В детском саду у Иннокентия было много друзей, практически вся группа. На каждый свой день рождения он приглашал без исключения всех, и если кто-либо по какой-то причине - болезни или забывчивости - отсутствовал, Иннокентий страшно переживал. Когда причиной была болезнь приятеля - то от жалости и сочувствия к нему, когда забывчивость - от жалости и сочувствия к самому себе. Потому что Иннокентий решительно не мог понять, как кто-нибудь может о нем забыть - таком хорошем, вежливом и симпатичном. История повторилась в школе, в вузе, да и во взрослой, самостоятельной жизни Иннокентия. Он любил всех, со всеми дружил, и все (ну, или почти все) так же готовно и искренне отвечали ему любовью и дружбой. В том числе многочисленные женщины - и симпатичные, и не очень. Иннокентий не устанавливал никаких различий между ними: внутренняя красота важна не менее, а ее он предполагал в каждом встречном априори. Правда, с женщинами возникали сложности. Хотя Иннокентий никогда не скупился на всемерные доказательства своей к ним привязанности - вплоть до самых интимных, не всех, как ни странно, это обстоятельство радовало. Вернее, интимные свидетельства любви устраивали каждую его милую подругу, когда касались ее самой. Но в отношении других, не менее милых, напротив, чуть ли ни каждой порицались. И что было делать добродушному Иннокентию? Все чаще и чаще то одна, то другая милашка пыталась ему объяснить, что дружба отдельно, любовь отдельно, и нельзя любить всех одинаково. Потому что трепетной романтике эдакая уравниловка претит. Попытался Иннокентий обсудить ситуацию с одним из своих друзей мужского пола. И вдруг услышал следующее: а не пошел бы ты нафиг, Кеша! Я и сам не раз хотел тебе втолковать, что нельзя беззаветно дружить с кем-то, приходясь столь же преданным другом его заклятому врагу. Тут уж - или-или... Растерялся Иннокентий, и снова жутко запереживал. Аппетит потерял, безмятежность сна ночного утратил, чуть не заполучил депрессию. Но вдруг пришла ему в голову спасительная мысль: так ведь они же - все одинаковые! Взаимозаменяемые все!!! И - стоит ли зацикливаться на ком бы то ни было, пусть даже выпавшем из обоймы, если общее количество этих славных индивидуумов уже крупно перевалило за шесть миллиардов? Пожал Иннокентий плечами, и дальше по жизни пошел - понес свои любовь и дружбу в жаждущие высоких отношений массы. И уже больше никогда не страдал. Правильно буддисты говорят: чтобы не страдать - избавься от привязанностей.