Аннотация: Бывают женщины, что любят молчаливо. Бывают женщины, что молчаливо ждут...
Белые Птицы
романтическая новелла
(женская версия)
Посвящается Марине (Кошке)
Сегодня с самого утра шёл дождь. В зыбком, сыром пространстве люди выглядели бледными, немыми силуэтами, придавленными чем-то под своими одинокими, промокшими зонтами. Картина за окном напоминала ей сюжет банального, давно изученного фильма, и там, с обратной стороны экрана, зеркально проступало отражение её задумчивых, чуть-чуть усталых глаз. Она стояла здесь давно и сквозь изломанные прочерки воды смотрела на рассеянных прохожих.
"Как странно, - думала она - ведь ни одна из этих бессчётных дождинок не повторяет другими проделанный путь. Вот так и каждый человек обладает своей особенной, неповторимой жизнью, мечтает, грустит и смеётся о чём-то. Но всё это происходит там, глубоко внутри. А снаружи? Снаружи людей надёжно укрывает пелена заколдованного сонного царства, в радужной тине которого беспомощно вянут все самые светлые цветы наших чувств, пока, наконец, печально-прекрасная Женщина в красивом, чёрном платье и с длинными, шелестящими волосами не сообщит нам о том, что время наше вышло и нам пора собираться в путь. И, наверное, только тогда человеческое существо до конца понимает, насколько драгоценным было это, отведённое ему здесь и уже безвозвратно ушедшее время, каждую секунду которого можно было бы использовать, превращая свою земную жизнь в чудесное и увлекательное приключение.
Но как уметь не поддаваться тому колоссальному влиянию, что под эгидой "золотого тельца" ежесекундно наполняет наш эфир потоком плотной нефильтрованной информации, выплёскивающейся из всевозможных сетевых динамиков и телемониторов, из разговоров, взглядов и примеров поведения других людей? Как без болезненной иронии воспринимать двуличную рекламу, натёртую тугой, назойливой успешностью, невозмутимо увлекающей наши желания в безумной гонке алчных аппетитов, сначала таких маленьких и безобидных и похожих на те снежные комочки, что, повинуясь общей силе гравитации, берут свой разрушительный маршрут с завьюженных вершин? Возможно ли теперь, в такой наигранной и душной обстановке, сквозящей нескрываемым презреньем к человеку, как к созданию духовному, пришедшему сюда с великой целью творческого самоосознания, сберечь нетронутым заветный уголок своей души, где, не стесняясь, безмятежно распускаются все самые прекрасные и сокровенные мечты!??"
И временами, втайне от себя, она мечтала о ребёнке. Но сразу же пугалась этих мыслей, понимая, что одной ей не удастся уберечь его от ядовитого обмана и предательства, которыми так называемое либералистическое общество встречает маленьких наивных человечков, уже в роддоме прививая их к формату пластиковой соски.
Вообще, ей было страшно за сегодняшних детей, открытых настежь всем ветрам коммерческих манипуляций. Взрослеющих, их соблазняют крашенной, слащавой пропагандой, повсеместно демонстрируя продажную любовь и бешеный успех. Их завербовывают денежной свободой, незаметно подрезая крылья внутреннего мира, постепенно превращая человека в притворное душевноисковерканное существо, прирученное слепо подчиняться правилам бумажной власти.
И если деньги только ключ к осуществлению определённых замыслов, тем осмотрительнее следует использовать сей обоюдоострый инструмент. Ведь именно теперь, на изломе эпох, разогнавшееся время, будто проверяя человеческую совесть перед Новым Рождеством, нарочно осыпает нас такой феноменальной щедростью, что остаётся лишь внимательней прислушиваться к собственному голосу при каждом выборе сего-дня из такого беспредельного многообразия. Ведь если мы не выбираем, это делают за нас другие. И постепенно гостевая нашей жизни может превратиться в мусором заваленный чулан, утратив чистоту и индивидуальность интерьера.
И поэтому она выбирала. Выбирала книги, музыку, общение, коньки, прогулки, танцы. Выбирала благородное, востребованное дело, приносящее и ей, и другим людям настоящую радость. Выбирала свою прекрасную Вселенную.
Но вот она заметила, что в шумном лабиринте дней жизнь почему-то стала прятать от неё свои чарующие краски, и что стеснённая звонками эшелонов музыка Небесных Сфер не льётся больше прежней вдохновенно-поэтической капелью ласковых мелодий, а длинные, пушистые ресницы сказочно-далёких звёзд ломаются от обнажённо-уксусного излучения неоновых витрин. Уютный кокон её грёз дал трещину, в которую всё чаще выцветшими острыми глазами вглядывалось неземное Одиночество, заледенелой пылью покрывая нежную страну, уже давно истосковавшуюся по взаимному биенью родственного сердца.
Да и, наверно, каждой девушке знакомо это головокружительное, тёплое чувство, когда отдельными минутами от одиночества становится совсем невмоготу, а всюду только липкие, запачканные ручки, нервно тянущиеся к ветвям ещё неспелых нижних яблок, жадно и бессмысленно пытаясь ими насладиться. Когда созревший на вершине мироощущенья плод, наполнившись янтарным, ароматным мёдом, пахнет и цветёт для счастья одного единственного человека, верное прикосновение которого разбудит задремавшую красавицу, снимая с её глаз ажурную вуаль мистических фантазий. Чьи нежные, надёжные объятия расскажут ей о временах другой, послевоенной жизни, о долгих странствиях под парусом мечты, о поиске Любви, о горестных утратах, об откровениях небесной чистоты и о стремлении повторно стать ... ребёнком, чтоб, вновь доверившись ладоням Красоты, во взгляде Женщины увидеть, как когда-то, творящей Вечности заветные черты.
"Ах, если бы влюбиться, - грезила она порой - влюбиться насовсем! Без оглядки! И на широких, белоснежных крыльях унестись отсюда в дальнюю страну, где утренние, родниковые поляны до краёв напоены волнующим цветением весны, а утопающие в томно-голубой прохладе ветви кипарисов и каштанов бережно качают на своих листах больших лилейнокрылых бабочек, роняющих в прозрачном предрассветном воздухе волшебную пыльцу. И тёплый странствующий ветер на лету подхватывает перлы этих нежных "водопадов", унося их ввысь, туда, где по ещё ночному, освещённому сияющей Луной, агатово-сиреневому небу медленно плывут ванильно-золотые облака, вздымающие в звёздной вышине величественные фигуры, так напоминающие замки поднебесных городов. И заколдованные тени их готичных башен плавно опускаются на мягкую траву речных долин глубокими косыми коридорами, как будто приглашая долгожданных путников взойти по их невидимым ступеням на побережья таящей молочной тишины, чтоб там, среди оранжевых вихрящихся туманов и пламенеющих сафьяновых дворцов, под сенью яснооких звёзд, бенгальскими гирляндами блистающих на дне Космического Океана, возлюбленные, в невесомом танце вдохновения, могли придумать свой неповторимый мир: открытый и прекрасный, страстный и святой, поверивший мечтам одной всезнающей наивности, наполненной простым созвучием симфоний их свободных, в вечности соединённых душ..."
... Конечно, ожидание по-своему приятно. Но всякому цветению положен свой определённый срок, и даже если Нежность сможет удержать в своей мечте нетронутой евангельскую чашу, без должного внимания нектар в ней постепенно станет прокисать и выдыхаться. А сколько бедных, одиноких женщин так и не узнали настоящей радости Дарения. А сколько тех, которые осмелились пригнуть к земле свои красивые, раскидистые кроны, в надежде раньше времени почувствовать, что это значит: быть желанной и любимой. И, может, окажись тогда по близости порядочный и честный человек, одной счастливой сказкой на планете сделалось бы больше...
Да, этими дождливыми, непрошеными днями ей становилось слишком горько и обидно от свиданий со своей тоской. И, незаметно опуская веки, она всё явственнее слышала, как в лунной глубине фиалкового сада тихо плакал одинокий саксофон, роняя свои чистые, хрустальные слёзы на поверхность перламутрового озера, по тонкой плоскости которого задумчиво скользила ослепительно-прекрасный лебедь, наклонившая свою монаршескую голову в смиренном ожидании той спасительной минуты, когда...
"Господи, когда же, наконец, настанет это когда? - отчаивалась она порой - Разве я не имею права даже попытаться быть счастливой рядом с дорогим мне человеком, когда, проснувшись, радуешься каждому новому дню и всякой прожитой минуте и просто истекаешь медленной, невыносимой нежностью от ощущения того, что ты живёшь на свете. И как неизмеримо мало требуется для такого чуда: всего одна случайно-своевременная встреча двух равных, разделённых одиночеством людей, готовых без остатка поделиться этим одиночеством друг с другом".
Так, совсем негаданно, нашла свою любовь одна её хорошая подруга, полюбив взаимно и, как это происходит только в фильмах и в мечтах, с единственного взгляда.
И пусть за пройденные вместе со своим супругом годы лодка их любви не раз оказывалась посреди громадных, закрывающих собою солнце волн пугающей обыденностью жизни, она не зачерпнула ни одним бортом этой тяжёлой, ледяной воды; и только брызги обжигающих свинцовых капель ненадолго оставляли на упругом парусе их чувств расплывчатые пятна, быстро растворяемые теплотой двух искренних, соединившихся в одном божественном биении сердец.
Теперь их белокрылая, двухмачтовая яхта не боялась встретить даже самый сильный ураган, но в Море есть опасности гораздо пострашнее бури:
"Бывают дни, - делилась с ней подруга - когда в твой мир вторгается безликая, седая Тишина, когда замирает само дыхание ветра, и день становится прозрачным и пустым, а ты не в состоянии ответить себе на самый идиотский вопрос, поскольку уже сам акт ответа утрачивает всякий смысл. Тогда приходится браться за вёсла самостоятельно, совершая при этом неимоверные усилия, так как сейчас именно ты являешься точкой опоры для нового, постоянно нарождающегося мира. Но всё меняется, когда рядом с твоим, в такт, бесшумно опускается весло другого".
И ей всегда так нравилось быть гостьей в обществе этой красивой, верной пары, слышать их живой, весёлый, интересный разговор и на короткие мгновения самой приятно обессиливать от ощущенья настоящего, земного Рая. Но часто после этих встреч, когда она входила в свою одинокую квартиру, на светлом небе её девичьей души неведомо откуда появлялась едкая, густая тень, как вражеское знамя возвещая приближение дурной погоды. Тогда, в полнейшей тишине, собрав всё своё мужество, она вела упорную борьбу с этим гнедым, голодным, беспощадным чувством, повторяя про себя, как заклинание, слова одной особенно запомнившейся ей восточной истины, гласящие, что наша бесконечная Вселенная мудра, терпелива и милосердна.
И, словно в утешение, воскресной памятью того святого дня вновь озарялись все душевные просторы её внутреннего мира: и стройные сады, цветущие жасмином и сиренью, и убранные ароматным клевером луга, и полные волшебных, говорящих рыб таёжные озёра, и реки, уносящие свои глубокие, синие воды к тёплым бухтам коралловых морей, и их лихие, своенравные сестрёнки, спускающиеся на Землю из дивных, похожих на звёздные колыбели мест, окутанных могучими клубами ярких, разноцветных облаков невероятных размеров...
" ... Господи, восемь лет прошло, а, кажется, вот только позавчера это было: она - студентка второго курса, хмурый осенний вечер, прямая, как стрела, безлюдная аллея, холодные свечи фонарей. И почему-то захотелось клубники... Ларёк. Какой-то парень у ларька, и это странное, до боли знакомое ощущение родного и близкого рядом; стук сердца, поворот головы и взгляд - именно этот взгляд! А дальше - одна пленительная, сладкая Бездна...
... и, через какое-то время, неожиданное, бесцеремонное вмешательство другого, постороннего человека. Неловкость. Смущение. И, молнией: "не теперь!"...
... Но вот, на полпути домой, она остановилась - дальше идти не было сил (и тот прощальный взгляд всё плыл перед её глазами).
И вдруг - решение. Обратная дорога. У ларька стоят теперь трое, а он... вон там, один, в тени на дальней лавочке. Но, милый? Зачем??? Зачем ты убегаешь от меня: "(Любимый) Подожди!!! Останься!!!!!.."
... И сколько раз потом она ходила той дорогой, порой почти физически чуя его неприкосновенную близость. И с каждым днём надежда новой встречи делалась всё меньше, но не утратилась совсем, а разлилась по небу терпкой, безымянной грустью и осталась там навсегда...
Вот и сегодня, посмотрев на небо, она узнала эту грусть в бездонно-голубых просветах. Дождь перестал, и в посвежевшем воздухе повеяло прощальными духами рано наступившей осени. А освещённый город радостно приветствовал людей улыбками умытых улиц и проспектов, струями фонтанных площадей, застенчивым шепотом влажных деревьев и скачущими всюду солнечными зайчиками. Её рабочий день подходил к концу. Парикмахерская закрывалась.
Выйдя на крыльцо, она жадно вдохнула этот пряный, говорящий воздух ностальгии, свитой из несбывшихся надежд отзвеневшего лета - этих милых, нерождённых детей возможного счастья, теперь, на исходе, манящих ещё сильнее своей хрупкой, невозвратимой красотой. И где-то между всем этим трагически-степенно-увядающим очарованием парила лёгкая, почти неуловимая мелодия Весны, напоминающая о том, что всё ещё возможно.
И, вдруг, большая необузданная Радость тёплой, пьянящей волной накрыла всё её существо, отхлынув так же бесследно и быстро. Опомнившись, она ещё немного постояла на ступенях и медленно пошла по тротуару, в своих мыслеощущениях пытаясь воссоздать оттенки той божественной симфонии, которую мгновения назад услышала её душа. Но мысли путались, сползали по кирпичным стенам серых зданий прямо на асфальт, на эту расплескавшуюся всюду дождевую воду, грязную и неприятную, на тёплую воду ванной в нежном, ароматном облаке цветов, на чашку розового чая в мягком кресле уютной домашней атмосферы, наполненной звуками любимой "C"est Le Bon", на запах балкона и сигарет, когда в синем танце вьющихся змеек загораются вечерние огни, а за окошком жалобно гудит бездомный ветер.
"Нет, и кого я пытаюсь обмануть?!, - созналась она себе, подойдя к пустой автобусной остановке - ведь всё это уже не спасает. И ещё эта гадкая привычка, которая теперь не доставляет совершенно никакого удовольствия. Тогда зачем, зачем я её продолжаю?!?" Она достала сигарету, повертела её между пальцев, зажгла и, чуть улыбнувшись одними только губами, сделала глубокую затяжку.
Просто тогда, пять лет назад, необходимо было что-то поменять в своей жизни, и ей казалось, позже будет до смешного просто перестать эту, похожую на маленький каприз, актёрскую привычку. Да, именно перестать: без насилия, без глупого внутреннего противоречия, основываясь на естественной способности человека распоряжаться своей жизнью абсолютно осознанно. Так почему же теперь, неоднократно собираясь перестать, она ни как не находила в себе твёрдости для этого решения? Словно на самом краю её сознания существовала мутная, зловещая пустота, с которой всякий раз соскальзывало произвольное внимание, и где бесследно пропадали самые разумные, самые нужные решения, не имея за что ухватиться. Как-будто там, в этой призрачной, сонной мгле таился хитрый и безжалостный хищник, питающийся жизненной энергией её свободной воли.
Так, скованная цепью мрачных размышлений в ожидании автобуса, она и не заметила, как прямо перед ней, с небесной высоты, на землю тихо опустились два влюблённых голубя. Голубка, белая, как первый снег, сейчас же принялась с любопытством её разглядывать, смешно и мило поворачивая при этом свою аккуратную головку, а её пернатый друг, молочно-облачного цвета, старательно и нежно чистил пёрышки на спине своей очаровательной спутницы.
"Господи, какая прелесть! - подумала она, увидев птиц - И что за блаженно-простая жизнь у этих чистых, святых созданий. И до чего, наверное, завораживающе-хорошо вот так, вдвоём, нырять в эту бездонную, густую синеву, всё ближе и ближе к Солнцу".
И вновь ликующий, звенящий трепет ласковой волной Любви коснулся её девичьего сердца, а она, прикрыв глаза и осторожно затаив дыхание, сосредоточенно старалась сохранить каждый глоток росы этой пленительной сонаты, вибрирующей нежным розовым бутоном в самом центре её чувств, и удивительно влияющей на время и пространство...
... и мир вокруг действительно преобразился: исчезли звуки пешеходов и машин, невидимыми стали их движения, и ей казалось, что сейчас, в большом и многолюдном городе она была совсем одна...
... Нет, не одна. Справа донёсся звук приближающихся шагов и голуби, заволновавшись, вспорхнули над самой её головой. Девушка обернулась. И увидела, что по бульвару в её направлении шёл стройный молодой человек, шатен, среднего роста, одетый в лёгкую голубую рубашку, синие джинсы и светло-коричневые ботинки, смотревшиеся на нём приятно и просто. Однако, его напряжённая походка, не попадающие в такт движения рук и странное выражение лица, говорили о крайне необычном состоянии, в котором он пребывал.
"Пьяный, наверно - догадалась она и, хотя его внешность вызывала в ней явный интерес, резко отвернулась. Разговаривать с таким ей совсем не хотелось, тем более известно, что бывает на уме у пьяных, пускай и симпатичных парней, при виде красивой девушки (а она знала, что была красива).
Ей стало досадно: и чем вообще она привлекает в свою жизнь пьяных мужчин? И почему-то вспомнилась мама, подолгу плакавшая после грубых разговоров с отцом, если тот приходил домой нетрезвым. Это началось как-то вдруг, и не прекращалось уже до самого развода.
Тем временем шаги за её спиной стихли, как бы в нерешительности, и ей было хорошо слышно, как неровно и тяжело дышал этот человек, стоявший теперь совсем близко. Она ещё разок, украдкой, посмотрела на него и тут же отвернулась, недвусмысленно почувствовав его намерение заговорить с ней. И вдруг ей стало страшно тем глубоким, безотчётным Страхом, когда уже не боишься совсем, но полностью утрачиваешь привычное ощущение реальности, и всё становится возможным. Подобный страх она испытывала лишь однажды, в странном сне, запомнившемся ей из детства:
... Она играла и смеялась вместе с остальными на большом песчаном побережье. Дул лёгкий бриз, светило солнце и плескалось море, а вокруг было много красивых, улыбающихся ей людей, которым и она в ответ открыто улыбалась. Ей было так хорошо здесь, в этом светлом, уютном, месте. Наплававшись, она легла позагорать на тёплый бархатный песок и, глядя в синее безоблачное небо, скоро задремала...
... ей снова снился пляж, и её верные друзья, две девочки и мальчик, с которыми она часами напролёт играла в очень интересные и увлекательные игры, хотя знала, что ей давно уже пора возвращаться...
... Вдруг, прямо над головой она услышала сильный, глухой хлопок, похожий на удар в объёмные ладоши, и проснулась. Одна. Посреди безлюдно-пустующего пляжа, на котором одиноко колыхались ветром бело-голубые зонтики и гамаки. И тут она впервые ощутила этот доводящий до оцепененья страх, увидев прямо над собой зелёную стену Воды, несущуюся на неё с огромной скоростью. Не успевая ничего понять и внутренне не принимая ситуации, она зажмурилась и, сквозь ударную волну цунами, провалилась дальше, в этот леденящий ужас, и проснулась снова, дома, в шоковом ознобе барахтаясь в скомканной, холодной от пота постели. Она беспомощно смотрела в потолок, на стены, на окно и за окно, но не могла почувствовать "надёжности" происходящего - как будто это был очередной кошмар, и скоро она снова должна где-нибудь проснуться. Тогда она пошла и попросилась к маме. И только лёжа рядом с ней, и постоянно чувствуя тепло её руки, она, согревшись, понемногу успокоилась...
Теперь, испытывая тот же самый Страх, и совершенно поражённая похожестью нахлынувших из прошлого и нынешних переживаний, она искала в окружающем глазами хоть какую-то зацепку, способную вернуть ей самое себя. Но тщетно. Все её мысли, ощущения и чувства как магнитом притягивались сейчас к человеку, с которым она оказалась вдвоём на одной остановке. От сильного волнения она решила закурить. Ей до смерти хотелось уйти оттуда, но странная, неведомая Сила не давала ей пошевелиться, и, казалось, прошло невыносимо много времени, прежде чем она смогла сделать первый шаг... Второй... Третий( уже легче)... Четвёр...
"Простойте... Постите... Ради бога, извините... - раздался позади взволнованно-решительный, сбивающийся голос, почему-то показавшийся ей знакомым - Вы не могли быть... так... любезны... угостить меня одной из Ваших сигарет?.."
Девушка остановилась и, ругнув себя за собственную глупость, вполоборота, протянула парню начатую пачку. И, может быть совсем случайно, вынимая сигарету, он чуть дотронулся её руки, как вся она, словно зажжённая незримым током, тотчас вздрогнула и, более не в состоянии противиться той странной, но теперь такой желанной Силе, всем своим пространством подалась ему на встречу. Их взгляды встретились, и несколько космических секунд в огромном мире не происходило ничего, и даже мысли их, казалось, замерли, с покорным изумлением взирая на своих хозяев...
"Вы помните?.." - спросил он, наконец, серьёзным, затаённым шёпотом.
"Да, помню!.." - отвечала она, не узнавая собственного голоса.
Тогда, зажмурившись, он глубоко вздохнул и, улыбнувшись, начал говорить восторженным, проникновенным, чуть дрожащим от волненья тоном, с нетерпением стараясь разглядеть при этом каждый штрих, изгиб, каждую линию её заветно-безупречного лица:
"О, Господи! Родная! Наконец-то! Наконец-то я Тебя нашёл! Ты знаешь, мне сейчас почти не верится, что всё это реально, что встретившись однажды, много лет назад, мы не забыли друг о друге, и вот, сегодня, после длительной разлуки, героями любовной повести мы повстречались вновь. Но, вот Ты здесь, передо мной, и я действительно боюсь сойти с ума от счастья! Ах, как же хочется обнять Тебя сейчас, но я не смею; не смею, прежде чем не расскажу Тебе всего. Так будет честно. Так велит мне сердце. А сердце не умеет ошибаться!
Прости, прости, Любимая, что подошёл к Тебе сегодня в таком виде, ведь, знаешь, я почти не пью спиртного. Но в этот самый день, не в состоянии унять душевного волнения, я взял вина и вышел в парк, в ту старую беседку у пруда (да, ты её, конечно, знаешь).
На берегу меня встречали тишина и мелодичное спокойствие, рождающиеся в душе лишь музыкой лилового дождя. И наблюдая, как вскипают на воде рождённые всего на несколько мгновений дождевые пузыри, я вспоминал свою недавно прожитую жизнь стихами лёгкой благодарной грусти, так, как будто всё вчерашнее уже исполнилось, сбылось, и вот теперь оно прощается со мной, в подарок оставляя чистое, свободное пространство для другой, ещё неведомой мне жизни:
Вот моё детство, в летних бескрайних полях, где запах сена и цветов так тонко сочетается друг с другом, где вечером тихие избы зажигают свои жёлтые окошки, и густой, сизый дым космато-пегими клубами проплывает на холсте алмазно-зеленеющего неба. А здесь, на нашей печке, так уютно и тепло, и точно знаешь - никакая в мире сила не посмеет посягнуть на этот, устоявшийся веками, праведный порядок.
Вот школа, и это странное шестнадцатилетнее время, когда воздух по особенному сладок и певуч, а Земля кажется и маленькой, и бесконечной одновременно; когда знаешь всё на свете, и тут же всему удивляешься; когда знаком с друзьями целых две тысячи лет и всегда, всегда есть куда пойти.
И как, порой, щемяще-трогательно-больно бередить в душе воспоминанья этих солнечных, далёких дней, увенчанных прощальным ореолом сказочного детства.
А вот студенчество, с его внезапной, опьяняющей свободой, переполненной весенними крылатыми мечтами и неутолимой жаждой приключений; время, когда перед тобою открываются все двери, все пути, и, кажется, не может быть конца и края этой жадной, вечно-любопытной жизни. Вот первая ребяческая сессия, которую боишься, как огня и, чудом сдав очередной экзамен, с бурным, искренним энтузиазмом помогаешь и товарищам, и совершенно незнакомым людям; и, "отмучившись", с приятной добросовестной усталостью пересекая универ, бываешь, вдруг, похищен кем-то из стоящей у ступеней, отмечающей компании, где сразу угостят шампанским, где легко знакомишься со всеми и, подхваченный задорною волной авантюризма, начинаешь вместе с остальными предлагать наперебой различные бредовые идеи. А утром, просыпаясь у кого-нибудь из своих новообретённых или давних друзей, с простой, добродушной, а порой и смущённой улыбкой связываешь воедино фантастическую череду событий выпускного вечера.
Как раз в то время мы с Тобой и познакомились. А помнишь, Милая, каким я тогда был? Совсем ещё подростком, наивным и несмышлёным, и, словно маленький слепой котёнок, тыкался розовым носом в разные стороны, не зная, куда и зачем мне идти. И, подобно большинству своих сверстников, жил дальше, согреваемый какой-то смутной, но уверенной надеждой предстоящих перемен. И вот они пришли.
Конечно же, я оказался не готов к той, нашей первой встрече, которая произошла, наверно, лишь затем, чтоб мы узнали и увидели друг друга, и которая, впоследствии, так круто изменила мою жизнь.
Тогда, одно Твоё присутствие сломало эту боевую скорлупу смирительной рубашки, в которую меня так тщательно запеленали в детстве, и я увидел мир иным: загадочно-прекрасным, страстным и святым, доступным, молодым, серьёзным и недосягаемо далёким, пугающим своей разумной бесконечностью и глубиной. Смятение и страх пришли ко мне потом, а там, с Тобой, я не боялся ничего и ничего не понимал, но твёрдо знал и чувствовал одно: Ты - самое прекрасное, самое удивительное и совершенное создание, которое мне когда-либо доводилось видеть. Рядом с Тобой меня не трогало прошедшее и то, что ожидало впереди; пространство вокруг нас сплелось в одно сплошное и неуловимо-интенсивное сейчас, в котором были только Ты и я, и целый мир кружил нас в лёгком, карнавальном танце.
Ну, а когда Ты уходила, когда я видел Твою спину, сердце моё судорожно билось в траурном предчувствии беды; оно рвалось, хотело за Тобой, а я, дурак, нарочно останавливал и убеждал себя, что скоро мы увидимся опять. И, знаешь, если б я не хвастал о Тебе тогда любому встречному с той аристократической, небрежной расточительностью, свойственной лишь старым путешествующим богачам и фаворитам крупных лотерей, а преданно хранил нашу святую тайну, то, возможно, у меня хватило бы решимости и силы вновь отправиться на поиски самой загадочной и милой, самой красивой и неотразимой женщины, божественным, лазурным Светом озарившей некогда мою скупую и бессмысленную жизнь.
Но я не мог сдержать внутри то пламенное чувство, которым каждовременно переполнялась моя грудь, и, чтоб хоть как-нибудь облегчить эту сладостно-мучительную ношу, я говорил - говорил, когда мне следовало действовать.
И, постепенно, сказочный живой пожар в моей груди стал утихать, а радостная память нашей первой встречи выцветала, делаясь приятным, но пустым воспоминанием. Взамен немедленно возникли новые знакомства, появились разные друзья, на горизонте замаячили другие планы. И мне уже неловко было приходить к Тебе вот так, с немытыми руками. Хотелось получить образование, стать респектабельным, успешным человеком, и тогда..."
Здесь он осёкся, опустил глаза, и на минуту замолчал, как будто снова вспоминая и переживая что-то, и когда вновь заговорил, то в голосе его звучали ноты сожаления и боли, а взгляд омыли слёзы тихого раскаянья.
"Прости, прости, Любимая, ведь я серьёзно виноват перед Тобой за эти роковые годы одиночества, которому я передал Тебя своим бессовестным и жалким малодушием. Прости, что я не мог, не понимал того божественного Счастья, которым Ты так щедро одарила мою жизнь одним Своим существованием. Прости, что не ценил и не стремился всеми мыслями и силами души быть только лишь с Тобой. Прости, что изменял, и что, предчувствуя беду невозвращения, я отвернулся от своей Любви и, пожелав Тебе всего только хорошего, поддался скуке, праздности и лени, не решаясь больше что-то предпринять, боясь неверным словом или действием испортить то волшебное, что между нами было. И, хоть я знаю, что не сколько не заслуживаю Твоего прощения, всё таки прошу Тебя, Прости..."
Она молчала, слушая и глядя на него глубоким, важным взором, в котором ему виделись и снисхожденье, и укор, и тихая печаль, и радость откровения, и та загадочно-спокойная, всёразрешающая нежность, с которой Женщина всегда встречает своего любимого Мужчину. И он, читая всё это в её глазах, воспрянул духом, улыбнулся, и сделал было безотчётное движение, чтобы обнять её в порыве чувств, но вдруг остановился, поражённый её многозначным и далёким взором. Он отступил назад - туда, где находился прежде - и, уловив внутри какое-то вертлявое стеснение, пытался разобраться в новых ощущениях. И на одно короткое мгновение ему почудилось, что он, как раньше, в те азартные, расхристанные годы, пытается знакомиться с очередной понравившейся девушкой, в надежде получить её тепла и ласки.
"... Извини, я не хотел... - с усилием преодолев неловкое молчание, смущённо произнёс парень. Он говорил сейчас, стараясь не идти на поводу у нажитых привычек, заставляющих впадать в уныние от собственных ошибок, отключающих свободное мышление и замыкающих сознание в кольце последовательных неудач.
- " До сих пор удивляюсь, откуда берётся эта внезапная глупость, толкающая нас порою совершать нелепые поступки. Знаешь, мне иногда кажется, что, в большей или меньшей степени, "внезапной глупостью" отравлен каждый здешний человек. Она внедряется ему кармически, как клеймо, загар, как местная традиция и право на присутствие среди других людей, и как залог развития через её преодоление; ведь, только преодолевая глупость, мы идём вперёд и отрекаемся от собственного эгоизма".
И снова тихая, задумчивая грусть застыла на его лице. И прежде чем опять заговорить, он долго и внимательно смотрел в её красивые, похожие на жадеитовые звёзды, изумрудно-карие глаза.
"Но, а моей самой большой глупостью, безусловно, было решение забыть Тебя. Я струсил, отказался от Любви, и Жизнь, узнав о том, мгновенно понесла меня в своём мелькающем и шумном хороводе, и так промчалось несколько лет. Но, боже, Милая, если бы Ты только знала, какое горькое разочарование ожидало меня впереди.
Оказалось, тот светлый и прекрасный мир, что ждал меня всегда с наивно распростёртыми объятьями, стал как-то незаметно ускользать, сменяясь обликом другого: древнего, холодного и совершенно незнакомого мне мира, который, крепко ввинчивая молодую шестерёнку в свой огромный, многосложный механизм, всецело оглушил меня железной волей своего десятитысячного хода. И с каждым днём привычка потакать "ребристому жнецу" всё глубже проникала в разум, всё сильней опутывала душу и всё больше сковывала тело. Каким-то притуплённым ощущением я знал, что так быть не должно, что не для этого мы появляемся на Свет, но контролировать себя уже не мог, поскольку чувствовал, что накрепко прилип к соблазнам этой сочной, рафинированной жизни, поручителем которой выступает капиталистическая собственность. Хотя, в самой идее частного имущества нет ничего дурного; напротив, она является гарантом эффективности и планомерного развития демократического общества. И я отнюдь не призываю к аскетизму. Но то, что происходит в мире!!!
Повсюду исповедуют культ тела и добычи денег, распахнувших в эру вседозволенности и разврата вожделенные врата энциклопедии услуг, растущей на дрожжах научных и маркетинговых достижений с колоссальной скоростью, всё более разъединяющей людей с их первородной сутью, ориентируя на что-то внешнее, пустое, только кажущееся достойным нашего внимания. И, ладно мы, но всё это всерьёз воспринимают дети! Здесь речь идёт уже не о банальном, обусловленном техническим прогрессом, упразднении культуры. Здесь мы имеем дело с запланированным, нравственно-духовным геноцидом молодого поколения!
И денежный эгрегор прочно завладел умами многих миллионов человек, загруженных извне отрепетированными слогами вязких объяснений, приуроченных к домашне-бытовым и профессиональным схемам жития, зомбируемых сценами отелей и закусочных, рекламой освежённых, привлекательных, всё успевающих людей, бесплатно раздающих ценные рецепты сытой и довольной жизни.
А следом нам показывают новости и телепередачи, приготовленные из сумбура умопомрачительных сюжетов: бедствий и терактов, наводнений и смертей, и тех нелепых, показушных зарисовок о судьбе неунывающих простых людей, в душе, возможно, чересчур взволнованных своей безвременно нахлынувшей известностью.
И стоит ли винить семью, не научившую ребёнка быть внимательнее к этим диавольским уловкам, реанимирующим наши детские, забытые мечты в наполненной столичной копотью и грязью, зарешёченной палате. Ведь и они, наши любимые родители, когда-то сами оказались под рукой такого же "запыханного" и незнающего воспитания.
И если заглянуть за декорации, весь этот удручающий порядок тянется во тьму веков, и есть всегда верхушка этой "адской пирамиды". Возможно, находящиеся "там" и сами стали жертвами вскормившей их, безжалостной системы; но как должны были ожесточиться их сердца, чтобы они позволили себе играть с Землёй, как с собственной песочницей, за два последних века доведя Её до состояния глобальной катастрофы. Планету, чей вселенский возраст составляет миллионы, МИЛ-ЛИ-О-НЫ лет! Экологи устали бить тревогу - бесполезно. Но, сопоставив обе эти цифры, начинаешь постепенно понимать, насколько сильно отклонилось человечество от верного пути, и что за гибельную яму оно для себя готовит. Ведь, если это время протянется ещё несколько десятилетий, обнажив нехватку основных геологических ресурсов, то нынешнее соперничество в комфорте обернётся жестокой борьбой за выживание, рассекая всё живое на Планете огненным мечом апокалиптической войны.
Но я искренне верю, что до этого не дойдёт, и скоро мы, люди, станем основными очевидцами библейского прихода Высших Сил, иначе зачем Земле переносить все эти страдания, когда Она в любой момент способна за себя постоять, на что уже неоднократно намекала нам различными природными явлениями. Ведь ядовитые отходы мегаполисов, с обслуживающими их гектарами зловонных предприятий и концернов, и гуталиновый, военно-оборонный комплекс с целой грудой незадействованной, смертоносной техники, и потребительские, тухло пахнущие мысли закубованных людей - всё это в одночасье канет в Лету, стоит лишь Земле как следует "чихнуть". Но Она терпит, терпит до последнего, чтобы у каждого из нас была возможность заново подумать над происходящим, переосознать его, и, если нам окажется не по пути с суетящейся у края пропасти слепой толпой, обвешанной тугими жемчугами, мы бы могли оставить её тесные ряды, в которых нас насильственно никто не держит. Но до тех пор, пока мы продолжаем замечать вокруг виновников своих законных бед, нам очень сложно будет сделать первые шаги в Страну Освобождения.
И тем, кто управляет внешним информационным балаганом это хорошо известно. Вот почему они нарочно программируют систему мирового воспитания выращивать из нас безмысленных и развращённых кукол, изнывающих от скуки и от собственной непостижимой важности. Им требуется общество пронумерованных рабов, с огромным комплексом неполноценности толкающихся перед жадным алтарём несбыточных желаний. А чтобы заведение не соскочило с рельс, образовалась "раковая" индустрия развлечений, продающая теперь, наверно, всё, кроме нормальных человеческих отношений.
Нас отовсюду убеждают в том, что смысл жизни - заработать денег и, раскручивая шестерёнки всё быстрее, вынуждают находить любой доступный способ психо-физиологической разрядки. Секс, алкоголь, наркотики, компьютерные игры... - и так нас ловят на крючок. Это закон! Иначе, не имея передышки, вьючный человечек устаёт; он опускается всё ниже, ниже и проигрывает в изнурительной погоне за приватной жизнью. А проигравший навсегда останется актёром второго плана, даже в театральной постановке на своей собственной сцене.
Да нам попросту не оставляют времени для поиска иных, глубинных смыслов бытия, для восприятия духовно-исцеляющих картин мировоззрения, авторитарно выдавая этот пошлый маскарад за чистую монету. И этот мир марионеток - страна "великих нехочух" и миллионов прожитых заранее людей - всё время вокруг нас, но этого почти не замечают. И безразличие к себе подобным запирает нас в глухой пузырь с непроницаемой зеркальной оболочкой - в темницу наших личных смыслов. И эта жизнь в кромешном зазеркалье становится похожа на болезнь, передающуюся половым путём, болезнь, которой человек заболевает с детства. С самого рождения!
Страшно! Ведь это в самом деле страшно! И, наверное, сейчас для большинства людей не существует запасного выхода, кроме случайного, порою мимолётного, но обязательно бывающего в жизни каждого человека прикосновения Большой Любви".
Он замолчал и внимательно посмотрел на неё, переступив с правой на левую ногу.
"Прости, я вижу загрузил Тебя такими разговорами - не стоило их сразу затевать. Просто мне не с кем, совершенно не с кем было выговориться, и теперь наболевшее за эти годы вырвалось наружу в бурном потоке слов.
Но не печалься, Милая, ведь уже очень скоро наш привычный мир наполнят положительные перемены! Вселенная не может допустить, чтобы Земля, это Разумное Живое Существо, венчавшее рассветы и закаты четырёх великих рас и множества цивилизаций, Планета, чей уникальный опыт эволюции насчитывает много миллионов лет, погибла от коммерческого эгоизма нескольких людских сообществ, одурманенных наркотиком тотальной власти. Планета будет спасена, даже ценою большей половины человечества, неподготовленной к космической уборке.
Когда не станет времени, огромная волна Божественной Любви прольётся над Землёю квантовым дождём всеисцеляющих энергий, очищая всю скопившуюся грязь и нечистоты с её до сих пор прекрасного лица! И, оставляя только чистое и молодое, Зарница Вечной Жизни возвратит Земле её исконный облик светло-голубого рая, ознаменовав начало новой Эры Сотворения, Эпохи Радости и Красоты, триумфа Света, Разума, Добра, Сочувствия и Вдохновения!
И, как спасательные корабли, выбрасывающие нам свои круги в преддверье грозового шторма, в последнее время по всей поверхности Планеты расцветают дивные оазисы Любви и Веры, дающие людям возможность вопреки стихийному бесчинству и общественному мнению действовать и жить иначе. И капитаны этих кораблей, приняв в своей душе божественное откровение, берут сейчас на борт Надежды тех, кто, понимая или чувствуя всю злую безысходность заведённого порядка и необходимость кардинальных перемен, искренне желает человечеству освобождения. И пионеры этих направлений, преимущественно, женщины!
Наверно, Женщина уже сегодня ощущает близость предстоящего Преображения Планеты, как чувствует Она, интуитивно, настоящий час рождения дитя или угадывает в жгучем ветре февраля зовущее дыхание Весны. И, я уверен, если бы все женщины Земли, объединившись, вспомнили своё исконное предназначение, они, своими силами, без всякого вмешательства Небес, сумели бы исправить этот погребальный ход несущихся событий. Ведь в Сердце Женщины заключена Великая Святая Власть над этим миром, и над мужчинами, которых Она кормит грудью и качает на своих руках!
А разве Ты не знала? Мы, мужчины, с самого Начала Дней, как на церковных, праздничных иконах, лежим у Вас на руках, и, возмужав, потом всю жизнь мы ищем женщину, способную вернуть нам это сказочное состояние. Я помню, в детстве эта ускользающая, шёлковая, плавно-огибающая всюду соразмерность, уходящая под кожу чувством абсолютной безмятежности и нежного уюта, долго не давала мне покоя, и мне отчётливо тогда казалось, будто в нашей жизни существует позабытая, простая Тайна, что взрослые каким-то племенным, невольным образом загородили Её от нас. И для меня эта Тайна всегда была неразделимо связанна с Женщиной.
Господи, с каким восхищением и трепетом смотрел я тогда на женщин, на всех без исключения! И каждая из Вас мне виделась богиней, венцом божественного гения, созданием настолько совершенным и прекрасным, что сравниться с Вами могла лишь девственная Красота самой Природы!
Рождённые слезой нежнейшей раковины дивные жемчужины морей, Вы - украшения Земли, и все богатства и сокровища Вселенной мирно расстилаются у Ваших ног цветущими садами. Блистательные и неотразимые, Вы освещаете наш путь своим ласкающим сиянием, а музыка Ваших певучих голосов чарует и притягивает нас подобно откровениям морских сирен, и нет нам в жизни ничего дороже и милее Вашего обворожительного общества.
Вы, словно ангелы, сходящие с Небес для нашего спасения, даруете нам нежное тепло своих Святых Сердец и ощущение Пленительного Счастья. Изящные и грациозные, Вы наполняете наш безотрадный мир возвышенным и вдохновенным смыслом, делите все беды и невзгоды, что бесстрастно посылает нам Судьба, заботитесь о нас, порой, до героического самоотречения, как будто бы не замечая ту мальчишескую неблагодарность, может быть которой, мы, пускай и не осознанно, всегда пытаемся уважить наше сверхчувствительное самолюбие.
Хранительницы Знания и Материнства, Вы говорите с нами языком Любви и Чистоты, а Ваши Доброта, Терпение и Скромность полностью обезоруживают нас, и, прежде гордые, мы сразу понимаем все свои ошибки и, раскаявшись, мечтаем только об одном: чтоб Вы не отводили больше ласкового взгляда Ваших откровенных и загадочных, бездонных и манящих, мудрых и таких красивых глаз. И если следующий Ваш взор ответит "Да", то, полуобречённые, мы вдруг нащупываем почву под ногами, и, поднявшись во весь наш человеческий рост, можем решительно всё, но что на этом свете есть приятней и восторженнее, чем угадывать Ваши священные желания?!!
И только благодаря Женщине, поддерживающей в моей душе озябший огонёк надежды и любви, я уцелел в том безразличном мире, что остался мне от человека, отражением которого я прожил двадцать с лишним лет. Тогда, раздавленный тоской, и одиночеством и несмолкающими мыслями о собственной бездомности в этом холодном царстве алчного обмана, мыслями, ввергавшими меня в пучины глубочайшего отчаяния, сидя в той самой беседке у старого пруда, я принял решение.
Я часто приходил туда в тот год и слушал полюбившуюся музыку. И под случайно выпавшую песню " questions" легендарных мэнфредов я вспомнил Тебя. И мне вдруг стало совершенно ясно, что в моей заблудшей жизни не было никого роднее и дороже, ближе и желаннее той необыкновенной девушки, открывшей мне однажды тихий свет неведомой вселенной; девушки, которую я, возможно, никогда больше не увижу. И это страшное никогда легло фатальной разделительной чертою между мной и остальным причинным миром, в котором я уже не находил для себя места. Зачем он мне без понимающего взгляда её родственных янтарно-изумрудных глаз, в которые я так, наверное, и не сумею наглядеться; без её стройного решительного голоса, ликующей волной Свободы отражающегося во всех пространствах моего раскрепощённого сознания; без её смелой, обаятельной улыбки, обладающей способностью и успокаивать, и возбуждать одновременно, и являющейся высочайшею наградой, которой каждая земная женщина открыто может одарить любого загрустившего или понравившегося ей мужчину, незаметно и легко напоминая ему о самом главном.
Мне вспомнилась каждая деталь той роковой случайной встречи на девятом этаже, в квартире, где и Ты и я по воле наших странствующих судеб обрели тогда ночлег: и как меня обняло тёплым, говорящим ветром, только Ты вошла; и то, как долго мы молчали, завороженно пытаясь прочитать друг друга по глазам, а после, тихо засыпали на уютном кухонном диванчике удобно и естественно сплетая наши ноги, чтобы уместиться... А утром, помнишь, ближе чем сестру я прижимал Тебя к своей груди и вдруг поцеловал, когда Ты так серьёзно и внимательно смотрела мне в глаза. Но, ... что случилось? Почему Ты плачешь?.."
Заметив её слёзы и растерянность минутой раньше, он подумал, что это от счастья; но появившееся нехорошее предчувствие заставило его остановиться. Девушка действительно плакала, не поднимая глаз и не произнося ни слова, а на его вопросы и попытку осторожно взять её за плечи сразу отстранилась. Тогда, не смея более настаивать, и совершенно сбитый с толку её странным поведением, он, на растрескавшейся льдине, молча ждал её ответа. И вдруг она решительно взглянула на него в упор, и он нашёл в её лице, и в целом её облике существенную перемену. Она смотрела так ... как будто перед ней сейчас стоял ей совершенно незнакомый человек, как будто она видела его впервые...
И тут он понял! И лицо его, как от внезапной, непереносимой боли разом напряглось и потемнело, а между стиснутых прямых бровей легла глубокая и ровная морщина.
"Нет... Этого не может быть!!! - промолвил он, едва владея бледными губами, и, слепо посмотрев куда-то в сторону, с большим трудом сказал - Пожалуйста, простите..."
И, повернувшись, он уже собрался уходить, в пустынных сумерках не различая впереди себя дороги, как вдруг услышал Голос и почувствовал в своей ладони нежное тепло Её руки, и ей ещё невидимые, радостные слёзы светлыми ручьями Счастья заскользили по его щекам.
Зеркальные оковы треснули!
P.S. "... Останься!" - в третий раз произнесла она и чуть сильнее сжала пальцы, обнимавшие его ладонь. А он, не чуя под собой земли, наперекор всем правдам и неправдам твёрдо ощущал в своей руке её доверчиво-заветное тепло, и, наконец, решившись, с замираньем сердца медленно "поплыл" навстречу этому родному и глубокому, знакомому и нет, не ведающему ни страха, ни стыдливости, всецело-завораживающему взгляду полюбившей женщины...
... прошло минуты две или три. И вот, на их застывших лицах промелькнули неуверенные лучики улыбок, и тут же оба они залились весёлым, детским, заразительным смехом, потом внезапно сделались серьёзными, приблизились друг к другу, и долго ещё стояли так, обнявшись, прежде чем их губы сомкнулись в сладком, полном нежной, упоительной страсти, волнующем поцелуе...
... потом он медленно склонился к её ногам и сквозь прозрачный, тонкий шёлк стал нежно целовать её колени, отчего и вверх, и вниз по всему её телу равномерно побежали плавные, пульсирующие волны первозданной неги. Затем он мягко обнял её бёдра и с закрытыми глазами беззаветно приник лицом к её животу, а она, впустив свои красивые, длинные пальцы в его густые, послушные волосы, тихо роняла сверху очищающие святые слёзы; и когда он временами поднимал голову, эти слёзы падали праздничным тёплым дождём на его благоговейно-кроткое лицо...
... Шипение и стук дверного механизма напомнили им о чём-то. Где-то далеко, в другом пространстве, мимо них, из дверей торопились какие-то люди, и только один человек с книгами в руках, выйдя из автобуса, остановился на мгновенье рядом, улыбнулся и, растроганно вздохнув, неслышно растаял в оживлённом уличном потоке.
А над осенним городом в вечернем небе, устремляясь в тёплый лебединый край, навстречу Золотому Свадебному Солнцу, величаво и свободно летели две большие белые птицы...