Вышел на бумаге в марте 2013 в составе сборника "Одна женщина, один мужчина"
Белый цвет идет всем. Когда голые уродливые ветки покрываются снегом, тяжелые мягкие хлопья укрывают облупленные скамейки и пожухлую траву праздничной белой скатертью, унылое серое безвременье сменяется сверкающей белой зимой. Через несколько месяцев, как по команде, почки взорвутся белыми цветами, и белоснежные деревья вереницей выстроятся вдоль дороги, прекрасные, как невесты. Все невесты без исключения становятся красавицами, стоит им надеть белое подвенечное платье. Белый всем к лицу. Когда они впервые встретились, на нем была белая майка, лицо казалось подсвеченным, темные волосы блестели. Она влюбилась сразу. В темнеющем небе сияли первые звезды, черное море накатывало на берег зеленые волны, они шли, держась за руки, по косому мокрому песку - один шаг короче, второй длиннее, и им казалось, что они созданы друг для друга.
Лето закончилось, и им пришлось расстаться. Юра ушел в армию, а Юля вернулась к учебе на втором курсе филфака. Они пообещали друг другу писать письма каждый день, или хотя бы раз в неделю. Она заваливала его письмами. Ей нравилось писать ему много, часто, щедро, как пишут дневник, обильно пересыпая письма шутками, нежными словами и милыми мелочами. На почту отправлялись письма-загадки, письма-шутки, письма в картинках, даже письма в виде свитков, не считая просто обычных писем. Он пытался отвечать на каждое, но не выдерживал темпа. Такого темпа не выдержал бы никто. Она мечтала, что после армии они встретятся, сложат свои и его письма вместе, по порядку, по датам, и отдадут в типографию на переплет, и книгу эту - в синем переплете с золотым тиснением - они будут держать на почетном месте, на полке с альбомами и показывать издалека гостям, детям и внукам.
Чтобы оставаться в состоянии влюбленности, видеться необязательно. Иногда это даже лишнее, реальность мешает идеализировать объект страсти. В некоторых странах считается, что жениху и невесте перед свадьбой стоит встречаться как можно реже, чтобы оттянуть момент разочарования. Любовь должна оставаться слепой.
Как-то в институте объявили конкурсный отбор на студенческую олимпиаду. Олимпиада проводилась в Киеве, а от Киева до Днепропетровска, где располагалась воинская часть номер 3021, всего одна ночь в поезде. Юля без труда выиграла конкурс. Вдвоем с подружкой, такой же книжницей, они поехали на олимпиаду представлять родной институт. Юля собиралась махнуть в Днепропетровск после окончания соревнований, но Юра вдруг сообщил, что увольнительная у него только в субботу. А в этот день - третий тур. Решающий! Юля колебалась недолго. Когда она объявила Ире Суслик, что сегодня ночью уезжает в Днепропетровск, та лишь захлопала глазами. И уже когда Юля неслась по коридору с сумкой, крикнула вслед: 'А как же... конкурс?!'
Юра встретил её на вокзале. Форма ему шла, но делала каким-то чужим. На мгновение она заколебалась - что она делает тут, в другом городе, рядом с этим незнакомым солдатом. Но он обнял ее, и все стало как прежде. Как же приятно снова быть окруженной кольцом его рук! Тела их прижались друг к другу, и она отпрянула, ощутив бедром что-то твердое. 'Это кобура!' - сказала себе Юля, покраснев. Но это была не кобура.
- Идём, идём! - он подхватил ее сумку и потащил за руку по перрону к выходу. Навстречу им хлынула толпа, и Юля крепко схватилась за него двумя руками. Из привокзального туалета потянуло смрадом, из динамиков громкоговорителя неслось неразборчивое бормотание, часы показывали без двадцати три, хотя на улице смеркалось. Они пронеслись сквозь вокзал, пересекли сквер, обогнули скопление маршрутных автобусов. Юля почти бежала, едва успевая за широкими шагами своего спутника. Дома расступались узкими проулками, мелкали дворы, темные подворотни пугали гулкой пустотой. На миг ей стало страшно, и они тут же остановились, как вкопанные, перед небольшим двухэтажным зданием, на котором висела какая-то табличка. В темноте буквы расплывались, и Юля смогла разобрать только слово 'ДОМ'. Тяжелая дверь заскрипела, и они оказались в небольшой приемной, где за большим столом вязала толстая вахтерша с суровым неприступным лицом.
- Здравствуйте, Жанна Аркадьевна! - поздоровался Юра, и в голосе его Юля услышала незнакомые заискивающие нотки. - Мы как всегда.
Женщина смерила их тяжелым взглядом, отложила спицы, грузно поднялась, сняла с доски один из ключей с биркой и бросила перед собой на стол.
'Что как всегда?' - подумала Юля, но не успела додумать эту мысль до конца, и тут же забыла об этом. Юра подхватил ключ и потащил Юлю в угол, к лестнице.
Длинный коридор второго этажа утопал в темноте. Выключатель щелкал, но свет не зажигался. Юра тихонько выругался.
- Подожди, - Юля достала из кармана куртки новенькую зажигалку. Вместе с зажигалкой из кармана выпала пачка ментоловых сигарет, и она тут же сунула их обратно, радуясь, что темно. Зажигалка быстро нагревалась, и они двигались в темноте наощупь, зажигая огонь перед каждой дверью. Через семь дверей неровное пламя высветило нужные цифры. Юра повозился с замком и распахнул дверь. Нашарил выключатель справа от двери. Свет ослепил Юлю.
Они оказались в узкой комнатке с двумя койками у противоположных стен. Невозможно было сдвинуть их вместе, панцирная сетка свисала, а в середине сдвинутых кроватей жестким горбом торчали два железных ребра, и тощие матрасы пришлось бросить на пол.
Голым она его уже видела - они два раза купались ночью обнажёнными. И потом лежали рядом на песке, завернутые в полотенце. Тогда у них больше ничего не было, Юля испугалась и не позволила. Ей вдруг стало тошно, голова закружилась, во рту появился металлический привкус, и ноги стали ватными. Ей казалось, она никогда не сможет себя преодолеть и сделать это, ее охватывала паника только об одной мысли о сексе. А без этого - она знала - у нее никогда не будет ни любви, ни семьи, ни детей. Но сейчас все было совсем по-другому, и она чувствовала, что наконец-то готова на большее.
'Меня лишают чести', - подумала она про себя и улыбнулась, так не подходило это старинное, книжное выражение к тому, что между ними сейчас происходило. Оба молчали. Из подушек колючими пеньками торчали перья, сквозь тонкие матрасы чувствовался пол. Свет потушили, и только тусклый свет звездного неба пробивался сквозь пыльную занавеску. В темноте его лицо казалось жестким и некрасивым, глазницы неприятно чернели провалами. Она закрыла глаза.
Он навалился на нее, и она почувствовала, что задыхается. Внутри всё сжалось, стало страшно. Захотелось сбежать, и оказаться в другом месте, и больше не проходить через эту пытку. Неееет!!
- Юль? Что с тобой? - спросил он, остановившись.
Она не могла говорить, горло перехватило, навернулись слезы. И тогда он снова заговорил.
- Послушай. Обними меня. Вот так. Положи ладони на спину. Я буду входить в тебя медленно-медленно, по миллиметру. Станет больно - подними ладони.
Больно не было. Мучительное, сладкое продвижение, казалось, длилось вечность, пока он не выдохнул ей на ухо - все Она только вздохнула, ошеломленная незнакомым чувством заполненности. Сердце замерло, будто она на качелях ухнула вниз. Он вжался в неё и они стали единым целым. Ей хотелось застыть и раствориться в этих ощущениях, но он тут же двинулся обратно, и вообще больше не прекращал двигаться, все быстрее и быстрее, и привыкнуть к этому было невозможно, и постепенно она даже стала получать удовольствие от скольжения, трения и толчков.
Юра тут же уснул, она смотрела в окно, на низкие, яркие звезды и думала. Наконец-то она смогла это сделать, и это было совсем не так ужасно, как ей представлялось. Теперь они по-настоящему вместе, и впереди у них счастливая долгая жизнь. Через полгода он вернется из армии, и они поженятся. Юлька уже знала, какое у нее будет свадебное платье и продумала фасон до мелочей. Она колебалась, позвать ли ей в свидетельницы Иру Суслика, с которой они сблизились в институте, или же пригласить подружку детства Ирку с шестого подъезда, у которой в прошлом году Юля была свидетельницей на свадьбе. А еще нужно купить обручальные кольца, и заказать тамаду, и обязательно найти хорошего фотографа, ведь фотографии со свадьбы - это память на всю жизнь. Дальше свадьбы Юля пока не загадывала.
Спать вдвоем было непривычно. Юрка, оказывается, храпел, и Юля до утра лежала без сна, боясь пошевелиться, потому что его голова лежала на ее руке. Утром раскалывалась голова, слипались глаза и болело плечо. Юлин институт лишился чести вместе с Юлей - из-за ее неявки на олимпиаду им присудили одно из последних мест. Ее подруга Ира Суслик не разговаривала с ней целых две недели, но Юля решила, что это того стоило.
Вечность длиной в два армейских года закончилась. Заявление в загс они переписывали три раза. Когда Юля увидела на бланке свое имя рядом с новой фамилией, она чуть не расплакалась. Юрке его фамилия шла, ей - нет. Она быстро, с невиданным ранее напором уговорила жениха поменять фамилию Лахно на Лебедев. Потом уже Юра долго смотрел на свое новое имя. Они оба одновременно представили глаза его отца, и Юра отправился к хмурой регистраторше за новым чистым бланком. В конце концов решили ничего не менять, и каждый остался при своей фамилии. А инициалы у них и так были одинаковые.
До армии Юра был кандидатом в мастера спорта по тяжелой атлетике, и после демобилизации сразу вернулся в спортзал. В институт поступать в этом году уже было поздно, и он неторопливо подыскивал себе какую-нибудь временную работу. Как-то тренер предложил небольшую подработку телохранителем. Охранять пришлось известного криминального авторитета, и вскоре Юра уже ездил на сходки братков, носил в сумке нож, палку с цепью и черную шапку с дырками для глаз. Юля готовилась к свадьбе, составляла список гостей, спорила с мамой из-за фасона платья и ничего не замечала. Даже когда он принес ей целую груду самоварного золота, вывалил на стол тяжелые цепи, массивные кольца, какие-то украшения, все грубое и тяжелое, и широким жестом предложил - выбирай! Даже тогда Юля ничего не заподозрила. Ей пришлось впору только одно тоненькое серебряное колечко с янтарем. Юра подарил ей это кольцо, а все остальное куда-то отнес. Юля не была дурой, просто в ее картине мира некоторых вещей не могло происходить никогда.
В день свадьбы Юля сидела у него дома, в его комнате, и методично напивалась, заливая в себя горькое, как лекарство, спиртное. Юра не появлялся уже три дня, и Юля знала, что между ними все кончено, но все-таки надеялась на лучшее - что его ударили по голове, и он в беспамятстве лежит в больнице. Или его сбила машина, или смертельно ранило случайной пулей. Но с ним, к сожалению, все было в порядке. Их отношения разладились незаметно. Юля старательно игнорировала тревожные звонки, но не заметить увлечение Юры танцовщицей стриптиза она не могла. Их первая встреча произошла у нее на глазах. Она захотела в театр, и Юра купил билеты... в театр стриптиза. В темном зале полукругом стояли стулья, на небольшой сцене стоял шест, вокруг которого по очереди извивались полуголые девушки в откровенных костюмах и полумасках. Кроме Юли, среди публики не было женщин; стульев не хватало, и она сидела у Юры на коленях. Вдруг музыка оборвалась, и Юля услышала тяжелое дыхание сидевших вокруг нее мужчин. Она тоже обратила внимание на миниатюрную блондинку с остреньким подбородком, которая танцевала прямо возле их стула. А потом она увидела их вдвоем в стеклянной витрине модного ресторана Макдональс, и игнорировать очевидное больше стало невозможно.
Под окнами засигналили заранее заказанные лимузины, которые в горячке выяснения отношений забыли отменить. Юля вышла на балкон и посмотрела вниз. Возле машин объяснялся с шоферами несостоявшийся свекр. На лимузины еще не успели навязать белые ленты, и сверху они были похожи на катафалки с гробами внутри. Ей вспомнился обычай хоронить незамужних девушек в свадебном платье, и она подумала - это будет быстро, и платье, опять же, пригодится. Юля перегнулась через балкон, легла животом на перила, подтянулась. Сзади на нее вдруг набросились. Юркина мама схватила ее за плечи и оттащила в комнату, причитая - да ты с ума сошла, девочка моя, да разве можно так? И Юлька разревелась, и рыдала ей в колени, и косточками позвоночника чувствовала, как ее тихонько гладят по спине мягкой рукой, и от жалости этой становилось еще горше.
Письма Юры она сожгла в старом тазике на балконе, костер вышел небольшим. Дурочка, она хранила все его письма, складывала их по порядку в коробку, нумеровала. А ее письма, целый чемодан, он не сберег, потерял на вокзале в угаре пьяного дембеля. Она вынимала письма из конвертов, перечитывала их в последний раз, рвала письма на мелкие клочки, и ей казалось, что ее жизнь превращается в пепел. Глаза механически пробегали по строчкам, выхватывая отдельные слова. 'Милая', 'Люблю', 'Не могу дождаться нашей встречи'. Все это была ложь, и лучше всего жить, как будто всего этого на самом деле не было. Но в шкафу укором висело свадебное платье, и каждый раз, открывая дверцу, Юля вспоминала свой позор. А вокруг полыхала свадебная осень. Дотерпев до пятого курса, подружки и одноклассницы одна за другой выскакивали замуж. Радостно сигналя, по всему городу раскатывали вереницы украшенных ленточками машин, у вечного огня паслись невесты с цветами, и белые платья в лимузинах заставляли идти в институт другой дорогой. Ира Суслик хотела позвать Юлю подружкой невесты, но боялась признаться, что собралась замуж. Юля погрузилась в свое горе. Она знала, что у нее больше никогда не будет белого платья, торжественного бракосочетания и криков "горько". Так и получилось. Свадьбу они с Марком не делали, просто сходили расписаться в загс, когда уже невозможно стало тянуть. Ожидая своей очереди зайти в регистрационный зал в череде сверкающих невест, Юля прикрывала живот курткой и чувствовала себя счастливой.
Прошло несколько лет, и на адрес Юлиных родителей пришло письмо. При виде знакомого почерка на конверте Юлина мама не поверила своим глазам. Ольга Андреевна вспомнила, как дочь неподвижно лежала ничком на кровати, повернувшись к стене. Как по ночам тайком курила на балконе, глядя на звезды, спальню заполнял мятный дым, залетавший в окно, а они с отцом делали вид, что ничего не замечают. Ольга Андреевна поколебалась, держа в руках серый конверт, покосилась на дверь в соседнюю квартиру, где раздавались обиженные вопли внучки Тошки, в которые вплетался терпеливый голос Юли, и решительным жестом вскрыла письмо. Прочитала, покачала головой, брезгливо поморщилась, и засунула конверт среди книг на верхней полке, куда никто никогда не заглядывал.
Через неделю начались студенческие каникулы, и Юлькин брат полез на верхнюю полку за словарем, чтобы проверить, как пишется слово 'пенитенциарный'. Письмо спланировало сверху и упало на ковер. Мать коршуном бросилась подбирать, но Илья успел раньше. Ее выдало лицо. Илья ужасно возмущался. Он кричал, что не ожидал такого от родной матери, что чужие письма вскрывать некрасиво, а уж тем более - скрывать их от адресата. Ольга Андреевна хваталась за сердце, пила капли, но ей пришлось пообещать, что Юля получит свое письмо сегодня же.
Юля была заинтригована. Мать вела себя странно, у нее вдруг завелись секреты. Она отозвала Юлю на балкон, и мир обрушился. Затаив дыхание, Юля слушала пересказ письма от бывшего жениха. Юра писал из тюрьмы. Его письмо было прекрасно. В нем были все правильные слова, о которых Юля мечтала когда-то, вроде 'прости за то, что я с тобой сделал', 'бес попутал', 'я думаю о тебе каждый день', 'я до сих пор вспоминаю твои письма' и тому подобное. Юра желал Юле счастья, просил простить и забыть его навсегда.
- А где же само письмо? - очнувшись, спросила Юля.
Мать зарыдала. Письмо пропало с зеркала в прихожей самым таинственным образом. Наверное, его сгребли вместе со старыми газетами и по ошибке выкинули в мусор.
- А почему ты его прочитала? - подозрительно спросила Юля.
- Так ведь почерк-то у твоего бандита сама помнишь, какой! - вытерев слезы, пошла в атаку мать. - Вместо букв - одни закорючки, не разберешь, то ли Юля, то ли Оля... И как он школу закончил, с таким-то почерком?
- Мама, сколько раз тебе повторять! Он не бандит! И он не мой!
Юля извелась. Каждый день она вспоминала разговор с матерью и думала о потерянном письме. В ее воображении переданные матерью слова дополнялись новыми, текст письма выстраивался заново и звучал в ее ушах, как Песнь Песней. Это было как наваждение, и Юля целыми днями ходила погруженная в эти переживания. Ее сердце пело и трепетало. Он вспомнил про нее! Он ее любил! Он ее любит! Он сидит в тюрьме, бедный, бедный! Материнского пересказа ей было недостаточно, ей необходимо было прочитать это письмо самой, подержать в руках конверт, закрыть глаза и вдохнуть запах бумаги, украдкой поцеловать подпись и представить себе, что он - там, на другом конце письма - сделал то же самое. Ей хотелось написать ему сухое, вежливое и холодное письмо, сдержанно и с достоинством рассказать про свою счастливую семейную жизнь (пусть почувствует, чего лишился!), вежливо спросить, как дела в тюрьме, разузнать, за что его посадили и строго-настрого запретить отвечать на свое письмо (по крайней мере, на домашний адрес), но обратного адреса у Юли не было и писать было некуда.
Юля подозревала, что письмо на самом деле не пропало. Случайно выбросили! Ха! Как будто она не знает свою мать! Если хорошенько прочесать родительскую квартиру, это письмо наверняка обнаружится в каком-нибудь потайном местечке.
Она выбрала день, когда все семейство на родительском 'Жигуленке' собралось на дачу на прополку сорняков и сбор смородины, и осталась дома, пожаловавшись на головную боль. Проводила всех и хватилась ключа от родительской квартиры. Его, кажется, отдали брату. Она подошла к двери соседней квартиры и несколько раз нажала на кнопку звонка. Если Илья дома, он откроет, поймет и поможет искать спрятанное письмо. Но за дверью не было слышно ни шороха. Она пару раз в сердцах пнула дермантиновую дверь и вернулась домой. Поколебавшись, вышла на балкон. Смежные балконы разделяла только тонкая бетонная перегородка. Юля принесла табуретку, поднялась на нее и села на перила. Крепко ухватилась за перегородку и перекинула ногу на другую сторону. Из-за жары балконные двери были открыты настежь. Она толкнула дверь маленькой спальни и вошла. На большой родительской кровати, занимавшей почти все пространство комнаты, сплелись два обнаженных тела. Юля ненадолго ослепла. С кровати, прикрывшись носком, вскочил брат. Женщина спряталась под одеялом. Юля старалась смотреть в сторону, но эти двое были везде, поэтому она почти уткнулась носом в дверцу шкафа.
- Ты! Ты!!... Что ты тут делаешь?! Как ты вошла? - закричал брат.
- Я за письмом, - растерянно сказала Юля. - От моего жениха.
Одеяло захихикало. Илья метнул на кровать грозный взгляд, и Наташка с пятого этажа вжалась в постель и сделала вид, что на кровати лежит только одно одеяло. Юля с детства терпеть не могла эту выскочку, и ее чувства были взаимны.
- Она что, не отдала его тебе?! - удивился брат. - Ну, мать!
Наташка оделась и ушла, а Юля с Ильей перерыли весь книжный шкаф, перетряхнули документы в секретере, проверили даже сумку, с которой мать ходила на работу. Письма нигде не было. Юле пришлось уйти несолоно хлебавши. Возвращаться домой пришлось снова через балкон - отправляясь на штурм родительского дома, она не захватила с собой ключи.
Юля не знала, что ей делать. Ненаписанный ответ на неполученное письмо пеплом Клааса бился в ее сердце, лишая сна и покоя. Брат потихоньку продолжал обшаривать родительскую квартиру, но ничего не находил. И тогда Юля решилась на отчаянный шаг - позвонить Юркиным родителям.
Юра вырос в интеллигентной семье - папа венеролог, мама гинеколог, а дедушка - известный украинский писатель, почти классик. Когда Юлю привели знакомиться к деду, Юркина мама намекнула, что неплохо бы подарить невестке двухтомник. Квартира казалась огромной, книжные шкафы уходили в потолок. Юля рассматривала картины на стенах и пыталась угадать, сколько в квартире комнат. Бабка строго посмотрела на нее и негромко сказала: 'Пусть сперва поженятся'. Юля тогда даже не обиделась - понятно же, их с Юрой брак вопрос ближайшего времени, никуда эти книжки от нее не денутся. Но дедов двухтомник ей так и не достался, и она потом с горечью думала, что бабка была права - на всех Юркиных девушек книжек не напасешься.
По вечерам из соседней спальни доносилась негромкая монотонная речь - его родители по очереди читали друг другу вслух, и Юле это казалось идеальным семейным ритуалом. Выйдя замуж, она тоже попыталась ввести в обычай вечерние семейные чтения, но читать получалось только короткие детские книжки.
Номер домашнего телефона бывшего жениха Юля все еще помнила наизусть. Эмоционально окрашенная информация порой врезается в память навсегда, занимая почетное место в центральной доле мозга. Юля не помнила наизусть ни одного телефона, свой собственный номер мобильного запоминала полгода, но эти восемь цифр она могла повторить даже во сне.
Его мама узнала Юлю сразу. Они поговорили, и через десять дней она получила еще одно письмо, точную копию первого, сгинувшего от материнской цензуры. Юля ждала его прибытия с нетерпением, каждый день она выглядывала в окно неторопливого, как черепаха, почтальона, и сбегала к почтовому ящику первой. От вида прозрачного окошка в почтовом ящике становилось пусто в груди, но еще хуже вместо письма было найти там газету - ложная надежда, разочарование, обман. Дни тянулись в нетерпеливом ожидании, время измерялось ежедневным прибытием почты. Юля жила, как во сне, едва обращая внимание на докучливую повседневность, и ночами сочиняла сама себе страстные письма, от которых сладкими судорогами сводило низ живота.
И письмо пришло. В почтовом ящике белел конверт, и у Юли чуть не остановилось сердце. Она на ватных ногах спустилась к почтовому ящику и открыла его дрожащими руками. Маленький белый конверт с цифрами вместо обратного адреса - точно как когда-то, только раньше это был номер воинской части, а сейчас номер почтового ящика исправительного учреждения. Юля не помнила, как вскрыла письмо, жадными глазами мгновенно вобрав в себя всю страницу. Она проглотила его, почти не понимая слов, и тут же начала читать снова. И снова. И снова.
Она перечитывала его до тех пор, пока слова не потеряли значение, и не проступил смысл, который прятался за ними. В лагере есть таланты, которые пишут изумительные письма, подобные послания зеки пачками переписывают и рассылают потенциальным невестам из мест не столь отдаленных, но это письмо, похоже, Юра написал сам, и для Юли каждое его слово имело скрытое значение.
"Юлька! Милая моя девочка! Только здесь я понял, ЧТО ты значила для меня. Ты была для меня путеводной звездой, и как только я тебя потерял, как сбился с пути. Здесь я редко вижу звёзды - днём их нет, а в девять отбой, загоняют в бараки, а в бараках окна маленькие и они высоко под потолком. Да ещё решётка на них. И козырёк. Но если в октябре в половине второго ночи встать к правому углу печки, то можно увидеть свет звезды. Я не знаю, как она называется, но я смотрю на нее и думаю о тебе.'
Где-то вдалеке звонил телефон. Юля отмахнулась от него, как от мухи, и продолжила читать.
'Вчера Глеб, мой сосед по ярусу, получил посылку. Ну, сама знаешь, что сюда обычно в посылках шлют: конфеты, колбасу твёрдокопчёную, чай, печенье, сгущенку, консервы. Мы с Глебом как братья, он предлагал мне поделиться, я отказался. И не потому, что не голоден (есть здесь всегда хочется, на казенных-то харчах), и не из гордости, просто Глебу еда нужнее - он громадный как медведь. А я перетерплю..."
Ее руки опустились, и взгляд упал на вазу с шоколадными конфетами, стоящую на столе. Юля почувствовала себя преступницей. Как все несправедливо! Как ужасно!
"На прошлой неделе к Ване Супруну приезжала невеста. Три дня провели в гостевой камере. Он будто переродился. Ходит и улыбается, улыбается. Я ему по-хорошему завидую. Вспоминаю твои руки - хрупкие, узкие ладони с нежными пальцами. Хочется взять их в свои и долго-долго наслаждаться твоим теплом. А потом ходить и улыбаться, как Ваня Супрун..."
В уме Юля уже разрабатывала план действий. Сперва посылка, а потом она скажет мужу, что едет в командировку. Господи, какая командировка может быть у воспитательницы детского садика? Эх, надо было ей идти в школу, там хотя бы конференции учительские бывают. Повышение квалификации? Заочные курсы? Встреча выпускников? Или сразу сказать ему всю правду, и будь что будет?
Телефон настойчиво звонил. Юля механически протянула руку и сняла трубку.
- Алло?
Это был Суслик. Юля обрадовалась - это был человек, с которым можно было обсудить побег. Но Суслик была чем-то взволновала и не дала Юльке вставить даже слова:
- Юлька, привет! Ты не представляешь, что я узнала! Помнишь Светку из третьей группы? Ну, ту, с которой ты отдыхала на море, когда вы с твоим... то есть не твоим, а просто бывшим, ну, Юрой, помнишь? Она еще на него заглядывалась тогда, но он смотрел только на тебя. Я ее встретила только что, случайно, она на один день приехала, за документами. Ты не представляешь, что Светка мне рассказала! Прикинь, он написал ей из тюрьмы! Его в тюрьму посадили, ты представляешь? Юлька, прикинь, как тебе повезло - если бы вы поженились, ты бы сейчас была женой зека! Ха! Только она просила ни в коем случае тебе не рассказывать, но как я могу? Так вот, твой Юра написал ей такое письмо! Оказывается, она ему всегда нравилась! Он ей написал, что она его путеводная звезда! Она мне даже дала почитать - такое хорошее письмо. Тебе же, я надеюсь, все равно? Представляешь, у него мечта - увидеть звёздное небо. Он же звёзды не видит. Только в половине второго ночи, если встать у печки, то можно увидеть звезду. И эта звезда напоминает ему о Светке. Юлька, ты представляешь, эта коза уже ему посылку отправила, и собирается ехать на свидание, отпуск приехала оформлять!.. А ты знала, что он сидит?
В дверь позвонили. Юля попрощалась с подругой и пошла открывать. В дверях стоял брат, торжествующе помахивая белым конвертом. Учеба на факультете криминалистики научила его профессионально проводить обыски. Брат разделил родительскую квартиру на квадраты и прочесывал их один за другим. Письмо оказалось спрятанным в чехле со свадебным платьем. Расчет был точен - Юля никогда в жизни не смогла бы себя заставить открыть чехол и прикоснуться к этому платью, даже если бы от этого зависела ее жизнь.
Брат отдал Юльке письмо, ей пришлось изобразить радостное смущение.
- Ну ладно, не буду тебе мешать. Ты уж извини, я в него заглянул одним глазком. Хорошее письмо. Наслаждайся!
Он чмокнул Юлю в щеку, повернулся и ушел, фальшиво напевая 'Две звезды, две светлых поооовестиииии'.
Два письма были абсолютно одинаковыми и не отличались даже запятой, как будто их штамповал автомат. Светкино письмо наверняка было точно таким же.
Чтобы сжечь их, тазик не понадобился, хватило и пепельницы. Юля достала из ящика с бельем пачку ментоловых сигарет и закурила. Выдохнула сладкий дым, стряхнула пепел в остатки костерка и поставила на плиту чайник. Суслик права, все-таки ей повезло, причем повезло даже дважды - в том, что она не успела выйти замуж за Юру, и в том, что первое письмо было украдено, и она не успела сбежать к нему в тюрьму на свидание.
В двери повернулся ключ. Вернулся с работы муж, привел дочку из детского сада. Тошка с разбегу запрыгнула матери на колени и прижалась к ней крепко, Марк подошел, поцеловал ее в щеку и пошел к холодильнику выгружать продукты из сумок. Юля обнимала дочку, смотрела, как муж вытаскивает из сумок палку копченой колбасы, синюю банку сгущенки, пачку грузинского чая, сардины в масле, любимое Тошкино печенье, и думала: 'Бог ты мой, как же хорошо...'
Юля так и не написала Юре ничего. Зато у истории их отношений в глазах ее родителей и брата появился совсем другой конец, не такой обидный и даже лестный - 'через несколько лет, когда она уже была замужем, счастлива, и воспитывала маленькую дочь, он написал ей из тюрьмы, а она ему не ответила'. А всего остального знать им было необязательно.
