет.
   К а р а е в. - Ну, это ещё посмотрим, под чьими ногами... Ты считаешь меня подлецом, да? (пауза) Так вот, я, подлец согласно твоей старорежимной морали, сейчас же, при тебе, выпишу тебе и Михаилу пропуски. (достает бланки из планшета) Я дам вам пропуски, только мне с тобой, князь, нужно будет поговорить ещё, отдельно, в моем кабинете.
   С о л д а т ы. - Товарищ комиссар, как же так, сволочь эту отпускать?...
   М а т р о с. - Вишь ты, родичи, да ещё князья...
   К а р а е в. - Видишь, я рискую, ничего не надеясь получить взамен. Анна не поймет меня... но среди нас есть такие, которые поймут. (подписывает пропуски)
   К н. П е т р. - Я же знаю, чего эти пропуска стоят - дома через два дня и арестуют.
   К а р а е в. - А ты к Каледину же поедешь, а? Угадал? Поезжай! Всё равно твоя жизнь не имеет более смысла и твои идеалы разсыпались в прах, а я - торжествую!
   Щ е г л о в. - Глупо и примитивно, эта твоя мелодрама.
   К а р а е в. - Торжествую!
   Н и к о л а е в (тихо, Тимофееву) - Сумасшедший, что ли?
   Т и м о ф е е в (так же) - Нисколько! Просто врет себе и другим...
   К н. П е т р. - Не возьму я твои пропуски, сам знаешь. Иди к своей еврейке, строить счастье будущих поколений пролетариев, а я останусь наедине с моеми идеалами. Мы живем в разных вселенных, которые никогда не пересекутся.
   К а р а е в. - Прекрасно. (кладет пропуски на стол и уходит с солдатами и матросом)
   О ф и ц е р ы и ю н к е р а (наблюдавшие сцену, но почти ничего не слышавшие из диалога) - Что за чушь! Пропуски дал, кажется! Ненормальный? Так что же сказал, отпустят? Что сказали, господа? (сутолока)
   Т и м о ф е е в. - Ничего, ничего! Вероятно, отпустят! Скоро всё выяснится, господа!
   А л и б е к о в. - А пропуска и правда оставил... Вот мы на них рыбу и порежем, не возражаете, князь?
   К н. П е т р. - Ну, тогда я и рыбу есть не буду...
   А л и б е к о в (смеется) - Понимаю! Но, всё же, рыба-то не виновата! (разсматривает бумаги) Господа! На пропусках не проставлен имена! В остальном они в порядке... (водворяется тишина) Разумеется, я вынужден немедленно уничтожить эти документы... если только.. кто-либо из присутствующих... гм... раненых офицеров...
  
  
   СЦЕНА ШЕСТАЯ.
   О ф и ц е р ы, ю н к е р а и группа с о л д а т из семи человек, среди которых - К о н д р а т и й (входят с шумом и руганью, на возражения караула „Куда прешь?“ отвечают криками: „По приказанию совета!“ „В расход отправлять повезем“).
   А л и б е к о в. - Господа! Есть ли раненые? Господа!
   Т и м о ф е е в. - Рвите, пропуск Джемаль, посмотрите на конвойных! На расстрел поведут!
   А л и б е к о в. - К шайтану большевиков! (рвет пропуска)
   С о л д а т ы. - Стройся, выходи, контра, мать вашу! (сутолока, арестованных выталкивают одного за
   другим)
   К о н д р а т и й (подходит к князю, делая вид, что толкает его, вполголоса) - Сергей Георгиевич, это свои, мы вас спасем. (громко) Ну, шевелись!
   К н. П е т р (Кондратию) - Я уж понял, когда тебя увидел...
   К о н д р а т и й (кричит караульным) - Чего столпились? Без вас, чай, справимся, вишь - специальный конвой Совета!
   С о б о л е в и ч (нагибаясь к сапогу за браунингом) - Черт, сволочи, чего ждать с вами!
   К н. П е т р. (заметив его жест) - Поручик, не сейчас, приказываю вам, оставьте! Я всё объясню... идите...
   С о б о л е в и ч. - Что такое?...
   К н. П е т р. (окружающим его офицерам)- Мessieurs, calmons-nous, cЄest une diversion de nos amis, du calme, messieurs, on vient de me le dire!
   С о л д а т ы. - Давай, давай, пошевеливайся!
  
   Все уходят.
  
   КОНЕЦ ВТОРОГО ДЕЙСТВИЯ.
  
  
  
  
  
   ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ.
  
   Лето 1919 года, Харьков. Кабинет замначконтрразведки капитана Соболевича. Посередине накрыт небольшой столик с вином и закуской, за которым ужинают подпоручик Н и к о л а е в и С о б о л е в и ч.
  
   СЦЕНА ПЕРВАЯ.
   Н и к о л а е в. - Зря мы остались, Серж, все наши в „Метрополе“ договорились к восьми... Может соберемся, а?
   С о б о л е в и ч. - Ещё много времени остается, проголодаемся ещё. Да и работа есть. У меня отчет по розыскной работе за месяц, потом ещё дебальцевское дело. Потом, если откровенно, надоело по кабакам сидеть, будто других развлечений нет. Всё у них одно и то же -- французы, учредиловка, Версаль... Скука смертная, в сущности, правда?
   Н и к о л а е в. - От скуки все нормальные люди на фронте спасаются. Вот у меня нога заживет, ни дня дольше у тебя тут не останусь, сразу в часть.
   С о б о л е в и ч. - Скатертью дорога, мон шер. Только с какой стати штаб - это вдруг „у меня“? Моя ничтожная личность того явно не заслуживает.
   Н и к о л а е в. - Да потому что, кроме тебя, тут и поговорить толком не с кем. В тылу удивительно как всё надоедает, даже водка.
   С о б о л е в и ч. - Третьего дня ты явно придерживался другого мнения.
   Н и к о л а е в. - CЄest plutТt une exception qui confirme la rХgle, cher ami.*
   С о б о л е в и ч. - Гм... н-да. (пауза) Знаешь, я часто вспоминаю корниловский поход, но... как сказать... не столько конкретные обстоятельства или личности, а что-то иное, атмосферу что ли, зимние ночи, вьюги, переходы, чудную близость смерти...И вот - кажется, если бы можно было вернуться в тот ледовый поход, то я бы пожелал оставаться в нём хоть вечно. Вот тут говорят, что Соболевич сумасшедший...и поход тот был сумасшедший, и я был счастлив.
   Н и к о л а е в. - Ну, ты всё поэзию... Хотя ты прав, конечно... Измельчилось как-то всё. Ну ничего, большевиков разобьем, ещё повоюем, с Польшей какой-нибудь или Венгрией, а не то - японский реванш!
   С о б о л е в и ч. - Охота тебе будет в Японию лезть...
   Н и к о л а е в. - А ты как престиж законной власти думаешь укреплять? Раздачей бесплатных леденцов по праздникам?
   С о б о л е в и ч. (зевает) - Глупости... Крепче виселицы власть ничто никогда не укрепит. Вешать хоть редко, да метко, и всё будет в идеальном порядке. И никакой тебе демократии. Кррасота !
   Н и к о л а е в. - Слыхал, в Москве для красных главарей уже вагоны бывшего царского поезда приготовлены для эвакуации в любой момент, прямо в Швецию.
   С о б о л е в и ч. - А мы их с аэропланов бомбами засыпем. В котлету ! в порошок! (Стук в дверь) Да! Кто там!
  
   СЦЕНА ВТОРАЯ.
   Т е ж е, у н т е р - о ф и ц е р контрразведки, потом полковник к н я з ь П е т р.
   У н т е р. (входит) - Разрешите доложить, господин капитан! К вам полковник Переславский, по личному делу.
   С о б о л е в и ч. - О, князь, сюрпризом этаким ! С фронта ведь! (он и Николаев идут и встречают князя в дверях. У Переславского рука на перевязи) Да здравствует князь!
   Н и к о л а е в. - Добрались-таки до нас! (обнимаются) Как это вас угораздило, где ?...
   К н. П е т р. - Очень рад, господа... Я тут к генералу в оперативный и сразу к вам... Ранение - ерунда. (рассаживаются)
   С о б о л е в и ч. (унтеру) - Можешь идти, братец.
   У н т е р. - Слушаюсь, господин капитан. (уходит)
   С о б о л е в и ч. - Ну, князь, угощайтесь, чем богаты... Окорок вот отличный... (разливает вино) Ну-с, прежде всего - за встречу! (пьют) Будьте здоровы, полковник.
   Н и к о л а е в. - Рассказывайте же, князь, как там ? Что дроздовцы ? Что Мамонтов ?
   С о б о л е в и ч. - Да, да, но вы кушайте прежде, закусывайте.
   К н. П е т р. - Благодарю... Я ведь только час назад приехал. Что фронт ? Бежать вперед-то мы бежим, но ведь выдыхаемся, силенок маловато. На помощь союзников понадеялись, боюсь, как бы раскаиваться не пришлось. Не подумайте, что пораженствую, просто - благодушествуют как-то чрезмерно в командовании.
   С о б о л е в и ч. - Что верно, то верно ! Развели какие-то кубанские рады, земства... в такое время ! Военная диктатура до полного усмирения бандитов - вот что России нынче нужно.
   Н и к о л а е в. - И мобилизация повсеместная.
   К н . П е т р . - Да, безусловно, господа, я согласен с вами, но... сами видите, что творится. Нет политической твердой руки, хотя военных талантов сколько угодно. У меня вот даже денщик, из рабочих, говорит, мол, ежели бы Царя спасли да взялся бы он за Армию, давно бы в Москве были бы.
   С о б о л е в и ч. - Колчака признали, а пример с его военного управления не берем, либеральничаем - потому и не в Москве. (пауза) Кстати, князь, вот вы сейчас в штаб и т . д., вам там обо мне скажут, что я сумасшедший, так что можете не говорить, что у меня были.
   К н . П е т р. (смеясь) - Как это - сумасшедший ?... А ну-ка, racontez-moi cela...
   С о б о л е в и ч. - О, прежде я расскажу вам, почему я после ранения под Киевом оказался в контрразведке. Вы ведь помните мое кредо - уничтожать красных физически всеми способами, до последнего издыхания. Это смысл и спорт моей жизни. Вот мне предлагали тут какие-то интендатства, я отказался, и вот поступил сюда, во святая святых, так сказать. По обычаю всех
   заместителей скажу, что полковник наш чудный человек, но вся работа на мне. Но что это за работа ! Вот вам тут, может быть, расскажут неизвестно что, но в действительности всякое физическое воздействие мне категорически противно... (смеется) исключение составляют, разве что, расстрел и повешение... Вот вы, князь у нас богослов... и я, в некотором роде, также. Я как-то, валяясь в госпитале после Тихорецкой, уразумел, что в этой войне и в этой революции стратегия и тактика и вообще победа оружия решительно ничего не значит. Побеждает только дух, а именно дух истины, наш , русский. Большевики не смогут, конечно, истребить нашу правду, но вопрос уже в другом - верны ли мы, Добрармия и Омское Правительство этой правде ? ... От этого-то всё и зависит.
   К н. П е т р. - Согласен. И это кого-нибудь удивляет здесь ?
   С о б о л е в и ч. - Ах, нет, я пока не о том, что удивляет... Это - теоретическая база, так сказать. Но есть и практика, и она необходима, уверяю вас, князь. Необходима, но несколько специфична. Я назвал это „сеансами идеологических пыток“. Повторю, никакого физического воздействия, только слово.
   К н. П е т р. - Я заинтригован...хотя и не совсем понимаю о чем речь.
   С о б о л е в и ч. - К сожалению, рассказать об этом невозможно... можно только продемонстрировать. И как нельзя более кстати у меня здесь содержится любопытнейший экземпляр... ваша давняя знакомая, князь.
   К н. П е т р. - Погодите...неужели Анна Караева, курсистка и московская комиссарша ?!
   С о б о л е в и ч. - Именно-с. Вот, рекомендую, кстати, сантуринское... из погребов одного небедного еврейчика-марксиста.
   Н и к о л а е в. - А к нему вот кашерного окорочка...
   С о б о л е в и ч. - Да ведь она не одна попалась. С супругом.
   К н . П е т р. (в изумлении) - Что ?! И он здесь ?...
   С о б о л е в и ч. - О нет, не тот о ком вы подумали, князь. Некто Мардохай Израилевич Фейерсон, бывший шмуклер, с недавнего времени именующий себя комиссаром Артемом Железным... хм... так сказать, очередной революционный муж мадам. Из Белгорода отступали товарищи, да награбленное в авто не вмещалось, вот досада... а бросать жалко. Ну и угодили под казачьи нагайки, пока подводу искали. Не расстреляли сразу, поскольку шифрованные бумаги и всё такое... оперативный отдел заинтересовался. Но теперь оба мои и завтра с утра пораньше должны бы в расход пойти, конечно. Но прежде, князь, позвольте вас сеансом попотчевать. (идет к двери) Григорий !
   Г о л о с у н т е р а. - Слушаю, господин капитан !
   С о б о л е в и ч. - Доставь-ка мне, братец, тех двоих комиссаров, да конвойных возьми Платонова и Хутыненко.
   Г о л о с у н т е р а. - Жидов-то, господин капитан ? Слушаю !
   С о б о л е в и ч. (возвращается к столу) -- Это будет поучительно, князь.
   Н и к о л а е в. (смеется) - Ещё бы ! Психолог !
   К н. П е т р. (брезгливо) - Знаете, господа, может я пойду ? Безусловно, я рад был увидеться с вами, но... поймите, мне будет неприятно видеть эту... Гершель, или как там её теперь... и вообще, зачем ?... Расстрелять так расстрелять. Лично мне с ней говорить не о чем, как впрочем и со всеми ей подобными.
   С о б о л е в и ч. - Неприятно, но любопытно, так ?
   К н. П е т р. - Положим, так, но...
   Н и к о л а е в. - Нет, нет, князь, вы в плену у контрразведки теперь, да и куда пойдете, в штабе почти уже никого и нет в эту пору. Ну а комиссарша, ну её, вправду... отменим сеанс, чёрт с ними, с большевиками!
   С о б о л е в и ч. - Да ведь уж приведут сейчас. Нет, нет ! Фатум ! Не оставляйте же нас грешных, князь, право, не оставляйте. Прелюбопытное животное эта дамочка... Кстати, что же я тут с вами сижу, князь, и не удосужился до сей поры сообщить преинтересное известие о бывшем муже этой Гершель, то бишь том самом вашем героическом кузене ?
   К н. П е т р. - А что она рассказала ?
   С о б о л е в и ч. - О ! Это вправду интересно. Караев продержался в комиссарах до июля прошлого года, но на фронтах не был, кажется всё так... чиновником по особым поручениям. Но, судя по кое-каким документам и косвенным сведениям, состояние награбил неплохое. А теперь его бывшая супруга хает его на чем свет стоит, мол, тогда-то, где-то в конце лета восемнадцатого, он якобы перешел к Колчаку... то есть вначале в Народную Армию Самарского правительства, а потом к Уфимской директории, ну и так далее. Предатель, говорит, и всё такое. Не преминула даже и на допросе похвастать своей женской интуицией, мол, давно подозревала, что с Караевым что-то неладно было, больно много вопросов задавал себе и людям, в общем, мудрствовал лукаво. Такой вот реприманд неожиданный. Любопытно, правда, князь ?
   К н. П е т р. - Н-да, реприманд... Я, конечно, не верю в его искренность, но... одному Богу известно, что ему взбрело в голову. Вероятнее всего просто - тактика флюгера.
   Н и к о л а е в. - Что ж, такова суть большевиков - куда ветер дует, туда и мы... Материализм !
   С о б о л е в и ч. - Ну, материализм-то, положим, русскому человеку как корове седло.
   К н. П е т р. - Так ведь и корову можно под этим самым седлом всю жизнь заставить проходить, очень просто. А шкурничество у нас с некоторых пор даже и в армии в почете.
   Н и к о л а е в. - Н-да... богатыри - не вы ! (пауза)
   С о б о л е в и ч. -- А что, каково сантуринское ?
   К н. П е т р. - Невразумительное какое-то, если честно.
   С о б о л е в и ч. - Невразумительное как лозунг непредрешенчества. Но вино-то не отравлено, князь. Пейте на здоровье.
   Пауза. Офицеры пьют и закусывают.
   К н. П е т р. (задумчиво) -- А вдруг Анна Гершель знает что-нибудь о судьбе мамы и Лизы...
   Н и к о л а е в. - Простите, князь, но вы, кажется получили тогда в Ростове известие о смерти Щеглова, который был арестован с ними на вокзале ?
   К н. П е т р. - Да, Миша вызвался сопровождать наши семьи до Харькова, а потом обещал быть в Новочеркасске... Но арестовали всех или только его, я так никогда и не узнал. Но - полтора года без известий... Каждый день Бога молю хранить их, если живы...
   С о б о л е в и ч. - Может быть, может быть...
  
   СЦЕНА ТРЕТЬЯ.
   Т е ж е, у н т е р - о ф и ц е р, к о н в о й н ы е.
   У н т е р. - Разрешите доложить, господин капитан ?... Комиссаров как прикажете, тотчас привести ?..
   С о б о л е в и ч. - Да, да, пусть приведут ; и конвойных сюда с ними.
   У н т е р. - Слушаю, господин капитан. (выходит и тотчас возвращается с к о н в о й н ы м и ведущими Ф е й е р с о н а и А н н у Г е р ш е л ь.)
   Н и к о л а е в. - А вот и товарищи !
   С о б о л е в и ч. - Позвольте представить - палачи русского народа, профессиональные вампиры, ядовитейшие гады из зверинца харьковской контрразведки...
   Г е р ш е л ь. - Заткнись, сволочь кадетская...
   С о б о л е в и ч. - Простите, умолкаю...
   Г е р ш е л ь. (увидев князя, злобно) - А, это ты... тоже... в палачах у них ходишь, значит ? Ну, и что надо ?
   Ф е й е р с о н. - Говорить нам с вами не о чем, предупреждаю заранее...
   С о б о л е в и ч. - Простите, но мне кажется, вы слишком несправедливы к князю Петру Георгиевичу... Ибо он не имеет несчастья служить в контрразведке ни вообще в тылу. Человек с фронта, ранен вот, видите ? Что ж напраслину-то возводить ? Палач тут только я, и, знаете, весьма горжусь этим обстоятельством. Ведь я не просто палач, а именно привожу в исполнение приговор Божьего суда и русского народа в отношении кровопийц и зверей вроде вас, например. Но прежде мы начнем наш с вами разговор, извольте ответить на вопросы господина полковника.
   К н. П е т р. - (с нетерпением) - Что вы знаете о судьбе моей семьи ? Мне известно только, что Михаил был расстрелян в конце ноября, в Москве...но с ним были наши семьи, княгиня Людмила Николаевна , Лиза, Агафья Платоновна... Известно ли что-нибудь о них ?
   Г е р ш е л ь. (усмехаясь) - Ах, вон оно что... Понимаю. Долго ж ты искал, с тех пор мог бы и разузнать. Но нет, разочарую - не знаю ничего о них, но из ста шансов у них было тогда вряд ли больше , ну... десяти, а уж стого времени, сам понимаешь, что сто раз то же самое могло произойти. Буржуазию советская власть крепко прижала. Да и что за жизнь была бы твоим князьям в советской республике ? Ни тебе горничных, ни дач, ни вин французских, ни шляпок по пятьсот рублей...
   Н и к о л а е в. - (вскакивает) А тебе знаешь какая жизнь будет в свободной России, а, ты.... мразь жидовская, а ?...
   С о б о л е в и ч. - Mais enfin, du calme, mon cher, le sang-froid avant tout.*
   Н и к о л а е в. - Сволочь бандитская...
   Г е р ш е л ь. - В вашей свободной России ? Известно какая жизнь: с пулей в черепе или с пеньковым галстуком на шее. Только не будет вам такой свободной России, не будет !
   С о б о л е в и ч. - Если Ленин останется в Кремле то я с вами совершенно согласен, никакой свободной России нам не видать.
   Ф е й е р с о н. - Не придирайтесь к словам в конце концов ! Говорите зачем вызывали.
   Со б о л е в и ч. - Так вот затем, изволите ли видеть, чтобы судить вас ... да, именно, судить тем самым судом, которым вы якобы намереваетесь в будущем, после победы революции, судить нас, ваших врагов, то есть судом народным. Рабоче-крестьянским. Что скажете ?
   Ф е й е р с о н. - Что вы там выдумываете, какой ещё народный суд в белой контрразведке ?...
   Г е р ш е л ь. (Фейерсону) - Молчи уж лучше... Ты коммунистом умереть хочешь или как ?
   К н . П е т р. - Что вы ещё придумали такое ?...
   С о б о л е в и ч. - Объясню. Вот эти господа революционеры претендуют, как известно, на роль освободителей угнетенных классов, то есть беднейших, и действуют, по их словам, в пользу и от имени этих классов. Превосходно ! Составим теперь же трибунал. Григорий вот будет председателем суда, происхождение у него самое что ни на есть пролетарское. Платонов !
   Хутыненко ! Вы - члены суда. Вам, господа, объясню : трибунал, приговоры коего, кстати, мы всегда неукоснительно приводим в исполнение, это один из моих любимых... гм... идеологических сеансов... я бы сказал даже: психологических этюдов. Итак, задаем вопрос суду: какие обвинения предъявить подсудимым большевикам ? Господин председатель суда, прошу высказаться первым.
   У н т е р. - (угрюмо) А что, господин капитан, сами знаете, что это за сволочь. Далеко и ходить не надо: я сам из Киева, всем известно что они там творили, нехристи. Людей запросто резали, из куражу просто, даже если и пограбить нечего было. Нас в семье два брата да четыре сестры, все в городе были. Одна старшая сестра и выжила, всех то в чеке, то так... жиды да красноармейцы порезали. Деток малых и тех не жалели, семьями так и убивали. А эти двое, знаю, и в Москве и в Харькове в чеке кровь лили. Известное дело. Таких вешать нельзя, больно много чести. Им особую смерть надобно.
   С о б о л е в и ч. - Я рад, что подсудимые благоразумно хранят молчание. Георгий, что ты скажешь ?
   1 - й с о л д а т. - В Киеве не знаю, а у нас в Моршанском уезде, под Тамбовом, разверсткой деревни мучают. Везде лютуют, а уж если мир побогаче, дворы покрепче, так и всё село бывало в расход пускали. Так то в прошлом годе ещё, а сейчас, говорят, совсем осатанели, зверюги. Так что чего уж тут разговоры разговаривать, дело известное... уж простите, Ваше благородие.
   Н и к о л а е в. - Платонов, ты ведь красноармейцем был ? или я путаю ?
   1 - й с о л д а т. - Как же, Ваше благородие, мобилизовали. Ну, и почитай на второй же неделе у наших оказался, слава Тебе Господи. У нас много народа с нашей губернии прибегло.
   К н . П е т р. - Да, крестьяне самые верные наши союзники в Центральной России. Красные теряют таким образом около половины мобилизованных.
   Н и к о л а е в. - Дай-то Бог, князь, дай-то Бог...
   С о б о л е в. - Продолжим. Михайло, что ты скажешь ?
   2 - й со л д а т. - Мы-то станичники, нам, знамо, большевик хуже чечена. У нас позапрошлой
   зимой станичный круг нейтралитет-то проголосовал, да толку мало стало: также грабили, как и
   у других, разве что не пожгли. А коммиссары , так те особо куражились: тем не столько пограбить, сколько пытать да насильничать. За собой по станице гимназисток ростовских да дочерей офицерских возили, лет по четырнадцати девочкам - лютовали открыто, пока до смер-
   ти не умучили... Жуть, как вспомнишь... Так что коли Ваше благородие как в прошлый раз и этих нам отдать изволите, мы уж по-казацки разберемся, легкой смертью не умрут.
   С о б о л е в и ч. - Спасибо. Итак, суд состоялся. Настоящий, рабоче-крестьянский, без тлетворного влияния гнилой буржуазной интеллигенции. Мы слышали свидетельства деятельности организации грабителей и убийц, к которой обвиняемые принадлежат уже более двух лет. Организация именуется партией большевиков. Что скажут подсудимые в свою защиту? (молчание) Сказать вам действительно нечего, понимаю...
   Ф е й е р с о н. - Философствовать, знаете, было бы неплохо в другом месте и в другое время. На войне как на войне, говорить нам не о чем. Вашими осваговскими фарсами нас не разжалобишь...
   Г е р ш е л ь. - Ну и дурак же ты, ...
   С о б о л е в и ч. (вскакивая, кричит) - Фарс !! О да !! Для вас, выродков, мир Божий - всё фарс, кровь младенцев - комедия, муки России - забава !! О, людоеды, кровавые твари, нелюди, убивающие и сами умирающие во имя подлейшей, гнилой лжи, мерзее которой... а, вижу. (откидывается на стул) Вот оно ! Вот-с, господа, видите ли... (неестественно смеется) Видите - в их глазах страх, ужас. В их словах изначально никогда не было ни грана правды, они захлебнулись во лжи как в собственных экскрементах и понимают, прекрасно понимают это... и им страшно. Бандитская жизнь, собачья смерть... Каково - смерть от рук того самого народа, которому ты лгал, что борешься за его счастье. Я счастлив, всякий раз когда вижу этот страх и разоблачаю его истинные причины.
   Н и к о л а е в. - Да зачем, вообще ? Их ведь переубеждать уже поздновато, кажется. Так что зачем ? Драматургический инерес ?
   С о б о л е в и ч. (улыбаясь) - А вот князь Петр знает. Он, вижу, понял поэзию момента.
   К н . П е т р. - Да, в самом деле... (обращаясь к пленным коммиссарам) Вам впрочем всегда было ясно, хотя вы и глушили в себе эту мысль, что ваше дело, все эти марксизмы с революциями, всё мертворожденно. Дешевейший пафос уездной актрисы-кокаинистки, балаганные лозунги. Ведь ваша ложь самоубийственна и вы никогда не победите, поскольку уже заранее проиграли любую войну. Гунны и Чингисхан побеждали, так как им и в голову не приходило уверять народы в том, что они несут им светлое будущее. Звери-кочевники не лгали ни себе ни своим жертвам, ваша же „борьба“ подлее самой лжи, кажется . Большевики ведь просто ничтожны в своем грабительском угаре. Гадость какая - у власти трусы с душонкой карманника с Хитровки. Так и кончите все, корчиться от омерзения к самим себе будете, к Богу взывать. А уж у России-то раны заживут быстро, будьте уверены; ну а плевать в сторону ваших могил народ русский, думаю, не забудет .
   С о б о л е в и ч. - Спасибо, князь. Итак, что же, господа ? Приговор - собачья смерть. Исполнение народного приговора производится самими судьями. Я искренне благодарю суд. Уведите арестованных.
   Ф е й е р с о н. - Сумасшедшие какие-то... Что вы сделаете с нами ?!
   У н т е р. - Пошел... ну! Сделаем то, что сам со своей жидовкой людям православным делал.
   2- й к о н в о й н ы й. - Аль забыл ? Ужо напомним... (Уходят, уводя арестованных)
  
   СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ.
   К н. П е т р, С о б о л е в и ч, Н и к о л а е в.
   Н и к о л а е в. - (после некоторого молчания) -- Выпьемте, господа. Может, и тост ?
   К н . П е т р. - Что ж... За Россию, да за Божью правду.
   Пьют и закусывают.
   Н и к о л а е в. - И что же они с ними сотворят, интересно, а?
   С о б о л е в и ч. - Ну, не знаю... У Хутыненко, к примеру, не один способ прерывания, так сказать, биологического существования большевиков. Есть излюбленные - сдирание кожи по-чеченски с просолкою, обработка шампурами по-татарски, закапывание в тлеющие уголья по-калмыцки...
   К н. П е т р. - Н-да... православное наше воинство... Да и мы тоже хороши, что на фронте, что в тылу...
   Н и к о л а е в. - Un vrai grand-chef dЄ un restaurant parisien ! „Cлавянский базар“ да и только.
   С о б о л е в и ч. - Не порть мне аппетит и эстетику жизни... Кстати, насчет деликатесов, вот-с, прошу покорнейше вот эту котлетку-с... Первейшая из здешних закусок. Впрочем, их когда-то превосходно приготовляли в том самом „Славянском базаре“...
   Н и к о л а е в. - Было время !
   С о б о л е в и ч. - О да !
   К н. П е т р. - И часто вот так каннибальствуете под разговор о жареных комиссарах ?
   Н и к о л а е в. - А что, для желудка вредно беседовать о большевиках во время еды ?
   С о б о л е в и ч. - На фронте, думаю, да ! Наливайте же себе, князь, Сен-жюльен - приличное вино, вот только, жаль, теперь оно всё реже встречается в торговле.
   Н и к о л а е в. - А ещё союзники, виноделы-то наши версальские...
   К н. П е т р. -- (смеется) Вот придет же мысль в голову... вспомнилось...хотел сказать: надобно бы тост за Время... чтобы не остановилось...
   Н и к о л а е в. - Гм... тонко, тонко. Только немного Северяниным отдает
   С о б о л е в и ч. - О да! Гм... А правда. Всё равно ведь остановилось... (задумавшись на минуту) Да-с, именно... без времени бытийствуем. Гм...то есть в безвременье и безпространственности. Так что... Ваше здоровье, господа
   Пьют и закусывают.
   К н. П е т р. - Нет, знаете, господа, в самом деле... Я объяснюсь. Я уже думал об этом вполне определенно... Со дня ухода Государя время остановилось в России. Нет истории больше - всё как во сне или в дурном кинематографе. Безвозвратно ушла одна Россия, другой нет ещё... и будет ли, кто знает. Вот оно и есть - безвременье. Неужели у вас не было этого чувства, пусть сквозь войну, надежды, суету ? Не было ?
   С о б о л е в и ч. - Чего уж там только не было. Мрак, хаос, Вселенная в тартар летящая и напевающая похабные солдатские песни...
   Н и к о л а е в. - Да уж... Впрочем, князь, вы мои мысли повторяете почти точь-в-точь, признаюсь. Ещё на фронте, под Ригой, до ранения, до перевода в Москву... Думал о Государе, думал. И вслух думал. Что же ? Офицеры же мне рот и затыкали. Кто со страха, кто по убеждениям. Были и монархисты, единомышленники, и немало, но всё как-то не клеился разговор, даже странно вспоминать. Вялые мы были какие-то.
   К н. П е т р. - (смеется) А я в мае семнадцатого, помню, с одним штабным ротмистром чуть на дуэль не вышел из-за споров о монархии. Правда, формально я был неправ, оскорбление исходило от меня...
   Н и к о л а е в. - Наш абрек был молод и горяч!
   С о б о л е в и ч. - Есть идея, князь ! Поедемте в „Метрополь“, там сесь штаб нынче пьянствует, вот уж там и побеседуем с господами либерально-умеренных направлений.
   Н и к о л а е в. - О, там таковых пруд пруди.... надо попотчевать князя нашим парламентом.
   К н . П е т р. - Да нет ли кого ещё из хороших общих знакомых ? Армейских прежде всего, конечно.
   Н и к о л а е в. - Хороших, хороших... гм... как же, поручик Веселовский здесь, Джемаль-хан, фон Штеглиц, князь Вяземский, это из наших московских, ну а из новочеркасских... человек не меньше десятка наберется. Да что говорить да вспоминать, капитан прав, поедем теперь же в „Метрополь“, там и посмотрим кто да что. Кстати, место дорогое, да и город весь так же, ведь понаехало тут... золото пудами возят. Деньги-то есть, князь ? Не то займем, если что, пожертвованье без сроков ни процентов, а ? Фронт, думаю не балует ?
   К н. П е т р. - (смеется) Да нет, спасибо, на паперть как-нибудь в другой раз встану... Оставили и нам заветных тысячонок с десяток да две дюжины голландских рубашек...
   Н и к о л а е в. - А на мыло придающее изумительную белизну и нежность шее большевики сами давали, да не взял, а ?
   К н. П е т р. - Вот-вот... Что ж, господа, я не прочь, поедемте, покажете мне вашу государственную думу харьковского созыва.
   Н и к о л а е в. - Скажите лучше: разлива, князь. Ибо там воистину море разливанное...
   С о б о л е в и ч. - Вот и прекрасно. Едем.
   К н. П е т р. - Едем. (встают, одеваются)
  
   СЦЕНА ПЯТАЯ.
   Входит полковник Д ж е м а л ь - А л и б е к о в.
   С о б о л е в и ч. - Господин полковник ! А мы уже того... собрались.
   Д ж е м а л ь - А л и б е к о в . - О ! Князь Переславский ! С фронта ? Ранены ? Рад приветствовать в нашем штабном змеином гнезде! Надеюсь, капитан везет Вас не в „Метрополь“?
   К н. П е т р. - (смеется) Я также очень рад Вас видеть, полковник... Именно в „Метрополь мы и собирались...
   Д ж е м а л ь - А л и б е к о в. - Отставить, господа, отставить, прошу Вас... Это только повредит раненому, как морально так, быть может, и физически. Весь оперативный сейчас сидит просто у генерала и сочетает приятное с бесполезным: за ужином обсуждается новость о нашем поражении в тульском направлении.
   Н и к о л а е в. - Вот те на, а мы тут сидели, ни сном, ни духом...
   К н. П е т р. - У меня как предчувствие было - сорвется наступление. И что же ?
   Д ж е м а л ь - А л и б е к о в. - В двух словах не расскажешь... Но Троцкий, кажется, передумал бежать Америку. Пойдемте же, господа, я вижу, вы готовы уже были идти ? По дороге расскажу.
   К н. П е т р. - Ох, нехорошее чувство у меня последние дни... нехорошее.
   Н и к о л а е в. - Ну. Не паникуйте же, князь, Господь Россию спасет.
   К н. П е т р. - Господь всегда спасает, да мы-то все, кажется, Россию скорее губим... Впрочем, уныние - грех.
   С о б о л е в и ч. - Знаете, с марта семнадцатого, в нашем безвременье это всё уже не имеет никакого значения. Пойдемте, господа, я закрываю кабинет. (Все уходят, Соболевич тушит свет и уходит последним, запирая дверь на ключ. На полностью темную сцену не сразу и очень медленно опускается занавес).
  
   КОНЕЦ ТРЕТЬЕГО ДЕЙСТВИЯ.
  
  
  
  
  
  
  
   ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ.
  
   1933 год, один из новых сибирских лагерей. Место действия представляет собой большой „благоустроенный“ барак разделенный на две половины - небольшая санчасть (ряды нар, на которых лежат умирающие) и КВЧ лагеря. В этой последней части - несколько грубо оструганных столов, заваленных бумагами, примитивные книжные „шкафы“, табуретки, печка,
   на стенах - плакаты, стенгазеты, диаграммы и т. п. На видном месте - портрет Сталина. Летний вечер. В КВЧ сидят, рисуя стенгазету, расстеленную на полу, К н я з ь П е р е с л а в с к и й и К а р а е в. Среди умирающих, лежащих в санчасти - О т е ц А р и с т а р х.
  
  
  
   СЦЕНА ПЕРВАЯ.
   К н. П е т р. - Вот чорт, опять „индустриализация“ не поместится... Может вообще всю фразу вот в этот угол, а ?
   К а р а е в. - А можно, какая разница... а то мы тут до утра промучаемся. (пауза) Пойду брату отвара ещё понесу, он наверное тот уже выпил. (Идет к печке, заваривает в кружке траву и идет в санчасть, к О. А р и с т а р х у).
   К н. П е т р. (про себя) - Индустриализация... пролетаризация... материализация... канализация... Чорт бы побрал этих недоучившихся гимназистов...
   К а р а е в. - Отче, как ты ? Давай, выпей вот, сейчас только остынет маленько...
   О. А р и с т а р х. (слабеющим голосом) - Это ты, Рома... Спаси тебя Господи. Лучше мне, слава Богу... (садится на нарах)
   К а р а е в. - Завтра, говорили, треска будет. У нас с Петром блат, нам опять ударный дадут.
   О. А р и с т а р х. - Знаешь, вы с Петей мне-то свою пайку не носите, сами еле ноги волочите. Мне куда столько - движения-то почти нет, расхода топлива никакого, только чрево тешить. Почитай, воздухом бы одним и питался.
   К а р а е в. - Э, смотри, Отче, руки не опускай, так не годится... Тебе ещё жить да жить. Что, неправда ?
   О. А р и с т а р х. -- Жить, да не здесь. Ну да ничего, всё в руце Божией. (пьёт отвар) Кто траву-то собрал?
   К а р а е в. - А ты его не знаешь... Иван Коровин, с третьего барака. Здешний, чалдон таёжный.
   О. А р и с т а р х. - (осеняя себя крестным знамением) Спаси, Господи и помилуй раба Твоего Иоанна, даруй ему , Господи, здравие и терпение в обстоянии. (пауза) Ну всё, пойду-ка к пастве моей. Умирают ведь потихоньку, ко Господу отходят... (достает из-под подушки потрепанную епитрахиль и надевает) Вот я вроде врача здесь, видишь. Обход теперь. Пойду.
   К а р а е в. - Иди, отче, а то неровен час опер к нам нагрянет. Ну да я тебя предупрежу, как в прошлый раз.
   О. А р и с т а р х. - Да опер-то и не зайдет в наш этот муруар... И что он мне ? Кесарю кесарево, а Божьего он и не тронет, обожжется. Пойду. (отходит вглубь санчасти, Караев возвращается в КВЧ)
   К н. П е т р. - Ну, как он ?
   К а р а е в. - Плохо. Думаю, уж дойдет скоро.
   К н. П е т р. - Исповедать пошел ? Тем и живет... Нам бы такой конец.
   К а р а е в. - Не знаю...умом-то понимаю всё это, и сам хотел бы вот так же, но... не знаю. Я и молиться-то не могу. Ничего уж не могу, кажется...
   К н . П е т р. - Не тебе судить, вообще-то, что ты можешь или не можешь... Живи пред Богом... немудрено это. На брата смотри, легче будет. (пауза)
   К а р а е в. - Сегодня Калманов повесился, слышал ?
   К н. П е т р. - Который на воле комполка был ? Ну, неудивительно. Коммунистом жил, коммунистом помер. Самая большевицкая смертушка - с петлей на шее. И неважно, в общем, кто её им накидывает.
   К а р а е в. - Врёшь ты всё, Петя. Ты искренних, настоящих большевиков и не видел, не знаешь. У них вера, такая же религия, такой же огонь в сердце. Не за Сталиных же боролись, о другом мечтали.
   К н. П е т р. - (прекращает работу, садится на стул перед Караевым ) Послушай, Роман, если тебе угодно каждый день устраивать со мной политико-академический диспут, изволь. Но глупостей-то хоть не говори, ради Бога, а ?
   К а р а е в. - А что, неправда, разве?...
   К н . П е т р. - Ну, что касается их веры да огня, тут всё ясно: вера в светлое будущее, то бишь в калорийные обеды от пуза и теплые клозеты... ну и огонь тоже... известного серно-смоляного происхождения. Другое любопытно : как эти твои столь идеологически религиозные товарищи надоумились ради этих своих... светлых будущих испохабить весьма неплохое настоящее перебив при этом пару миллионов тех, чьим детям, собственно, светлое будущее и предназначалось ? Кто им так мозги набекрень повернул, а ? Кто ? Реббе Маркс ? Слащавый яснополянский развратник? Банда сифилитиков и наркоманов, выгнанных из кагала ввиду полной никчемности ? Немецкий генштаб ? Кто ? Ведь ты и сам не знаешь, верно, хотя в неосведомленности о их грязных проделках тебя уж никак не обвинить...
   К а р а е в. - Послушай, я не апологет большевизма, ты это знаешь... Просто верю, что и в этой системе есть люди, искренне работающие на благо России. Только и всего. И ссориться я с тобой не намерен, тем более что в сущности прекрасно понимаю тебя.
   К н. П е т р. - Как угодно... Пойми одно : чтобы работать на благо России, как ты говоришь, им неплохо было бы знать хотя бы приблизительно, где оно, это самое благо, и как оно выглядит. А то, видишь ли, для таких старорежимцев как твой брат или я сам, это благо имеет лицо, и лицо это -- икона Христа. В то время как для твоих красных Дон Кихотов, впрочем несуществующих, благо это - всё те же теплые клозеты и ветчина с хорошей выпивкой. Черт... желудок крутит...
   К а р а е в. - Думаешь, мы преувеличили... с резервом ? Себя только ослабили накоплением этим...
   К н. П е т р. - И то правда. Лучше бы на Бога понадеялись чем на резервы... а впрочем, терпимо. Недолго осталось. (пауза) Завидую я отцу Аристарху... он-то уж точно свободнее нас будет.
   К а р а е в. - Ладно, не рви душу... а то желудок отзывается , на нервной почве. (пауза) Забыл тебе рассказать - на третьем лагучастке доходит один мой хороший знакомый, Фаддей Петрович, бывший министр Дальневосточной Республики... седьмой год в лагерях. Жаль, не увижу его больше, интереснейший человек.
   К н. П е т р. -- Кстати о Дальнем Востоке... почему ты не присоединился тогда к генералу Дитерихсу ? Ведь ты сам говорил, что не доверял всем этим социалистам ? Я бы многим пожертвовал, чтобы быть тогда во Владивостоке, с Дитерихсом, с последней законной властью на Русской Земле... Один Земский Собор 22-го года стоит всей их отчаянной попытки удержать Дальний Восток, разве не так ?
   К а р а е в. - Может ты и прав, не знаю... Мне тогда, конечно, не до монархических мечтаний было, ты уж не обезсудь.
   К н. П е т р. - А как насчет большевистских мечтаний, а ? Было ? Ну ладно, ладно... Что уж там теперь уточнять. Эх, вы, бело-красная братия....
  
   СЦЕНА ВТОРАЯ.
   Т е ж е и О п е р у п о л н о м о ч е н н ы й лагеря. Он одного роста и комплекции с Караевым и походит на него внешне.
   О п е р. - (внезапно входит в барак КВЧ) Кто-й то тут бело-красный, а ? Кровь на снегу, может ? Много болтаете, доболтаетесь. Скажите спасибо, я сегодня добрый.
   К н . П е т р. - (очень серьезно) Спасибо, товарищ оперуполномоченный.
   О п е р. - Чего рисуете ?
   К а р а е в. - Как обычно, стенную. Почти закончили уже.
   О п е р. - А ну, подыми поглядеть, как смотрится.
   Караев и князь Петр поднимают стенгазету лицом вполоборота к зрителю. Заголовок газеты - „Соцлагерь“. Опер внимательно рассматривает.
   О п е р. - Ах ты, контра, твою мать ! Так вас за это расстрелять мало ! Вам кто разрешал товарища Сталина вырезать да наклеивать ? Издеваешься ? Ты вон верующий, так икону ножницами вырезать ведь не будешь ? Вы вообще тут зэка или наркомы художеств ?! Это ж саботаж, издевательство над советской властью, подрыв авторитета ! По 56-й тут и за меньшее сидят !
   К н. П е т р. - (спокойно) Товарищ Зольдерович разрешил вырезать и наклеить. Он начальник КВЧ, с него и спрашивайте. Мы только исполнители.
   О п е р. - Ах, ты ещё огрызаешься, граф недорезанный...
   К н. П е т р. - Князь недорасстрелянный.
   О п е р. - Чего-чего ?
   К н. П е т р. - Я не граф, а князь. Впрочем, вы это знаете, дело мое изучали. Я просто недорасстрелянный, меня ЧК уже расстреливало в 21-м, вот выжил, Бог хранил. Так что насчет Сталина лучше оставим, я ведь вас не боюсь, а вам только это же и нужно, ничего больше, так ?
   Мордуйте кого-нибудь другого.
   О п е р . - Ах, смелый, да ? Да от тебя завтра мокрого места не останется, стоит мне только свистнуть...
   К н. П е т р. - Свистеть вы не будете, и вы это знаете, и знаете, что я не дурак и тоже это знаю. Если бы портрет Сталина и был бы поводом к открытию дела на нас, как вам бы этого хотелось, то Зольдеровича вам не спасти, а он вам нужен позарез. Так стоит ли игра свеч ?
   О п е р. - Думаешь, мне портрет больно нужен ? Я и без портрета скоро вас обоих в тайгу комаров кормить отправлю. Вы тут контру развели такую...
   К н. П е т р. - Найдите нам замену в учетно-распределительной и отправляйте.
   О п е р. - Незаменимых у нас нет.
   К н. П е т р. - Начальник лагеря иного мнения.
   О п е р. - Думаешь, у тебя блат, если ты его детей по-французски да по-немецки учишь ? Таких языкатых знаешь сколько ?
   К н. П е т р. - Дети ко мне привыкли. И для начлага это аргумент посерьезнее портрета . Ну, а насчет контры... за то сидим. Иначе какие ж мы каэры ?
   О п е р. - А ты обнаглел, граф- князь- барон, ой обнаглел... В ЧК говоришь, расстреливали, недострелили ? Потому и кобенисся ?
   К н. П е т р. - Потому и "кобенюсь". И портреты вождей из журналов вырезаю.
   К а р а е в. - Петя, оставь это...
   О п е р. - Да нет, чего уж там. Показывайте вашу звериную сущность врагов, показывайте. По мне-то вы оба её тогда и показали, когда с оперчастью сотрудничать отказались. Аристократы, значит, гордые? И что жить, что умирать, всё одно, как в кино ? Ну, погодите, ничего... Вы вот ведь братья, в лагере вместе держитесь, да и с попом тем доходягой, так ведь ? Считай, организация, хе-хе... Хорошо-о-о... Только я не я буду, если завтра же вот тебя (указывает на Караева) на этап не запишу. Ты ж у нас по-французски никого не учишь ? Вот и хорошо. Отлично. Значит мошкару покормишь.
   К а р а е в. - Уже кормил.
   О п е р. - Да ну ? А ты ещё покорми, для здоровья, говорят, полезно. Баста ! Что, аристократы, приуныли-то, а ? В точку, да ? Ну ? Завтра же отправлю, слово чекиста ! Так что обнимайтес-прощайтесь, времени мало осталось. И спокойной вам ночи, господа. Ха-ха-ха... (хочет уйти)
   К н. П е т р. - (хладнокровно) Подождите, товарищ оперуполномоченный. Подождите одну минуту... если она у вас есть. Есть, я думаю.
   О п е р. (удивленно) - Чего ещё ?
   К а р а е в. - Что такое ?
   К н. П е т р. - Послушайте меня... Мне действительно нужно сообщить вам нечто важное... Рома, слушай и не перебивай, пожалуйста. Впрочем, ты, конечно, поймешь о чем я. Так вот, вы знаете, есть евангельская притча о двух сыновьях. Обеим отец приказал пойти поработать на винограднике. Первый сын на словах согласился и сделал вид, что отправился работать, а сам не пошел на виноградник, обманув отца. Младший же изъявил непокорность и отказался работать. Потом подумал, подумал и всё же совесть победила - он пошел на виноградник. С кого брать пример, нам ясно. Так вот, товарищ оперуполномоченный, это я о нашем, семейном... гм... Понимаете ?
   О п е р. - Кажется, понимаю... Значит, можно поговорить о сути дела ? Почуяли, куда ветер-то дует ? Прижало, так и гордость подзабылась ? Или как ?
   К н. П е т р. - Или как, скорее...
   К а р а е в. - Петя, ты что... серьезно ?
   К н. П е т р. - Прошу тебя, помолчи и послушай... Так вот, вы хотите знать о причинах, побудивших меня к сотрудничеству с вами ? О, об этом намного интереснее рассказал бы один мой знакомый, капитан Соболевич... о котором, кстати, оперчасть также должна бы узнать много интересного... Н-да... Соболевич... Итак, выслушайте, так сказать, мою декларацию митрополита Сергия. Гм... Вы меня правильно поняли, архиправильно, и вот причина - сотрудничество с ГПУ и вообще советской властью считаю не только возможным, но и необходимым на данном этапе развития исторического материализма.
   О п е р. - Что-то больно долго вам понадобилось, чтобы это понять. Никак не меньше десяти лет, а? Всё гордость мучила, а ?
   К н. П е т р. -- Возможно... Но вообще-то я к этому довольно долго шел. О чём сейчас и сожалею.
   О п е р. - Значит, вы согласны сотрудничать ?
   К н. П е т р. - В какой-то степени.
   О п е р. - Ну, от вас такой уж большой степени и не потребуется. Впрочем, всё от вас зависит. Но я думаю, лучше разговор этот нам в другом месте продолжить. А вы, Караев, что же ? Долго ли думать будете ? Лесоповал не ждет, да и изолировать теперь вас где подальше придётся, если не примеру родственника не последуете... Так что же ?
   К а р а е в. - Какому примеру ?...
   К н. П е т р. - Простите, но прежде чем спрашивать Романа Сергеевича вам не мешало бы выслушать меня до конца. Вот что я хочу сказать. Именно сотрудничество с советской властью, то есть работа в самом центре её управленческих структур, ныне уже полностью оформившихся в огромный аппарат, может дать всякому решительному патриоту нашей страны шанс внести свою лепту в дело спасения Родины.
   О п е р. - Ну, это сейчас, кажется, уже всем ясно, только вот не каждый удостоится в структурах-то работать. Но стремление похвальное, я бы сказал.
   К н. П е т р. - Надеюсь. Так вот, мне эта мысль пришла в голову совсем недавно, вы правы, товарищ оперуполномоченный лагеря... недавно, да, но мысль оказалась лавольно плодотворной, особенно если развить её некоторые интересные аспекты. Ибо как мы, патриоты нашей страны, можем эффективно бороться с врагами Родины, которые, как вы сами столь часто замечаете, и совершенно справедливо, буквально кишат теперь всюду? Врагов всё больше и больше и, как совершенно верно учит товарищ Сталин, классовая борьба обостряется... всё более и более обостряется. Это неизбежно, это необходимо. Враги довольно сильны. Как же бороться с ними, людоедами захватившими Родину ? Только внедряясь в стан самих врагов и разрушая изнутри всё что можно разрушить и сокрушить...
   О п е р. - Чего-чего ?...
   К а р а е в. - Петя, ты с ума сошёл ?!
   К н. П е т р. - Ну-с, довольно теорий ! (резко ударяет оперуполномоченного ребром ладони по горлу и оглушив его, душит руками. Караев бросается ему на помощь)
   К а р а е в. - Есть ! Всё, не трепыхается уже... Ну, да он и слабый был...
   К н. П е т р. - Итак, как тебе мой план ? Понял уже ? На него ты похож здорово, вот он, Промысел Божий. Уже темно. Ты меня как бы в оперчасть поведешь, потом за ворота и к лесопилке, ни один конвойный не догадается. Оружие есть, мешки, резервы наши. Ну, одевайся !
   Караев одевает стаскивает с трупа опера форму и одевает её, затем открывает тайник с запасом хлеба на побег и готовит рюкзак. Князь идет тем временем в санчасть и находит Отца Аристарха, они вместе выходят на переднюю часть сцены).
   К н. П е т р. - Уходим мы, отче, тебе бы с нами...
   О. А р и с т а р х. - Нет, нет, я не пойду. Ты же знаешь, это ненужно, да и невозможно. Бог так судил, не противься.
   К н. П е т р. - Там с опером... Слышно было что-нибудь ?
   О. А р и с т а р х. - Убил ?
   К н. П е т р. - Да, отче... каяться ли ? Не могу !
   О. А р и с т а р х. - Да ты в своем уме ли, Петя ? В грехах кайся, в грехах. А сейчас что ты сделал, скажи-ка ?
   К н. П е т р. - Убил...
   О. А р и с т а р х. - Убил. А грех против заповеди где, убийство где ? Ты ведь катехизис назубок знал раньше. Грех ли воину на войне врагов Престола и Отечества убивать, скажи ?
   К н. П е т р. - Да, отче, ты прав... Это война, мы солдаты России. Мы на войне и будем оставаться в строю до смерти.
   О. А р и с т а р х. - Да, мы - воины Христовы, какие бы ни были, плохие ли, хорошие, других нет, лучшие только на небесах у Престола Господня служат. Гряди с Богом, у вас мало времени. С завтрашнего полудня молись обо мне как о новопреставленном, пока сам туда не придёшь. Гряди. Дай только брата в последний раз благословлю...
   К н. П е т р. - Он идет. Отче, у нас действительно очень мало времени...
   К а р а е в. - (входит в санчасть, кто-то из больных кричит, не узнав его „Товарищ оперуполномоченный идёт !“) - Брат ! (обнимает отца Аристарха)
   О. А р и с т а р х. - Вот мы и уходим все...
   К а р а е в. - Прости меня грешного, отче, за всё зло...
   О. А р и с т а р х. - Бог простит. Идите, вам пора...
   К а р а е в. - Две минуты ещё... Петя, подожди... Уже поздно, сюда уже никто не придет,а мы уж точно теперь сумеем выйти. Подожди. Я должен исповедовать моё зло перед Богом.
   О. А р и с т а р х. - Роман... Уж и долго ты шел, но слава Богу, не потерялся в пути... Кайся.
   К а р а е в. - Да как ?
   О. А р и с т а р х. - Как на сердце. Исповедь же не в словах и не во фразах состоит, это не беллетристика, лучше чем в душе горит не скажешь, да и Бога не обманешь, Он сердцеведец. Кайся только.
   К а р а е в. - Ох, тяжко...
   Караев исповедуется, отец Аристарх читает над ним разрешительную молитву.
   К н. П е т р. - Пора, отче... Прости же нас. (обнимает отца Аристарха)
   О. А р и с т а р х. - Ну, недолго уж осталось, а главное - свой путь до конца в истине пройти. Не бойтесь ничего, Господь всегда с вами. Идите. За зону выйдете просто : КПП пройдете молча, потом возьмете его автомобиль, он стоит у будки, под навесом.
   К а р а е в. - (удивленно) Точно, он наверное на машине был - ключи в кармане брюк !
   О. А р и с т а р х. - Идите и да благословит вас Господь. (благословляет обоих, они уходят).
  
   СЦЕНА ТРЕТЬЯ.
   О. А р и с т а р х , заключенные.
   Один из заключенных медленно поднимается с нар и приближается к Отцу Аристарху.
   1 - й з / к. - Слышь, поп, видел я брательника твоего в оперской кожанке... Когти рвет. Мне-то что, пусть бужит... Но я всё ж доползу до охраны, предупрежу, а ? (пауза)
   О. А р и с т а р х. - На чужой смерти не не выживешь. На кого понадеялся, на них что ли ? Пайка-то отравленная получится... и лекарства, коли дадут их тебе, на крови замешаны.
   1 - й з / к. - Ну, я, это, понимаю, то ж брательник твой... Ну, а мне тоже жить охота. (хочет уйти)
   2 - й з / к - (пытается встать с нар) - Стой, ты, зараза ! Ребята ! Смерть стукачу !
   1 - й з / к - Да заткнись ты, падла доходячья, падаль !
   О. А р и с т а р х. - Ну, этого Господь не попустит ! (он и ещё два заключенных останавливают доносчика и привязывают его в нарам) Душу губишь свою !
   2 - й з / к - Иуда !
   1 - й з / к -- Да будьте вы все прокляты !
  
  
   Конец четвертого действия.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ.
  
   Тайное православное поселение-скит в сибирской тайге. Изба настоятеля. На печи, накрытый шубою, лежит больной к н. П е р е с л а в с к и й; он часто кашляет и говорит слабым голосом..
  
   СЦЕНА ПЕРВАЯ.
   К н я з ь, К о н д р а т и й (входит с охапкою дров).
  
   К о н д р а т и й. -- Мороз-то какой ! Аж трещит ! Ну да ничего, натопим сейчас как следует, пожарчей будет. Вам бы пропотеть ещё, и, Бог милостив, к Сретенью на ногах будете. Малиновый отвар, да на воде из нашего святого источника - сила великая. Да мало ли трав разных целебных тут растет... благословенная земля. Выходим мы вас, Петр Георгиевич, Бог милостив...
   К н. П е т р. - Спаси тебя Господи, Кондратий... Да мне, кажется, уже намного лучше. (садится на печи).
   К о н д р а т и й. -- Вы бы, может, пока не вставали... Шутка ли - две недели по тайге ходить, в такой мороз. Ведь третьего дня ещё еле живы были, уж соборовать хотели. Шутка ли - тайга здешняя... зимой не таких богатырей убивала, а вы вон как отощали, в лагере-то... Изморили, дьяволы красные.
   К н. П е т р. - Нет, нет, я чувствую себя хорошо, правда. Отец Иоанн посылал на Черный кряж за телом Романа Сергеича ?
   К о н д р а т и й. - Сегодня вернуться должны. А о похоронах вам лучше с самим отцом наставником поговорить, как он благословит, так будет.
   К н. П е т р. - Хорошо... если тело найдут, конечно. Я надеюсь, что место я довольно точно указал.
   К о н д р а т и й. - Место-то известно, найти можно. Но ведь тут и снег, и зверьё... То уж как Бог даст... Да вот и сам отец Иоанн грядет. Вы поговорите, я пойду.
  
  
   СЦЕНА ВТОРАЯ.
   К н я з ь, О. И о а н н.
  
   О. И о а н н. (входит) - Мир вам, детушки.
   К о н д р а т и й - Благословите, отче честной, я на мельницу пойду. (уходит)
   К н. П е т р - Благословите меня, отче...
   О. И о а н н (благословляет князя) - Да благословит тебя Господь Вседержитель, во Имя Отца и Сына и Святаго Духа...
   К н. П е т р -- Аминь. Спаси Господи, отче. В любом случае, благодарение Господу, я, кажется, иду на поправку.
   О. И о а н н -- Дай-то Бог...Но время твое уж пришло, знай это. Тебе это можно знать, ничего.
   К н. П е т р -- Что ж, если на то воля Божья... По правде сказать, отче, устал я. Очень устал.
   О. И о а н н . - Знаю, знаю о чем скорбишь. О России многострадальной. О Государе.
   К н. П е т р - Да. Что ж скорбеть... не мог без дела жить, без борьбы. Потому и бежал, думал, бороться до последнего. Прав ли был, не знаю... Бог то ведает.
   О. И о а н н. - Господь благословляет ратный подвиг во имя Православного Отечества. Благословляет воинов, благословляет подвиг их... но не значит это, что Господь и победу сразу дарует. Победа бывает духовною, бывает мирскою, скоропреходящею. Дело богоборцев гибнет не успев родиться, хотя гибель их продлится немало лет. Россия жива пока есть в ней Церковь Божия, а Церковь Божия пребудет вовек и врата адовы не одолеют ея. Твоя победа - вся жизнь твоя, если придешь ко Господу с сердцем любящего чада Божия. Ты воевал в поле, пришла пора последней битвы, духовной. Не посрами воинства православного и рода княжеского, молись, тебе недолго осталось ждать.
   К н. П е т р -- Да, я чувствую, что скоро умру. Странно... ни о чем не жалею, успокоился.
   О. И о а н н -- Если Господь даровал тебе мир духовный на смертном одре, благодари.
   К н. П е т р -- Да... я благодарю Бога за всё. (пауза) Но ты, отче... ты знаешь о том, что уготовлено Творцом несчастной нашей Родине. Я не прошу об этом из суетного любопытства... только покой мой не полон. Да, мы боролись как могли и, благодаря Господу, победили, но... какова эта победа? Я не увижу её телесными очами, но ты можешь сказать мне...
   О. И о а н н - Тебе Господь дает знать... по вере твоей и по делам твоим да будет тебе. сын мой. Слушай, но не земными ушами, привыкшими слышать вести о мирских битвах и о суетной брани земной. России суждены годы беснования, море крови прольется ещё, много больше чем пролилось до сих пор. Будет великая война, страшнее первой. Епископы предадут свою паству, беззаконие и нечестие омрачат умы людей. Сатанинская власть падет, но безвременье останется, ибо не будет законной власти. Среди православных будут раздоры много хуже чем при Советах, многие будут ждать Царя, даже архиереи, но никто ничего не сделает, по слову: "Устнами чтут Меня...". И то время будет не лучше красной чумы, ибо народ обезумеет в поклонении мамоне; женщины перестанут рождать детей, содомский грех расцветет зловонным цветом, детей будут развращать, стариков унижать, власть предержащие будут хуже разбойников. То время продлится тоже немало; и когда в сытости и суете почти все миряне, власти и епископы Церкви забудут о Престоле Православного Царя, Господь пошлет Помазанника. Он придет как Христос, без войска и без золота, власть сама упадет ему в крепкую его руку и он прольет мало крови. Тогда Россия воспрянет ото сна, очистится духовно как никогда. Царь будет править долго, сын его воцарится после него, а уже потом наступят смуты по всей земле, предвещающие время Антихриста. О том, чему суждено быть далее нам не дано знать, да и не надобно. Мне, недостойному, Господь открыл не суемыслия и не мечтаний ради, а для молитвы о тех временах.
   Пауза.
   К н. П е т р -- Страшно... но надежда! Да... для чего же лилась и льется кровь? Почему напрасно было геройство лучших сынов России? за что?
   О. И о а н н - Так Господь очищает Свой народ, вразумляет прегрешающие поколения, чтобы беззаконие не утвердилось безвозвратно. Вспомни Ветхий Завет, как Бог Израилев учил и водил Свой народ. То же и сейчас. То же и раньше было - татары были, Смутное время было, раскол был. Только чем дальше, тем страшнее времена очищения и покаяния, тем больше крови льется, тем сильнее сатана ярится, зная о приближении времени слуги своего, антихриста... Так повелось от Адама.
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"