Аннотация: "Бьёт - значит любит", "Стерпится - слюбится" и т.п. Сколько так называемых народных мудростей приходится нам слышать в течение жизни! Предлагаю уважаемым читателям рассказ о том, что бывает с теми, кто воспринимает эти "мудрости" буквально.
Житейская мудрость.
Война закончилась, и солдата Ивана Блошкина демобилизовали. По дороге домой он заехал к своему фронтовому приятелю погостить недельку-другую, и встретил там скромную тихую девушку Анну Мякинину. Хорошая будет жена - решил он, - несварливая, работящая, послушная. И женился. Написал он матери, что немного задержится, и остался пока жить с молодой женой.
Анна в муже души не чаяла, она и мечтать не могла, что после такой войны, когда осталось так мало мужчин, найдётся кто-то, кто возьмёт её замуж. Она мужу ни в чём не перечила и, как могла, старалась угодить во всём. Иван не очень-то хотел работать, а жена его и не заставляла. Он любил выпить и поколотить жену, а она не обижалась, даже не плакала, только виновато улыбалась и по-собачьи заглядывала в глаза, пытаясь понять: что она не так сделала, чем виновата, чем прогневила своё дорогое сокровище. Не встречая от Анны никакого сопротивления, Иван приходил в неистовство, швырялся мебелью и орал так, что начинали подвывать со страху даже соседские собаки. А Аннушка, дождавшись, когда он утомится и уснёт, снимала с него сапоги и поправляла подушку, а утром, виновато улыбаясь, подавала рассольчик или простоквашу.
Через три месяца такой жизни Иван Блошкин не выдержал и удрал.
В его родной деревне жила мать, две сестры, и его довоенная зазноба Дашка. Нрав у Дашки был крутой, в обиду себя она никому не давала, язык у неё был острый, да и кулак неслабый, так что отношения её с Иваном были весьма бурными, но явно нескучными. Перед самой войной они в очередной раз рассорились и разодрались, Дашка в сердцах выскочила замуж за другого, а Иван не успел ответить ей тем же - его забрали на фронт. Дашкиного мужа забрали через месяц, а ещё через месяц пришла на него и похоронка. И вот теперь Ваня возвращался домой, и был не прочь помириться с Дашкой, ведь теперь они были квиты - он ведь тоже женился на другой.
Пришёл он домой. Мать с сёстрами ему обрадовались, накормили-напоили, уложили спать, а он вылез через окно и - к Дашке. Две недели от неё не выходил, всё думал - отдохну, разведусь с этой, как её там, и свадьбу с Дашкой сыграем. А на пятнадцатый день они опять разругались и разодрались, и пошёл Иван домой, к матери. Выпил он с горя, уснул, а проснулся - и видит: рядом с ним лежит Анна, смотрит добрыми-добрыми глазами и улыбается. Вздрогнул Иван, зажмурился, потом открыл глаза снова, но Анна никуда не делась.
- Откуда ты взялась? - хрипло спросил Иван.
- Да вот, милый, искала тебя, искала, и нашла. А мама твоя сказала, что я ей понравилась и могу остаться.
Иван скатился с кровати, и помчался к матери выяснять отношения.
- Чё ты лезешь, кто тебя просил, зачем ты её оставила? Мне на неё глядеть тошно, а ты мне под бок её подкладываешь!!! Гони её в шею отсюда!
- Дурак ты. Аннушка - девушка хорошая, терпеливая. А с Дашкой у тебя всё равно добром не кончится, либо ты её зарежешь и в тюрьму сядешь, либо она тебя сковородкой прибьёт, - наставляла его мать, и закончила народной мудростью, - женились - так уж живите, нечего глупостями заниматься. Аннушка будет жить тут, вот тебе мой сказ.
Взвыл Иван от злости, и к Дашке побежал. А она уже всё про иванову жену узнала и очень разозлилась. Послала она его туда, куда он обычно Анну посылал, да ещё и помоями из ведра облила. Хотел Иван в город податься, а нельзя - колхозникам паспорта не выдавали, и председатель колхоза его не отпускает, уж больно мало после войны мужиков в колхозе осталось.
Мать у Ивана была женщиной властной, так что взять и выгнать Анну вопреки воле матери Иван не посмел, так и остался он жить с женой. Жили они славно: через неделю после счастливого воссоединения семьи милиционер Петруськин объяснил Ивану, что, если под глазом у Анны появится ещё хоть один синяк, то ему (Ивану) станет очень-очень грустно в тюремной камере. Иван был понятливый малый, и новые синяки появлялись у Анны только в тех местах, где их прикрывала одежда. Аннушка на мужа никогда не жаловалась, только прикладывала холод к новым синякам, и вздыхала:
- Ну, что ж тут поделаешь, такой уж характер. Зато - муж. Зато - свой. Ведь говорят, бьёт - значит, любит, верно? А что пьёт... Кто ж сейчас не пьёт?..
- Да... Счастливая ты, Анька, - завидовали ей деревенские бабы. - У других-то вообще мужа нет, сколько мужиков на войне полегло...
Мужиков в колхозе действительно было мало, поэтому конкуренция у Ивана почти отсутствовала. Он ни в чём себя не ограничивал, только Дашкин дом из принципа обходил стороной. Но у всех баб были дети, а Иван не хотел вешать на себя чужих детей, поэтому никого особо не предпочитал, окучивал всех желающих равномерно, а жил всё равно дома. Анна и этому была рада, и никогда его не попрекала.
Как он ненавидел жену! Её рабскую покорность, её жалкую заискивающую улыбку, её семенящую походку... При мысли, что она у него навсегда, ему становилось плохо. Он проклинал тот день, когда ему пришло в голову навестить армейского приятеля.
Чего он только не делал, чтобы избавиться от неё!
Например, однажды он написал на неё донос. Дескать, она плохо отзывалась о дорогом товарище Сталине, жалела, что не немцы выиграли войну, и ещё она имеет родственников за границей.
Через несколько дней известно откуда приехали двое товарищей, чтобы арестовать преступницу.
- Где тут Анна? - забарабанили они в дверь.
Анна выбежала на крыльцо и ужасно обрадовалась:
- Гости! Проходите, дорогие, отдохните с дороги, сейчас чайку поставлю!
- Какого чайку? Нам Анна нужна, Иванова жена. Мы её арестовывать пришли.
- Ой, да чего её арестовывать! Потом арестуете, пойдёмте в избу, я вас щишками кислыми угощу, только сварила, как чувствовала, что гости будут. А потом уж и арестуете, кого вам надо.
- Ты что, дура? - Обозлились представители власти. - Какими щишками! Давай Анну сюда!
- Анну-то? А какую? - захлопала она глазами.
- Живёт здесь которая! Анна! Блошкина!
- Ах, Блошкина! А кто это?
- Ах ты, зараза! Щас ты у нас получишь! Издеваться над советской властью надумала! - закричали доблестные чекисты и набросились на неё с кулаками.
К кулакам Анна была привычная, и она ловко подворачивала под удары менее болезненные места. Правда, синяк под глаз она всё же получила. Но не расстроилась.
- Ой, да что ж вы так нервничаете! Из сил же выбьетесь, касатики! Давайте лучше щишек поедим!
Доблестные чекисты не привыкли к такой реакции на своё появление. Обычно их встречали так:
- Арестовывать? Меня? Почему? Я же ничего не сделал...
Дальше следовали слёзы, причитания родственников, крики "Не губите!" и вывод под руки трясущейся от страха жертвы.
Неправильная реакция Анны их привела в страшное бешенство, а, поскольку злость вредна для здоровья, их тут же скрутил приступ печени.
- Ой-ой-ой, - заголосили храбрые вояки. - Ой, живот болит!
- Так это ж от голода, - ласково сказала Анна, выворачиваясь из их цепких рук. - Пойдёмте, пойдёмте, щишек поедим.
Анна взяла героев под руки и ввела в избу. А готовить она, надо сказать, умела плохо, да и с продуктами было трудно. На всю избу воняло хряпой - кислой капустой не из белых кочанов, а из грубых зелёных листьев, которые обычно отрывают, чтобы до белых кочанов добраться. Да и заквашены была эта капуста давно, всю зиму простояла в сенях, то замерзала, то оттаивала, так что вонь от щишек в избе была просто невыносимая для утончённых натур.
Представители власти сложились пополам, сравнялись со щишками цветом лица и пулей выскочили из избы, чуть не уронив по дороге радушную хозяйку. В это время в калитку вошла сестра Ивана Алка.
-Ты Блошкина? - просипел один из героев, ткнув в неё пальцем.
- Я. А что?
- Ничего. Поедешь с нами. Ты арестована.
- Как? Почему я?!
Это уже было похоже на правильную реакцию, и вояки приободрились.
- Сама должна знать. А ну, пошли!
Они вытолкали Алку за калитку, ударили в солнечное сплетение и запихнули в машину. С тех пор её больше никто в родной деревне не видел.
А Иван в то время, пока разыгрывалась эта драматическая сцена, храбро прятался у одной из своих зазноб. Он, дескать, знать ничего не знает, видеть не видел и вообще не при чём. Когда в деревне поднялся крик "Блошкину арестовали", он сделал озабоченное лицо и пошёл к себе домой "узнать, что стряслось".
Навстречу ему выбежала простоволосая мать с криком "сынок, горе-то какое!". Он вытер воображаемую слезу и сказал, что он тоже очень огорчён. И в этот момент из избы бочком вышла Анна, виновато улыбаясь.
- Ты? Почему ты здесь? - не нашел ничего умнее сказать Иван.
- А где ж мне быть, дорогой? Арестовали Аллочку, бедняжечку. Хочешь щишек?
- Дура! - Иван отвесил жене затрещину и помчался в районный центр спасать сестру.
Но, оказавшись перед входом в печально знаменитое заведение, он почувствовал некоторую робость и сомнение.
- А стоит ли говорить людям, что они ошиблись? - ласково говорил ему внутренний голос. - Они ведь могу расстроиться. Ты же не хочешь расстраивать этих милых людей, которые самоотверженно трудятся на благо Родины?
Короче говоря, когда Иван совсем дошел до входа, он быстро прошёл мимо с видом "а я тут совершенно случайно, я просто гуляю".
В районном центре, правда, разобрались, что привезли не ту Блошкину, но менять обратно не повезли - далеко, погода плохая, да и вообще, воспоминание о щишках отбивало всякую охоту видеться с чокнутой Анной ещё раз. Донос на Анну они быстренько "потеряли", а Алку поскорей сплавили по этапу от греха подальше.
По дороге домой храбрость вернулась к нашему герою, он решил излить благородное негодование на супругу. Возвращаться опять в райцентр он не стал, потому что знал народную примету про возвращение. К тому же лишний раз побить жену будет только справедливо, ведь кто, как не она, виновата во всём?
Но около дома его поджидал милиционер Петруськин.
- Я тебе говорил, чтоб не смел жену бить?
- Д-да... А что случилось?
- Что случилось? Скажешь, не ты её фингалом украсил? Сама ударилась?
- Да не трогал я её, товарищ Петруськин, вот ей-крест!- Вытаращил отчаянно честные глаза Иван.
- В общем, так. Я тебе обещал неприятности? Ты арестован на 15 суток. - Сказал милиционер и увёз Ивана в райцентр, в отделение.
В общем, попытка избавиться от жены успехом не увенчалась.
Через пятнадцать суток Иван вышел наголо обритый и похудевший. Сестра Алка сгинула, мать лежала больная, сестра Зойка плакала, Анна хлопотала вокруг них и утешала, как могла. Увидев Ивана, она радостно всплеснула руками, и сказала:
- Ванечка, милый, вернулся! А я тут новых щишек наварила. Хочешь?..
Ещё больше возненавидел Иван свою жену.
Решил он попробовать "потерять" её в лесу, авось заблудится, дорогу не найдёт и попадётся в зубы к волку или медведю.
Притворился он, что привык к Анне, две недели с ней демонстративно сюсюкал, чтобы все запомнили, что они живут мирно. А потом позвал Анну в лес по грибы. Шли они, шли, грибы собирали, и вдруг - о, счастье! - Иван увидел спящего медведя под кустами малины. Он на цыпочках отошёл подальше, и тихонько позвал:
- Анька! Иди сюда.
- Бегу, дорогой, бегу. Что случилось?
- Да вот, ногу чтой-то подвернул, а дойди во-он до тех ёлок, там малины полным-полно, набери сколько сможешь.
Анна была неуклюжая и невнимательная, и Иван не сомневался, что в процессе собирания ягод Анна спящего медведя не заметит и обязательно на него наступит.
Послушная жена пошла прямо к ёлкам, а муж отвернулся и заткнул уши, чтобы не слышать жениного крика, когда медведь начнёт её есть, ведь он был не злой, даже жалостливый. Ждал он долго. Чтобы не было скучно, он стал строить планы на будущее.
"Вот вернусь домой, расскажу всем, какая беда со мной приключилась, приведу мужиков, - думал он, - погрузим ... это...ну... в общем, скорбные останки... на телегу. (Кстати, надо бы место запомнить хорошенько, а то будем тут до темноты искать.) Так вот, отвезём в деревню. Я лицо сделаю каменное, чтоб все видели - страдаю я. Похороним ... это, ну...короче, понятно ... Пострадаю я, пострадаю, денег на выпивку у баб настреляю - они ж добрые, пожалеть любят. А потом к председателю пойду. (здорово я уши заткнул, ничего не слыхать) Скажу: не губи, дескать, Михалыч, отпусти в город, погибну я тут от горя. Михалыч мужик хороший, душевный, отпустит меня. В город перееду, на завод пойду, жильё мне дадут. Женюсь потом на городской, чтоб красивая была, чтоб вся такая из себя фифа. И приеду сюда в отпуск. А Дашка, зараза, как увидит, так и скрючится от злости. А я даже не гляну на неё. Пусть знает! (Да что ж тихо-то так? Может, я уши так вдавил, что оглох?)...
А Анна в это время спокойно собирала лисички. До малинника она так и не дошла, по дороге зашла за кустик по нужде и обнаружила прорву весёлых грибочков. "От, засолю красавчиков, то-то Ванечка мой будет рад", - бормотала она себе под нос. Набрала она корзину до краёв, и решила идти к малиннику, хоть в карман малинки для милого набрать...
А Иван сидел-сидел, и не выдержал, Решил посмотреть, всё ли в порядке. Взял он свою корзину и пошел к малиннику, да забыл, между какими кустами медведь прилёг отдохнуть, заглянул под один куст, под другой, да и наступил на хозяина леса. А тот уже и так почти проснулся от топота, а тут ещё и на лапу наступили. Взревел он страшным голосом, и поднялся на ноги. А Иван, наоборот, как стоял, так и сел. Тут бы ему и конец, да Анна как раз примчалась, увидела эту картину, ну и отреагировала, как могла. Медведь был уже немолодой, много на своём веку повидал, но такого ужасающего воя никогда не слышал. Испугался он от неожиданности, и дал дёру, не стал разбираться, кто это так завопил.
Помогла Анна грозному мужу подняться, и пошли они домой. К вечеру добрались до деревни - Анна впереди, радостная и с корзиной грибов, а Иван сзади, прикрывая пустой корзиной мокрые штаны (грибы как-то высыпались во время схватки с медведем . Три месяца потом вся деревня над ним смеялась. Он от обиды даже по бабам гулять временно перестал.
Так что, примерно через год, родился у них с Анной сынок, Игорёчек. Иван, правда, жену любить больше не стал, да и к сыну ничего, кроме раздражения не испытывал, но бабы деревенские всё равно ей завидовали - шутка ли, после войны ребёнок при живом муже - это редкость.
Мать Ивана всем сердцем к внуку прикипела, не позволяла Ивану его и пальцем тронуть, и старалась по возможности приохотить его к учёбе. Сама она была малограмотная, но образованных уважала. Её удалось передать это уважение внуку, он рано научился читать и в школе был отличником, много занимался, даже в библиотеку ходил. А Анна с мужем жили, как и раньше: пил - молчала, бил - терпела, гулял - прощала.
- Что ж поделаешь, судьба, значит, такая, - умильно вздыхала она.
- Правильно! - говорили ей подружки. - Надо терпеть, никуда не денешься. Мы должны быть умнее мужиков, на то нам и даётся женская мудрость.
Иван уже и не надеялся избавиться от постылой жены, но вдруг что-то в жизни страны стало меняться, и колхозникам выдали паспорта. Иван уже давно помирился с Дашкой, и решил попытать снова счастья. Председатель колхоза у них сменился, новый не так уж радел за своё дело, ну, и отпустил Ивана восвояси. Развёлся Иван с женой, женился на Дашке и уехал в город. Устроились они на работу, он - на завод в цех, она - уборщицей, даже комнату в общежитии получили. Иван работал хорошо, на доске почёта висел, к тому же бывший фронтовик, медали имел, и через пять лет дали им однокомнатную квартиру.
И вот ведь странность какая - в общежитии жили они дружно, а как в отдельную квартиру переехали, так и ссориться начали. Буквально из-за всего - какую мебель покупать, менять ли обои или оставить старые, кому в магазин идти. И вот однажды Иван выпил с получки, домой пришёл, завязалась у них с Дашкой ссора. Слово за слово, дошло до драки. А Иван, пока с Анной жил, так наловчился жену-то бить, что вошёл в раж, да так отдубасил Дарью, что попала она в больницу, с сотрясением мозга, переломом носа и "множественными гематомами".
Только Дарья - не Анна, она такого издевательства прощать не собиралась, и написала на мужа заявление в милицию. И посадили голубчика на пять лет за нанесение тяжких телесных повреждений. Пока Иван сидел, Дашка оформила развод, выписала Его с жилплощади, и даже успела замуж выйти. Освободился Иван, сунулся было к Дашке мириться, а она его и на порог не пускает. Зачем он ей сдался?
И пришлось ему возвращаться в деревню, к старому дому без удобств и к горячо любимой жене. К Анне, значит.
А за время, пока Иван отсутствовал, сыночек-Игорёчек успел вырасти, школу закончил и в институт в Москве поступил. Изба опустела, мать Ивана загрустила, а тут он сам и пожаловал. Анна, конечно, его впустила (а разве могло быть иначе?), и зажили они, как и прежде, на зависть соседкам-ровестницам. Только тосковал Иван ещё больше, ещё чаще пил, да на жизнь свою несчастливую жаловался. Несколько раз он срывался и в город ездил, но зацепиться ему там не удавалось: Дашка его и на порог не пускала, да и на работу его после судимости брать не хотели.
Вспомнил он было про сына, как он там живёт, вдруг да поможет отцу родному?
А Игорёчек отслужил в армии, закончил институт с красным дипломом, женился на москвичке и пристроился работать в НИИ, и начал потихоньку делать карьеру в науке. Иван сунулся было к нему, прими, дескать, своего несчастного отца, помоги на работу устроиться, дай угол в своём доме. Голова у Игорёчка была светлая, был он трудолюбивым и целеустремлённым, так что постепенно делал он карьеру в науке, защитил докторскую диссертацию, его публиковали в научных журналах, даже за рубежом приобрёл он некоторую известность. Но, из-за отцовской судимости, его никуда не выпускали. Так что зол он был на папашу чрезвычайно, выгнал его в три шеи и пригрозил милицией.
Опять вернулся Иван домой несолоно хлебавши. Махнул он на себя рукой, и совсем потерял надежду от дорогой супруги избавиться и зажить, наконец, по-человечески. Мать его стояла за Анну горой, и здоровья ей было не занимать.
Но, когда началась перестройка и сгорели на сберкнижке все трудовые накопления, мать Ивана начала болеть, сдавать и вскоре умерла. Институт, в котором работал Игорёчек, развалился, но ему повезло - его пригласили во Францию продолжать научные исследования. Взял он свою семью и уехал в Париж.
А Иван тем временем, дождавшись сорока дней со смерти матери, выгнал наконец-таки жену из дома.
. Её приютила соседка, к которой раньше частенько наведывался Иван. Тогда она ненавидела Анну, желала ей смерти и т.п., а теперь могла проявить великодушие к поверженному врагу.
- Как же это так? Что случилось? Почему? Чем не угодила? - спрашивала её Анна.
- Дура ты, - отмахивалась соседка. - Он всю жизнь мечтал от тебя избавиться. Видишь, даже другую бабу в дом не ведёт, один жизнью наслаждается. Так он счастлив, что выгнал тебя.
- Да что ты! - говорила Анна. - Он любит меня. Сколько раз уходил, а всё время возвращался. Наверное, просто обиделся на что-то, а я, дура, не пойму никак.
И ходила она каждый день к бывшему мужу, всё умоляла сказать, чем прогневила его. Иван в ответ ничего не говорил, только кидался в неё старыми галошами, кусками угля, и вообще, чем под руку попадётся. После этого Анна уходила домой в слезах, строя новые догадки относительно того, в чём она перед мужем провинилась. А Иван ходил по дому, довольно потирая руки, и приговаривал:
- И тут тебя нет, и там тебя нет, и тут тебя нет, и там тебя нет. Вот счастье-то!
Иван постепенно разогнулся, приободрился, привел в порядок дом, и даже бабу привёл из соседней деревни. Только жениться не соглашался ни за какие коврижки.
Написала Аннушка письмо своему сыну в Париж, пожаловалась на свою судьбу, просила приехать, чтобы поговорил с отцом, вразумил его.
Игорёчек не имел никакого желания ехать в родные пенаты. Вместо этого он прислал матери приглашение во Францию.
- Господи! Надумал-то чего! Я - во Францию. Да что я в ентом Париже не видела. Сюда бы приехал, а то ить отец дом своей новой бабе завещает, лишится такого дома, дитё неразумное! - сокрушалась Анна.
Соседке, приютившей Анну, надоело проявлять гостеприимство, и утешать вечно унылую страдалицу. Стала она её за руку по всяким инстанциям таскать, и выхлопотала ей и загранпаспорт, и визу, и билет (деньги Игорёчек ей прислал). И вот, в один прекрасный день, доехала соседка с Анной до Москвы и посадила её на самолёт. (Уж очень она боялась, что Анна передумает и останется у неё, чтобы мужнин порог до конца своих дней обивать).
Так и улетела Анна в Париж. Все бабки в деревне только языками цокали:
- Это ж надо!. Ну, повезло Аньке! На старости лет в сам Париж переехала!
- Да... Кто бы мог подумать. Хотя ей всю жизнь везло, вот и в конце счастье привалило.
- Это точно. Во всём ей везло. И муж к ней всегда возвращался, и теперь она как сыр в масле катается, а мы, как сидели в дерьме, так и сидим. Видать мудрость у неё была житейская, а мы и не замечали, всё дурой её считали. А оно вон как вышло!
Вообще-то Анне в Париже не понравилось, в деревне как-то лучше. Да и прожила она так недолго - через три месяца случился у неё инфаркт и летальный исход. Но деревенским бабкам об этом никто не докладывал.