Я повертел график в руках: бумажка была как будто атласная, линии разноцветные, цифирьки и оси аккуратные - ясно, что не человечьих рук дело, графопостроитель сработал.
- Александр Леонидович, а чего это тут написано, не по нашему - Со-лар-трон какой-то.... Это для чего?
АЛ не отозвался, он был как бы в анабиозе: сидел, уставив спину в угол, хмурый такой, недружелюбный, рябоватой мордой своей и глазами с поволокой изображал работу мысли. Непонятно, кстати, для кого старался - начальник лаборатории отсутствовал, кроме нас с АЛ в помещении находились ещё ветеран войны и труда капитан Лавров и Борис, спавший с открытыми глазами; Лавров чифирил, Борис изредка похрапывал. Дело-то в том, что час был послеобеденный, минуло минут 15 после окончания обеденного перерыва, начальство и лаборатории, и отдела, разумеется, задерживалось и стояла обычная расслабуха.
- Прибор это такой, - вдруг захрипел АЛ - для частотки. Видел я его в Киеве, поработал маленько. Дорогущий, в Англии делают, за золото покупали. Но классный - время экономит. Хотя нам-то чего, сколько не сэкономь - зарплата от этого больше не станет. На премии, правда, может и отразится, но премия даётся один раз, а горбатиться потом весь трудовой стаж.
Вот это всегда мне в АЛ нравилось - философский, даже стратегический подход к явлениям окружающего мира: всё-то он старался охватить с высоты, не сегодняшним днём жил человек. Коллеги на сентенцию АЛ никак не отреагировали: ветеран Лавров по-прежнему сидел с обалдевшим видом, растопырив ноги, словно Наполеон после отречения, а Борис продолжал спать с остекленевшим взором. В молодые годы он учился в авиационном институте в Казани, там и воспринял это редкое искусство - вещь полезная, что на лекциях с семинарами, что на собраниях, да и для ежедневной рабочей рутины штука незаменимая. Но поскольку Боря был двоечником и раздолбаем, то и эту хитрую практику он освоил не до совершенства: выдавали его всхрапывания и порой - редко - падения со стула. Наш начальник, Николаич, проявляя заботу, всегда его чисто по-отечески предупреждал: - Борис, твою мать, не спи, убьёшься!
- Александр Леонидович, а у нас такого нет?
- Не, ты чего, кто на себя ответственность возьмёт? Вдруг он повредится, или уронит его кто с похмелья... Тут за осциллограф светолучевой на полгода премии лишают, а за него, если что не дай бог, до пенсиона без зарплаты работать придётся.
Как оказалось, слова эти были почти что пророческими, если, конечно, пророчества понимать должным образом. Вообще же АЛ многое знал о превратностях судьбы, жизнь его не баловала и ровной дорогой к успеху не была, и про осциллограф он помянул не для красного словца, кстати... Да что осциллограф - к примеру, отбыв после института на два с лишним года в армию - не по доброй воле - активным комсомольцем и лейтенантом, обогатив свою память всем тем, что дала ему военная кафедра, вернулся он не капитаном или там старшим лейтенантом запаса, как это обычно происходило, а отчего-то по-прежнему лейтенантом, но уже младшим, и совершенно от уз комсомола свободным. Рассказывать о причинах понижения в звании он отказывался, намекая туманно на обстоятельства непреодолимой силы, извечные интриги в борьбе старого, отмирающего с новым, зарождающемся, ну и всё же, на некоторое молодчество или гусарство. Но и этот инцидент, и прочие невзгоды лишь способствовали формированию упомянутого выше философско-стратегического взгляда с птичьего полёта.
Тут дверь распахнулась, да и пора было: к приходу начальства подтягивался рядовой состав лаборатории, в данном случае прибыл Жека.
- Мужики! - возвестил Жека с порога, и стало понятно, как нелегко ему было донести, не расплескав по дороге, то, что сейчас он собирался рассказать - Мужики, новости, беда!
Новостей оказалось сразу три, и все судьбоносные. Во-первых, Вадика наконец-то застукали со Светкой, в старом ТИСе, в коридорчике где тёмные комнаты, причём оба были ... как бы это.... хаотично одеты, а дура Светка ещё залезла на взятую из первого отдела сов. секретную папку - за которой её в ТИС и послали - ну, чтобы разница в росте не препятствовала... Вторая - начальника отдела убирают нахрен, допрыгался, доворовался, довалял дурака; вообще выводят с фирмы за ворота! И третья, наконец - нашему отделу выделили какой-то импортный суперский прибор, дорогущий, за золото купили, и куда-то за ним надо ехать, принимать. А везли его по морю из Англии, вот, - выпалив всё это, обессиленный Жека повалился на стул, как первый марафонец, да и было отчего.
Мы с АЛ уставились друг на друга, и, конечно же, должен был спросить он, как старший по опыту и должности, но его уже потрёпанный гидролизным спиртом организм дал сбой, и я, не дожидаясь, пока он прокашляется, прочихается и отхаркается, выкрикнул звонко - А как Жека, прибор называется, не солартрон? - и в комнате установилась особенная тишина, протяжная и глубокая, отчего проснулся Борис - такая была у него настройка.
- Да вроде так, а вы чего, уже всё знаете, что ли? - разочарованно протянул Жека, и в расстроенных чувствах стал наливать себе чифиря из общественного чайника.
Но ответа на свой вопрос он не получил, потому как дверь распахнулась вновь и в лабораторию, соблюдая субординацию, вплыло руководство - начальник отдела и зав. лаборатории, Сараев и Николаич, с озабоченными физиономиями. И то, и другое было необычно: и состояние физиономий, и одновременность их явления народу, потому как начальник отдела всегда с обеда приходит отчётливо позже завлаба - такой был неписаный порядок, который на наших глазах рушился, а значит, форсмажорность реально подтверждалась! Они немного и келейно пошушукались за столом, а потом Сараев встал и, войдя в образ, воззвал к массам, прибывшем с обеда в почти уже полном составе. В своём спиче, коротком, но ёмком, где нашлось место и роли КПСС, и ненормативной лексике, он объявил, что посылает АЛ и меня в командировку в далёкий город Ленинград выполнить ответственное поручение руководства аж всего института: принять там изготовленный и купленный в Англии, но при этом почему-то секретный прибор, и доставить его к нам в институт, который вдруг в творческом плане начал задыхаться по причине его отсутствия, доставить строго в целости и сохранности, и при этом конфиденциально. Нам выделяется отдельная комфортабельная машина - УАЗ-буханка, третьим посланником будет радиоинженер из КАО2, по фамилии то ли Горюнов, то ли Хрипунов или Пирдунов, а управлять автомобилем будет ас из гаража Слива; и выезжать надо немедленно, ну то есть не позднее, чем послезавтра, вопросы есть?
Поскольку у всех, кроме нас двоих, к делу был исключительно теоретический интерес, при котором публично никогда не стоит высовываться, ибо инициатива в таких случаях неотвратимо наказуема, оттого вопросы, точнее сообщения, обнаружились лишь у АЛ. Пытаясь сделать жалобное лицо - было забавно наблюдать, как это совсем не получается при его природных данных - он заявил, что во-первых, у него двое детей, а жена одна, и оставить её в такой ситуации морально он не вправе, потому как вернувшись, может жену в семье и не застать. Во-вторых, УАЗик этот он хорошо знает по поездкам на рыбалку и охоту, машина может эксплуатироваться только в пределах нашей области, при выезде за её границы способность к самостоятельному передвижению утрачивается, только буксировка, проверено неоднократно. Наконец, никакого Сливы в гараже нет, есть водитель Олива, которому после двух командировок по линии отдела комплектации доверяют теперь только передвижение на электрокаре по территории института.
Хотя после этих слов АЛ Сараев начал было выглядеть немного расстроенно, но не был бы он начальником отдела, если бы не разъяснил убедительно - взяв себя в руки - что вопрос этот на контроле у парткома, а значит, касается всех, и беспартийных в полной мере - и орлиным взором осмотрел аудиторию. Со своими сливами пусть разбирается гараж, а вот в отношении нашего подразделения он гарантирует, что жена АЛ без поддержки не останется, и семья будет сохранена - слово коммуниста и кандидата наук. По устам присутствовавших загуляли улыбки, потому как несколько историй из жизни этой жены знал даже я, пока ещё только молодой специалист. Ну и надо ж было случиться, что в столь щепетильный и трогательный момент дверь приотворилась и в помещение просочилась Светка, та самая. Осознав, что она пришла с обеда после начальника отдела, Светка порядком струхнула, поэтому смиренно снесла его рассуждение о целесообразности присутствия женщин в науке вообще и в нашем отделе конкретно. Чифирнувший Жека не сдержал эмоцию и протянул - Света, а где же папка из первого отдела? - хорошо ещё, что про трусы не спросил. Не терявшая присутствия духа никогда Светик-огонёк покрутила пальчиком у виска, а Сараев, не поняв, ругнулся и отпустил в адрес Жэки колкость: "Сорокин, приди же наконец-то в себя, твой отпуск ещё на позапрошлой неделе закончился! Что ты её покрываешь, какой первый отдел, у неё и допуска-то никогда не было! И не будет, наверное, с такой дисциплиной...". Так что из судьбоносных новостей, принесённых Сорокой на хвосте, правдой оказалась только одна, и провидчески коснулась она лишь нас с АЛ, людей ни в чём не повинных, но должных теперь отпыхиваться за други своя, отправляясь в дальнюю дорогу.
В общаге сообщение о моей командировке встретили разнонаправленно: сосед, которому я не был должен денег, обрадовался - больше кислорода плюс свободная койка в резерве; сосед, которому был должен - огорчился и загрустил. Он даже начал было прорабатывать посыл, согласно которому часть долга я мог бы ему вернуть сейчас, из подотчётного аванса, но по наступившей в комнате тишине усёк, что сморозил глупость и чуть ли не святотатство, смутился и умолк - ведь суточные это заветное, как любовь к родине. Нечего и говорить, что своим предстоящим отъездом я взбаламутил эмоциональный фон, что неизбежно привело к префу с портвейном далеко за полночь, причём любящая убогих и сирых фортуна обставила дело замысловатым образом: при складчине на вино и закуску я, как человек без средств, увеличил свой долг, но по итогам игры заметно его уменьшил, чем окончательно расстроил соседа-кредитора с редкой фамилией Дядин. Эта удача обернулась, однако, тем, что утром я проспал, на работу явился с обеда и с гудящей головой, объяснив задержку и своё состояние подготовкой к командировке, что, впрочем, все так и поняли, даже Николаич.
АЛ, успокоенный вчера тем, что гражданскую ответственность за его семью взяли на себя партия и наука в равных долях, развил несвойственную ему активность: он уже оформил все документы и даже получил - через знакомую бухгалтершу - мои суточные. Поражённый суммой, поначалу я рассыпался в благодарностях, но вспомнив о перспективе ещё одного вечера в общаге, попросил деньги попридержать и вообще, в силу моей неопытности и низкого порога возбудимости, побыть моим кассиром. АЛ с удивлением, но согласился, отчасти поэтому очень тщательно разъяснил мне, где будет ждать машина и предупредил, чтобы не опаздывал, а то мол с моими деньгами уедут без меня. За кружкой чефиристого капитанского чая Николаич выдал начальственные напутствия, Светка помахала ручкой со словами: - Мальчики, чтобы всё в ёлку, мы ждём вас с прибором! - парни и ветераны пожали руки, и мы с АЛ, ощущая себя птенцами, выпавшими из гнезда, прошли через пустую и гулкую в этот неурочный час проходную и расстались до завтрашней встречи.
Вечерних проводов в общаге избежать не удалось - да я и не уклонялся, поэтому солнечным июньским утром нового дня бежал с тяжёлой головой, опаздывая и задыхаясь, в горку к месту встречи; набитая невесть чем спортивная сумка Турист колотила по спине, солнце прямой наводкой било в глаза, в которые ещё затекал пот с взопревшего лба, так что, выскочив на почти пустую стоянку у Пятёрочки, я мало чего видел, но УАЗа-буханки там точно не было, и я запаниковал-заметался. Минут через пять из стоявшей на краю площадки пятидверной Нивы высунулся АЛ и громко меня позвал. От сердца отлегло, и я засеменил к задней дверце, бросил на сиденье сумку и плюхнулся сам, под комментарий АЛ - а он был непривычно весел и бодр, аж светился - обращённый к усачу за рулём:
- Не дорабатывает чего-то вээлкаэсэм: партия его членам задачи ставит, а члены срывают и срывают...
- А чё я срываю, - тупо промычал я, оправдываясь - Я и не последний вовсе, вон Пирдунова из КАО2 тоже ведь нет ещё...
Усач за рулём крякнул, повернулся в пол оборота и представился: - Инженер 1 категории Свистунов, - и взглянув на АЛ, спросил - Ну что, теперь в путь?
Мне стало неудобно, прям хоть сквозь землю, и я начал нудно извиняться. - Ну хватит, юноша, - отозвался усач - Лиха беда начало. И снова спросил АЛ, который, как я понял, будет теперь за старшего:
- Так что, трогаем, Александр Леонидович?
- А давайте, Олег Валентинович! В путь, в путь, в путь!
(Это рассуждение стороннего наблюдателя, а не главного героя: Отчего так важны и необходимы для мужчины эти несколько мгновений в начале каждого нового путешествия? Ведь часто за спиной остаются и поцелуи любимой, и ласка ребёнка, налаженный быт, привилегии прежних успехов, а встретятся впереди неудобства - это в лучшем случае - а то и трудности, лишения, опасности, да и гибель порой... Но нет, неудержимо влечёт неизвестность за воротами райского сада, новое, неиспробованное, непознанное - и ещё та птица-тройка, с которой нет ничего ни позади, ни впереди, когда живёшь летящим мгновением и надеждой на счастье, как мальчишка, опаздывающий в школу.)
- Э, а Слива-то где? - вдруг вспомнил я. - И почему не на буханке-УАЗике?
- Какая слива, какая буханка? Вон спасибо скажи Олегу Валентиновичу, что согласился на своей машине нас до Ленинграда прокатить!
- Спасибо. А хорошая у вас машина.
- Да это не моя, отцова. Отец вот помер, мне и досталась.
- Ой, извините...
- А чего извиняться, все помрём.
Первые часы поездки мы неформально знакомились со Свистуновым - через разговоры на общие темы, через общение за столом, когда остановились перекусить, в магазине хозтовары, куда заглянули развлечься... Казался он мужчиной неоднозначным, себе на уме, в чём-то открытый, простоватый, а в чём-то замудрёный и непроницаемый. Ровесник АЛ, не женат, приезжий, о городке нашем отозвался кратко - дыра, в чём был, в общем-то, категорически прав. В приоткрытые окна машины меж тем залетал ветерок, вокруг цвело и пело лето, порхали бабочки, удирая от птичек, призывно пахло разнотравье, провоцируя аллергический ринит, пасмурные минуты сменялись резким скачком солнечный активности. Где через полчаса после позднего обеда в общепитовской столовке придорожного совхоза примолкнувший было АЛ подал реплику:
- Мужики, тут у нас по пути, в получасе езды примерно, классное озеро нарисуется... Может искупнёмся, погода отличная, лето всё-таки?
- А оно чего, прямо на трассе, что ли? - уточнял Свистунов.
- Ну ты чего, если б на трассе, его б тут сразу загубили, изгадили, шоферюги бы машины мыли, а бабы их бельё стирали бы. Нет, оно в сторонке немного, за леском, мало кто знает, дорожка правда грунтовая, но накатанная, машина у тебя зверь, так чего, махнём?
Свистуновское биополе отчётливо излучало сомнение в правильности съезда с трассы в неизвестность, моё мнение, как представителя неоперившейся молодёжи, никого не интересовало, АЛ продолжал интриговать, и Свистунов, видимо чтобы не обижать его в первый же день неповиновением, в нужном месте совершил левый поворот, так что мы вскоре оказались под сенью сосен на бугристой грунтовке с густой травой посерёдке. Сосны вскоре кончились, пошли какие-то кусты, затем исчезли и они, буераков становилось больше и больше, и вот наконец мы остановились на возвышенности, под которой был овраг, а на его дне поблёскивало длинное, но узкое озеро. Свист (так мы стали называть Олега Валентиновича через несколько дней, но из соображений быстроты письма я перейду к этой кличке уже сейчас) стал аккуратненько спускать машину к воде и через пару минут мы умывали в ней руки. Она была зеленоватой и тёплой, шофёры с трассы может быть и не знали об этом водоёме, но местным коровам он точно был хорошо знаком - всюду были следы их копыт и жизнедеятельности. Само стадо в данный момент паслось на противоположном краю оврага, было видно и пастуха с длинным кнутом, и двух руководивших стадом собачек.
Имел место вариант немой сцены - персонажей меньше и они не стоят, а прохаживаются, но помалкивают: лезть в лужу с коровьей мочой никому не хотелось, даже АЛ, хотя обстоятельства и располагали... Однако, вырвавшись из под контроля начальства, жены, тёщи и немного - тестя, он вновь проявил незаметную ранее творческую самобытность и немедленно предложил вариант: он сейчас достаёт надувной матрасик ("Прихватил на всякий случай, вдруг в дороге пригодится переночевать"), мы его до упора надуваем, садимся все трое и, подгребая руками, отплываем от коровьего пляжа на середину озерца и немного в сторону, и уже там, в недоступном для парнокопытных месте, совершаем омовение в чистейшей родниковой воде. Цвело лето, поблёскивало солнышко, пели птички, мы пребывали на свободе в незнакомом месте, было тепло и хотелось приключений - и вот легкомысленное предложение АЛ уже овладело нашей небольшой массой. Спустя четверть часа, с трудом уместившись на надутом до предела матрасике, мы уже бороздили озёрную гладь. До середины добрались в два счёта, но когда начали уходить в сторону, раздался негромкий стон-хлопок, вода у борта забурлила, а наше плавсредство потеряло управление. Быстрее всех в ситуации разобрался АЛ:
- Лопнул, гад! Только вчера заклеил эпоксидкой, а сегодня уже лопнул!
Но его крик перекрыла негромкая реплика Свиста:
- Мужики, я плавать почти не умею...
Это только в теории и книгах спасение утопающих дело рук самих утопающих, а тут на практике мы - ну АЛ, конечно, и немного я - проявили себя с лучшей стороны, в соответствии с гуманистическими идеалами. Через пару минут суматохи Свисту уже ничего не угрожало: он успокоился, немного нахлебавшись водички, и цеплялся обеими ручками за протянутую мощную длань АЛ, уверенно плывущего на спине исключительно за счёт работы ног; я же кружился вокруг и словесно оказывал моральную поддержку. Во время одного из маневров нога моя за что-то цепанула, ещё не вполне веря мелькнувшей мысли, я расположил тело по вертикали - ну так и есть: мне, вставшему на твёрдый, немного даже песочный, грунт, вода доходила до сосков. Высокая драма со спасением мгновенно обернулась фарсом, обматерившись, АЛ побрёл доставать со дна затонувший матрац, а я сопроводил к ближайшем берегу всё ещё напуганного Свиста, которому вода доходила до подбородка.
Улёгшись все трое на берегу у поверженного матраца, мы устроили совет в Филях. В том, что надо происшедшее осознать, в смысле переварить, успокоиться и перекусить, а лучше бы и выпить - тут был консенсус; весьма кстати оказался пастух, подобравшийся к нам совсем близко за время инцидента на водах. Он разъяснил, что ни молока, ни водки у него нет, а имевшуюся махорку мы вряд ли станем курить - не позволит городское здоровье; ближний же сельмаг отсель в километре хода с гаком. Ставший теперь деловитым АЛ красиво, классическим вольным, форсировал злополучный водоём, оделся у машины и бодро двинул в деревенский супермаркет, мы же со Свистом, который - как я вдруг заметил - оказался очень волосатым, как лысеющая обезьянка, стали обходить заповедное озеро по загаженным коровами берегам, а оттого оказались у машины лишь немногим раньше вернувшегося с чем бог послал АЛ. Он припёр литр самогона в бутылке из-под кока-колы, корявый батон, поллитровую стеклянную банку молока, закрытую капроновой крышкой, каменные пряники и несколько банок рыбных консервов в томате - стилистически выдержанный набор продуктов.
Мы выпили - Свист пригубил молоко - и немножко жадно стали есть, сказывался пережитый стресс-тест. В целом было хорошо - и плохого ничего не случилось, и лето, и еды много, вообще нормально. АЛ откашлялся и вдруг предложил:
- А чё, мужики, может заночуем здесь?
Помолчали, и Свист спросил:
- А где это - здесь?
- Ну здесь - изображал святую невинность АЛ, - на бережке, у машины. Костерок разведём, порыбачим, я пару удочек захватил, раскладных, и спиннинг. До города ещё пилить и пилить, а в гостинице нас никто не ждёт, как там будет с местами?
До города было километров семьдесят, то есть час ходу, и поскольку он был ещё в нашей области, то начальник отдела вот прямо серьёзно обещал, что номер в ведомственной гостинице местного завода, того же министерства, что и наш институт, он пробьёт. Типа дальше уж крутитесь сами, но первая ночь будет спокойной. Я взглянул на Свиста - и почувствовал, что про гостиницу он знает, но молчит, промолчал и я. А АЛ развязал агитацию:
- Переночевать на природе, у воды, у костра, рыбку половим на вечерней зорьке... вы чего? Нам ещё ехать и ехать - а возможности такой больше уже не будет, наверное...
И ударяя ниже пояса, снова налил - по чуть-чуть - себе и мне, быстро выпил и сурово посмотрел на меня; пришлось выпить тоже, а Свист опять приложился к молоку, как грешник к иконе.
Красноречие АЛ, поддержанное самогоном, в итоге возымело действие - Свист сломался, и мы начали готовиться к ночёвке: зачем-то переставили машину, я насобирал гору сушняка, развели для пробы костёр, а АЛ принялся увлечённо размахивать удочкой, изображая рыбалку, хотя никто, конечно, не клевал в отравленном коровьей мочой водоёме. Снова приложились, теперь уже с участием Свиста, на душе формировался покой и даже какая-то благость. Вечерело, зажигались звёзды, на алкогольный запах подтянулся пастух, завершавший вместе со стадом трудовой день. Вежливо не отказавшись от угощения, он выпил с нами, задымил махрой и поинтересовался:
- Не ночевать ли здесь задумали, молодые люди?
Получив утвердительный ответ, пастух замялся, докурил, и огорошил:
- Моё дело сторона, конешно, но не советую. И не потому, что комары заебут со слепнями, ну это вы отобъётесь али в машине спрячетесь. А вот с нашей сельской молодёжью неорганизованной - это вам потяжельше придётся. Припрутся на костёр, приставать начнут, побить может и не побьют, но спать не дадут.
- Дедушка, а вы ничего не фантазируете? Не наговариваете на нашу смену? - осторожничая, выпытывал АЛ.
- Может и фантазирую, - сказал пастух, подымаясь - может и наговариваю. Счастливо оставаться, - и пошёл себе, волоча кнут, похожий на уползающую змею.
Не сказав ни слова, мы начали собираться; АЛ и я косились на Свиста, наконец АЛ спросил:
- Как поедешь-то? - но ответа не получил.
Уже когда все уселись в машину, перед тем как запустить мотор, Свист презентовал свою стратегию:
- До города не поеду конечно, как назло нарвешься на какого-нибудь шального гаишника, тут не только прав лишишься, но и командировку сорву, вообще во враги народа запишут, ещё и с института попрут с волчьим билетом. Выедем на шоссе, доедем до ближайшего поля, где стога какие-нибудь, чтоб не на земле спать, встанем так, чтобы с дороги не видно, и заночуем.
Помолчали, потом АЛ отозвался: "Мудро, однако", - Свист завёл и мы потихоньку тронулись, погружаясь во влажные летние сумерки, с протянувшимися в низинах полосками тумана. АЛ, напирая на знание местности, которую он изучил по пути в магазин, уговорил ехать по другой - короткой - дороге, но она постепенно сошла на нет в лугах, так что пришлось возвращаться к злополучному озеру и ехать по старой. Стало как-то темно, сумрачно, не было видно ни звёзд, ни луны, АЛ немного покаркал, типа дождя ещё только не хватало, чтобы засесть - но обошлось. Свист напряжённо молчал, ехал медленно, осторожно; наконец выбрались на пустое шоссе. Тут он снова высказался:
- Теперь медленно нельзя - менты привяжутся, так что смотрите по сторонам сами, если что подходящее увидите - говорите сразу.
Километров через десять возникло поле, на котором было что-то похожее то ли на стога, то ли - скорее - на скирды соломы, откуда-то взявшейся здесь в середине лета, прошлогодняя, что ли? Однако по причине общего истощения сил, нервозности и стремительно наступавшей ночи, решили не вдаваться особо в детали - по первому подходящему съезду добрались до скирды, расстелили у подножия, что нашлось в машине, накрылись, у кого чем было, разлили оставшийся самогон, запили его молоком и попробовали заснуть; не знаю как другим, мне это удалось сразу и надолго.
К утру всё-таки стал накрапывать дождь и меня грубо вырвали из объятий морфея, едва ли не пинком: надо было срочно выбираться на шоссе, пока не развезло приютившее нас полюшко-поле. Во время экстренных сборов выяснилась причина неприятного запаха, постоянно направлявшего мои сновидения в область кошмаров: большущая гора, у подножия которой мы спали, оказалась не стогом и не скирдой, а кучей вывезенного на поле навоза вперемешку с соломой. Морально пострадали все, но реально-физически только АЛ - в своём стремлении слиться с природой, в данном случае - с сеном, он забрался повыше и немного, так сказать, измарался. От него попахивало, отчего Свист, ссылаясь на похмельный синдром и тошноту, поменял рассадку: поместил меня вперёд, а вонючего траблмейкера АЛ отправил в ссылку на задние места.
Дождь так и не разошёлся, было просто пасмурно, прохладно, свежо - если не брать во внимание навозное амбре с заднего места. По пустынному шоссе мы быстро домчали до городка с гостиницей и решили АЛ срочно там замыть, чтобы не отравлял атмосферу нашего автомобиля. Городок оказался оригинальный, располагался он на холмах и на склонах многочисленных оврагов, дома наезжали друг на друга, отчего страдал порядок и возникали трудности с проездом к нужному месту. По причине всё ещё раннего утра из открытых общественных мест с доступной водой мы нашли только туалет на базаре, отдельно стоящее здание, служившее ещё как бы образчиком раннего советского конструктивизма или формализма. Туалет был выполнен в виде небольшого круглого бетонного шатра шапито, справа мужской, слева женский функционал, в центральной нейтральной части находилось несколько умывальников, через которые непрерывной струёй текла вода, образовывавшая уже собственно в туалете бегущий вдоль полукруглой стены журчащий ручеёк, куда и надо было писать - в любом месте, где пожелаешь, а в полуоткрытых кабинках - и какать; всё было наивно, но и величественно одновременно в своей простоте. Оставив АЛ освежиться, мы со Свистом прошлись по полупустому базару: из даров местной природы торговали грибами, копчёной - по виду несколько дней назад - мелкой рыбёшкой, молоком с творогом и сметаной по несусветной цене, а также в необъяснимом количестве зеленью: укропом, петрушкой и луком, торговля шла вяло, откровенно не хватало покупателей.
Какой-то дядя, стоявший около открытой фляги, наполненной загустевшим алебастром - по его словам, мёдом с местного разнотравья (разноотравья, переиначил я) - предложил нам купить палаш наполеоновского офицера, и вытащил из-под прилавка ржавую-перержавую шашку с надписями не по-русски. На замечание, что нашествие двунадесяти языков было остановлено очень далеко от здешних просторов, он завернул такой исторический экскурс с приставаниями и вымогательством, что пришлось срочно сваливать. Но дядя не отставал, он забыл про мёд и покрикивая: "Вдвое скошу, вдвое от первой цены" - поминал какого-то Соколова, реконструкцию и легион, вставляя звучавшие по-французски слова и хватая нас за руки; пришлось убегать со словами "Начальник ждёт!".
- Да, народец здесь самобытный, - пожаловался сам себе Свист, - негоцианты доморощенные.
Начальник действительно ждал - он был немного влажен, но источал довольство и благоухал шипром; для расширения кругозора продемонстрировал нам занятный аппарат, обнаруженный им на стене туалета: откуда, если опустить денежку и нажать кнопочку, вылетала струя ароматного тумана.
- Вот, всё в человеке должно быть прекрасно, - заметил АЛ, - Выдавил из себя раба, по капле, и радуй свежестью окружающих и всех прочих.
Однако, пора было подумать и о пище телесной. Побывавший почти во всех местах родного региона, АЛ имел идею и на этот счёт:
- Есть тут поблизости одно кафе, называется Бирюсинка почему-то, там очень недурно кормили кавказской кухней. Правда, начальника производства месяц назад изгнали, а может и посадили - перестали у него сходиться что-то концы с концами... Но может дело его живёт?
И мы зашли, и не ошиблись - поели нормально, и это несмотря на ранний безалкогольный час. Теперь надо было подкормить нашу пятидверную лошадку, и с этим возникли затруднения: не могли мы найти заправочную станцию. Поездив впустую по дорогам, стали останавливать местных жителей с просьбой разъяснить, как добраться до АЗС. Те сперва с удивлением спрашивали, что это такое, а осознав, что речь идёт об автомобильной заправке, предлагали такой запутанный маршрут, щедро сдобренный местными топонимами, типа: - "Слышь, ты щас едь по новой дороге к семёновой горе, у ежова оврага бери влево, на кочку, но на башне поверни к пожарке, на целину и вдоль узколейки, узколейки на смычку, по макаренке - и всё, там у пулемётной горки на взвозе твоя заправка", что и Сусанин заблудился бы. Пришлось ехать на завод, в гостинице которого нам было предписано переночевать предыдущую ночь. К нашему удивлению, вопрос разрешился очень остроумно: узнав, кто мы и проверив командировочные, начальник охраны пропустил машину на территорию завода, где её и заправили на заводской заправке, причём совершенно за спасибо. Не знаю как у коллег, но у меня что-то дрогнуло в груди, я подумал - вот оно, социалистическое братство, свободный труд свободно собравшихся людей! - и под впечатлением, желая продлить общение, я зачем-то спросил, где у них гостиница. Выяснилась, что гостиница уже полгода как на ремонте и поэтому тотально закрыта, а когда ремонт закончится никому не ведомо, командированных же расселяют в частном секторе, есть список адресов. Сообщившая это тётечка из бюро пропусков так расстроилась, что мы можем остаться без крыши над головой, так переживала за нас, что пришлось взять у неё протянутый тетрадный листочек с написанными аккуратным почерком адресами, где можно главу преклонить, и искренне поблагодарить.
По единственному на весь городок указателю, стоявшему у проходной, мы выбрались на окружную дорогу, и когда забирающиеся на холмы и сползающие в овраги домики стали исчезать за спиной, АЛ, вновь сидевший на командорском кресле спереди, зачитал несколько фамилий арендодателей:
- Блин, ты смотри, что за народец здесь проживает: Шереметьев, Голицына, Растопчина, Джарибальди какое-то - прям дворянское гнездо, а не задрипаный мухосранск. А завотделом наш - вот дятел, и всегда он так, наобещает как Троцкий пролетариату, а сам кроме баб, ничем заниматься не хочет! А я ведь доверил ему самоё моё ценное - жену, - и АЛ развязно захохотал.
Мы ехали себе и ехали. Солнце пробивалось сквозь облака и снова скрывалось, мелькали перелески, поля, деревеньки и посёлки, а мы болтали о всякой всячине и спорили о разнообразной ерунде. Оказалось, что Свист родился в Душанбе, но долго жил в Волгограде, а АЛ во время военной службы побывал в Южно-Сахалинске, а у Свиста есть брат-музыкант, играет на скрипке в московском оркестре, а АЛ в командировке в Киеве влюбился в украинку и чуть не остался там жить... Мы останавливались, чтобы отлить в придорожной рощице и поесть мороженного в поселке под названием Большие Буруны, дремали, подвезли пожилую тётеньку из деревни Чудиново на примерку в поселковое ателье и не взяли с неё денег, отчего она несколько раз перекрестила нас вслед - короче говоря, наслаждались свободой и, наверное, волей. Но всему свой срок, поэтому АЛ вдруг прокашлялся и заявил:
- Вот смотрите, мужики, сейчас городок будем проезжать, Ярополч, а следующий, Краснопёрск - километров через 250. Пока на ночёвку вроде рано становиться, обед только, совсем из графика выбьемся. Предлагаю здесь передохнуть, устроить полдник, затариться, чем бог пошлёт, а жать до Краснопёрска, там ещё ведь и ночёвку придётся организовывать, лучше пораньше прибыть.
Так и сделали. Ярополч оказался городом без достопримечательностей или мы их не приметили вблизи трассы. Поели в блинной под названием Ветряная мельница, но блины оказались невкусными, а сметана кислой, скрасил впечатление морс из лесных ягод, хотя никаких лесов поблизости замечено не было. Местный гастроном оказался низким, тёмным, длинным и полупустым, но у одного прилавка толпилась большущая очередь - выбросили колбасу Русскую и сыр Швейцарский; однако стоять надо было долго - сначала в отдел, взвесить, потом в кассу - пробить; с чеком взвешенный ранее товар отдавали уже без очереди. АЛ заметно оживился: "Так парни, работаем по московской командировочной схеме!".
Суть схемы состояла в следующем: Свист встал в очередь в кассу, обслуживающую этот отдел, а мы быстренько пробежались там, где очередей не было, купив хлеб, заварку, сахар и прочую ерунду; всё это время АЛ тщательно контролировал положение Свиста в медленно ползущей очереди. Когда тому до кассы оставалось человек десять, АЛ велел мне затаиться, а сам подтянулся к прилавку, якобы рассматривая, что дают, а на самом деле вслушиваясь в называемые продавцом цены покупки. Дождавшись подходящей суммы, он отвалил, подошёл к Свисту и передал услышанное, тот пробил, и мы: Свист, я и чек подошли к прилавку, Свист протянул чек и получил два свёрточка - сыр и колбаску, после чего надо было быстро смываться из магазина, пока с чеком на ту же сумму не подойдёт правильный, отстоявший очередь покупатель. Уже сидя в машине я начал было морализировать, что нехорошо мол как-то, невинный человек, отстоявший очередь, может остаться без дефицита. АЛ перебил:
- Да не ссы ты, с чеком-то его всяко отоварят. Но, конечно, можешь проявить принципиальность - вечером отказаться от сыра и колбасы и покушать чаёк с хлебцем и сахарком вприкуску.
Я подумал, подумал - и затих, утешившись ещё и тем, что мы-то выполняем важное производственное задание, у нас нет времени простаивать в очередях, наш быт вообще неустроен, а силы нам надо сохранять. И приумножать.
С неустроенным бытом я, как оказалось, накаркал. В Краснопёрск мы прибыли с опозданием: хотели сократить километраж и поехали по дороге, где переправа через реку была по понтонному мосту, который, как выяснилось, постоянно разводили, пришлось долго ждать очереди и в итоге - мы посчитали - километраж сократили, а по времени проиграли. Но драма тут же повторилась снова в виде фарса: почти час пришлось простоять на железнодорожном переезде, где постоянно сновали поезда из Европы в Азию и обратно, так что узкие и пыльные улицы Краснопёрска уже погружались в звёздную темноту, когда на них въехала наша усталая пятидверка. Но худшее ждало впереди: первый спрошенный нетрезвый гражданин заявил, что в их благословенном городке такой глупости, как гостиница нет и не было никогда.
- Э, дядя, а где же приезжие живут? - не сдержал эмоцию Свист.
- К кому приехали, у тех и живут, - сдержанно разъяснил абориген.
- А командировочные? - встрял в разговор АЛ.
- А зачем к нам в командировки-то ездить, по какой надобности?
Пока наш коллективный разум искал достойный ответ, гражданин растворился в пыльной темноте улицы, не имевшей фонарей.
- Ну и чё делать будем?! - повернувшись вполоборота, возопил Свист.